Реферат: Н.В.Гоголь

<img src="/cache/referats/16563/image002.jpg" v:shapes="_x0000_i1025">

Гоголь,Николай Васильевич — один из величайших писателей русской литературы (1809 — 1852). Он родился 20 марта 1809 г. в местечке Сорочинцах(на границе Полтавского и Миргородского уездов) и происходил из старинногомалороссийского рода; в смутные времена Малороссии некоторые из его предковприставали и к польскому шляхетству, и еще дед Гоголя, Афанасий Демьянович, писал в официальной бумаге, что «егопредки, фамилией Гоголь, польской нации», хотя сам он был настоящиймалоросс, и иные считали его прототипом героя «Старосветскихпомещиков». Прадед, Ян Гоголь, питомец киевской академии, «вышедши вроссийскую сторону», поселился в Полтавском крае, и от него пошлопрозвание «Гоголей-Яновских». Сам Гоголь, по-видимому, не знал опроисхождении этой прибавки и впоследствии отбросил ее, говоря, что ее полякивыдумали. Отец Гоголя, Василий Афанасьевич, умер, когда сыну было 15 лет; нополагают, что сценическая деятельность отца, который был человек веселогохарактера и замечательный рассказчик, не осталась без влияния на вкусы будущегописателя, у которого рано проявилась склонность к театру. Жизнь в деревне дошколы и после, в каникулы, шла в полнейшей обстановке малорусского быта,панского и крестьянского. В этих впечатлениях был корень позднейших малорусскихповестей Гоголя, его исторических и этнографических интересов; впоследствии, изПетербурга, Гоголь постоянно обращался к матери, когда ему требовались новыебытовые подробности для его малороссийских повестей. Влиянию матери приписываютзадатки религиозности, впоследствии овладевшей всем существом Гоголя, а также инедостатки воспитания: мать окружала его настоящим обожанием, и это могло бытьодним из источников его самомнения, которое, с другой стороны, рано порождалосьинстинктивным сознанием таившейся в нем гениальной силы. Десяти лет Гоголяотвезли в Полтаву для приготовления в Гимназию, к одному из тамошних учителей;затем он поступил в гимназию высших наук в Нежине (с мая 1821 г. по июнь 1828г.), где был сначала своекоштным, потом пансионером гимназии. Гоголь не былприлежным учеником, но обладал прекрасной памятью, в несколько днейподготовлялся к экзаменам и переходил из класса в класс; он был очень слаб вязыках и делал успехи только в рисовании и русской словесности. В плохомобучении была, по-видимому, виновата и сама гимназия высших наук. На первоевремя дурно организованная; например, преподаватель словесности был поклонникХераскова и Державина и враг новейшей поэзии, особенно Пушкина. Недостаткишколы восполнялись самообразованием в товарищеском кружке, где нашлись люди,разделявшие с Гоголем литературные интересы (Высоцкий, по-видимому, имевшийтогда на него немалое влияние; А.С. Данилевский, оставшийся его другом на всюжизнь, как и Н. Прокопович; Нестор Кукольник, с которым, впрочем, Гоголь никогдане сходился). Товарищи выписывали в складчину журналы; затеяли свой рукописныйжурнал, где Гоголь много писал в стихах. С литературными интересами развилась илюбовь к театру, где Гоголь, уже тогда отличавшийся необычным комизмом, былсамым ревностным участником (еще со второго года пребывания в Нежине).Юношеские опыты Гоголя складывались в стиле романтической риторики — не вовкусе Пушкина, которым Гоголь уже тогда восхищался, а скорее, во вкусеБестужева-Марлинского. Смерть отца была тяжелым ударом для всей семьи. Заботы оделах ложатся и на Гоголя, он дает советы, успокаивает мать, должен думать обудущем устройстве своих собственных дел. К концу пребывания в гимназии онмечтает о широкой общественной деятельности, которая, однако, видится ему вовсене на литературном поприще; без сомнения, под влиянием всего окружающего, ондумает выдвинуться и приносить пользу обществу на службе, к которой на деле онбыл совершенно неспособен. Таким образом, планы будущего были неясны; нолюбопытно, что Гоголем владела глубокая уверенность, что ему предстоит широкоепоприще; он говорит уже об указаниях провидения и не может удовлетвориться тем,чем довольствуются простые "существователи",по его выражению, какими было большинство его нежинскихтоварищей. В декабре 1828 г. Гоголь выехал в Петербург. Здесь на первый разждало его жестокое разочарование: скромные его средства оказались в большомгороде очень скудными; блестящие надежды не осуществлялись так скоро, как оножидал. Его письма домой за то время смешаны из этого разочарования и изшироких