Реферат: Социология
Министерствообщего и профессионального
образованияРоссийской Федерации
САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯ
ИНЖЕНЕРНО-ЭКОНОМИЧЕСКАЯ АКАДЕМИЯКафедра истории и политологии
КОНТРОЛЬНАЯ РАБОТА
по дисциплине
СОЦИОЛОГИЯТЕМА:
ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКАЯТЕРИЯ
З.ФРЕЙДА.
(ПСИХОЛОГИЯ МАСС)
Санкт-Петербург
2000
Противопоставлениеиндивидуальной и социальной, или массовой психологии, которое, на первыйвзгляд, может показаться столь значительным, многое из своей остроты приближайшем рассмотрении теряет. Правда, психология личности исследует отдельногочеловека и те пути, которыми он стремится удовлетворить импульсы своихпервичных позывов, но все же редко, только при определенных исключительныхобстоятельствах, она в состоянии не принимать во внимание отношений этогоотдельного человека к другим индивидам. В психической жизни человека всегдаприсутствует «другой». Он, как правило, является образцом, объектом,помощником или противником, и поэтому психология личности с самого началаявляется одновременно также и психологией социальной в этом расширенном, новполне обоснованном смысле.
Отношениеотдельного человека к его родителям, сестрами и братьям, к предмету его любви,к его учителю и к его врачу, т.е. все отношения, которые до сих пор были,главным образом, предметом психоаналитического исследования, имеют правосчитаться социальными феноменами и становятся тогда противопоставленнымиизвестным другим процессам, названным нами нарцистическими, при которыхудовлетворение первичных позывов от влияния других лиц уклоняется илиотказывается. Итак, противопоставленность социальных и нарцистических душевныхпроцессов, несомненно входит в область психологии личности и не может бытьиспользована с целью отделить психологию от психологии социальной, илимассовой.
Вотношениях к родителям, сестрам и братьям, к возлюбленной, к другу, учителю и кврачу отдельный человек встречается с влиянием всегда лишь одного лица илиочень незначительного числа лиц, из которых каждое приобрело очень большое длянего значение. Если речь идет о социальной, или массовой, психологии – этиотношения перестали принимать во внимание, выделяя как предмет особогоисследования одновременное влияние на одного человека большого числа лиц, скоторыми он чем-то связан, хотя они во многом могут ему быть чужды. Такимобразом, массовая психология рассматривает отдельного человека как человека какчлена племени, народа, касты, сословия, институции или как составную частьчеловеческой толпы, в известное время и для определенной цели организующейся вмассу. Такой разрыв естественной связи породил тенденцию рассматривать явления,обнаруживающиеся в этих особых условиях, как выражение особого, глубже необоснованного первичного позыва, который в других ситуациях не проявляется.Наши ожидания обращаются на две другие возможности: что социальный первичныйпозыв может быть не исконным и не делимым и что начала его образования могутбыть найдены в кругу более тесном, как, например, в семейном.
Либидоесть термин из области учения об аффективности. Мы называем так энергию техпервичных позывов, которые имеют дело со всем тем, что можно обобщить понятиемлюбви. Мы представляем себе эту энергию как количественную величину, хотя внастоящее время еще неизмеримую. Суть того, что мы называем любовью и чтовоспевается поэтами, — половая любовь. Мы, однако, не отделяем всего того, чтовообще в какой-либо мере связано с понятием любви, т.е. с одной стороны –любовь к себе, с другой стороны – любовь родителей, любовь детей, дружбу иобщечеловеческую любовь, не отделяем и преданности конкретным предметам илиабстрактным идеям. Любовные отношения (выражаясь безлично – эмоциональныесвязи) представляют собой также и сущность массовой души.
