Реферат: Творчество братьев Стругацких
Содержание
<st1:place w:st=«on»>I.</st1:place>Вступление.
1.Чтотакое фантастика?
2.Фантастикаи фантастическое в мировой и русской литературе.
II. Основная часть.
1.Темы и проблемы произведений Стругацких.
2.Критики о Стругацких.
3.Некоторые биографические сведения.
4. Характеристика творчества Стругацких:
а) «Трудно быть богом»,
б) «Пикник на обочине».
5.Язык и стиль повестей Стругацких.
III. Заключение.
VI. Библиография.
<st1:place w:st=«on»>I.</st1:place>Вступление
1.Что такое фантастика?
Выходит все больше и больше фантастических книг. Фантастикавластвует над сердцами и умами миллионов читателей. Теперь существуют двамира: реальный и фантастический — с машинами времени, с роботами, со сверхсветовымискоростями. Так что же есть фантастика? По мнению Стругацких, фантастика — литературноеотображение мира, сильно сдобренного человеческим воображением.
Фантастика — пралитература, первичная литература. Мифы,сказки, поверья, легенды — фантастика младенческого возраста человечества. Конечноже, мифология — эта милая гипотеза о существовании сверхъестественных сил —пыталась осмыслить лишь природу, а не социальные коллизии. Но полз ледник,сметая все на своем пути, но огонь и наводнения пожирали первые творения рукчеловеческих, но орды варваров сеяли смерть и уничтожение — и человек начиналпонимать: жизнь — это не подчинение воле богов, а скорее борьба с ними. Таквозникла потребность в утопии (дословный перевод этого греческого слова —«место, не существующее нигде»). Утопия — одна из форм критики настоящего воимя будущего. Значит, и утопический проект Филеаса Халкедонского, и«Республика» Платона, и «Утопия» Томаса Мора, и «Город Солнца» Кампанеллы — всеэти произведения, будучи свободной игрой фантазии, выражалинеудовлетворенность людей существующими отношениями.
2.Фантастика и фантастическое в мировой и русской литературе.
Гоголь, Бальзак, Достоевский, Гофман… Михаил Булгаков…Брэдбери. Жюль Верн первый понял, что в мире дает о себе знать влияниетехнологии. Он осознал: Земля медленно, но неотвратимо населяется машинами. Исам помог этому «размножению» машин, хотя до конца своих дней опасался, что егожелезные питомцы со временем могут стать даже причиной регресса общества. ЖюльВерн — певец технологии. Люди и их отношения между собой интересовали его лишькак иллюстрация к техническим идеям. Талантливые описания последующихтехнических открытий — вот суть любого из его романов.
Кто-то из зарубежных литературоведов назвал фантастов «сумеречнымипророками человечества. Отбрасывая эпитет «сумеречный», можно сказать:фантастика непрерывно бомбардирует Землю логическими моделями возможногобудущего. Но когда речь идет не о технологии, а о социальных перспективах,всякие художественные прогнозы — дилетантство. Ими должны заниматься толькокрупные ученые — историки, социологи, футурологи и т. д.
Парадоксально, но фантастика не имеетпочти никакого отношения к будущему, хотя и подготавливает человека ко временижелезных чудес. Главная ее задача — в художественной форме переводить идеинауки на язык простого смертного. Когда читаешь «45<span Arial",«sans-serif»;color:black">˚
по Фаренгейту», по-настоящему ужасаешься,но потом приходит понимание того, что Брэдбери пишет о настоящем! Об ужасе ибеззащитности современного гуманитария перед движением науки и технологии,находящихся в руках мерзавцев.II. Основная часть.
1.Темы и проблемы произведений Стругацких
Казалось бы, оглянись вокруг — и думай. Казалось бы, мирогромен и открыт для мысленного анализа. Но он огромен чересчур, в нем легко неувидеть главное — ключевые, больные точки. Стругацкие с непостижимым упорством,год за годом, книга за книгой, выделяют для нас главные проблемы. Первейшая —воспитание детей. Отчаянный вопрос; что делать, чтобы наша скверна не передаваласьследующим поколениям? От этого зависит будущее человечества, это равно волнуетхристианина, мусульманина, атеиста; ученого педагога и неграмотного старика,брошенного внуками. Стругацкие впервые написали об этом тридцать лет назад идаже — вопреки своим правилам — предложили проект новой школьной системы,иного статуса учителя, умного и человечного подхода к ребенку.
