Реферат: Антиутопия к изучению романа Е. Замятина "Мы"

А Н Т И У Т О П И Я

К ИЗУЧЕНИЮ РОМАНА

Е. ЗАМЯТИНА «МЫ»

 

Помните, какую игру придумал брат Л.Н.Толстого Николенька для своихмладших братьев? Он объявил им, «что у него есть тайна, посредством которой,когда она откроется, все люди сделаются счастливыми, не будет ни болезней,никаких неприятностей, никто не на кого не будет сердиться и все будут любитьдруг друга, все сделаются муравейными братьями. (Вероятно, это былиМоравские братья, о которых он слышал или читал, — вспоминает Лев Николаевич, — но на нашем языке это были муравейные братья.) И я помню, что слово«муравейные» особенно нравилось, напоминая муравьев в кочке. Мы даже устроилиигру в муравейные братья, которая состояла в том, что садились под стулья,загораживали их ящиками, завешивали платками и сидели там в темноте, прижимаясьдруг к другу. Я, помню, испытывал особенное чувство любви и умиления и оченьлюбил эту игру.

Муравейное братство былооткрыто нам, но главная тайна о том, как сделать, чтобы все люди не зналиникаких несчастий, никогда не ссорились и не сердились, а были бы постоянносчастливы, эта тайна была, как он сам говорил, написана им на зеленой палочке,и палочка эта зарыта у дороги, на краю оврага старого Заказа…

Идеал муравейных братьев,льнущих любовно друг к другу, только не под двумя креслами, завешеннымиплатками, а под всем небесным сводом всех людей мира, остался для меня тот же.И  как я тогда верил, что есть та зеленаяпалочка, на которой написано то, что должно уничтожить все зло в людях и датьим великое благо, так я верю и теперь, что есть эта истина и что будет онаоткрыта людям и даст им то, что она обещает».

Кто из нас в детстве не мечтал хоть раз в жизни отом, чтобы все люди были счастливы, чтобы не было ни болезней, ни войн, ниголода, ни страданий. И хотя каждый, повзрослев, осознал несбыточность этоймечты, не стоит считать ее бессмысленной детской фантазией. Тысячи великих умовна протяжении многих столетий бились над загадкой всеобщего счастья. Древниеутверждали, что было время, когда человечество пребывало в счастливом ибеззаботном состоянии. Эти верования отразились, например, в стихахдревнегреческого поэта Гесиода (конец VIII – начало VIIв. до н. э.):

Первымпосеян был век золотой, не знавший возмездья…

Самсоблюдавший всегда, без законов, и правду, и верность. <…>

Небыло шлемов, мечей; упражнений военных не зная,

Сладковкушали покой безопасно живущие люди.

Также,от дани вольна, не тронута острой мотыгой,

Плугомне ранена, все земля им приносила.

Пищейдовольны вполне, получаемой без принужденья,

Рвалис деревьев плоды, земляничник нагорный сбирали,

Терни на крепких ветвях висящие ягоды тута

Ильурожай желудей, что с деревьев Юпитера пали.

Вечностояла весна; приятный прохладным дыханьем,

Ласковонежил зефир цветы, не знавшие сева.

Болетого, урожай без распашки земля приносила;

Неотдыхая поля золотились в тяжелых колосьях,

Рекитекли молока, струились и нектара реки,

Капали мед золотой, сочась из зеленого дуба.

Овидий. Метаморфозы.

ПереводС.Шервинского.

«Золотой век» — мифологическое представление осовершенном, гармоническом устройстве человеческого сообщества, утраченном впроцессе исторического развития (за золотым веком, как утверждают античныепоэты, наступил век серебряный, затем – медный и, наконец, век нынешний –железный – испорченный и жестокий).

Вспомним ветхозаветный рассказ о жизни первых людейв Эдеме, откуда они были изгнаны Богом за ослушание. «Грехопадение» первыхлюдей привело к утрате рая, стало причиной греховности рода человеческого,возникновения мирового зла.

Как возвратить золотой век, вернуть потерянный рай,как создать на земле царство Божие – этими вопросами задавались мыслители сглубокой  древности, желая если не напрактике, то хотя бы в воображении создать идеальную, упорядоченную модельчеловеческого общежития. Многочисленные проекты идеального государства, начинаяс философских диалогов афинского мыслителя Платона (ок. 427 – 347 гг. до н.э.), породили обширную традицию в мировой культуре и положили началоформированию нового литературного жанра. Этот жанр окончательно оформился вэпоху Возрождения, благодаря появлению целого ряда книг, среди которых была изнаменитая «Утопия» англичанина Томаса Мора, давшая впоследствии название этомужанру.

