Реферат: Теория науки Макса Вебера

Министерство Образования РФ

Воронежский государственныйуниверситет

Факультет Компьютерных наук

Теория науки Макса Вебера

Выполнил: студент 3его курса

Шадчнев Евгений

Проверила: Верецкая Алла Ивановна

Воронеж 2002

Универсализация знания об условиях и связях общественно объединяющихдействий не только не ведёт к их рационализации но, скорее, наоборот. «Дикарь»знает неизмеримо больше об экономических и социальных условиях своегосуществования, чем цивилизованный человек в обычном смысле слова.

МаксВебер

Творчество МаксаВебера значительно и разнообразно. В целом труды Вебера можно разделить начетыре категории:

Методологические исследования, критические и философские разработки. Эти труды касаются в основном духа, объекта и методологии истории и социологии. Они одновременно научно-исследовательские и философские и выводят нас к философскому постижению человека в ходе истории, к осмыслению концепции Взаимоотношений науки и практики. Главные из этих работ включены в сборник «Очерки о теории науки». Работы сугубо исторического характера: исследование о производственных отношениях в сельском хозяйстве античной эпохи, общая история экономики (курс лекций, прочитанный Вебером и опубликованный после его смерти), работы, посвященные некоторым специфическим проблемам Германии или современной Европы, например об экономическом положении Восточной Пруссии или о  Взаимоотношениях польского крестьянина и правящих классов Германии. Социологические работы о религии, начиная со знаменитой работы «Протестантская этика и дух капитализма», в продолжение которой Вебер написал сравнительный анализ наиболее значительных религий и проанализировал взаимодействие экономических условий, социальных факторов и религиозных убеждений. И, наконец. главный труд Вебера – трактат по общей социологии, который он назвал «Хозяйство и общество», — был опубликован уже после смерти автора. Вебер продолжал работать над ним, даже заболев испанкой, вскоре после окончания первой мировой войны.

Макс Вебер считается родоначальником современных учений о социальномдействии. Сама социология, по его глубокому убеждению, «есть наука,стремящаяся, истолковывая, понять социальное действие и тем самым каузальнообъяснить его процесс и воздействие». Вебер определяет действие(независимо от того, проявляется ли оно вовне, например, в форме агрессии, илисокрыто внутри субъективного мира личности, подобно претерпеванию) как такоеповедение, с которым действующий индивид или индивиды связывают субъективнополагаемый смысл. «Социальным» действие становится только в томслучае, если по предполагаемому действующим лицом или действующими лицамисмыслу соотносится с действием других людей и ориентируется на него".

Для рассмотрения веберовской теории науки можно в качестве отправногопункта взять классификацию типов социального поведения. Парето исходит изантитезы: логическое – нелогическое. Что касается Вебера, то он исходит — хотяэто и не классическая форма изложения — из подразделения понятияценностно-рациональное (wertrational),           аффективное. Или эмоциональное, и, наконец, традиционное.

Рациональный по отношению к цели, целерациональный поступокприблизительно соответствует “логическому” поступку Парето. Это действиеинженера, который строит мост; спекулянта, который стремиться заработать деньги;генерала, который хочет одержать победу. Во всех этих случаях целерациональноеповедение определяется тем, что субъект ставит перед собой ясную цель иприменяет соответствующие средства для ее достижения.

Однако Вебер не утверждает, как Парето, что поступок, совершаемый сприменением неадекватных способов из-за ошибочности в знаниях, нерационален.Целерациональность поступка определяется опытом субъекта, а не наблюдателя. Нотаким должно быть скорее определение Парето.

Рациональный по отношению к ценности, ценностно-рациональный поступоксовершил, например, немецкий социалист Лассаль, убитый на дуэли, или капитан,который утонул, отказавшись покинуть свое судно. Поступок оказывается ценностно-рациональнымв таком случае не потому, что направлен на достижение определенной, внешнефиксируемой цели, а потому, что не принять вызова или покинуть тонущий корабльбыло бы бесчестием. Субъект поступает рационально, идя на риск не радидостижения внешне фиксируемого результата, а из верности собственному представлениюо чести.

