Реферат: Стихи о Прекрасной Даме
«Стихи о Прекрасной Даме » — поэтический дневник Блока. Из стихотворений , написанных в 1901 году и в 1902 году, онотобрал около половины, распределил в строго хронологическом порядке иразделил на шесть отделов ( | С.- Петербург. Весна 1901 года;|| Шахмотово. Лето и осень 1901 года ;||| C. Петербург. Осень и зима 1901 года и т. д. ). Поэт признавался, что «технически книга очень слаба », и называл её « бедное дитя моей юности ». Ноон любил свои несовершенные стихи и в последние годы к ним возвращался: переделывал, исправлял,печатал в журналах, составлял новые сборники, из которых один « За граньюпрошлых дней » вышел в свет за год до его смерти ( 1920 году). По свидетельствуВл. Пяста, умирающий Блок сказал матери: « Знаешьчто? Я написал один первый том. Остальные всё – пустяки ».
Этот цикл вдохновлёнЛюбовью Дмитриевной Менделеевой ( 1881-1939), дочерью знаменитого русского учёного ДмитрияИвановича Менделеева.Стихи 1901-1902 годов, составившие ядро первой книгилирики Блока, написаны в пору самой горячей и нежной влюблённости поэта («…когда я носил в себе великое пламя любви », — написал Блок в дневнике 1919года ). Эта книга – истинное начало,исток всего творчества Блока. На такомпонимании значения своей первой книги настаивал Блок всегда, до конца жизни.
« Стихи о Прекрасной Даме » — ранняя утренняя заря, — писал Блок в марте 1908 года, - тесны и туманы, с которыми борется душа, чтобы получить право на жизнь.Одиночество, мгла, тишина — закрытая книга бытия, которая пленяетнедоступностью…Там всё будущие- за семью печатями. В утренней мгле сквозит ужечародейный, Единый Лик, который посещал в видениях над полями и городами, который посетил меня наисходе жизни…».
В 1911 году, готовя к изданию первую книгу «Собрания стихотворений », Блок объяснил, комментируя « Стихи о Прекрасной Даме »: « Эта книга, в противоположностидвум следующим, написана в одиночестве; здесь деревенское преобладает надгородским; всё внимание направлено на знаки, которые природа щедро даваласлушавшим её с верой; такая « однострунность » души позволила мне расположитьвсе стихотворения первой книги в строго хронологическом порядке; здесь главы определяютсягодами, в следующим книгах – понятиями; но эти числа и снова для меня одинаково живые и законченные обзацы. Четвёртая глава (1901 год) (в издании, о котором идёт речь, все стихи чёткоделились по годам :1898 ,1899 и т. д. — В.Ф.) имеет первенствующее значения какдля первой книги, так и для всей трилогии…она же есть тот «магический кристалл», сквозь который я различил впервые, хотя и « неясно » всю « даль свободнуюромана… ».
Впервыецикл стихов о Прекрасной Даме был опубликован в « Северных цветах » за 1903 год, то есть в год женидьбы Блока на Л.Д. Менделеевой. Обращаясь к редактору журнала В. Брюсову, Блок замечал: «Посылаю Вам стихи о Прекрасной Даме. Заглавие ко всему отделу моих стихов в «Северных цветах » я бы хотел поместить такое: « О вечно-женственном ». Всущности это и есть тема всех стихов…».
Вконце декабря 1904 года Блок пишет огорчённое письмо отцу, который резко отозвался об этой первой книге поэта: «Мне странно, что Вы находите мои стихи непонятными и даже обвиняете меня врекламе и эротизме…В непонятности меня, конечно, обвиняют почти все но на днях мне было очень отраднослышать, что вся почти книга понятна, до тон- кости часто, а иногда и до слёз,- совсем простыми, « неинтеллигент- ными » людьми.Не выхваляя ни своих форм и ничего вообще от меня исходящего, я могу суверенностью сказать, что плохо ли , хорошо ли ,- написал стихи о вечном и вполне несомненном, что рано илипоздно должно быть воспринято всеми ( не стихи, а эта вечная сущность )».
