Реферат: Римская литература
И. Троцкий
I. Эпоха республики.
1. Древнейший период
Документируемаяистория Р. л. восходит к середине III в. до н. э., к эпохе конституированияримского нобилитета как рабовладельческого класса, борьбы Рима за преобладаниев Средиземноморском бассейне, а затем и экспансии на восток, в страныэллинизма. В процессе эллинизации римской культуры и нарождается известная намлитература Рима, ориентирующаяся на греческие литературные формы. Словесноеискусство предшествующего периода, заглушенное дальнейшим ходом литературногоразвития и совершенно отвергнутое возобладавшей литературной теорией, почти неоставило письменно закрепленных следов. Оно восстанавливается по ничтожнымотрывкам, разрозненным заметкам римских писателей, а также по пережиткам впозднейшей литературе и фольклоре Рима.
ДревнийРим был крестьянской общиной, с большим количеством мелких хозяйств, основанныхна парцеллярной собственности, многочисленными пережитками родового быта инизким культурным уровнем. В полном соответствии с примитивностью верований ималым развитием изобразительных искусств литература не поднималась вышеступени, обычно присущей словесному искусству патриархально-земледельческихобщин. Ритмизованная речь (carmen), почти не отделившаяся еще от музыки иритмического телодвижения, в значительной мере оставалась связанной с трудовымили сакральным действием, которое определяло собой жанровую характеристику«песни». Для Рима засвидетельствованы все основные типы песенных образований,характерных для примитивной лирики: рабочая песенка, культовый гимн (напримерпеснь «арвальских братьев», песнь «салиев»), магическое заклинание, свадебнаяпесня, заплачка по умершим. Празднества и обряды, связанные с плодородием (праздникижатвы, свадьба и т. п.), сопровождались импровизируемой перебранкой в формеамабейной песни, ритуальным сквернословием, которому приписывалосьблагодетельное сопричащение к производительным силам природы и тем самымспособность отвращать злых демонов («фесценнинские» песни); этот же комплекспредставлений, но на более поздней стадии осмысления, лежал в основе«триумфальных» песен, насмешек и колкостей, отпускавшихся римскими воинами поадресу победоносного полководца, когда он вступал с войском в Рим справлятьтриумф: подвергаясь фиктивным оскорблениям, триумфатор, как и жених на свадьбе,страховал себя этим от «зависти» сверхъестественных сил. В ином обрядовомконтексте песенки этого типа приобретали характер «обличения» и служили длявыражения общественного порицания, напр. в форме кошачьего концерта перед домомвиновного в бесчестном поступке (ср. французское charivari). Обычай этотповидимому часто применялся на ранних стадиях классовой борьбы в Риме, иаристократическое законодательство устанавливало суровые кары за песни,«порочащие доброе имя». Римские писатели сообщают, что в древние времена напирах исполнялись песни о славе и доблестях предков; в сфере аристократическойэпики выработался вероятно тот «сатурнов стих», который применялся в римскойэпической поэзии до перенесения в нее греческого гекзаметра. Сатурнов стихпредставляет собой уже относительно сложный размер, продукт длительной практикиэпического песнопения, и хотя упоминаемый римскими писателями обычай повидимомурано вывелся из употребления, гипотеза Нибура о происхождении историческихсказаний римлян из эпических песен остается в известной своей части весьмаправдоподобной.
Нельзяне констатировать так. обр. значительного отставания римской поэзии,сохранявшей весьма примитивные формы, от темпов социального развития Рима. В товремя как в Греции эпоха городских революций и становления античного общества(VII—VI вв.) вызвала значительное литературное оживление, соответствующийпериод римской истории, эпоха борьбы патрициата с плебсом, не нашеланалогичного отражения в литературе и повидимому вообще не сопровождалсязначительной ломкой мировоззрения. Господствующий класс продолжал опираться наконсервативных мелких собственников деревни; идеологическое господствожречества, набиравшегося из верхушки патрициата и тесно смыкавшегося сруководящими органами римской общины, оставалось несломленным. Сохранениекультовой связанности идеологических форм не создавало благоприятных условийдля развития секуляризованной поэзии на культовой и мифологической основе, какэто имело место в Греции; к тому же Рим не имел сколько-нибудь развернутоймифологии в смысле системы повествований о богах и героях. В Греции этамифология творилась гл. обр. певцами и складывалась из скрещения многообразныхмифов разных греческих общин — Рим же был небольшой общиной, окруженнойвраждебными племенами, и руководящая роль жрецов тормозила развитиемифотворчества, консервировала религиозные представления и выдвигала на первоеместо сложную систему суеверных обрядов и гаданий. Культурное влияние этрусков,которые в течение некоторого времени были владыками Рима, могло лишьспособствовать закреплению застойных жреческих форм идеологии, а влияние этобыло в древний период весьма значительным и оставило многочисленные следы вовсех областях римской культуры. Через посредство этрусков римляне получили свойалфавит (одно из ответвлений западногреческих алфавитов, см. «Латинский яз.») ипервое знакомство с греческой мифологией. В отношении литературных форм этрускисами стояли повидимому на весьма низкой ступени. Римляне переняли от нихритуальную форму заплачки (нения, см.), а также сценические игры как элементкульта. Эта примитивная драма не получила однако литературного развития, как неполучила его и оставшаяся на импровизационной стадии ателлана, комедияпостоянных масок, попавшая в Рим от кампанских осков и родственная фольклорнымбуффонадам южноиталийских греков. Есть основания думать, что отставаниепоэтических жанров в известной мере компенсировалось более интенсивным развитиемискусства прозаической речи. Уже у ранних римских писателей (например Плавт)заметно развитое искусство речи и богатство стилистических фигур, которые похарактеру своему не могут быть возведены ни к древнеримской поэзии ни кгреческим источникам и предполагают устойчивую традицию римского красноречия(гипотеза Лео). Устный характер римского судопроизводства, дебаты в сенате,выступления магистратов перед народным собранием, древний обычай «погребальноговосхваления» (laudatio funebris) на похоронах римских аристократовспособствовали выработке словесного искусства, отвечавшего усложнившимсясоциальным отношениям. Изменения социально-экономической структуры отражались впервую очередь в праве, и право стало в Риме той надстроечной областью, котораяраньше других освободилась от культовой связанности. В языке права и публичнойречи закладывались основы будущего литературного языка. Должностные лица иколлегии издавна вели архивы и официальную хронику («анналы»);аристократические роды собирали, а зачастую и измышляли сведения о деянияхсвоих членов, закрепляя
Иллюстрация:Сцена из римской комедии (с италийской вазы) их в погребальных речах, надписяхна могилах и восковых изображениях предков. Эти псевдоисторические материалыиграли для римской аристократии ту же роль, что сказания о героях-прародителяхв Греции.
