Реферат: Религиозный фон романа Эрнеста Хемингуэя "Прощай, оружие!"

Роман«Прощай, оружие!» — истории любви на уровне отдельно взятых судеб, но также иповествование о поиске смысла и уверенности в мире. Эту книгу можно считать доопределенной степени религиозной, и хотя она и не дает религиозногоистолкования событий, навеяна явно религиозной проблематикой.

            Уже во второй главе романа ФредерикГенри упоминает о человеке, который отличается от большинства своим нетипичнымповедением, словно является представителем какого-то другого человечества:

«Вечером,спустившись в город, я сидел у окна публичного дома, того, что для офицеров вобществе приятеля и двух стаканов за бутылкой асти…Мой приятель увидел на улиценашего полкового священника, осторожно ступавшего по слякоти,  и стал стучать по стеклу, чтобы привлечь еговнимание. Священник поднял голову. Он увидел нас и улыбнулся. Мой приятельпоманил его пальцем. Священник покачал головой и прошел мимо».

Простое на первый взгляд описание на самом делесимволично. Слякоть, по которой осторожно ступает полковой священник, -  это война, в буквальном смысле, противнаячеловеческой природе. Вынужденный принимать в ней участие, как военнообязанный,он пытается отгородиться от  любых другихсоприкосновений с неприятным для него образом жизни, и всей душой стремитсядомой в Абруцци, где, по его выражению, и Хемингуэй неоднократно повторяетэто,  всегда «ясно и сухо».

Братьяпо оружию не упускают случая посмеяться над ним или пытаются спровоцировать:

  « — Священник каждую ночь сам по себе –Капитан сделал жест рукой и громко захохотал. Священник отнесся к этому, как кшутке.

— Папа хочет, чтобы войну выиграли австрийцы, — сказал майор. – Он любит Франца-Иосифа. Вот откуда у австрийцев и деньги берутся. Я – атеист.

Хемингуэй.Э. Собрание сочинений М.: «Литература» 2001 г. СПб «Кристал» стр. 465.

Хемингуэй.Э. Собрание сочинений М.: «Литература» 2001 г. СПб «Кристал» стр. 466.

— Вы читали когда-нибудь «Черную свинью? – спросил лейтенант. – Я вам достану.Вот книга, которая пошатнула мою веру.

— Это грязная и дурная книга, — сказал священник. – Не может быть, чтобы она вамдействительно нравилась.

— Очень полезная книга, — сказал лейтенант. – Там все сказано про священников…

— Все мыслящие люди атеисты, — сказал майор…»

Фредерикни в этом, ни в последующих эпизодах не принимает участия в зубоскальстве.Между ним и священником возникает симпатия, которую чувствуют оба:

«Яулыбнулся священнику, и он улыбнулся мне в пламени свечи».

Священникдаже предлагает ему провести отпуск у своих родных в Абруцци в Капракотте, ноГенри не суждено там побывать.

«Мнехотелось поехать в Абруцци. Но я не поехал в места, где дороги обледенелые итвердые, как железо, где в холод ясно и сухо… Я не поехал в такие места, апоехал туда, где дымные кафе и ночи, когда комната идет кругом и нужно смотретьв стену, чтобы она остановилась, пьяные ночи в постели, когда знаешь, чтобольше ничего нет… твердо веря, что больше ничего нет, и нет, и нет…».

Становитьсяпонятным, что Фредерик Генри живет в мире, лишенном сверхъестественногообоснования, в мире богооставленном.

«Общеизвестнооткуда писатели позаимствовали это представление. Оно заимствовано изестествознания XIX-го века.Таков и мир Хемингуэя, мир без центра».

Хемингуэй.Э. Собрание сочинений М.: «Литература» 2001 г. СПб «Кристал» стр. 466.

Хемингуэй.Э. Собрание сочинений М.: «Литература» 2001 г. СПб «Кристал» стр. 470.

УоренР. П. Сборник. Как работает поэт. Статьи, интервью. М.: Радуга, 1988 стр. 106.

Фредерикпытается объяснить и другим и себе, почему же все-таки не попал в местечко, где ясно и сухо – на родину священника,которая становится неким символическим воплощением земли, где можно обрестиблагодать,  каким-то  другим измерением, «другой страной», окоторой священник никогда не забывал.

«Онвсегда знал, чего я не знал  и что,узнав, всегда был готов позабыть. Но это я понял поздней, а тогда не понимал».

То,что Фредерик узнал позднее – это история, начинающаяся по ту сторону «историилюбви».