В принципиальном,длившемся не один год споре с Андреем Белым, отстаивая свою художественнуюиндивидуальность и цельность всего творчества, Блок писал своему быв- шему другу в августе 1907 года: « Считаю, что стою натвёрдом пути и что всё написанное мною служит органическим продолжением первого- « Стихов о Прекрасной Даме ».И вновь ему же, в октябре 1910 года: « Ведьвся история моего внутреннего развития « напророчена » в «Стихах о Прекрасной Даме ».
В своих « Записных книжках », в записиот 26 марта 1910 года Блок особенно подчеркивает важность этого цикла и со стороны идейно — этической: «Стихи о Прекрасной Даме » — уже этика, уже общественность » ( Александр Блок). Записные книжки. М .1965. В записи от 28 июня 1916 года появляются такиестроки: « Лучшими остаются « Стихи о Прекрасной Даме ». Время не должнотронуть их, как бы я ни был слаб, как художник ». Время и не « тронуло их » — вистории мировой поэзии цикл стихов Блока « О Прекрасной Даме » находится в ряду бессмертных лирических созданийПетрарки, Данте, Шекспира.
М.А. Бекетова сообщает,что в последние годы своей жизни Блок собирался издать
книгу « Стихов о Прекрасной Даме » по образцу дантовской VitaNuova.Каждому стихотворению должны были предшествовать комментарии в таком роде: «Сегодня я встретил свою донну и написал такое — то стихотворение ». Слёзытакого замысла мы находим в наброске предисловия к предлагавшемуся новомуизданию первой книги в 1918 году. Поэт пишет, что, перерабатывая снова и сновасвои юношеские стихи, он заблудился в лесу собственного прошло и вот емупришло в голову воспользоваться приёмом Данте, который тот избрал, когдаписал « Новую жизнь ». Набросок заканчивается торжественными словам: «Спрашивая помощи и тихих советов у Той, о Которой написана книга, я хочучтобы мне удалось дописать её таким простыми словами, которые помогли быпонять её единственно нужное содержание другим. 1918. День Успения Божией Матери ». И в том же августе 1918 года в «Дневнике » Блок начинает свои « дантовские »комментарии.Они состоят из биографических заметок ( с весны 1897 года до зимы1901 года ) и примечаний к 39 стихотворениям 1901 года. Замысел подробногомистического истолкования оказался слишком сложным, и автор больше к нему невозвращался. Всё же в этой весьма запутанной эзотерикеесть драгоценные признания и мистические взлёты, позволяющие нам проникнуть втайну жизнь поэта.
Вранних стихотворениях Блока были нередки такие слова:
« Кто-тоходит…кто-то плачет…», « Кто-то зовёт… кто-то бежит…», « Кто-то крикнул… кто-тобьётся…».
Кто-то, а кто, неизвестно. Будто приснилосьво сне. Вместо точных подлежащих — туманные.
А если и сказано кто, то невнятно: « Белый смотритв морозную даль…».
А иногдаещё безличнее:
Прискакала дикой степью
На вспененном скакуне.
Прискакала, а кто, неизвестно. Подлежащего не было. Не то чтоб оно было спрятано, а егоне было совсем.Поэт мыслит одними сказуемыми, которые и стояли в началестиха. У него получалось такое:
Блеснуло в глазах. Метнулось в мечте.
Прильнулок дрожащему сердцу.
Ачто блеснуло, метнулось, прильнуло, это оставалось несказанным. Такиебесподлежащные, бессубъектные строки отлично затуманивали речь.
Подлежащее былопредоставлено нашему творчеству.Мы, читатели, должны были воссоздать егосами. Это придавало повествованию дремотную смутность, в чём и заключаласьтогда неосознанная задача поэтики Блока: затуманить стихотворную речь.
Только таким сбивчивым ирасплывчатым язычком он мог повествовать о той тайне, которая долгие годы былаего единственной темой. Этот язык был как бы создан для тайн. Недаром самоеслово таинственный играет такую огромную роль в ранних стихотворениях Блока. Онприлагает это слово ко многим предметам и окрашивал им свои ранние стихи.Таинственный сумрак, таинственный мол, таинственное дело, таинственныесоцветия -всюду были у него тайны и таинства.