Ростзначения торгового капитала, слияние верхушки плебса с патрициатом в единыйрабовладельческий класс, новые политические задачи Рима, сделавшегосякрупнейшей военной силой Средиземноморья, — все это требовало значительногообновления идеологических форм. Симптоматично, что первое сохраненное традициейимя в истории Р. л. является одной из первых отчетливых фигур в политическойистории Рима — это Аппий Клавдий Цек*1 (Appius Claudius Caecus, «Слепой»,цензор 312, консул 307 и 296), последовательно проводивший политику сближения спредставителями торгового капитала и уничтожения старопатрицианских привилегий.Автор радикальной реформы, уравнявшей городское население в правах сземлевладельцами, вдохновитель опубликования исковых формул, которые до этоговремени оставались тайной жрецов, Аппий Клавдий составляет в сатурновых стихахсборник изречений («Sententiae»), переведенных из какой-то греческой антологии.Еще в эпоху Цицерона сохранялась речь Аппия Клавдия в сенате против заключениямира с Пирром (280), древнейший письменно закрепленный образец римскогокрасноречия. Ему же приписывается орфографическая реформа, установившаясоответствие правописания с реальным звучанием слов. Одинокая фигура АппияКлавдия характерна для выяснения как тех слоев, от которых шло искание новойидеологии, так и тех источников, откуда эту идеологию хотели почерпнуть.Денежное хозяйство и усложнение товарооборота требовали более усложненногоосмысления социальных отношений и углубления внутренней мотивировки поведения,не укладывавшегося в традиционные формы. С этой целью естественно былообратиться к грекам. Греческая техника и культы давно уже просачивались в Рим:завоевание Кампаньи, Южной Италии и Сицилии ввело в состав Римского государстваобласти с греческим населением и укладом жизни. С середины III в. до н. э.эллинизация римской культуры начинает итти более быстрым темпом; тогда же вРиме появляется литература по греческому образцу.
2. Литература III—II вв. До н. Э. (архаический период)
Р.л. создается так. обр. как литература подражательная, как пересадка греческихлитературных форм на римскую почву. Конституирующийся рабовладельческий класс,идеологию которого эта литература призвана была отражать и формировать, поприроде своей не был отличен от рабовладельческого класса Греции;идеологическая направленность греческой литературы и ее стилевые формы восновном отвечали потребностям римского нобилитета. Путь Р. л. раннего периода— от переводов и переделок к самостоятельным произведениям в греческом стиле.Абстрактно-логическое и статичное мировоззрение рабовладельческого общества, вразвитом виде быстро принимавшего застойные хозяйственные формы, создавало всфере поэтики представление о незыблемости жанров, однажды раскрывшихся всогласованности своих частей («обретших свою природу», по выражению Аристотеля)и не допускающих дальнейшего развития; задача поэта — совершенное воплощение«природы» жанра в художественном произведении, творческий метод — «подражание»предшественникам в надежде «превзойти» их. Р. л. теоретически осмыслялась как«подражание» грекам и «соревнование» с ними, развитие ее — как процессперенесения в Рим греческих жанров без осознания тех трансформаций, которым этижанры подвергались в римской обстановке, а иногда и глубоких отличий посуществу при поверхностном сходстве. На самых высоких ступенях развития Р. л.корифеи ее (Вергилий, Гораций, Проперций и др.) вменяют себе в заслугу введениев литературу неиспользованного прежде греческого жанра; на ранних стадиях дажеперевод считался (а при неразработанности латинского литературного языка визвестном смысле и являлся) поэтическим достижением. Несмотря на формальное«подражание» грекам, Р. л. в целом не является сколком с греческой литературы;греческие жанры подвергаются в Риме глубокой трансформации в силу своеобразияримского варианта развития античного общества и вытекающего из этогосвоеобразия использования греческой литературы: стилевые формы классическойлитературы греков воскресают в Риме в обновленной и модернизированной форме, сустранением местных особенностей и пережитков, обусловленных историейвозникновения отдельных жанров, обогащенные опытом литературы эллинизма, и Р.л. отражает тот новый расцвет античного общества на более широкойпроизводственной основе, который связан с господством Рима. И если литератураевропейского классицизма опиралась на античность гл. обр. в ее римском, а негреческом аспекте, то это объясняется
Иллюстрация:Муза поэзии (с помпейской фрески) конечно не большей распространенностьюлатинского языка в Западной Европе, а тем, что римский вариант античногообщества имел больше точек соприкосновения с социальными условиями эпохиабсолютизма, чем социальная структура греческого общества классического периода.
