Реферат: Мольер

«Тартюф»– пьеса большой сатирической емкости и актуальности… Речь в ней шла об основномпороке абсолютистского общества – о лицемерии. Лицемерие не просто один изчеловеческих пороков, но порок, который в XVIIвеке стал знамением эпохи, сущностью абсолютистскоймонархии. Оно выражал противоречие  междувнешней народностью и внутренней ложью, между фасадом здания и его внутреннимсодержанием<span Times New Roman",«serif»; mso-fareast-font-family:«Times New Roman»;mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language: RU;mso-bidi-language:AR-SA">[1].

Лицемердолжен искусно носить маску, должен стараться создать эффект добродетели<span Times New Roman",«serif»;mso-fareast-font-family:«Times New Roman»; mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:RU;mso-bidi-language:AR-SA">[2].

Мольеруудалось поднять образ  главного лицемера– Тартюфа -  до уровня типа огромнойемкости, художественной силы и непреходящего мирового значения.

Рисуяобраз Тартюфа, Мольер стремился показать крупным планом доминирующие,главенствующие черты его характера, отвлекаясь от случайного и второстепенного.По собственному признанию Мольера, он «пользовался для этой пьесы одними лишьрезкими красками и существенными чертами, по которым сразу можно распознатьподлинного и несомненного лицемера». Такова была задача построениясатирического образа – сгущать нужные автору «резкие краски».

Тартюф резко подл на протяжение всей пьесы. Источникэтой подлости – чудовищное лицемерие, противоречие между «гласными действиями»и «тайными страстями» (А. С. Пушкин)<span Times New Roman",«serif»;mso-fareast-font-family:«Times New Roman»; mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:RU;mso-bidi-language:AR-SA">[3]

».

«Для Тарюфа существенно, что он не только хитрыйжулик, карьерист, стяжатель, прикарманивающий состояние Оргона. Это также иразвратник, не умеющий совладать со своей чувственностью, прямо одержимыйпохотью… Это к тому же и лицемер, прикидывающийся святошей, прикрывающий своенастоящее лицо, свое плутовство и свою склонность к амурным интрижкам,высоконравственными рассуждениями о небе, которое якобы руководит егоповедением. Это, кроме всего, и политический доносчик, организующий арестОргона…»<span Times New Roman",«serif»;mso-fareast-font-family:«Times New Roman»; mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:RU;mso-bidi-language:AR-SA">[4]

.

«Причина этого – косность сознания Оргона, воспитанногов подчинении авторитетам. Эта косность не дает ему возможности критическиосмыслить явления жизни и оценить окружающих его людей. Если Оргон все жеобретает здравый взгляд на мир после разоблачения Тартюфа, то его мать, старухаПернель, глупо благочестивая сторонница косных патриархальных взглядов, так ине увидела подлинного лица Тартюфа.

Молодое поколение, представленное в комедии, котороесразу разглядело подлинное лицо Тартюфа, объединяет служанка Дорина, давно ипреданно служащая в доме Оргона и пользующаяся здесь любовью и уважением.Ее  мудрость, здравый смысл,проницательность помогают найти самые подходящие средства для борьбы с хитрымпроходимцем»<span Times New Roman",«serif»; mso-fareast-font-family:«Times New Roman»;mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language: RU;mso-bidi-language:AR-SA">[5]

.

«Формированиехарактера главного героя  происходит не вобъективной действительности, а в сознании воспринимающих этот характерперсонажей и в сознании зрителей. Сначала, в I и IIактах, егообраз двоится – это бродяга, грубоватый человек, любящий хорошо поесть ивыпить. Но в этих же актах Тартюфа на сцене нет, о нем только рассуждаютдругие. В IIIактеТартюф появляется на сцене и здесь сначала ведет себя как ханжа, затем в беседес Эльмирой как соблазнитель, и в конце с Дамисом как лицемер, умеющий уйти отвозмездия.

ОбразТартюфа, таким образом, на протяжение всей пьесы как бы непрерывно обогащаетсяв своем содержании, каждое новое открывающееся в нем качество не отменяетпредыдущих, а как бы наслаивается на них»<span Times New Roman",«serif»;mso-fareast-font-family:«Times New Roman»; mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:RU;mso-bidi-language:AR-SA">[6].

