Реферат: Идеалистическая философия
Введение.
Между демократами, с однойстороны, и реакционерами, с другой (Победоносцев, К. Леонтьев), находиласьтретья, как бы средняя линия в русской философии второй половины XIX — началаXX века. Нынешние радикальные реформаторы под русской философией понимаюттолько эту, третью линию, напрочь отбрасывая, например, Чернышевского. Вкакой-то мере такая реакция объясняется тем, что русским революционным демократам в советское время пеласьосанна (людьми, которые часто не понимали их и, по сути дела, были враждебнымиидеям Белинского и Чернышевского), а В. Соловьев, Н. Бердяев, П. Флоренскийлибо не упоминались, либо предавались проклятию. Усилиями современных сикофантовЧернышевский был превращен в некое подобий “красно-коричневого” чудища, накоторого, например, В. Соловьев должен был бы взирать с непреодолимымотвращением.
На самом деле отношение В.Соловьева к Чернышевскому было совершенно иным. Вот какими словами заканчиваетсязаметка В. Соловьева о Чернышевском: “Никакой позы, пряженности и трагичности;ничего мелкого и злобного; чрезвычайная простота и достоинство. В теоретическихвзглядах Чернышевского (до катастрофы) (то есть ареста и ссылки. — В.А.)я вижу важные заблуждения… Но нравственное качество его души было испытановеликим испытанием и оказало полновесным. Над развалинами беспощадно разбитогосуществования встает тихий, грустный и благородный образ мудрого исправедливого человека”.
Соловьев, Достоевский идругие русские философы, близкие к ним, отличались от революционных демократов тем,что были убежденными идеалистами, частью даже теологами — и противникамиреволюции. аргументы, которые выдвигает русская религиозно-идеалистическаяфилософия второй половины ХIХ-XX веков против социализма, это аргументы несоциально-экономического, а общефилософского и этического порядка.
Ф. М. Достоевский – I часть.
1. Достойное место средирусских философов.
Огромное место в историирусской и мировой философской мысли занимает великий писатель-гуманист Ф. М.Достоевский (1821-1881).
В своихобщественно-политических исканиях Достоевский пережил несколько периодов. Послеувлечения идеями утопического социализма (участие в кружке петрашевцев)произошел перелом, связанный с усвоением им религиозно-нравственных идей.Начиная с 60-х годов исповедовал идеи почвенничества, для которого былахарактерна религиозная ориентированность философского осмысления судеб русскойистории. Вся история человечества с этой точки зрения представала как историяборьбы за торжество христианства. Самобытный путь России в этом движениизаключался в том, что на долю русского народа выпала мессианская роль носителявысшей духовной истины.
“ Он призванспасти человечество через “новые формы жизни, искусства” благодаря широте его“нравственного захвата””2. Таким образом, Достоевский делал упор на “русскоерешение” социальных проблем, связанное с отрицанием революционных методовобщественной борьбы, с разработкой темы об особом историческом призванииРоссии, способной объединить народы на основе христианского братства.
Философские взглядыДостоевского приобрели небывалую нравственно-эстетическую глубину (отсюда тезис- “красота спасет мир”), взятую под углом зрения религиозной идеи.”Впонимании человека Достоевский выступал как мыслительэкзистенциально-религиозного плана, пытающийся через призму индивидуальнойчеловеческой жизни решить “последние вопросы” бытия”3.Он развивал специфическую диалектику “идеи” и “живой жизни”, при этом идея длянего обладает бытийно-энергической силой, и в конце концов живая жизнь человекаесть не что иное, как воплощение, реализация идеи (“идееносные герои” романовДостоевского). Сильные религиозные мотивы в философском творчестве Достоевскогопротиворечивым образом сочетались с определенными богоборческими мотивами ирелигиозными сомнениями. Достоевский оказал сильное влияние нарелигиозно-экзистенциальное направление в русской философии начала XX в., атакже стимулировал развитие экзистенциальной и персоналистской философии наЗападе.
2. Философские взгляды вромане “Преступление и наказание”.
Различие между ницшеанскимиустановками и глубоко нравственным пафосом, изначально одушевляющим большуюрусскую литературу в решении той же проблемы предстает особенно разительным,когда обращаемся к роману Достоевского «Преступление и наказание».