И тайной тайн была длянего та Таинственная, которой он посвятил свою первую книгу и которую величалв этой книге Вечной Весной, Вечной Надеждой, Вечной Женой, Вечно Юной,Недостижимой, Непостижимой, Несравненной, Владычицей, Царевной,Хранительницей, Закатной Таинственной, Девой. Таинственность была её главноесвойство. Мы не знали, кто она, г де она, какая она, знали только, что онатаинственна. Лишите её этой таинственности, и она перестанет быть.
Её образ вечно зыблется,клубится, двоится, на каждой странице иной: не то она звезда, не то женщина, не то икона, не то скала, озарённая солнцем. Только та уклончивая,сбивчивая, невнятная, дремотная речь, которую Блок овладел с таким непревосходимым искусством на двадцатом или двадцать первомгоду своей жизни, могла быть применена к этой теме. Только из недр такогозыбкого, расплывчатого стиля мог возникнуть этот зыбкий, расплывчатый миф.Если бы Блоку не было дано говорить непонятно, его тема иссякла бы на первойже странице. Всякое отчётливое слово убило бы его Прекрасную Даму. Но он всегдаговорил о ней так, будто он уже за чертой человеческой речи, будто онпытается рассказать несказанное, будто все слова его — только намеки накакую-то неизреченную тайну.
Всёбыло хаотично в этих дремотных стихах, но с самого начала в них чётко и резковыделились два слова, два образа, повторявшиеся чуть не на каждой странице: свет и тьма ,-так что, в сущности, всю первую книгу Блока – « Стихи о Прекрасной Даме », можно было бы назвать «Книгой о Свете и Тьме ».
Первая жестрока в этой книге говорила о свете и тьме:
Пусть светит месяц – ночь темна.
Иесли перелистать её всю, в ней не найдёшь ни человеческих лиц, ни вещей, атолько светлые и тёмные пятна, бегущие по ней беспрестанно. Следить за этимисветлыми и тёмными пятнами было почти единственной заботой поэта. Замечательно, что себя самого он постоянно чувствовал во мраке:
Ступлю вперёд – навстречу мрак ,
Ступлю назад – спелая мгла.
И единственным огнём его ночи была та, когоон называл Лучезарная.
Всё, то есть в природеогневого и огненного, было связано для него с её образом, а всё, что не она, было тьма. Стоило ему упомянуть о ней, возникало видение огня: либосветильника, либо горящего куста, либо зари, либо маяка, либо пожара, либозвезды, либо пламени.
И к звукам онприслушивался только к таким, которые говорили о Ней; все другие звукиказались ему докучливым шумом, мешающим слушать Её :
Кругомо злате иль о хлебе
Народы шумные кричат.
Но что ему до шумныхнародов! К людям он относился в то время не то что враждебно, но холодно. Унего было стихотворение о том, что он еле следит за их суетными мирскими делами– « средь видений, сновидений, голосов миров иных ». Вся жизнь человечестваказалась ему « суетными мирскими делами », от которых чем дальше, тем лучше. «Я к людям не выйду навстречу », — говорил он в январе 1903 года. А когдаоднажды ему пришлось оторваться на миг от « видений, сновидений » и взглянутьна суетливые мирские дела, он увидел в них только бессмысленную боль, которуюи отразил в конце книги.
Святость его возлюбленнойбыла для него неприкасаемым догматом. Он так и назвал её святая.
« О, святая, как ласковы свечи », « В ризах целомудрия, о, святая, где ты? ».
Её образ часто являлся емув окружении церковных святынь и был связан с колокольным звоном, хорами, соборами.Замечательно, что никогда он не чувствовал её слишком близкой к себе, а,напротив, ему неизменно казалось, что она неблагосклонна и сурова, емучудилась в ней какая – то надменная строгость. Она была скорее зла, чем добра.Она забыла о нём, но он медлит, прислушивается, шепчет: приди. Этим придибыла охвачена вся его первая книга.
Ждать стало егомноголетней привычкой. Вся его книга была книгой ожиданий, призывов, гаданий, сомнений, томлений, предчувствий:
Не замечу ль побылинкам
Потаенного следа?
Только об этом он и пел –изо дня в день шесть лет: с 1898 – го по 1904 – й, и посвятил этой теме шестьсот восемьдесят семьстихотворений. Шестьсот восемьдесят семь стихотворений одной теме! Этого,кажется, не было в русской, ни в какой другой литературе. Такая однострунность души !
