Реферат: Творчество Чехова. Истоки "новой драмы"
Истоки«новой драмы». На первый взгляд,драматургия Чехова представляет собою какой-то исторический парадокс. И всамом деле, в 90 — 900-е годы, в период наступления нового общественногоподъема, когда в обществе назревало предчувствие «здоровой и сильной бури»,Чехов создает пьесы, в которых отсутствуют яркие героические характеры, сильныечеловеческие страсти, а люди теряют интерес к взаимным столкновениям, к последовательнойи бескомпромиссной борьбе. Возникает вопрос:
связана ли вообще драматургия Чехова с этим бурным,стремительным временем, в него ли погружены ее исторические корни?
Известныйзнаток драматургии Чехова М. Н. Строева так отвечает на этот вопрос. ДрамаЧехова выражает характерные особенности начинавшегося на рубеже веков в Россииобщественного пробуждения. Во-первых, это пробуждение становится массовым ивовлекает в себя самые широкие слои русского общества. Недовольствосуществующей жизнью охватывает всю интеллигенцию от столиц до провинциальныхглубин. Во-вторых, это недовольство проявляется в скрытом и глухом брожении,еще не осознающем ни четких форм, ни ясных путей борьбы. Тем не менее совершаетсянеуклонное нарастание, сгущение этого недовольства. Оно копится, зреет, хотядо грозы еще далеко. То здесь, то там вспыхивают всполохи бесшумных зарниц,предвестниц грядущего грома. В-третьих, в новую эпоху существенно изменяетсясамо понимание героического: на смену героизму одиночек идет недовольство всех.Освободительные порывы становятся достоянием не только ярких, исключительныхличностей, но и каждого здравомыслящего человека. Процесс духовногораскрепощения и прозрения совершается в душах людей обыкновенных, ничем средипрочих не выдающихся. В-четвертых, неудовлетворенность своим существованием этилюди начинают ощущать не только в исключительные минуты обострения своих взаимоотношенийс миром, но ежечасно, ежесекундно, в самих буднях жизни. Томление, брожение, неуспокоенность становятся фактом повседневногосуществования людей.
Именно на этихобщественных дрожжах, на новой исторической почве ивырастает «новая чеховская драма» со своими особенностями поэтики, нарушающимиканоны классической русской и западноевропейской драмы.
Общаяхарактеристика «новой драмы». Чехову не суждено былонаписать роман, но жанром, синтезирующим все мотивы его повестей и рассказов,стала «новая драма». Именно в ней наиболее полно реализовалась чеховская концепцияжизни, особое ее ощущение и понимание.
Чеховские драмы пронизывает атмосферавсеобщего неблагополучия. В них нет счастливых людей. Героям их, как правило,не везет ни в большом, ни в малом: все они в той или иной мере оказываютсянеудачниками. В «Чайке», например, пять историй неудачной любви, в «Вишневомсаде» Епиходов с его несчастьями — олицетворение общей нескладицы жизни, откоторой страдают все герои.
Всеобщее неблагополучие осложняется иусиливается ощущением всеобщего одиночества. Глухой Фирс в «Вишневом саде» вэтом смысле — фигура символическая. Впервые появившись перед зрителями встаринной ливрее и в высокой шляпе, он проходит по сцене, что-то говорит сам ссобой, но нельзя разобрать ни одного слова. Любовь Андреевна говорит ему: «Ятак рада, что ты еще жив», а Фирс отвечает: «Позавчера». В сущности, этотдиалог — грубая модель общения между всеми героями чеховской драмы. Дуняша в«Вишневом саде» делится с приехавшей из Парижа Аней радостным событием:«Конторщик Епиходов после Святой мне предложение сделал», Аня же в ответ: «Ярастеряла все шпильки». В драмах Чехова царит особая атмосфера глухоты —глухоты психологической. Люди слишком поглощены собой, собственными делами,собственными бедами и неудачами, а потому они плохо слышат друг друга. Общениемежду ними с трудом переходит в диалог. При взаимной заинтересованности идоброжелательстве они никак не могут пробиться друг к другу, так как больше«разговаривают про себя и для себя».