Апока в первой книге главный герой живет в мире случайных и бессмысленныхсвязей, приходя к выводу, «что больше ничего нет».  Хемигуэй снова подчеркивает егомировоззренческую незрелость, противопоставляя ей мировосприятие священника,который даже моложе Фредерика. Кстати, в книге священник ни разу не назван поимени, тем самым подчеркивается, что это фигура символическая. Оченьпоказательна сцена в госпитале, когда священник навещает раненого Генри. Ониразговаривают:

«…

— Что с вами, отец мой? У вас очень усталый вид.

— Я устал, но я не имею на это права.

— Это от жары.

— Нет. Ведь еще только весна. На душе у меня тяжело.

— Вам опротивела война?

— Нет. Но я ненавижу войну.

— Я тоже не нахожу в ней удовольствия, — сказал я.

Онпокачал головой и посмотрел в окно.

— Вам она не мешает. Вам она не видна. Простите. Я знаю, вы ранены.

— Это случайность.

— И все-таки даже раненый, вы не видите ее.

Яубежден в этом. Я сам не вижу ее, но я ее чувствую немного».

Хемингуэй.Э. Собрание сочинений М.: «Литература» СПб» 2001  «Кристал» стр.471.

Хемингуэй.Э. Собрание сочинений М.: «Литература» СПб «Кристал» » 2001  стр.516.

Речьидет о войне в широком смысле этого слова, не только между представителями разных государств или какой-то однойстраны, а о вечной войне между добром и злом для религиозного человека, овечной войне человека и природы, стихии внутри естественнонаучного мира дляневерующего, смотря, кто и что выбирает.

СамогоХемингуэй очень занимала эта мысль. И он четко говорит об этом в  речи на 2-ом Конгрессе американскихписателей:

«…Новсякому писателю, захотевшему изучить войну, есть и долго еще будет  куда поехать. Впереди у нас, по-видимому,много лет необъявленных войн. Писатели могут участвовать в них по-разному.Впоследствии, возможно, придут и награды. Но это не должно смущать писателей.Потому что наград еще долго не будет».

ДиалогФредерика и полкового священника продолжается, делая религиозный фон роман всеболее очевидным. И снова показано их мировоззренческое неравенство:

«…-Там,на моей родине, считается естественным, что человек может любить Бога. Это негнусная комедия.

— Понимаю.

Онпосмотрел на меня и улыбнулся.

— Вы понимаете, но вы не любите Бога.

— Нет.

— Совсем не любите? – спросил он.

— Иногда по ночам я боюсь его.

— Лучше бы вы любили его.

— Я мало кого люблю.

…………………………

— Вы полюбите. Я знаю, что полюбите. И тогда вы будете счастливы.

— Я и так счастлив. Всегда счастлив.

— Это совсем другое. Вы не можете понять, пока не испытаете».

ПисателиСША о литературе М.: «Прогресс» 1982 г. Хемингуэй Э.  Речь на 2-ом Конгрессе американских писателей«Писатель и война» стр.92

Хемингуэй.Э. Собрание сочинений М.: «Литература» СПб «Кристал» » 2001  стр.417.

Оказывается и для Генри есть непознанное  в сфере чувственных восприятий. Для негоострота переживания чувственного мира достигает своей высшей точки, когда онпредается алкоголю и любви. А священник вообще отвергает такой подход:

«…Неправда.Те ночи, о которых вы мне рассказывали. Это не любовь. Это только похоть истрасть. Когда любишь, хочется что-то делать во имя любви. Хочется жертвоватьсобой. Хочется служить».

Мостик,который выбирает Фредерик, пытаясь понять священника – любовь к женщине, когдаполовое влечение уже достигает статуса любви. Но священнику, как и доопределенного времени Генри, не знакома эта сфера. Фредерик пытается вызвать унего ассоциацию с любовью к матери, но священника не впечатляет и этосравнение. Он наделен любовью к Богу, как талантом, как абсолютным музыкальнымслухом, с детства. Он посвященный, и в то же время сторонний наблюдатель, почтиравнодушный к своим ближним, отчужденный от остального мира. Но в большинствесвоем и любящие отчуждены от него. Таким образом, священник – служительбожественной Любви, а любовники земной. Конечно, не всех возлюбленных можно назвать служителями, но мы имеем ввиду будущих Кэтрин и Фредерика.