ВIII в. система римского рабовладельческого хозяйства находилась еще в периодероста и притом на сравнительно ранней ступени. Возникающая римская литератураориентируется не на «ученую» или «легкую» литературу эллинизма, а на болеебогатые идейным содержанием старые «классические» жанры греков — эпос,трагедию, комедию; эллинистическая литература проникала гл. обр. в своих«низших» массовых формах. Театральные постановки, с которыми римские воины иторговый люд имели возможность познакомиться в Южной Италии (населенной грекамитак наз. «Великой Греции»), особенно привлекали своей зрелищной новизной.Греческая культура как фактор организации идеологии вызывала на первых порахопасливое отношение со стороны господствующего класса, опиравшегося в основномна свою мощь в деревне, совершенно не затронутой еще новыми экономическимиотношениями. Эллинизирующаяся прослойка аристократии росла медленно и встречалаподчас значительную оппозицию. Консервативные круги стремились ограничитьэллинизацию потребностями внешних сношений (отсюда например длительный дуализм«цивильного права» внутри Рима и «права народов» в сношениях Рима с гражданамидругих общин), и в эллинизированной Р. л. показ греческой жизни долгое времяпреобладал над римскими темами. Непосредственного участия в литературенобилитет не принимал; если видный аристократ Фабий Пиктор мог написать около200 г. сочинение по истории Рима с целью пропаганды римской политики средигреков, он обращался непосредственно к ним на греческом языке; литература на латинскомязыке, служившая для внутреннего употребления, обслуживалась людьминезначительного социального положения, чаще всего не римскими гражданами.
Основоположникэллинизированной Р. л. Ливий Андроник* (Livius Andronicus, ок. 284—204),пленный грек, перевел сатурновым стихом «Одиссею», служившую у греков книгойдля начального чтения, и составлял переделки трагедий и комедий греческогорепертуара для постановки на культовых играх (первый раз в 240). Сохранившиесянезначительные фрагменты этих первых в европейской литературе образцовхудожественного перевода при всей своей неуклюжести свидетельствуют о серьезномстремлении создать диференцированный стиль для различных поэтических жанров.Если в эпосе Ливии мог опереться на традиции сатурнова стиха, то в областидрамы ему пришлось, исходя из стиховых форм римского фольклора, создать новоестихосложение, приближавшееся к греческому и легшее в основу дальнейшегоразвития римской драмы. Греческий хор был заменен сольными ариями, так что«римская трагедия стала более похожа на современную оперу, чем трагедия нагреческой сцене» (Т. Франк). Андроник Ливий снискал одобрение властей,поручавших ему составление религиозных гимнов; более оригинальный в своемтворчестве кампанец Невий* (Naevius, в Риме, ок. 235—204), широко откликавшийсяна современную жизнь и стремившийся ввести во все жанры римскую тематику,подвергся репрессиям и был изгнан из Рима за нападки на стоявшую у властигруппу Сципионов, представителей агрессивной военной политики. Изображениеримской жизни на сцене казалось еще социально опасным, и созданный Невием жанр«претекстаты»1 (Fabula praetextata), историч. трагедии с римским сюжетом, непривился и мог быть использован лишь на случайных празднествах, т. к. культыгреческих божеств требовали греческой мифологической тематики, а римские культыоставались консервативными и не допускали драм греческого образца. Долгое времяне находила последователей и попытка Невия писать комедии из италийской иримской жизни; широкое развитие получил зато примененный им при переделкегреческих пьес прием «контаминации» — обогащения фабулы пьесы помощью вставкимотивов и сцен из других пьес. Невий создал и эпос с римским сюжетом,версифицированную хронику первой пунической войны — «Bellum poenicum»(Пуническая война): вражда между Римом и Карфагеном обосновывалась вмифологическом плане сказаниями об Энее и Дидоне, и поэма начиналась сповествования о странствиях Энея и основании Рима Ромулом. Ничтожностьсохранившихся отрывков не позволяет уточнить классовую позицию этого поэта, нов его творчестве заметна демократическая струя, отражающая быть может интересынекоторых слоев римского плебса и италиков.
