Реферат: Внешняя политика СССР накануне 2-й мировой

О

бстоятельства, приведшие ко второй мировой войне всентябре 1939 г., относятся к тем «вечным» темам, которыми еще долго будетзаниматься историческая наука. Прежде всего, это касается двух стерж­невыхсобытий 1939 г.—провала советско-англо-французских («трой­ственных»)переговоров и заключения советско-германского договора о ненападении.

На протяжении 50 лет продолжается дискуссия о том,какое место занимали и какую роль сыграли эти события в возникновении предвоен­ногополитического кризиса. Если по поводу «тройственных» перегово­ров позицииисследователей постепенно сближаются и в настоящее вре­мя практически нетсерьезных историков, которые рискнули бы оправ­дать кого-либо из участниковэтих переговоров, то иная ситуация сло­жилась вокруг трактовки советско-германскогодоговора о ненападении 23 августа 1939 года. Основная причина этого заключаласьв упорном нежелании советской стороны признать наличие важнейшей составнойчасти договора—секретного протокола, предопределившего участь ря­да странВосточной Европы.

     Еще на этапе советско-германских переговоров заключили договора первым (и, пожалуй,тогда единственным) из влиятельных государ­ственных деятелей СССР, кто возразилпротив сближения с гитлеров­ской Германией, был народный комиссар иностранныхдел М. М. Лит­винов. Впоследствии, когда договор стал фактом, неприятие его враз­ных слоях населения Советского Союза сохранялось. Подобные наст­роенияпобудили одного из архитекторов этого документа, председателя Совнаркома инаркома иностранных дел СССР В. М. Молотова, с трибуны Верховного Совета СССР31 августа 1939 г., во время ратифика­ции договора, предупредить «некоторыхблизоруких людей, которые, увлекшись упрощенной антифашистской агитацией»,проявляют «непо­нимание самых простых основ начавшегося улучшения политическихот­ношений между Советским Союзом и Германией». Тема договора ста­ла одной из«.неудобных» для исследователей.

            С началом агрессии Германиипротив Советского Союза договор был автоматически аннулирован. Проблема егопроисхождения и ха­рактера стала менее актуальной. Но наличие секретногопротокола обе стороны по-прежнему замалчивали. Новая вспышка интереса широкойобщественности к проблеме проявилась в связи с открывшимся в нояб­ре 19-15 г.Нюрнбергским процессом над главными нацистскими воен­ными преступниками. На немвпервые было упомянуто о существовании этого протокола, но по инициативесоветской стороны и по договорен­ности между представителями странантигитлеровской коалиции воп­рос этот не поднимался. В 1946 г. вниманиеобщественности к этой те­ме привлекла американская печать, а в 1948 г.госдепартамент США издал сборник трофейных документов о советско-германскихотношени­ях кануна войны, включив в него и тексты секретных протоколов. В ответна эту «идеологическую диверсию» США по указанию министра иностранных дел СССРМолотова появилась брошюра «Фальсификато­ры истории (историческая справка)», вкоторой была предпринята попытка опровергнуть факты.

            Широкое обсуждение за рубежом этойпроблемы на базе опублико­ванных документов не могло остаться не замеченнымсоветскими историками. При жизни Сталина многие из них, придерживаясь официаль­нойтачки зрения, характеризовали договор как «мудрое решение вож­дя». С 1953 г.появилась возможность уточнить эту оценку и назвать договор «вынужденной» состороны Советского Союза мерой. Одновре­менно в умы ряда наших историковзакрадывалось сомнение в право­мерности и этой дефиниции. Но свои взгляды онимогли высказывать только на научных конференциях, а не в печати.

Внастоящее время, постепенно и с большими усилиями освобож­даясь от некоторыхидеологизированных догм, советские историки пред­принимают серьезные попыткианализировать не только советско-германский договор, но и весь комплекс событийпредвоенного времени. Эта работа принесла определенные результаты, особенно всвязи с обнародованием некоторых советских документов, большой доступностью длянаших исследователей трудов зарубежных специалистов, проведением рядамеждународных и национальных на­учных форумов. В журналах и газетах опубликованряд интересных, хотя иногда и спорных, статей.

