Реферат: Побудительные предложения в поэзии М.Цветаевой
Содержание.
Введение----------------------------------------------------------------------3
Ч.1 Модальность побуждения и способы её выражения----------12
Ч.2 Побудительные предложения
в поэзии Марины Цветаевой--------------------------------------------13
2.1.Особенности стиля М.Цветаевой
2.2. Побудительные предложения с точки зрения
структурно-семантической
2.3. Побудительные предложения с точки зрения
функциональной
Заключение------------------------------------------------------------------28
Список литературы--------------------------------------------------
Источники --------------------------------------------------------30
Ищите свой корень
И свой глагол,
Во тьму филологии влазьте
В.Маяковский
Введение.
«Марина Цветаева любила подчёркивать, что для всякого подлинного поэта «неделимость сути и формы» является аксиомой. Поэтому у самой поэтессы мы можем обнаружить подобную неделимость — единство содержания и формы»[1]. В этой связи, представляется важным лингвистический анализ. «Лингвистический анализ поэтического текста, если он направлен на постижение глубинного смысла произведения, никак не может разрушить «убить» это произведение. Анализ направленный на познание внутренних связей между элементами, которые создают гармонию. Знания, умения и опыт развивают чувства».[2]
Филология стоит на страже точности и ясности передачи мысли средствами языка.
М.Цветаева в одном из писем к Б.Пастернаку говорила, что её жизнь заключена и объяснена именно в стихах и что тому, кто хочет её понять, надо обращаться к ним, и только к ним, потому что они – ключ к её поэтической личности. В стихах Цветаевой действительно сказано всё – «о ней, и о времени. Только надо уметь их читать, угадать их код, их смысловое и музыкальное начало. Тогда не только образ и слово, но даже интонация, изгиб фразы, пауза в ритме строки, перехват дыхания расскажут об авторе самое главное, в том числе и то, чего поэт ни прямо, ни даже косвенно не говорит, но чего утаить, если он настоящий художник, не может. Такой подход, такое прочтение требуют от читателя серьёзной самостоятельной работы – очень внимательного труда ума и души. Цветаева сказала однажды. Что она и её стих – всего лишь секунда в читательской жизни, а дальше оттолкнувшись, он должен делать своё дело сам»[3]
Цветаева не тот поэт, который: «пишу, как дышу», скорее поэт, который: живу, как горю и пишу как живу. Поэтому читать её не легко и язык и стиль этого мастера поэтического слова, нуждается в постоянном и непременном учёте взаимодействий (что и как), в изучении и кропотливом бережном анализе.
Сейчас, о Цветаевой написано много, но можно написать ещё больше уже написанного, при этом, не повторяя никого из предшественников, — настолько глубока её поэзия по содержанию, настолько многообразна и изысканна она по форме.
Цели данной работы:
— охарактеризовать побудительные предложения со структурно-семантической и функциональной точек зрения в творчестве Цветаевой.
Задачи:
— выявить и описать потенциальные возможности языковых единиц, реализованных в поэтическом тексте;
— показать каким образом побудительные предложения позволяют выразить художественную экспрессию, понимание мира, времени, философскую позицию поэта.
1. Модальность побуждения и способы её выражения .
Модальность побуждения – один из видов функционально – коммуникативной модальности, основным способом её выражения является наклонение. Наклонение – грамматическая категория, выражающая отношение действия к действительности, с точки зрения говорящего. Наклонение – грамматический способ выражения модальности. Грамматическое значение форм наклонения выводиться из их речевого употребления, предполагающего присутствие говорящего (пишущего) субъекта, речь которого включает, наряду с констатацией действия, его оценку как желательного, возможного, предполагаемого и т.п., т.е. передающую субъектное отношение говорящего к действию. Что касается понятия модальности, то главным средством выражения основной, или предикативной модальности является категория наклонения: изъявительного – с одной стороны, условного – желательного и побудительного – с другой. «Сходство между наклонением условным и повелительным состоит в том, что оба они, в противоположность изъявительному, выражают не действительное событие, а идеальное, то есть представляемое существующим только в мысли говорящего. Способ выражения основной модальности предложения посредством категории наклонения является морфолого – синтаксическим. В случаях так называемого переносного употребления наклонений «замены» наклонения типа: Случись тут мухе быть; Шёл бы ты спать; Пошёл, пошёл Андрюша!, противоречие между морфологической формой глагола и значением наклонения в условиях синтаксического контекста решается в пользу значения. Таким образом, значение категории наклонения как показателя основной модальности предложения шире собственно морфологического.
Если говорить об интонации, которая является формой выражения, существования всякого предложения, то можно сказать, что она служит и выразителем, носителем той или иной модальности. Но в одних случаях интонация лишь сопровождает прочие модальные средства, в других – она оказывается конструктивным средством, определяющим основную модальность предложения. Побудительные предложения имеют различную интонацию. Предложения, выражающие приказ, категорическое требование, произносятся обычно высоким тоном, с большой силой напряжённости. Наибольшее повышение тона характерно для сказуемого, либо для другого члена предложения, являющегося смысловым центром приказания, например: Подойдите поближе! Убирайтесь вон отсюда! Предложения, выражающие совет, увещание, просьбу, обычно произносятся более низким тоном, с меньшей степенью напряжённости, например: Ну, не сердись, Варя!
Повелительное наклонение выражает волю говорящего, направленное к другому лицу, побуждение к совершению действия, просьбу или приказание говорящего, побуждение к совершению действия со стороны говорящего может относиться, прежде всего, к собеседнику. Так как формы повелительного наклонения выражают побуждение со стороны говорящего, то есть имеют экспрессивное значение, то они характеризуются в речи особой типичной для них повелительной интонацией, с оттенками приказания, увещевания, просьбы, мольбы, в зависимости от направленности речи.
Форма синтаксического побудительного наклонения обозначает волеизъявление, направленное на осуществление чего-либо. Это значение объединяет в себе ряд более частных значений, совмещающих значение повеления со значением пожелания, требования, а также сложившимся на основе побудительности переносные значения. Временное значение побудительного наклонения неопределённо: побудительность может быть связана с волей к осуществлению чего-либо в реальном будущем (Не ходи туда! Пусть он пойдёт!), непосредственно в настоящем (Бери! Стой!, или, при значении принятия, согласия, допущения, вообще представляет в отвлечении от реального временного плана (Ну, и положим, что я дурак, и пусть буду дурак! Зачем же приходить к дураку?)
