Реферат: Гоголь глазами Набокова и Розанова

Гоголь глазами Набокова иРозанова

Реферат по литературе

ученицы 12 класса МАХЛ при РАХ

Гавриловой Екатерины

TOC o«1-3»

I. Вступление… PAGEREF _Toc479920809 h 3

II. Набокови Гоголь…

PAGEREF _Toc479920810 h 4

III.Розанов и Гоголь…

PAGEREF _Toc479920811 h 12

I

V. Заключение… PAGEREF _Toc479920812 h 18

V.Библиография…

PAGEREF _Toc479920813 h 22

PRIVATE

«Я почитаюсь загадкою для всех,
никто не разгадает меня совершенно».
Гоголь

I.

Вступление

Фигураи судьба выдающегося писателя России Николая Васильевича Гоголя овеяны легендамии тайнами. В сущности и сама личность писателя, и его произведения по-прежнемуостаются загадкой не только для читателей, но и для многих поколений критиков.Гоголь словно не хотел открываться, смысл его творений, несмотря намногочисленные толкования, до сих пор не становиться понятнее и проще.

Первыетрактовки гоголевских книг появились сразу после их издания. Прежде всего (аэта точка зрения бытует вплоть до настоящего времени), все творчество Гоголярассматривалось как социальное. В его произведениях усмотрели сатиру натогдашнее общество, его нравы и пороки. Причем здесь критики (да и читатели)разделились на два непримиримых лагеря: тех, кто считал книги Гоголя (вчастности «Ревизор» и «Мертвые души») пасквилем икарикатурой на Россию, и тех, кто с сокрушением повторял за Пушкиным:«Боже, как грустна наша Россия», то есть признавших«правоту» гоголевской сатирической позиции.

Нои те, и другие слишком однобоко трактовали Гоголя. Всю оставшуюся жизньписатель пытался объяснить или, на худой конец, оправдаться, смягчить тотягостное впечатление, которое произвели его книги на тогдашнее общество.Поэтому он написал «Развязку „Ревизора“, „Выбранные местаиз переписки с друзьями“, задумал 2-ой том „Мертвых душ“, в которомнаряду с уродливым Чичиковым, были бы выведены положительные персонажи.

Современем подход к Гоголю не изменился. В советское время вся литература былапропущена сквозь призму социально-идеологического восприятия. Гоголя объявилигениальным сатириком, обнажившим пороки крепостнического общества.

Лишьдве точки зрения, два мнения стоят особняком от общепринятых трактовок. Этовзгляд на Гоголя великого русского писателя-эмигранта Владимира ВладимировичаНабокова и не менее известного писателя и публициста Василия ВасильевичаРозанова.

II.

Набоков и Гоголь

Известногорусского писателя-эмигранта Владимира Владимировича Набокова всегда волновалазагадочная личность Гоголя, поскольку его собственное творчество было во многомсродни и переплеталось с гоголевским. Возможность выразить свое отношение квеликому русскому писателю возникла у Набокова тогда, когда ему предложиливыступить с рядом лекций по русской литературе перед американскими студентами.Задача оказалась непростой: как говорить с иностранцами о том, что было невсегда понятно и читавшим эти произведения на родном языке, а уж в переводетеряло многие языковые нюансы и тонкости?

Набоковначинает раскрывать образ Гоголя с его биографии. Смерть писателя — болезнь — путешествия — творчество — детство. Вот такую спиралеобразную цепочкувыстраивает перед нами автор статьи. Он словно пытается отыскать истокитворчества Гоголя в его детстве, точно так же как причины смерти — втворчестве.

Визображении Набокова, которое зачастую перерастает из литературоведческого в по-настоящемухудожественное, Гоголь предстает перед нами странным, больным человеком,склонным к фантазиям. Многие факты биографии великого писателя были, по мнениюНабокова, выдуманы самим Гоголем, в частности, его многочисленные путешествия,о которых он столь красочно и вместе с тем туманно повествует своей матушке вписьмах. Вместе с тем он фанатично религиозен, причем куда более страшитсядьявола, чем Бога.

Надосказать, что, говоря о личности Гоголя, Набоков скорее просто описывает егосудьбу, нежели дает какие-либо оценки.