Поступок, который Вебер называет аффективным, обусловлен исключительнодушевным состоянием или настроением индивида. Мать может ударить своегоребенка, потому что его поведение невыносимо, футболист наносит удар в ходематча другому игроку, потеряв контроль над собой. В этих случаях поступокопределяется не целью или системой ценностей, а эмоциональной реакцией субъектав определенных обстоятельствах.

И наконец, традиционное поведение диктуется привычками, обычаями,верованиями, ставшими второй натурой. Субъект поступает по традиции, ему нетнужды ни ставить перед собой цель, ни определять ценности, ни испытыватьэмоциональное возбуждение — он просто подчиняется укоренившимся в нем за долгуюпрактику рефлексам.

Эта классификация типов социального поведения обсуждалась и уточнялась напротяжении полувека. Хочется подчеркнуть, что она некоторым образом освещаетвсе умозаключения Вебера. Действительно, он не раз обращается к ней в своихтрудах.

Социология — наука, восприимчивая к социальному поведению.Восприимчивость подразумевает осмысленность, которую субъект придает своемуповедению. В то время как Парето судит о логичности поступков, ссылаясь назнания другого лица (наблюдателя), Вебер задается целью понять смысл,придаваемый каждым субъектом своему поведению. Осознание субъективных значенийтех или иных поступков подразумевает необходимость классификации категорий илитипов социального поведения. Оно приводит нас к пониманию структуры ихосмысления.

Классификация типов социального поведения оказывает в определеннойстепени воздействие на веберовское толкование современной эпохи. Характернаячерта мира, в котором мы живем, — рациональность. При первой оценке онасоответствует расширению сферы целерациональных поступков. Хозяйственноепредприятие — рационально, управление государством при помощи бюрократическогоаппарата — тоже. Все современное общество также стремится к целерациональнойорганизации, а философская проблема нашего времени, проблема в высшей степениэкзистенциалистская, заключается в том, чтобы определить, границы той частиобщества, где продолжает существовать и должно существовать поведение другоготипа.

Наконец, эта классификация видов поступков связана с тем, что составляетдух философских размышлений Вебера, а именно понимание путей взаимодействия иразмежевания науки и политики.

Макса Вебера страстно увлекало стремление получить ответ на вопрос; каковидеальный тип политика, ученого? Как можно быть одновременно человеком действияи преподавателем? Эта проблема была для него одновременно и личной, ифилософской. Хотя Вебер никогда не был политическим деятелем, он всегда мечталоб этом. В жизни его чисто политическая активность оставалась связанной спреподавательской деятельностью, в редких случаях с журналистикой, иногда онпривлекался в качестве советника государя, к чьим советам не прислушивались.Так, в момент, когда военные и гражданские власти Германии готовились объявитьтотальную подводную войну, рискуя тем самым заставить вступить в войнуамериканцев, он направил в Берлин секретный меморандум, где изложил причины, покоторым это решение должно привести к катастрофе Германии. Вебер входил также всостав германской делегации, направленной во Францию для принятия условий мира.Однако Вебер, который хотел бы стать руководителем партии, вести за собойлюдей, был прежде всего преподавателем и ученым. Наделенный ясным мышлением,глубоким интеллектом и честностью, он не переставал задавать себе вопрос: прикаких условиях историческая и социологическая науки могут быть объективными, какиеусловия позволили бы политической деятельности соответствовать своемупредназначению?

Поведение ученого — целерационально. Ученый ставит перед собой цель найтиподтверждение суждения фактами, определить причинные связи и всеобъемлющиетолкования, которые были бы общезначимыми. 