Принципиальноезначение для оценки событий 1939 г. имеют сооб­щение Комиссии по политической иправовой оценке советско-германского договора о ненападении от 23 августа1939г., сделанное ее пред­седателем Л. Н. Яковлевым на Втором съезде народныхдепутатов СССР, соответствующее постановление съезда, а также статья пер­вогозаместителя министра иностранных дел СССР А. Г. Ковалева, убедительноподтвердившие существование секретного протокола к советско-германскомудоговору от 23 августа 1939 года. В итоге более четко вырисовываются реальныесобытия того сложного и противоречи­вого времени.

            Цель настоящей работы состоит в том,чтобы, используя имеющиеся возможности, высказать некоторые соображенияотносительно того, как вписывалась сталинскаявнешнеполитическая концепция в предвоенный политический кризис и как онасоизмерялась с политикой Англии, Франции и Германии.

К середине 30-х годов Советскоегосударство убедительно демонстрировало свою заинтересованность в мирномсосуществовании с капиталистическими странами. Комиссия по политической иправовой оценке советско-германского договора в ненападении сформулировала еледующий важный тезис. «В дипломатической документации СССР 1937—1938 годы необнаружено свидетельств, которые говорили бы о советских намерениях добиватьсявзаимопонимания с Берлином» Но случаи зондажа, правда, неудачные, в то времяимели место. Углубившиеся сталинские деформации во внутриполитической жизниСССР находили отражение и в его международной политике. Являясь Генеральнымсекретарем ЦК ВКП (б), Сталин официально и непосредственно н» занималсятекущими внешнеполитическими делами: не участвовал в переговорах с другимигосударствами, не принимал послов, не подписывал дипломатических документов.Вместе с тем его внешнеполитическая концепция и «особый почерк» чувствовалисьво всех шагах Советского правительства в области внешней политики.

В принципиальном плане это проявлялось, прежде всего,в том, что советское руководство под давлением Сталина давало одностороннююоценку расстановки и соотношения политических сил в мире. Утверждалось,например, что в центре мировой политики стояла борьба двух мировыхсистем—капиталистической и социалистической. Отсюда и тезис: СССР являетсякрепостью, осажденной врагами, одиноким островком в бушующем океанеимпериализма, который только и ждет случая, чтобы смыть этот островок с лицаЗемли. Из этого тезиса сле­довал вывод, который настойчиво навязывал советскомународу Сталин чтобы оправдать свою внутреннюю политику: необходимо усиливатьэту крепость (то есть сталинский террористический режим) и всячески под­держиватьзакрытый характер советского общества.

Важныйгуманистический принцип приоритетности в международных отношенияхобщечеловеческих интересов над классовыми Сталин полностью игнорировал. Да икак он мог уважать этот принцип, если в 1937 г. выдвинул концепцию обобострении классовой борьбы в со­ветском обществе, а в международных делах неучитывал классовой и политической разнородности сил, действовавших на мировойарене Сталин и его окружение, прежде всего Молотов, придерживались своего,субъективного и дилетантского, подхода к советской внешнеполи­тическойстратегии, заложенной В. И. Лениным и успешно проводив­шейся наркомамииностранных дел Г. В. Чичериным, а затем Литви­новым. Искусственно созданныйСталиным в сфере внешней политики дух конфронтации (которому пыталсяпротиводействовать Литвинов) пронизывал действия советского руководства, чтомешало ему трезво оценить интересы СССР и реально определить, где враги, а гдесилы, могущие стать его союзниками. Этому препятствовал, прежде всего,франко-английский синдром Сталина. Сталинский режима политическом и в моральномплане был больше подготовлен к сговору с Гитлером.

Командно-административные методы и примитивноидеологизиро­ванный подход Сталина ко многим внешнеполитическим проблемам до­влелинад советской дипломатией. Процесс принятия важных внешне­политических решенийимел узкоэлитарный характер и нередко прохо­дил без оперы на выводы науки.Вследствие неверных идеологических концепций авторитарной практики во внешнейполитике СССР слож­ные и противоречивые процессы, протекавшие в мире в периодпред­военного политического кризиса, воспринимались неадекватно и объек­тивноне соответствовали коренным интересам Советского государства.