Новот в биографии появляется упоминание о первом литературном опыте Гоголя — поэме «Ганс Кюхельгартен»,названной Набоковым «полнейшей, беспросветной неудачей». Таковой онапоказалась и самому автору, который «со своим верным слугой кинулись вкнижные лавки, скупили все экземпляры „Ганса“ и сожгли их».

Черезнекоторое время в свет выходит первый, а затем второй тома «Вечеров нахуторе близ Диканьки», принесшие Гоголю славу. Набоков относился к ним спрохладцей: «Два тома „Вечеров“, так же как и два тома повестей,озаглавленных „Миргород“ оставляют меня равнодушными. Однако именноэтими произведениями, юношескими опытами псевдоюмориста Гоголя, русские учителязабивали головы своих учеников. Подлинный Гоголь смутно проглядывает в»Арабесках" и раскрывается полностью в «Ревизоре»,«Шинели» и «Мертвых душах». И далее: «В периодсоздания „Диканьки“ и „Тараса Бульбы“ Гоголь стоял на краюопаснейшей пропасти… Он чуть было не стал автором украинских фольклорныхповестей и красочных романтических историй. Когда я хочу, чтобы мне приснилсянастоящий кошмар, я представляю себе Гоголя, строчащего на малороссийском томза томом „Диканьки“ и „Миргороды“ о призраках»,которые бродят по берегу Днепра, водевильных евреях и лихих казаках".

Инаконец теперь мы подходим к произведениям, которые Набоков отмечал какважнейшие: "… Гоголь был автором всего лишь нескольких книг, и намерениенаписать главную книгу своей жизни совпало с упадком его как писателя: апогеяон достиг в «Ревизоре», «Шинели» и первой части«Мертвых душ».

«Ревизор».

Эта пьеса,написанная в 1835 году и поставленная в Петербургском театре 19 апреля 1836года, а в Москве — 25 мая 1836 года, была названа Владимиром ВладимировичемНабоковым «самой великой пьесой, написанной в России (и до сих пор непревзойденной)...»

Традиционнаяточка зрения критиков на «Ревизора» была однозначной — гениальноесатирическое произведение, высмеивающее бюрократическое общество и его пороки.Набоков назвал в своей статье «Государственный призрак», посвященной«Ревизору», таких критиков «наивными душами», которые«неизбежно должны увидеть в пьесе яростную социальную сатиру, нацеленную на идиллическую системугосударственной коррупции в России...»

Помнению Набокова, "… сюжет «Ревизора» так же не имеет значения,как и все сюжеты гоголевских произведений. Более того, если говорить о пьесе,фабула ее, как и у всех драматургов, лишь попытка выжать до последней каплизабавное недоразумение. По-видимому, Пушкин подсказал эту фабулу Гоголю,посмеявшись над тем, как во время ночевки в нижегородском трактире он былпринят за важного столичного чиновника..." Далее, он внимательнорассматривает и по-своему трактует композицию пьесы: «В пьесе нетэкспозиции. Молния не теряет времени на объяснение метеорологических условий.Весь мир — трепетный голубой всполох, и мы посреди него. Единственнаятеатральная традиция, которой придерживался Гоголь, это монологи, однако ведь илюди разговаривают сами с собой во время тревожного затишья перед грозой,ожидая первого грома. Действующие лица — люди из того кошмара, когда вамкажется, будто вы уже проснулись, хотя на самом деле погружаетесь в самуюбездонную пучину сна.» Набоков вообще считал произведения Гоголя как бы«сновидческими», чья реальность существует по законам сна, то есть неподдается обычной логике.

Особоевнимание Набоков также уделяет так называемым «второстепенным»персонажам, внимательно выискивая их следы во всем тексте «Ревизора».Вот что он пишет по этому поводу: «У Гоголя особая манера заставлять»второстепенных" персонажей выскакивать при каждом повороте пьесы(романа или рассказа), чтобы на миг блеснуть своим жизнеподобием. В«Ревизоре» этот прием обнаруживается с самого начала, когдагородничий Сквозник-Дмухановский читает странное письмо своим подчиненным — смотрителю училищ Хлопову, судье Тяпкину-Ляпкину и попечителю богоугодных делЗемлянике." Причем автора статьи очень занимают эти персонажи, посколькуесли Чехов "… как-то заявил.., что если в первом действии на стене виситохотничье ружье, в последнем оно непременно должно выстрелить", то"… ружья Гоголя висят в воздухе и не стреляют; надо сказать, что обаяниеего намеков и состоит в том, что они никак не материализуются".