У Чехова особое ощущение драматизма жизни.Зло в его пьесах как бы измельчается, проникая в будни, растворяясь вповседневности. Поэтому у Чехова очень трудно найти явного виновника,конкретный источник человеческих неудач. Откровенный и прямой носительобщественного зла в его драмах отсутствует. Возникает ощущение, что в нескладицеотношений между людьми в той или иной степени повинен каждый герой вотдельности и все вместе. А значит, зло скрывается в самих основах жизниобщества, в самом сложении ее. Жизнь в тех формах, в каких она существуетсейчас, как бы отменяет самое себя, бросая тень обреченности и неполноценностина всех людей. Поэтому в пьесах Чехова приглушены конфликты, отсутствует принятое в классической драме четкоеделение героев на положительных и отрицательных.
Особенности поэтики «новой драмы».Прежде всего Чехов разрушает «сквозное действие», ключевое событие, организующеесюжетное единство классической драмы. Однако драма при этом не рассыпается, асобирается на основе иного, внутреннего единства. Судьбы героев, при всем ихразличии, при всей их сюжетной самостоятельности, «рифмуются», перекликаютсядруг с другом и сливаются в общем «оркестровом звучании». Из множества разных,параллельно развивающихся жизней, из множества голосов различных героеввырастает единая «хоровая судьба», формируется общее всем настроение. Вотпочему часто говорят о «полифоничности» чеховскихдрам и даже называют их «социальными фугами», проводя аналогию с музыкальнойформой, где звучат и развиваются одновременно от двух до четырех музыкальныхтем, мелодий.
С исчезновением сквозного действия в пьесахЧехова устраняется и классическая одногеройность,сосредоточенность драматургического сюжета вокруг главного, ведущегоперсонажа. Уничтожается привычное деление героев на положительных иотрицательных, главных и второстепенных, каждый ведет свою партию, а целое,как в хоре без солиста, рождается в созвучии множества равноправных голосов иподголосков.
Чехов приходит в своих пьесах к новомураскрытию человеческого характера. В классической драме герой выявлял себя впоступках и действиях, направленных к достижению поставленной цели. Поэтомуклассическая драма вынуждена была, по словам Белинского, всегда спешить, азатягивание действия влекло за собой неясность, непрорисованностьхарактеров, превращалось в факт антихудожественный.
Чехов открыл в драме новые возможностиизображения характера. Он раскрывается не в борьбе за достижение цели, а в переживаниипротиворечий бытия. Пафос действия сменяется пафосом раздумья. Возникаетневедомый классической драме чеховский «подтекст», или «подводное течение». Вчем его суть?
Островского не случайно называли реалистом-слуховиком, герои у него целиком и полностьюреализуются в слове, и слово это лишено двусмысленности, твердо и прочно, какгранит. У героев Чехова, напротив, смыслы слова размыты, люди никак в слово неумещаются и словом исчерпаться не могут. Здесь важно другое: тот скрытыйдушевный подтекст, который герои вкладывают в слова. Поэтому призывы трехсестер «В Москву! В Москву!» отнюдь не означают Москву с ее конкретным адресом.Это тщетные, но настойчивые попытки героинь прорваться в иную жизнь с инымиотношениями между людьми. То же в «Вишневом саде». Во втором акте пьесы вглубине сцены проходит Епиходов — живое воплощение нескладицы и несчастья.Возникает такой диалог:
Любовь Андреевна(задумчиво). Епиходов идет...
Аня (задумчиво).Епиходов идет...
Гаев. Солнце село,господа.
Трофимов. Да.
Говорят об Епиходове и о заходе солнца, нолишь формально об этом, а по существу о другом. Души героев через обрывки словпоют о неустроенности и нелепости всей своей не сложившейся, обреченной жизни.При внешнем разнобое и нескладице диалога есть внутреннее душевное сближение,на которое откликается в драме какой-то космический звук: «Все сидят,задумались. Тишина. Слышно только, как тихо бормочет Фирс. Вдруг раздаетсяотдаленный звук, точно с неба, звук лопнувшей струны, замирающий, печальный».