Морфологическая форма повелительного наклонения глагола обозначает волеизъявление, обращённое к исполнителю. Это личное значение обнаруживается в морфологической парадигме, то есть в противопоставлении форм повелительного наклонения другим глагольным формам, имеющим личные значения, и в противопоставлении самих форм повелительного наклонения друг другу. На основе этого значения у морфологической формы повелительного наклонения могут развиваться вторичные значения. Это объясняется тем, что те противопоставления, в которые входит синтаксическое побудительное наклонение, конструируются значениями объективно-модальными, но не личными.
В предложениях, имеющих форму синтаксического побудительного наклонения, реальный исполнитель может быть так или иначе обозначен. Он может быть представлен самой глагольной формой – одной, или в сочетании с подлежащим (читай! – читайте вы! Будь мужчиной!), может присутствовать в контексте (Пусть тебе спокойно спится!) или в ситуации (чтобы никаких разговоров!). Однако совершенно нормальны и такие предложения, в которых волеизъявления ни к кому не адресовано, реальный исполнитель вообще не мыслится или невозможен, например (осень, опадают листья, но всё равно будет весна. И пусть будет много вёсен). Форма повелительного наклонения имеет сложную синтаксическую организацию.
В подлежащно-сказуемостных предложениях при подлежащем со значением 2 лица форма повелительного наклонения образуется постановкой спрягаемого глагола в форме 2 л. Ед.ч. или мн. ч. Морфологического повелительного наклонения: Иди! Идите! Брось!
В тех же предложениях со значением 1 л. Мн.ч. форма повелительного наклонения образуется постановкой спрягаемого глагола в форме совместного действия: Пойдёмте! Напишемте это письмо!
В предложениях, включающих в свою структуру спрягаемую форму глагола, форма побудительного наклонения образуется соединением спрягаемого глагола в форме 3л ед. ч. и мн. ч. с одной из синтаксических частиц: пусть, пускай, да; (Пойду погулять, пусть немного ветром подует); Тем же способом может быть образована форма побудительного наклонения и у предложений с глаголом в форме 1л. Ед.и мн.ч., реже, с глаголом в форме 2 л. Ед. и мн. ч. (и пусть оставлю я хоть малый след для памяти за мной идущих поколений).
В полежащно-сказуемостных предложениях при подлежащем со значением 2л. Ед. и мн.ч. форма побудительного наклонения образуется введением служебного глагола быть в форме 2 л. Повелительного наклонения (будь, будьте). В однокомпонентных предложениях именного, наречного, инфинитивного классов, а также в двукомпонентных не подлежащно- сказуемостных предложениях форма повелительного наклонения образуется соединением одной из синтаксических частиц: а) пусть, пускай; б) чтоб; непосредственно с исходной формой предложения.
Помимо форм побудительного наклонения, волеизъявление может быть выражено средствами императивной интонации, которая сопровождает самые разнообразные высказывания: Сюда! Скорее! Через ограду! Кроме того, в языке существуют специальные типы предложения, в семантику которых входит волеизъявление: ( Молчать! Встать!) и такие предложения именного класса как (огонь! Чаю!)
Как уже было сказано выше, значением побудительного наклонения является волеизъявление, направленное на осуществление чего-либо. Это может быть:
1. собственно побуждение
2. побуждение в сочетании с пожеланием
3. побуждение в сочетании с долженствованием
4. побуждение в сочетании с допущением.
Некоторые из этих частных значений имеют дальнейшую семантическую дифференциацию. Кроме того, у формы побудительного наклонения сформировались такие переносные значения, в которых связь с побудительностью ослаблена или утрачена. Все эти значения и их оттенки устанавливаются, прежде всего на основе семантического совпадения предложения в форме побудительного наклонения с предложениями других структур, выражающими те или иные значения специализированными средствами. Этот признак является основным. В то же время основаниями для установления характера побудительности могут служить, во-первых, контекст, определённое языковое окружение, во-вторых, семантика субъекта и в связи с этим – возможность или невозможность введения обращения, в-третьих, возможность включения тех или иных частиц. Помимо всех перечисленных признаков, смыслоразличительная роль всегда принадлежит интонации.
Форма повелительного наклонения употребляется со всеми типами ИК, основной является ИК — 2 – она передаёт требования, приказ, категорическое волеизъявление: (читайте! Закройте за собой дверь!) Другие типы ИК передают различные оттенки волеизъявления: совет, просьбу, мольбу, разрешение, приглашение, подбадривание, предостережение: ИК – 1 – совет, разрешение: (что мне делать? Что); ИК — 3, всегда с центром на глаголе, — просьбу, смягчённое волеизъявление (закройте за собой дверь!); Ик -4 – назидание, официальность требования, запрещения (Проходите вперёд! Прочитайте ещё раз!), ИК -5 – торжественность, усиление требования (замолчите!); ИК 6 – подбадривание, приподнятость ( Иди Павел, и ничего не бойся), ИК – 7 – вынужденное разрешение, предостережение (Ну что ж, пусть едет! Осторожнее Павел!)
Что касается рассматриваемых способов передачи побуждения, то не следует, однако ставить их в один ряд с такими «неспециальными» средствами выражения волеизъявления, как инфинитив и сослагательное наклонение. Последние, приобретая побудительную функцию лишь дублируют императив (ср. Молчать – Молчите!), тогда как глаголы изъявительного наклонения в контакте с частицами: пусть, давай или соответствующей интонацией выражают такие значения волеизъявления, которые повелительным наклонением переданы быть не могут.
Для императива, как известно, характерно лишь самое общее указание на волю говорящего, который либо побуждает своего собеседника сделать что-нибудь, адресуясь к нему с приказом, просьбой, советом, либо разрешает собеседнику осуществить какое-то желательное для того действие.
Значение волеизъявления, которое выражают глаголы 1 лица мн.ч. изъявительного наклонения с частицей давай (или её «заместителем» — побудительной интонацией), более конкретно: говорящий не просто обязывает собеседника совершить некое действие, а скорее призывает его принять участие в действии, осуществлением которого заняться, намерен он сам.