Утопия, каклитературный жанр, предполагает развернутое описание общественной, государственнойи частной жизни воображаемой страны, которая отличается идеальным политическимукладом и всеобщей социальной справедливостью. (Утопией называют такжелюбой нереальный, неосуществимый на практике проект социальных преобразований).

Расцвет утопии в эпоху Возрождения связан сособенностями ренессансного мироощущения. В философии, в науке, в этических,политических и эстетических учениях этого периода главным объектом вниманияоказывается человек, а не божество, стоящее над ним, как это было раньше. Идеязагробного блаженства, характерная для средневековья, уступает место попыткаммоделирования более совершенных форм земного мироустройства, а эпоха Великихгеографических открытий порождает надежду, что где-то на неведомых европейцамземлях жизнь людей уже достигла абсолютного совершенства. Однако реальноеположение человека в европейских странах было весьма далеким от того, которого,по мнению мыслителей-гуманистов, он заслуживал. Поэтому, как правило, в утопияхэтой эпохи сочетаются резкая критика современных общественных порядков иидеальные картины «земного рая».

«Утопия» Томаса Мора (1478 – 1535) представляетсобой диалог автора и путешественника Рафаила Гитлодея, «чужестранцапреклонного возраста, с загорелым лицом, большой бородой, с плащом, небрежносвисающим с плеча». Первая часть беседы посвящена сатирическому освещениюсовременной Англии. Объектом сатиры писателя стала и политика «огораживания», ироскошь королевского двора, и военная политика, и система уголовных наказаний.Во второй части Мор воспроизводит рассказ Гитлодея о том, как тот во времясвоих странствий в западном полушарии случайно попал на остров, поразивший егосвоим общественным устройством. Это был остров Утопия. Само слово «утопия» возникло из слияния двух греческих слов: «и» – «не»и «topos» — «место», то есть «место, которогонет». Да и имя Гитлодей в переводе с греческого означает «мастеррассказывать небылицы». Но заметим, что если предшественники Мора помещали своеидеальное общество в некий золотой век, относящийся к далекому прошлому или кдалекому будущему, то остров Утопия «существует» в настоящем. Используя мотивпутешествия и образ путешественника, чрезвычайно популярный в эпоху Великихгеографических открытий, изображая подробности быта утопийцев, выводя на страницахсвоей книги образы реальных исторических личностей, Мор стремится создатьиллюзию достоверности, чтобы тем самым доказать возможность и осуществимостьтого образа жизни, который он проповедовал.

Основой благополучия жителей Утопии сталоупразднение частной собственности, которую Мор считал величайшим злом, так какона порождает человеческое неравенство. В стране, о которой рассказываетГитлодей, все равны, богатства острова принадлежат всем гражданам. Живутутопийцы в великолепных городах, напоминающих сады, правда, их жилища как двекапли воды похожи друг на друга, но это связано с тем, что в обществе равныхникто не имеет права жить в лучшем доме. Раз в десять лет домаперераспределяются по жребию, так как даже в одинаковых домах есть солнечная итеневая стороны, а, кроме того, человек, много лет проживший в одном доме,начинает считать его своим, что противоречит идее общественной собственности.Нет у утопийцев различия и в одежде. Когда все одеты одинаково, отпадаютзависть и недовольство, причем пошив одинаковой одежды сокращает затратырабочего времени. Трудятся на острове все, правда, труд здесь необременителен,рабочий день составляет всего шесть часов. Поскольку сельский труд тяжелее, чемработа в городах, крестьян как таковых здесь нет, зато каждый горожанин втечение двух лет отбывает своеобразную сельскохозяйственную повинность.Трудовые навыки передаются здесь из поколения в поколение, поэтому семьяпредставляет собой не только группу людей, соединенных кровными узами, но иосновную производственную единицу общества. Человек, меняющий профессию,порывает со своей семьей и переходит в ту семью, к ремеслу которой имеетсклонность. Питаются утопийцы, как правило, все вместе и одновременно, вобщественных столовых, освобождающих женщин от кухонного рабства. Отлажен иотдых тружеников: по утрам, когда мозг работает лучше, они слушаютпознавательные лекции, а время после ужина посвящают прогулкам, беседам, музыкеи игре в шашки и шахматы. На острове Утопия нет денег, денежные отношениязаменены здесь общественным распределением материальных благ. Из золота утопийцы делают ночные горшки и цепи дляпреступников, так что золотые украшения не предмет зависти, а символ позора.Драгоценные камни служат для забавы детям, и, как взрослая девушка стыдитсяиграть в куклы, так и взрослые утопийцы стыдятся украшать свою одежду алмазамии рубинами. Совершенна и политическая система Утопии: во главе государствастоит небольшое число выборных правителей, не обладающих никакими привилегиями.Их главная задача – организация общественного производства. Поскольку утопийцыведут плановое хозяйство, их экономика не знает кризисов. Нет на острове иорганов насилия, так как практически все граждане сознательно подчинили себяслужению обществу. Идея общественного блага – одна из центральных идей жанраутопии.