Не подлежит сомнению, что главными виновникамипредвоенного политического кризиса, а затем и поджигателями мировой войны былиГермания, Италия и Япония, которым содействовали их сателлиты. Однако немалаядоля ответственности ложится и на правящие круги

Англиии Франции, которые в Мюнхене пошли на преступное попусти­тельство Гитлеру,открывшее «зеленый свет» войне. Трудно уйти и от мысли, что в тот сложныймомент советских руководителей также по­кинуло чувство реализма и выдержки. Онине могли не знать о глобаль­ных планах Гитлера, жертвами которых неизбежнодолжны были стать и западные державы, и поэтому мюнхенскую политику со всеми еепороками нельзя было расценивать как последнее слово их прави­тельств. Этопозволяет сказать, что наряду с политикой Англии и Фран­ции сталинизм сталодной из основных причин, помешавших Советско­му Союзу достигнуть соглашения сними о совместных действиях про­тив фашизма.

            Сталин испытывал недоверие к политикеАнглии и Франции обо­стрившееся после Мюнхена, когда эти страны небезуспешностремились сделать все возможное, чтобы СССР оказался в международной изоля­ции,и свели практически на нет усилия советской дипломатии по созда­нию системыколлективной безопасности. Однако до мая 1939 г. он все же не терял надежды насотрудничество с Лондоном и Парижем не возражал против реанимации системыколлективной безопасности, од­новременно давая понять, что не исключенавозможность улучшения отношений с Германией. В докладе на XVIII съезде ВКП (б)10 марта 1939 г. Сталин заявил, что советская дипломатия будет проводить по­литикумира и укрепления деловых связей со всеми странами, соблюдая при этомосторожность и не давая провокаторам войны втянуть СССР в конфликт. Эти слова созабоченностью были восприняты в столицах западных держав. В Берлине же ихпоняли как приглашение к диалогу

Этобыло время, когда резко усилилась угроза возникновения вой­ны в Европе.Германия захватила и расчленила Чехословакию. Эти аг­рессивные действия вызвалитревогу во многих странах, однако, пути обеспечения своей безопасности онивидели по-разному. Усиливавшая­ся агрессивность Германии, которая уженепосредственно угрожала ин­тересам Великобритании и Франции в Европе, инараставшее недоволь­ство общественности этих стран политикой умиротворенияГитлера ока­зали влияние на эволюцию внешнеполитической — линии глав их пра­вительств—Н.Чемберлена и Э. Даладье. Правда, менялась она непо­следовательно, но все же этоне было тактическим приемом, за которым скрывалось сознательное продолжение попустительстваГитлеру.

Перемены в политике Англии иФранции состояли в следующем: во-первых, со второй половины марта 1939 г.,когда Англию и Францию по­стигло горькое разочарование, так как Гитлер,оккупировав Чехослова­кию, перешел тот рубеж, непосредственно за которым лежалиинтере­сы этих держав, Чемберлен и Даладье предприняли шаги к началупереговоров с Советским Союзом, как по политическим, так и по воен­нымвопросам. Подобное развитие событий свидетельствовало о том, что Англия иФранция перестали игнорировать, как делали это до Мюнхена, роль СССР вевропейской политике и вынуждены были считать­ся с ним как с важнымполитическим фактором в Европе. Во-вторых, 31 марта 1939 г. Чемберлен заявил впарламенте, что в случае возникновения угрозы независимости Польши и еслипоследняя окажет при этом сопротивление, английское правительство «будетсчитать себя обязан­ным немедленно оказать польскому правительству всюнаходящуюся в его силах помощь». Эти односторонние гарантии вскоре приобреливзаимный характер, что и было зафиксировано в англо-польском ком­мюнике от 6апреля 1939 года. Позже подобное заявление сделало и французское правительство.Летом того же года эти документы были оформлены в международно-правовыеобязательства о гарантиях.

Казалось Сталину следовало бы в полном объемеиспользовать сложившуюся исключительно благоприятную ситуацию для углубленияконтактов с Лондоном и Парижем для внешнеполитической изоляции Берлина. Вкакой-то мере он так и поступал, хотя, по-прежнему не до­веряя политике Англиии Франции, продолжал двойную игру. Он улучшал отношения с Германией, неучитывая того, что в диалоге с Совет­ским Союзом Гитлер преследовал цельсорвать наметившиеся тройственные переговоры. Столкнувшись с первымизатруднениями на пере­говорах с западными державами. Советское правительствостало терять веру в возможность серьезного сотрудничества с ними. Задолго до на­чалавоенных переговоров секретарь ЦК ВКП (б) А. А. Жданов в статье «Английское иФранцузское правительства не хотят равного договора с СССР» утверждал, чтозатягивание переговоров вызывает сомнение в искренности и подлинных намерений.