Фредерикупредстоял нелегкий путь духовного мужания. И первой ступенькой для него могластать только любовь к женщине, через восприятие ее не  только как сиюминутного средства,позволяющего на мгновение  забыть обессмысленности существования, а как ориентира в поисках духовного смысла. Намомент разговора со священником в госпитале ему еще не открылся истинный смыслего отношений с Кэтрин. Роль священника – указать на следующий этап этихотношений, на открытие подлинной сути любви: «желания жертвовать собой».Священник уходит, а Фредерик начинает мечтать о высокогорном местечке Абруцци,которое к этому моменту уже стало символическим обозначением религиозногоотношения к миру.

Хемингуэй.Э. Собрание сочинений М.: «Литература» СПб «Кристал» » 2001  стр.505.

Ивсе же пока Фредерик находится во власти совсем примитивных, первобытныхощущений. О сверхъестественном  егозаставляет задумываться только темнота. Ночь рождает в нем образ Богаветхозаветного, карающего. Даже не Бога, а какой-то обезличенной враждебной силы,рока.  Он не верит, но суеверен. Примернов таком же состоянии находится и Кэтрин.

Вовремя последнего свидания перед его отъездом на боевое задание между нимипроисходит следующая сцена:

«Оначто-то расстегнула и сняла с шеи. Она вложила это мне в руку.

— Это святой Антоний, — сказала она. – А завтра вечером приходите.

— Разве вы католичка?

— Нет. Но святой Антоний, говорят, очень помогает.

— Буду беречь его ради вас. Прощайте.

— Нет, — сказала она. – Не прощайте».

ДалееХемингуэй интересно обыгрывает этот талисман, выявляя отношение Фредерика  к традиции ношения оберегов:

«СвятойАнтоний был в маленьком медальоне из белого металла. Я открыл медальон ивытряхнул его на ладонь.

— Святой Антоний? – спросил шофер.

— Да.

— У меня тоже есть».

ДальшеХемингуэй, используя свой излюбленный прием повторов, в данном случае этоповторы имени Святого, показывает насколько иронично, скептически относитсягерой к подарку, подчеркивая его вещественность, материальность, категорическиотказывая ему в какой-либо таинственной силе:

«Яположил Святого Антония обратно в медальон, собрал в комок тоненькую золотуюцепочку и все вместе спрятал в боковой карман.

— Вы его не наденете на шею?

— Нет.

— Лучше надеть. А иначе зачем он?

— Хорошо, — сказал я. Я расстегнул замок золотой цепочки, надел ее на шею и сновазастегнул замок. Святой повис на моем форменном френче, и я раскрыл ворот,отстегнул воротник рубашки и опустил святого Антония под рубашку. Сидя вмашине, я чувствовал на груди его металлический футляр. Скоро я позабыл о нем.После своего ранения я его больше не видел. Вероятно, его снял кто-нибудь наперевязочном пункте».

Можноподумать, что Хемингуэй наказывает своего героя или героев за их неверие,дескать раз не веришь в помощь, которую могут оказать тебе сверхъестественныесилы, живи по правилам естественного отбора, а в условиях войны каждую минутувыживай, если повезет. Но, как тогда объяснить мучительную смерть шофераПассини, который верил, что Святой Антоний его охраняет. Правда, по своейнаивности он думал, что образок помогает именно когда висит на шее, а не лежитв «боковом кармане», что и посоветовал сделать Фредерику.  Но и последнему это не помогло и он былтяжело ранен, хотя и не убит, так что, в какой-то степени помогло. И все-таки вминуты своей предсмертной агонии Пассини взывает к деве Марии и к Христу, дажеиспуганный раненый Фредерик, в критический момент произносит: « Господи…вызволименя отсюда».

Безусловно,Хемингуэй конкретно ни на чем не настаивает, не пытается что-тодискредитировать, а что-то утвердить наверняка. Он просто показывает, как можетбыть.  Берущие за душу сцены, взывающиежалость и вопрос «почему?», «во имя чего?» подчеркивают человеческоеодиночество перед лицом страданий и смерти. Свойственное всем без исключенияжелание в критический момент уцепиться за что-то, будь то слово «мама» или имяБогородицы. Но чтобы цепляться, надо оставаться, чтобы искать и думать,необходимо быть свидетелем событий, существовать. Герою предоставляется такаявозможность.

Заканчиваетсяпервая книга, начинается новый этап в истории любви. Она начинает приобретатьто настроение, о котором говорил священник. Долгожданная встреча происходит вмиланском госпитале:

«- Здравствуйте, милый! – сказала она. Лицо у нее было свежее и молодое и оченькрасивое. Я подумал, что никогда не видел такого красивого лица.