Та же идея вдохновляла и последователя Мораитальянского философа Томмазо Кампанеллу (1568 – 1639). Но если Мор проповедуетдуховную свободу (свобода утопийцев, конечно, ограничена, но они сами сознаютразумность этих ограничений), то Кампанелла утверждает необходимость отказа отсвободы личности во имя общественного равновесия. В своей книге «Город Солнца»он изображает сообщество людей, отрекшихся от собственного Я, слившихся собщиной. У соляриев (жителей Города Солнца) нет ничего своего: ни жилищ, нижен, ни детей. Каждые шесть месяцев начальники назначают, кому в какой комнатежить; деторождение здесь производится тоже лишь с разрешения начальства,которое решает, какая пара оставит наилучшее потомство; вскормленный грудьюмладенец сразу же передается на воспитание специальным должностным лицам.Самоотречение соляриев доходит до такой степени, что приговоренный к смерти вГороде Солнца после долгих уговоров добровольно дает согласие на казнь. Как иутопийцы, солярии носят одинаковую одежду и даже одинаковые прически. Здесь нетни ссор, ни раздоров, ни зависти; здесь нет ни богатых, ни бедных: «Общинаделает всех одновременно и богатыми и вместе с тем бедными. Богатыми – потому,что у них есть все, бедными – потому, что у них нет никакой собственности. Ипоэтому не они служат вещам, а вещи служат им».

Как и Мор, Кампанелла стремится убедить читателя вистинности существования Города Солнца, доверяя рассказ об этом городе,расположенном на одном из островов Индийского океана, якобы побывавшему тамМореходу из Генуи. Таким образом, установка на достоверность, как и мотивпутешествия и образ путешественника, становится постепенно характернымпризнаком жанра.

В России литературная утопия появляется лишь в XVIII веке и наследует многиетрадиции утопии европейской. Русские писатели-утописты, как и их западныепредшественники, отправляют своих героев в далекие неведомые страны в поисках«Царства Божьего». Такой благословенный край рисует русский историк ипублицист, один из предтеч славянофильства князь М.М.Щербатов в книге«Путешествие в землю Офирскую» (1783 – 1784). Рассказывая о социальном иполитическом устройстве вымышленной страны с библейским названием, писатель, посути дела, обращается к русской действительности и пытается нарисоватьидеальный образ общественного правления. Таким идеалом представляется Щербатовупросвещенная монархия, где «ласкательство прогнано от царского двора и истинаимеет в оный невозбранный вход». В земле Офирской «власть государственнаясоображается с пользой народной», а «законы созданы общим народным согласием»,хотя социальное неравенство сохраняется, ибо, по мысли Щербатова, природа мудрораспределила одним «быть правителями и начальниками», другим – добрымиисполнителями и, наконец, третьим – «слепыми действующими лицами». Поэтомуобщественная власть здесь принадлежит дворянам, единственным носителям«потомственной добродетели», которые строго следят за соблюдениемгосударственных законов. Строгая даже в частностях регламентация обществаспособствует, по мнению автора, устойчивости государства и обеспечивает счастьевсем гражданам. Для усмирения тех, кого такое счастье не устраивает,предусматривается существование административно-карательных органов: армии,суда, тюрем. Размышляя о будущем России, Щербатов рисует его в патриархальныхтонах. Свой идеал он, как и его последователи славянофилы, связывал сдопетровской Русью, в которой видел простоту обычаев, отсутствие роскоши ибогатства, неиспорченность нравов.