ожиданий в будущем, хотя и туманных. В запасе у него было многохарактера и практической предприимчивости: он пробовал поступить на сцену,сделаться чиновником, отдаться литературе. В актеры его не приняли; служба былатак бессодержательна, что он стал ею тотчас тяготиться; тем сильнее привлекалоего литературное поприще. В Петербурге он на первое время очутился вмалорусском кружке, отчасти из прежних товарищей. Он нашел, что Малороссиявозбуждает в обществе интерес; испытанные неудачи обратили его поэтическиемечтания к родной Малороссии, и отсюда возникли первые планы труда, которыйдолжен был дать исход потребности художественного творчества, а вместе принестии практическую пользу: это были планы «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Но прежде он издал, под псевдонимом В.Алова, ту романтическую идиллию: "ГанцКюхельгартен" (1829), которая была написана еще в Нежине (он сам пометилее 1827 г.) и герою которой приданы те идеальные мечты и стремления, какими онсам был исполнен в последние годы нежинской жизни.Вскоре по выходе книжки в свет он сам уничтожил ее, когда критика отнесласьнеблагосклонно к его произведению. В беспокойном искании жизненного дела,Гоголь в это время отправился за границу, морем в Любек, но через месяцвернулся опять в Петербург (в сентябре 1829 г.) и после загадочно оправдывалэту странную выходку тем, что Бог указал ему путь в чужую землю, или ссылалсяна какую-то безнадежную любовь: в действительности, он бежал от самого себя, отразлада своих высоких, а также высокомерных, мечтаний с практической жизнью.«Его тянуло в какую-то фантастическую страну счастья и разумногопроизводительного труда», — говорит его биограф; такой странойпредставлялась ему Америка. На деле, вместо Америки, он попал на службу вдепартамент уделов (апрель, 1830) и оставался там до 1832 г. Еще раньше однообстоятельство возымело решительное влияние на его дальнейшую судьбу и на еголитературную деятельность: это было сближение с кругом Жуковского и Пушкина.Неудача с "Ганцом Кюхельгартеном" была уженекоторым указанием на необходимость другого литературного пути; но еще раньше,с первых месяцев 1828 г., Гоголь осаждает мать просьбами о присылке емусведений о малорусских обычаях, преданиях, костюмах, а также о присылке «записок,веденных предками какой-нибудь старинной фамилии, рукописей стародавних» ипр. Все это был материал для будущих рассказов из малороссийского быта ипреданий, которые стали первым началом его литературной славы. Он уже принималнекоторое участие в тогдашних изданиях: в начале 1830 г. в старых«Отечественных Записках» Свиньина напечатан был, с переправкамиредакции, «Вечер накануне Ивана Купала»; в то же время (1829) былиначаты или написаны "Сорочинская ярмарка" и«Майская ночь». Другие сочинения Гоголь печатал тогда в изданияхбарона Дельвига, «Литературной Газете» и«Северных Цветах», где, например, была помещена глава изисторического романа «Гетман». Быть может, Дельвигрекомендовал его Жуковскому, который принял Гоголя с большим радушием:по-видимому, между ними с первого раза сказалось взаимное сочувствие людейродственных по любви к искусству, по религиозности, наклонной к мистицизму, — после они сблизились очень тесно. Жуковский сдал молодого человека на рукиПлетневу с просьбой его пристроить, и, действительно, уже в феврале 1831 г.Плетнев рекомендовал Гоголя на должность учителя в патриотическом институте,где сам был инспектором. Узнав ближе Гоголя, Плетнев ждал случая «подвестиего под благословение Пушкина»; это случилось в мае того же года. ВступлениеГоголя в этот круг, вскоре оценивший в нем великий начинающий талант, имеловеликое влияние на всю его судьбу. Перед ним раскрывалась, наконец, перспективаширокой деятельности, о которой он мечтал, — но на поприще не служебном, алитературном. В материальном отношении Гоголю могло помочь то, что, кроме местав институте, Плетнев доставил ему частные занятия у Лонгвиновых, Балабиных, Васильчиковых; ноглавное было в нравственном влиянии, какое встретило Гоголя в новой среде. Онвошел в круг лиц, стоявших во главе русской художественной литературы: егодавние поэтические стремления могли теперь развиваться во всей широте,инстинктивное понимание искусства могло стать глубоким сознанием; личностьПушкина произвела на него чрезвычайное впечатление и навсегда осталась для негопредметом поклонения. Служение искусству становилось для него высоким и строгимнравственным долгом, требования которого он старался исполнять свято. Отсюда,между прочим, его медлительная манера работы, долгое определение и выработкаплана и всех подробностей. Общество людей с широким литературным образованием ивообще было полезно для юноши со скудными познаниями, вынесенными из школы: егонаблюдательность становится глубже, и с каждым новым произведением повышалосьхудожественное творчество. У Жуковского Гоголь встречал избранный круг, частьюлитературный, частью аристократический; в последнем у него завязалисьотношения, игравшие потом немалую роль в его жизни, например, с Виельгорскими,у Балабиных он встретился с блестящей фрейлиной А.