Также Набоков обращает внимание на имена, которые дает свои героям автор«Ревизора»: "… смотритель училищ Хлопов, судья Тяпкин-Ляпкин ипопечитель богоугодных дел Земляника. Обратите внимание, что это за фамилии…Фамилии, изобретаемые Гоголем, — в сущности клички..."

Пожалуй,что мир второстепенных персонажей занимает Владимира Владимировича Набоковазначительно больше, чем внешнее действие и главные герои, так как«персонажи „Ревизора“ реальны лишь в том смысле, что ониреальные создания фантазии Гоголя». Напротив, "… потусторонний мир,который словно прорывается сквозь фон пьесы, и есть подлинное царство Гоголя. Ипоразительно, что все эти сестры, мужья и дети, чудаковатые учителя, отупевшиес перепоя конторщики и полицейские, помещики, пятьдесят лет ведущие тяжбу опереносе изгороди, романтические офицеры, которые жульничают в карты, чувствительновздыхают о провинциальных балах и принимают приведение за главнокомандующего,эти переписчики и несуществующие курьеры — все эти создания, чья мельтешнясоздает самую плоть пьесы, не только не мешают тому, что постановщики зовутдействием, но явно придают пьесе чрезвычайную сценичность.

Наэтом не подвластном здравому смыслу заднем плане толпятся не только живыесущества, но и вещи, которые призваны играть ничуть не меньшую роль, чемодушевленные лица: шляпная коробка, которую городничий надевает на голову,когда, облачившись в роскошный мундир, в рассеянности спешит навстречу грозномупризраку, — чисто гоголевский символ обманного мира, где шляпы — это головы,шляпные коробки — шляпы, а расшитый золотом воротник — хребет человека."

Такперед нами раскрывается совсем иной взгляд на творчество Гоголя и на егоконкретное произведение — пьесу «Ревизор». Здесь мы видим совсем иноймир, который открывает нам Набоков, и дальнейшее его развитие последует в«Мертвых душах».

«Мертвыедуши».

Обэтой поэме Набоков пишет в статье «Наш господин Чичиков». Здесь, каки в критическом комментарии к «Ревизору», он опровергает общепринятуюточку зрения, согласно которой Гоголя следует расценивать, как сатирика.«Русские критики социального направления видели в „Мертвыхдушах“ и „Ревизоре“ обличение общественной пошлости, расцветшейв крепостнической, бюрократической русской провинции, и из-за этого упускалиглавное. Гоголевские герои по воле случая оказались русскими помещиками ичиновниками, их воображаемая среда и социальные условия не имеют абсолютноникакого значения.

… Ихсреда и условия, какими бы они не были в «реальной жизни»,подверглись такой глубочайшей перетасовке и переплавке в лабораториигоголевского творчества, что искать в «Мертвых душах» подлинную русскуюдействительность бесполезно..." И далее: «Некоторые имена: МакдональдКарлович, Маклатура Александровна — являются верхом кошмарной бессмыслицы.Непонятно, какой надо иметь склад ума, чтобы увидеть в Гоголе предшественниканатуральной школы и реалистического живописания русской жизни.»

ПоНабокову, «Мертвые души» — «грандиозное сновидение», а еегерой, Павел Иванович Чичиков — «всего лишь низкооплачиваемый агентдьявола, адский коммивояжер… Пошлость, которую олицетворяет Чичиков — одно изглавных отличительных свойств дьявола...»

Иопять автора статьи словно завораживает второй план поэмы, который он считаетподлинно Гоголевским: "… персонажи второго плана утверждают своесуществование иногда простейшим способом: используя манеру автора подчеркиватьто или иное обстоятельство или условие и иллюстрировать их какой-нибудь броскойдеталью. Картина начинает жить собственной жизнью..." Набоков разыскиваетчасти этой картины во всей поэме. Его внимание также привлекают некоторыедетали, например, бричка Коробочки, в котором та приезжает в город

N, илишкатулка Чичикова. «Гоголь описывает вовсе не внутренность шкатулки, акруг ада и точную модель округлой чичиковской души… Шкатулка также могла бытьженой Чичикова, в такой же мере, как шинель была любовницей Акакия Акакиевичаили колокольня Шпоньки — его тещей. Заметьте, что имя единственной помещицы вкниге — госпожа Коробочка.»