Другая тема, другая всеобщая болезнь, о которой последниегоды мы буквально кричим: отношения человека с живой природой. Писатели поднялиее, когда в нашей стране никто не слышал и не думал о подступающей экологическойкатастрофе и самого слова «экология» большинство еще не знало. Едва ли непервыми в мировой литературе они изобразили биологическую, то есть слитую сживой природой, цивилизацию. И уж точно первыми написали роман-предупреждение,в котором без экивоков и с удивительной отвагой обвинили пресловутуюкомандно-административную систему в уничтожении природы: «… За два месяцапревратим там всё в… э-э… в бетонированную площадку, сухую и ровную».
Еще одна мучительная проблема: личность и общество. Тема колоссальнаяи вечная, она, в сущности, охватывает все остальные людские проблемы, отсвободы личности до государственного устройства. Стругацкие в каждой книгевыхватывают — как профессиональные фотографы— новые ракурсы этой темы и давноуже нашли свой. Так до них практически никто на мир не смотрел. Это стремлениек потребительству — не в том, разумеется, виде, о котором пишут в газетныхфельетонах. Не о мебельных гарнитурах речь. Писатели четко отделяют естественнуютягу людей к комфорту от тупого ожидания подарка, от убежденности, что комфортдолжен объявиться как манна небесная — мол, общество обязано его даровать. Этутему они также затронули четверть века назад, когда с высоких трибун намталдычили: слушайтесь начальства, сидите тихо и с открытыми ртами, манна самапосыплется...
Стругацкие и призывают нас к мысли, усердной и постоянной.Мысль, соединенная с добротой и благожелательностью, — их ключ к любым шкатулкамПандоры, что бы там ни было запрятано. В этом один из секретов обаянияСтругацких — для интеллигентного читателя, но здесь же и некоторая опасность:ленивый разум не всё поймет или поймет навыворот.
К их утопическим картинам очень точноподходит определение Виктории Чаликовой: «Утопия враждебна тоталитаризмупотому, что она думает о будущем как об альтернативе настоящему». Эту враждебностьеще в шестидесятые годы уловили правые критики, верные режиму. Один из нихобъявил, что Стругацкие «… обесценивают роль наших идей, смысл нашей борьбы,всего того, что дорого народу». Уловили и восприняли на свой лад сотни тысяч«простых» читателей — не такими уж простыми они оказались, сейчас многие из нихотчаянно дерутся за новую жизнь… Но есть читатели и критики, даже самые интеллигентныеи «левые», которые так ничего и не поняли. Как бы загипнотизированные ярлычкамии наклейками, они считают Стругацких едва ли не сталинистами и приписывают имсоответствующие грехи.
Крайности сходятся. Что же, это в российской традиции — каки яростные споры о литературе. Она неотторжима от жизни нашего народа, словохудожника значит очень много, на него отзываются радостно и гневно, честно илукаво.
2.Критики о Стругацких.
Что бы ни говорили о творчестве писателя, это всегдаинтересно и познавательно. Критика воссоздаёт атмосферу времени объективно,несмотря на, порой, необъективные оценки.
Вот несколько выдержек из критических статей, посвященныхтворчеству братьев Стругацких.
«Это произведение, названное фантастической повестью, являетсяне чем иным, как пасквилем на нашу действительность. Авторы не говорят, в какойстране происходит действие, не говорят, какую формацию имеет описываемое имиобщество. Но по всему строю повествования, по тем событиям и рассуждениям,которые имеются в повести, отчетливо видно, кого они подразумевают», — пишет вгазете «Правда Бурятии» (19 мая 1968 года) В. Александров.
(В. Свининников. «Блеск и нищета» «философской» фантастики»-«Журналист»,1969, № 9).
«Внаучно-фантастической литературе сегодня преобладает массовая фантастика,которую можно было бы назвать рок-фантастикой (см. например: Дунаев М.«Роковая музыка»,- «Наш современник», 1988, № 1 и 2). Главное внимание врок-фантастике обращено на занимательность сюжета, а духовная жизнь какого-либосталкера до неприличия убога и состоит из сомнений, растерянности, забвениячувства собственного достоинства и потери цели жизни».