11 августа 1939 г, когда еще не было ясно, какпойдут начавшиеся в Москве военные переговоры с Англией и Францией, ПолитбюроЦК ВКП (б) приняла окончательное решение в пользу приоритета перегово­ров сГерманией. Молотову было предложено вступить в официальное обсуждение поднятыхнемцами вопросов. 15 августа его встречей с пос­лом Германии ё СССР Ф. фонШуленбургом начались официальные советско-германские переговоры. Поначалуобсуждались проблемы, реше­ние которых привело бы к нормализациигермано-советских отношении: о совместных гарантиях независимости прибалтийскихреспублик о по­средничестве Берлина в нормализации отношении между СССР и Япони­ейв частности о прекращении боев на Халхин-Голе, о развитии советско-германскихторговых отношений и некоторые другие. Вопросы, связанные с территориальнымиизменениями в других странах, не под­нимались. Как докладывал в БерлинШуленбург, Молотов с интересом выслушал предложение о краткосрочном приезде вМоскву министра иностранных дел Германии И. Риббентропа, а также спросил относи­тельноидеи заключения договора о ненападении.

Таким образом, судьба «тройственных» переговоровбыла предреше­на. По предложению Сталина советская делегация во главе с К. Е.Во­рошиловым прервала переговоры, отметив при этом, что заключениесоветско-германского договора вполне совместимо с подписанием трой­ственногопакта между СССР, Англией и Францией. Французскому послу П. Наджиару Молотовзаявил, что переговоры с англо-французской делегацией могли бы быть продолженычерез неделю после заключения советско-германского договора ". Этизаявления, во-первых, были сделаны чтобы успокоить мировое общественное мнение:народам трудно было поверить что руководитель социалистического государстваможет пойти на переговоры с фашистским диктатором (о существовании секретногопротокола они вообще не знали); во-вторых, они представляли собой элементарныйблеф, ибо нельзя одновременно быть союзником агрессора и его жертв.

Конечно,западные партнеры не проявляли активности и должной заинтересованности взаключение военного соглашения с Советским Со­юзом и поэтому несут свою долюответственности, за срыв «тройствен­ных» переговоров. Но советское руководствотакже не все сделало, что­бы добиться такого соглашения. Следовательно, всемучастникам переговоров.

Утверждение,что Сталин пошел на сближение с Германией лишь за несколько дней до 23 августа,находясь в безвыходной и опасной си­туации, не соответствует действительности.Советско-германский дого­вор не был экспромтом.Он стал итогом эволюции, которую советская внешнеполитическая линия претерпелаза несколько предшествующих месяцев при пассивности западных держав иэнергичном подталкива­нии с немецкой стороны, действовавшей весьма инициативно.22 авгус­та, выступая перед высшим командным составом вермахта, Гитлер за­явил,что решение «идти со Сталиным» он принял с осени 1938 года. Интересноепризнание сделал 27 августа и немецкий военный атташе генерал Э. Кестринг,приехавший в отдел внешних сношений Нарко­мата оборот, с поздравлением послучаю подписания советско-германского договора, В ходе беседы он сказал, чтоеще пять лет тому назад предлагал подписать подобный договор, а после докладаСталина на XVIII партсъезде напомнил своему руководству об этом предложении,однако тогда Германия еще не была готова сделать такой шаг

Наэтом завершился важный этап предвоенного политического кри­зиса. Подписаниесоветско-германского договора о ненападении 23 ав­густа 1939 г. и секретногопротокола к нему стало решающим событием накануне второй мировой войны и однимиз самых крупных политиче­ских просчетов Сталина, хотя сам он считал это«победой» (удалось обмануть Гитлера!). В свою очередь, гитлеровская верхушка сболь­шим основанием рассматривала договор как свою великую победу. Гитлерзаявил, что отныне весь мир в его кармане.