Побудительное значение глагола 3 л. Ед. ч. с частицей пусть, реализуется в двух основных ситуациях: 1. когда адресат волеизъявления отсутствует и говорящему необходимо, чтобы кто-то, отчего имени приказал или позволили адресату совершить действие, или 2) когда говорящий не имеет права потребовать что-либо от 3 л. и поэтому адресуется к собеседнику, чтобы тот своей властью обязал третье лицо совершить планируемое говорящим действие. Таким образом, синтаксические способы выражения побудительности как бы «расшифровывают» общее значение волеизъявления за счёт добавочной информации: первые указывают на обязательную включённость в состав исполнителей действия самого говорящего, вторые констатируют, что ответной реакцией собеседника как адресата волеизъявления должно стать волеизъявление, обращённое к 3 лицу. Тем самым они функционально дополняют повелительное наклонение, хотя и остаются за пределами его парадигмы.
Говоря о наклонении, можно сказать, что говорящий оценивает высказывание по отношению к действительности, мыслится высказывание как реальное, возможное, или как желаемое, необходимое.
Вывод: Побудительные предложения относятся к разряду предложений по цели высказывания. «В побудительных предложениях выражаются различные побуждения к действию – приказ, просьба, призыв, совет и др. В побудительные предложения нередко включаются обращения; сказуемые выражаются глаголами в повелительном наклонении; произносятся с побудительной интонацией – с повышением голоса, напряжённо».[4]
2. Побудительные предложения в поэзии Марины Цветаевой.
2.1. Особенности стиля М.Цветаевой.
В поэзии Марины Цветаевой повсеместно присутствуют побудительные предложения. Как сказал Бродский – главный знак её синтаксиса – тире – и этот знак перечёркивает всю литературу века.
Целью любого художественного стиля является воздействие с помощью созданных образов на чувства и мысли читателей и слушателей. Художественный стиль предполагает предварительный отбор языковых средств, использование всех языковых средств.
Не секрет, что мастерство писателя определяется общей его одарённостью, и его умением выразить эту одарённость в определённой форме; по-своему видеть окружающую нас действительность, его мировоззрением, его языком и стилем. Все признаки мастерства должны органично дополнять друг друга. Марина Цветаева предпочитала работать над ритмом, словом, доводить игру звуками до совершенства.
Следуя за нешаблонностью и силой пушкинских поэтических словосочетаний, Цветаева ищет подобные словосочетания в языке другой исторической эпохи. Побывав в «школе Пушкина» подлинные поэты выходят затем на волю, на простор, в сферу своих собственных поэтических возможностей. Школа Пушкина не сковывает. А освобождает большого поэта:
Критик – ноя, нытик – вторя:
«Где же пушкинское (взрыд)
Чувство меры?» Чувство — моря
Позабыли – о гранит
……………….
То – то к пушкинским избушкам
Лепитесь, что сами — хлам!
Как из душа! Как из пушки –
Пушкиным – по соловьям…[i]
(здесь и далее к стихам концевые сноски)
Осмысляя заново отдельные словосочетания, Марина Цветаева, с их помощью создаёт образы современников и исторических лиц. Её своеобразие языка и стиля нужно постоянно учитывать. Так, «Пушкин убит не белой головой, а каким то пробелом». В современном словаре – пробел – незаполненное место. Промежуток между буквами, между строками. Пробел у Цветаевой превращается в действующее лицо трагедии.
Повествование о поэзии Цветаевой нужно строить «изнутри её» «с помощью её поэтического голоса, зарождающегося в далёкой глубине слова. Вся цветаевская поэзия рождается из музыки, которая у неё преобразуется в слово, огромный темперамент, вулканический юмор, живущий в её строке, выражает её поэтическое мировоззрение.
«Слово – творчество, как всякое, только хождение по следу слуха народного и природного. Хождение по слуху. Словесное искусство совмещает в себе и логический, и образно-эмоциональный способ постижения действительности. Оно при состоявшемся артефакте способно к особенно сильному воздействию на человека и более массово по своим возможностям»[5]
В эссе «Поэт о критике» Цветаева пишет: « А что есть чтение- как не разгадывание, толкование, извлечение тайного, оставшегося за строками, пределом слов. Чтение, прежде всего сотворчество. Устал от моей вещи, значит – хорошо читал и хорошее читал. Усталость читателя – усталость не опустошительная, а творческая. Сотворческая. Делает честь и читателю и мне».
Многие исследователи творчества Марины Цветаевой отмечают, что душевно и духовно Цветаева развивалась быстрее, стремительнее собственного поэтического слова: Марина была уже Цветаевой, а её стих ещё не вышел из детской.
Ритм и метр подчинялись у неё лихорадке вдоха и выдоха, она рвала строку, меняла ритмику, отбрасывала всё, что мешало движению – стремительному полёту скупо оперённой и метко посланной стрелы. Точный глазомер делал цель отчётливо видимой и достижимой. Экспрессия и логичность придавали её стихам резкое своеобразие, яркий фейерверк праздника, гром и зарево поэтического мятежа.
В стихах, жизни, быту, любви Цветаева была романтиком. Всё, что попадало в поле её зрения, — чудесно и празднично преображалось, начинало искриться и жить с удесятерённой жаждой жизни. По её собственным словам она постоянно чувствовала «безумную любовь к жизни, судорожную жажду жить».
Музыкальная одарённость была внутренне родственной поэтическому литературному таланту, именно звук вёл её к стиху и к смыслу. И рифма, и смысл у Цветаевой – звучат. Даже в лингвистическом анализе поэзии Марины Цветаевой современниками, находим такие строки: «интонационное чародейство, ворожба над смыслами». Волошин – поэт и друг, у которого Цветаева часто гостила, и в чьём доме, родилось не одно её стихотворение, отмечает: «Маринины стихи шли вровень с её личностью»
В поэзии Цветаевой всегда присутствует искристость, импульсивность. Эзотерические мотивы о бренности физического тела, постоянная романтизация обычного (лохмотья и отрепья, истрепала, изорвала), эмоциональные контрасты (великолепье – отрепья) – всё это вместе создаёт предельно высокий эмоциональный фон:
На тебе, ласковый мой лохмотья,
Бывшие некогда нежной плотью.
