Реферат: Проблемы свободного сознания: искушение "арифметикой" (Ф.М. Достоевский. "Преступление и наказание")

Проблемы свободного сознания: искушение «арифметикой» (Ф.М. Достоевский. «Преступление и наказание»)

Свободно мыслящий герой хочет заново для себя и всего человечества перерешить все вопросы жизни. Он создает в воспаленной мечте свой некий мир, очертания которого зыбки и не ясны для него самого, но этот мир манит, мысль о нем — заветная и прекрасная — неодолима.

В сознании Раскольникова он существует поначалу как царство справедливости и добрых дел, или, лучше сказать, таким представляет нам его впервые автор. Вспомните разговор в трактире из первой части романа (гл.6), который так страшно поразил героя, отозвавшись в нем теми же самыми мыслями: "… с одной стороны, глупая, бессмысленная, ничтожная, злая, больная старушонка, никому не нужная и, напротив, всем вредная, которая сама не знает, для чего живет, и которая завтра же сама собой умрет… с другой стороны, молодые свежие силы, пропадающие даром без поддержки, и это тысячами, и это всюду! Сто, тысячу добрых дел и начинаний, которые можно устроить и поправить на старухины деньги, обреченные в монастырь!

Сотни, тысячи, может быть, существований, направленных на дорогу, десятки семейств, спасенных от нищеты, от разложения, от гибели, от разврата, от венерических больниц, — и все это на ее деньги. Убей ее и возьми ее деньги, с тем чтобы сих помощью посвятить потом себя на служение всему человечеству и общему делу… За одну жизнь — тысяча жизней, спасенных от гниения и разложения".

Благородство задачи очевидно — спасение людей. Только вот средства?!

"… не загладится ли одно крошечное преступленьице тысячами добрых дел?.. Да и что значит на общих весах жизнь этой чахоточной, глупой и злой старушонки? Не более как жизнь вши, таракана, да и того не стоит, потому что старушонка вредна. Она чужую жизнь заедает..."

Раскольников мыслит по той же схеме, что и произносящий патетическую речь в «плохоньком трактиришке» студент: «Одна смерть и сто жизней взамен — да ведь тут арифметика!» Герой избирает «арифметику»: вся действительность, вся ущербная, безнравственная, на обмане основанная жизнь русского города, изображенная в романе, провоцирует этот выбор.

Достоевский изображает петербургскую жизнь как страшную, противоестественную, губительную для личности: человек в этом враждебном ему мире задыхается. Страдание и смерть — вот удел тех несчастных, с кем судьба сводит Раскольникова. И Достоевский не жалеет мелодраматических эффектов, чтобы вызвать у читателя ощущение ужаса.

Раскольников обостренно чувствует чужую боль: каждая встреча с обездоленным этим миром ранит ему душу, обжигает его. Не только собственная нищета угнетает Раскольникова, не только бедность матери и решение сестры от безысходности пожертвовать собой. Его, лично его, касается и несчастная, загубленная кем-то девочка на бульваре; и случайно встреченный пьянчужка Мармеладов, терзающийся муками совести, сломленный жизнью; и умирающая от чахотки Катерина Ивановна; и ее голодные дети; и тихая мученица Соня...

Мир в романе тотально несправедлив и безобразен. Жизнь в нем безысходна: вспомним, как говорит Мармеладов о той черте, которую и не перейти нельзя, а переступишь — еще несчастней будешь. Вновь и вновь — все тот же перекресток: налево пойдешь — коня потеряешь, направо… Каждый сюжетный узел романа, каждую ситуацию Достоевский строит как мифологическую: вечную и неизменную — детали в ней уже не важны.

И раз необходимо поломать этот порядок, остановить ежечасно свершающуюся несправедливость, необходим и Герой в истинном древнем значении этого слова. Раскольников берет на себя эту миссию.

Итак, Герой призван изменить мир. По справедливому замечанию В.Я. Кирпотина, перед читателем «конфликт Лица и мира», то есть конфликт трагический. Следовательно, избрав роль спасителя человечества, Раскольников вынужден строить новую систему ценностей: ведь искать опору в старой, на которой зиждется столь несправедливая жизнь, нельзя. И Раскольников такую систему создает.

В этой системе существует герой, сверхчеловек, власть имеющий и преступающий, проливающий «кровь по совести» (то есть по собственному решению), дарящий другим жизнь, хозяин, и существует тупая толпа, муравейник, где одна особь неотличима от другой.

Но Власть и Свобода — жестокие блага, необходимые как воздух одним и непосильно обременяющие других. И это мучает Раскольникова.

Его мечта о власти, его бред о славе — ловушки освобожденного от оков, догм и традиций сознания. Это кризис представлений о мире как о непременном «равенстве и братстве». Нет ни того, ни другого. А просто сидят в трактире спившийся чиновник, губящий собственную семью с малыми детьми, и бывший студент, замысливший бросить человечество к своим ногам. И пытаются найти друг в друге ответы на неразрешимые вопросы собственного «проклятого бытия».

Кто же такой этот бывший студент? Откуда он взялся?