Нашиожидания пока основываются на двух мимолетных мыслях. Во-первых, что масса,очевидно, объединяется некоею силой. Но какой же силе можно, скорее всего,приписать это действие, как не эросу, все в мире объединяющему? Во-вторых,когда отдельный индивид теряет свое своеобразие и позволяет другим на себявлиять, в массе создается впечатление, что он делает это, потому что в немсуществует потребность быть скорее в согласии с другими, а не в противоборстве,т.е., может быть, все-таки «из любви» к ним.
Двеискусственные массы: церковь, войско. Припомним из мифологиимасс, что можно наблюдать различные виды, а также противоположные направления вразвитии масс. Есть очень текучие массы и в высшей степени постоянные;гомогенные, состоящие из однородных индивидов, и не гомогенные; естественные иискусственные, которым для сплоченности нужно также внешнее принуждение;примитивные и высоко организованные, с четкими подразделениями. По некоторымоснованиям – мы хотели бы особо отметить различие между массами, где вождьотсутствует, и массами, возглавляемых вождями. Наиболее интересными примерамитаких массовых образований являются церковь, объединение верующих, и армия,войско.
Вцеркви, как и в войске – как бы различны они не были в остальном, — культивируется одно и то же обманное представление (иллюзия), а именно, чтоимеется верховный властитель (в католической церкви – Христос, в войске –полководец), каждого отдельного члена массы любящий в равной любовью. На этойиллюзии держится все; если ее отбросить, распадутся тотчас же, поскольку этодопустило бы внешнее принуждение, как церковь, так и войско. Об этой равнойлюбви Христос заявляет совершенно определенно: «Что сотворите единому измалых сих, сотворите Мне». К каждому члену этой верующей массы Онотносится как добрый старший брат, является для них заменой отца. Церковь проникнутадемократическим духом именно потому. Что перед Христом все равны, все имеютравную часть Его любви. Нет никакого сомнения, что связь каждого члена церкви сХристом является одновременно и причиной связи между членами массы. Подобноеотносится и к войску; полководец, — отец, одинаково любящий всех своих солдат,и поэтому они сотоварищи… Если каждый отдельный индивид в такой широкой степениэмоционально связан в двух направлениях, то из этого условия нам нетрудно будетвывести наблюдаемое изменение и ограничение его личности.
Сущностьюмассы являются его либидиозные связи, на это указывает и феномен паники,который лучше всего изучать на военных массах. Паника возникает, когда массаразлагается. Характеристика паники в том, что ни один приказ начальника неудостаивается более внимания и каждый печется о себе, с другим считаясь.Взаимные связи прекратились, и безудержно вырывается на свободу гигантскийбессмысленный страх. Панический страх предполагает ослабление либидиознойструктуры массы и вполне оправданно на это ослабление реагирует, а никак ненаоборот, т.е. что будто бы либидиозные связи массы гибнут от страха передопасностью. Страх у индивида вызывается или размерами опасности, илипрекращением эмоциональных связей (либидиозной заряженности). Последнее естьслучай невротического страха. Таким же образом паника возникает при усилениигрозящей всем опасности или из-за прекращения объединяющих массу эмоциональныхсвязей, и этот последний случай аналогичен невротическому страху.
Типичныйповод для взрыва паники приблизительно таков, как его описывает Нестрой впародии на драму Гебеля «Юдифь и Олоферн». Воин кричит:«Полководец лишился головы», и сразу все ассирийцы обращаются вбегство. Потеря, в каком-то смысле, полководца, психоз по случаю потери порождаетпанику, причем опасность остается той же; если порывается связь с вождем, то,как правило, порываются и взаимные связи между массовыми индивидами. Массарассыпается, как рассыпается при опыте болонская склянка, у которой отломаливерхушку.
Нетак легко наблюдать разложение религиозной массы. Возможность такого разложенияописана в английском романе «When it was dark».Он повествует, как заговорщикам, врагам имени Христова и христианской веры,удается якобы обнаружить в Иерусалиме гробницу со словами Иосифа Аримафейского,сознающегося, что из благоговейных побуждений на третий день после погребенияон тайно извлек тело Христа из гроба и похоронил именно здесь. Этим раз инавсегда покончено с верой в воскресение Христа и Его божественную природу, а влечетэто археологическое открытие за собой потрясение всей европейской культуры ичрезвычайное возрастание всякого рода насилий и преступлений, что проходит лишьс раскрытием заговора фальсификаторов.