Всё истрепала, изорвала,-
Только осталось что два крыла.
Одень меня в своё великолепье,
Помилуй и спаси.
А бедные истлевшие отрепья –
Ты в ризницу снеси.[ii]
У Цветаевой никакого плавного набора в высоту обычно нет. Она сразу начинает со звукового удара, с полного выдоха. Неслучайно большинство её стихов возникало импульсивно и импровизированно.
Цветаева – поэт непредсказуема, нервна, порывиста и безоглядна. Стихотворение обрушивается на читателя, (а цветаевский читатель обязан быть, прежде всего слушателем) подобно могучей и неожиданной звуковой волне – девятому! – сразу валу. Как поэт, как художник она дорастала не столько до самой себя, сколько до слова, которое своим звучанием и смыслом могло бы передать главнейшие мелодии её души. Сама Цветаева пишет о своих современниках-поэтах: «выросли и изменились не они, выросло и доросло до них их языковое «я».
В её стихах находим экспрессию, где стих, не только звучит, рыдает, грозит, но даже как будто жестикулирует:
Вспомяните: всех голов мне дороже
Волосок один с моей головы.
И идите себе..- Вы тоже,
И вы тоже, и Вы.
Разлюбите меня, все разлюбите!
Стерегите не меня поутру!
Чтоб могла я спокойно выйти
Постоять на ветру.[iii]
. Таковы уж были свойства её личности, что почти любую тему Цветаева поворачивала как проблему бытийную, космическую. Цветаева не склонна была полагаться на вдохновение и никогда не ждала его, считая, что оно приходит в разгар труда – почти как самоотдача материала. Марина Цветаева воспринимала мир, коллизии жизни только сквозь призму этого высокого неземного, откликаясь на всё происходящее, как Поэт.
Как говорил Уитмен: «Великая поэзия возможна только при наличии великих читателей».
«Чтение, — говорит Цветаева, — есть соучастие в творчестве» — это, конечно же, заявление поэта; В этом заявлении видим чрезвычайно приглушенную авторской и женской гордыней нотку отчаяния именно поэта, сильно уставшего от все возрастающего — с каждой последующей строчкой — разрыва с аудиторией. Обращаясь к прозе, Цветаева показывает своему читателю, из чего слово — мысль — фраза состоит; она пытается — часто против своей воли — приблизить читателя к себе: сделать его равновеликим.
Есть и еще одно объяснение методологии цветаевской поэзии. Со дня возникновения жанра любое художественное произведение — рассказ, повесть, роман — страшатся одного: упрека в недостоверности. Отсюда — либо стремление к реализму, либо композиционные изыски. В конечном счете, каждый литератор стремится к одному и тому же: настигнуть или удержать утраченное и текущее Время. У поэта для этого есть цезура, безударные стопы, дактилические окончания; Цветаева вполне бессознательно использует динамику поэтической речи — в принципе, динамику песни, которая сама по себе есть форма реорганизации Времени. Уже хотя бы по одному тому, что стихотворная строка коротка, на каждое слово в ней, часто — на каждый слог, приходится двойная или тройная семантическая нагрузка. Множественность смыслов предполагает соответственное число попыток осмыслить, то есть множество раз; а что есть раз, как не единица Времени?
Цветаева навязывает жанру свою технологию, навязывает себя. Происходит это не от одержимости собственной персоной, как принято думать, но от одержимости интонацией, которая ей куда важнее и стихотворения, и рассказа.
Эффект достоверности повествования достигается приемом драматической аритмии. Цветаева же, которой ничего и ни у кого заимствовать не надо, начинает с предельной структурной спрессованности речи и ею же кончает; продукт инстинктивной лаконичности.
Литература, созданная Цветаевой, есть литература «над-текста», сознание ее если и «течет», то в русле этики; «Марина часто начинает стихотворение с верхнего «до», — говорила Анна Ахматова. Таково было свойство ее поэтического голоса, её речь всегда начиналась с конца октавы, в верхнем регистре, на его пределе, после которого мыслимы только спуск или, в лучшем случае, плато. Однако настолько трагичен был тембр ее голоса, что он обеспечивал ощущение подъема при любой длительности звучания. Трагизм этот пришел не из биографии: он был до. Биография с ним только совпала, на него — эхом — откликнулась. Он, тембр этот, явственно различим уже в «Юношеских стихах»:
Моим стихам, написанным так рано,
Что и не знала я, что я — поэт...
Это уже не рассказ про себя: это — отказ от себя. Биографии не оставалось ничего другого, кроме как следовать за голосом, постоянно от него отставая, ибо голос — перегонял события, скорость звука. «Опыт вообще всегда отстает от предвосхищения[6] .
«Ничего для себя не надо мне» — вся жизнь Цветаевой подтверждение её стихов.
Греми, громкое сердце!
Жарко целуй, любовь!
Ох, этот рёв зверский!
Дерзкая – ох! – кровь. –[iv]
Романтизм как настроение, как стремление уйти от реальной действительности в мир вымысла и мечты, как неприятие жизни и реальности, вечное «искание бесконечности в конечном», подчинение разума и воли чувству и настроениям – является преобладающей стихией цветаевской поэзии, его психологическим базисом, с его креативной силой «безумия», со знаковым наполнением обыденных слов. Его важнейшей приметой стала аналогия лика, мимолетности, сиюминутности, в которых отразилась Вечность.
В поэзии Цветаевой — постоянная динамика и развитие, поверх всего материального, безжалостность к уже сотворённому, к прошлому: «Смерть не в будущем, она в прошлом»:
(А что говорю — не слушай!
Всё мелет – бабьё)
Сама поутру разрушу
Творенье своё. [v]
Поэт – романтик хочет выразить в произведении свое переживание; он открывает свою душу и исповедуется; он ищет выразительные средства, которые могли бы передать его душевное настроение как можно более непосредственно и живо; и поэтическое произведение романтика представляет интерес в меру оригинальности, богатства, интересности личности его творца. Романтический поэт всегда борется со всеми условностями и законами. Он ищет новой формы, абсолютно соответствующей его переживанию; он особенно остро ощущает невыразимость переживания во всей его полноте в условных формах доступного ему искусства.