Научное исследование, таким образом, — прекрасный примерцелерационального поведения, конечная цель которого — истина. Но сама эта цельопределяется ценностным суждением, т.е. суждением о ценности истины, доказаннойфактами или аргументами общезначимого характера.

Наука как действие является, следовательно, целерациональной иценностно-рациональной по отношению к истине. Рациональность здесь — следствиесоблюдения законов логики и науки, необходимого для того, чтобы полученные результатыимели значимость.

Наука, какой ее видит Вебер, — один из аспектов процесса рационализации,характерного для современных западных обществ. Вебер замечал, а иногда дажекатегорично утверж­дал, что историческая и социологическая науки нашего временипредставляют собой с исторической точки зрения нечто феноменальное, поскольку вдругих культурах не могло быть такого рационального осмысления жизни и такогоразвития общества, как на Западе.

Позитивная и рациональная наука, с которой Вебер тесно связал себя, —составная часть всего исторического процесса рационализации. Она имеет двахарактерных признака, которые определяют смысл и значение научной истины: незавершенностьв своей основе, а также объективность, которая определяется обоснованностьюнауки для всех тех, кто стремится к такого рода истине, не прибегая к оценочнымсуждениям. Человек науки с одинаковой непредвзятостью рассматривает шарлатана иврача, демагога и государственного деятеля.

Незавершенность, по Веберу, — фундаментальная характерная чертасовременной науки. Он никогда бы не упомянул, как любил делать Дюркгейм, о томвремени, когда создание социологии будет наконец завершено и будет существоватьцелостная система социальных законов. Нет ничего более чуждого образу мыслиВебера, чем дорогое Конту представление о науке, которой удалось создать полнуюи завершенную картину фундаментальных законов. «Науку» прежних времен еще можнобыло в определенном смысле представить себе как завершенную, потому что онастремилась к понятию принципов бытия. Современная же наука по своей сутинаходится в стадии становления; она не знает объяснений, касающихся смыславещей, она стремится к цели, находящейся в бесконечном пространстве, и вновь ивновь беспрестанно задает вопросы природе.

Для всех направлений естественных наук, как и наук о культуре, познание —лишь одна из побед, которая никогда не может быть окончательной. Наука сегодня— это основа науки завтра. Можно все время идти дальше в анализе, продол­жатьисследования в направлении двух противоположных бесконечностей.

Однако что касается наук о человеческой действительности, об истории икультуре, то здесь добавляется и другое. Познание тут зависит и от вопросов,которые ученый ставит перед самой действительностью. По ходу истории, собновлением системы ценностей и памятников человеческого разума, у историка илисоциолога немедленно — в свете актуальных событий и фактов — возникают новыевопросы. Поскольку история как реальность неизменно вызывает интерес у историкаили социолога, то завершенность исторической науки или социологии немыслима.История или социология смогут стать окончательными только, если судьба человечествадостигнет своего конца. Человечеству нужно потерять способность к творчеству,чтобы наука о человеческом творчестве оказалась завершенной.

Может показаться, что такое обновление исторических наук, благодаряпостоянно возникающим перед историками проблемам, ставит под вопросуниверсальную значимость науки. Однако, по мнению Вебера, дело обстоит совсемне так. Универсальная значимость науки требует, чтобы оценочные сужденияученого не вторгались в его исследования, т.е. чтобы он не выражал в них своиэстетические или политические вкусы. То, что его предпочтительное отношениевлияет на ориентацию его научного интереса, не исключает универсальнойзначимости исторических наук и социологии. Мы даем универсально значимыеответы, по крайней мере теоретически, на вопросы, закономерно ориентированныенашим интересом или тем, что мы считаем нашими ценностями.

Мы обнаруживаем, что историческая и социальная науки, характерные чертыкоторых рассматривает Вебер, глубоко отличаются от естественных наук, хотя иимеют общее рациональное начало. Назовем три характерные и отличительные чертыэтих наук: понимание, историчность и связь с культурой.