Если Щербатов в поисках золотого века обращает своивзоры в прошлое, то утопические картины земного блаженства, созданные А.Н.Радищевым и писателями-декабристами, переносят читателя в далекое будущее, гдесоциальный прогресс и гуманизм по отношению к отдельной личности достигливоображаемого совершенства. И если находить счастливые страны на неведомыхостровах утопистам помогали путешествия, то для перемещения во времени онинередко придавали своим сочинениям форму сна1. Такая формачрезвычайно характерна для русских утопий XVIII-XIXвеков, среди которых – «Счастливое общество» А.В.Сумарокова, сон в главе«Спасская Полесть» в книге А.Н.Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву»,«Сон» А.Д.Улыбышева, четвертый сон Веры Павловны в романе Н.Г.Чернышевского«Что делать?». Форма сна позволяет авторам создать картину не только идеальногоместа, но и идеального времени. Такой вариант утопии в литературоведении иногданазывают ухронией (от греческого слова «chronos» – время, т.е. время, которого нет).

Характерно в этом плане сочинение писателя и музыкальногокритика, близкого к декабристским кругам А.Д.Улыбышева «Сон», написанное,вероятно, в 1819 г. Герой рассказа, засыпая, видит Петербург далекого будущего,где воздвигнуты новые прекрасные общественные здания, казармы превращены вшколы, академии и библиотеки, Михайловский замок стал Дворцом общественногособрания, в Аничковом дворце разместился «Русский пантеон», где выставленыстатуи видных русских героев и общественных деятелей. Прекрасный мир, снящийсягерою, возник после общественного переворота, произошедшего «триста лет назад»,в результате которого пришел конец самодержавию и крепостничеству. Новоеобщество у Улыбышева – это общество свободных людей, равных перед законом. Наодном из общественных зданий герой видит надпись: «Святилище правосудия,открытое для каждого гражданина, где во всякий час он может требовать защитызакона». Но когда герой направляется к тому месту, где вершится правосудие,чтобы стать свидетелем торжества справедливости, его будят звуки рожка и крикимужика, которого тащат в участок. «Я подумал, что исполнение моего сна ещедалеко», — заключает герой. Примечательно, что для писателя декабристскоготолка путь к осуществлению идеала лежит через социальный переворот.

Литературная утопия второй половины XIX века тесно связана сраспространившимися в этот период в Западной Европе и России социалистическимиучениями. Идеи утопического социализма нашли яркое воплощение в романеН.Г.Чернышевского «Что делать?». Внешне напоминающий мир «Утопии», социальныйпроект вождя русской революционной демократии, данный в знаменитом четвертомсне Веры Павловны, зиждется на идее абсолютной гармонии: свободный труд смаксимальным использованием техники гармонически сочетается с отдыхом,физическое здоровье людей с их нравственным совершенством, гармоничны отношениячеловека с природой, в отношениях между людьми торжествует равноправие. НоЧернышевский, в отличие от Мора, не просто создает картины идеального будущего,противопоставляя его несовершенному настоящему. Он включает утопию в роман о современности,наделяя своих героев, живущих в 60-е годы XIX столетия, чертами людей завтрашнего дня. Утверждая, чтобудущее светло и прекрасно, автор призывает читателей: «Стремитесь к нему,работайте для него, приближайте его, переносите из него в настоящее все, чтоможете перенести». Чернышевский убежден, что человечество не сможет прийти квысшей гармонии эволюционным путем, поэтому в своем подцензурном романе он хотяи иносказательно, но настойчиво проводит идею революции как единственного путик реализации утопии.

Как средство превращения утопической мечты вреальность восприняли многие писатели и революцию 1917 года. Октябрь,разрушивший основы прежнего миропорядка, породил целую волну утопическихсочинений. Образы города-сада, светлого завтра, машинного рая заполнилистраницы литературных произведений первых послереволюционных лет. «Перекресткомутопий» назвал свою эпоху поэт Николай Тихонов в одноименном стихотворении 1918года:

Мир строится по новому масштабу.

В крови, в пыли, под пушки и набат

Возводим мы, отталкивая слабых,

Утопий град – заветных мыслей град.

Мы не должны, не можем и не смеем

Оставить труд, заплакать и устать:

Мы призваны великим чародеем

Печальный век грядущим обновлять.

