Реферат: Образ человека в русской классической и современной риторике

Аннушкин В. И.

Определения природы человека, его происхождения, целей и смысла существования, описание принципов человеческого бытия обнаруживаются уже в ранних классических творениях русских ученых и философов, и если мы хотим сохранять культурную традицию, то необходимо проследить изменения оценок природы человека в разных философских и педагогических системах.

«Что есть человек, яко помниши и (т.е. как подумаешь о нем)?» – спрашивает Владимир Мономах в «Поучении чадам своим» и отвечает: – «Велий еси, Господи, и чудна дела твоя, никак же разум человеческ не может исповедати чудес Твоих… Иже кто не похвалит, не прославляет силы Твоея и Твоих великих чудес и доброт, устроенных на сем свете: како небо устроено, како ли солнце, како ли луна, како ли звезды, и тьма – свет, и земля на водах положена, Господи, Твоим промыслом. И сему чуду дивуемся, како от персти создав человека, како образы разноличные в человеческих лицах, аще и весь мир совокупить, не вси в один образ, но кыйже своим лиц образом…» [Древняя русская литература: 50].

Характерно, что Владимир Мономах вначале воздает хвалу Творцу, мирозданию, которое Он создал, лишь затем говорит о происхождении человека, после чего высказывается замечательная философско-риторическая мысль о том, что каждый человек есть личность, являющая свою сущность в индивидуальном «образе».

Слово образ – классическое понятие русской философии и риторики, выражающее индивидуальное отличие, духовный, душевный и телесный облик, вид, склад человека. Образ человека в риторике рассматривается как образ ритора, а поскольку основанием риторики являются этика, философия и образование, именно в общефилософской позиции, выраженной в конкретном тексте, необходимо искать объяснение взглядов на сущность человека в ту или иную эпоху.

Ранняя русская научно-педагогическая литература имеет множество гимнов человеческой природе – именно возвышающей стилистикой эти тексты отличаются от прохладно ученых определений человека, которые характерны для нового педагогического знания. Вдохновенные и выразительные слова ясно и определенно говорят о божественной природе человека. Вот «риторы-златоусты» Выговской литературной школы пишут тренировочные речи, среди которых обнаруживается и «Слово о человеке»:

«Человек есть вещь дивна, велия и прекрасна, дивно от предивнаго Бога осуществованная, о себе стоящая и себе пребывающая, от души невещественныя и от плоти вещественныя пречюдне сложенная (определение через происхождение и части человека – А.В.).

Человек — преизрядное владычне создание, яко всесвятыма и неописанныма рукама божиима сплесканное, тако всесвятым и животворящим дуновением его оживленное (происхождение – А.В.). Человек — предизбраннейшее живущее: елико добротою живота, силою двизания и благолепием чювствования изобилно украшенное, толико светлостию словесньства и ясностию разума пребогато сияющее (разум и словесная природа человека – А.В.). Человек — всепредобрейшее долговечное животное, разумное, разсуждательное и удивительное, всякаго научения и всякаго художества, всякия хитрости удобоприимательное, яко Бога, тако Божия создания, видимаго и невидимаго, познавательное; толиким богатьством разумения, смышления и мудрости преизобилно кипящее, сугубое предивное, видимое и невидимое, смертное и безсмертное, временное и вечное, выспреносная глава, горезрящее око, многобеседная уста, доброглаголивый язык, мудросокровищное сердце, быстролетающая мысль, пернатый помысл, крилатый небовосходный ум, всеизрядный Божии поклонник, вторый Господня славословия ангел и, что много глаголати, … царь создания, владыка твари, обладатель обладаемых, господь вещественнаго мира, всекрасный образ присносущнаго и непостижимаго бога, по писанию глаголющему: и сотвори Бог человека по образу Божию сотвори его» [цит. по: Аннушкин: 148]