Итак,по мнению Владимира Владимировича Набокова, «Мертвые души»представляют собой «калейдоскопический кошмар, который простодушныечитатели много лет кряду принимали за „панораму русскойжизни“...»

Некотороевнимание автор статьи уделяет и замыслу Гоголя создать второй и третий том«Мертвых душ». Набоков не без основания считал, что «созданиевторой части было сковано первой частью...» Он пишет: «Гогольнадеялся использовать ту же канву, вышив на ней новый узор — а именно подчинивкнигу определенной задаче, которая отсутствовала в первой части, а теперь,казалось, стала не только движущей силой, но и первой части сообщала задним числомнеобходимый смысл.» В рассуждениях о создании второго и третьего томаможно усмотреть также и точку зрения Владимира Владимировича Набокова наличность Гоголя через призму его творчества. Одним из важнейших факторов,повлиявших на творчество создателя «Мертвых душ», стала как бы«раздвоенность» его личности, совмещавшей в себе фантазера-художникаи обычного человека, богобоязненного, уважающего закон гражданина.

Встатье Михаила Кураева «Памятник Гоголю» две личности Гоголя как быидентифицированы с Моцартом и Сальери. Старательный Сальери пишет «ГансаКюхельгартена». Но Моцарт выхватывает у него перо и пишет одно за другимнетленные произведения, ставшие жемчужинами русской литературы — «Ревизора» и «Мертвые души». Робкий Сальери оправдываетсяза смелые слова Моцарта «Развязкой „Ревизора“, „Выбраннымиместами из переписки с друзьями“. Сальери же пытается написатьсозидательные второй и третий том „Мертвых душ“. Вот эта-тораздвоенность делает Гоголя столь загадочной личностью в нашей литературе. И подобныемысли высказывает и Набоков в своих комментариях к истории создания второго итретьего тома „Мертвых душ“: „На самом деле он пытался создатькнигу, угодную и Гоголю-художнику и Гоголю-святоше.

Законченные«Мертвые души» должны были рождать три взаимосвязанных образа:преступления, наказания, искупления. Достигнуть этой цели было невозможно нетолько потому, что неповторимый гений Гоголя, если бы он дал себе волю,непременно сломал бы любую привычную схему, но и потому, что автор навязалглавную роль грешника такой личности (если Чичикова можно назвать личностью),которая до смешного ей не соответствовала и к тому же вращалась в той среде,где такого понятия, как спасение души, просто не существовало."

«Шинель».

«Шинель»Гоголя — гротеск и мрачный кошмар, пробивающий черные дыры в смутной картинежизни. Поверхностный читатель увидит в этом рассказе лишь тяжеловесные ужимкисумасбродного шута; глубокомысленный — не усомниться в том, что главноенамерение Гоголя было обличить ужасы русской бюрократии. Но и тот, кто хочетвсласть посмеяться, и тот, кто жаждет чтения, которое «заставляетзадуматься», не поймут, о чем же написана «Шинель». Подайте мнечитателя с творческим воображением — эта повесть для него" — вот что пишетНабоков по поводу этой повести из серии «Петербургских повестей».

Всвоей статье «Апофеоз личины» Набоков анализирует также композицию исюжет «Шинели». О композиции повести он пишет так: "… Рассказразвивается так: бормотание, бормотание, лирический всплеск, бормотание,лирический всплеск, бормотание, лирический всплеск, бормотание, фантастическаякульминация, бормотание, бормотание и возвращение в хаос, из которого всевозникло." И о сюжете: «Подлинный сюжет (как и всегда у Гоголя) встиле, во внутренней структуре этого трансцендентального анекдота.»

Вконце своей лекции о Гоголе Набоков как бы обобщает те комментарии, которые онрассыпал по всему тексту. В нескольких предложениях он пытается выявить сутьтворческого процесса Гоголя, ту движущую силу, что подтолкнула писателя насоздание загадочных шедевров.