Термин «понимание» представляет собой классический перевод с немецкогоverstehen. Идея Вебера заключается в сле­дующем: в области феноменов природыобъяснить наблюдаемые закономерности мы можем только посредством математическихпо форме и характеру посылок. Другими словами, нам нужно объяснить явлениясуждениями, подтвержденными опытом, чтобы иметь ощущение, что мы их понимаем.Понимание, таким образом, носит опосредованный характер, оно достигается черезпонятия и связи. Что же касается человеческого поведения, то понимание внекотором роде оказывается непосредственным: профессор понимает поведениестудентов, которые слушают его лекции, пассажир понимает, почему шофер такси неедет на красный свет. У него нет необходимости фиксировать, сколько водителейостанавливаются у светофора, чтобы понять, почему они это делают. Человеческоеповедение представляет собой внешне проявленную осмысленность, связанную с темфактом, что люди наделены разумом. Чаще всего определенные осмысленные связимежду действием и целями, между поступками одного и поступками другого индивидавоспринимаются непосредственно. Социальное поведение содержит осмысленноепостроение, которое наука о человеческой действительности способна понять. Этаосмысленность ни в коей мере не означает, что социолог или историк постиглиповедение интуитивно. Наоборот, они реконструируют их постепенно, используюттексты и документы. Для социолога субъективно подразумеваемый смысл воспринимаетсяодновременно и как непосредственно понятный, и как вызывающий сомнение.

Понимание, по представлению Вебера, ни в коей мере не связано скакими-либо загадочными, заумными или сверхразумными способностями,сверхъестественными свойствами, не поддающимися логике естественных наук.Осмысленность поступка не является непосредственно, т.е. мы не можем понятьсразу, без предварительного исследования, значение поведения других. Даже когдаречь идет о наших современниках, мы почти всегда можем немедленно дать какую-тоинтерпретацию их поступков или их деятельности, но мы не можем знать без исследованияи без доказательств, какая интерпретация правильна. Короче говоря, лучшесказать «внешне обнаруживается осмысленность», чем «непосредственная осмысленность»,и вспомнить о том, что эта самая «осмысленность» по своей сути двусмысленна.Субъект не всегда знает мотивы своего поступка, исследователь еще меньшеспособен интуитивно постигнуть его: он должен искать, чтобы отличить истинныемотивы от правдоподобных.

Веберовская идея понимания в большой мере заимствова­на К. Ясперсом иотражена в работах, посвященных им в молодости психопатологии, а также в его«Трактате», который частично перевел Ж. П. Сартр. В центре вниманияпсихопатологической концепции Ясперса — различение между объяснением ипониманием. Психоаналитик проникает в суть сна, улавливая связь между событием,имевшим место в детстве, и рожденным на этой почве комплексом, видит ходразвития невроза. Таким образом, говорил Ясперс, осознаются внешние проявлениясмысловых значений, опыт пережитых событий. Но такому осознанию есть предел. Мывсе еще очень далеки от понимания связи между тем или иным душевным состояниеми патологическим симптомом. Мы понимаем суть невроза, но не понимаем сутипсихоза. В какой-то момент осознание идеологических явлений исчезает. Крометого, мы не понимаем рефлекторных действий. В общих чертах скажем, чтоповедение людей понятно в каких-то пределах; за этими пределами связи междудушевным состоянием и физическим или психологическим перестают быть ясными,даже если они поддаются объяснению,

Это различие, по моему мнению, — отправная точка для мысли Вебера о том,что социальное поведение представляет собой для социолога обширную областьдеятельности в плане его понимания, сравнимого с тем, какого достигаетпсихолог. Само собой разумеется, что социологическое понимание ни в коем случаене следует смешивать с пониманием психологическим. Автономная сфера социальногопонимания не покрывает сферы психологического понимания.