            Почему Сталин предпринял стольрискованный шаг и пошел на договор с гитлеровской Германией? По-видимому, онопасался, что Ан­глия и Франция совместно с Германией образуют единыйантисоветский фронт. Однако реалистическая оценка международной ситуации тогопериода, которую, в частности, давал Литвинов, показывает, что в цент­реевропейской и, в конечном счете, мировой полкики были противо­речия междуангло-французским блоком и Германией. В то же время опасность нападенияГермании на СССР в 1939 г. Сталиным сильно преувеличивалась. К такой войнеГермания не была готова. Впослед­ствии заместитель начальника оперативногоуправления ОКВ генерал В. Варлимонт подтвердил, что германская армия никогда небыла так плохо подготовлена к войне, как в 1939 г.: не хватало боеприпасов, тя­желыхтанков, автомашин, средств связи и железнодорожных войск, плохо обстояло дело сподготовкой резерва, особенно офицерского со­става 14. В 1938—1939 гг. Гитлеруудавалось добиваться успеха в своих внешнеполитических авантюрахпреимущественно путем шантажа, что признавали и его генералы.

            Япония также не была готова к большойвойне, что показали со­бытия на Халхин-Голе. Ее правящие круги не рискнулинапасть на СССР даже в гораздо более благоприятный для них период — в 1941 и1942 гидах. Нельзя не согласиться с выводом, сделанным В. И. Дашичевым в одномиз его выступлений: в 1939 г. военно-стратегические планы Японии были связаны,прежде всего, с экспансией в Юго-Восточной Азии, Китае и южной части Тихогоокеана.

            В литературе встречаются утверждения,что и при отсутствии советско-германского договора Германия напала бы на Польшуи раз­громила ее, и тогда вермахт оказался бы непосредственно у границ СоветскогоСоюза, который находился бы к тому же в международной изоляции; что вподготовке агрессии Гитлер зашел слишком далеко, чтобы отказаться от своихпланов 16. Но такое развитие событий было маловероятным, Не исключено, что в товремя Германия не рискнула бы прибегнуть военной авантюре против Польши. Необеспеченность стратегического; тылана востоке, чреватая борьбой на два фронта, мог­ла бы вызвать опасную дляГитлера оппозицию в немецких военных кругах: он, как {подтверждают последующиесобытия, неоднократно от­кладывал свои агрессивные акции, если для ихосуществления не было подходящих условий.

Итак, сговор двух диктаторов совершился. Сталин далсогласие на заключение договора, а Молотов и Риббентроп подписали его в ночь с23 на 24 августа 1939 г. в Москве. Решение Сталина и Молотова озна­чало, чтоони опирались не на глубокий анализ стратегических последст­вий этогошага,  а на сиюминутную, тактическуювыгоду. А. Н. Яковлев на Втором съезде народных депутатов СССР отметил, чтовсесторон­ний анализ этой проблемы пока отсутствует, но «все же документы го­ворят,что советская политика строилась тогда чаще на оперативных сообщениях, нежелина глубоких стратегических выкладках».

            Обосновывая неизбежностьсоветско-германского договора о нена­падении, иногда ссылаются на то, чтоАнглия и Франция еще раньше заключили с Германией аналогичные договоры оненападении: англо­германская декларация была подписана Чемберленом 30 сентября1938 г., перед его отъездом из Мюнхена, германо-французская—6 декабря того жегода. Однако сравнение эти документов неправомерно по ря­ду причин. Во-первых,общая военно-политическая обстановка осени 1939 г. несопоставима с тем жепериодом предыдущего года — тогда  войнане стояли у порога. Во-вторых, в 1938 г. стороны договорились о развитиидобрососедских отношений, признали отсутствие каких-либо территориальных спорови установили, что существующая граница между ними является окончательной. Можноли такую договоренность считать предосудительной и почему она должна была вестик дестаби­лизации обстановки? В-третьих, и это особенно важно, обе эти деклара­цииимели открытый характер и не сопровождались секретными прото­колами,направленными против интересов третьих стран. В-четвертых, это были декларации,отличавшиеся от других договорных документов тем, что представляли собойзаявления государств, устанавливающие их взгляды на Определенные проблемы иизлагающие общие принципы отношении между этими странами. Такие декларациисоответствовали принципам международного права и не могли быть источником между­народнойнапряженности.