Вот они — основные элементыанализируемой «парадигмы, каждый из которых высвечивает особый аспектсознания индивида, желающего утвердить себя в качестве»Сверхчеловека", находящегося «по ту сторону» нравственныхнорм и моральных законов, значимых, по его убеждению, лишь для«обыкновенных» людей, но отнюдь не для «необыкновенных» :
1. Предпосылка сознанияэтого типа — все то же убеждение на счет полнейшего отсутствия «высшейправды», возникающее при виде несправедливостей, творящихся вокруг, иусиливаемое личными невзгодами и неурядицами; иначе говоря, вывод о том, что«правды нет — и выше», делается на основе констатации фактаотсутствия ее «на земле».
2. Отсюда стремлениеутвердить эту «правду» самому, так сказать, на свой страх и риск, истало быть — как свою собственную, самоличную правду; «мою» правду яхочу предложить взамен отсутствующей — как на земле, так и на небе.
3. Но как только я начинаюразмышлять о том, как бы мне осчастливить человечество, утвердив среди людеймою правду, я замечаю, что кое-какая, правда меж людьми все-таки обретается.
4. Итак, я прихожу кзаключению, что, с одной стороны, есть я со своей правдой (разумеется, высшей),а с другой — «обыкновенные» люди с их кое-какими правденками, невыдерживающими, на мой взгляд, «строго логического» анализа,например, тоже самое «не убий», которое ведь попирается на каждомшагу, а потому гроша ломанного не стоит.
5. Вот тут и начинается«арифметика», о которой так много говорит Достоевский как вподготовительных работах к «Преступлению и наказанию», так и в текстесамого романа. Моя «высшая» (самоличная) правда сталкивается собщечеловеческими «правденками», и я прикидываю, в какой мере могупринести их в жертву, облагодетельствовав этой ценой человечество.
«Мне надо было узнатьтогда, и поскорее узнать, вошь ли я, как все, или человек? Смогу ли япереступить или не смогу! Осмелюсь ли нагнуться и взять или нет? Тварь ли ядрожащая или право имею...»
Вот она, та потрясающаяглубина нравственной рефлексии, которая осталась недоступнойэкзистенциалистским трубодурам ницшеанского «Сверхчеловека»,пытавшимся обрядить в пышную тогу «благодетеля человечества». Вотона, истинная, а не подложная интеллектуальная совестливость, которой никогдане могли достичь ни Ницше, ни Сартр, желавшие представить себя единственнопоследовательными борцами против «дурной веры» («нечистойсовести») в Х1Х и ХХ столетиях. В свете
интеллектуальнойсовестливости (не путать с ницшеанской «интеллектуальной честностью»:это — ее антипод!) Достоевского становится совершенно очевидным: знаменитые«метафизические опыты», которые производит экзистенциалистское«я» в целях утверждения «абсолютности» своей «свободы»,это всегда, на самом-то деле осуществляемые этим «я» не над самимсобою, а над «другим»: экспериментирую над «другим», чтобыпонять, «кто я есть».
“ Тактренируются «высшие натуры», «господа будущего»,«законодатели и установители человечества», приучаясь устанавливатьразличие между — непременно гениальным — «я» и — обязательнобездарным — «другим», привыкая смотреть на этого последнего как наматериал истории, объект разнообразных импровизаций ни чем не детерминированнойэкзистенции”4
В. С. Соловьёв – II часть.
1. Неверующий человек.
У Владимира Соловьева (сыназнаменитого историка С. М. Соловьева) мы встречаемся с самой, пожалуй, мягкойоппозицией к грядущей социалистической революции, которая ему представляласьнеизбежной или, во всяком случае, очень вероятна. Любопытно, что в раннейюности Соловьев вовсе не был верующим человеком, напротив, увлекалсяматериализмом и материалистическим естествознанием. Чернышевский (сынсвященника) и Добролюбов в юности страстно верили в Бога. Тем не менее зрелыерусские демократы — убежденные атеисты. Но вот что писал о так называемых“русских нигилистах” 60-х годов прошлого века, в частности о Н. Добролюбове, ихубежденный противник Николай Бердяев: “Это была структура души, из которойвыходят святые”. И хотя предшественники большевизма, развивает свою мысль Бердяев,“не понимали тайны Креста, но в высшей степени были способны на жертвы иотречение. Этим они выгодно отличались от христиан своего времени, которыепроявляли очень мало жертвенности и были соблазном, отталкивающим отхристианства”5.
