Реферат: Проблематика и структура пьесы Б. Шоу "Пигмалион"

«Всепьесы Шоу отвечают важнейшему требованию, предъявленному Брехтом современномутеатру, а именно: театр должен стремиться «изображать природу человека какподдающуюся изменению и зависящую от классовой принадлежности»[1].

НасколькоШоу интересовала связь характера и общественного положения, особенно доказываеттот факт, что радикальную перестройку характера он сделал даже главной темойпьесы «Пигмалион». После исключительного успеха пьесы и сделанного по неймюзикла «Моя прекрасная леди» история Элизы, превратившейся благодаряпрофессору фонетики Хиггинсу из уличной девчонки в светскую даму, сегодня,пожалуй, известна больше, чем греческий миф. Пигмалион был сказочным царемКипра, влюбившимся в им самим жесозданную статую девушки, на которой впоследствии женился после оживления ееАфродитой по его настоятельной просьбе. Совершенно очевидно намерение, котороепреследовал Шоу, назвав пьесу именем мифического царя. Имя Пигмалион должнонапоминать о том, что Элиза Дулиттл была создана Альфредом Хиггинсом таким жеобразом, как Галатея Пигмалионом. Человек создается человеком—таков урок этой,по собственному признанию Шоу, «интенсивно и сознательно дидактической» пьесы.Это тот самый урок, к которому призывал Брехт, требуя, чтобы «построение однойфигуры проводилось в зависимости от построения другой фигуры, ибо и в жизни мывзаимно формируем друг друга»[2].

Средилитературных критиков бытует мнение, что пьесы Шоу, больше, чем пьесы другихдраматургов, пропагандируют определенные политические идеи. Учение обизменяемости человеческой природы и зависимости от классовой принадлежностиесть не что иное, как учение о социальной детерминированностииндивидуума. Пьеса «Пигмалион» является хорошим пособием, в которомрассматривается проблема детерминизма. Даже сам автор считал ее «выдающейсядидактической пьесой».

Главной проблемой, которую Шоуискусно решает в «Пигмалионе», стал вопрос «является ли человек изменяемымсуществом».

Это положение в пьесе конкретизируется тем,что девушка из Ист Энда Лондона со всеми чертами характера уличного ребенка,превращается в женщину с чертами характера дамы высшего общества

Чтобы показать, как радикальноможно изменить человека, Шоу выбрал переход из одной крайности в другую. Еслитакое радикальное изменение человека возможно в относительно короткое время, тозритель должен сказать себе, что тогда возможно и любое другое изменениечеловеческого существа.

Второйважный вопрос пьесы – насколько речь влияет на человеческую жизнь.

Что дает человеку правильноепроизношение? Достаточно ли научится правильно говорить, чтобы изменитьсоциальное положение?

Вот что думает на этот счетпрофессор Хиггинс:

«Но если бы вы знали, как это интересно —взять человека и, научив его говорить иначе, чем он говорил, до сих пор, сделатьиз него совершенно другое, новое существо. Ведь это значит — уничтожить пропасть, которая отделяет классот класса и душу от души»[3].

Какпоказывается и постоянно подчеркивается в пьесе, диалект лондонского востоканесовместим с существом леди, так же как и язык леди не может вязаться ссуществом простой девушки-цветочницы из восточного района Лондона. Когда Элизазабыла язык своего старого мира, для нее закрылся туда обратный путь. Темсамым разрыв с прошлым был окончательным. Сама Элиза в ходе пьесы ясно отдаетсебе отчет в этом. Вот что она рассказывает Пикерингу:

«Вчераночью, когда я бродила по улицам, какая-то девушка заговорила со мной; я хотелаей ответить по-старому, но у меня ничего не вышло»[4].

Бернард Шоу уделял многовнимания проблемам языка. У пьесы была серьезная задача: Шоу хотел привлечь вниманиеанглийской публики к вопросам фонетики. Он ратовал за создание нового алфавита,который в большей степени соответствовал бы звукам английского языка, чем нынесуществующий, и который облегчил бы задачу изучения этого языка детям ииностранцам.