………………………..
Не запаливайте свечу
Во церковной мгле.
— Вечной памяти не хочу
На родной земле![vi]
Поэты смотрят в глаза Богу, и, побуждают мир понять неопосредованное формулами – Знание:
О мир, пойми! Певцом – во сне – открыты
Закон звезды и формула цветка.[vii]
Возможно ли поэту не гореть? Возможно ли соблюдать меру? (« с этой безмерностью в мире мер»). Для русского поэта Марины Цветаевой, — это оказалось невозможным:
Что другим не нужно – несите мне!
Всё должно сгореть на моём огне!
………………………………….
Птица – Феникс – я только в огне пою!
Поддержите высокую жизнь мою!
Высоко горю – и горю дотла!
И да будет вам ночь светла![viii]
В этих стихах — запечатление момента, который звучит.
Можно разглядеть в стихах Цветаевой, под покровом трагизма – лёгкость и искристость («Молодость»):
Полыхни малиновою юбкой,
Молодость моя! Моя голубка
Смуглая! Разор моей души!
Молодость моя! Утешь, спляши! [ix]
Или:
Пешеход морщинистый,
Не любуйся парусом!
Ах, не надо юностью
Любоваться – старости!
Кто в песок, кто – в школу.
Каждому – своё.
На людские головы
Лейся, забытьё! [x]
Побудительные предложения в поэзии Цветаевой дышат Свободой, освобождением от всех привязок, и от эмоционального накала, в том числе, очищение через горение, безграничность вместимости личности самой Цветаевой, и, — прозрение, в конце концов
О, не прихорашивается для встречи
Любовь. – Не прогневайся на просторечье
Речей, — не советовала б пренебречь:
То летописи огнестрельная речь.
Разочаровался? Скажи без боязни!
То – выкорчеванный от дружб и приязней
Дух. – В путаницу якорей и надежд
Прозрения непоправимая брешь! [xi]
Стиль поэзии М.Цветаевой — своеобразен, нов и ярко индивидуален. Тарусская психея поведала миру свою поэтическую истину: «Что со мной сделала жизнь? – Стихи».
2.2. Побудительные предложения с точки зрения структурно-семантической.
Семантическая структура предложения – это содержание предложения, представленное в обобщённом, типизированном виде с учётом тех элементов смысла, который сообщает ему форма предложения.
Структурные схемы предложений различаются своим семантическим потенциалом:
— по тому, как они обозначают отражаемое предложением объективное содержание;
— по тому, что они обозначают, какое именно объективное содержание они способны выразить.
Большое значение при анализе текста имеет интерпретация структуры предложения. Например, каждая из глагольных структурных схем по-своему интерпретирует обозначаемое в предложении действие. Так, инфинитив не даёт специфической интерпретации объективному содержанию предложения, но осложняет смысл предложения тем, что сообщает изображаемому действию специфически широкое, недифференцированное модальное значение поворота от ирреальности к реальности, на основе которого при определённых условиях (вид глагола, утвердительность-отрицательность, вопросительность-невопросительность и др.) складываются более конкретные модальные значения инфинитивных предложений.В поэзии Марины Цветаевой часто встречаем модальность побуждения, выраженную инфинитивом.
Брось, не морочь!
Лучше мне впредь-
Камень толочь.
— Тут-то и петь![xii]
Модальность побуждения инфинитивных предложений создаётся непосредственно самой конструкцией, сопровождая употребление инфинитива в качестве предикативного центра предложения. Это модальное значение модифицируется в зависимости от многих условий, но всегда сохраняет связь со сферой ирреальности, — что вообще характерно для Цветаевой.
Инфинитивные конструкции производны от спрягаемо-глагольных, они выражают то же содержание, но осложнённое модальным значением:
Держать! Ср.: (держите)
Не отдать его лишь!
Рвануть его! Ср.:(рваните)
Выше!
Схватить его! Ср.: (схватите)
Крепче!
Любить и любить
его лишь.
В следующем случае, комплексный компонент структуры предложения, включает глагол — будь в повелительном наклонении и выполняя роль носителя предикативности, несёт семантическую нагрузку утвердительности, и в данном случае,- принадлежит к сфере экспрессивности речи:
Я тебе повелеваю: будь!
Я – не выйду из повиновенья!
В категории наклонения выделено две семантические группы: модальность реальности (изьявительное) и модальность ирреальности (повелительное и сослагательное). В любом случае, предложение должно составлять грамматическую и смысловую достаточность, относительную законченность и цельность информативного содержания. Поэтические строки с использованием побудительных предложений у М. Цветаевой всегда коротки, почти всегда умещаются в структурном минимуме предложения. Как известно, структурный минимум предложения: предел семантической автономности, пригодности к выполнению номинативной функции.
Такая структура предложения придаёт стиху лёгкость и торжественность. После ясного обращения «Послушайте!», к неопределённым респондентам и обращённое в будущее и настоящее одновременно, следует глагол с абстрактным значением, в повелительном наклонении: любите, за счёт этого стихотворение переходит в так называемое синтаксическое время:
За быстроту стремительных событий,
За правду, за игру…
— Послушайте!- Ещё меня любите
За то, что я умру.[xiii]
Изменения экспрессивно-стилистической окраски несут изменения структуры предложения. У Цветаевой находим отрицательную регулярную реализацию, состоящую в перестройке структуры предложения, введением в неё отрицания, относящегося к предикативному центру. Отрицание выражается введением отрицательной частицы с видоизменением существительного.
Сравним: Повозки, голоса — ….Ни повозок, ни голосов.
Кроме этого, здесь наблюдаем использование кратких прилагательных в сравнительной степени в роли сказуемого в минимальной структурной схеме предложения.
Сама Цветаева называет свой стих невоспитанным. В побудительных предложениях её стихотворений – обращения, часто – к абстрактным понятиям, объёмным (любовь) выражается в конкретике повелительных глаголов (греми – сердце). Прилагаются необычные эпитеты к, казалось бы, обычным в поэзии словам (громкое сердце).
Ты озорство прикончи
Да засвети свечу,
Чтобы с тобой нонче
Не было, как хочу.[xiv]
31 марта 1916г.