Основываясь на нашей способности понимать, мы приходим к выводу, чтоможем также объяснить единичные явле­ния без посредства обобщающих посылок.Между пониманием внешне фиксируемого момента человеческих феноменов иисторической ориентацией наук имеется связь. Не в том, что науки, изучающиечеловеческую действительность, всегда выбирают объектом однократное илипроявляют интерес исключительно к особым сторонам явлений. А в том, что мыпонимаем единичное постольку, поскольку в науках о человеческойдействительности истинно исторические масштабы приобретает то, что вестественных науках не может иметь такого значения.

В науках о человеческой реальности следует различать две ориентации:историческую, изучающую факты, свидетелями которых мы не можем быть дважды; исоциологическую, которая концептуально реконструирует социальные институты иизучает их функционирование. Обе ориентации дополняют друг друга. НикогдаВебер, в отличие от Дюркгейма, не сказал бы, что исторический интерес долженбыть подчинен исследованиям признаков общего характера. Когда человечество становитсяобъектом познания, совершенно закономерно проявлять интерес к особым чертаминдивида, индивидуальным характеристикам какой-либо эпохи, той или инойобщности людей, так же, как к законам, по которым живут и развиваются, те илииные человеческие общества.

Науки о человеческой реальности — это, наконец, науки о человеческойкультуре. Они стремятся понять и объяснить творения человека за время егожизни, и не только произве­дения искусства, но также законы, социальныеинституты, формы политического устройства, религиозные верования, научныетеории. Веберовскую науку можно определить, таким образом, как усилие,направленное на то, чтобы понять и истолковать те ценности, которые людисчитали своими, и творения, ими созданные.

Человеческие деяния, создающие ценности, носят творческий характер илиопределяются таковыми через соотнесение с ценностями. Каким образом в такомслучае можно сделать науку объективной, т.е. не искаженной нашими оценочнымисуждениями и нашими деяниями, имеющими собственные ценности? Специфическая цельнауки — общепринятая значимость. Наука, по Веберу, — это целерациональноедействие, цель которого — суждения, основанные на фактах, имеющих общезначимый,универсальный характер, Каким образом можно сформулировать такого рода сужденияо творениях, определяемых как ценности?

На этот вопрос, который находится в центре философских иисследовательских размышлений Вебера, он отвечал разграничением двух фактов —ценностное суждение, или оценка (Werturteil), и отнесение к ценности(Wertbeziehung).

Смысловое значение понятия «ценностное суждение» представить легко.Гражданин, считающий, что свобода суть нечто важное, и утверждающий, чтосвобода слова или свобода мысли — это фундаментальные ценности, высказываетсуждение, в котором выражается его личность. Другой человек может несогласиться с этим суждением и придерживаться мнения, что свобода слова особогозначения не имеет. Оценочные суждения — личны и субъективны, каждый имеет правопризнать свободу в качестве позитивной или негативной ценности, первостепеннойили второстепенной важности, в качестве ценности, которую следует защититьпрежде всего или же пожертвовать ею ради какой-либо другой. Напротив,формулировка «отнесение к ценностям», если использовать уже приведенный пример,означает, что социолог политики будет рассматривать свободу как объект, какпричину споров и конфликтов между людьми и между партиями и будет изучатьполитическую реальность прошлого, соотнося ее с ценностью свободы. Она окажетсяв центре исследования социолога, который может быть не очень-то привязан к ней.Но ему достаточно того, что свобода станет одним из понятий, с помощью которыхон выделит ту историческую часть действительности, изучение которой он намеренпровести. Эта работа требует, чтобы политическая свобода была ценностью для лю­дей,которые с ней жили. Короче, мы не формулируем оценочного суждения, мы относимисследуемый материал к ценности, каковой служит политическая свобода.