Идеями божественной сущности и величия человека как существа, наделенного способностями мыслить и говорить, начинаются лучшие отечественные учебники, обучающие «словесным наукам». Исходя из нее предлагается строить и образ речи. Н.Ф.Кошанский, учитель Пушкина в Царскосельском лицее, вдохновляет учеников, приступающих к изучению риторики и словесности, следующим рассуждением: «Ничто так не отличает человека от прочих животных, как сила ума и дар слова. Сии две способности неразлучны; они образуются вместе, взаимно и общими силами ведут человека к совершенству, к великой, небом ему указанной цели» [Кошанский: 1]. Приводя пример на топос определение, Кошанский дает определение человеку: «Что есть человек?.. Человек есть животное, одаренное разумом, словом и бессмертною душою» [Кошанский: 21].

Информационная природа связывает деяния человека с языком, словом, речью. Эти термины оказываются в классической научной и духовной литературе синонимами, означающими язык, речь, слово как инструмент межчеловеческого общения. Но природа человеческого слова адресует его к Божественному Слову-Логосу как принципу совершенного мироустройства. Оценка же языка и словесных поступков человека будет антонимична, поскольку с первородным грехом в человеческую природу вошли антонимические божественное и дьявольское начала. В фольклоре эта антонимичность выражается в противоположных оценках языка (язык мой – враг мой; язык – стяг, дружины водит; язык и кормит, и спину порет и т.д.), а в духовной литературе с одной стороны, будет сиять совершенное Божественное Слово (именно оно для христианина является «речевым идеалом»), с другой стороны, языку и человеческому слову будет даваться оценка как «неудержимому злу, исполненному смертоносного яда» (Иак. 1, 26; 3, 5-10). Научная литература будет давать положительную оценку риторике как науке об эффективной и целесообразной речи, но в отдельные периоды своей истории риторика будет критиковаться, как продолжает ее критиковать современное вульгарное сознание – и в этом также проявлено антонимическое отношение человека к своему языку как инструменту общения.

Педагогика всегда требовала совершенствования человека. Устремление человека к Богу («будьте совершенны, как совершенен Отец Наш Небесный») требует совершенства словесного. Словом «уподобляется человек Богу, имеющему свое Слово. Слово человеческое подобно Слову Божию» [Св. Игнатий Брянчанинов: 7]. Конечно, святитель имеет в виду долженствование: подобие не означает равенство, но сходство и устремление к уподобляемому. Там, где слово человеческое не подобно Слову Божию, проявлена греховная человеческая природа, а грехи, как правило, будут словесно-речевые – от «языка» и «уст».

В ХХ столетии информационная структура общества поменялась значительно и это произошло вследствие появления новой речевой технологии, которая направляет содержание и формы речи. Тем не менее, развитие общества и сохранение культуры требует от пользователей памятования о предшествующих формах речевой культуры. Поэтому на новые роды и виды словесности СМИ распространяются правила, по которым строится бытовая разговорная или письменная речь. Может меняться стиль общения, но общество обязано сохранять те достижения, которые выработал образовательный и духовный опыт человечества.

Чтобы показать, в каком стиле мы жили хотя бы двадцать-тридцать лет тому назад, приведем определение человека недавнего времени: «Человек – общественное существо, представляющее собой высшую ступень развития живых организмов на Земле, способное производить орудия труда, использовать их в своем воздействии на окружающий мир и обладающее сложно организованным мозгом, сознанием и членораздельной речью.» [Популярная медицинская энциклопедия: 1178-1179] Характерно, что об информационной (речевой) природе человека сказано в последнюю очередь – не в этом ли причина стилистической стагнации советской идеологии, которая проиграла Западу прежде всего информационно-психологическое соревнование? Впрочем, пытаясь сегодня повторить западный опыт – как в информационных технологиях, так и в подражательном построении образования, не проявляем ли мы все ту же леность ума, которая профессионально называется риторической не-изобретательностью?