— Здравствуйте! – сказал я. Как только я ее увидел, я понял, что влюблен в нее.Все во мне перевернулось».

Хемингуэй.Э. Собрание сочинений М.: «Литература» СПб «Кристал» » 2001  стр.531.

Поменяласьобстановка, оказавшись в относительной безопасности,  герои пошли на поводу не у полу животныхинстинктов, а у своей человечности, расслабились, предчувствуя, какимисчастливыми могут быть. В результате, к сожалению, они становятся уязвимыми.Хемингуэй использует различные приемы, чтобы подчеркнуть это. Прежде всего — это диалоги. Так, Кэтрин после первых ночей, проведенных вместе, уже оченьсильно привязывается к Фредерику, спешит раствориться в нем:

«- Вот видишь, — сказала она. – Я делаю все, что ты хочешь.

— Ты у меня умница.

— Я только боюсь, что ты еще не совсем мной доволен.

— Ты умница.

— Я хочу того, чего хочешь ты. Меня  большенет. Только то, чего хочешь ты».

Учитывая,каким драматическим оказывается финал романа, можно предположить, что Хемингуэйтолкает героев в объятья друг друга, обрекая на последующие страдания, темсамым, предостерегая от такой любви. Как бы показывая, что по меркам  провидения, герои ошибаются, тратя все своидушевные силы на любовь друг к другу. Нарушают вселенский закон, по сути дела,не выполняют первую заповедь, и должны быть за это наказаны.

Фредерики Кэтрин подставляются, поддаются на провокацию, пытаясь найти опору и смыслжизни в любовных отношениях. Это своеобразная попытка сакрализации такихотношений с целью придать жизни смысл. В целом это не оригинально хемингуэевскаятема, она встречается и в литературе XIX– го века,а следовательно имеет свою предысторию. Любящие всегда отчуждены от остальногомира, они не соотносят свое поведение с установленной системой общественныхобязательств. Здесь совершается служение культу – тайному культу, к которомупричастны только посвященные в таинство.

Исходяиз этого, следует рассматривать и последующее дезертирство лейтенанта ФредерикаГенри. Да, он нарушает присягу, но его воинский долг изображается в книге какдолг перед подчиненными.

Хемингуэй.Э. Собрание сочинений М.: «Литература» СПб «Кристал» » 2001  стр.542.

Нони сам Фредерик, ни его подчиненные так и не осознали собственного долга поотношению к войне вообще, не увидели в ней смысла. Их сплачивает лишь чувстволоктя и подлинное взаимоуважение. Поэтому, оставшись один, главный геройутрачивает понятие о воинском долге. И с этого момента его подлинным долгомстановится верность Кэтрин.

Апока Хемингуэй аккуратно нагнетает предчувствие будущей трагедии, предчувствиеобреченности. Неслучайно, когда Генри приходит в себя после успешно проведеннойоперации, и все, казалось бы, хорошо складывается, между ним и медсестройФергюссон, подругой Кэтрин,  происходитследующий разговор:

«- Придете к нам на свадьбу, Ферджи? – спросил я ее как-то.

— Вы никогда не женитесь.

— Женимся.

— Нет, не женитесь.

— Почему?

— Поссоритесь до свадьбы.

— Мы никогда не ссоримся.

— Еще успеете.

— Мы никогда не будем ссориться.

— Значит, умрете. Поссоритесь или умрете. Так всегда бывает. И никто не женится».

Ожиданиехудшего и пессимизм молодой медсестры можно объяснить тем, что ее лишиланадежды война, разметавшая  по свету еебратьев. Во всяком случае, в благополучный исход она не верит и, как,подтвердится в последующих главах, предвидит печальный исход романа Фредерика иКэтрин. 

Героипытаются подыскать способ, чтобы обезопасить себя от подозрительного будущего.Но в большей степени Фредерик ощущает необходимость предпринять какое-тодействие, чтобы подстраховаться:

«-Нельзя ли нам пожениться как-нибудь тайно? Вдруг со мной что-нибудь случитсяили у тебя будет ребенок.

Хемингуэй.Э. Собрание сочинений М.: «Литература» СПб «Кристал» » 2001  стр.543.

— Брак существует только церковный или гражданский. А тайно мы и так женаты.Видишь ли, милый, это было бы для меня важно, если бы я была религиозна. Но яне религиозна.