К этой проблеме Шоунеоднократно возвращался на протяжении своей жизни, и согласно его завещаниюбольшая сумма была оставлена им на исследования, имеющие целью созданиенового английского алфавита. Исследования эти продолжаются до сих пор, и всегонесколько лет назад вышла в свет пьеса «Андрокл и лев», напечатанная знакаминового алфавита, который был выбран специальным комитетом из всех вариантов,предложенных на соискание премии.

Шоу,быть может, первым осознал всесилие языка в обществе, его исключительнуюсоциальную роль, о которой косвенно в те же годы заговорил психоанализ. ИменноШоу сказал об этом в плакатно-назидательном, но от того не менееиронично-увлекательном “Пигмалионе”. Профессор Хиггинс, пусть и в своей узкойспециальной сфере, но все же опередил структурализм и постструктурализм,которые во второй половине века сделают идеи “дискурса” и “тоталитарныхязыковых практик” своей центральной темой[5].

В «Пигмалионе» Шоу соединил две одинаково волнующие его темы:проблему социального неравенства и проблему классического английского языка.

Онсчитал, что общественная сущность человекавыражается в различных частях языка: в фонетике, грамматике, в словарномсоставе. Пока Элиза испускает такие гласные звуки, как «аы — аы—аы — оу— оу»,у нёё нет, как правильно замечает Хиггинс, никаких шансов выбраться изуличной обстановки. Поэтому все его усилия концентрируются на изменении звуковее речи. То, что грамматика и словарный состав языка человека в этом отношенииявляются не менее важными, демонстрируется на примере первой крупной неудачиобоих фонетистов в их усилиях по перевоспитанию. Хотя гласные и согласные звукиЭлизы превосходны, попытка ввести ее в общество как леди терпит неудачу. СловаЭлизы: «А вот где ее шляпа соломенная, новая, которая должна была мне достаться? Сперли! Вот и яговорю, кто шляпу спер, тот и теткуукокошил»[6]— даже при отличном произношении иинтонации не являются английским языком для леди и джентльменов. Хиггинс признает,что Элиза наряду с новой фонетикой должна усвоить также новую грамматику иновый словарь. А вместе с ними и новую культуру.

Но язык не является единственным выражениемчеловеческого существа. Выход в свет на прием к миссис Хиггинс имеет единственный промах — Элиза не знает, о чем говорят в обществе на этомязыке.

«Пикерингтакже признал, что для Элизы недостаточно владеть присущими леди произношением,грамматикой и словарным составом. Она должна еще развить в себе характерныедля леди интересы. До тех пор пока ее сердце и сознание заполнены проблемамиее старого мира: убийствами из-за соломенной шляпы и благоприятным действиемджина на настроение ее отца,— она не сможет стать леди, пусть даже ее языкбудет неотличим от языка леди»[7].

Один изтезисов пьесы гласит, что человеческийхарактер определяется совокупностью отношении личности, языковые отношенияявляются лишь ее частью. В пьесе этот тезис конкретизируется тем, что Элизанаряду с занятиями языком учится еще и правилам поведения. Следовательно,Хиггинс объясняет ей не только то, как надо говорить на языке леди, но и,например, как пользоваться носовым платком.

ЕслиЭлиза не знает, как пользоваться носовым платком, и если она противится принятьванну, то любому зрителю должно быть ясно, что изменение ее существа требуеттакже изменения ее повседневного поведения. Внеязыковые отношения людейразличных классов так гласит тезис, не менее различны, чем их речь по форме исодержанию.

Совокупностьповедения, то есть форма и содержание речи, образ суждения и мыслей, привычныепоступки и типичные реакции люде приспособлены к условиям их среды. Субъективное существо и объективныймир соответствуют друг друга и взаимно пронизывают друг друга.

От автора требовалась большая затратадраматических средств, чтобы убедить в этом каждого зрителя. Шоу нашел этосредство в систематическом применении своего рода эффекта отчуждения, заставляясвоих персонажей время от времени действовать в чужой среде, чтобы затем шагза шагом возвращать их в свою собственную среду, искусно создавая на первыхпорах ложное представление относительно их настоящей сущности. Затем этовпечатление постепенно и методически меняется.

«Экспозиция» характера Элизы в чужой средеимеет то воздействие, что она леди и джентльменам в зрительном зале кажетсянепонятной, отталкивающей, двусмысленной и странной. Это впечатление усиливаетсяблагодаря реакции леди и джентльменов на сцене. Так, Шоу заставляет миссисЭйнсфорд Хилл заметно волноваться, когда она наблюдает, как незнакомая ейцветочница при случайной встрече на улице называет ее сына Фредди «милымдругом».