(А. Воздвиженская, «продолжая споры о фантастике» — «Вопросылитературы», 1981, № 8).
«Хотелось бы услышать мнение читателей икритиков о повести-«Отягощенные злом», а также о «коммунистической» повести«Трудно быть богом», в которой нет ни одной новой идеи, зато есть воспеваниемассовых убийств и кровавой мести».
(С. Плеханов. «Когда все можно?»- «Литературная газета»,1989, 29 марта).
«Вторая повесть — «Трудно быть богом», как и первая(«Далекая Радуга»), скорее может дезориентировать нашу молодежь, чем помочь ейв понимании законов общественного развития. Насколько же мы, граждане сегодняшнегосоциалистического общества, человечнее, гуманнее героев, созданных Стругацкими?Мы вмешиваемся в ход истории, мы помогаем народам, которые борются за своюсвободу и национальную независимость. И будем помогать, пока живет в насреволюционный дух».
(Ю. Котляр. «Фантастика и подросток» — «Молодой коммунист»,1964,
№6).
«Четверть века я регулярно перечитываю эту вещь, и каждыйраз поражаюсь ее странной доле. Она была уже опубликована, но не как единое целое,а двумя половинами: «Лес» и «Управление», причем вышли эти половины буквальнов противоположных концах страны. В подзаголовке ее значится «Фантастическаяповесть», между тем это один из самых умных и значительных романов XXвека, и фантастичен он не более, чем «Столет одиночества» или «Мастер и Маргарита».
(А. Лебедев. «Реалистическая фантастика и фантастическая реальность»- «Новый мир», 1968, № 11).
«Обитаемый остров» напоминает хорошо, профессионально сделанныйкинофильм. Сюжет захватывает. Читатель в напряжении до последней страницы.Развязка неожиданна. Про эту повесть никак не скажешь, что конец ясен с самогоначала. И сцена за сценой выписаны так, будто смотришь их на экране. Еще однодостоинство повести — хороший юмор».
(Л. Ершов. «Листья и корни» — «Советская Россия», 1969, 26июня).
«Убедительный тому пример — повесть «Пикник на обочине»братьев Стругацких. Композиция произведения позволяет нам познакомиться лишь снекоторыми отдельными эпизодами из жизни Рэдрика Шухарта — сталкера, нарушителязакона. И каждый из них добавляет очередной штрих к психологическому портретугероя. Несколько эпизодов — и перед нами судьба человека, его взлеты ипадения, желание отстоять собственное место под солнцем и напряженная вера вдобро, не сломленная никакими испытаниями».
(И. Бестужев-Лада. «Этот удивительныймир...»- «Литературная газета», 1969, 3 сентября).
Стругацкие укрепили традицию русской литературы. Они изтех, «кто в годы бесправия… напоминал согражданам о неуничтожимости мысли,совести, смеха» — так сказал о них один, не слишком благожелательный критик.
Они подтолкнули нас к разрыву со средневековьем, к прыжку вбудущее.
3.Некоторые биографические сведения об Стургацких.
Есть мнение, что о жизни писателя ничего сообщать не нужно:вся необходимая информация содержится в его творчестве. Может быть, читателюследует знать лишь о переломах жизни писателя — тех поворотах, которые отбрасываюттень на все созданные произведения.
В жизни братьев Стругацких таким переломом была война, иособо — гитлеровско-сталинское злодеяние, которое принято называть ленинградскойблокадой. Война и блокада — вот что их сформировало. Сейчас в это нелегкоповерить, минуло полвека, наша трусливая память отторгла правду, которую и ввоображении трудно вынести, и нам кажется, что другие тоже забыли прошлое...
Они были мальчишками: Аркадию не хватало двух месяцев до шестнадцатилетия,Борису только исполнилось восемь. Росли спокойно, ровно, в тихой интеллигентнойсемье: мать — учительница, отец — искусствовед. В воскресный полдень 22 июняжизнь рухнула. Аркадия послали рыть окопы под Ленинградом, и его, вместе сдругими старшеклассниками, накрыла волна немецкого наступления. Он ушел — сбоем, отстреливаясь… Домой вернулся взрослым человеком.
Потом была блокада. Братья ее вынесли, спаслись, но ужаспережитого был так велик, что они молчали о блокаде, ничего не переносили набумагу, молчали тридцать лет — до очередного перелома жизни.