Оценочное суждение — это утверждение морального или жизненного порядка,тогда как отнесение к ценностям — это процесс отбора и организации, имеющийотношение к объективной науке. Макс Вебер, преподавая, хотел быть ученым, а неполитическим деятелем. Разграничение между ценностным суждением и отнесением кценностям позволяло ему обозначить разницу между научной работой и политическойдеятельностью и одновременно — общность интересов ученого и политика.

Такое разделение, впрочем, ставит ряд проблем.

В чем необходимость использования такой методологии — «отнесенияисторического или социологического материала к ценностям»? В самой элементарнойформе ответ на этот воп­рос заключается в том, что ученый для разработкиобъекта своего исследования вынужден сделать реальный выбор, поскольку отборфактов и формирование понятий требуют такого рода процедуры, как отнесение кценностям.

В чем необходимость отбора? Ответ Вебера носит двойственный характер. Онможет быть или в духе Кантовой трансцендентальной критики, или на уровненаучно-методологического исследования.

Что касается трансцендентальной критики, то Вебер заимствовал ее унеокантианского философа Риккерта, для которого то, что первоначально даночеловеческому сознанию, представляет собой бесформенный материал, а наука — этозавершенная разработка или конструкция из него. Риккерт, кроме того, развивалмысль о существовании двух видов науки, наличие которых зависит от формы лепкиэтого первородного материала. Разработка, характерная для естественных наук,заключается в рассмотрении общих признаков явлений и установлениисистематических и неизбежных связей между ними. Ее цель — создание системывсеобъемлющих понятий, законов и взаимосвязей наиболее общего, по возможностиматематического, характера. Идеал естественной науки — фи­зика Ньютона иЭйнштейна, в которой понятия используются для названия объектов, построенныхчеловеческим сознанием. Это — дедуктивная система, самоорганизующаяся на базепростых фундаментальных законов и принципов.

Но существует и второй тип научной разработки, характерный дляисторической науки и науки о культуре. В этом случае сознание не стремитсяданную ему первородную бесформенную материю ввести в систему математическихвзаимосвязей, а проводит в этом материале отбор, относя его результаты кценностям. Если бы историк захотел описать во всех деталях, со всемикачественными характеристиками каждую возникшую мысль и каждый совершенный актв течение только одного дня лишь одним человеком, то он не смог бы этогосделать. Современные писатели пытались поминутно расписать ход мыслей,способных родиться в сознании в течение какого-то времени. Так, Мишель Бютор всвоем романе «Видоизменение» описывает все, что происходит за время пути изПарижа в Рим. На эту картину однодневных мысленных приключений единственного человекаушло несколько сот страниц. Достаточно представить себе историка, пытающегосяописать таким же образом то, что происходило в сознании всех солдат,участвовавших в битве при Аустерлице, чтобы по­нять, что все книги, написанныево все эпохи истории человечества, насчитывают, видимо, меньше страниц, чемпотребовал бы такой невообразимый рассказ.

Этот пример, в котором использован метод мыслительного опыта, яснопоказывает, что историческое описание суть восстановление эпизодов прошлогопутем отбора, отчасти предопределенного выбором документов. Мы не в состояниивоспроизвести значительную часть событий, охватывающих целые века, по тойпростой причине, что у нас нет материалов. Но даже если есть бесчисленныедокументы, историк проводит их отбор по принципу, который Риккерт и Веберназывают отнесением к эстетическим, моральным или политическим ценностям. Мы нестараемся оживить все, что пережили люди прошлого, мы пытаемся надокументальной основе выстроить существование людей, которых больше нет, исходяиз того, что служило ценностями для людей, являющихся объектом историческихисследований, или для историков прошлого, интересующих нашу историческую науку.

Предположив, что естественные науки носят законченный, завершенныйхарактер, мы выходим на гипотетико-дедуктивный метод, который мог бы датьобъяснение всем явлениям, основываясь на принципах, аксиомах и законах. Этагипотетико-дедуктивная система не позволяет, однако, определить во всехдеталях, как и почему в определенный момент в опреде­ленном месте вселеннойпроизошел взрыв. То есть между объяснением на основе закономерностей иконкретным историческим событием всегда имеется разрыв.