Модальность побуждения с оттенком обращения и оклика — («Прохожий, остановись!») – имеет подспудное смысловое значение — остановись мгновенье, запечатление момента, чисто цветаевское отношение ко времени:
Я тоже была, прохожий!
Прохожий, остановись![xv]
Всякое сказанное слово требует какого-то продолжения. Продолжить можно по-разному: логически, фонетически, грамматически, в рифму. Так развивается язык, и если не фонетика, то семантика указывает на то, что он требует себе развития. У Цветаевой, то, что сказано, никогда не конец, но край речи, за которым — благодаря существованию Времени — всегда нечто следует. И то, что следует, всегда интереснее уже сказанного — но уже не благодаря Времени, а скорее вопреки ему. Такова семантическая структура и основа цветаевской поэтики.
С донной стороны, язык определяет сознание, с другой стороны сознание народа определяет язык. То, что явилось новостью для словесности, не было новым для национального сознания. Цветаева была вынуждена прибегнуть к тем приёмам, которые являются сущностью фольклора: к безадресной речи. В её стихах все время — монолог; но это не монолог героини, а монолог как результат отсутствия собеседника. Особенность подобных речей в том, что говорящий — он же и слушатель. Так, через слушание самого себя, и происходит процесс самопознания языка и словесного творчества, овладение мастерством использования различных семантических конструкций, для наиболее яркого и точного выражения смысла и чувства. Мариной Цветаевой, в побудительных предложениях часто используется фольклорная лексика, которая привносит в поэзию народный колорит и экспрессию: («Бабушка», «Стенька Разин»).
И стоит Степан – ровно грозный дуб,
Побелел Степан – аж до самых губ,
Закачался, зашатался. – Ох, томно!
Поддержите, нехристи, — в очах тёмно!;[xvi]
Или:
Свистят скворцы в скворешнице,
Весна – то- глянь! – бела..
Скажу: — Родимый, — грешница!
Счастливая была![xvii]
Грамматическая природа предложений такова, что обязательно требует выражения некоторых субъективных значений, идущих от говорящего (именно от него, как от автора речи). Грамматический строй русского языка принуждает говорящего оснастить всякое передаваемое грамматически оформленным предложением сообщение этими значениями. К примеру, целеустановка предложения, как обязательное субъективное значение – это выражение коммуникативного задания говорящего; сообщает он или спрашивает.
Иль у красных пропадал?
— Рязань. —
Предложение выражает значение вопросительности с помощью интонации и вопросительной частицы — иль.
Важная особенность семантики побудительных предложений в том, что они позволяют начать с главного и в лексическом, и в грамматическом плане:
Стакан воды во время жажды жгучей:
— Дай – или я умру! –
Настойчиво – расслаблено – певуче –
Как жалоба в жару.[xviii]
Часто, у Цветаевой – не просто побудительные предложения, а буквально – команды:
Ибо не ведающим лет
— Спи! – головокруженье нравится.
Не вычитав моих примет,
Спи, нежное моё неравенство![xix]
Или:
Без низости, без лжи:
Даль – на две рельсы синие..
Эй, вот она. – Держи!
По линиям. По линиям…[xx]
Конь без удержу,
— Полным парусом! –
В завтра путь держу, -
В край без праотцев;[xxi]
Так знаменосец покидает знамя,
Так на помосте матерям: «Пора!»
Так в ночь глядит – последними глазами –
Наложница последнего царя.[xxii] –
Семантическая структура побудительных предложений позволяет выразить необычность и контрастность смыслов, когда Муза, описывается «россыпью гортанною, клёкотом»:
— Храни её, Господи,
Такую далёкую! [xxiii]
Часто встречаем у Цветаевой модальность побуждения в значении мольбы:
Сделай милость:
Аминь, аминь,
Рассыпься![xxiv]
Иногда, в значении просьбы:
— Друг! Не ищи меня![xxv]
Модальность побуждения встречается в поэзии М.Цветаевой с самой разнообразной семантической нагрузкой, от приказа до мольбы, и служит экспрессивной выразительности поэтической строки, создавая общий возвышенный настрой и оттенок ирреальности.
2.3.Побудительные предложения с точки зрения функциональной.
Функция побуждения преломляет одно из средств создания образа,- настроения и это средство очень существенно в поэзии Марины Цветаевой. В следующем стихе, — в двух четверостишиях, 8-ми строках, грамматическая основа выражена пятью глаголами в повелительном наклонении. Это создаёт постоянную динамику стиха. Три из пяти глаголов стоят в начале, создавая начало «на фортиссимо»:
На тебе, ласковый мой лохмотья,
Бывшие некогда нежной плотью.
Всё истрепала, изорвала,-
Только осталось что два крыла.
Одень меня в своё великолепье,
Помилуй и спаси.
А бедные истлевшие отрепья –
Ты в ризницу снеси.[xxvi]
В форме побудительного предложения поэт обращается и к душе, удивительно, что в форме повелительных глаголов — сказуемых: ешь и пей. Это создаёт контраст романтического и обыденного, их внутреннее единство и поверхностную борьбу; если так можно выразиться, романтизация обыденности и каждодневность романтики, создаёт ощущение сакральности бытия, показывает нервную незащищённость поэта от впечатлений жизни.
Веселись, душа, пей и ешь!
А настанет срок –
Положите меня промеж
Четырёх дорог.
В следующем случае, подлежащее выражено существительным, выполняющем роль обращения:
Ветер, голос мой доноси
И вот этот мой выдох тяжёлый.[xxvii]
Иногда, в роли подлежащего используются местоимения-существительные в личной форме:
Ты постом — говей,
Н е сурьми бровей,
И все сорок – чти –
Сороков церквей.[xxviii]
Иногда в побудительных предложениях у Цветаевой встречаем подлежащее и сказуемое выраженные существительными с предлогами, которые означают не столько побуждение к действию, сколько саму суть мгновенного действия:
С глаз – все завесы! Все следы –
Вспять! На линейках — нот –
Нет! – Час Души, как час Беды,
Дитя, и час сей – бьёт.
………………………..
Да, час Души, как час ножа,
Дитя, и час сей – благ.[xxix]
......