Как раз в 1972 году, когда вышел седьмой том энциклопедии,настало очень трудное для них время, и братья писали «Град обреченный», не рассчитываяна публикацию, «в стол», для себя. Там есть полторы страницы о блокаде: «Вот вЛенинграде никакой ряби не было, был холод, жуткий, свирепый, и замерзающиекричали в обледенелых подъездах — все тише и тише, по многу часов...»
Сжатый, тесный, словно не хватает воздуха,рассказ, с постоянным рефреном: «умирал… тоже умирал… тоже умирал...» —повествование идет как бы от лица младшего из братьев. «Я бы там обязательносошел с ума. Меня спасло то, что я был маленький. Маленькие просто умирали...»И еще он вспоминает: «Вот уже брат с отцом снесли по обледенелой лестнице исложили в штабель трупов во дворе тело бабушки». Потом умер отец, а мать и детинепонятно как выжили...
Таким вот способом жизнь готовила их к литературной работе.И потом, словно взяв за правило, все время вела братьев по краю — давалавыжить, выскочить, но как бы чудом. Не было, конечно же, никаких чудес, было родительскоенаследство: здоровье, и невероятная работоспособность, и талант.
В 1972 году уже могло бы выйти собрание произведений Стругацких,уже восемнадцать крупных вещей были написаны, да еще переводы, сценарии… Ужебыла громкая слава, книги пошли по всему миру. Только-только вышла статья канадскоголитературоведа Дарко Сувина, где он назвал Стругацких «несомненными первопроходцамив советской научной фантастике». Но тут-то их и «закрыли» — было такое выражение.Разумеется, не в одночасье закрыли, им лет семь-восемь дали порезвиться, апотом начали крутить рукоять пресса, выжимая из редакционных планов лучшиевещи Стругацких. В конце шестидесятых попали под запрет «Улитка на склоне» и«Гадкие лебеди», примерно в 1971 — полный «стоп», замок щелкнул. Кто-то далкоманду: Стругацких не печатать! И тогда случилось чудо: не все взяли подкозырек. Два журнала — «Аврора» в Ленинграде и «Знание — сила» в Москве —как-то пробились, что-то кому-то доказали и продолжали Стругацких публиковать.Честь и хвала редакторам, они серьезно рисковали, но задумаемся: почему онипошли на риск? Обаяние таланта? Разумеется. Для любимых писателей можносовершить многое… Но не только. Именно в начале семидесятых годовпопулярность Стругацких достигла высшей точки. Нет, не так: высшего уровня, накотором и держится до сих пор. Начали создаваться клубы любителей Стругацких,вовсю заработал самиздат — книги ксерокопировались, перепечатывались напишущих машинках и принтерах компьютеров, переписывались от руки. Читатели требовалиСтругацких, и имя этим читателям было легион: школьники, студенты, инженернаяи научная молодежь и вообще научные работники, притом не гуманитарии, которыхвласть от веку презирала, а люди для власти важные, изобретавшие ядерное оружиеи вычислявшие траектории ракет и спутников. И зона молчания не замкнуласьвокруг писателей — с огромной неохотой, с оттяжками и оговорками, люди изначальственных кабинетов пропускали их вещи в печать.
Это было трудное десятилетие: книги не выходят, а жить начто-то нужно. Аркадий Натанович взялся за переводы, Борис Натанович подрабатывалв Пулкове. И, конечно, они продолжали писать.