«Тартюфу Мольера представлен персонажем, обладающим недюжей силой ума. В нем интереснаего хитрость, его умение провести большинство людей, втереться к ним в доверие,овладеть их мыслями, превратить их в свои орудия. Это враг особо опасный,умеющий приспособиться к любым изменениям ситуации, принимать на себя любыеличины. Он подвижен, сообразителен, умеет быстро менять решения, мгновенно, взависимости от ситуации, превращаться в свою противоположность. С Дамисом,когда тот застает его с Эльмирой, тотчас выдвигает на первый план своесмирение, сейчас же соглашается с обвинениями, начинает предельносамоунижаться.

Оннадевает маску, предпочитая играть роль»<span Times New Roman",«serif»;mso-fareast-font-family:«Times New Roman»; mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:RU;mso-bidi-language:AR-SA">[7].

«В«Тартюфе» с дороги главного действующего лица убраны все препятствия,необходимая обратная сторона беспредельной наглости и лицемерия Тартюфа –беспредельная доверчивость Оргона, его патологическая преданность Тартюфу.Откуда берется такая преданность? Мольер ее не мотивирует, и это несущественно:такова гармоничная атмосфера для развития главного характера. Оргон – более илименее замаскированная условность, нужная для крайней гиперболизации главногохарактера. То же и с масками слуг. Кроме главных героев, все – условныйразряженный воздух, который дает полную свободу главному герою»<span Times New Roman",«serif»;mso-fareast-font-family:«Times New Roman»; mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:RU;mso-bidi-language:AR-SA">[8].Вокруг только маски.

«Маскалицемера плотно приросла к лицу Тартюфа; он ее приподнимает или срывает лишь втех случаях, когда ему трудно справиться с обуревающими его чувствами или когдадело идет о спасении добычи, уплывающей из рук. Тартюф, призывающий  к умерщвлению плоти, испытывает неудержимуюстрасть к Эльмире (совсем юная Мариана, обещанная ему в жены, его нисколько неволнует, она представляет чисто деловой интерес). Рисуя «любовную» сцену сЭльмирой, Мольер показывает Тартюфа с приподнятой маской. Эта сцена построена сзамечательном мастерством. Тартюф начинает ее совершенно по-тартюфски. Егопервые фразы пахнут ладаном, они напыщенны и гнусавы:

Пусть благодать небес, источник всех щедрот,

Вам здравие души и тела ниспошлет…

                                                                  (III, 3)

Продолжая тартюфствовать, он пробует качествообработки бархата, чтобы погладить колени молодой женщины; он не прочь с этойже целью потрогать и кружева на ее шее. Но Эльмира ставит его на место,отшучиваясь и давая понять, что атака всерьез не воспринимается. Более того –Эльмира иронизирует над Тартюфом, лукаво посмеивается над его обманчивой святостью.Тартюф невозмутимо выслушал шутку Дорины, но его оскорбила и уязвила насмешкаЭльмиры. Ему захотелось прямо-таки закричать, что о не «бестелесный ангел», ачеловек как все. И он закричал об этом, отбросив личину. Между «тайнымистрастями» и «гласными действиями» установилось временное соответствие. Из устТартюфа вырывается поток взволнованных и горячих слов, звучащих подчас каклюбовная элегия:

Вы для меня –покой, отрада, упованье…

И всю моюсудьбу решает ваш ответ:

Я счастлив,если «да», несчастлив, если «нет».

                                                                  (III, 3)

Воспевая в религиозном экстазе красоту Эльмиры,Тартюф, все более и более распаляясь и снова впадая в привычную колеютартюфства, пытается склонить Эльмиру к измене, обещает сохранить это в полнойтайне, а раз будет соблюдена тайна, то честь Эльмиры останется незапятнанной.

Так низменный мотив похотливо интрижки вытесняеттему религиозного поклонения красоте. Но вся сцена завершается взрывом: Дамис,подслушивавший откровенные излияния святоши, неожиданно появляется перед ним иугрожает разоблачением. Казалось бы, все пути к отступлению отрезаны: Тартюфпопался с поличным. Негодующий Дамис уличает его перед подоспевшим Оргоном.Однако Тартюф не сдается. Он пускает в ход утонченное лицемерие христианскогосамоуничижения. Опровергать Дамиса – значит допускать возможность проступка. Нелучше ли покаяться в несовершенных грехах, приняв на себя и прегрешение Дамиса,возведшего напраслину,  — ведь юноша неведает, что творит! Не лучше ли предаться самобичеванию, показав христианскуюпокорность и смирение. И Тартюф неистово бичует себя:

Да, брат мой,я злодей, гад, поношенье света,

Несчастнаядуша, погрязшая во зле,

Последнийнегодяй из живших на земле.