Приэтом предполагаемом разложении религиозной массы обнаруживается не страх, длякоторого нет повода, а жестокие и враждебные импульсы к другим людям, чтораньше не могло проявляться, благодаря равной ко всем любви Христа. Однако внеэтой связи взаимной любви и во времена царства Христова стоят те индивиды,которые не принадлежат к общине верующих, которые Христа не любят и Им нелюбимы; поэтому религия, хотя она и называет себя религией любви, должна бытьжестокой и черствой к тем, кто к ней не принадлежит. Если в наше время этанетерпимость и не проявляется столь насильственно и жестоко, как в минувшихстолетиях, то все же едва ли можно увидеть в этом смягчение человеческихнравов. Скорее всего следует искать причину этого в неопровержимом ослаблениисвязей. Если вместо религиозной появится какая-либо иная связь, объединяющаямассу, как это сейчас, по –видимому, удается социализму, в результате возникаетта же нетерпимость к внестоящим, как и во времена религиозных войн.
Посвидетельству психоанализа, почти каждая продолжительная интимная эмоциональнаясвязь между двумя людьми, как-то: брачные отношения, дружба, отношения междуродителями и детьми – содержит осадок отвергающих враждебных чувств, которые недоходят до сознания лишь вследствие вытеснения. Это более неприкрыто в случаях,где компаньон не в ладах с другими компаньонами, где каждый подчиненный ворчитна своего начальника. То же самое происходит, когда люди объединяются в большиеединицы. Каждый раз, когда две семьи роднятся через брак, каждая из них, засчет другой, считает себя лучшей или более аристократической и т.д.
Когдавражда направляется против любимых лиц, мы называем это амбивалентностью чувстви, конечно, слишком рационалистически объясняем ее многочисленными поводами кконфликтам интересов, которые создаются именно при столь интимных отношениях. Внеприкрыто проявляющихся отталкиваниях и антипатиях к близким мы узнаемвыражение себялюбия, нарциссизма, добивающегося своей самостоятельности иведущего себя так, будто случай отклонения от его индивидуальных форм уже естькритика последних и заключает вызов их преобразовать. В этом поведении людейпроявляется готовность к ненависти, агрессивность, происхождение которойнеизвестно и которой хотелось бы приписать примитивный характер.
Всяэта нетерпимость, однако, исчезает кратковременно или на долгий срок приобразовании массы и в массе. Пока продолжается соединение в массу и до пределовего действия, индивиды ведут себя, как однородные, терпят своеобразие другого,равняются с ним и не испытывают к нему чувства отталкивания. Такое ограничениенарциссизма может быть порождено только одним моментом, а именно – либидиознойсвязью с другими людьми. Себялюбие находит преграду лишь в чужелюбии, в любви кобъектам. Либидо опирается на удовлетворение основных жизненных потребностей иизбирает их участников своими первыми объектами. И как у отдельного человека,так и в развитии всего человечества, только любовь, как культурный фактор,действовала в смысле поворота от эгоизма к альтруизму. Это касается не толькополовой любви к женщине со всеми из нее вытекающими необходимостями беречь то,что женщина любит, но и десексуализированной, сублимированно гомосексуальнойлюбви к другому мужчине, любви, вязанной с общей работой. Если, таким образом,в массе появляются ограничения нарцистического себялюбия, которые вне ее недействуют, то это убедительное указание на то, что сущность массообразованиязаключается в нового рода либидиозных связях членов массы друг с другом.