Кэпохе преобладания эллинофильской группы Сципионов относится и расцветдеятельности Плавта (Т. Maccius Plautus, ок. 254—184, см.). Плавтспециализируется в области «паллиаты» (комедии с греческим сюжетом);переделывая греческие пьесы, он избегает моментов политической сатиры,сохраняет греческую обстановку и типаж, романизирует лишь непонятные длязрителей детали. Любовная интрига и типические фигуры «новой комедии»(влюбленный юноша, гетера, паразит и т. п.) подаются в подчеркнутой дистанцииот римского быта, как пикантная экзотика. Гуманно-филантропическая тенденция«новой комедии» (проблемы прав ребенка, нравственной ценности личности раба,угнетенного положения женщины) и отличаюшее греческих мастеров этого жанратонкое искусство характеристики почти не находят отражения у Плавта,стремящегося и при выборе оригиналов и при их обработке к густым краскам(жадная гетера, сварливая жена, пройдоха-раб и т. д.) и буффонным ситуациям(исключение составляет «слезная комедия» «Captiv» — «Пленники»). Римскийгородской плебс, на которого рассчитаны пьесы Плавта, остается еще чуждымсоциально распыленному, атомизированному укладу жизни эллинизма, но ужевтягивается в новые, более сложные хозяйственные формы. Пройдоха-раб, способныйпреодолеть любые препятствия и получающий в конце пьесы свободу, литературныйпрообраз реального дельца вольноотпущенника, — излюбленная фигура Плавта. Малодоступныйдля римской публики медитативный элемент смягчается привнесением в негонепосредственно-комических эффектов или дается в форме арии («кантик») смузыкальным сопровождением. Повышенная по сравнению с утонченной греческойкомедией динамичность действия (для этого зачастую применяется соединение водну пьесу эпизодов из двух или большего числа греческих пьес, «контаминация»),богатство и разнообразие вокальных номеров, приближающихся по метрической формек «низшим» жанрам эллинистической драмы, живой и богатый словесными фигурамидиалог, не стесняющийся грубой шутки и опирающийся на римские формы словесногоискусства, — отличительные черты комедии Плавта, которая не преследуетдидактических целей и стремится лишь развлечь не очень прихотливого зрителя.
Интенсивныйрост рабовладельческой системы с начала II в. и экспансия в страны эллинизмаопределяют собой новый этап в эллинизации Рима и в развитии Р. л. Преждегреческая литература проникала в Рим стихийно; теперь эллинизирующаясяаристократия, в первую очередь группа Сципионов, начинает организовыватьлитературу как орудие идеологической пропаганды; организационными формамистановится меценатство и создание литературных кружков вокруг руководящихдеятелей господствующего класса. Калабриец Энний* (Quintius Ennius, 239—169)является уже приближенным поэтом группы Сципионов. Его литературная программа —введение Р. л. в русло греческой литературной традиции на основе полногоовладения всеми сторонами греческой образованности и сочетания поэтическогоискусства с риторикой и философией. В поэме «Annales» (Анналы), содержавшейизложение римской истории от мифических странствий Энея до современных поэтудеяний его аристократических покровителей, Энний ставит себе задачу прослыть«вторым Гомером»: в I книге поэмы рассказывалось сновидение, как тень Гомераявилась к Эннию и сообщила, что душа Гомера после долгих странствийпереселилась в него, Энния (пифагорейская теория метемпсихозы). Отвергнувтрадиционный в римском эпосе сатурнов стих, Энний создает латинский гекзаметр истарается воспроизвести многие формально-стилистические особенности гомеровскихпоэм, хотя по существу «Анналы» ближе к эллинистической эпике. Пронизывающаяпоэму Энния установка на прославление отдельных выдающихся представителей знатиявляется уже отражением ее реального расслоения, оформленным поэллинистическому образцу, в то время как традиционная аристократическаяидеология Рима не допускала значительного возвышения личности над уровнемкласса. Как трагический поэт Энний воспроизводит по преимуществу пьесыЕврипида, глашатая индивидуалистического мироощущения; в дидактическихпроизведениях он является популяризатором греческого вольнодумства, но онобслуживает и иные интересы аристократии переводами гастрономической поэмыАрхестрата и порнографических стихов Сотада. Выдающийся мастер слова и метра,Энний стал действительным основоположником латинского поэтического языка, а«Анналы» оставались национальным эпосом римлян в течение всего республиканскогопериода, до появления «Энеиды» Вергилия. В направлении более углубленногоэллинизирования Р. л. действовали и ближайшие последователи Энния — комедиографСтаций Цецилий* (Statius Caecilius, ок. 220—168), отказавшийся от приема«контаминации» и ориентировавшийся на более серьезную часть греческогокомедийного репертуара (гл. обр. на Менандра), и «ученый» трагический поэтПакувий* (М. Pacuvius, ок. 220—130), который разрабатывал менее известныемифологические сюжеты и значительно усложнил философский и риторический элементтрагедии. Тенденция аристократии к выработке классового «чистого» языка,«городской речи» (sermo urbanus), отличной как от «плебейской речи» низшихклассов Рима, так и от «деревенской речи» сельских местностей, нашлалитературное выражение в комедиях Теренция (Р. Terentius Afer, ок. 185—159,см.). Не отказываясь от «контаминации», Теренций пытается воспроизвести стильгреческой комедии, с ее искусством характеристики и усложненной проблематикой(образы добродетельной гетеры и кроткой, загнанной жены в «Свекрови» (Hecyra),отца, страдающего от своей жестокости в отношении сына, в «Самоистязателе»(Heautontimorumenos), проблема сурового и снисходительного воспитания в«Братьях» (Adelphae)); близко придерживается он оригиналов и с формальнойстороны, избегая вставки арий и словесных фигур, которыми пользовался Плавт;специфически греческие детали он устраняет, не заменяя их, как Плавт,черточками из римского быта. По типу своему пьесы Теренция приближаются к«слезной» комедии, и на его драматической технике росла драма нового времени(начиная с эпохи Возрождения). Идеологическая направленность комедий Теренциясвязана с позицией Сципионов, которые были испуганы обострением классовыхпротиворечий рабовладельческой системы, ростом торгово-ростовщическогокапитала, обезземеливанием крестьянства и моральным разложением аристократии.Политическим лозунгам группы Сципионов (отказ от новых завоеваний, подачкиобремененному крестьянству) в области этики соответствовало покровительствостоической проповеди согласия между людьми, гуманности и любви к ближнему;стоицизм, ориентировавшийся на Рим как космополитическое государство, вскорестановится почти официальной идеологией либеральных кругов римскойаристократии. Консервативные, тесно связанные с деревней группы господствующегокласса вели ожесточенную борьбу с этой эллинизацией римской идеологии и еелитературными формами. Катон Старший* (М. Porcius Cato, 234—149) как литератордействовал в области прозы речами, историческими и дидактическими трактатами, вто время как пропаганда эллинизма развивалась преимущественно в поэтическихформах.