В этой изумительнойнепрерывности творчества было его великое счастье. Выпадали такие блаженные дни, когда он одно за другим писал по три, по четыре стихотворения подряд. Развозникнув, лирические волны, несущие его на себе, не отхлынывали, а увлекали всё дальше. Отсюда слитность всех его стихотворений, их живая, органическая цельность. Их нужно читать подряд, потому что одно переливается вдругое, одно как бы растёт из другого. Нет, в сущности, отдельных стихотворенийБлока, а есть одно сплошное, неделимое стихотворение всей жизни. Оно лилось,как река, начавшись тонкой, еле примерной струёй и с каждым годом разливаясьвсё шире. Именно как река, потому никому из поэтов не была в такой мереприсуща влажность и длительная текучесть стиха. Его стихи были влага. Он нестроил, не склевал их из твёрдых частиц, как например, Иван Бунин, но давалим волю струиться. И долго казалось, что этот поток сильнее его самого, чтодаже если бы он хотел, он мог бы ни остановить, ни направить его.
Все шесть лет – об одном.Ни разу за это время у него не нашлось ни единого слова – иного. Вокруг былиулицы, женщины, рестораны, газеты, но ни к чему он не привязался, а так ипрошёл серафимом мимо всей нашей человеческой сутолоки, без конца повторяяосанку. Ни слова не сказал он о нас, ни разу даже не посмотрел в нашу сторону, а туда – в голубое и розовое.
Если вчитаться в егопервую книгу внимательно, видишь, что это подлинная повесть о том, как одинподросток столь восторженно влюбился в соседку, что создал из неё ЛучезарнуюДеву и весь окружающий её деревенский пейзаж преобразил в неземные селения. Этобыло то самое, что сделал Данте с дочерью соседа Партинари.
Когда читаешь в первойкниге Блока о красных лампадах в терему у царевны, о голубях, которыеслетаются к её узорчатой двери, о высоком горе, на которой стоит её терем, ит. д. и т. д., — за всеми этими торжественными образами угадываешь знакомоерусское: помещичью усадьбу на холме, голубятню, речку, церковку, молодойберезняк. Можно так расшифровать все самые выспренние образы стихов о «Прекрасной Даме », что получится бытовая ( и вполне реалистическая ) повесть.
Но если бы мы непременнозахотели причислить поэта к какой – нибудьпоэтической школе, нам пришлось бы, мне кажется, обратится в Германию, нацелое столетие вспять, к так называемым иенским романтикам. Во многом между ними и Блоком сходстворазительное: те же мысли, те же приёмы, те же образы.
Поэтика Блока есть поэтикатайны, но в чём же, как не в откровении тайн, видели сущность искусствамолодые романтики Иены? Блок отвергает земное во имя неземной длагодати, но разве не таково было отношение к земному у Вакенродера, Тика, Новалиса? Онвидит в поэзии откровение бесконечного в конечном, но разве не такого же былоотношение к поэзии у них ?
Он певец сновидений, норазве Новалис не был певцом сновидений? На первых жестраницах его « Офтердингена » такое количество снов, что книга похожа на сонник. Бесформенность и путанностьсонных видений была поэтическим каноном иенскихромантиков и, как видели, стала каноном Блока.
Даже тяготение к бледно –синему цвету, к лазури, которым отмечены первоначальные стихотворения Блока,даже оно отличало романтиков, ибо кто же знает, что именно романтики, каксказал Весёловский, « имели предилекцию » к этомуцвету: к голубым далям, голубому цветку, голубому томлению.
Словом, можно легкодоказать, что многими своими стихами Блок был продолжатель и как бы двойниктех немецких не слишком даровых писателей, которые в 1798 и 1799 годах жилина известковом берегу реки Заале. Можно проследить все их влияния, и написать весьманаукообразную книгу, в которой будет много эрудиции, но не будет одного –Блока.
Ибо Блок, как и всякийпоэт, есть явление единственное, с душой, не похожей ни чью, и если мы хотимпонять его душу, мы должны следить не за тем, чем он случайно похож на других, а лишь за тем, чем он ни на кого не похож.