Рассмотримновые механизмы эмоциональной связи – называемые идентификацией.Идентификация известна психоанализу как самое раннее проявление эмоциональнойсвязи с другим лицом. Она играет определенную роль в предыстории Эдиповакопмлекса. Малолетний мальчик проявляет особенный интерес к своему отцу. Онхочет сделаться таким и быть таким, как отец, хочет решительно во всем быть наего месте. Можно спокойно сказать: он делает отца своим идеалом.
Одновременнос этой идентификацией с отцом, а может быть, даже и до того, мальчик относитсяк матери как к объекту опорного типа. Итак, у него две психологическиеразличные связи: с матерью – чисто сексуальная захваченность объектом, с отцом– идентификация по типу уподобления. Вследствие непрерывно продолжающейсяунификации психической жизни они, наконец, встречаются, и, как следствие этогосочетания, возникает нормальный Эдипов комплекс. Малыш замечает, что дорогу кматери ему преграждает отец; его идентификация с отцом принимает теперьвраждебную окраску и делается идентичной с желанием заменить отца у матери.Идеализация стремится сформировать собственное Я по подобию другого, взятогоза «образец».
Другойпример. Предположим, что маленькая девочка, испытывает тот же симптом болезни,как и ее мать, например, тгот же мучительный кашель. Это может происходитьразлично. Либо идентификация та же, из Эдипова комплекса, т.е. означаетвраждебное желание занять место матери, Либо симптом реализует замену материпод влиянием чувства виноватости: ты хотела быть матерью, так теперь ты сталаею, по крайней мере, в страдании. Объектный выбор становится идентификацией,т.е. Я перенимает качества объекта.
Третьим,особенно частым и важным фактом симптомообразования является то, чтоидентификация совершенно лишена объектного отношения к копируемому лицу. Если,например, девушка в пансионе получает от тайного возлюбленного письмо,вызывающее ее ревность, и она реагирует на него истерическим припадком, то снесколькими из ее подруг, которые знают о письме, тоже случится этот припадок,как следствие психической инфекции. Это – механизм идентификации на почвежелания или возможности переместить себя в данное положение. Другие тоже хотелибы иметь тайную любовную связь, и под влиянием сознания виноватости соглашаютсяи на связанное с этим страдание.
Идентификациянаблюдается и в некоторых других случаях, которые не сразу доступны нашемупониманию.
Генезис мужской гомосексуальности в целом рядеслучаев следующий: молодей человек необыкновенно долго и интенсивно, в духеЭдипова комплекса, сосредоточен на своей матери. Но, наконец, по завершенииполового созревания все же настает время заменить мать другим сексуальнымобъектом. И тут происходит внезапный поворот; юноша не покидает мать, ноидентифицирует себя с ней, он в нее превращается и ищет теперь объекты, которыемогут заменить ему его собственное Я, которых он может заменить любить илелеять так, как его самого любила и лелеяла мать. Примечательна в этойидентификации ее обширность, она меняет Я в чрезвычайно важной области – аименно в сексуальном характере – по образцу прежнего объекта. При этом самобъект покидается. Подобный процесс можно наблюдать на маленьком ребенке.Например, ребенок, горевавший о потере котенка, без всяких обиняков заявил, чтосам он теперь котенок, и стал поэтому ползать на четвереньках, не хотел есть застолом и т.д.