Очень трудно рассказывать о Стругацких:слишком сложное они явление в нашей культуре. Не выходит связного рассказа.Вот, например, часто спрашивают, как они пишут вдвоем. Бытует даже легенда, чтобратья съезжаются на полупути между Москвой и Ленинградом, на станции Бологое.На деле же у них отработана довольно жесткая технология, которая почти никогдане нарушается. Сначала вещь задумывается — в самом общем виде, — и начинаетсяпроцесс созревания, который может длиться годы. Разумеется, братья думаютврозь, каждый у себя дома. В некий момент они съезжаются и делают полныйконспект будущего произведения: общая идея, сюжет, персонажи, разбивка наглавы, иногда даже ключевые фразы. Работают, где удобней: то в первопрестольной,то в Питере, то в писательских домах творчества. Затем, как правило,разъезжаются и шлифуют конспект поодиночке. На следующем этапе уже отписываются- это журналистский термин. Пишут на машинке, под копирку. Один из братьевпечатает, второй диктует — попеременно. Пишут практически начисто и очень быстро,по многу часов. Когда они работали в каком-нибудь из домов творчества,коллеги-писатели подкрадывались к их двери и удивленно крутили головами:машинка тарахтит с утра до ночи безостановочно, как пулемет. Отписавшись,забирают каждый по экземпляру и потом правят дома. Обычно правка минимальна, новсе равно приходится опять съезжаться, чтобы ее согласовать,
Они невероятно скромные люди. Умение свое писать начисто ипо многу страниц в день категорически отказываются признавать даром Божьим и объясняютхорошей ремесленной выучкой.
… Миновали черные для Стругацких семидесятые годы, иневидимая колючая проволока, которой их окружили, начала рваться — открылисьдвери редакций, а в 1984 году писатели удостоились первой книги-сборника виздательстве «Советский писатель», по категории «Избранное». Это надообъяснить. В казарменной системе советского литературного мира была твердаятабель о рангах и привилегиях. Выход «Избранного» в «Советском писателе» —знак признания, вроде медали, — и гонорар полагается повышенный.
Этот сборник — он называется «За миллиард лет до концасвета» — был знаком и приближающейся перестройки. Надо сказать, что криваяпубликаций братьев Стругацких почти точно повторяет кривую политической жизнистраны. Крутой подъем в первой половине шестидесятых, во времена оттепели;резкий спад в период стагнации; постепенная реабилитация в преддверии перестройкии мгновенный взлет в ее разгаре. В 1989 году общий тираж книг Стругацких,кажется, перевалил за миллион экземпляров.
Но вне узкого издательского мирка, запределами важных кабинетов, в которых решались судьбы советских писателей,произведения Стругацких жили собственной жизнью. Здесь спадов не было. Читателис упрямством продолжали поклоняться своим любимцам, заграничные издатели судовольствием печатали их книги. Стругацкие были признаны «самым известным тандемоммировой фантастики» — на нынешний день больше трехсот изданий за рубежом. Вотцифры: в США вышли 18 произведений в 29 изданиях; ФРГ — тоже 18 произведений,32 издания. Рекорд установила Чехословакия: соответственно 23 и 35.
4.Характеристика творчества братьев Стругацких.
Невероятно, но факт — о братьях Стругацких до сих пор неопубликовало ни одной серьезной статьи. То есть нельзя сказать, что вокруг ихтворчества существовал заговор молчания. Произведения их регулярно упоминалисьи наскоро разбирались в обзорах текущей фантастики; на некоторые из них появилисьжурнальные рецензии; толковый анализ работы Стругацких до начала 70-х годов далА. Урбан в книге «Фантастика и наш мир». Заметим еще, что появлялись впериодике время от времени весьма заинтересованные суждения о писателях,которые, однако, и полемическими назвать язык не поворачивается — напрашиваютсяопределения более жесткие.
В целом же отклик критики на тридцатилетнюю без малого деятельностьСтругацких в литературе выглядит обескураживающе скромным. А ведь о степенипопулярности этих авторов в самых широких читательских кругах говорить излишне.За журналами, где печатаются их повести, и библиотеках выстраиваются длинныеочереди, а уж книги исчезают с прилавков магазинов в мгновение ока.
Так в чем же дело? Быть может, в сложившемся среди критиковубеждении, будто фантастика говорит о чем-то отдаленном, экзотическом, не связанномс насущными делами и заботами текущего дня? А раз так, то и не заслуживает онасерьезного разговора между серьезными людьми, а должна оставаться достояниемшкольников старших классов да отдельных чудаков с гипертрофированным воображением.
Чтобы опровергнуть это мнение, нет нужды тревожить тенивеликих, активно обращавшихся к фантастике: Свифта и Гофмана, Уэллса и Чапека,А. Толстого. Проза Стругацких вполне может сама постоять за себя. И не толькоза себя, но и за честь жанра. Нетрудно показать, что Стругацкие всегда подставлялисвои паруса ветру времени — как попутным, так и встречным его порывам,— всегдапребывали в эпицентре общественных страстей и борений.