Если рассмотреть современного человека в сложной структуре современного информационного общества, то надо отметить прежде словесную нагруженность (или перегруженность), невозможность жить вне информации, которая предлагается современному человеку разными новоизобретеннными формами речи. Этот новый тип человека связан прежде всего с теми информационными технологиями, которые кардинально поменяли специфику общения и навязывают новый стиль речи и существования в целом.

В ХХ столетии новым родом словесности стали массовая информация и информатика, существенно изменившие образ человека, его нравственные и психологические ориентиры, поведение, вкусы, увлечения. Обратим внимание на то, что начиналось двадцатое столетие, скорее всего, с критики тех классических положений, которые приведены выше. Возобладавшая мода на материалистические учения создавала образ человека материально-экономического направления ума, поставившего целью реализовать тезис «все для человека, все для блага человека».

Если возможно говорить об информационной структуре общества начала ХХ столетия, то оно начинало тяготеть к митинговости, массовым формам общения, а в 20-30-е годы с появлением радио была реализована идея массовой информации. Появление так называемых тоталитарных государств надо прямо связать с появлением возможности одновременно воздействовать речью на огромные массы людей, обрабатывая их сознание одинаково-утилитарными идеями. При этом надо сказать, что коммунистическое государство, основавшее свою идеологию на христианских началах, в конце концов утверждало идеи всеобщего добра и справедливости (достаточно неискусно пропагандируя эти идеи с риторической точки зрения) – в отличие от фашистского государства, утверждавшего приоритет одной избранной нации над всеми и известного яркой ораторикой, приведшей на поверку к гибели сам гитлеровский режим. Последняя историческая драма несомненно имела риторические корни, поскольку связана с незнанием возможностей, которые несла за собой риторика государственно-массовой пропаганды.

Поражение Советского Союза в информационной войне (как и разочарование в образе советского человека) связано прежде всего с несовершенством и неудовлетворенностью содержания и стиля информационной жизни, которые перестали удовлетворять прежде всего самих советских людей. Ведь надо сказать, что перестройка не была навязана нам извне, а явилась следствием собственной покаянной природы русского человека, который (в отличие от американца или француза) готов «покаяться» и разочароваться в тех земных ценностях, относительно которых он так истово клялся на протяжении определенного периода, ибо он воистину ищет на земле «справедливости» (как полагал Достоевский) или града Божия (как писал Бердяев).

Эти стилистические поновления (согласно выведенного нами закона о шестидесятилетних циклах русской истории, связанных с риторическими поновлениями) продолжаются обычно установлением определенного нового стиля – и в этом новом стиле мы начинаем жить сегодня. Этот новый стиль связан как с отягощением современного человека многообразием новых видов речи (радио, телевидение, интернет, компьютерные технологии, мобильная связь и мн. др.), так и с изменением самого образа человека.

Итак, если ставить задачу анализа современного образа человека, то необходимо это понятие связать прежде всего с образом ритора, т.е. образом человека, пользующегося речью (словом) и утверждающего определенный стиль речи.

Термин образ ритора (оратора, говорящего) ввел в русскую науку В.В.Виноградов в работе 1930 года «О художественной прозе», лишний раз доказывая, что для честного ученого не существует феномена тоталитарный язык – он всегда находит с присущим ему вкусом нужное слово-термин для того, чтобы выразить национальную природу описываемого предмета. Анализируя историю русской риторики и поэтики, В.В.Виноградов проводит аналогию между образом оратора в публичной речи и образом автора в художественной литературе: «Проблема красноречия связывается с структурой образа оратора – автора как страстно чувствующего и благородно мыслящего „субъекта“ [Виноградов 1980: 103]. В.В.Виноградов отмечает, что построение образа оратора похоже на создание актером определенной „маски“, а подготовка речи и ее исполнение, несмотря на всю страстность и вдохновение, с которыми выступают иные ораторы, – процесс сознательный, требующий искусства Создания образа ритора.