Другойпример такой интроекции объекта дал нам анализ меланхолии – аффекта, считающегореальную или аффективную потурю любимого объекта одной из самых важных причинсвоего появления. Основной характер этих случаев заключается в жестокомунижении собственного Я в связи с беспощадной самокритикой и горькимиупреками самому себе. Анализы показали, что эта оценка и эти упреки в сущностиимеют своей целью объект и представляют собой лишь отмщения Я объекту.Тень объекта отброшена на Я. Эти меланхолии показывают нам Я вразделении, в расщеплении на две части, из которых каждая неистовствует противдругой. Эта другая часть есть часть, измененная интроекцией, заключающая всебе потерянный объект. Но знакома нам и часть, так жестоко себя проявляющая.Она включает совесть – критическую инстанцию, которая и в нормальные временакритически подходила к Я, но никогда не проявляла себя так беспощадно итак несправедливо. В нашем Я развивается инстанция, которая можетотделиться от другого Я и вступить с ним в конфликт. Мы назвали ее Я-идеаломи приписали ей функции самонаблюдения, моральной совести, цензуры сновидений иосновное влияние при вытеснении. Она представляет собой наследиепервоначального нарциссизма, в котором детское Я удовлетворяло самосебя. Из влияний окружающего эта инстанция постепенно воспринимает тербования,которые предъявляются к Я и которые оно не всегда может удовлетворить.Но когда человек не может быть доволен своим Я, он все же находитудовлетворение в Я-идеале, которое дифференцировалось из Я.
Влюбленностьи гипноз.
Влюбленностьесть не что иное, как психическая захваченность объектом, диктуемаясексуальными первичными позывами в целях этой цели и угасающая; это то, чтоназывают низменной, чувственной любовью. Глубину влюбленности можно измеритьпо количеству целепрегражденных нежных инстинктов, сопоставляя их с простымчувственным вожделением. В рамках влюбленности бросается в глаза феноменсексуального превышения оценки, тот факт, что любимый объект в известной мереосвобождается от критики, что все его качества оцениваются выше, чем качестванелюбимых лиц или в то время, когда это лицо еще не было любимо. Есличувственные стремления несколько вытесняются или подавляются, то появляетсяиллюзия, что за свои духовные достоинства объект любим и чувственно, а междутем, может быть, наоборот, только чувственное расположение наделило его этимидостоинствами. Эти стремления – есть идеализация. С объектом влюбленностиобращаются, как с собственным Я, что значит, при влюбленности большая частьнарцистического либидо перетекает на объект. В некоторых формах любовноговыбора очевиден даже факт, что объект служит заменой никогда не достигнутогособственного Я-идеала. Его любят за совершенства, которых хотелось достигнуть всобственном Я и которые этим окольным путем хотят приобрести для удовлетворениясобственного нарциссизма. Это особенно часто бывает при несчастной, безнадежнойлюбви, так как сексуальное удовлетворение ведь каждый раз заново снижаетсексуальное превышение оценки. Одновременно с этой «самоотдачей» Яобъекту, уже ничем не отличающейся от сублимированной самоотдачи абстрактнойидее, функции Я-идеала совершенно прекращаются. Совесть не применяется к тому,что делается в пользу объекта; в любовном ослеплении идешь на преступление,совершенно в этом не раскаиваясь. Всю ситуацию можно без остатка резюмировать водной формуле: объект занял место Я-идеала.
Отвлюбленности явно недалеко до гипноза. То же смиренное подчинение,уступчивость, отсутствие критики как по отношению к гипнотизеру, так и поотношению к любимому объекту. Та же поглощенность собственной инициативы; нетсомнений, что гипнотизер занял место Я-идеала. В гипнозе все отношения ещеотчетливее и интенсивнее, так что целесообразнее пояснять влюбленностьгипнозом, а не наоборот. Гипноз содержит примесь парализованности, вытекающейиз отношения могущественно к бессильному, беспомощному, что примерноприближается к гипнозу испугом у животных. При полной суггестивной податливостиморальная совесть загипнотизированного может проявлять сопротивление. Но этоможет происходить оттого, что при гипнозе в том виде, как он обычнопроизводится, могло сохраниться знание того, что все это только игра, ложноевоспроизведение иной, жизненно гораздо более важной ситуации.
Наосновании всего вышесказанного можно вывести формулу либидиозной конституциимассы. По крайней мере, такой массы, какую мы до сих пор рассматривали, т.е.имеющей вождя и не приобретшей секундарно, путем излишней«организованности», качеств индивида. Такая первичная масса естькакое-то число индивидов, сделавших своим Я-идеалом один и тот же объекти вследствие этого в своем Я между собой идентифицировавшихся. Этоотношение может быть изображено следующим образом.