«УравновешенныйПушкин, земной Толстой, сдержанный Чехов — у всех у них бывали минутыиррационального прозрения, которые одновременно затемняли фразу и вскрывалитайный смысл, заслуживающий этой внезапной точки смещения. Но у Гоголя такиесдвиги — самая основа его искусства, и поэтому, когда он пытался писатьокруглым почерком литературной традиции и рассматривать рациональные идеилогически, он терял даже признаки своего таланта.»

«Абсурдбыл любимой музой Гоголя, но когда я употребляю термин „абсурд“, я неимею в виду н причудливое, ни комическое. У абсурдного столько же оттенков истепеней, сколько у трагического, — более того, у Гоголя оно граничит страгическим.»

Какбы подытоживая, Набоков пишет, что «произведения Гоголя, как и всякаявеликая литература, — это феномен языка, а не идей.»

Надосказать, что тема Гоголя была особенно близка Владимиру Владимировичу Набокову,так как в его творчестве многое сродни гоголевскому творческому принципу. Такчто в какой-то мере он пишет и о себе. И его произведения можно назвать«феноменом языка».

РаботуНабокова нельзя назвать в полной мере литературоведческой. Скорее это сугуболичный, субъективный взгляд одного писателя на другого. Он не идеализируетГоголя, скорее наоборот, делает акцент на неудачах писателя. Считая, что Гоголь- «автор лишь нескольких книг», Набоков наибольшее внимание уделяет«Ревизору», «Мертвым душам» и «Шинели». Онвосхищается языком Николая Васильевича Гоголя, его фантазией, создавшейнеповторимый, «сновидческий» мир его книг.

III.

Розанов и Гоголь

ВпервыеВасилий Васильевич Розанов «наткнулся» на Гоголя, когда работал надкнигой о Достоевском, над «Легендой о Великом инквизиторе». Ипоскольку взгляд его на великого русского писателя был более чем нетрадиционени неоднозначен, он вызвал массу опровергающих заявлений и статей, среди авторовкоторых были Говоруха-Отрок и Григорьев. В ответ Розанов написал так называемоеприложение к «Легенде о Великом инквизиторе» — два этюда о Гоголе,«Пушкин и Гоголь» и «Как произошел тип Акакия Акакиевича».

Позже он еще много писал оГоголе — «Гоголевские дни в Москве», «Гоголь», «Отчегоне удался памятник Гоголю?», «Гоголь и Петрарка», посвятил емунекоторые отрывки из «Опавших листьев».

Надосказать, что точка зрения Розанова на творчество Гоголя еще более категорична инеобычна, чем у Набокова.

Нопрежде давайте рассмотрим некоторые особенности творческой манеры Розанова. Он,как и Набоков, ни в коем случае не записной литературовед и критик. Егокритические очерки не только глубоко индивидуальны, но они, как и у Набокова, — художественны. Увлекшись, Розанов зачастую подтасовывает факты, а то и вовсе незамечает их, если они нарушают цельность картины, которую он создает дляподтверждения своих идей.

Розановсчитал Гоголя одним из самых загадочных русских писателей, может быть, самымзагадочным. Он рассматривал его творчество как тайну, ключ к разгадке которойедва ли можно вообще подобрать. Спорные взгляды Розанова помогают нам лучшепроникнуть в глубину творчества Гоголя.

Иногда,читая Розанова, кажется, что он буквально был болен Гоголем, и что в еговоображении Гоголем болела вся Россия. Так что исцеление, освобождение отГоголя имело для Розанова не только личный, но и социальный смысл. “Да Гоголь иесть Алекс<андр> Мак<едонский>, — пишет Розанов. — Так же велики иобширны завоевания”. Писатель как завоеватель — фигура мало симпатичная.Завоевание подразумевает захват, насилие и даже — надругательство.

Розановв своих этюдах опровергал А. Григорьева, который писал, что «вся нашановейшая литература всходит из Гоголя», и предложил диаметральнопротивоположный тезис: " русская новейшая литература “вся в своем целом;явилась отрицанием Гоголя, борьбой против него” Она сводится к тому, что русскиечитатели не поняли “обмана”: они приняли “мертвые души” за реальное отображениесоциального характера целого поколения — поколения “ходячих мертвецов” — ивозненавидели это поколение. За свою “гениальную и преступную клевету” Гоголь,по мнению Розанова, понес заслуженную кару (конец его жизни), но воздействиегоголевского творчества, негативным образом отразилось на развитии русскогообщества."