Что касается наук о культуре и истории, то речь идет не огипотетико-дедуктивной системе, а о совокупности толкований, каждое из которыхосновывается на отборе фактов и неразрывно связано с системой ценностей. Ноесли каждое историческое построение произведено на основе отбора и обусловленосистемой ценностей, то мы будем иметь столько исторических или социологическихинтерпретаций, сколько систем ценностей нами получено при отборе. Итак, приотбо­ре мы переходим с надэмпирической позиции на методологическую, на которойстоит историк или социолог.

Разделение реконструкции исторического объекта на генерализирующую ииндивидуализирующую в зависимости от связи с ценностями Вебер заимствовал у Риккерта.Будучи социологом, а не профессиональным философом, он увлекся этой идеей,потому что она позволяла ему привлечь внимание к тому факту, что историческоеили социологическое исследование по уровню вызываемого им интереса в большоймере обязано значительности проблем, поставленных историком или социологом.Гуманитарные науки поднимают и рассматривают вопросы, которые ставит реальная действительность.Ответы на них часто зависят от того, насколько интересны вопросы. В этом смысленеплохо, чтобы социологи политики интересовались политикой, а социологи религии— религией.

Макс Вебер рассчитывал таким способом преодолеть хорошо известнуюантиномию: ученый, увлеченный объектом своего исследования, не может бытьбеспристрастным и объективным. Вместе с тем исследователь, который в религиивидит только предрассудки, рискует никогда глубоко не понять религиозной жизни.Разделяя, таким образом, вопросы и ответы, Вебер находит выход из положения.Нужно проявлять заинтересованность в жизни людей, чтобы действительно понятьих, но вместе с тем необходимо отказаться от своего собственного чувства, чтобынайти общезначимый ответ на вопрос, поставленный под влиянием страстейчеловека, выбранного объектом исторического исследования.

Вопросы, на которых основывался Макс Вебер, разрабатывая свои концепциисоциологии религии, политики и современного общества, — экзистенциалистскогопорядка. Они касаются существования каждого из нас во взаимоотношениях сгородом, с религиозной и метафизической истинами. Вебер спрашивал себя, каковыправила, которым подчиняется человек действия, каковы законы политической жизнии какой смысл может придавать человек своему существованию в этом мире; каковавзаимосвязь между религиозными взглядами человека и его образом жизни; каковоего личное отношение к экономике, государству? Веберовская социология находитсвое вдохновение в экзистенциалистской философии, которая до начала всякогоисследования несет в себе две отрицательные позиции.

Никакая наука не может научить людей, как им жить, или преподатьобществу, как оно должно быть организовано. Никакая наука не сможет предсказатьчеловечеству его будущее. Первое отрицание противопоставляетэкзистенциалистскую философию Дюркгеймовой, второе — Марксовой.

Марксистская философия ошибочна, поскольку она несовместима с научнойприродой человеческого существования. Всякая историческая наука и социологияимеют лишь частичное представление о реальности. Они не в состоянии предсказатьнам заранее, что с нами будет, т.к. будущее не предопре­делено. Даже в том случае,когда некоторые события будущего предопределены, человек свободен в выборе; илиотказаться от такого частичного детерминизма, или приспособиться к немуразличными способами.

Разграничение между оценочным суждением и отнесением к ценностям ставитдве другие фундаментальные проблемы.

Поскольку отбор и конструирование объекта науки зависят от вопросов,поставленных исследователем, то научные результаты внешне представляютсяобусловленными научными интересами ученого и окружающей его исторической обстановкой.Но цель науки — сформулировать общезначимые суждения. Как наука, ориентированнаяизменчивыми вопросами, может, несмотря ни на что, добиться всеобщей значимости?