                                                            (III, 6)

И чем больше Тартюф неистовствует в своем покаянномэкстазе, тем больше Оргон убеждается в его святости. Ведь только ни в чем неповинные люди могут так наговаривать на себя; виновные предпочли быоправдываться. На этот ход мысли и рассчитывал Тартюф.

Взбешенный «клеветой» Дамиса, Оргон изгоняет сына изсемьи, ополчившейся на Тартюфа. «Клевету» Дамиса Оргон рассматривает как частьзаговора против «святого».

Тартюф ничем не выдает своей радости по поводупоражения Дамиса. Оставшись наедине с Оргоном, он жалуется, ноет, скулит: «Мнетак мучительно…Я словно весь в жару, не в силах говорить и, кажется, умру».Такого рода фразы блестяще закрепляют тему «оскорбленной невинности» и вместе стем говорят об усталости, изнеможении лицемера: сцена публичного самобичеваниястоила ему  большого напряжения душевныхсил. Опасность миновала полностью, но в Тартюфе еще живет глухая тревога насчетбудущего. Его окружают враги: «Меня не любят здесь». Тартюф, испытывая Оргона,грозит покинуть его дом, но Оргон, растроганный собственной решимостью,выказывает высшие знаки любви и преданности. Именно сейчас, в минуты кризиса,он решает исполнить то, о чем говорилось прежде в неопределенной форме: выдатьдарственную на имущество и удержать Тартюфа.

В разговоре с Клеантом (IV, 1) в полной мере проявилосьмогущество Тартюфа. Это была та высота, с которой он низринулся в пропасть.Причиной для падения послужило второе, специально подстроенное свидание сЭльмирой, происходившее на глазах у Оргона. Почему осмотрительный и осторожныйТартюф отправился на роковую для него встречу? Некоторые критики видят в этомнатяжку, отступление от правды, нос такими утверждениями нельзя согласиться.Падение Тартюфа продиктовано всем складом его характера. Не в его правилах такбыстро отступать от намеченной цели. Первая неудача еще более распалила его. Онверил в себя, в магическую силу своего красноречия, перед которым трудноустоять. Тем не менее Тартюф начинает эту «любовную» сцену настороженно, снекоторой опаской. Он и верит Эльмире и сомневается в ней. Его томит «медсладостных слов» Эльмиры, но он настойчиво требует реальных доказательствнежности.

Мольер мастерски изображает чувственный экстазсорвавшегося с цепи постника. Видя, как слабеет сопротивление Эльмиры (а онавиртуозно играет свою роль!), Тартюф с торжеством победителя, «раскрывобъятия», приближается к Эльмире, та отходит в сторону, и он видит Оргона», — такова авторская ремарка этой эффектной мизансцены. Пойманный в западню, Тартюфмгновенно опускает маску и под ее защитой пытается снова загипнотизироватьОргона испытанными фразами. Но гипноз уже не действует, прозревший Оргон большене верит «праведнику», резко обрывает его и гонит из дома. Тогда Тартюф меняеттактику: он срывает с себя маску кротости. Великолепен этот переход отувещеваний к открытым угрозам. Оргону несдобровать!

…ярасправиться сумею с клеветою,

Отомстить занебеса и в ступе истолочь

Тех, кто менягрозит прогнать отсюда прочь.

                                                                 (IV, 7)

Развернутый финал насыщен действием, неожиданнымиповоротами сюжета, яркими сценическими эффектами. Оргон узнает через Валера,что он, как государственный преступник, будет с минуты на минуту схваченполицией; но путь к спасению перерезает Тартюф.

Потише,сударь мой! Куда вы так с разбега?

Вам недалекийпуть до нового ночлега,

И, волейкороля, я арестую вас.

Но Тартюф не был бы Тартюфом, если бы не придалсвоей агрессии окраску миролюбия и даже жертвенности во имя короля и государства,- ведь «он всегда умел рядить щеголевато бессовестность и подлость в то, чтосвято». В ответ на возмущение Оргона, Дамиса, Клеанта, Эльмиры он короткозамечает, что в данных обстоятельствах самым святым для него являются интересыкороля, которым может нанести тяжелый ущерб преступный Оргон.