Забыли петь, плясать и веселиться, -

О нас потом и спляшут и споют,

О нас потом научатся молиться,

Благословят в крови начатый труд.

Забыть нельзя – враги стеною сжали,

Ты, пахарь, встань с оружием к полям,

Рабочий, встань сильнее всякой стали,

Все, кто за нас, — к зовущим знаменам.

И впереди мы видим град утопий,

Позор и смерть мы видим позади,

В изверившейся, немощной Европе

Мы – первые строители-вожди.

Мы – первые апостолы дерзанья,

И с нами все: начало и конец.

Не бросим недостроенного зданья

И не дадим сгореть ему в огне.

Здесь перекресток – веруйте, поймите,

Решенье нам одним принадлежит,

И гений бурь начертит на граните –

Свобода или рабство победит.

Утопия – светило мирозданья,

Поэт-мудрец, безумствуй и пророчь, -

Иль новый день в невиданном сиянье,

Иль новая, невиданная ночь!

Однако попытка реализации утопии обернулось трагедией для миллионов людей. Означает ли это,что утопия – великий бесчеловечный обман, что мир должен отказаться от утопий?Выдающийся английский писатель Оскар Уайльд писал: «На карту земли, на которойне обозначена утопия, не стоит смотреть, так как эта карта игнорирует страну, ккоторой неустанно стремится человечество». Утопия дает человеку и обществустимул к саморазвитию, к постоянному движению. Идея «золотого века», «рая наземле» прекрасна, быть может, именно в своей невоплотимости. «…Пусть, пусть этоникогда не сбудется и не бывать раю (ведь уж это-то я понимаю!) – ну, а явсе-таки буду проповедовать, — говорит герой рассказа Ф.М.Достоевского «Сонсмешного человека», увидевший во сне идеальную страну. – А между тем так этопросто: в один бы день, в один бы час – все бы сразу устроилось! Главное – любидругих как себя, вот что главное, и это все, больше ровно ничего не надо:тотчас найдешь, как устроиться».

Мир не может жить без утопий, однако в любой утопииизначально заложено немало противоречий. Основополагающие идеи утопии – этоидеи социального равенства, разумного государственного устройства, полногоматериального благополучия. Но истинного равенства мы не найдем практически нив одной из описанных утопистами стран. Так, на благословенном острове ТомасаМора существует рабство. Правда, рабы утопийцев – не рабы от рождения, этоосужденные преступники, военнопленные и добровольцы, которые предпочли рабствона сказочном острове невыносимой жизни в других странах. Но тем не менее равенствоздесь оказывается доступным не каждому. Да и возможно ли абсолютное равенство?Захотят ли люди по доброй воле одинаково думать, одеваться, одинаково питаться,жить в одинаковых домах? Утописты уповают на человеческий разум. Но только лиразум определяет человеческое поведение? А как же непредсказуемая инеповторимая человеческая душа?! Согласится ли она на такое равенство? «Живаядуша жизни потребует, живая душа не послушается механике, живая душаподозрительна, живая душа ретроградна!» — восклицает один из героевДостоевского. Не оборачивается ли всеобщее уравнивание насилием над самойчеловеческой природой? Но многие утописты и не отрицают насилия. Так, в ГородеСолнца виновные в «неблагодарности, злобе, отказе в должном уважении друг кдругу, лености, унынии, гневливости, шутовстве, лжи» могут быть наказаны весьмасурово. Кампанелла не отменяет и смертной казни в своем идеальном государстве,причем совершается она руками народа: осужденного убивают или побиваюткаменьями. (Попутно заметим: если в идеальном обществе есть преступники, значитизменение социальных условий все-таки не влечет за собой изменения человеческойприроды, и это вынуждены признать даже авторы утопий).

И наконец, является ли полное материальноеблагополучие, столь характерное для утопических стран, залогом нравственногосовершенства? Если все проблемы решены, если в обществе не возникает никакихконфликтов, какая сила заставляет это общество развиваться? Зачем наука, зачемискусство, зачем духовный поиск, если человек уже достиг всего, чего хотел?

По сути дела, в качестве идеала авторы утопий всвоих книгах выводят общество абсолютно одинаковых людей, насильственнолишенных индивидуальной свободы, общество, остановившееся в своем развитии.Трудно поверить в то, что в таком мире можно быть по-настоящему счастливым.Невозможно представить себе счастливыми гражданами таких стран самих авторовутопий, неисправимых еретиков, бунтовщиков: Томаса Мора, закончившего свои днина плахе, Томмазо Кампанеллу, проведшего двадцать семь лет в тюрьме, где и былсоздан «Город Солнца», Николая Чернышевского, написавшего свой роман взастенках Петропавловской крепости накануне девятнадцатилетней ссылки в Сибирь.