В самом деле, проповедуяскромность, смирение i самопожертвование, официальная церковь в России XIXвека стояла на страже крепостного права, приветствовала подавление движения“инородцев” за 'вой права (в частности, зверскую расправу с польскимиповстанцами в 1862 году) и вообще, как выразился один из “сменовеховцев”, А. В.Бобрищев-Пушкин, “вся реакция была пропитана запахом деревянного масла”. Этим внемалой степени объяснялся массовый атеизм русской свободомыслящей молодежи60-х годов XIX века.
Религиозная философияВладимира Соловьева также заключала в себе элементы неприятия официальнойправославной церкви, тесно связанной с самодержавным государством и егоинтересами. В ответ на это Соловьеву было запрещено публиковать в России своипроизведения по религиозно-церковным проблемам. Соловьев оказался в положении“диссидента”. Критика оголтелого национализма и антисемитизма позднихславянофилов и некоторых представителей официальной церкви, философские итеологические произведения Владимира Соловьева сделали его чрезвычайнопопулярным среди ищущей интеллигенции. Однако в самый разгар своей напряженнойдеятельности, когда философ приступил к написанию серии трактатов, в которыхизлагалась вся его система, он умер в возрасте 47 лет в 1890 году. ВладимирСоловьев был не только философом-теологом но и чрезвычайно талантливым поэтом,о котором с восторгом отзывался Александр Блок.
Главное философскоепроизведение В. Соловьева — “Чтения о Богочеловечестве”. В самом начале этогопроизведения Соловьев утверждает, что социализм — более справедливаяобщественная система, чем капитализм. Капитализм порождает только формальноеравенство, а социализм идет дальше, он дает людям равные права на саму жизнь — жилище, образование, здоровье. Соловьев считает, что забота социализма о материальнойстороне жизни вполне естественна, справедлива и прогрессивна, ибо, как онпишет, материя тоже имеет свои права. Но человек — это не толькоматерия. В самом деле, как только мы удовлетворим все материальные потребности,то нам становится невыносимо скучно жить. Скучно — и страшно. Ведь что впереди- неизбежная смерть.
Один из русских религиозныхфилософов “серебряного века”, В. Эрн так продолжает мысль Соловьева: “Жизньтогда сведется к ожиданию каждым человеком своей казни... Тогда и земля,превращенная в сад, станет не местом веселия и радостной жизни, а местомуныния, страха, отчаяния и, главное, заключения. Это будет тюрьма,устроенная столь гигиенически и удобно, что людям ничего не останется желать вэтом направлении, и в этой тюрьме будут гулять и жить “на свободе” — толькоприговоренные к смерти”6. Русские религиозные философы знал ответ наэтот вопрос Н. Чернышевского, но этот ответ их не удовлетворял. По мнениюрусского материалиста, богатые, обеспеченные люди томятся от праздности,ибо их жизнь тоже ненормальна, как и существование бедных. Однако если бедныестрадают от чрезмерного труда, то богатые — от недостатка труда. Когда всебудут заняты интересным и содержательным, но не изнурительным трудом, тогдаисчезнет скука и связанные с ней ложные проблемы.
В рассуждениях Чернышевскогоесть свой резон. Большинство людей тяжелого труда, пожалуй, согласились бы сним. В самом деле, когда вы, например тонете в воде, то ждете от стоящих насуше прежде всего, чтобы они вытащили вас из воды, а не слов о том, что на сушетоже есть свои проблемы. Чернышевский прежде всего думал о спасении людейнищеты, которая делает их больными, невежественными, даже злобными имстительными. Между тем русского революционного демократа часто обвиняют в том,что он был ограниченным человеком и высшие философские интересы были ему чужды.Это обвинение несправедливо, Чернышевский — крупный мыслитель. Но все его мыслибыли подчинены главному делу — избавлению народа от физического и духовноговымирания. Тот же, утверждал Чернышевский, кто считает это дело в настоящиймомент второстепенным, глубоко безнравствен.
2. Своя правда.
Но и на стороне В. Соловьеваесть своя правда. Условно говоря, человек гибнет не только от воды, на суше еготоже подстерегают многие опасности. Сытость и увлекательный труд — обязательныеусловия нормального человеческого существования, но недостаточные. Кстати, одиниз последователей Гегеля, Маркса и Чернышевского, советский философ М. Лифшиц,писал, что в будущем обществе, избавленном от нищеты, человек будет более острочувствовать трагичность своего существования.