Молодой человек, выбирающий свой путь раз и навсегда, выбирающий себя и свою будущую жизнь, тот мир, в котором он будет жить и который хочет сотворить заново, — таков Раскольников. Его можно причислить к «русским мальчикам» — так впоследствии назвал свой излюбленный тип Достоевский. Это словосочетание раскрывает самое существенное в образах героев многих романов великого русского писателя. Он пытался найти и определить феноменологию национального характера, для которого принципиальным оказывается именно возраст раннего юношества, когда о жизни еще ничего не известно; она представляется не торной дорогой, а неверной извилистой тропинкой, по которой случайно и «как-нибудь» бредут заблудившиеся люди. Вспомните, с какой болью и тоской говорил об этом в «Мертвых душах» Гоголь: человечество свернуло с проторенной, ярко освещенной дороги и повлеклось за болотными огнями; не к храму оно идет, а все дальше и дальше в непролазную чащу. И только в самом конце пути в ужасе оборачиваются люди назад: «Где выход? Где дорога?»

Русские же мальчики Достоевского прозорливы и с самого начала движения чувствуют вязкость почвы под ногами. Именно поэтому перед ними так неотступно встает вопрос, без решения которого невозможно продвинуться дальше: куда же идти в этой темноте! И если уж не конечную цель определить они стремятся, то хотя бы зажечь маяк для всех. И воспринимается это ими не как жертвоприношение — нет, скорее, как самоутверждение. «Мальчики» ставят перед собой мессианские задачи — и за это хотят себе почестей при жизни, власти и славы. Это добровольные, истовые, но жестокие лидеры. Придя в мир с обнаженной душою, с романтическими иллюзиями, они всегда будут помнить о том разочаровании, которое принесла им реальность, показав свое безобразное лицо.

Русские мальчики Достоевского — прежде всего мыслители, не деятели. В этом их драма. Они так и не смогут разрешить своего главного вопроса. А без этого парализована их воля к деянию — тому самому, великому, от которого зависит их судьба. И их поступки ничего не решают, оказываются трагическими, непоправимыми ошибками судьбы, преступлением, как у Раскольникова.

Речь, слово, диалог — вот единственная сфера их позитивной деятельности. Только слово являет их миру. Это совершенно особая реальность, в которой они существуют и творят. Достоевский по-новому представляет звучащее слово в литературе, использует его магию: он открывает слово как деяние. Его герои существуют и сбываются только в слове. Переход из сферы умствования и мечтания для них губителен: так Раскольников, шагнув из мира философских абстракций и схем в реальность, совершает убийство. Страстная его мечта об избавлении от страданий, от несовершенства жизни оборачивается заурядным душегубством.

Прекрасно стремление Раскольникова перестроить мир на основе справедливости. Но сама действительность, страшная жизнь, приведшая его к идее мирового переустройства, так искажает понятия о добре и зле, о допустимом и запретном, что сотворенное воображением героя царство справедливости оказывается едва ли не простой «переменой мест слагаемых»: кто беден и несчастен, станет богат и счастлив, и наоборот. В сущности же его теория ничего в мире не меняет.

Это трагическое забвение христианских заповедей, эта подмена нравственных законов законами «арифметики» воспитывается в человеке всем строем современной жизни, самой атмосферой города из серого камня.

Да и что такое город, в котором происходит почти все действие? Это случайность — страшная, фантастическая; в нем человек теряет себя окончательно, перестает ощущать реальность.

Уже в другом «петербургском» романе, в «Подростке», Достоевский скажет об этом городе, как о самом «умышленном в мире», «самом фантастическом»:

«А что как разлетится этот туман и уйдет кверху, не уйдет ли с ним вместе и весь этот гнилой, склизлый город, подымется с туманом и исчезнет, как дым, и останется прежнее финское болото и посреди его, пожалуй, для красы бронзовый всадник на жарко дышащем загнанном коне?»

Сам Петербург, «вонючий, пыльный», окрашенный в желтые и серые тона, рождающие ассоциацию с болезнью или безумием, будто провоцирует Раскольникова и на создание идеи, и на ее проверку — поступок. Достоевский считал, что большой город — дьявольское создание цивилизации — имеет на душу человека особое влияние. Город в романе — ошибка природы, заблуждение, случайность. Отнюдь не случайно так настойчиво и подробно описывает автор грязные улицы, их мерзость и смрад, пыльный городской камень, от которого нигде нет спасения. Это неживая материя, которая и человека стремится поработить, уподобить себе, сделать частью своего огромного, раскаленного солнцем механизма. Петербург пересекает бесконечное множество рек, речушек, каналов… Но в «Петербурге Достоевского» не ощущается присутствие живой воды. Томимые жаждой, мучимые палящим солнцем и духотой бродят по городу его обитатели, всюду натыкаясь лишь на серый камень. Но как только кому-то захочется топиться — немедленно появляется река, возникает из небытия высокий мост, с которого так удобно броситься вниз головой… Даже реки в этом Петербурге не явление природы, не прекрасное Божье творение, но скованная злой волей города его часть, лживое перевоплощение серого камня.

Само пространство романа — разреженное, душное — провоцирует трагедию и преступление. И только в финале пейзаж меняется: появляется простор, бескрайние виды, живая и мощная, не скованная набережными сибирская река… Это — знак перемены в судьбах героев, о которой мы уже не узнаем.