Писатели дебютировали на рубеже 50-х —60-х годов. Это было время общественного подъема, горячих ожиданий и надежд,энтузиазма. С одной стороны, решения XXи XXIIсъездов партии создали в стране совершенно новую духовнуюатмосферу. С другой — на новый виток эволюционной спирали вышла наука: первыекосмические полеты, успехи в обуздании атомной энергии, ошеломляющий прогрессэлектроники и вычислительной техники. Все это, вместе взятое, порождало в ту пору,особенно в молодежной среде, ощущение сжатия пространственных и временныхграниц — Вселенная становилась соразмерной человеку. Казалось, что до планет,а потом и до звезд рукой подать, что еще несколько яростных, дерзновенныхусилий — и доступными станут глубины космоса. Одновременно будущее, котороееще недавно представало в ореоле фантастичности, приблизилось, стало видетьсярезультатом сегодняшних трудов и свершений.
В этой-то атмосфере, рядом с произведениями Ефремова, Казанцева,Гора и появились первые повести Стругацких: «Страна багровых туч», «Путь наАмальтею», «Полдень, XXIIвек. Возвращение», несущие на себе ясно различимые меты времени.Книги эти исполнены пафоса пионерства, преодоления, покорения. Их герои —Быков и Ермаков, Дауге и Юрковский — истинные рыцари космическогопервопроходчества, отважные, целеустремленные, готовые на жертвы. Как иподобает рыцарям, они закованы в доспехи — доспехи своих добродетелей, которыеделают их похожими друг на друга, несмотря на добросовестные попытки авторов ихиндивидуализировать. Лишь иногда мелькнет из-под забрала своеобразноевыражение лица — и тут же скроется. Общность цели, необходимость ради еедостижения складывать силы вдоль одной оси неизбежно оттесняют на второй планпсихологические различия, делают их малосущественными.
В этих ранних повестях все ясно: цели, пути к ним, личностигероев, трудности, которые их ожидают. Трудности эти многочисленны и серьезны —в «бесхитростны». Для их преодоления требуются только знания и отвага, быстротареакции в готовность к самопожертвованию. О благословенные, романтическиевремена!
Но проходит всего несколько лет — и тональность произведенийСтругацких начинает меняться. На смену ликованию по поводу победного шествиянаучно-технического прогресса приходят интонации раздумчивые, вопросительные.Усложняется предмет художественного исследования. В «Стажерах», «Попытке кбегству», «Трудно быть богом» писатели выходят к теме превратностейисторического развития, драматической его диалектики. Конфликты всех этихпроизведений имеют общую основу: столкновение представителей коммунистическойцивилизации, духовно зрелой и высокогуманной, с социально-историческим злом, среальностью, к которой неприложимы мерки и критерии гуманизма.
В «Попытке...» они как будто незамахивались на многое. Еще раз сказали о средневековой сути фашизма ипредупредили, что темная страсть к насилию живуча, что ее с наскока непреодолеть — должны пройти века и века, прежде чем восторжествуют разум ичеловечность. Не замахнулись — не намекнули, что сталинизм ничем не лучшегитлеризма и его не одолеешь разом — оттепелью или решением партийного съезда.Не посмели? Думается, просто двигались в своей последовательности, как велосердце. Фашизм они ненавидели с детства, а сталинизм только учились ненавидеть.Они писали о старой боли, о том, что еще ныло, как старые переломы.
а)«Трудно быть богом»,
О сталинизме они написали в «Трудно быть богом». Тот же формальныйприем, что и в «Попытке к бегству»: люди из счастливого коммунистического будущего,делегаты чистой и радостной Земли, оказываются в грязном и кровавомсредневековье. Но здесь под личиной средневекового королевства на сценувыведена сталинская империя. Главному пыточных дел мастеру, «министру охраныкороны», дано многозначительное имя: Рэба; в оригинале его звали Рэбия, норедакторы попросили сделать намек не столь явным. Более того, Стругацкиеустроили свою империю гибридной, сшитой из реалий средневековых и объединенных,сталинско-гитлеровских, реалий нашего времени. Получился немыслимый тройнойход, обнажились кровное родство двух тоталитарных режимов XXвека и их чудовищная средневековаясущность.
