Реферат: Творчество Чехова. Истоки "новой драмы"

Истоки«новой драмы». На первый взгляд,драматургия Чехова представляет собою какой-то истори­ческий парадокс. И всамом деле, в 90 — 900-е годы, в период наступления нового общественногоподъема, когда в обществе назревало предчувствие «здоровой и сильной бури»,Чехов создает пьесы, в которых отсутствуют яркие героические характеры, сильныечеловеческие страсти, а люди теряют интерес к взаимным столкновениям, к после­довательнойи бескомпромиссной борьбе. Возникает вопрос:

связана ли вообще драматургия Чехова с этим бурным,стремительным временем, в него ли погружены ее истори­ческие корни?

Известныйзнаток драматургии Чехова М. Н. Строева так отвечает на этот вопрос. ДрамаЧехова выражает ха­рактерные особенности начинавшегося на рубеже веков в Россииобщественного пробуждения. Во-первых, это пробуж­дение становится массовым ивовлекает в себя самые ши­рокие слои русского общества. Недовольствосуществующей жизнью охватывает всю интеллигенцию от столиц до провин­циальныхглубин. Во-вторых, это недовольство проявляется в скрытом и глухом брожении,еще не осознающем ни четких форм, ни ясных путей борьбы. Тем не менее со­вершаетсянеуклонное нарастание, сгущение этого недоволь­ства. Оно копится, зреет, хотядо грозы еще далеко. То здесь, то там вспыхивают всполохи бесшумных зарниц,предвестниц грядущего грома. В-третьих, в новую эпоху существенно изменяетсясамо понимание героического: на смену героизму одиночек идет недовольство всех.Освобо­дительные порывы становятся достоянием не только ярких, исключительныхличностей, но и каждого здравомыслящего человека. Процесс духовногораскрепощения и прозрения совершается в душах людей обыкновенных, ничем средипрочих не выдающихся. В-четвертых, неудовлетворенность своим существованием этилюди начинают ощущать не только в исключительные минуты обострения своих взаимо­отношенийс миром, но ежечасно, ежесекундно, в самих буднях жизни. Томление, брожение, неуспокоенность стано­вятся фактом повседневногосуществования людей.

Именно на этихобщественных дрожжах, на новой исторической почве ивырастает «новая чеховская драма» со своими особенностями поэтики, нарушающимиканоны клас­сической русской и западноевропейской драмы.

Общаяхарактеристика «новой драмы». Чехову не суждено былонаписать роман, но жанром, синтезирующим все мотивы его повестей и рассказов,стала «новая драма». Именно в ней наиболее полно реализовалась чеховская кон­цепцияжизни, особое ее ощущение и понимание.

Чеховские драмы пронизывает атмосферавсеобщего не­благополучия. В них нет счастливых людей. Героям их, как правило,не везет ни в большом, ни в малом: все они в той или иной мере оказываютсянеудачниками. В «Чайке», например, пять историй неудачной любви, в «Вишневомсаде» Епиходов с его несчастьями — олицетворение общей нескладицы жизни, откоторой страдают все герои.

Всеобщее неблагополучие осложняется иусиливается ощущением всеобщего одиночества. Глухой Фирс в «Виш­невом саде» вэтом смысле — фигура символическая. Впер­вые появившись перед зрителями встаринной ливрее и в высокой шляпе, он проходит по сцене, что-то говорит сам ссобой, но нельзя разобрать ни одного слова. Любовь Андреевна говорит ему: «Ятак рада, что ты еще жив», а Фирс отвечает: «Позавчера». В сущности, этотдиалог — грубая модель общения между всеми героями чеховской драмы. Дуняша в«Вишневом саде» делится с приехавшей из Парижа Аней радостным событием:«Конторщик Епихо­дов после Святой мне предложение сделал», Аня же в ответ: «Ярастеряла все шпильки». В драмах Чехова царит особая атмосфера глухоты —глухоты психологической. Лю­ди слишком поглощены собой, собственными делами,собст­венными бедами и неудачами, а потому они плохо слышат друг друга. Общениемежду ними с трудом переходит в диалог. При взаимной заинтересованности идоброжела­тельстве они никак не могут пробиться друг к другу, так как больше«разговаривают про себя и для себя».