3. Литература периода гражданских войн
Вовторой половине II в. до н. э. литература греческого образца окончательноутвердилась в Риме вместе с породившими ее хозяйственными отношениями;греческое образование стало классовым отличием римской аристократии. Вобостренной обстановке наступившего периода гражданских войн господствующийкласс уже не удовлетворяется литературным обслуживанием со стороны выходцев издругих классов; аристократы начинают принимать непосредственное участие влитературе. С другой стороны, во все области литературы проникает римскаятематика. Даже мифологические трагедии Акция* (L. Accius, 170 — ок. 86)политически заострены: тирады против «тиранов», в защиту республиканской«свободы» отражают идеологию консервативных слоев нобилитета, защищавших«свободу» расширения латифундий и хищнической эксплоатации провинций. Номифологическая трагедия вообще перестает быть актуальным жанром и становитсясферой литературных упражнений знатных дилетантов. Стекавшиеся в Рим массыобезземеленного крестьянства, наполнявшие собой ряды римского пролетариата,нуждались в более доступном зрелище, и «тогата», «комедия в тоге», т. е. наримские темы, занимает место прежней «паллиаты». Поэты «тогаты» (Титиний* (Titinius),Афраний* (Lucius Afranius, p. 154), Атта* (Atta, ум. 78)) создают, согласноантичным свидетельствам, жанр, «средний между комедией и трагедией» (Сенека),во многом отходят от условных сюжетов и типических масок «паллиаты» с ее рабамии гетерами и переносят действие в обстановку латинских городков, в сферумелкого свободного люда, ремесленников и торговцев. Этот псевдодемократическийжанр для массового зрителя избегает острой социальной тематики и ограничиваетсягл. обр. кругом семейных конфликтов (несправедливо заподозренная жена, бракпротив воли родителей, социальное неравенство влюбленных и т. п.) с установкойна жалость, продолжая так. обр. «гуманную» тенденцию «слезных» комедий«паллиаты». Образцов «тогаты» не сохранилось, и самый жанр существовал недолго.В связи с ростом непроизводительного и деклассированного пролетариата (вримском значении слова), политически неустойчивого и отдававшего свои голосатой группировке господствующего класса, которая сулила больше подачек иразвлечений, «тогата» была заменена более острой и пряной ателланой (Помпоний*(Pomponius Comicus), Новий* (Novius)), литературным воспроизведениемфольклорной комедии масок. Типические фигуры ателланы выступали в самыхразнообразных ситуациях (напр. «Макк» — «дурень» — в роли «воина»,«трактирщика», «изгнанника», даже «девушки»), действие происходило гл. обр. вкругу низших классов (крестьяне, рабы) и деклассированных элементов населения(воры, проститутки) с весьма широким захватом различных сфер общественнойжизни: высмеивались высшие классы с их греческой образованностью, а такжеотдельные политические деятели, но в целом ателлана сохраняла характербеспринципного фарса; как греческая драма сатиров, она ставилась вслед затрагедией. В конце республиканского периода ателлана в свою очередь былавытеснена эллинистическим мимом, который оставался любимым театральнымзрелищем и в течение эпохи империи.