Тартюфу не терпится выполнить свой «долг» и увидетьОргона арестованным. Но его верноподданническое рвение не было оцененомонархом, который повелел арестовать не Оргона, а самого Тартюфа»<span Times New Roman",«serif»;mso-fareast-font-family:«Times New Roman»; mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:RU;mso-bidi-language:AR-SA">[9]

.

            «Тартюф и Мольера действует подмаской «святоши», потому что реакция охотней всего прикрывалась формойрелигиозной догматики; но цель драматурга была шире, чем простое обличениедвоедушия церковников. На примере религиозного ханжества Мольер обличал гнуснуюмеханику любого – политического и морального – приспособленчества, когда убитасовесть и пущена в ход заученная фразеология «благих намерений»…»<span Times New Roman",«serif»;mso-fareast-font-family:«Times New Roman»; mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:RU;mso-bidi-language:AR-SA">[10]

.

Списокиспользованной литературы:

1.<span Times New Roman"">     

Гликман И. Д. «Мольер», М. – Л.  1966.

2.<span Times New Roman"">     

Обломиевский Д. Д. «Французский классицизм». М. 1968.

3.<span Times New Roman"">     

История зарубежной литературы 17 века. Под ред. З. И.Плавскина. М. «Высшая школа» 1987

4.<span Times New Roman"">     

Гриб В. Р. Расин. Мольер. В кн. Гриб В. Р. «Избранныеработы. Поэтика». М. 1989.

            5.    Бояджиев Г. Вступительная статья. «Жан-  Батист Мольер. Комедии» БВЛ   

                   «Художественная   литература». М. 1972.


<span Times New Roman",«serif»;mso-fareast-font-family: «Times New Roman»;mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:RU;mso-bidi-language: AR-SA">[1]

Гликман И. Д. «Мольер», М.– Л.  1966. С. 358

<span Times New Roman",«serif»;mso-fareast-font-family: «Times New Roman»;mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:RU;mso-bidi-language: AR-SA">[2]

Гликман И. Д. «Мольер», М.– Л.  1966. С. 373

<span Times New Roman",«serif»;mso-fareast-font-family: «Times New Roman»;mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:RU;mso-bidi-language: AR-SA">[3]

Гликман И. Д. «Мольер», М.– Л.  1966. С.160-161

<span Times New Roman",«serif»;mso-fareast-font-family: «Times New Roman»;mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:RU;mso-bidi-language: AR-SA">[4]

Обломиевский Д. Д.«Французский классицизм». М. 1968. С. 221

<span Times New Roman",«serif»;mso-fareast-font-family: «Times New Roman»;mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:RU;mso-bidi-language: AR-SA">[5]

История зарубежнойлитературы 17 века. Под ред. З. И. Плавскина. М. «Высшая школа» 1987. С.113-114

<span Times New Roman",«serif»;mso-fareast-font-family: «Times New Roman»;mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:RU;mso-bidi-language: AR-SA">[6]

Обломиевский Д. Д.«Французский классицизм». М. 1968. С. 221 — 224

<span Times New Roman",«serif»;mso-fareast-font-family: «Times New Roman»;mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:RU;mso-bidi-language: AR-SA">[7]

Обломиевский Д. Д. «Французскийклассицизм». М. 1968. С. 238-239

<span Times New Roman",«serif»;mso-fareast-font-family: «Times New Roman»;mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:RU;mso-bidi-language: AR-SA">[8]

Гриб В. Р. Расин. Мольер.В кн. Гриб В. Р. «Избранные работы. Поэтика». М. 1989. С.376-377

<span Times New Roman",«serif»;mso-fareast-font-family: «Times New Roman»;mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:RU;mso-bidi-language: AR-SA">[9]

Гликман И. Д. «Мольер», М.– Л.  1966. С. 172-179

<span Times New Roman",«serif»;mso-fareast-font-family: «Times New Roman»;mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:RU;mso-bidi-language: AR-SA">[10]

Бояджиев Г. Вступительнаястатья. «Жан -  Батист Мольер. Комедии»БВЛ  «Художественная литература». М.1972. С. 17
еще рефераты
Еще работы по литературе, лингвистике