У Чехова особое ощущение драматизма жизни.Зло в его пьесах как бы измельчается, проникая в будни, раство­ряясь вповседневности. Поэтому у Чехова очень трудно найти явного виновника,конкретный источник человеческих неудач. Откровенный и прямой носительобщественного зла в его драмах отсутствует. Возникает ощущение, что в не­складицеотношений между людьми в той или иной сте­пени повинен каждый герой вотдельности и все вместе. А значит, зло скрывается в самих основах жизниобщества, в самом сложении ее. Жизнь в тех формах, в каких она существуетсейчас, как бы отменяет самое себя, бросая тень обреченности и неполноценностина всех людей. Поэтому в пьесах Чехова приглушены конфликты,   отсутствует   принятое в      классической драме четкоеделение ге­роев на положительных и отрицательных.

Особенности поэтики «новой драмы».Прежде всего Чехов разрушает «сквозное действие», ключевое событие, организующеесюжетное единство классической драмы. Однако драма при этом не рассыпается, асобирается на основе иного, внутреннего единства. Судьбы героев, при всем ихразличии, при всей их сюжетной самостоятельности, «риф­муются», перекликаютсядруг с другом и сливаются в общем «оркестровом звучании». Из множества разных,параллель­но развивающихся жизней, из множества голосов различ­ных героеввырастает единая «хоровая судьба», форми­руется общее всем настроение. Вотпочему часто говорят о «полифоничности» чеховскихдрам и даже называют их «социальными фугами», проводя аналогию с музыкальнойформой, где звучат и развиваются одновременно от двух до четырех музыкальныхтем, мелодий.

С исчезновением сквозного действия в пьесахЧехова устраняется и классическая одногеройность,сосредоточен­ность драматургического сюжета вокруг главного, ведуще­гоперсонажа. Уничтожается привычное деление героев на положительных иотрицательных, главных и второстепен­ных, каждый ведет свою партию, а целое,как в хоре без солиста, рождается в созвучии множества равноправ­ных голосов иподголосков.

Чехов приходит в своих пьесах к новомураскрытию человеческого характера. В классической драме герой вы­являл себя впоступках и действиях, направленных к дости­жению поставленной цели. Поэтомуклассическая драма вынуждена была, по словам Белинского, всегда спешить, азатягивание действия влекло за собой неясность, непрорисованностьхарактеров, превращалось в факт антихудо­жественный.

Чехов открыл в драме новые возможностиизображения характера. Он раскрывается не в борьбе за достижение цели, а в переживаниипротиворечий бытия. Пафос действия сменяется пафосом раздумья. Возникаетневедомый клас­сической драме чеховский «подтекст», или «подводное те­чение». Вчем его суть?

Островского не случайно называли реалистом-слуховиком, герои у него целиком и полностьюреализуются в слове, и слово это лишено двусмысленности, твердо и прочно, какгранит. У героев Чехова, напротив, смыслы слова размы­ты, люди никак в слово неумещаются и словом исчерпаться не могут. Здесь важно другое: тот скрытыйдушевный под­текст, который герои вкладывают в слова. Поэтому призывы трехсестер «В Москву! В Москву!» отнюдь не означают Москву с ее конкретным адресом.Это тщетные, но настой­чивые попытки героинь прорваться в иную жизнь с инымиотношениями между людьми. То же в «Вишневом саде». Во втором акте пьесы вглубине сцены проходит Епиходов — живое воплощение нескладицы и несчастья.Возни­кает такой диалог:

Любовь Андреевна(задумчиво). Епиходов идет...

Аня (задумчиво).Епиходов идет...

Гаев. Солнце село,господа.

Трофимов. Да.

Говорят об Епиходове и о заходе солнца, нолишь формально об этом, а по существу о другом. Души героев через обрывки словпоют о неустроенности и нелепости всей своей не сложившейся, обреченной жизни.При внешнем разнобое и нескладице диалога есть внутреннее душевное сближение,на которое откликается в драме какой-то косми­ческий звук: «Все сидят,задумались. Тишина. Слышно только, как тихо бормочет Фирс. Вдруг раздаетсяотдален­ный звук, точно с неба, звук лопнувшей струны, замирающий, печальный».