            Было ли неизбежным подписаниесоветско-германского договора? В. М. Фалин считает, «что в момент принятиярешения — заключать или нет договор о ненападении с Германией (19—20 августа1939 г.) — у Сталина выбора не существовало. Все шансы на достижение соглаше­нийс Англией и Францией были полностью исчерпаны, что лишало аль­тернативы».Сторонники этой точки зрения А. С. Орлов и С. А. Тюшкевич так и назвали своюстатью: «Пакт 1939 года: альтернативы не бы­ло» 19. Однако на вопрос, был лисоветско-германский договор следст­вием сложившейся в то время международнойобстановки, вряд ли можно дать положительный ответ. Подписание договора не былонеизбеж­ным, ибо альтернатива все-таки существовала. Да, альтернатива была, ноотсутствовало желание ею воспользоваться.

Заключениедоговора оказалось неизбежным по другой причине: имея в руках неограниченнуювласть и, считая свои решения безоши­бочными, Сталин воспользовался случаем длядемонстрации своего по­литического «гения». «Сталин и Молотов заключалисоглашение о сот­рудничестве с фашистской Германией не потому, что всложившейся международной обстановке иного выхода не было, а потому, что этобыл тот выход из сложившейся ситуации, которого они давно желали» 20. Таково обоснованноемнение Е. А. Гнедина, бывшего в те годы ответ­ственным работником Наркоминделаи имевшего прямое отношение к упомянутым событиям. К такому же выводу пришли В.М. Кулиш и А. О. Чубарьян: «Альтернатива была, но осталась нереализованной».При анализе вопроса о «вынужденной необходимости» заключениясоветско-германского договора о ненападении неизбежно возникает контрвопрос:кто же мог загнать Сталина в угол, из которого не было выхода? Сделать это могтолько сам Сталин, и только в этом смысле можно трактовать договор как«вынужденную меру».

Некоторыеисследователи справедливо утверждают, что договор 23 августа 1939 г. нельзявычленять из предыдущей истории перегово­ров, в частности отрезать его отМюнхенского сговора, упомянутых анг­ло-германской и германо-французскойдеклараций и некоторых других документов. Но с еще большим основанием егонельзя рассматривать изолированно от последовавших за ним (вплоть до июня 1941г.) советско-германских договоренностей. Особой одиозностью, о чем свидетель­ствуетсамо его название, выделяется в этом отношении германо-совет­ский Договор одружбе и границе между СССР и Германией, подпи­санный в Москве 28 сентября 1939года. При отлете из Москвы 24 августа Риббентроп дал интервью корреспондентамГерманского информа­ционного агентства, в котором заявил, что «фюрер и Сталинрешили установить дружественные отношения» между обеими странами. Это означает,что такая «дружба» началась отнюдь не 28 сентября; прин­ципиальнаядоговоренность о ней была достигнута уже 23 августа.

В духесоветско-германского договора от 28 сентября было состав­лено и «Заявлениесоветского и германского правительств», в котором содержался призыв к Англии иФранции прекратить войну с Германи­ей, что отвечало бы «интересам всехнародов». Далее следовало преду­преждение, что, если западные демократииоткажутся от данного пред­ложения, они будут нести «ответственность запродолжение войны, при­чем в случае продолжения войны правительства Германии иСССР будут консультироваться друг с другом о необходимых мерах». Внеш­нееобрамление этого призыва могло ввести в заблуждение. Но, во-пер­вых, этотдокумент не отвечал «интересам всех народов», ибо его реали­зация означала бывозврат к Мюнхену и новому «умиротворению» Гит­лера (теперь за счет Польши).Во-вторых, попытка возложить ответст­венность за продолжение войны на Англию иФранцию не имела под собой основания, ибо эти страны, их правительства и народывели обо­ронительную войну, защищали свою свободу и национальную независи­мость.В-третьих, предупреждение, что СССР и Германия будут консультироваться опринятии «необходимых мер», означало, что совет­ское руководство в обстановкепродолжающейся войны совместно с од­ной из воюющих сторон шло на прямуюконфронтацию с другой, под­вергая свою страну реальной угрозе быть вовлеченнойв войну. Тем самым СССР приблизился к черте, за которой кончался его нейтрали­тетаначинался фактический военно-политический союз с Германией.