Вначале периода гражданских войн создается новый поэтический жанр, имеющий своимпредметом непосредственную актуальность. Луцилий* (С. Lucilius, ок. 180—103,см.), первый римский поэт, вышедший из среды господствующего класса, переноситв литературу напряженную атмосферу политической и идеологической борьбы междуразличными группировками римского нобилитета. Пользуясь различными греческимижанрами — пародией, ямбографией, популярно-философской диатрибой, — он создаетсатиру (satura — «смесь»), облеченную нередко в форму занимательного рассказа(совет богов, сцена суда, описание путешествия и т. п.), жестоко высмеивающуюпротивников сципионовского круга, к которому Луцилий принадлежал и с позицийкоторого он пытался вести борьбу с моральным разложением аристократии. Вотличие от большинства греческих морально-обличительных жанров сатира Луцилияне ограничивается общими рассуждениями и имеет личный характер. Стихотворнаяформа становится традиционной для римской сатиры. Усиленно развивается в этуэпоху проза. Гражданские войны породили обширную публицистическую, памфлетную иисториографическую литературу — автобиографии, мемуары, монографии и объемистыехроники, излагавшие, а зачастую и фальсифицировавшие всю историю Рима с точкизрения различных политических группировок. В связи с повышением политическойроли народного собрания и судебных инстанций вопросы теории и практикипубличной речи и вообще прозаического стиля становятся в центре внимания.Эллинистическая риторика, наука о красноречии, которая еще в середине II в.казалась политически опасным новшеством, отныне является необходимой составнойчастью аристократического образования. Какое значение придавалось красноречиюкак орудию влияния на массы видно из того, что в 92 было предпринято гонение(правда, безрезультатное) против «латинских риторов», пытавшихсядемократизировать обучение риторике и обосновать его на латинских образцах вместообычных греческих. Уже в речах Гракхов* заметно проникновение в Римпатетического («азианского») стиля эллинистического красноречия. Однакохарактерные признаки этого стиля — стремление к орнаментальной перегруженностиречи в ущерб содержанию и к максимальной действенности каждой части фразы —принимают в римской практике менее резкие формы, поскольку римское красноречиепродолжает оставаться орудием политической борьбы, в то время как вэллинистических монархиях оно имеет лишь характер торжественной, «парадной»декламации. «Азианистами» в большей или меньшей мере являются все выдающиесяораторы рассматриваемого периода (Красс* (L. Crassus), Антоний* (М. Antonius),Гортензий* (Quintus Hortensius Hortalus) и др.). К этому же направлению взначительной мере примыкает (хотя и отмежевывается от него в теории)завершитель и крупнейший мастер ораторского искусства в республиканском Риме —Цицерон (М. Tullius Cicero, 106—43, см.). Идеолог «всадников» (представителейторгово-ростовщического капитала), начавший свою политическую карьерузаигрыванием с «народной» партией во время сулланской реакции, а затемиспугавшийся радикализации масс, Цицерон перекочевал в лагерь оптиматов ипытался проводить политику соглашения интересов нобилитета и «всадников»; всилу этой промежуточной примиренческой позиции, а также благодаря личнымкачествам — нерешительности, тщеславию, стремлению играть первую роль вгосударстве в такой момент, когда обостренная классовая борьба выдвигала накомандные места людей более активного, волевого склада, — он до конца жизниоставался поборником соглашения между различными группировкамирабовладельческого класса на основе традиционной республиканской конституции ипризнания ведущей политической роли сената. Цицерон является поэтому последним,несколько запоздавшим представителем мировоззрения рабовладельческого обществапериода роста, с оптимистической оценкой человеческой «природы» (статическипонятой) и ее общественных инстинктов и верой в благодетельность еевсестороннего развертывания в рациональном поведении. Продолжая и в политике ив литературе традиции сципионовского кружка, он обосновывает с помощьюгреческих политических теорий государственное устройство Рима и этическуюустановку на гуманное отношение к людям, уважение к чужой личности и еестремлениям, деятельность, направленную к общему благу. «Либерализм» этотзаострен против демократической партии, лозунгов передела земли и отменыдолгов, требований, которые «потрясают основы государства, внутреннее согласиеи справедливость». Как теоретик красноречия Цицерон неизменно подчеркиваетнедостаточность общедоступного и уже демократизировавшегося риторическогообучения и требует от оратора углубленного философского образования,диалектической тренировки, умения анализировать конкретное человеческоеповедение в его соотнесенности с теоретическими проблемами. «Обилие» (copia)речи, искусство всестороннего развертывания мысли, богатство и разнообразиесредств выражения — характерные черты стиля Цицерона. Он — мастер периода счеткой логической и синтаксической структурой, уравновешенного во всех своихчастях, богато орнаментированного и в значительной мере ритмизованного:проблеме ритмической концовки («клаузулы») уделено много места в риторическихтрактатах Цицерона (особенно в трактате «Оратор»). В речах Цицерона практическиосуществляется и другой его теоретический постулат — свободное владениеразличными «стилями», гибкость языка, умение приспособлять выразительныесредства к оттенкам мысли и настроения. Значение Цицерона как мастера «классического»языка чрезвычайно велико в истории римской литературной прозы; огромную роль вэтом отношении сыграли не только его речи, но и философские диалоги,популяризирующие в легкой изящной форме основные учения эллинистическойфилософии.
Современникамоднако ясна была внутренняя фальшивость республиканизма Цицерона, егостремление к искусственной позе и пышным фразам. Ожесточенная классовая борьбапоследних десятилетий республики требовала более простых и действенныхлозунгов, более сжатого и концентрированного красноречия. С другой стороны,гражданские войны создавали в кругах мелких и средних землевладельцев Италииневерие в традиционный государственный строй, стремление к отходу отобщественных интересов. Культурная верхушка открыто отрывалась от масс, уходилав мистику или в старину. Эти противоречивые устремления нашли литературноеотражение в реакции против цицероновского стиля, возникшей в 50-х гг. I в.Представителям нового направления (Калидий* (Calidius), Кальв* (Calvus), Брут*(Brutus)) стиль Цицерона казался слишком «азианским», напыщенным и недостаточноэнергичным; их литературным лозунгом был, в связи с аналогичными тенденциями вгреческой литературе этого времени, аттицизм, возвращение к строгой словеснойдисциплине, к неорнаментированному стилю ранней аттической прозы Лисия иФукидида. Стиль «аттиков» создавал позу холодной деловитости или суровойэтической непреклонности. Нарочитая безыскусственность и строгий языковыйпуризм «Записок» (Commentarii de bello Gallico) Юлия Цезаря (С. Julius Caesar,102—44) сближают их с «аттиками»; Саллюстий (С. Sallustius Crispus, 87—36),стремящийся в заостренных против нобилитета исторических трактатах сохранитьмаску беспристрастного повествователя и неподкупного моралиста, облекает своепо существу напряженное и драматическое изложение, скомпанованное по методампатетической историографии эллинизма, в архаически-торжественную, сжатую дотемноты форму, ориентированную на стиль Фукидида.