«СГоголя именно начинается в нашем обществе потеря чувства действительности,равно как от него же идет начало и отвращения к ней”.

Идалее: «После Гоголя стало не страшно ломать, стало не жалко ломать. Такимобразом, творец „Мертвых душ“ и „Ревизора“ был величайшим у нас… политическимписателем.»

«Мертвымвзглядом посмотрел Гоголь на жизнь, и мертвые души только увидал он в ней.Вовсе не действительность отразил он в своих произведениях, но только сизумительным мастерством нарисовал ряд карикатур на нее: от этого-то изапоминаются они так, как не могут запомниться никакие живые образы.»

Надосказать, что личность Гоголя и то влияние, которое оказало его творчество насудьбу России, занимала Розанова гораздо больше, нежели анализ и разборконкретных произведений. Как и Набоков, Розанов выделял «Мертвыедуши», «Ревизора» и «Шинель», однако его интересовалии другие произведения Гоголя. Например, опровергая (так же как и Набоков) мысльо том, что Гоголь является основателем реализма в русской литературе, онупоминает некоторые другие произведения Гоголя: «Гоголь — какой-токудесник. Он создал третий стиль. Этот стиль назвали „натуральным“.Но никто, и Пушкин не создавал таких чудодейственных фантазий, как Гоголь.»Вий" и «Страшная месть» суть единственные в русскойлитературе, по фантастичности вымысла, повести, и притом такие, которым авторсообщил живучесть, смысл, какое-то странное доверие читателя и свое.… Развеменьше, так сказать, фантазии мысли, фантазии мышления, узких и странных егокоридорчиков, в «Невском проспекте», в «Риме»? Наконец, чтоза странность рассказывается нам в «Носе»?"

Подробногоразбора Василий Васильевич Розанов удостоил лишь «Шинель» в своемэтюде «Как произошел тип Акакия Акакиевича», так как считал, чтотипаж Башмачкина очень характерен для всего творчества Гоголя и «доизвестной степени объединяющий в чертах своих если не все, то главные им созданныетипы».

Розановподробно рассматривает историю создания повести от анекдота до последнейредакции. Вначале мы знакомимся с сюжетом, послужившим фабульной основой для«Шинели». Некий чиновник купил дорогое ружье и во время охоты потерялего. От огорчения он заболел. Тогда его друзья в складчину купили ему новоеружье.

ВасилийВасильевич Розанов сравнил образ чиновника из анекдота с образом АкакияАкакиевича Башмачкина, героя «Шинели», из ранней и поздней редакции.Он внимательно отследил трансформацию героя гоголевской повести, все изменения,причем начал свой анализ с первых строк «Шинели».

Врезультате Розанов приходит к выводу, что “сущность художественной рисовки уГоголя заключалась в подборке к одной избранной, как бы тематической чертесоздаваемого образа других все подобных же, ее только продолжающих иусиливающих черт, со строгим наблюдением, чтобы среди них не замешалась хотьодна, дисгармонирующая им или просто с ними не связанная черта (в лице и фигуреАкакия Акакиевича нет ничего не безобразного, в характере — ничего незабитого). Совокупность этих подобранных черт, как хорошо собранный вогнутымзеркалом пук однородно направленных лучей, и бьет ярко, незабываемо в памятьчитателя”.

Издесь мы видим, как считает Розанов, «уже не сужение, но искалечениечеловека против того, что и каков он в действительности есть».

Причем он полагал, что такое«искалечение» есть одна из характерных для творчества Гоголя черт,пожалуй, даже основная. В чем же, по Розанову, причина столь разрушительногодействия гения Гоголя?