«Концовкапервого акта является началом «процесса перевоспитания» предубежденногозрителя. Она как бы указывает лишь на смягчающие обстоятельства, которыенеобходимо учесть при осуждении обвиняемой Элизы. Доказательство невиновностиЭлизы дается только в следующем акте благодаря ее превращению в леди. Ктодействительно полагал, что Элиза была навязчивой из-за врожденной низости илипродажности, и кто не смог правильно истолковать описание среды в концепервого акта, тому откроет глаза самоуверенное и гордое выступлениепревращенной Элизы»[8].

Насколькотщательно при перевоспитании своих читателей и зрителей Шоу учитываетпредубеждения, можно подтвердить многочисленными примерами. Широкораспространенное мнение многих состоятельных господ, как известно, заключаетсяв том, что жители Ист-Энда сами виноваты в своей нищете, так как не умеют«экономить». Хотя они, как и Элиза в Ковент-Гардене, очень падки на деньги, нолишь для того, чтобы при первой же возможности снова расточительно потратитьих на абсолютно ненужные вещи. У них вовсе нет мыслей использовать деньгиблагоразумно, например, для профессионального образования. Шоу стремится этопредубеждение, как, впрочем, и другие, сначала усилить. Элиза, едва заполучивкакие-то деньги, уже позволяет себе поехать домой на такси. Но сразу женачинается разъяснение настоящего отношения Элизы к деньгам. На следующий деньона спешит потратить их на собственное образование.

«Если человеческое существо обусловленосредой и если объективное существо и объективные условия взаимно соответствуютдруг другу, тогда превращение существа возможно лишь при замене среды или ееизменении. Этот тезис в пьесе «Пигмалион» конкретизируется тем, что длясоздания возможности превращения Элизы ее полностью изолируют от старого мира ипереносят в новый»[9]. Вкачестве первой меры своего плана перевоспитания Хиггинс распоряжается насчетванны, в которой Элиза освобождается от наследия Ист-Энда. Старое платье, самаяблизкая к телу часть старой среды, даже не откладывается в сторону, асжигается. Ни малейшей частицы старого мира не должно связывать Элизу с ним,если серьезно думать о ее превращении. Чтобы показать это, Шоу ввел в действиееще один особенно поучительный инцидент. В конце пьесы, когда Элиза, по всейвероятности, уже окончательно превратилась в леди, вдруг появляется ее отец.Непредвиденно происходит проверка, дающая ответ на вопрос о том, прав лиХиггинс, считая возможным возвращение Элизы к прежней жизни:

(В среднем окне появляется Дулиттл. Бросив на Хиггинсаукоризненный и полный достоинства взгляд, он бесшумно подходит к дочери,которая сидит спиной к окнам и поэтому не видит его.)

Пикеринг. Он неисправим, Элиза. Но ведьвы не скатитесь, правда?

Элиза. Нет. Теперь уже нет. Я хорошозаучила свой урок. Теперь я уже не могу издавать такие звуки, как раньше, дажеесли б хотела.

(Дулиттл сзади кладет ей руку на плечо. Она роняетвышиванье, оглядывается, и при виде отцовского великолепия вся ее выдержкасразу испаряется.) У-у-ааааа-у!

Хиггинс (торжествующе). Ага! Вот, вот!У-у-ааааа-у! У-у-ааааа-у! Победа! Победа!»[10].

Самоенезначительное соприкосновение лишь с частью своего старого мира превращаетсдержанную и, казалось бы, готовую к изысканному поведению леди на какой-томомент снова в уличного ребенка, который не только реагирует, как и прежде, но,к собственному удивлению, снова может произносить, казалось, уже забытые звукиулицы.

Ввидутщательного подчеркивания влияния среды у зрителя легко могло бы возникнутьложное представление о том, будто характеры в мире героев Шоу целиком поддаютсяограничению влиянием среды. Для предупреждения этого нежелательного заблужденияШоу с подобной же тщательностью и основательностью внес в свою пьесуконтртезис о существовании естественных способностей и их значении для характератого или иного индивидуума. Это положение конкретизируется сразу во всехчетырех главных героях пьесы: Элизе, Хиггинсе, Дулиттле и Пикеринге.