Кроме нормализации политических отношений, Сталинбыл весь­ма заинтересован в углублении торгово-экономических связей с Герма­нией.С этой целью в развитие договора о ненападении в 1939—1941 гг. между СоветскимСоюзом и Германией был заключен ряд соглашении экономического иторгово-кредитного характера. СССР экспортиро­вал промышленное сырье, нефтяныепродукты и продукты питания, осо­бенно зерновые; Германия поставлялапромышленное оборудование. Советское правительство разрешило ей транзитстратегического сырья из Японии, Китая, Афганистана, Ирана и Румынии. Болеетого, цинк и каучук, закупленные СССР в Англии, и хлопок — в США, по некоторымданным, также частично переправлялись в Германию. Вряд ли по­добные акциисоответствовали нейтральному статусу. Экономические и торговые отношения сГерманией имели, конечно, определенное значе­ние для Советского Союза, нобольшую выгоду от них получила Герма­ния, ибо СССР имел возможность торговать слюбой страной мира, тог­да как Германия из-за англо-французской экономическойблокады рас­полагала крайне ограниченными внешнеторговыми возможностями.

Сталинсыграл решающую роль и в том, что Исполком Коминтер­на, советские; средствамассовой информации и официальные органы извращенно толковали политическийхарактер начавшейся 1 сентября войны и позиции, участвовавших в ней сторон, чтопривело к крайне не­гативным последствиям. Утверждалось, например, что обевоюющие ко­алиции ведут империалистическую агрессивную войну и что ее зачин­щикамиявляются Англия и Франция, а не Германия. Даже в наше вре­мя некоторыеисследователи продолжают утверждать, что вторая мировая война началась какимпериалистическая и несправедливая с обе­их сторон и лишь позже сталаперерастать в справедливую и освободи­тельную27. В действительности втораямировая война с самого начала, и до победоносного завершения со стороны всехпротивников фашистской Германии была войной справедливой и освободительной, ибопозиция правительств этих стран в основном и главном совпадала с жизненнымиинтересами их народов.

Проблема определения политического характера второймировой войны была отнюдь не академической. Она явилась для Сталина теоре­тическойбазой для формирования собственной тактики и стратегии. Он не хотел видетьразличии между двумя противоборствующими группи­ровками, рассматривая каждую изних как потенциального антисовет­ского агрессора. Комиссия Второго съезданародных депутатов СССР сделала вполне обоснованный вывод: эта концепция вроковые дни ав­густа 1939 г. сыграла негативную роль. Попытка Сталина поставитьте­кущую политику и цели стран буржуазной демократии и фашистских государств наодну доску неизбежно приводила к недооценке опасности со стороны последних.Такая позиция советского руководства и Испол­кома Коминтерна в первый периодвойны мешала разоблачению фашиз­ма и задержала развертывание борьбы против негонародных масс.

Позиция Сталина особенно четко проявилась в ходегермано-поль­ской кампании в сентябре 1939 г., когда СССР осуществлял фактиче­скоевоенное сотрудничество с Германией и не придерживался своего официальнообъявленного нейтралитета. В частности, в соответствии с нормами международногоправа центральные государства могут пре­доставлять убежище войскам, военнымкораблям и самолетам воюющих стран, но обязательно с последующим ихинтернированием, если их срок пребывания превышает одни сутки; Эти важныеусловия советски­ми властями не соблюдались. Осуществлялось обслуживаниенемецких военных кораблей в советских портах в бассейне Баренцева моря; пре­доставлялсятранзит с Дальнего Востока в Германию офицерам из по­топленного в Тихом океанегерманского карманного линкора многочисленные группы немецких разведчиковполучали разрешение беспрепятственно объезжать западные районы Советского Союзапод предлогом организации переселения этнических немцев из прибалтийскихреспублик, западных областей Украины и Белоруссии в Германию и поисков могилнемецких солдат, погибших в годы первой мировой войны; лично Сталиным былозапрещено пресекать провока­ционные полеты немецких самолетов над советскойтерриторией. Это благодушие дорого обошлось советскому народу.