О. Россет, впоследствии Смирновой. Горизонт его жизненныхнаблюдений расширялся, давнишние стремления получили почву, и высокое понятиеГоголя о своем предназначении уже теперь впадало в крайнее самомнение: с однойстороны, его настроение становилось возвышенным идеализмом, с другой — возникала уже возможность тех глубоких ошибок, какими отмечены последние годыего жизни. Эта пора была самой деятельной эпохой его творчества. Посленебольших трудов, выше частью названных, его первым крупным литературным делом,положившим начало его славе, были: «Вечера на хуторе близ Диканьки. Повести, изданные пасечником Рудым Паньком», вышедшие в Петербурге в 1831 и 1832 годах,двумя частями (в первой были помещены "Сорочинскаяярмарка", «Вечер накануне Ивана Купала», «Майская ночь, илиУтопленница», «Пропавшая грамота»; во второй — «Ночь передРождеством», «Страшная месть, старинная быль», «ИванФедорович Шпонька и его тетушка»,«Заколдованное место»). Известно, какое впечатление произвели наПушкина эти рассказы, изображавшие невиданным прежде образом картинымалорусского быта, блиставшие веселостью и тонким юмором; на первый раз не былапонята вся глубина этого таланта, способного на великие создания. Следующимисборниками были сначала «Арабески», потом «Миргород», обавышедшие в 1835 г. и составленные отчасти из статей, печатанных в 1830 — 1834годах, отчасти из новых произведений, явившихся здесь впервые. Литературнаяслава Гоголя установилась теперь окончательно. Он вырос и в глазах егоближайшего круга, и в особенности в сочувствиях молодого литературногопоколения; оно уже угадывало в нем великую силу, которой предстоит совершитьпереворот в ходе нашей литературы. Тем временем в личной жизни Гоголяпроисходили события, различным образом влиявшие на внутренний склад его мысли ифантазии и на его внешние дела. В 1832 г. он в первый раз был на родине послеокончания курса в Нежине. Путь лежал через Москву, где он познакомился слюдьми, которые стали потом его более или менее близкими друзьями: с Погодиным,Максимовичем, Щепкиным, С.Т. Аксаковым. Пребывание дома сначала окружало еговпечатлениями родной любимой обстановки, воспоминаниями прошлого, но затем итяжелыми разочарованиями. Домашние дела были расстроены; сам Гоголь уже не былвосторженным юношей, каким оставил родину; жизненный опыт научил еговглядываться глубже в действительность и за ее внешней оболочкой видеть еечасто печальную, даже трагическую основу. Уже вскоре его «Вечера»стали казаться ему поверхностным юношеским опытом, плодом той «молодости,во время которой не приходят на ум никакие вопросы». Малорусская жизнь итеперь доставляла материал для его фантазии, но настроение было уже иное: вповестях «Миргорода» постоянно звучит эта грустная нота, доходящая довысокого пафоса. Вернувшись в Петербург, Гоголь усиленно работал над своимипроизведениями: это была вообще самая деятельная пора его творческойдеятельности; он продолжал вместе с тем строить планы жизни. С конца 1833 г. онувлекся мыслью столь же несбыточной, как были его прежние планы относительнослужбы: ему казалось, что он может выступить на ученое поприще. В то времяприготовлялось открытие Киевского университета, и он мечтал занять там кафедруистории, которую преподавал девицам в патриотическом институте. В Киевприглашали Максимовича; Гоголь думал основаться вместе с ним в Киеве, желалзазвать туда и Погодина; в Киеве ему представлялись, наконец, русские Афины,где сам он думал написать нечто небывалое по всеобщей истории, а вместе с темизучать малороссийскую старину. К его огорчению, оказалось, что кафедра историибыла отдана другому лицу; но зато вскоре ему предложена была такая же кафедра вПетербургском университете, благодаря влиянию его высоких литературный друзей.