Поэзия существует не длятого, чтобы мы изучали её или критиковали её, а для того, чтобы мы ею жили.
И какое мне дело, был лиБлок символист, акмеист или неоромантик, если я хочу, чтобы его стихиволновали меня, хочу позволить себе эту роскошь тревожится ими, а нерегистрировать их по заранее приготовленными рубрикам? Что прибавится к нашемузнанию о Блоке, если нам будет указанно, что с конца 1902 года на него, кромеСоловьёва, Полонского, Фета, стали влиять модернисты, что с тех пор он осозналсебя как привержена символической школы, что у него стали появляться стихи, внушённые Бальмонтом и Брюсовым?Разве мы не стремимся увидеть в нём именно то, чего никто, кроме него, не имеет, то редкостное и странное нечто, которое носит наивное имя: душа.
Знаю, что критик долженговорить либо о течениях, направлениях, школах, либо о композиции, фонетике, стилистике, но что же делать, если и в композиции, и в фонетике, и в стилистикеБлока – душа !
Странная вещь - душа: в ней, только в ней одной все формы,все стили, все музыки, и нет такой техники, которая могла бы подделать её,потому что литературная техника есть тоже – душа.
Знаю, что неуместноговорить о душе, пока существуют такие благополучные рубрики, как символизм,классицизм, романтизм, байронизм, неоромантизм и прочее, так как дляклассификации поэтов по выше — указанным рубрикам понятие о душе и о творческойличности не только излишне, но даже мешает, нарушая стройность этих критико – бюрократических схем. Эта душа ускользает от всехскопцов – классификаторов …Блок всегда ревниво оберегал свою душу от них.
Молчите, проклятые книги !
Я вас писал никогда! –
воскликнул он позднейших стихах, едва только ему представился тотвнушительный труд, который благополучнонапишет о его неблагополучно душе какой – нибудьучёный – историк:
Печальная доля – так сложно ,
Так трудно и празднично жить ,
И стать достоянием доцента ,
И критиков новых плодить.
Он заранее презирает того, кто превратит его трудную и праздничную жизнь в мёртвый учебник словесности :
Вот только замучит,проклятый ,
Ни в чём не повинных ребят
Годами рожденья и смерти
И ворохом скверных цитат.
Так защищал он свою душу от бездушных, которым ничего не стоит нагромоздить целую гору исследований о его стилистикии ритмике, о влиянии на него Фета, Жуковского, Лермонтова, александрийскихгностиков, московских мистиков, иенских романтиков –обо всём, о чём угодно, только не о той « трудной и праздничной жизни », безкоторой его книги были бы пылью и гнилью, а несущнымхлебом для всего поколения.
Прекрасноговорит об этом сам Блок в одной из своих давних статей о поэзии :
« Группировка поэтов по школам, по « мироотношению », по « способам восприятия » труд праздный инеблагоприятный…Лирика нельзя покрыть крышкой, нельзя разграфить страничку изанести имена лириков в разные графы. Лирик, того и гляди, перескочит черезнесколько и займёт то место, которое разграфивший бумажку критик тщательноохранял от его вторжения ».
Словесныйматериал « Стихов о Прекрасной Даме » — небогат. Молодой поэт не выходит изкруга образов и ритмов Фета, Полонского и Вл.Соловьёва. Его лирика природы продолжаеттрадицию платонизирующей поэзии, ищущей бесконечное вконечном и прозревающей за призрачной действительностью « очарованное там » (слова Жуковского ). Этот дуализмвыражает во всех особенностях поэтической формы: разделение строф на двеполовины, параллелизм образов, перекличка созвучий, антитезы словосочетаний.Поэт резко отделяет « грубую кору вещества » от таящегося под ней « сиянья Божества » (выражение Вл. Соловьёва ), противопоставляя их друг другу, как свет и тьму, тепло и холод,тишину и бурю. Его любимые слова: ночь, тени, тьма, мороз. Печальная землятонет в тумане и мгле, по тёмному небу идут тучи; холодный ветер гонит облака.Эти слова – символы повторяются с унылым одноообразием.По настоящим лейтмотивом в музыкетуманов и снегов являются два слова: « сумерки » и « тени »: первоевстречается тридцать один раз, второе – двадцать три раза; и их упорноеповторение приобретает гипнотическую силу: действительность развоплощяется, краски потухают, предметы превращаются втени; свет и тьма сливаются в сумерки. Так истончается « кора вещества »,чтобы из – под неё могли брызнуть лучи потустароннегосвета.