В самом деле, если человекобречен на смерть, на растворение в страшном океане механических, мертвых сил,то он подобен приговоренному к казни. Единственное спасение из этой трагическойситуации — вера в то, что в мире есть не только материальное и механическое, нои высшее духовное начало, которое заключает в себе Смысл. Этим началом, считалирусские религиозные философы, может быть только Бог. Не существует и не можетсуществовать, писал В. Соловьев, разумного доказательства бытия Бога. Но тем неменее вся духовная жизнь человека основана на том, что в мире есть смысл, безэтого убеждения человек становится циником, нигилистом, внутренне разрушается иперестает быть человеком в собственном значении этого слова.
Вопрос о смысле — это вопросо присутствии в мире абсолютного начала, абсолютной истины. Если все истиныотносительны, как многие сегодня считают, то тогда нет и Смысла. В. Соловьеврешительно против философии плюрализма, согласно которой в мире нетабсолютной правды. Философия плюрализма часто отождествляется с духомдемократии и свободы. Отрицая присутствие в мире абсолютной истины, утверждая,что истин столько же, сколько людей, и все эти многочисленные истиныпринципиально равноправны, эта философия, по сути дела, заменяет истину мнениями.Отрицать право человека на свободу мысли, конечно, недемократично. Но одно дело- утверждать свободу мышления, другое — считать, что нет и не может бытьединой, абсолютной истины.
Философия плюрализма тоже,конечно, в чем-то права. Представьте себе, что всех нас заставили бы полюбитькакую-нибудь одну еду или один цвет. Но, как известно, на вкус и цвет товарищейнет. Почему? Потому, что люди разные и потребности у них тоже” разные. У одногоорганизм требует одних веществ, у другого — других. Выравнивать всех под однулинейку — деспотизм, прямое отрицание свободы. И это, разумеется, прекраснознает В. Соловьев. Но в защиту своей позиции он приводит другой пример.
Вообразите, что сердцевздумало бы работать не так, как необходимо для легких, печени, почек и такдалее, а эти последние органы тоже стали бы действовать произвольно. Такаяситуация — не выдумка, а реальность разрушительной болезни. Разрастание раковыхклеток — это проявление их “свободы” oт потребностейорганизма. Когда все наши органы в клетки начинают тянуть в свою сторону,подобна” лебедю, раку и щуке в басне, то достигается абсолютный плюрализм — тело распадается на более элементарные химические элементы, иначе говоря,гниет. Химические элементы становятся свободными от биологических связей, ноорганы организма, как и весь< организм, при этом гибнут.
Свидетельствует ли этотпример о необходимости деспотического подчинения разного ради сохраненияединого целого? Вовсе нет, считает В. Соловьев. Ведь свобода сердца, как легкихи других органов, заключается не в смерти и разложении, а в нормальнойдеятельности, позволяющей им развиваться и совершенствоваться. Когда намсвободно дышится? Когда наши легкие здоровы, а они здоровы тогда, когдадействуют в гармоническом единстве со всеми другими органами. Их не нужно принуждатьк гармонической, согласованной деятельности, ибо это согласование заключается вих природе, соответствует внутренним потребностям органов.
3. Гармоническая связьорганов
Гармоническая связь органовсоединяет их в единое целое, и это целое не есть что-то насильственное поотношению к отдельным органам, а условие их свободной деятельности, развития.Закон органического единства и есть абсолютная истина нашего тела.Условие абсолютности истины — единство, а не произвольная плюралистическаямножественность. Но это единство не насильственное, не деспотическое, оновырастает из действительной свободы органов. Каждый из них действует так, какнеобходимо, полезно именно для него, но в то же время из этой свободыотдельного вырастает подлинное единство согласования: сердце гонит кровь повсему телу, разнося кислород к другим органам, легкие насыщают кровькислородом, желудок вырабатывает питательные вещества и т. д. И все это живет,движется, развивается только благодаря единой, абсолютной истине организма — общеобязательной для всех органов тела и вместе с тем свободной.
“Свобода, — заключает В.Соловьев, — есть только один из видов необходимости”7. Но это несофизм, потому что не всякая необходимость может быть свободной, а только та,которую можно назвать органической.