Он действительно занял эту кафедру: раз или два ему удалось прочесть эффектнуюлекцию, но затем задача оказалась ему не по силам, и он сам отказался отпрофессуры в 1835 г. Это была, конечно, большая самонадеянность; но вина егобыла не так велика, если вспомнить, что планы Гоголя не казались странными ниего друзьям, в числе которых были Погодин и Максимович, сами профессора, ниминистерству просвещения, которое сочло возможным дать профессуру молодомучеловеку, кончившему с грехом пополам курс гимназии; так невысок был еще весьуровень тогдашней университетской науки. В 1832 г. его работы несколькоприостановились за всякими домашними и личными хлопотами; но уже в 1833 г. онснова усиленно работает, и результатом этих годов были два упомянутые сборника.Сначала вышли «Арабески» (две части, СПб., 1835), где было помещено несколькостатей популярно-научного содержания по истории и искусству («Скульптура,живопись и музыка»; несколько слов о Пушкине; об архитектуре; о картинеБрюллова; о преподавании всеобщей истории; взгляд на состояние Малороссии; омалороссийских песнях и прочее), но вместе с тем и новые повести:«Портрет», «Невский проспект» и «Запискисумасшедшего». Потом в том же году вышел: «Миргород. Повести,служащие продолжением Вечеров на хуторе близ Диканьки»(две части, СПб., 1835). Здесь помещен был целый ряд произведений, в которыхраскрывались новые поразительные черты таланта Гоголя. В первой части«Миргорода» появились «Старосветские помещики» и«Тарас Бульба», во второй — "Вий" и «Повесть о том, как поссорился ИванИванович с Иваном Никифоровичем». «Тарас Бульба»явился здесь в первом очерке, который гораздо шире был разработан Гоголемвпоследствии (1842). К этим первым тридцатым годам относятся замыслы инекоторых других произведений Гоголя, как знаменитая «Шинель»,«Коляска», может быть, «Портрет» в его переделаннойредакции; эти произведения явились в «Современнике» Пушкина (1836) иПлетнева (1842); к более позднему пребыванию в Италии относится «Рим»в «Москвитянине» Погодина (1842). К 1834 г. относят и первый замысел«Ревизора». Сохранившиеся рукописи Гоголя указывают вообще, что онработал над своими произведениями чрезвычайно тщательно: по тому, что уцелелоиз этих рукописей, видно, как произведение, в его известной нам, законченнойформе, вырастало постепенно из первоначального очерка, все более осложняясьподробностями и достигая, наконец, той удивительной художественной полноты ижизненности, с какими мы знаем их по завершении процесса, тянувшегося иногдацелые годы. Известно, что основной сюжет «Ревизора», как и сюжет«Мертвых душ», был сообщен Гоголю Пушкиным; но понятно, что в том идругом случае все создание, начиная от плана и до последних частностей, былоплодом собственного творчества Гоголя: анекдот, который мог быть рассказан внескольких строках, превращался в богатое художественное произведение.«Ревизор», кажется, в особенности вызвал у Гоголя эту бесконечнуюработу определения плана и деталей исполнения; существует целый ряд набросков,в целом и частями, и первая печатная форма комедии явилась в 1836 г. Стараястрасть к театру овладела Гоголем в чрезвычайной степени: комедия не выходила унего из головы; его томительно увлекала мысль стать лицом к лицу с обществом;он с величайшей заботливостью старался о том, чтобы пьеса была исполнена вполнесогласно с его собственной идеей о характерах и действии; постановка встречаларазнообразные препятствия, в том числе цензурные, и, наконец, моглаосуществиться только по воле императора Николая <a href=«javascript:if(confirm('http://portret.by.ru/1030-107.htm%20%20nnThis%20file%20was%20not%20retrieved%20by%20Teleport%20Pro,%20because%20it%20is%20addressed%20on%20a%20domain%20or%20path%20outside%20the%20boundaries%20set%20for%20its%20Starting%20Address.%20%20nnDo%20you%20want%20to%20open%20it%20from%20the%20server?'))window.location=»portret.by.ru/1030-107.htm'" target="_blank"><img src="/cache/referats/16563/image003.gif" hspace=«2» v:shapes="_x0000_i1026">