«Пигмалион»– это насмешка над поклонниками «голубой крови»… каждая моя пьеса была камнем,который я бросал в окна викторианского благополучия»[11], — так отзывался сам автор о своей пьесе.

Для Шоубыло важно показать, что все качества Элизы, которые она раскрывает как леди,можно уже обнаружить в цветочнице как естественные способности или что качествацветочницы можно затем снова обнаружить в леди. Концепция Шоу уже содержалась вописании внешности Элизы. В конце детальной характеристики ее внешнего обликаговорится:

«Безсомнения, она по-своему чистоплотна, однако рядом с дамами решительно кажетсязамарашкой. Черты лица у нее недурны, но состояние кожи оставляет желатьлучшего; кроме того, заметно, что она нуждается в услугах дантиста»[12].

ПревращениеДулиттла в джентльмена, точно так же как и его дочери в леди, должно показатьсяотносительно внешним процессом. Здесь как бы модифицируются лишь его природныеспособности благодаря его новому общественному положению. Как акционерсыроваренного треста «Друг желудка» и видный оратор уоннафеллеровскойВсемирной лиги моральных реформ, он, в сущности, даже остался при своейнастоящей профессии, которая, по свидетельству Элизы, еще до его социальногопревращения состояла в том, чтобы вымогать деньги у других людей, пуская в ходсвое красноречие.

Носамым убедительным образом тезис о наличии природных способностей и их значениидля создания характеров демонстрируется на примере пары Хиггинс— Пикеринг. Обаони по своему социальному положению джентльмены, но с тем различием, чтоПикеринг и по своему темпераменту джентльмен, в то время как Хиггинспредрасположен к грубости. Различие и общность обоих персонажей систематическидемонстрируется на их поведении по отношению к Элизе. Хиггинс с самого началаобращается с ней грубо, невежливо, бесцеремонно. В ее присутствии он говорит оней «глупая девушка», «чучело», «так неотразимо вульгарна, так вопиющегрязна», «скверная, испорченная девчонка» и тому подобное. Он просит своюэкономку завернуть Элизу в газету и бросить в мусорный ящик. Единственнойнормой разговора с ней является повелительная форма, а предпочтительнымспособом влияния на Элизу — угроза. Пикеринг, врожденный джентльмен, напротив,в обращении с Элизой с самого начала проявляет такт и исключительнуювежливость. Он не дает спровоцировать себя на неприятное или грубоевысказывание ни навязчивым поведением цветочницы, ни плохим примером Хиггинса.Так как никакие обстоятельства не объясняют эти различия в поведении,.зрительдолжен предположить, что, наверное, все же имеется нечто вроде врожденныхсклонностей к грубому или деликатному поведению. Для предупреждения ложноговывода, будто грубое поведение Хиггинса по отношению к Элизе обусловленоисключительно существующими между ним и ею социальными различиями, Шоузаставляет Хиггинса вести себя заметно резко и невежливо также и среди емуравных. Хиггинс не особенно старается скрыть от миссис, мисс и Фредди Хилл, какмало он с ними считается и как мало они для него значат. Разумеется, Шоу даетвозможность проявляться грубости Хиггинса в обществе в значительномодифицированной форме. При всей врожденной склонности к бесцеремонному высказываниюправды, Хиггинс не допускает там таких грубостей, какие мы наблюдаем при егообращении с Элизой. Когда его собеседница миссис Эйнсфорд Хилл по своейограниченности полагает, что было бы лучше, «если б люди умели бытьоткровенными и говорить то, что думают», Хиггинс протестует восклицанием «Упасибог!» и возражением, что «это было бы неприлично».

Характерчеловека определяется не непосредственно средой, а через межчеловеческие,эмоционально окрашенные отношения и связи, через которые он проходит в условияхсвоей среды. Человек — чувствительное, восприимчивое существо, а не пассивныйпредмет, которому можно придать любую форму, подобно куску воска. Какоезначение Шоу придает как раз этому вопросу, подтверждается выдвижением его вцентр драматического действия.