Риторика накопила в вопросах воспитания и формирования ритора много полезных советов и рекомендаций. Прежде всего ритор должен показать себя человеком, достойным доверия и уважения аудитории (то, что раньше называли vir bonus — человек добродетельный). В риторике всегда обсуждался вопрос: каким человеком надо быть, чтобы уметь доказать что-либо? Иначе говоря, какими качествами должен обладать оратор, воздействующий на аудиторию не просто словом, но и всем своим обликом? Ведь о каждом говорящем можно сказать, что у него есть определенный характер, качества личности, нравственные достоинства или недостатки. Все эти требования объединялись понятием ораторские нравы, ибо само слово „нрав“ изначально понималось как характер, душевные качества, внутреннее свойство человека.

В каждую историческую эпоху ценятся разные качества людей в зависимости от идеологии этой эпохи, стиля жизни. Так, в античных риториках перечислялись следующие достоинства людей: справедливость, мужество, благоразумие, щедрость, великодушие, бескорыстие, кротость, рассудительность, мудрость [Аристотель: 18]. Эти достоинства определялись как части добродетели, а сама добродетель как свойство человека — »способность оказывать благодеяния,… которые полезны для других".

Зарождение христианства связано с новыми требованиями к человеку, предполагающими в нем смиренномудрие, кротость, скромность, терпение, трудолюбие, милосердие, послушание, внимание к бедам и переживаниям других людей, способность принять другого человека как самого себя, отчего всякий человек назывался «ближним».

Очевидно, что не только исторические эпохи, но и конкретные профессии требуют от людей конкретных свойств: от воина — мужества, силы духа, верности данному слову (присяге), способности переносить трудности; от ученого – последовательного и кропотливого труда, стремления к истине и постоянного накопления знания, сосредоточенности, усидчивости, аккуратности; от политика — честности и бескорыстия, служения общему, а не личному благу, политической воли и энергии.

Ораторские нравы определяются А.А.Волковым как «этические требования, предъявляемые обществом любому ритору независимо от его убеждений и дающие в этом качестве принципиальное право на речь» [Волков 2001: 74]. Русские классические риторики, как справедливо пишет А.А.Волков, не разрабатывали вопросов риторического этоса, поскольку русское общество придерживалось единых духовно-нравственных принципов. " В наше время вопросы риторического этоса занимают ведущее место в организации речевых отношений в обществе, поскольку этическая составляющая образа ритора оказывается определяющей" [Волков 2001: 74]. С этим нельзя не согласиться, потому что идеологические и нравственные устремления русского общества на протяжении ХХ века значительно менялись, т.е. менялся состав общих мест как единых нравственных, этических категорий, которыми руководствовались в своих взглядах и поведении люди. Современное общество массовой информации также подвержено неустойчивым переходам от одной идеологии к другой, поэтому необходимо говорить о важности духовной морали, объединяющей общество и живущих в нем людей едиными принципами морали, идеологии, культурных запретов.

А.А.Волков называет следующие качества ритора: честность, скромность, доброжелательность, предусмотрительность [Волков 2001: 75-76]. Очевидно, что это далеко не все характеристики, которыми можно было бы нарисовать образ идеального ритора. Попытки создавать такой портрет идеального ритора в перечне характеристик могут состоять в том, что «положительные» качества человека исчисляются сотней и более характеристик. Очень важно не только называние, но и реальные объяснения того, что стоит за словами, характеризующими речевое поведение. Для всякого конкретного речедеятеля очень важно определить собственные идеалы: с одной стороны, они должны вписываться в рамки общественно-национальной традиции, с другой стороны, каждый ритор несет в себе индивидуальное начало, связанное с творческой новизной собственного облика.