— Ты дала мне святого Антония.

— Это просто на счастье. Мне тоже его дали.

— Значит тебя ничего не тревожит?

— Только мысль о том, что нас могут разлучить. Ты моя религия. Ты для меня все насвете».

 О Кэтрин мы почти ничего не знаем, ну илитолько то, что она шотландка, и что у нее был жених, который погиб, и на памятьо нем у нее осталась только красивая трость. В разговоре она открытопризнается, что не религиозна. Нам трудно судить об уровне ее интеллекта,образовании.  Поэтому нельзя считать, чторелигиозность  в высоком смысле этогослово недоступна ей с силу ее простоты, Кэтрин ведь и не набожна. Имедальон  с изображением святого, онадала Фредерику, не мудрствуя лукаво, а просто на счастье, совсем по-детски.Она, пожалуй, неосознанная язычница, воплощение вечной женственности,золотоволосая прекрасная Елена XX-го века,из-за которой уже не ведутся войны, которая сама терпит тяготы войн и готоважертвовать собой ради мужчины.

«…Понимаешь,милый, я счастлива и нам хорошо вдвоем. Я очень давно уже не была счастлива, и,может быть, когда мы с тобой встретились, я была почти сумасшедшая. Может быть,совсем сумасшедшая. Но теперь мы счастливы и мы любим друг друга. Ну, давай будемпросто счастливы. Ведь ты счастлив, правда? Может, тебе не нравится во мнечто-нибудь? Ну, что мне сделать, чтобы тебе было приятно? Хочешь, я распущуволосы? Хочешь?»

Приэтом интуиция все же подсказывает ей, что в этом мире за все надо платить. Ичем больше счастье, которое ты испытываешь, тем значительней будет цена. Ноживет она сегодняшним днем, минутой, и хотя и делится с Фредериком мыслями, что с ними «случится все самое ужасное»,но просит его не «тревожиться об этом».

Хемингуэй.Э. Собрание сочинений М.: «Литература» СПб «Кристал» 2001  стр.548.

Хемингуэй. Э. Собрание сочинений М.: «Литература»СПб «Кристал» 2001  стр.549.

Большевсего она боится разлуки. И диапазон причин, по которым эта разлука можетпроизойти, очень велик. Начиная, с того, что разлучницей может стать другаяженщина, какая-нибудь «красивая итальянка», и, заканчивая   тем, что разлучницей может стать смерть,которая тут как тут в богооставленном мире, в мире из одного Естества.

Хемингуэй  вновь и вновь создает особое настроение,меняет атмосферу, в которой существуют Фредерик и Кэтрин. На сей раз, ониспользует  обыкновенное явление природы:дождь. Но простой дождь вырастает до размеров символа. Символа вселенскойнепогоды, из-за которой человеку так неуютно,  холодно  и промозгло. Из-закоторой  на дорогах образуется слякоть,по которой неприятно пройти священнику во второй главе  книги, потому чтоее вид напоминает о той самой глине из которой вышел человек и куда уйдет.

«Мытихо разговаривали, сидя на балконе. Луне пора было взойти, но над городом былтуман, и она не взошла, и спустя немного времени начало моросить, и мы вошли вкомнату. Туман перешел в дождь, и спустя немного дождь полил очень сильно, и мыслышали, как он барабанит по крыше. Я встал и подошел к двери, чтобы посмотреть,не заливает ли в комнату, но оказалось, что нет, и я оставил дверь открытой».

Бедаеще не проникла в уютный мирок двух влюбленных, но она уже за окном, и  все решительнее о себе заявляет. Кэтрин, каксущество более чувствительное и впечатлительное через некоторое времяраспознает скрытый смысл ночного ненастья. В ее сознании образ дождя связан с самыми печальными предчувствиями:

«…-А ты меня никогда не разлюбишь?

— Нет.

— И это ничего, что дождь?

— Ничего.

— Как хорошо. А то я боюсь дождя.

— Почему?

Меняклонило ко сну. За окном упорно лил дождь.

— Не знаю, милый. Я всегда боялась дождя».

Хемингуэй. Э. Собрание сочинений М.: «Литература»СПб «Кристал» 2001 стр.556.

Фредерик пытается добиться от Кэтрин объяснений еестранного страха, она какое-то время медлит с ответом, но потом признается:

«- Ну, хорошо. Я боюсь дождя, потому что иногда мне кажется, что я умру в дождь.

— Что ты!

— А иногда мне кажется, что ты умрешь.