Однако не только из-за этого роман произвел впечатлениевзрыва — да и сейчас поражает всех, кто читает его впервые. Это первокласснаяприключенческая вещь, написанная сочно, весело, изобретательно. Средневековыйантураж, все эти бои на мечах, ботфорты и кружевные манжеты послужили волшебнойпалочкой, магически действующей на аудиторию и заставляющей безотрывно читатьфилософский роман, многослойный и не слишком-то лёгкий для восприятия.
Действие происходит в отдаленном будущемна одной из обитаемых планет, уровень развития цивилизации, которойсоответствует земному средневековью. За этой цивилизацией наблюдают посланцы сЗемли — сотрудники Института экспериментальной истории. Их деятельность напланете ограничена рамками поставленной проблемы — Проблемы Бескровного Воздействия.А тем временем в городе Арканаре и Арканарском королевстве происходят страшныевещи: серые штурмовики ловят и забивают насмерть любого, кто так или иначе выделяетсяиз серой массы; человек умный, образованный, наконец, просто грамотный может влюбой момент погибнуть от рук вечно пьяных, тупых и злобных солдат в серыходеждах. Двор короля Арканарского, еще недавно бывший одним из самых просвещенныхв Империи, теперь опустел. Новый министр охраны короля дон Рэба (недавно вынырнувшийиз канцелярий министерства неприметный чиновник, ныне — влиятельнейший человекв королевстве) произвел в мире арканарской культуры чудовищные опустошения:кто по обвинению в шпионаже был заточен в тюрьму, называемую Веселой башней, азатем, признавшись во всех злодеяниях, повешен на площади; кто, сломленныйморально, продолжает жить при дворе, пописывая стишки, прославляющие короля.Некоторые были спасены от верной смерти и переправлены за пределы Арканараразведчиком с Земли Антоном, живущим в Арканаре под именем благородного донаРуматы Эсторского, находящегося на службе в королевской охране.
В маленькой лесной избушке, прозванной в народе Пьяной берлогой,встречаются Румата и дон Кондор, Генеральный судья и Хранитель больших печатейторговой республики Соан и землянин Александр Васильевич, кото-рый гораздостарше Антона, кроме того, он живет на планете уже много лет и лучше ориентируетсяв здешней обстановке, Антон взволнованно объясняет Александру Васильевичу, чтоположение в Арканаре выходит за пределы базисной теории, разработаннойсотрудниками Института, — возник какой-то новый, систематически действующийфактор; у Антона нет никаких конструктивных предложений, но ему простострашно: здесь речь уже идет не о теории, в Арканаре типично фашистскаяпрактика, когда звери ежеминутно убивают людей. Кроме того, Румата обеспокоенисчезновением после перехода ируканской границы доктора Будаха, которогоРумата собирался переправить за пределы Империи; Румата опасается, что егосхватили серые солдаты. Дону Кондору о судьбе доктора Будаха тоже ничегонеизвестно. Что же касается общего положения дел в Арканаре, то дон Кондорсоветует Румате быть терпеливым и выжидать, ничего не предпринимая, помнить,что они просто наблюдатели.
Вернувшись домой, Румата находит дожидающуюся его Киру— девушку,которую он любит. Отец Киры — помощник писца в суде, брат — сержант уштурмовиков. Кира боится возвращаться домой: отец приносит из Веселой башни дляпереписки бумаги, забрызганные кровью, а брат приходит домой пьяный, грозитсявырезать всех книгочеев до двенадцатого колена. Румата объявляет слугам, чтоКира будет жить в его доме в качестве домоправительницы.
Румата является в опочивальню короля и, воспользовавшисьдревней привилегией рода Румат — собственноручно обувать правую ногу коронованныхособ Империи, объявляет королю, что высокоученый доктор Будах, которого он,Румата, выписал из Ирукана специально для лечения больного подагрой короля,схвачен, очевидно, серыми солдатами дона Рэбы. К изумлению Руматы, дон Рэбаявно доволен его словами и обещает представить Будаха королю сегодня же. Заобедом сгорбленный пожилой человек, которого озадаченный Румата никогда бы непринял за известного ему только по его сочинениям доктора Будаха, предлагаеткоролю выпить лекарство, тут же им приготовленное. Король лекарство выпивает,приказав Будаху предварительно самому отпить из кубка.