Безкаких-либо трудностей осуществлялось и военное сотрудниче­ство Германии и СССРво время боевых действий на территории Поль­ши, для чего заблаговременно былаустановлена демаркационная линия разделения войск. В зависимости от темпов ихпродвижения эта линия корректировалась. Вступление советских войск в пределыПольши в принципе было предопределено секретным протоколом. Германская сто­ронабыла, естественно, заинтересована в совместных действиях с со­ветскими войскамис самого начала воины против Польши. Но Сталин затягивал оговоренный в принципесрок вмешательства СССР в войну с Польшей. Он хотел психологически подготовитьсо­ветский народ к восприятию этого неожиданного акта в нужном духе, ввести взаблуждение о намерениях в отношении Польши. Как справед­ливо утверждает КомиссияВторого съезда народных депутатов СССР, Гитлер готовил почву для того, чтобыстолкнуть Советский Союз не только с Польшей, но и с Англией н Францией, и«порой наша страна была на волоске от подобного разворота событий, особеннопосле всту­пления частей Красной Армии в Западную Белоруссию и Западную Ук­раину».

Вступлениесоветских войск в пределы Польши, начавшееся ранним утром 17 сентября, привелок тому, что отношения Англии и Франции с Советским Союзом резко обострились ибыли на грани разрыва. 19 сентября в Москве была получена англо-французскаянота, в кото­рой содержалось требование прекратить продвижение советских войск,а затем и вывести их из Польши. В противном случае, говорилось в но­те, всоответствии с польско-французским союзническим договором объ­явление воиныСоветскому Союзу может произойти автоматически. Можно утверждать, что в товремя, когда между Германией и западны­ми странами шла «горячая» война,Советский Союз находился с ними в состоянии «психологической» воины. Правда,уже на следующий день всем британским дипломатическим представительствам былодано разъ­яснение, что Англия не только не собирается объявлять войну Совет­скомуСоюзу, но, наоборот, должна оставаться в возможно лучших от­ношениях с ним.Было также предложено прекратить всякую антисовет­скую пропаганду.

Утром 17 сентября Советское правительство сообщило,что по его приказу войска Красной Армии предпринимают поход в Польшу с це­льюосвобождения единокровных братьев — украинцев и белорусов, проживающих в еевосточных районах. Сталинское руководство, пойдя на такой шаг, нарушило Рижскиймирный договор 1921 г. и советско-польский договор о ненападении 1932 г., а темсамым — и принцип международного права: «договоры должны соблюдаться», чтоквали­фицируется как неправомерное деяние. Правда, по международному правудопускается аннулирование договора, если государство-контр­агент прекращаетсуществование, но вместе с тем не признается пре­кращение существованиягосударства, если его высшие органы продол­жают олицетворять его суверенитет вэмиграции, как это было с поль­ским правительством. В совместномгермано-советском коммюнике, при­нятом 18, но опубликованном лишь 20 сентября,по предложению гер­манской стороны было сказано, что целью германских исоветских войск является «восстановить в Польше порядок и спокойствие,нарушенные распадом Польского государства, и помочь населению Польши пере­устроитьусловия своего государственного существования».

            Состояние войны СССР с Польшей небыло объявлено, но, по су­ществу, имели место военные действия Красной Армиипротив польских воинских частей. Этот факт был признан Молотовым в докладе насес­сии Верховного Совета СССР 31 октября 1939 года. Он говорил о «бое­вомпродвижении Красной Армии» и о захвате «боевых трофеев», ко­торые составляли«значительную часть вооружения и боевой техники польской армии». Кстати,Молотов воспользовался случаем, чтобы еще раз обвинить Англию и Францию вагрессии против Германии, ко­торая, мол, жаждет мира. Сотрудникивозглавлявшегося Геббельсом пропагандистского аппарата Германии подхватили этуверсию, отпеча­тали доклад Болотова на английском и французском языках в виделистовок и разбрасывали их с самолетов над позициями англо-фран­цузских войск.

В том же докладе глава Советского правительства заявил,что Польша развалилась вследствие совместного удара сначала герман­ской армии,а затем и Красной Армии. Молотов указал также, что в ходе этих боев погибло 737и было ранено 1862 советских воина35. В от­вете Гитлеру на поздравление послучаю 60-летия Сталина отмечалось, что советско-германская дружба скрепленасовместно пролитой кро­вью. Части Красной Армии взяли более 180 тыс. польскихвоенноплен­ных. Это были именно военнопленные, так они тогда именовались вслужебных документах и в печати, только с июня 1941 г. их стали на­зывать«интернированными».

В советско-германском договоре от 28 сентября 1939г. не было ни слова о праве польского народа на государственное существование,а «переустройство» Польши рассм