По эмоциональной напряжённости, поэзия Цветаевой юной и зрелой по возрасту, не отличается, и побудительные предложения находим везде. В данном случае, в роли подлежащего — инфинитив:
«Так и в гробу?»
— « И под доской».
«Петь не могу!»
— «Это воспой!» — [xxx]
4 июня 1928 – в 36 лет.
— «Всё перемелется, будет мукой!»
Люди утешены этой наукой.
Станет мукою, что было тоской?
Нет. Лучше мукой! –
(1909 – 1910) – поэту – 17-18 лет.
Фраза строится у Цветаевой не столько по принципу сказуемого, следующего за подлежащим, сколько за счет собственно поэтической технологии. То есть читатель все время имеет дело не с линейным (аналитическим) развитием, но с кристаллообразным (синтетическим) ростом мысли. «Цветаева в поэзии, в разреженном воздухе своего синтаксиса, сообщает то ускорение, в результате которого меняется самое понятие инерции» — И.Бродский.
Например, где подлежащее выражено прилагательным в значении существительного:
Отпусти-ка,
Меня, конвойный,
Прогуляться
До той сосны![xxxi]
С функциональной точки зрения интересен образ лирического героя в поэзии Цветаевой: Целовалась с нищим, с вором, с горбачом, Со всей каторгой гуляла – нипочем! Алых губ своих отказом не тружу.Прокаженный подойди – не откажу!-
В данном случае, побудительное предложение довольно сложно для синтаксического разбора и существуют варианты его интерпретации как подлежащно-сказуемостного, так и как распространённого предложения с одним сказуемым, и подлежащим — оставшимся «за кадром».
Как видим из анализа, Марина Цветаева мастерски использовала все возможные функции побудительных предложений, создавая поэзию «над-текста» и вне времени.
Заключение.
В заключение хочется сказать словами самой Марины Цветаевой:
«быть самой собой, быть естественной – это, в конце концов, и значит быть неповторимой и оригинальной».
Поэзия Цветаевой – особая поэзия, особые условия её поэтического текста определяются его структурно-синтаксическими отличиями:
-ориентацией не только на коммуникативную, но и на эстетическую функцию языка, смысловую многоплановость поэтического слова, особые эмоции формы;
— тенденцией к преобразованию формального в содержательное.
Побудительные предложения являются характерной чертой творчества М.Цветаевой и философско — мировоззренческий максимализм находит выражение в максимализме языковом, в постоянном использовании модальности побуждения, что ведёт за собой использование глаголов в повелительном наклонении и синтаксические изыски.
Изучение аспектов языка помогает глубже осмыслить произведение, творчество писателя в целом. Индивидуальная окраска всякого великого художественного произведения обусловлена индивидуальным осмыслением выразительных и коммуникативных ресурсов соответствующего языка. На протяжении работы, выяснили, что стиль выдающихся мастеров слова – это не система отклонений от нормы, а система осмыслений многообразных возможностей языка в его художественной функции.
Вся поэзия Марины Цветаевой, вобрав в себя античную мифологию, опыт европейской и мировой литературы, тесно связана с русским фольклором и является удивительным, неповторимым явлением русской литературы. Час поэзии Цветаевой как «час ножа,… и час сей благ».
Список литературы.
1. Будагов Р.А. Писатели о языке и язык писателей, М.: Издательство МГУ,1984.
2. Бондаренко А.В. Грамматическое значение и смысл, Ленинград: «Наука»,1986.
3. И. Бродский, Бродский о Цветаевой: интервью, эссе, М.: «Независимая газета», 1997
4. Вопросы синтаксиса современного русского языка, под ред. Акад. В.В. Виноградова, М.: «Учпедиз», 1950.
5. Душа любви, поэтический сборник, Челябинск: Южно – Уральское книжное издательство, 1991.
6. Зубова Л.В. Поэзия М.Цветаевой, М.: Просвещение,1989.
7. Золотова Г.А. Коммуникативные аспекты русского синтаксиса, М.: «Наука», 1982.
8. Золотова Г.А.Очерк функционального синтаксиса русского языка, М.: «Наука», 1973.
9. История русской литературы 20 века, Интернет – сайт.
10. Кантер Л.А. Системный анализ речевой интонации, М.: Высшая школа, 1988
11. Лайонз Джон Введение в теоретическую лингвистику, М.: Прогресс, 1978.
12. М.Цветаева, сочинения в 2-х т, М.: «Просвещение», 1989.
13. Современный русский язык, под общ. Ред. Л.А.Новикова, Санкт-Петербург: «лань», 2003
14. Современный русский язык, Рахманова Л.И., Суздальцева В.Н., М.: Аспект Пресс, 2003
15. Современный русский язык. Теория. Анализ языковых единиц в 2-х частях, под ред. У.И.Дибровой, ч.2 Синтаксис.
16. Семантика и функционирование синтаксических единиц, (сб. статей, изд-во – Казанский университет), 1983.
17. Павловский А.И. Куст рябины. О поэзии Цветаевой, М.: Советский писатель,1989.
18. Петрикеева А.П. Комбинированные способы выражения модальности в побудительных предложениях/А.П. Петрикеева//История. Философия. Сб. научн. Труды под ред. А.Л.Филоненко, СПБ, 1998.
19. Петрикеева А.П. Косвенно-модальные слова в побудительных предложениях, СПБ, 1998.
20. Петрикеева А.П. Модальные глаголы со значением возможности в побудительных предложениях, СПБ, 2000
21. Петрикеева А.П.Побудительно-вопросительные предложения с модальными словами «может». «может быть», СПБ 2001.
22. Фрумкина Р.М Цвет, смысл. Сходство: аспекты психолингвистического анализа, М.: Наука, 1984
23. Шахматов А.А. Синтаксис русского языка (Лингвистическое исследование 20 века), М.: УРСС, 2001.
24. Акимов В.М. Сто лет русской литературы. От «серебряного века» до наших дней. СПб., 1995.
25. Гаспаров М.Л. Очерк истории русского стиха. Метрика. Ритмика. Рифма. Строфика. М., 1984.
26. Голубков М.М. Раскол (Русская историко-культурная ситуация первой трети XX века и литературный процесс) // Научные доклады филологического факультета МГУ. М., 1996. Вып. 1.