Но все это не отменяет «идеальности» изображенного вутопиях миропорядка, ибо, как справедливо заметил один из литературоведов, цельутопии – «общество, государство, человечество. <…> отсюда – любовь к дальнему,наивно принимаемая за желание помочь ближнему. Как ни крути, все равно выходит,что человек только средство для этой самой цели»2.

Человек для утопистов – некое абстрактное понятие,лишенное каких-либо внутренних противоречий. Если же попытаться представитьсебе грядущий день, принимая во внимание реальные противоречия человеческойприроды, то воображение нарисует совсем иные картины. Неслучайно параллельно сразвитием жанра утопии в литературе формируются антиутопические тенденции, отражающие тревогу писателей по поводутех пагубных, непредвиденных последствий, к которым может привести построениеобщества будущего. Эти тенденции порой причудливо переплетаются с утопией втворчестве одного писателя. Великий английский сатирик Джонатан Свифт в книге«Путешествия Гулливера», следуя традициям ренессансных гуманистов, изображаетпосещение своим героем острова, населенного существами, достигшими физическогои духовного совершенства. В языке обитателей острова нет слов ложь и обман, они не знают, что такое власть, правительство, война, у нихнет даже законов, так как «природа и разум являются достаточными руководителямиразумных существ», дружба и доброжелательность – двумя главными ихдобродетелями. Правда, разумные существа эти – лошади, или гуигнгнмы, как они себя называют («Слово гуигнгнм на языке туземцев означает лошадь, а по своей этимологии –совершенство природы»). Но на этом сказочном острове помимо гуигнгнмовГулливеру приходится столкнуться с племенем уродливых, крайне нечистоплотных,издающих отвратительный запах животных. Покрытые с ног до головы густымиволосами, «вооруженные сильно развитыми крючковатыми и заостренными когтями напередних и задних лапах», они тем не менее напоминают людей. Гуигнгнмы,называющие этих существ йеху,используют их в качестве рабочего скота и содержат в хлеву. Йеху невероятноэгоистичны, развратны и жадны, но, когда Гулливер рассказывает гуигнгнмам обустройстве жизни и нравах англичан, становится понятно, что отвратительныекачества йеху есть продолжение тех пороков, которые видел Свифт в своихсовременниках. Тем более что «по преданию», как сообщает автор в конце своейкниги, «много веков назад» в Гуигнгнмии видели двух англичан, «от которых, потому же преданию, произошел весь род этих гнусных скотов». Таким образом, верав возможность разумного переустройства общества соседствует на страницах книгис тревогой по поводу того, что несовершенство человеческой природы в процессеисторического развития может привести не к духовному расцвету, а к полнойдеградации человека.

Наибольшее количество утопий создается в периодыобщественного подъема, когда важнейшей чертой массового сознания становитсяоптимистическое видение исторической перспективы. Эпоха спада в общественномдвижении порождает разочарование в утопическом идеале. Так, вслед задекабристскими утопиями 1810 – 1820-х годов в русской литературе появляютсяпроизведения, в которых звучат глубокие сомнения относительно того, чточеловечество движется к абсолютной гармонии. Наиболее значительное из них –стихотворение Евгения Боратынского «Последняя смерть» (1827):

Есть бытие; но именем каким

Его назвать? Ни сон оно, ни бденье;

Меж них оно, и в человеке им

С безумием граничит разуменье.

Он в полноте понятья своего,

А между тем, как волны, на него,

Одни других мятежней, своенравней,

Видения бегут со всех сторон,

Как будто бы своей отчизны давней

Стихийному смятенью отдан он;

Но иногда, мечтой воспламененный,

Он видит свет, другим не откровенный.

Созданье ли болезненной мечты

Иль дерзкого ума соображенье,

Во глубине полночной темноты

Представшее очам моим виденье?

Не ведаю; но предо мной тогда

Раскрылися грядущие года;

События вставали, развивались,

Волнуяся, подобно облакам,

И полными эпохами являлись

От времени до времени очам,

И наконец я видел без покрова

Последнюю судьбу всего живого.