.«Ревизор» имел необычайное действие: ничего подобного не видаларусская сцена; действительность русской жизни была передана с такой силой иправдой, что хотя, как говорил сам Гоголь, дело шло только о шестипровинциальных чиновниках, оказавшихся плутами, на него восстало все тообщество, которое почувствовало, что дело идет о целом принципе, о целомпорядке жизни, в котором и само оно пребывает. Но, с другой стороны, комедиявстречена была с величайшим энтузиазмом теми лучшими элементами общества, которыесознавали существование этих недостатков и необходимость обличения, и вособенности молодым литературным поколением, увидевшим здесь еще раз, как впрежних произведениях любимого писателя, целое откровение, новый, возникающийпериод русского художества и русской общественности. Это последнее впечатлениебыло, вероятно, не вполне понятно Гоголю: он не задавался еще столь широкимиобщественными стремлениями или надеждами, как его молодые почитатели; он стоялвполне на точке зрения своих друзей Пушкинского круга, хотел только большечестности и правды в данном порядке вещей, и потому-то его особенно поразили тевопли осуждения, которые поднялись против него. Впоследствии, в«Театральном разъезде после представления новой комедии», он, с однойстороны, передал то впечатление, какое произвел «Ревизор» в различныхслоях общества, а с другой — высказал свои собственные мысли о великом значениитеатра и художественной правды. Первые драматические планы явились у Гоголя ещераньше «Ревизора». В 1833 г. он поглощен был комедией «Владимир3-й степени»; она не была им докончена, но материал ее послужил длянескольких драматических эпизодов, как «Утро делового человека»,«Тяжба», «Лакейская» и «Отрывок». Первая из этихпьес явилась в «Современнике» Пушкина (1836), остальные — в первомсобрании его сочинений (1842). В том же собрании явились в первый раз:«Женитьба», первые наброски которой относятся к тому же 1833 г., и«Игроки», задуманные в половине тридцатых годов. Утомленныйусиленными работами последних лет и нравственными тревогами, каких стоил ему«Ревизор», Гоголь решился отдохнуть вдали от этой толпы общества, поддругим небом. В июне 1836 г. он уехал за границу, где пробыл потом, сперерывами приездов в Россию, в течение многих лет. Пребывание в «прекрасномдалеке» на первый раз укрепило и успокоило его,дало ему возможность завершить его величайшее произведение «Мертвыедуши», — но стало зародышем и глубоко фатальных явлений. Разобщение сжизнью, усиленное удаление в самого себя, экзальтация религиозного чувства повелик пиэтистическому преувеличению, которое закончилосьего последней книгой, составившей как бы отрицание его собственногохудожественного дела… Выехав за границу, он жил в Германии, Швейцарии, зимупровел с А. Данилевским в Париже, где встретился и особенно сблизился сСмирновой, и где его застало известие о смерти Пушкина, страшно его поразившее.В марте 1837 г. он был в Риме, который чрезвычайно ему полюбился и стал длянего как бы второй родиной. Европейская политическая и общественная жизнь всегдаоставалась чужда и совсем незнакома Гоголю; его привлекали природа ипроизведения искусства, а тогдашний Рим только и представлял эти интересы.Гоголь изучал памятники древности, картинные галереи, посещал мастерскиехудожников, любовался народной жизнью и любил показывать Рим,«угощать» им приезжих русских знакомых и приятелей. Но в Риме он иусиленно работал: главным предметом этой работы были «Мертвые души»,задуманные еще в Петербурге в 1835 г.; здесь же в Риме закончил он «Шинель»,писал повесть "Анунциата", переделаннуюпотом в «Рим», писал трагедию из быта запорожцев, которую, впрочем,после нескольких переделок уничтожил. Осенью 1839 г. он, вместе с Погодиным,отправился в Россию, в Москву, где его с восторгом встретили Аксаковы. Потом онпоехал в Петербург, где ему надо было взять сестер из института; затем опятьвернулся в Москву; в Петербурге и в Москве он читал ближайшим друзьямзаконченные главы «Мертвых душ». Устроив несколько свои дела, Гогольопять отправился за границу, в любимый Рим; друзьям он обещал вернуться черезгод и привезти готовый первый том «Мертвых душ». К лету 1841 г. этотпервый том был готов. В сентябре этого года Гоголь отправился в Россию печататьсвою книгу. Ему снова пришлось пережить тяжелые тревоги, какие испытал он некогдапри постановке на сцену «Ревизора». Книга была представлена сначала вмосковскую цензуру, которая собиралась совсем запретить ее; затем книга отданав цензуру петербургскую и, благодаря участию влиятельных друзей Гоголя, была, снекоторыми исключениями, дозволена. Она вышла в свет в Москве («ПохожденияЧичикова, или Мертвые души, поэма Н. Гоголя», М., 1842). В июне Гогольопять уехал за границу. Это последнее пребывание за границей было окончательнымпереломом в душевном состоянии Гоголя. Он жил то в Риме, то в Германии, воФранкфурте, Дюссельдорфе, то в Ницце, то в Париже, то в Остенде, часто в кружкеего ближайших