— Вот это больше похоже на правду.

— Вовсе нет, милый. Потому что я могу тебя уберечь. Я знаю, что могу. Но себеничем не поможешь».

Фредериквоспринимает ее откровения как «сумасшедшие шотландские бредни». Но ее мысль отом, что себе ничем не поможешь, впоследствии окажется пророческой. На этомсцена не заканчивается, и Кэтрин продолжает изливать душу. Девушка мучительнохочет, «чтобы можно было не бояться». Фредерику как будто удается ее утешить. Итут Хемингуэй, пользуясь минимум выразительных средств (в данном случае простымсоюзом «но»), настаивает на том, что умиротворение и покой двух влюбленныхнедолговечны:

«Онаплакала. Я стал утешать ее, и она перестала плакать. Но дождь все шел».

Тоесть, не устранена главная причина, по которой с ними может произойти что-топлохое, -  «вселенская непогода», котораяв образе обыкновенного дождя заявляет, что всегда была, есть, будет, и от неезависят человеческие судьбы.

Мимоходомупоминается, что Фредерик получает «скучное письмо от священника». Хемингуэйнеслучайно определяет это письмо как «скучное», потому что на тот моментперсонажи разделены: Генри в тылу, священник на передовой. Фредерику  пока не до праздныхразговоров, жизнь стала, на сколько это возможно для него, гармоничной,наполненной любовью к земной женщине. Священнику чужды его чувства, потому чтоподобной любви он никогда не испытывал.

Хемингуэй. Э. Собрание сочинений М.: «Литература»СПб «Кристалл» 2001  стр.557.

Хемингуэй. Э. Собрание сочинений М.: «Литература»СПб «Кристалл» 2001  стр.558.

            Но обоим молодым людям именно их персональные чувствакажутся священными.

И теперь Хемингуэй выбирает хирурга Ринальди, чтобыпротивопоставить им его во многом совершенно оправданный материализм инигилизм.  Ринальди сразу чувствует, чтоФредерик изменился, когда тот, излечившись, возвращается в часть:

«… — Всю свою жизнь я натыкаюсь на священныечувства. За вами я таких до сих пор не знал. Но, конечно, и у вас они должныбыть. – Он смотрел в пол.

— А разве у вас нет?

— Нет.

— Никаких?

— Никаких.

— Вы позволили бы мне говорить что угодно  о вашей матери, о вашейсестре?

— И даже о вашей сестре, — живо сказал Ринальди.

Мыоба засмеялись.

— Каков сверхчеловек! – сказал я».

Этотдиалог – зеркальное отображение того, который состоялся между Генри и полковымсвященником. Только в роли личности, которой доступны эмоции высшего порядка,  более духовной, теперь  выступает Фредерик. Ринальди ближе к земле, кматерии. Он говорит о том, что знает только три вещи, от которых ему «хорошо»:алкоголь, физическую любовь и свою работу.

 Воодушевленной своими новыми открытиями вобласти эмоций, Фредерик убеждает товарища, что тот узнает и другое, отчего«хорошо» на душе, но Ринальди отрицает такую возможность.

«…Мыникогда ничего не узнаем.  Мы родимся совсем тем, что у нас есть, и больше ничему не научаемся. Мы никогда не узнаемничего нового. Мы начинаем путь уже законченными.»

Хемингуэй. Э. Собрание сочинений М.: «Литература»СПб «Кристалл» 2001  стр.589.

Хемингуэй. Э. Собрание сочинений М.: «Литература»СПб «Кристалл» 2001  стр.590.

Неприглядныйнатурализм, с которым сталкивается  изодня в день военный врач, не оставляет сомнений в том, что индивидуум обречен.

Заужином Пьяный Ринальди выбирает священника мишенью для своих богохульныхострот:

«- Уж этот апостол Павел, — сказал Ринальди. – Сам был кобель и бабник, а как нестало силы, так объявил, что это грешно. Сам уже не мог ничего, так взялсяпоучать тех, кто еще в силе. Разве не так, Федерико?

Майорулыбнулся. Мы в это время ели жаркое.

— Я никогда не критикую святых после захода солнца, — сказал я. Священник поднялглаза от тарелки и улыбнулся мне».

Фредерикв эти минуты чувствует себя счастливым. С одной стороны, он в привычнойобстановке, в кругу приятелей,  онназывает их «братьями по оружию». Он все снисходительно принимает, потому чтотеперь кое-что имеет за душой, свой секрет, свою любовь. Как и священнику, емутеперь есть куда возвращаться. Того ждет обретение потерянного рая в Абруццах,а Фредерика мирная жизнь вместе с Кэтрин.