/>
Я-идеал Объект
/>
/>/> Внешний
/>/>/> объект
/>
Стадныйинстинкт.
Аффектныесвязи, замеченные нами в массе, вполне достаточны, чтобы объяснить одно изсвойств, а именно: отсутствие у индивида самостоятельности и инициативы,однородность его реакций с реакцией всех других, снижение его, так сказать доуровня массового индивида. Но при рассмотрении массы как целого она показываетнам больше; черты ослабления интеллектуальной деятельности, безудержностьаффектов, неспособность к умеренности и отсрочке, склонность к переходу всехпределов в выражении чувств и к полному отводу эмоциональной энергии черездействия – это и многое другое дает несомненную картину регресса психической деятельностик более ранней ступени, которую мы привыкли находить у дикарей или у детей.Такой регресс характерен особенно для сущности обыкновенных масс, в то времякак у масс высокоорганизованных, искуственных, такая регрессия может бытьзначительно задержана.
Итак,у нас создается впечатление состояния, где эмоциональное побуждение и личныйинтеллектуальный акт индивида слишком слабы, чтобы проявиться отдельно, идолжны непременно дожидаться заверки подобным повторением со стороны других.Загадка суггестивного влияния возрастает, если признать, что каждое влияниеисходит не только от вождя, но также и от каждого индивида на каждого другогоиндивида.
Нелегкопроследить онтогенез стадного инстинкта. У ребенка долгое время и незаметноникакого стадного инстинкта или массового чувства. Таковое образуется вначале вдетской, где много детей, из отношения детей к родителям, и притом как реакцияна первоначальную зависть, с которой старший ребенок встречает младшего.Старшему ребенку хочется, конечно, младшего ревниво вытеснить, отдалить его отродителей и лишить всех прав; но, считаясь с фактом, что и этот ребенок – как ивсе последующие – в такой же степени любим родителями, и вследствиеневозможности удержать свою враждебность без вреда самому себе, ребенок вынужденотождествлять себя с другими детьми, и в толпе детей образуется массовоечувство или чувство общности, получающее затем дальнейшее развитие в школе.
Позднеестадный инстинкт проявляется в обществе как корпоративный дух и т.д., никак темсамым не отрицает происхождения зависти. Никто не должен посягать навыдвижение, каждый должен быть равен другому и равно обладать имуществом.Социальная справедливость означает, что самому себе во многом отказываешь,чтобы и другим надо было себе в этом отказывать или, что то же самое, они бы немогли предъявлять на это прав. Это требование равенства есть корень социальнойсовести и чувства долга. Неожиданным образом требование это обнаруживается усифилитиков в их боязни инфекции. Боязнь этих несчастных соответствует ихбурному сопротивлению бессознательному желанию распространить свое заражение надругих, так как почему же им одним надлежало заразиться и лишиться стольмногого, а другим – нет?
Социальное чувство, таким образом, основано наизменении первоначально враждебных чувств в связь положительного направления,носящую характер идентификации. Поскольку нам было возможно проследить этотпроцесс, изменение это осуществляется, по-видимому, под влиянием общей для всехнежной связи с лицом, стоящим вне массы. При обсуждении обеих исскуственныхмасс – церкви и войска – мы уже слышали об их предпосылке, чтобы все былиодинаково любимы одним лицом – вождем. Но не забудем одного: требованиеравенства массы относится только к участникам массы, но не к вождю. Всемучастникам массы нужно быть равными между собой, но все они хотят власти надсобой одного. Множество равных, которые могут друг с другом идентифицироваться,и один-единственный, их всех превосходящий, — вот ситуация, осуществленная вжизнеспособной массе.
Литература:
Фрейд З. Я и Оно. – Москва:Издательство «ЭКСМО-Пресс», 1998г.