В драме Чеховаумышленно стушевана речевая инди­видуализация языка героев. Речь ихиндивидуализирована лишь настолько, чтобы она не выпадала из общей тональ­ностидрамы. По той же причине речь героев Чехова ме­лодична, напевна, поэтическинапряженна: «Аня. Я спать пойду. Спокойной ночи, мама». Вслушаемся в этуфразу:

перед намиритмически организованная речь, близкая к чистому ямбу. Такую же роль играет вдрамах и столь часто встречающийся ритмический повтор: «Но оказалось все равно,все равно». Эта ослабленность излюбленной уОстровского речевой индивидуализации и поэтическая при­поднятость языка нужныЧехову для создания общего на­строения, пронизывающего от начала до конца егодраму и сводящего в художественную целостность царящий на поверхности речевой разнобойи абсурд.

Актеры, воспитанные на языке драм Островского, не сразууловили особенности чеховской поэтики. И потому первая постановка «Чайки» насцене Александрийского теат­ра в Петербурге в 1896 году потерпела провал. Неовладев искусством интонирования, «подводного течения», актеры играли на сценеабсурд, вызвавший шум, шиканье и крики возмущения в зрительном зале. Толькоактеры вновь организованного в Москве Художественного театра под руко­водствомК. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко постиглитайну «новой чеховской драмы» и в 1898 году с триумфом поставили «Чайку»,ознаменовавшую рождение нового театра с эмблемой чайки на занавесе.

В таланте чувствовать потаенный драматизмбудней жиз­ни Чехову помог во многом русский классический роман, где жизньраскрывалась не только в «вершинных» ее про­явлениях, но и во всей сложности еевседневного, неспеш­ного течения. Чехова тоже интересует не итог, а сам процессмедленного созревания драматических начал в повседнев­ном потоке жизни. Это незначит, конечно, что в его пьесах нет столкновений и событий. И то и другоеесть и даже в большом количестве. Но особенность чеховского миро­ощущения втом, что столкновения, конфликты отнюдь не разрешают глубинных противоречийжизни и даже не всегда касаются их, а потому и не подводят итогов, неразвязывают тугие жизненные узлы. События в драмах Чехова можно назвать лишьрепетицией, лишь проверкой или пред­варительной подготовкой к тому решительномуконфликту, которому пока разыграться не дано, но который наверняка произойдет вбудущем. А пока идет лишь медленное на­копление драматических сил, крешительным поединкам они еще не готовы.

С таким ощущением жизни связаны особенностисце­нического движения чеховских драм. Известный специалист по истории «новойдрамы» Т. К. Шах-Азизова так характе­ризует динамику четырехактного их построения, напоминаю­щего своеобразную«драматическую симфонию»: «Первый акт начинается с относительно медленноговступления, как бы экспозиции к действию… Движение первого акта до­вольно быстрое,бодрое, с последовательным наращиванием количества происшествий и действующихлиц, так что к концу акта мы уже знаем всех персонажей с их радостями игорестями, карты открыты и никакой «тайны» нет.

Затем второй акт — замедленный, анданте,движение и общая тональность его приглушены, общий характер — ли­рическоераздумье, даже элегия, как тихий вечер у Прозо­ровых,беседы, рассказы о себе. В этом акте психологи­чески подготавливаетсякульминация — развиваются, уси­ливаются намеченные вначале построения истремления действующих лиц, приобретающие оттенок нетерпеливости, потребностичто-то решить, что-то изменить для себя.

Третьи акты у Чехова обычно кульминационные.В них всегда происходит нечто важное… Движение этого акта вообще оживлено ипроисходит на фоне захватывающих всех событий...

Последний акт необычен по характеру развязки.Дви­жение его замедляется. «Эффект последовательного нараста­ния заменяетсяэффектом последовательного спада». Этот спад возвращает действие после взрыва вобычную ко­лею… Будничное течение жизни продолжается. Чехов бро­сает взгляд вбудущее, развязки как завершения чело­веческих судеб у него нет… Поэтомупервый акт выглядит как эпилог, последний — как пролог ненаписанной драмы».

еще рефераты
Еще работы по литературе, лингвистике