Розановсудит Гоголя по тому, что Гоголь создал, и находит, что Гоголь сам не ведал,что творил. Именно в этом неведении, которое Розанов считает роковым дляРоссии, заключается “главная тайна Гоголя”: “Он показал всю Россиюбез-доблестной, — небытием. Показал с такой невероятной силой и яркостью, чтозрители ослепли и на минуту перестали видеть действительность, пересталичто-нибудь знать, перестали понимать, что ничего подобного “Мертвым душам”,конечно, нет в живой жизни и в полноте живой жизни. Один вой, жалобный, убитый,пронесся по стране: “Ничего нет...” “Пусто!”… “Пуст Божий мир”...”. Такимобразом, Гоголь непроизвольно создал карикатуру, но в этой непроизвольностибыла ее сила. Гоголь — манекен, моргающий глазами в бесплодных поисках смыслатого, что он написал, а потому, пишет Розанов, “я не решусь удержатьсявыговорить последнее слово: и д и о т. Он был так же неколебим и устойчив, также не “сворачиваем в сторону”, как лишенный внутри себя всякого разума ивсякого смысла человек. “Пишу” и “sic”. Великолепно. Но какая же мысль? Идиоттаращит глаза, не понимает. “Словечки” великолепны. “Словечки” как ни у кого. Ион хорошо видит, что “как ни у кого”, и восхищен бессмысленным восхищением, игорд тоже бессмысленной гордостью."

Некотороевнимание уделяет Василий Васильевич Розанов и языку Гоголя. Известно, чтокритики, придерживающиеся точки зрения, что Николай Васильевич Гоголь — представитель «натуральной школы», любят восторгаться языком«Мертвых душ» и других творений, называя его «живым».Опровергая это, Розанов пишет: «Как преднамеренно ошибся Собакевич,составляя список мертвых душ, или как Коробочка не понимала Чичикова — это всемы помним в подробностях, прочитав один раз и очень давно; но что именнослучилось с Германом во время карточной игры, — для того, чтобы вспомнить это,нужно еще раз открыть „Пиковую даму“. И это еще более удивительно,если принять во внимание непрерывное однообразие „Мертвыхдуш“...» «Всмотримся в течение этой речи — и мы увидим, что онобезжизненно. Это восковой язык, в котором ничего не шевелится, ни одно слово невыдвигается вперед и не хочет сказать больше, чем сказано во всех других. И гдебы мы не открыли книгу, на какую бы смешную сцену не попали, мы увидим всюдуэту же мертвую ткань языка...

… Этоскорее какая-то мозаика слов, приставляемых одно к другому, которой тайна былаизвестна одному только Гоголю. Не в нашей только, но и во всемирной литературеон стоит одиноким гением, и мир его не похож ни на какой мир. Он один жил внем; но и нам входить в этот мир, связывать его со своею жизнью и даже судить оней по громадной восковой картине, выкованной чудесным мастером, — это значилобы убийственно поднимать на себя руку.

Вэтой картине совершенно нет живых лиц: это крошечные восковые фигурки, но всеони делают так искусно свои гримасы, что мы долго подозревали, что уж нешевелятся ли они."

Икак бы подытоживая, Розанов пишет: «Мир Гоголя — чудно отошедший от насвдаль мир, который мы рассматриваем как бы через увеличительное стекло; многомув нем удивляемся, всему смеемся, виденного не забываем; но никогда ни с кем извиденного не имеем ничего общего, связующего, и — не в одном толькоположительном смысле, но также — в отрицательном.»

Надосказать, что позже Розанов изменил свою столь резкую точку зрения, особеннопосле революции. Он пишет, что «революция оправдала Гоголя». Именнотогда он начинает выделять Гоголя, как первого писателя, сказавшего правду оРоссии. Тогда же Розанов наконец отдает должное Гоголю в своей книге«Опавшие листья»: «Перестаешь верить действительности, читаяГоголя. Свет искусства, льющийся из него, заливает все. Теряешь осязание,зрение и веришь только ему.»

IV.

Заключение

ВзглядыВасилия Васильевича Розанова и Владимира Владимировича Набокова на творчествоГоголя весьма различны и в тоже время в них много общего. Оба они не считаютавтора «Мертвых душ» реалистом, представителем «натуральнойшколы» или сатириком. Немалая доляв их работах посвящена опровержению этого «школьного» тезиса.

Вместе с тем, в оценке творчества Гоголя ихвзгляды противоположны. Розанов заострял внимание на результатах воздействиякниг, считая их пагубными для русского общества. Он назвал Гоголя«политическим писателем», после которого «стало не жалко ломать».