Но и органическое единствоеще не есть идеал свободы. Свободным в полном смысле слова может быть человек,но не его отдельный орган. Однако для того, чтобы быть действительно свободным,человек должен найти высшее единство или абсолютную истину. Свое учениеВладимир Соловьев называет философией всеединства.
Однако высшее единство,продолжает философ, мы не находим в природе, вообще в материальном мире.Материальная природа не есть единый организм, в ней господствует вражда отдельных,самостоятельных существ и тел. &гот принципиальный, если южно таквыразиться, плюрализм материальной природы равносилен для Соловьева эгоизму излу.
Однако и сама природарассыпалась бы в прах, просто перестала бы существовать, если бы реально несуществовало более высокого, чем вражда и эгоизм, принципа всеединства, которыйравнозначен для Соловьева Добру. Что же представляет из себя принципвсеединства — абстрактно общее или реально существующее общее (вспомним здесь осредневековом споре номиналистов и реалистов)? Для Соловьева, разумеется,реально существующее общее. Но это реально общее не есть платоновская идея — тут русский философ солидарен с Аристотелем, его критикой платоновских идей.Если общее существует реально, то оно должно быть не некоей тенью, а существом.Так, например, единство и абсолютная истина человека есть сам человек, а ненекая бесплотная абстракция, имя.
Точно так же, если всяприрода, весь мир имеют абсолютную истину, всеединство, то оно должнозаключаться в некоей высшей, но действительно существующей личности. Это и естьБог. Разумеется, Бог, при всей его реальности, не может быть материальнымтелом, иначе он был бы только частью материального мира и подчинялся бы егозаконам. Бог не материален, но, как абсолютная истина бытия, он болеедействителен, чем материя. Ибо он образует то, что спасает материю от распада изла, от энтропии эгоизма: “когда же мировая душа перестает объединять собоювсех, — все теряет свою общую связь, и единство мироздания распадается на множество отдельныхэлементов, всемирный организм превращается в механическую совокупность атомов”8.
Выходит, что именно разумприводит нас к мысли о необходимости Бога, и следовательно, бытие егоразумно доказуемо? Нет, Соловьев прекрасно понимает, что это не так. Бог — личность, но трансцендентная, то есть потусторонняя, не имеющая ни атомаматерии. Поэтому, собственно, мы ничего можем сказать о Боге, не можем о немсудить, выше нашего разумного понимания. Единственным действительнымдоказательством бытия Бога является не разум, а вера.
Иначе говоря, разумом мыможем понять, природа требует всеединства, абсолютной истины, предполагает этовсеединство, но разумом открыть это всеединство мы не в состоянии. Поэтому мыможем только верить в абсолютное единое начало бытия, но раскрыть это начало всамом бытии не можем. Оно для нас запредельно, разумно не постигаемо.
Связующим звеном междузапредельным и материальным миром является человек. Как единственное материальноесущество, которому доступна абсолютная истина и свобода, он принадлежит однойсвоей стороной к запредельному, трансцендентному миру. Вместе с тем онматериален, он часть природы. Больше того, природа нуждается в человеке, иботолько он может привнести в природу начало подлинной свободы и смысла.Человечество в своем развитии выполняет миссию по преображению природы,оно поднимает ее на ступень абсолютной истины и всеединства. Эта свобода иистина не могут быть дарованы природе свыше, ибо “это для нее явилось бы толькокак внешний факт, как что-то роковое и насильственное”9.
Ничего в мире и сама природане может существовать без свободы и истины. Но первоначально “свободным актоммировой души объединяемый ею мир отпал от Божества и распался сам в себе намножество враждующих элементов; длинным рядом свободных актов все этовосставшее множество должно примириться с собою и с Богом и возродиться в формеабсолютного организма”10, то есть стать истинной, настоящей,преображенной, а не унылой и прозаической природой.
Для того чтобы осуществитьсвою высокую миссию, человек не должен ограничиться одной только материальнойдеятельностью, практикой преобразования природы. Ведь его подлинная задача — создание необходимого природе для ее преображения трансцендентного единства.Следовательно, материальную практику человечество должно органично совмещать странсцендентной деятельностью. Социализм, как считает Соловьев, предполагаетматериальное объединение людей, имеющее вполне материальную цель — достижениеравенства и сытости. Этого недостаточно для преображения природы. Необходимотакое единство людей, которое связывало бы материальный мир с запредельным.Этот союз свойственен всем религиям мира, но только христианство создаетподлинное единство божественного и материального. Сначала это единствовыступает в форме Человеко-бога — Христа. Затем человечество осуществляет своюмиссию и становится Богочеловечеством.