Темвременем пьяные бредни Ринальди переходят в настоящую истерику:

«…- Так нельзя. Говорят вам: так нельзя. Мрак и пустота, и больше ничего нет.Больше ничего нет, слышите? Ни черта. Я знаю это, когда не работаю.

Священникпокачал головой. Вестовой убрал жаркое.

— Почему вы едите мясо? – обернулся Ринальди к священнику. – Разве вы не знаете,что сегодня пятница?

— Сегодня четверг, — сказал священник.

— Враки. Сегодня пятница. Вы едите тело Спасителя. Это божье мясо. Я знаю. Этодохлая австриячина. Вот что вы едите».

Хемингуэй. Э. Собрание сочинений М.: «Литература»СПб «Кристалл» 2001  стр.592.

Хемингуэй. Э. Собрание сочинений М.: «Литература»СПб «Кристалл» 2001  стр.593.

Разбитнойхохмач Ринальди принадлежит к числу персонажей, которые пользуются «уважением»автора книги. Хемингуэй им доверяет, вкладывая в их уста свои самые сокровенныемысли. Так  хирург итальянец не думает осмысле жизни, когда поглощен работой, но трудиться без отдыха ни один человекне в состоянии. А как только пауза возникает, непреодолимое отчаяние по поводуслучайности  и конечности бытия, снованаваливается на него.

ИХемингуэй видел в работе основную опору, гарант хотя бы эпизодическогодушевного спокойствия. А если ее не было, «…почва уходила из-под ног, и передним  приоткрывалась черная бездна nada– ничто. В молчаливом грохоте его одиноких душевныхперепадов все отчетливей слышалась тоска по работе, настоящей, большой работе».

Незнающий сна мужчина – человек, преследуемый смертью, бессмысленностьюмироздания, ничто, преследуемый nada, — один изсквозных символов хемингуэевского творчества. И в этом смысле Хемингуэй –религиозный писатель. Отчаяние  не толькоиз-за неустроенности и бедствий, но и, несмотря на богатство, уйму денег, всеблага мир сего. Отчаяние, утверждающее бодрствование по ту сторону бессонницы,- это отчаяние, переживаемое человеком, который жаждет ощущения порядка инадежности, обретаемого в той или иной степени в религиозной вере, но ненаходящего оснований для своей веры.

Ринальдитоже обуревает тоска по смыслу мироздания. И он тоже не знающий сна человек, погруженный в раздумья о ничто, о хаосе,мире из одного Естества. В основном это Естество проявляет себя по отношению кчеловеку жестоко. И болезни – одно из проявлений этой жестокости. Болезньнастигает Ринальди:

«  — Ну вас к черту! – сказал Ринальди. – Онистараются от меня избавиться. Каждый вечер они стараются от меня избавиться. Яотбиваюсь, как могу. Что же такого, если у меня это? Это у всех. Это у всегомира».

ЗлобинГ. Сб. По ту сторону мечты. Три дня и вся жизнь. М.: «Художественнаялитература» 1985, стр. 62.

Хемингуэй. Э. Собрание сочинений М.: «Литература»СПб «Кристалл» 2001  стр.594.

  Предположительно у него сифилис. Венерическаяболезнь, болезнь любви. В случае с Ринальди, полученная в результате моральногохаоса, царящего на войне. Но заболеть ей может любой, кто играет по правиламжизни. Исключение составляет только тот, кто не участвует, например, полковойсвященник

«Язнаю кое-что получше. Добрый, славный священник, — у вас никогда не будетэтого. А у бэби будет. Это авария на производстве. Это просто авария напроизводстве».

            В сознании Ринальди бытие-это ужедаже не драма тщетных ожиданий и стоической выдержки, жестокая и бессмысленная,а нелепый конвейер, угловатый механизм, штампующий и отбраковывающийчеловеческие жизни. Уделом попавшегося остается только терпение.

            Фредерик и священник остаютсянаедине и продолжают свой диалог, начавшийся еще в начале книги. Терпение, какоснова духовной зрелости оказывается в центре внимания их беседы. И теперь ужеФредерик оказывается мудрее, привязывая это понятие к повседневности, к войне и  даже к истории религии.

            « — Значит, вы думаете, так оно ибудет продолжаться? Ничего не произойдет?