друзей, Жуковского, Смирновой, Виельгорских,Толстых, и в нем все сильнее развивалось то пиэтистическоенаправление, о котором упомянуто выше. Высокое представление о своем таланте илежащей в нем обязанности повело его к убеждению, что он творит нечтопровиденциальное: для того чтобы обличать людские пороки и широко смотреть нажизнь, надо стремиться к внутреннему совершенствованию, которое дается толькобогомыслием. Несколько раз пришлось ему перенести тяжелые болезни, которые ещеувеличивали его религиозное настроение; в своем кругу он находил удобную почвудля развития религиозной экзальтации, — он принимал пророческий тон,самоуверенно делал наставления своим друзьям и, в конце концов, приходил кубеждению, что сделанное им до сих пор было недостойно той высокой цели, ккоторой он теперь считал себя призванным. Если прежде он говорил, что первыйтом его поэмы есть не больше, как крыльцо к тому дворцу, который в немстроится, то теперь он готов был отвергать все им написанное, как греховное инедостойное его высокого посланничества. Однажды, вминуту тяжелого раздумья об исполнении своего долга, он сжег второй том«Мертвых душ», принес его в жертву Богу, и его уму представилосьновое содержание книги, просветленное и очищенное; ему казалось, что он понялтеперь, как надо писать, чтобы «устремить все общество кпрекрасному». Началась новая работа, а тем временем его заняла другая мысль:ему скорее хотелось сказать обществу то, что он считал для него полезным, и онрешил собрать в одну книгу все, писанное им в последние годы к друзьям в духесвоего нового настроения, и поручил издать эту книгу Плетневу. Это были«Выбранные места из переписки с друзьями» (СПб., 1847). Большая частьписем, составляющих эту книгу, относится к 1845 и 1846 годам, той поре, когдаэто настроение Гоголя достигло своего высшего развития. Книга произвела тяжелоевпечатление даже на личных друзей Гоголя своим тоном пророчества и учительства,проповедью смирения, из-за которой виднелось, однако, крайнее самомнение;осуждениями прежних трудов, в которых русская литература видела одно из своихлучших украшений; полным одобрением тех общественных порядков,несостоятельность которых была ясна просвещенным людям без различия партий. Новпечатление книги на литературных поклонников Гоголя было удручающее. Высшаястепень негодования, возбужденного «Выбранными местами», выразилась визвестном письме Белинского, на которое Гоголь не умел ответить. По-видимому,он до конца не отдал себе отчета в этом значении своей книги. Нападения на нееон объяснял отчасти и своей ошибкой, преувеличением учительского тона, и тем,что цензура не пропустила в книге нескольких важных писем; но нападения прежнихлитературных приверженцев он мог объяснить только расчетами партий и самолюбий.Общественный смысл этой полемики от него ускользал; сам он, давно оставивРоссию, сохранял те неопределенные общественные понятия, какие приобрел встаром Пушкинском кружке, был чужд возникшему с тех порлитературно-общественному брожению и видел в нем только эфемерные спорылитераторов. В подобном смысле были им тогда написаны «Предисловие ковторому изданию Мертвых душ»; «Развязка Ревизора», где свободномухудожественному созданию он хотел придать натянутый характер какой-тонравоучительной аллегории, и «Предуведомление», где объявлялось, чточетвертое и пятое издание «Ревизора» будут продаваться в пользубедных… Неудача книги произвела на Гоголя подавляющее действие. Он должен былсознаться, что ошибка была сделана; даже друзья, как С.Т. Аксаков, говорилиему, что ошибка была грубая и жалкая; сам он сознавался Жуковскому: «яразмахнулся в моей книге таким Хлестаковым, что не имею духу заглянуть внее». В его письмах с 1847 г. уже нет прежнего высокомерного тонапроповедничества и учительства; он увидел, что описывать русскую жизнь можнотолько посреди нее и изучая ее. Убежищем его осталось религиозное чувство: онрешил, что не может продолжать работы, не исполнив давнишнего намеренияпоклониться Святому Гробу. В конце 1847 г. он переехал в Неаполь и в начале1848 г. отплыл в Палестину, откуда через Константинополь и Одессу вернулсяокончательно в Россию. Пребывание в Иерусалиме не произвело того действия,какого он ожидал. «Еще никогда не был я так мало доволен состоянием сердцасвоего, как в Иерусалиме и после Иерусалима, — говорит он. — У Гроба Господня ябыл как будто затем, чтобы там на месте почувствовать, как много во мне холодасердечного, как много себялюбия и самолюбия». Свои впечатления отПалестины Гоголь называет сонными; застигнутый однажды дождем в Назарете, он думал, что просто сидит в России на станции.