27. Кормилов С.И. Русская литература после 1917 года как предмет исторической поэтики // Ломоносовские чтения 1994. М., 1994.
28. Николюкин А.Н. О целостности русской литературы (1920-30-е годы) // Российский литературоведческий журнал. 1994. № 3.
29. Эткинд Е. Русская поэзия XX века как единый процесс // Вопросы литературы. 1988. № 10.
30. Соколов А.Г. Судьбы русской литературной эмиграции 1920-х годов. М., 1991.
31. Гаспаров М.Л. Марина Цветаева: от поэтики быта к поэтике слова // Гаспаров М.Л. Избранные статьи. М., 1995.
32. Кудрова И.В. Версты, дали… Марина Цветаева: 1922-1939. М., 1991.
33. Разумовская Мария. Марина Цветаева. Миф и действительность. М., 1994.
34. Саакянц Анна. Марина Цветаева: Страницы жизни и творчества (1910-1922). М., 1986
35. Швейцер Виктория. Быт и Бытие Марины Цветаевой. М., 1992.
Источники.
1.Душа любви, поэтический сборник, Челябинск: Южно-Уральское кн. Изд-во, 1991.
2. М.Цветаева, сочинения в 2-х т, М.: «Просвещение», 1989.
[1] Будагов Р.А. Писатели о языке и язык писателей, М.: Издательство МГУ,1984, с.37
[2] там же, с.6
[3] Павловский А.И. Куст рябины. О поэзии Цветаевой, М.: Советский писатель,1989, с.6
[4] Русский язык Баранов М.Т., М.: «Просвещение»,1989, с.170
[5] Зубова Л.В. Поэзия М.Цветаевой, М.: Просвещение,1989, с.4
[6] И. Бродский, Бродский о Цветаевой: интервью, эссе, М.: «Независимая газета», 1997
[i] Душа любви, поэтический сборник, Челябинск: Южно-Уральское кн. Изд-во, 1991, с.354
[ii] Душа любви, поэтический сборник, Челябинск: Южно-Уральское кн. Изд-во, 1991, с.339
[iii] М.Цветаева, сочинения в 2-х т, М.: «Просвещение», 1989, с123
[iv] Душа любви, поэтический сборник, Челябинск: Южно-Уральское кн. Изд-во, 1991, с.356
Уж сколько их упало в эту бездну, 8 декабря 1913 года.
[v] Душа любви, поэтический сборник, Челябинск: Южно-Уральское кн. Изд-во, 1991, с.398, Мой путь не лежит мимо дому твоего, 27 апреля 1920г
[vi] Цветаева, сочинения в 2-х т, М.: «Просвещение», 1989, с154
[vii] Цветаева, сочинения в 2-х т, М.: «Просвещение», 1989, с157
[viii] Душа любви, поэтический сборник, Челябинск: Южно-Уральское кн. Изд-во, 1991, с.390, 2 сентября 1918
[ix] Душа любви, поэтический сборник, Челябинск: Южно-Уральское кн. Изд-во, 1991, с.418, Молодость, ч.2,20 ноября 1921 г.
[x] Душа любви, поэтический сборник, Челябинск: Южно-Уральское кн. Изд-во, 1991, с.388, 27 июля 1918г
[xi] Душа любви, поэтический сборник, Челябинск: Южно-Уральское кн. Изд-во, 1991, с.424, С.Э., 23 января 1922 г.
[xii] Цветаева, сочинения в 2-х т, М.: «Просвещение», 1989, Разговор с гением, 4 июня, 1928.
[xiii] Душа любви, поэтический сборник, Челябинск: Южно-Уральское кн. Изд-во, 1991, с.353
[xiv] Душа любви, поэтический сборник, Челябинск: Южно-Уральское кн. Изд-во, 1991, с.368
Стихи о Москве, ч.3.
[xv] Душа любви, поэтический сборник, Челябинск: Южно-Уральское кн. Изд-во, 1991, с.352
[xvi].Цветаева, сочинения в 2-х т, М.: «Просвещение», 1989, с381, Стенька Разин, ч.2
[xvii] М.Цветаева, сочинения в 2-х т, М.: «Просвещение», 1989, с395, Бабушка
[xviii] Душа любви, поэтический сборник, Челябинск: Южно-Уральское кн. Изд-во, 1991, с.406
[xix] Душа любви, поэтический сборник, Челябинск: Южно-Уральское кн. Изд-во, 1991, с.432, Светло-серебряная цвель,1922г.
[xx] Душа любви, поэтический сборник, Челябинск: Южно-Уральское кн. Изд-во, 1991, с.431, Рассвет на рельсах, 12 октября 1922г
[xxi] Душа любви, поэтический сборник, Челябинск: Южно-Уральское кн. Изд-во, 1991, с.422, 22 января 1922г
[xxii] Цветаева, сочинения в 2-х т, М.: «Просвещение», 1989, с178, 24 октября 1921 г.
[xxiii] Душа любви, поэтический сборник, Челябинск: Южно-Уральское кн. Изд-во, 1991, с.420,19 ноября 1921г
[xxiv] Цветаева, сочинения в 2-х т, М.: «Просвещение», 1989, с.237, Нежный призрак, 1 мая 1916.
[xxv] Цветаева, сочинения в 2-х т, М.: «Просвещение», 1989, август, 1919, с 231.
[xxvi] Душа любви, поэтический сборник, Челябинск: Южно-Уральское кн. Изд-во, 1991, с.339
[xxvii] Цветаева, сочинения в 2-х т, М.: «Просвещение», 1989, с217, 27 июня, 1916.
[xxviii] Цветаева, сочинения в 2-х т, М.: «Просвещение», 1989, облака – вокруг, 31 марта, 1916.
[xxix] Цветаева, сочинения в 2-х т, М.: «Просвещение», 1989, с200, Час души, ч.3, 14 августа, 1923г.
[xxx] Душа любви, поэтический сборник, Челябинск: Южно-Уральское кн. Изд-во, 1991, с.454, Разговор с гением, 1928 г
[xxxi] Цветаева, сочинения в 2-х т, М.: «Просвещение», 1989, Не отстать тебе,26 июня, 1916.