По контрасту c кажущейся реальностью реальностьподлинная – мистическая – наделяется всеми эпитетами света. Когда появляетсяОна – потоки света заливают небо; пламенный рассвет сыплет на землю розы;всходит ясный день; в синеве разгорается утро; над лесом алеет заря; « весь горизонт в огне и ясен нестерпимо »;вместо зимней ночи – сияние весны, вместо зимней ночи – сияние весны, вместотуманной мглы – золото в лазури; вместо снежных вьюг – « звучная тишина ». Для« суетного мира » — три краски: черная, белая, серая: чернота ночи,белизна снега и серость сумерек; для мира « подлинного » — мистическиецвета: золото, синева, лазурь. Первые « знаки », прочитанные поэтом вприроде, — относятся к символике света: его борьбы с тьмой, его жизни в цветах, оттенках и полутенях. Взор Блока устремлен на небо – оттуда ждет он Еёпришествие; о Ней говорят ему зори, рассветы, закаты, звёзды и облака.Земля, на которой он стоит, ему почти не видна; когда Её нет – земля утопаетв сумерках, когда Она приближается – поля, лес и горы обволакиваются розовымтуманом. Напрасно стали бы мы искать в « Стихах о Прекрасной Даме » « картинприроды » или « художественных описаний ». Поэт не описывает, а только обводитконтуры бледной чертой, почти пунктиром. Но этот пейзаж, такой скудный, такскупо намеченный, — действует магически. Он тоже двоится, как и всё в этихстихах. Пустынные просторы Шахмотова противопоставлены людным улицам Петербурга.Но и там, и здесь – та же призрачность.
Вот окрестности Шахматова, местопервых « видений »: лес, влажные поля,блуждающие огни за рекой. « Там над горой Твоей зубчатый простирался лес».Дальше – горы, пустынный дол , влажныйзлак. « Шумит вода, чернеет лес, молчат поля ». « Кругом далекая равнина, да толпыобгорелых пней…». « В полях песчаные бугры », « камни над могилой », « огоньболотный », « запутанная трава », « холодный ветер бьётся в голых прутьях ».
Вот и все « картины природы ». Вот ивсе дары, которые нищая земля готовит Ей, своей Царице. Одно загадочноестихотворение 1901 года начинается строфой :
Пройдёт зима – увидишь ты
Мои равнины и болота
И скажешь: — « сколько красоты !
Какая мёртвая дремота! ».
И поэт отвечает ей: среди этих равнин иболот я ждал Тебя, « бесконечно долго ждал »
И этой мёртвой красоты
В душе остался след угрюмый.
«След угрюмый » остался на всю жизнь. И уже в «Нечаянной радости » и в « Снежноймаски » любовь « мёртвой красоте »разливается лирическим потоком.
« Живописно– красивый » романтической ландшафт был похоронен Блоком среди равнин и болот Шахматово.
Неменее призрачен и фантастичен его « городской пейзаж ». Петербург – бледноевидение, разноцветное марево; он соткан из туманов и огней и в каждоемгновение может разлететься дымом. « Сонные », « тусклые » улицы « жёлтые огни», берега Невы, отдалённый гул толпы и звон колоколов, — не реальный город, а только светящаяся и звучащая его аура:
Тусклых улиц очерк сонный.
Город, смутно озарённый ,
Смотритв розовую даль.
Или:
Скрипнула дверь. Задрожала рука.
Вышел я в улицы сонные.
Там, в поднебесье, идут облака ,
Через туман озарённые.
И сквозь туман –расплывающиеся световые пятна:
Фонарей убегающий ряд…
Мелькали жёлтые огни
И электрические свечи…
Но на равнинах Шахматовабыли только предчувствия и видения: в Петербурге происходили реальные встречи сбудущей невестой поэта. Он ждал её у дома на Гагаринскойнабережной и провожал по вечерним улицам. Среди призраков и теней этот дом –единственное живое существо в мёртвом городе. Все особенности его запечатлелисьв его памяти, как тайные знаки судьбы.