Он пробыл конец весны и лето в деревне у матери, а 1 сентября переехал вМоскву; лето 1849 г. проводил у Смирновой в деревне и в Калуге, где мужСмирновой был губернатором; лето 1850 г. прожил опять в своей семье; потом жилнекоторое время в Одессе, был еще раз дома, а с осени 1851 г. поселился опять вМоскве, где жил в доме графа А.П. Толстого. Он продолжал работать над вторымтомом «Мертвых душ» и читал отрывки из него у Аксаковых, но в немпродолжалась та же мучительная борьба между художником и пиэтистом,которая шла в нем с начала сороковых годов. По своему обыкновению, он много разпеределывал написанное, вероятно, поддаваясь то одному, то другому настроению.Между тем его здоровье все более слабело; в январе 1852 г. его поразила смертьжены Хомякова, которая была сестрой его друга Языкова; им овладел страх смерти;он бросил литературные занятия, стал говеть на масленице; однажды, когда онпроводил ночь в молитве, ему послышались голоса, говорившие, что он скороумрет. Однажды ночью среди религиозных размышлений им овладел религиозный ужаси сомнение, что он не так исполнил долг, наложенный на него Богом; он разбудилслугу, велел открыть трубу камина и, отобрав из портфеля бумаги, сжег их.Наутро, когда его сознание прояснилось, он с раскаянием рассказал об этом графуТолстому и считал, что это сделано было под влиянием злого духа; с тех пор онвпал в мрачное уныние и через несколько дней умер, 21 февраля 1852 г. Онпохоронен в Москве, в Даниловом монастыре, и на его памятнике помещены словапророка Иеремии: «Горьким моим словом посмеюся».
Изучение исторического значения Гоголя не завершено и до сих пор. Настоящийпериод русской литературы еще не вышел из-под его влияния, и его деятельностьпредставляет разнообразные стороны, которые выясняются с ходом самой истории. Впервое время, когда совершились последние факты деятельности Гоголя,полагалось, что она представляет два периода: один, где он служил прогрессивнымстремлениям общества, и другой, когда он стал открыто на стороне неподвижногоконсерватизма. Более внимательное изучение биографии Гоголя, особенно егопереписки, раскрывшей его внутреннюю жизнь, показало, что как, по-видимому, нипротивоположны, мотивы его повестей, «Ревизора» и «Мертвыхдуш», с одной стороны, и «Выбранных мест», с другой, в самойличности писателя не было того перелома, какой в ней предполагался, не былоброшено одно направление и принято другое, противоположное; напротив, это былаодна цельная внутренняя жизнь, где уже в раннюю пору были задатки позднейшихявлений, где не прекращалась основная черта этой жизни: служение искусству; ноэта личная жизнь была надломлена теми противоречиями, с какими ей пришлосьсчитаться в духовных началах жизни и в действительности. Гоголь не былмыслитель, но это был великий художник. О свойствах своего таланта сам онговорил: «У меня только то и выходило хорошо, что взято было мной издействительности, из данных, мне известных»… «Воображение мое досих пор не подарило меня ни одним замечательным характером и не создало ниодной такой вещи, которую где-нибудь не подметил мой взгляд в натуре».Нельзя было проще и сильнее указать ту глубокую основу реализма, которая лежалав его таланте, но великое свойство его дарования заключалось и в том, что этичерты действительности он возводил «в перл создания». И изображенныеим лица не были повторением действительности: они были целыми художественнымитипами, в которых была глубоко понята человеческая природа. Его герои, какредко у кого-либо другого из русских писателей, становились нарицательнымиименами, и до него в нашей литературе не было примера, чтобы в самом скромномчеловеческом существовании была открываема так поразительно внутренняя жизнь.