Еслив период роста римского рабовладельческого общества литература брала попреимуществу установку на старые «классические» жанры, в эпоху гражданских войнграни, отделявшие римскую культуру от эллинистической, в значительной мерестираются, и в Р. л. начинают преобладать стилевые формы эллинизма. Дажеконсервативный грамматик-эрудит М. Теренций Варрон Реатинский* (М. TerentiusVarro Reatinus, 116—27), любитель и многосторонний исследователь римскойстарины, изъяснял преимущества старого времени над современностью вновеллистически-дидактической форме «Менипповых сатир» (Menippae saturae),сочетая элементы италийского фольклорного стиля с «азианской» манерой.Историк-аристократ Сизенна* (Sisenna) перевел модную новинку греческойлитературы, сборник фривольных новелл Аристида Милетского. Тенденции кизысканной форме, сложным «фигурным» метрам, эротико-мифологическим темам(«Эротопегниа» Левия* (Laevius)), к жанровому изображению жизни сельскогонаселения и низших слоев города по образцам Феокрита и Геронда (Матий*(Matius), Суэй* (Sueius)), усиливающиеся по мере роста общественногоиндиферентизма, вводят римскую поэзию в русло эллинистической литературы.Традиционалист Цицерон в своих поэтических опытах еще идет по стопам эпигоновЭнния; новая школа («неотерики»), имевшая замкнутый кружковой характер —поэт-грамматик Валерий Катон* (Valerius Cato), оратор-аттицист Кальв* (С.Licinius Calvus), Катулл (С. Valerius Catullus, ок. 87—54, см.), — исходит излитературной программы александрийских поэтов, гл. обр. Каллимаха; эти «ученые»поэты стремятся к малой форме и тщательной отделке деталей и разрабатывают либомифологические жанры эллинизма, эпиллий (малый эпос) и элегию, либо малыелирические формы, фиксировавшие мимолетные настроения и мельчайшие события изжизни членов поэтического кружка. И в той и в другой сфере творчества господствующееместо занимает эротическая тематика — психология и патология страсти. «Ученый»колорит поэзии создается как выбором редких и малоизвестных мифов, так иобработкой материала — насыщением литературного произведения заимствованиями иреминисценциями из других авторов, доступными лишь для искушенного илитературно образованного ценителя; эти скрытые цитаты и полуцитатырассматриваются как литературный комплимент, как признание стилистическихдостоинств используемого автора. В мелких стихотворениях Катулланепосредственная сила лирического переживания (напр. стихи к Лесбии) и живаяструя италийского фольклора сочетаются с переутонченностью эллинистическойэпиграммы; «ученые» стихотворения его отличаются сложной «рамочной» композициейи стремлением приблизить ритмико-синтаксическую структуру латинского стиха кэллинистическому образцу. «Неотерики» подготовляли ту реформу латинскогопоэтического синтаксиса, которая впоследствии была завершена Вергилием.Социальная проблематика была чужда новой школе: политические эпиграммы Катуллабезыдейны и сводятся к персонально заостренной насмешке. Характерно поэтому,что поэт-философ Лукреций (Т. Lucretius Carus, около 99—55, см.) стоит встороне от новой школы; его поэма «О природе вещей» (De rerum natura), являющаясяизложением механистического материализма Эпикура, также связана с ростомобщественного индиферентизма; но Лукреций, глубоко потрясенный социальныминеурядицами, ищет исхода от тревоги, охватившей значительные слои италийскогонаселения, в созерцании закономерности природного процесса, которое освобождаетот страха перед смертью и богами и вызываемых этим страхом мелких страстей; отмрачного настоящего поэт уносится мечтой в прошлое, в эпоху Сципионов и Энния,который остается для Лукреция и формально-стилистическим образцом.Промежуточную позицию между старой и новой школой занимал П. Теренций ВарронАтацинский* (Varro Atacinus), на которого поэты «века Августа» часто ссылаютсякак на своего предшественника.