Сначала мир явил мне дивный сад;

Везде искусств, обилия приметы;

Близ веси весь и подле града град,

Везде дворцы, театры, водометы,

Везде народ, и хитрый свой закон

Стихии все признать заставил он.

Уж он морей мятежные пучины

На островах искусственных селил,

Уж рассекал небесные равнины

По прихоти им вымышленных крил;

Все на земле движением дышало,

Все на земле как будто ликовало.

Исчезнули бесплодные года,

Оратаи по воле призывали

Ветра, дожди, жары и холода,

И верною сторицей воздавали

Посевы им, и хищный зверь исчез

Во тьме лесов и в высоте небес,

И в бездне вод, сраженный человеком,

И царствовал повсюду светлый мир.

Вот, мыслил я, прельщенный дивным веком,

Вот разума великолепный пир!

Врагам его и в стыд и в поученье,

Вот до чего достигло просвещенье!

Прошли века. Яснеть очам моим

Видение другое начинало:

Что человек? Что вновь открыто им?

Я гордо мнил, и что же мне предстало?

Наставшую эпоху я с трудом

Постигнуть мог смутившимся умом.

Глаза мои людей не узнавали;

Привыкшие к обилью дольных благ,

На все они спокойные взирали,

Что суеты рождало в их отцах,

Что мысли их, что страсти их, бывало,

Влечением всесильным увлекало.

Желания земные позабыв,

Чуждаяся их грубого влеченья,

Душевных снов, высоких снов призыв

Им заменил другие побужденья,

И в полное владение свое

Фантазия взяла их бытие,

И умственной природе уступила

Телесная природа между них:

Их в эмпирей и в хаос уносила

Живая мысль на крылиях своих;

Но по земле с трудом они ступали,

И браки их бесплодны пребывали.

Прошли века, и тут моим очам

Открылася ужасная картина:

Ходила смерть по суше и водам,

Свершалася живущего судьбина.

Где люди? Где? Скрывалися в гробах!

Как древние столпы на рубежах,

Последние семейства истлевали;

В развалинах стояли города,

По пажитям заглохнувшим блуждали

Без пастырей безумные стада;

С людьми для них исчезло пропитанье;

Мне слышалось их гладное блеянье.

И тишина глубокая вослед

Торжественно повсюду воцарилась,

И в дикую порфиру древних лет

Державная природа облачилась.

Величествен и грустен был позор

Пустынных вод, лесов, долин и гор.

По-прежнему животворя природу,

На небосклон светило дня взошло,

Но на земле ничто его восходу

Произнести привета не могло.

Один туман над ней, синея, вился

И жертвою чистительной дымился.

Как и многие создатели утопических сочинений, поэтпроникает своим поэтическим взором в будущее человечества и поначалу создаетобраз, типичный для классической утопии: образ дивного сада, где процветаетискусство, где все природные стихии подчинены человеческому разуму, гдеобретено полное материальное благополучие. Но если утописты, как правило,ограничивались созерцанием этих отрадных картин, то Боратынского волнует, что станетс миром и человеком дальше, приведет ли удовлетворение всех материальныхпотребностей к духовному совершенству. Увы, час торжества плоти становитсячасом гибели духа. Человек достиг всего, и движение жизни прекратилось.Остановилась мысль, угасли желания, в душах воцарилось полное равнодушие кмиру. В финале стихотворения Боратынский рисует апокалипсическую картину«последней смерти», которая ожидает землю вслед за приходом золотого века. Вэтих стихах, может быть, впервые в русской литературе идея земной благодатиполучает не оптимистическое, а трагическое освещение.