Там в сумерках белел дверной навес
Под вывеской « Цветы » прикреплен болтом,
Там гул шаговтерялся и исчез
На лестнице при свете лампы жёлтом.
И дальше отмечается: окно, занавешенное неподвижной шторой, карниз, словно наморщенный лоб, лестница надсумрачным двором, дверь, которая открывается, звеня стеклом.
Бесконечно важные для неговсе эти « реалистические » подробности, ибо они – часть Её земного воплощения.
Вцентре « Стихов о Прекрасной Даме » стоит образ таинственной Девы, нисходящейна землю и открывающейся вере и любвипровидца – поэта. В сознании этой мистерии Блок пользуется символическимиобразами и философской терминологией Вл. Соловьёва. Иногда он почти повторяетслова учителя. Например, мы читаем у Соловьёва:
И прежниймир в немеркнущем сияньи.
Встаёт опять пред чуткою душой ,
а уБлока:
Прошедшихдней немеркнущим сияньем ,
Душа, как прежде, вся озарена…
Но Соловьёв больше философ, чем поэт: его Подруга Вечная – скорее Премудрость, чем Любовь: стихи егоохлаждены теософским размышлением и неразрывно связаны со схемами философскойсистемой. Не то у Блока: он вносит в своё почитание Вечной Женственности –юношескую страстность, дерзновенность влюблённого. « Стихи о Прекрасной Даме »полны такого волнения, такого мучительного напряжения, что становится страшноза автора. Эта уже не любовь, а « священное исступление », почти хлыстовскоерадение. Все чувства расплавлены в одном желании: « жду тебя » , « предчувствую тебя», « приди! ». Призыв, приказ ,вопрошание, заклинание; трепет веры, восторг и отчаяние, молитва ворожба – всё слитноздесь. Через все стихотворения звучит это властное « жду »! « Жду ПрекрасногоАнгела », « Ждать иль нет внезапной встрече? » , « Я только жду условного веденья », « Там жду я Прекрасной Дамы в мерцаньи красном лампад ». Она – недостижимая, недоступная– зовёт из тумана, манит с другого берега, расплывается в лазури. А он боретсяс одиночеством и отчаянием, сражается с двойниками и заклинает, заклинает: Онадолжна прийти! Она уже приходит! Она здесь! « Я знаю, Ты здесь, Ты близко », « Ты сама придёшь в мою келью », « Знаю, вечером снова придёшь », « Ты ли, подруга желанная, восходишь ко мне на крыльцо? », « Придёт наверно она », «Я настигну тебя в терему ».Иногда – так редко! – она отвечает ему словамилюбви: « Я сошла – с тобой до утра буду», « Приходи, я тебя успокою ». Но её ли это голос? Не эхо ли это егоисступлённых призывов ?
Из любовного волнениярождается та неповторимая лирическая мелодия, которую мы связывали с именемБлока: напев широкий и тоскливый, «пронзительные звуки », прерывистое дыхание. Эмоциональная сила « Стихов оПрекрасной Даме » усилено их скрытой диалогической формы. Она всегда с ним; онвсегда обращён к Ней. В большей половине стихотворений звучит « Ты ». Вместоимении второго лица, написанном с большой буквы, — сочетаниеблагоговения ( на Ты мы говорим с Богом ) и любовной интимности ( Ты – друг,родная, возлюбленная). Обращение, непосредственное, личное, — постоянный поэтический приём Блока.Он не говорит, абеседует: задаёт вопросы, восклицает, ищет сочувствия, просит совета.
Парадоксальностьпостроения « Стихов о Прекрасной Даме » заключается в том, что в центре этого« романа в стихах » ( выражение Блока )стоит мистерия богоявления. Так же, как и Вл.Соловьёва, Блок верит, что история кончена, что наступает Царство Духа ипреображение мира. Он торжественно исповедует свою веру в стихотворении с эпиграфом изАпокалипсиса: « И дух и Невеста говорят: приди ».
Верю в Солнце Завета ,
Вижу зори вдали.
Жду вселенскогосвета
От весенней земли…
Заповеданных лилий
Прохожуя леса.
Полны ангельских крылий
Надо мной небеса…
Но Блок – максималист. Предчувствия русских<spa