Впрочем — и этот вопрос, в противовес предыдущему, является философским,а не методологическим, — почему оценочные суждения по своей сущности необщезначимы? Почему, независимо от того, носят ли они субъективный или экзистенциалистскийхарактер, они обязательно противоре­чивы?

Научное действие, как действие рациональное, ориентиру­ется на ценностьобщезначимой истины. Научная работа начи­нается с отбора, который всегда носитсубъективный харак­тер. Что же может обеспечить при таком субъективном отбо­реобщезначимость результатов науки?

Большая часть методологических трудов Макса Вебера посвящена поискуответа на этот трудный вопрос. Очень схематично его ответ можно сформулироватьтак: результаты научного труда должны быть получены на основе субъективногоотбора, но таким способом, который давал бы возможность подвергнуть ихпроверке, независимо от взглядов и настроений исследователя. Он стремитсядоказать, что историческая наука рационально доказательна и стремится только кнаучно обоснованным постулатам. В исторической науке и социологии интуицияиграет роль, аналогичную той, что и в естественных науках. Исторические исоциологические посылки основаны на фактах и ни в коей мере не направлены напостижение высшей непререкаемой истины. Вебер охотно сказал бы, как Парето: ктопретендует на то, что до конца понял сущность явления, стоит вне науки.

Вебер, как и Парето, считает социологию наукой, изучающей социальноеповедение человека. Парето, ставя в центр своей концепции логические поступки,делает акцент на не­логических аспектах этих поступков, которые он объясняетили душевным состоянием, или тем, что они совершаются отбросами общества.Вебер, который тоже изучает социаль­ное поведение, делает акцент на понятиисмысла пережитого или субъективного смысла. Его самое большое желание —постичь, как люди могли жить в отличных друг от друга обществах, при различныхверованиях, как на протяжении веков они посвящали себя различного родадеятельности, связывая свои надежды то с потусторонним миром, то с существующим,одержимые то мыслями о спасении, то эконо­мическим развитием. Однако он пишет,что «высочайшие „цели“ и „ценности“, на которые, какпоказывает опыт, может быть ориентировано поведение человека, мы частополностью понять не можем, хотя в ряде случаев способны постигнуть егоинтеллектуально; чем больше эти ценности отличаются от наших собственных, важнейшихдля нас ценностей, тем труднее нам понять их в сопереживании посредствомчувствования, силою воображения».

Выход из создавшейся ситуации Вебер находит благодаря двум допущениям.Первое из них разводит обыденное сознание (или пристрастное отношение человекак тому, что является для него жизненно важным, практически полезным) и науку(или беспристрастное, объективное отношение исследователя к предмету анализа).Исследователь культуры, коим и называется у Вебера социолог, работает совторым. Он выделяет «не общее для всех (изучаемых объектов), а значимоедля всех (изучающих субъектов)». Таким образом, придание смысла какотнесение к ценности у Вебера находится вне сферы психологии, индивидуальногопереживания. Мы понимаем не самого действующего человека, а смысл его действиятак, как его выявляет нам процедура отнесения к ценности.

Каждое общество имеет свою культуру в том смысле, ко­торый придают этомутермину социологи-американцы, т.е. систему верований и ценностей. Социологстремится понять бесчисленные формы существования людей, той жизни, котораяможет быть понятой только в свете системы верова­ний и знаний, какими живетрассматриваемое общество.

Литература:

1.   Арон Р. Этапы развития социологической мысли — М., 1993

2.   Кравченко Е.И. Теория социального действия: от М. Вебера к феноменологам,Социологический журнал, №3, 2001

3.   Вебер М. Основные социологические понятия / Пер. с нем.М.И. Левиной // Вебер М. Избранные произведения — М., 1990.

4.   Вебер М. Наука как призвание и профессия / Пер. с нем. А.Ф. Филиппова,П.П. Гайденко // Вебер М. Избранные произведения — М., 1990.

5.   Российская социологическая энциклопедия. – М., 1998