Другая личная черта Гоголя заключалась в том, что с самых ранних лет, с первыхпроблесков молодого сознания, его волновали возвышенные стремления, желаниепослужить обществу чем-то высоким и благотворным; с ранних лет ему былоненавистно ограниченное самодовольство, лишенное внутреннего содержания, и этачерта сказалась потом, в тридцатых годах, сознательным желанием обличатьобщественные язвы и испорченность, и она же развилась в высокое представление означении искусства, стоящего над толпой как высшее просветление идеала… НоГоголь был человеком своего времени и общества. Из школы он вынес немного; немудрено, что у юноши не было определенного образа мыслей; но для этого не былозадатка и в его дальнейшем образовании. Его мнения о коренных вопросахнравственности и общественной жизни оставались и теперьпатриархально-простодушными. В нем созревал могущественный талант, — егочувство и наблюдательность глубоко проникали в жизненные явления, — но егомысль не останавливалась на причинах этих явлений. Он рано был исполненвеликодушного и благородного стремления к человеческому благу, сочувствия кчеловеческому страданию; он находил для их выражения возвышенный, поэтическийязык, глубокий юмор и потрясающие картины; но эти стремления оставались настепени чувства, художественного проницания, идеальной отвлеченности — в томсмысле, что при всей их силе Гоголь не переводил их в практическую мысльулучшения общественного, и когда стали указывать ему иную точку зрения, он ужене мог понять ее… Все коренные представления Гоголя о жизни и литературе былипредставления Пушкинского круга. Гоголь вступал в него юношей, а лица этогокруга были уже люди зрелого развития, более обширного образования,значительного положения в обществе; Пушкин и Жуковский — на верху своейпоэтической славы. Старые предания Арзамаса развились в культ отвлеченногохудожества, приводивший, в конце концов, к удалению от вопросов действительнойжизни, с которым естественно сливался консервативный взгляд в предметахобщественных. Кружок преклонялся перед именем Карамзина, увлекался славоюРоссии, верил в будущее ее величие, не имел сомнений относительно настоящего и,негодуя на недостатки, которых нельзя было не видеть, приписывал их тольконедостатку в людях добродетели, неисполнению законов. К концу тридцатых годов,еще при жизни Пушкина, начался поворот, показывавший, что его школа пересталаудовлетворять возникавшим новым стремлениям общества. Позднее кружок все большеуединялся от новых направлений и враждовал с ними; по его идеям литературадолжна была витать в возвышенных областях, чуждаться прозы жизни, стоять«выше» общественного шума и борьбы: это условие могло только сделатьее поприще односторонним и не очень широким… Художественное чувство кружкабыло, однако, сильно и оценило своеобразный талант Гоголя; кружок приложилзаботы и об его личных делах… Пушкин ожидал от произведений Гоголя большиххудожественных достоинств, но едва ли ожидал их общественного значения, какпотом не вполне его оценивали друзья Пушкина, и как сам Гоголь готов былотрицаться от него… Позднее Гоголь сблизился с кругом славянофильским, илисобственно с Погодиным и Шевыревым, С.Т. Аксаковым и Языковым; но он осталсясовершенно чужд теоретическому содержанию славянофильства, и оно ничем неповлияло на склад его творчества. Кроме личной приязни, он находил здесьгорячее сочувствие к своим произведениям, а также и к своим религиозным имечтательно-консервативным идеям. Но потом в старшем Аксакове он встретил иотпор ошибкам и крайностям «Выбранных мест»… Самым резким моментомстолкновения теоретических представлений Гоголя с действительностью истремлениями просвещеннейшей части общества былописьмо Белинского; но было уже поздно, и последние годы жизни Гоголя прошли, каксказано, в тяжелой и бесплодной борьбе художника и пиэтиста.Эта внутренняя борьба писателя представляет не только интерес личной судьбыодного из величайших писателей русской литературы, но и широкий интересобщественно-исторического явления: на личности и деятельности Гоголя отразиласьборьба нравственно-общественных элементов — господствующего консерватизма, изапросов личной и общественной свободы и справедливости, борьба старогопредания и критической мысли, пиэтизма и свободногоискусства. Для самого Гоголя эта борьба осталась неразрешенной; он был сломленэтим внутренним разладом, но тем не менее значение основных произведений Гоголядля литературы было чрезвычайно глубокое. Результаты его влияния многоразлично сказываются во всей последующей литературе.Не говоря о чисто художественных достоинствах исполнения, которые, послеПушкина, еще повысили уровень возможного художественного совершенства упозднейших писателей, его глубокий психологический анализ не имел равного себев предшествующей литературе и открывал широкий путь наблюдений, каких делалосьтак много впоследствии. Даже его первые произведения, столь строго потомосуждаемые им «Вечера», без сомнения, немало способствовалиукреплению того любящего отношения к народу, которое так развилось впоследствии.«Ре