            — Не знаю. Но думаю, что австрийцыне перестанут воевать, раз они одержали победу. Христианами нас делаетпоражение.

            — Но ведь австрийцы и так христиане– за исключением босняков.

            — Я не о христианской религииговорю. Я говорю о христианском духе.

            Он промолчал.

            — Мы все притихли, потому чтопотерпели поражение. Кто знает, каким был бы Христос, если бы Петр спас его вГефсиманском саду.

            — Все таким же.

            — Не уверен, — сказал я».

Хемингуэй. Э. Собрание сочинений М.: «Литература»СПб «Кристалл» 2001  стр.594.

Хемингуэй. Э. Собрание сочинений М.: «Литература»СПб «Кристалл» 2001  стр.596.

            Почему-то Хемингуэй долгое времясчитался антиинтеллектуальным писателем, чьи герои бегут от мысли. На самомделе, это совсем не так.

            «Истина состоит в том, что Хемингуэявсегда глубоко интересовали идеи, даже если критики считали само собойразумеющимся, что его занимают чисто нутряные явления, и в течение многих летего книги оказывали большее влияние на сознание молодых американцев, чемсочинения любого философа-профессионала».

Хемингуэйсчитал, и в романе «Прощай, оружие!» это четко просматривается, чточеловеческое общество в целом, сам смысл человеческого существования пришли кзакату, что настал закат западноевропейской цивилизации. По духу ему близокстоик индивидуалист ницшеанского плана, свободный от всех иллюзий, лжи истадной демагогии. Личность, порвавшая с обществом, но не демонстративно, безвызова, а просто удалившаяся, чтобы создать свое пространство и находить в себедостаточно сил, чтобы жить дальше.  ИВариаций на эту тему будет предостаточно в рок поэзии XX-го века.

            ВниманиеХемингуэя всегда напряжено и полно драматической силы. Интерес писателяпривлекают вечные темы: любовь, смерть, мужество, честь, моральнаяответственность. Человек связан с другими людьми, прежде всего, нравственно. Ондолжен нести ответственность перед самим собой, должен познавать самого себя.        

            Да, Хемингуэй не выходит из кругадвух-трех ключевых идей, но он великолепно обходится ими. Идеи, которые всюжизнь вынашивает художник, исполнены величия, потому что проверяются чувствами.Чувственный порыв упорядочивается и перерождается в идею. Внутренний стерженьличности составляет главную идею его творчества.

            Испытание идеи внутреннего стержняличности производится на тщательно отобранном материале, в рамках которогопредставлено противоборство различных точек зрения.  Но все-таки в основе своей Хемингуэй  – лирический, а не драматический художник,потому что его талан  с наибольшей силойпроявляется при  воспроизведении личногоотношения к миру.

M. Kouli Hemingway Ernest. Criticalreception. 1977, p. 255.

            Да, внутренний стержень,самодисциплина и профессиональная выучка не могут до конца подчинить себереальность, но верность им составляет неотъемлемую часть поражения с честью.Эта верность и позволяет сохранить свою малую территорию «чистой» и «светлой»,дает возможность сберечь или обрести свое достоинство в критические моменты жизни,  предавая значение и смысл путаницечеловеческого существования.

Втретьей книге все отчетливее становится противопоставление тех, кто не отдаетсебе отчета в происходящем вокруг, теряет голову от высокопарных лозунгов и необладает внутренней дисциплиной, персонажам, которые заслуживают уважениеавтора. Первые – ведомые марионетки, живущие в плену жизненной суматохи,подверженные иллюзии вещей, другие, например, Фредерик, стремятся ксамопознанию.

Миртолкает человека к личной самодисциплине, к способности выстоять.  Именно в третьей книге Фредерику предстоитотторгнуть себя от толпы, от хаоса мироздания.

Война,как явление ненормальное, заполняет страницы собой.

Вот-вотпроизойдет наступление австрийцев, и где-то в горах есть места дляоборонительных позиций, «но ничего не предпринято, чтоб подготовить их», потомучто речь уже не идет ни о стратегии, ни о патриотизме, все пущено на самотек.

Фредерик,как никто, сознает это:

«Когдабы милая моя с попутной тучей принеслась. Принеси ко мне Кэтрин ветер. Что ж,вот мы и попались.  Все на светепопались, и дождику не потушить огня».

Фронтпрорван, в эпицентре суматоха отступления. Главный герой и его «братья пооружию» пытаются спастись. Некоторые, поддавшись панике, не выдерживают,бросают товарищей по несчастью и з