4. Сущность мира.
Сущность мира — всеединство,абсолютная истина. Сущность человечества — не эгоистическая раздробленность,злоба и вражда, а солидарность: “человеко-бог необходимо есть коллективный иуниверсальный, то есть всечеловечество, или Вселенская церковь. Богочеловекиндивидуален, человеко-бог универсален ” 11.
История христианства естьистория борьбы узко-материальных и высокодуховных начал в самой церкви.Западная христианская церковь пыталась вывести человечество из заблужденияпосредством насилия и обмана (инквизиция), и потому сама впала в ложь иневерие. Современный западный мир подчинен рационалистическому и материальномуначалу, в нем практически ничего не осталось от истинного учения Христа. (Вотпочему, заметим, кстати, многие на современном Западе рассуждают по принципу:если ты такой умный, то почему такой бедный?) “Восток же, то есть Византия ивоспринявшие византийскую культуру народы с Россией во главе, остался встороне”12.
Но Запад развил деятельноеначало в человеке, и хотя результаты его развития отрицательны, они, считаетрусский философ, были необходимы для человечества. “Теперь же сохраненныйВостоком божественный элемент христианства может достигнуть своего совершенствав человечестве, ибо ему теперь есть на что воздействовать, есть на чем проявитьсвою внутреннюю силу, именно благодаря освободившемуся и развившемуся на Западеначалу человеческому”13. Будущее человечества, да и всейпреображенной природы, — в синтезе Запада и Востока, причем, России в этомсинтезе суждена далеко не последняя роль.
Этот вывод ВладимираСоловьева был подхвачен и развит русской религиозной философией конца XIX — начала XX века. Разумеется, каждый философ придавал мысли о соединении Запада иВостока свой, иногда очень отличный от духа философии Соловьева, оттенок. Так,например, в годы первой мировой войны Николай Бердяев писал, что захват РоссиейКонстантинополя и Дарданелл и есть необходимый духовный синтез Запада иВостока. Вообще, когда говорят о философии Н. Бердяева, то вспоминают егоглавную идею — идею творчества. “… Истинная национальная политика можетбыть лишь творческой”14, - доказывал он. В чем же заключаетсяэто национальное творчество России, согласно Бердяеву? “Дело идет о мировомдуховном преобладании славянской расы. Мне неприятен весь нравственный складгерманца, противен его формалистический пафос долга, его обоготворение государства,и я склонен думать, что славянская душа с трудом может переносить самыенравственные качества германцев, их нравственную идею устроения жизни”15.
Как видим, и русскийфилософ, по крайней мере в годы первой мировой войны, отдал дань расовой идее.И наше счастье, что не на долю России в XX веке выпало воплощать ее в жизнь. НоБердяев был прав, когда писал, что “мировая война должна вывести Россию иззамкнутого провинциального существования в ширь мировой жизни… Это, во всякомслучае, должно произойти если не путем победоносной силы и прямого возрастаниямощи, то путем жертвенного страдания и даже унижения… Самые страшные жертвымогут быть даже нужны народу, и через великие жертвы возможны достижения,которые невозможны были для самодовольного и благополучного прозябания”16.
Бердяев имел в виду жертвы вборьбе России за жизненное пространство, за Константинополь и проливы. Однакорусской идеей в XX веке стал не расизм, а братство народов.
Заключение.
Россия в начале XX векавыжила благодаря синтезу западного и восточного принципов, но этот синтезоказался совсем не таким, каким его представляли Владимир Соловьев и егопоследователи. Хотя религиозные философы Н. Бердяев, К. Леонтьев, братья С. Н.и Е. Н. Трубецкие, С. Булгаков, Н. Федоров, П. Флоренский, Н. О. Лосскийразмышляли прежде всего о так называемых метафизических проблемах (о Боге,смысле жизни, абсолютной истине), их мысль была разбужена предощущениемкатаклизмов в России, неизбежность которых чувствовалась задолго до 1917 года.
России суждена особая историческая судьба — эта идеяявляется лейтмотивом взглядов всех представителей русской религиознойфилософии. Какую же роль она призвана сыграть в этом мире? Ни много ни мало какполностью преобразовать не только общество, но и всю Природу, Космос ?