В понятие образ ритора войдет комплекс речевых средств, воплощенных в содержании, композиции, выборе слов, характере произношения (интонации, ритме и темпе, тембрах голоса) для устной речи и характере письма (например, почерка или шрифтов) для письменной или печатной речи. Установить, какой образ создает тот или иной речедеятель, трудно, поскольку воспринимающему речь подчас попросту не хватает искусства определить, какими приемами, методами, способами, «уловками» пользуется опытный оратор для того, чтобы достичь своей цели. Тем не менее, риторические правила диалога рекомендуют всякому слушателю или читателю распознавать за речью – «человека» («человек скрыт за его словами»). Иначе говоря, за конкретным образом ритора всегда кроется личность – та внутренняя основа, на которой зиждется речевое поведение.

Личность ритора «многообразна», то есть конкретных проявлений личности может быть множество в разных речевых поступках. Но к этой «многообразности» предъявляется требование целостности личности, которая остается единой во множестве проявлений. Общество (или конкретные слушатели) отрицательно оценивают человека или его личность в том случае, если его высказывания не соответствуют истине или сегодняшние высказывания противоречат предыдущим. Фольклорные правила оценивают такую противоречивость множеством афоризмов: «Начал за здравие, кончил за упокой», «Сегодня – одно, завтра – другое» и т.д.

«Образ оратора – не то же самое, что оратор, – пишет Ю.В.Рождественский, – а то, как оратор представляет себя аудитории. В отличие от актера, который представляет публике воображаемый персонаж, ориентированный на тип человека (страстный, несчастный, злой, добрый и т.д.) в определенных, также воображаемых положениях, оратор должен представлять себя „по правде“, т.е. исходя из реальных обстоятельств, а не воображаемых. Это первое условие понимаемости оратора как человека. Вторым условием является то, что оратор в любой своей речи должен быть самим собой, т.е. держаться в принципе одних и тех же взглядов» [Рождественский 1999: 134-135].

Итак, говорящему приходится именно представлять себя аудитории, создавая своего рода «маску» или образ. В этом создании заключено своего рода искусство, и важно, насколько такое создание образа оратора соотнесено с реальной этикой поведения, жизненной позицией говорящего.

Представление происходит в реальных обстоятельствах. Прежде всего, оратор должен добиваться доверия аудитории. А доверяем мы обычно людям надежным. Надежным является человек, однородный в своем нравственном выборе, внешнем облике и характере общения с аудиторией. Оратор ведет себя последовательно в разных обстоятельствах. Увидев оратора, аудитория ожидает уже от него определенных суждений, мыслей — и это гарантия надежности данного человека.

Другая опасность, подстерегающая оратора — актерство. Оратор – не актер, потому что оратор действует в реальных обстоятельствах, а актер — в воображаемых. Оратор не имеет права менять своих воззрений, он нравственно и идейно должен быть единообразен. Актер в каждой своей роли предстает в новом образе, он играет новых людей, которые сегодня мыслят и чувствуют как герои, а завтра — думают и действуют, как злодеи. Реальность ораторского противостояния требует от оратора выразительного действия.

Опасность «актерства» необходимо ясно предощущать в риторическом обучении, поскольку произносить речи иногда приходится в условных обстоятельствах. Тем не менее, всегда необходимо пытаться сохранить свое «я», защищать и отстаивать свою личную, а не выдуманную позицию, не сбиваться на ложный пафос, не пользоваться искусственными приемами, характерными для некоего «ораторского» стиля. Соблюдение меры и вкуса – одно из необходимых свойств ритора.

Оценка речи человека в восприятии его образа оратора происходит с разных сторон. Из них прежде всего можно выделить оценку нравственно-этическую. Доверие аудитории возможно, если она считает, что перед ней человек честный и справедливый. Аудитория должна ответить на вопрос, как она воспринимает данного оратора: хорош он или плох? К «хорошему» человеку испытывают доверие, к «нехорошему» — недоверие. Оратор ищет пути к сердцам своих слушателей, находя с ними общность мыслей и взглядов. Однако не исключено, что какая-то сторона может придерживаться ложных взглядов или интересов. Тогда оратору приходится защищать свою позицию, иногда расплачиваясь головой за несовпадение со взглядами аудитории.