В эту ночь в городе неспокойно, все какбудто чего-то ждут. Оставив Киру на попечение вооруженных слуг, дон Руматаотправляется на ночное дежурство в опочивальню принца. Среди ночи в караульноепомещение врывается полуодетый, сизый от ужаса человек, в котором дон Руматаузнает министра двора, с криком: «Будах отравил короля! В городе бунт! Спасайтепринца!» Но поздно — человек пятнадцать штурмовиков вваливаются в комнату,Румата пытается выпрыгнуть в окно, однако, сраженный ударом копья, непробившего, тем не менее, металлопластовую рубашку, падает, штурмовикамудается накинуть на него сеть, его бьют сапогами, волокут мимо двери принца,Румата видит ворох окровавленных простыней на кровати и теряет сознание.
Через некоторое время Румата приходит в себя, его отводят впокои дона Рэбы, и тут Румата узнает, что человек, отравивший короля, вовсе неБудах: настоящий Будах находится в Веселой башне, а лже-Будах, попробовавшийкоролевского лекарства, на глазах у Руматы умирает с криком: «Обманули! Это жебыл яд! За что?» Тут Румата понимает, почему утром Рэба так обрадовался егословам: лучшего повода подсунуть королю лже-Будаха и придумать было невозможно,а из рук своего первого министра король никогда бы не принял никакой пищи. ДонРэба, совершивший государственный переворот, сообщает Румате, что он являетсяепископом и магистром Святого ордена, пришедшего к власти этой ночью. Рэбапытается выяснить у Руматы, за которым он неустанно наблюдает уже нескольколет, кто же он такой — сын дьявола или Бога или человек из могущественнойзаморской страны. Но Румата настаивает на том, что он — «простой благородныйдон». Дон Рэба ему не верит и сам признается, что он его боится.
Вернувшись домой, Румата успокаивает перепуганную ночнымисобытиями Киру и обещает увезти ее отсюда далеко-далеко. Вдруг раздается стукв дверь — это явились штурмовики. Румата хватается за меч, однако подошедшая кокну Кира падает, смертельно раненная стрелами, выпущенными из арбалета.
Обезумевший Румата, понимая, что штурмовики явились поприказу Рэбы, мечом прокладывает себе дорогу во дворец, пренебрегая теорией«бескровного воздействия». Патрульный дирижабль сбрасывает на город шашки сусыпляющим газом, коллеги-разведчики подбирают Румату-Антона и отправляют наЗемлю.
Герой романа «Трудно быть богом» Антон-Румата — один из наблюдателейЗемли на планете, переживающей период господства мракобесия в изуверства. Онвсем своим существом жаждет поддержать, спасти от гибели робкие пока иуязвимые ростки духовности, стремления к социальной справедливости, к интеллектуальнойнезависимости. Но вот вопрос: допустимо ли глубокое вмешательство извне всложившуюся ситуацию, в естественный ход событий — пусть сердцу и уму Антона онпредставляется совершенно противоестественным? Не должен ли каждый народ сам идо конца выстрадать свою историю, пройти по всем ее кругам, не полагаясь напомощь «богов», чтобы обрести органичную форму самоосуществления?
В центре конфликта — один из кардинальныхвопросов существования современного человечества, в год публикации не представлявшийсятаким острым и актуальным; вопрос о возможности и нравственной приемлемостикакого бы то ни было ускорения естественного исторического процесса. Трагизм индивидуальноговыбора подчеркивается душевными терзаниями гл. героя — сотрудника Института экспериментальнойистории Антона-Руматы, разведчика, посланного с заданием не вмешиваться, атолько наблюдать, на планету, где правит бал средневековое варварство,отдельными чертами напоминающее и фашизм, и религиозную деспотию Инквизиции,и, насколько оказалось возможным показать в середине 1960-х гг., сталинский тоталитаризм.Несовпадение благородных утопических идеалов с исторической реальностью, вболее широком контексте— неизбежный крах любых социальных доктрин, направленныхна «улучшение» человечества, — с художественной силой показанное в повести,знаменовало собой ступень внутренней эволюции авторов.
Такими вот любопытными и вовсе не лишенными социальной актуальностивопросами задаются Стругацкие в своем романе. Ведь попытки перескакиваниячерез этапы естественного развития общества знакомы нам не только излитературы.
В 1965 году Стругацкие опубликовали повес