ВначалеЭлиза для Хиггинса кусок грязи, который можно завернуть в газету и бросить вмусорный ящик, во всяком случае «замарашка, чумазая замухрышка», которуюзаставляют вымыться, как грязное животное, невзирая на ее протесты. Вымытая иодетая Элиза становится не человеком, а интересным подопытным предметом, накотором можно производить научный эксперимент. За три месяца Хиггинс сделал изЭлизы графиню, он выиграл свое пари, как выражается Пикеринг, ему это стоилобольшого напряжения. То, что Элиза сама участвует в этом эксперименте и какчеловек в высшей степени была связана обязательством, до его сознания — как,впрочем, также и до сознания Пикеринга — не доходит вплоть до наступленияоткрытого конфликта, который образует драматическую кульминацию пьесы. Ксвоему большому удивлению, Хиггинс должен в заключение констатировать, чтомежду ним и Пикерингом, с одной стороны, и Элизой — с другой, возникличеловеческие отношения, которые не имеют больше ничего общего с отношениямиученых к своим объектам и которые нельзя больше игнорировать, а можноразрешить лишь с болью в душе.

«Отвлекаясьот лингвистики, следует прежде всего отметить, что «Пигмалион» был веселой,блестящей комедией, последний акт которой содержал элемент истинной драмы:маленькая цветочница хорошо справилась со своей ролью знатной дамы и больше ужене нужна — ей остается вернуться на улицу или выйти замуж за одного из трехгероев»[13].

Зрительпонимает, что Элиза сделалась леди не благодаря тому, что ее научили одеватьсяи говорить как леди, а благодаря тому, что она вступила в человеческиеотношения с леди и джентльменами в их среде.

В товремя как вся пьеса бесчисленными деталями внушает, что различие между леди ицветочницей заключается в их поведении, в тексте утверждается нечто прямопротивоположное:

«Ледиотличается от цветочницы не тем, как она себя держит, а тем, как с ней себядержат». Эти слова принадлежат Элизе. По ее мнению, заслуга в превращении ее вледи принадлежит Пикерингу, а не Хиггинсу. Хиггинс ее лишь дрессировал, училправильной речи и т. д. Это способности, которые можно легко приобрести и безпосторонней помощи. Вежливое обращение Пикеринга произвело те внутренниеперемены, которые отличают цветочницу от леди.

Очевидно,утверждение Элизы, что только манера обращения с человеком определяет его суть,не является основой проблематики пьесы.Если бы обхождение с человеком было решающим фактором, тогда Хиггинс должен былбы всех встречающихся ему дам делать цветочницами, а Пикеринг всехвстречающихся ему цветочниц—дамами. То, что оба они не наделены такойволшебной силой, совершенно очевидно. Хиггинс не проявляет чувства такта,присущего Пикерингу, ни по отношению к матери, ни по отношению к миссис и миссЭйнсфорд Хилл, не вызывая этим в их характерах маломальских изменений.Пикеринг в первом и втором актах обращается с цветочницей Элизой с не слишкомизысканной вежливостью. С другой стороны, в пьесе ясно показывается, что однолишь поведение также не определяет сути. Если бы только поведение было решающимфактором, тогда Хиггинс уже давно перестал бы быть джентльменом. Но никтосерьезно не оспаривает его почетное звание джентльмена. Хиггинс также не перестаетбыть джентльменом оттого, что бестактно ведет себя с Элизой, как и Элиза неможет превратиться в леди лишь благодаря достойному леди поведению. ТезисЭлизы, что лишь обращение с человеком является решающим фактором, и антитезис,что поведение человека является определяющим для существа личности, ясноопровергаются пьесой. Поучительность пьесы заключается в синтезе — определяющимдля существа человека является его общественное отношение к другим людям. Нообщественное отношение есть нечто большее, чем одностороннее поведениечеловека и одностороннее обращение с ним. Общественное отношение включает всебя две стороны: поведение и обращение. Элиза из цветочницы становится ледиблагодаря тому, что одновременно с ее поведением изменилось также и обращениес ней, которое она почувствовала в окружающем ее мире.