Набоковв своем анализе творчества Николая Васильевича Гоголя не рассматривает еговлияния, более того, он считал, что гоголевские произведения — «феномен языка, а не идей». Впринципе Набоков более серьезно и тщательно анализировал скрытую суть этихпроизведений, их внутренний смысл. Розанов, напротив, не пытается разобраться втонкостях, скорее он принимает Гоголя таким, каким видят его все.

Надосказать и еще об одной, общей для этих точек зрения черте: оба авторакритических статей считали, что Гоголь не ведал, что творил. Они отмечаютнекоторую душевную раздвоенность создателя «Ревизора», повлиявшую ина его творчество, и на судьбу. Словно человек и художник в Гоголе несоприкасались, а действовали параллельно.

Намой взгляд, неудивительно, что творчество Николая Васильевича Гоголя вызвалостолько неоднозначных мнений и оценок. Гоголя действительно трудно понять, еслине искать смысл на поверхности, а принимать все как есть. Его так же труднотрактовать, как трудно иллюстрировать.

Спервого издания произведения Гоголя снабжались иллюстрациями, и большинство изних отражает лишь внешнюю сторону действия: Чичиков сделал то-то и то-то, пошелтуда-то и туда-то. А та самая внутренняя ткань произведения, о которой говорили которую считал по-настоящему гоголевской Набоков, обычно не отражается в них.Эти иллюстрации словно показывают, как большинство видит Гоголя и какбольшинство учится его видеть.

Наверное,Набоков и Розанов стали первыми, кто попытался проникнуть внутрь произведенийГоголя, разобраться что к чему, разгадать его. Они не только сами пытаютсянайти ключ к Гоголю, но и увлекают на эти поиски читателя. И рука сама тянетсяк потертому томику «Мертвых душ»… Хочется еще раз перечитать, чтобыпо-новому взглянуть на казалось бы знакомые, наизусть известные строчки. Ивзгляд этих двух писателей, столь разный и вместе с тем в чем-то однородный,открывает нам Гоголя совсем другим. То, что знакомо со школьной скамьи обретаетновый смысл.

Гоголя я полюбила с

самого детства, с тех пор, как прочитала«Вечера на хуторе близ Диканьки». На мой взгляд, в этих повестях ужеочень сильно заметны те черты творчества Гоголя, которые впоследствии сталиосновными, характерными. В «Вечерах на хуторе близ Диканьки» авторпоказывает себя не только обладателем богатой и буйной фантазии, выросшей напочве народных преданий и легенд, но и просто настоящим фантастом. Думаю, чтоне будет преувеличением назвать Гоголя первым фантастическим писателем России,более того, сюрреалистом в нашей литературе. Его образы, особенно в позднихпроизведениях, таких как «Шинель» и «Нос», во многом сродниобразам картин Иеронима Босх. В них тоже ощущается слияние чертовщины сфанатичной верой в Бога.

Намой взгляд, традиционные трактовки творчества Гоголя обедняют его восприятие,делая его шаблонным. Воспринимать творца и его работы только как явлениясоциального характера было бы крайне упрощенно и, думаю, попросту неверно.Наверно поэтому из двух рассмотренных выше точек зрения, та, что принадлежитНабокову, оказалась мне ближе. Розанов, как мне кажется, при всейоригинальности и неординарности своего мышления принял позицию, ведущую купрощению взглядов на произведения Гоголя. Для него автор «Ревизора»превратился в явление сугубо социального характера.

«Лекциипо русской литературе» Владимира Владимировича Набокова я впервыепрочитала несколько лет назад. Тогда они поразили меня своей неординарностью.Набоков словно заставил меня взглянуть на Гоголя, да и на других писателей,по-новому.

Автор«Лекций по русской литературе» всегда подчеркивал, что его точка зренияявляется сугубо личной, не претендующей на общепринятую. И тем не менее, онаоказалась во многом близка мне, особ

еще рефераты

Еще работы по литературе, лингвистике

Реферат по литературе, лингвистике

Лицейские годы Пушкина

29 Августа 2013

Реферат по литературе, лингвистике

Анализ стихотворения Тютчева "Я Встретил Вас и всё былое"

29 Августа 2013

Реферат по литературе, лингвистике

Женский вопрос в романе "Война и мир"

29 Августа 2013

Реферат по литературе, лингвистике

Образ главного героя в трагедии В. Шекспира "Гамлет"

29 Августа 2013