В драме Чеховаумышленно стушевана речевая индивидуализация языка героев. Речь ихиндивидуализирована лишь настолько, чтобы она не выпадала из общей тональностидрамы. По той же причине речь героев Чехова мелодична, напевна, поэтическинапряженна: «Аня. Я спать пойду. Спокойной ночи, мама». Вслушаемся в этуфразу:
перед намиритмически организованная речь, близкая к чистому ямбу. Такую же роль играет вдрамах и столь часто встречающийся ритмический повтор: «Но оказалось все равно,все равно». Эта ослабленность излюбленной уОстровского речевой индивидуализации и поэтическая приподнятость языка нужныЧехову для создания общего настроения, пронизывающего от начала до конца егодраму и сводящего в художественную целостность царящий на поверхности речевой разнобойи абсурд.
Актеры, воспитанные на языке драм Островского, не сразууловили особенности чеховской поэтики. И потому первая постановка «Чайки» насцене Александрийского театра в Петербурге в 1896 году потерпела провал. Неовладев искусством интонирования, «подводного течения», актеры играли на сценеабсурд, вызвавший шум, шиканье и крики возмущения в зрительном зале. Толькоактеры вновь организованного в Москве Художественного театра под руководствомК. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко постиглитайну «новой чеховской драмы» и в 1898 году с триумфом поставили «Чайку»,ознаменовавшую рождение нового театра с эмблемой чайки на занавесе.
В таланте чувствовать потаенный драматизмбудней жизни Чехову помог во многом русский классический роман, где жизньраскрывалась не только в «вершинных» ее проявлениях, но и во всей сложности еевседневного, неспешного течения. Чехова тоже интересует не итог, а сам процессмедленного созревания драматических начал в повседневном потоке жизни. Это незначит, конечно, что в его пьесах нет столкновений и событий. И то и другоеесть и даже в большом количестве. Но особенность чеховского мироощущения втом, что столкновения, конфликты отнюдь не разрешают глубинных противоречийжизни и даже не всегда касаются их, а потому и не подводят итогов, неразвязывают тугие жизненные узлы. События в драмах Чехова можно назвать лишьрепетицией, лишь проверкой или предварительной подготовкой к тому решительномуконфликту, которому пока разыграться не дано, но который наверняка произойдет вбудущем. А пока идет лишь медленное накопление драматических сил, крешительным поединкам они еще не готовы.
С таким ощущением жизни связаны особенностисценического движения чеховских драм. Известный специалист по истории «новойдрамы» Т. К. Шах-Азизова так характеризует динамику четырехактного их построения, напоминающего своеобразную«драматическую симфонию»: «Первый акт начинается с относительно медленноговступления, как бы экспозиции к действию… Движение первого акта довольно быстрое,бодрое, с последовательным наращиванием количества происшествий и действующихлиц, так что к концу акта мы уже знаем всех персонажей с их радостями игорестями, карты открыты и никакой «тайны» нет.
Затем второй акт — замедленный, анданте,движение и общая тональность его приглушены, общий характер — лирическоераздумье, даже элегия, как тихий вечер у Прозоровых,беседы, рассказы о себе. В этом акте психологически подготавливаетсякульминация — развиваются, усиливаются намеченные вначале построения истремления действующих лиц, приобретающие оттенок нетерпеливости, потребностичто-то решить, что-то изменить для себя.
Третьи акты у Чехова обычно кульминационные.В них всегда происходит нечто важное… Движение этого акта вообще оживлено ипроисходит на фоне захватывающих всех событий...
Последний акт необычен по характеру развязки.Движение его замедляется. «Эффект последовательного нарастания заменяетсяэффектом последовательного спада». Этот спад возвращает действие после взрыва вобычную колею… Будничное течение жизни продолжается. Чехов бросает взгляд вбудущее, развязки как завершения человеческих судеб у него нет… Поэтомупервый акт выглядит как эпилог, последний — как пролог ненаписанной драмы».