Интеллектуальная оценка связывается с богатством мыслей оратора или писателя, его образованностью, способностью аргументировать, рассуждать и находить мыслительные ходы. Интеллект говорит о знании оратором предмета речи.

Эстетическая оценка связана с отношением к исполнению речи: ясности и изяществу выражаемых мыслей, красоте звучания, оригинальности в подборе слов. Бывает, что одна и та же мысль может быть выражена просто, банально и никого не заинтересует, но, оформленная в изящную словоформу, распространенная в нужных и занимательных словах, эта же мысль вдруг заиграет всеми красками… Но бывает и так, что слишком вычурно распространенная мысль, закрученная в «неудобь познаваемых словесах», напротив, отторгает, а, выраженная просто, вызывает одобрение. Простые, выразительные и изящные слова и звуки вызывают эстетические оценки.

Начиная речь, оратор должен определить прежде всего свою нравственн0-философскую и профессиональную позицию. Если у человека нет позиции по какому-то вопросу, то его считают бесхарактерным, или, как говорят в народе, «бесхребетным» — такого человека можно повернуть во взглядах в любую сторону. Целостность своего характера, избранную жизненную позицию ритор отстаивает всю жизнь. Изменение позиции вызывает недоверие и сомнение относительно честности человека и способности отстаивать свои взгляды.

При неизменности взглядов к ритору как человеку, выступающему с речью, предъявляется требование новизны и привлекательности идей. Слушатели воспринимают каждого человека определенным образом, ожидая от него высказываний известного рода: так, мы знаем и чувствуем, что и от кого можно ожидать… В то же время наше общение потеряло бы смысл, если бы мы не хотели получить в наших контактах с другими людьми чего-то нового, неожиданного, обогащающего нас новым опытом.

В современной риторической науке достаточно много сказано об образе ритора как образе человека, общающегося в разных видах словесности, и Ю.В.Рождествнский справедливо пишет о том, что овладение культурой речи подразумевает умение владеть разными видами слова. На наш взгляд, сегодня требуется создание новой теории словесности, которая описывала бы разные роды, виды и жанры современной речи, оценивая содержательные и стилистические новации современного информационного общества. Сегодня велик объем информации, обрушивающейся на человека, поэтому встает проблема информационной нагрузки и оптимального бытия человека в окружении множества видов текстов. Мы любим повторять слова А. Де Сент-Экзепюри о «радости человеческого общения», забывая о том, что есть еще и «подвиг безмолвия», и вполне оправданное желание отдохнуть от «общения», потому что всякая речь опасна для человека. Для людей интеллектуальных профессий (а к ним отнесем и ученых, и педагогов), скорее применимо понятие «подвига общения», который труден и вдохновенен в своем процессе, а радостен лишь в конце пути.

Список литературы

1.Аннушкин В. И. История русской риторики. Хрестоматия. 2-е издание, исправленное и дополненное. М., 2002.

2.Аристотель. Риторика. // Античные риторики. М., 1978.

3.Виноградов В.В. О художественной прозе // Избранные труды. О языке художественной прозы. М., 1978. С. 56-239.

4.Волков А.А. Курс русской риторики. М., 2001.

5.Древняя русская литература. Хрестоматия. Составитель Н.Н.Прокофьев. – М., 1980.

6.Кошанский Н.Ф. Общая реторика. 3-е изд. – Спб,, 1834.

7.Популярная медицинская энциклопедия. Главная редакция: А.Н. Бакулев, Ф.Н.Петров. М., Сов. Энц., 1964.

8.Рождественский Ю.В. Теория риторики. 2-е изд., М., 1999.

9.Святитель Игнатий Брянчанинов. Рассуждение о человеческом слове в сравнении со Словом Божиим. // Язык мой – враг мой. – М., 1999.

еще рефераты
Еще работы по литературе и русскому языку