Утопическое мышление особенно характерно дляписателей революционного склада, в центре внимания которых всегда находитсяпоиск новой модели общества, государства. Антиутопические произведения, какправило, выходят из-под пера авторов, для которых объектом художественногоисследования стала человеческая душа, непредсказуемая, неповторимая. Такиепроизведения зачастую полемически направлены против утопий. Как скрытаяполемика с четвертым сном Веры Павловны из романа Чернышевского звучитчетвертый сон (!) Раскольникова в эпилоге «Преступления и наказания»Достоевского, в котором изображено, как эгоистичные, властолюбивые, зараженные«трихинами» индивидуализма люди, присвоившие себе «равное право» убивать,грабить, жечь, ведут мир к катастрофе. Глубокий знаток человеческой души,Достоевский прекрасно понимал ее несовершенство и не верил в то, что«социальная система, выйдя из какой-нибудь математической головы, тотчас же иустроит все человечество и в один миг сделает его праведным и безгрешным».Полемика с Чернышевским отчетливо слышится и в романе Достоевского «Бесы»(1869-1860). Пламенный революционер Чернышевский переносит утопию из областичеловеческой мечты в область практических целей, призывая к революционномунасилию во имя всеобщего счастья. «Бесы, — пишет современный исследователь, — как бы фиксирует моменты, когда социальная утопия с прихотливыми фантазиями ичисто романтическими ситуациями обретает статус «учебника жизни» и становится своеобразнымуказующим перстом для «деятелей движения»3. Достоевский утверждает,что идея счастья и насилие несовместимы, что насилие над человеческой природойможет привести лишь к трагическим последствиям для человечества. Герой романаШигалев «предлагает, в виде конечного разрешения вопроса, — разделениечеловечества на две неравные части. Одна десятая доля получает свободу личностии безграничное право над остальными девятью десятыми. Те же должны потерятьличность и обратиться вроде как в стадо и при безграничном повиновениидостигнуть рядом перерождений первобытной невинности, вроде как бы первобытногорая, хотя, впрочем, и буду работать». «Я предлагаю не подлость, а рай, земнойрай, и другого на земле быть не может», — утверждает Шигалев, фанатично убежденныйв своей правоте. Так насильственное утверждение земного рая несет не что иное,как жестокую диктатуру и рабство.

Идею «принудительного равенства» в эти же годысатирически переосмысляет М.Е.Салтыков-Щедрин в «Истории одного города», гдесоздает зловещий образ Угрюм-Бурчеева, насаждающего «прогресс», не считаясь нис какими естественными законами, выпрямляющего чудовищными методами не тольковсе неправильности ландшафта, но и «неровности» человеческой души.Символическим выражением его административных устремлений становятся нецветущий сад и хрустальный дворец, а пустыня, острог и серая солдатская шинель,нависшая над миром вместо неба, ибо по мере реализации утопия превращается всвою противоположность.

Неслучайно именно в XX веке, в эпоху жестоких экспериментовпо реализации утопических проектов, антиутопияокончательно оформляется как самостоятельный литературный жанр.«Антиутопия, или перевернутая утопия, — пишет английский исследователь Ч.Уэлш,- была в XIX векенезначительным обрамлением утопической продукции. Сегодня она сталадоминирующим типом, если уже не сделалась статистически преобладающей».Фантастический мир будущего, изображенный в антиутопии, своей рациональнойвыверенностью напоминает мир утопий. Но выведенный в утопических сочинениях вкачестве идеала, в антиутопии он предстает как глубоко трагический. Еслиутописты наивно полагали, что «счастье быть как все» и есть истинная свобода,то мироустройство, воссозданное в антиутопиях, прямо опирается на идею ВеликогоИнквизитора из романа Ф.М.Достоевского «Братья Карамазовы», который утверждал,что человек не может стать счастливым, не отказавшись от свободы. Занятыеисключительно проблемами государственного и общественного устройства, авторыутопий не берут в расчет отдельного индивида. Примечательно, что в ихпроизведениях жизнь идеальной страны дана с точки зрения стороннего наблюдателя(путешественника, странника), характеры людей, населяющих ее, психологически неразработаны. Антиутопия изображает «дивный, новый мир» изнутри, с позицииотдельного человека, живущего в нем. Вот в этом-то человеке, превращенном ввинтик огромного государственного механизма, и пробуждаются в определенныймомент естественные человеческие чувства, не совместимые с породившей егосоциальной системой, построенной на запретах, ограничениях, на подчинениичастного бытия интересам государства. Так возникает конфликт между человеческойличностью и бесчеловечным общественным укладом, конфликт, резкопротивопоставляющий антиутопию бесконфликтной, описательной утопии. Антиутопияобнажает несовместимость утопических проектов с интересами отдельной личности,доводит до абсурда противоречия, заложенные в утопии, отчетливо демонстрируя,как равенство оборачивается уравниловкой, разумное государственное устройство –насильственной регламентацией человеческого поведения, технический прогресс –превращением человека в механизм.

Назначение утопии состоит прежде всего в том, чтобыуказать миру путь к совершенству, задача антиутопии –

еще рефераты
Еще работы по литературе, лингвистике