То, чтопонимается под общественным отношением, отчетливо раскрывается лишь в концепьесы и в ее кульминационном пункте. Элиза уясняет себе, что, несмотря науспешное завершение занятий по языку, несмотря на радикальное изменение среды,несмотря на постоянное и исключительное пребывание среди признанныхджентльменов и леди, несмотря на образцовое обращение с ней со стороныджентльмена и несмотря на овладение ею самой всеми формами поведения, она непревратилась еще в настоящую леди, а стала лишь горничной, секретаршей илисобеседницей двух джентльменов. Она делает попытку миновать эту судьбу путембегства. Когда Хиггинс просит ее вернуться обратно, завязывается дискуссия,раскрывающая смысл общественного отношения в принципе.

Элиза считает, что она стоит перед выбороммежду возвращением на улицу и подчинением Хиггинсу. Это для нее символично:тогда ей всю жизнь придется подавать ему туфли. Случилось как раз то, от чегопредостерегала миссис Хиггинс, обратив внимание своего сына и Пикеринга на то,что девушка, владеющая языком и манерами леди, еще не является по-настоящемуледи, если у нее нет соответствующего дохода. Миссис Хиггинс с самого началавидела, что главную проблему превращения цветочницы в светскую даму можнорешить лишь по завершении ее «перевоспитания».

Существеннойпринадлежностью «знатной дамы» является ее независимость, которую может гарантироватьлишь доход, независимый от любого личного труда.

Толкование концовки«Пигмалиона» очевидно. Оно неантропологического, как предшествующие тезисы, а этического и эстетическогопорядка: желательным является не превращение жителей трущоб в леди и джентльменов,подобно превращению Дулиттла, а превращение их в леди и джентльменов новоготипа, чувство собственного достоинства которых базируется на их собственномтруде. Элиза в стремлении к труду и независимости является воплощением новогоидеала леди, который, в сущности, ничего общего не имеет со старым идеалом ледиаристократического общества. Она не стала графиней, как об этом неоднократновещал Хиггинс, но стала женщиной, сила и энергия которой вызывают восхищение.Знаменательно, что даже Хиггинс не может отказать ей в привлекательности —разочарование и враждебность скоро превращаются в противоположность. Он,кажется, даже забыл о первоначальном стремлении к другому результату и желаниюсделать из Элизы графиню.

«Хочупохвастаться, что пьеса «Пигмалион» пользовалась величайшим успехом в Европе,Северной Америке и у нас. Ее поучительность настолько сильна и преднамеренна,что я с восторгом швыряю ее в лицо тем самодовольным мудрецам, которые, какпопугаи, твердят, что искусство не должно быть дидактическим. Это подтверждаетмое мнение, что искусство не может быть никаким иным», — писал Шоу.Автору приходилось бороться заправильную трактовку всех своих пьес, особенно комедий, и выступать противнамеренно ложного истолкования их. В случае с «Пигмалионом» борьбаконцентрировалась вокруг вопроса, выйдет ли Элиза замуж за Хиггинса или заФредди. Если Элизу выдают замуж за Хиггинса, то создается условное комедийноезавершение и приемлемый конец: перевоспитание Элизы завершается в этом случаеее обуржуазиванием Тот, кто выдает Элизу за неимущего Фредди, одновременнодолжен признать и этические и эстетические тезисы Шоу. Конечно, критики итеатральный мир единодушно высказались за буржуазное решение.

Списокиспользованной литературы:

· Б. Шоу Полное собрание пьес в 6 томах. М.«Искусство» 1980. Т. 4

· Ф. Деннингхаус. «Театральное призвание БернардаШоу». М. «Прогресс» 1978.

· М. Раку. «Бернард Шоу как «совершенныйвагнерианец». Новое литературное обозрение. Электронная версия

· Э. Хьюх «Бернард Шоу» ЖЗЛ. М. «Молодая гвардия»1966

· И. Майский «Б. Шоу и другие воспоминания». М.«Искусство» 1967

[1] Ф. Деннингхаус.«Театральное призвание Бернарда Шоу». М. «Прогресс» 1978. С. 128

[2] там же

[3] Б. Шоу Полное собраниепьес в 6 томах. М. «Искусство» 1980. Т. 4 С. 216

[4] там же С. 270

[5] М. Раку. «Бернард Шоу как«совершенный вагнерианец». Новое литературное обозрение. Электронная версия

[6] Б. Шоу Полное собраниепьес в 6 томах. М. «Искусство» 1980. Т. 4 С.255