II. Эпоха перехода к империи («Век Августа»)
Гражданскиевоины привели к созданию империи, военной диктатуры при частичном сохранениивнешних республиканских форм, диктатуры, основанной на компромиссе междунаиболее мощными группировками господствующего класса, крупнымиземлевладельцами и представителями торгово-ростовщического капитала иутвердившейся в борьбе италийского рабовладения с рабовладельцамиэллинистических провинций. Новый режим, установленный Октавианом Августом,положил конец гражданской войне и надолго стабилизировал общественные отношения:за нобилитетом сохранилась видимость политического преобладания; сословие«всадников» служило самой верной опорой нового строя. Установление империипроходило, с одной стороны, под национально-консервативными лозунгамивосстановления старинного государственного устройства и древних культов, а сдругой — под лозунгом религиозного освящения новых учреждений, обожествленияимператора как «спасителя», победителя тьмы и носителя «благоденствия»,установившего прочный «мир» после долгих междоусобий. Лозунги эти не встречалиискреннего энтузиазма, хотя италийские землевладельцы приветствовали иокончание гражданских войн, и рост внешней мощи империи, и установлениеэкономического примата Италии; более широкий отклик находила лишь идеализацияримского прошлого, которую поддерживала потерявшая реальную политическую властьаристократия. Новый строй был поэтому не одинаково благоприятен для всех видовлитературы. Красноречие, прежде служившее политическим целям, потеряло почву сустановлением империи и превратилось в далекую от жизни риторическуюдекламацию, в которой вскоре восторжествовали принципы «азианского» стиля.Идеализация исторического прошлого нашла литературное выражение в объемистойистории Тита Ливия (Titus Livius, 59 до н. э. — 17 н. э.), но его скорбныеразмышления о былом величии Рима таили в себе опасность значительногорасхождения с официальной идеологией в оценке настоящего. Августпокровительствовал гл. обр. поэзии, и его помощник Меценат собирал вокруг себяпоэтов, с тем, чтобы привлечь их к пропаганде проводимых реформ. Привлечениеэто шло медленно, так как широкие круги населения не столько поддерживали новыйрежим, сколько примирились с ним; в литературе «века Августа» официальноеликование часто сопровождается тонами пассивной резиньяции, тоски и утомления,тем более, что идеология «гражданина» должна была уступить место идеологии«подданного», как бы это ни маскировалось хитроумными юридическими ирелигиозными конструкциями. Для переходной эпохи характерно однако стремлениеосмыслить наступивший перелом, ввести атомизированное индивидуалистическоемироощущение в систему, согласованную с социально-политическими тенденцияминового строя, внутренне обосновать примирение с ним в идее нового расцветаримской державы.
Литературнымвыражением этого процесса явилась реакция против александринизма, возвращение кидеологически значимому содержанию и большой форме, ориентированной наклассическую литературу греков, сочетание филигранного искусства эллинизма сшироким размахом классического стиля. Поколение, пережившее падение республики,умело придать этому сочетанию известную углубленность выстраданногомировоззрения и поднять римскую поэзию на высшую ступень («золотой век Р. л.» —традиционное обозначение для прозы цицероновского периода и поэзии «векаАвгуста»).
Втворчестве Вергилия (Р. Vergilius Maro, 70—19, см.) ориентация на классиковусиливается параллельно с повышением социальной значимости тематики. Начавлитературный путь поэтическими опытами в стиле Катулла, он еще в «Буколиках»продолжает линию «неотериков»; разрабатывая эллинистический жанр идиллии в годыожесточенных гражданских войн, Вергилий воспринимает современность сквозьпризму условного лиризма «пастухов», преданных любви и поэзии, и создает нежныйпевучий стиль, в котором осуществлена начатая «неотериками» реформа латинскогопоэтического синтаксиса, приближение его к нормам художественной прозы; однакопо сравнению с интеллектуальной рафинированностью эллинистической идиллии(Вергилий воспроизводит темы и мотивы Феокрита) стихотворения Вергилияотличаются эмоциональной интенсивностью и более углубленной разработкойпсихологии афекта; пастушеская маска римского поэта — попытка бегства из остроощущаемого социального тупика. В «Поэме о земледелии» («Георгики»), гдеВергилий выступает уже как пропагандист восстановительной политики Октавиана,учено-деловитая дидактика эллинистического эпоса уступает место симпатическомувосприятию природы и торжественному пафосу в прокламировании ценностейэтического порядка. Наконец в «Энеиде», формально ориентированной на Гомера,Вергилий обращается к прошлому Италии и италийским мифам и создает новый типэпической поэмы большого стиля: ряд эпизодов, обработанных согласно техникеэллинистического эпиллия, с его концентрированным драматизмом, объединен вцелое не только сюжетной связью, но и пронизывающей всю поэму идеей, идеейсудьбы, которая ведет Энея в Лациум, а его потомков (в их число включал себяАвгуст) к власти над миром. При этом в трактовке мифологического материаларелигиозная философия стоицизма сливается с национально-консервативнойустремленностью религиозных реформ Августа. Примитивизм гомеровских персонажейзаменен высокими афектами: установка на «возвышенное» характеризует и поэму вцелом и разработку деталей; в образе главного героя сосредоточены добродетели,которые официальная идеология признавала исконно-римскими. Созданный Вергилиемстиль далек и от «азианской» напыщенности и от искусственной простоты«аттицистов»; наибольшие эффекты достигаются раскрытием выразительныхвозможностей обыденных слов и формул путем искусного словосочетания. Этотстилистический метод рекомендуется и Горацием (Q. Horatius Flaccus, 65—8, см.)— литературным теоретиком господствующего направления — в его «De arte poetica»(Об искусстве поэзии): старая Р. л. не удовлетворяет Горация сформально-стилистической точки зрения, александринистов он осуждает забезыдейность и зовет к новому изучению греческих классиков; принимая выдвинутыйнеотериками лозунг длительной и тщательной отделки поэтического произведения, онподчеркивает примат содержания и необходимость философской выучки: «Мудрость —начало и источник правильного писания». Творчество Горация по преимуществумедитативно и остается в пределах малых форм. Виртуозное стилистическое иметрическое мастерство «Од» облекает мотивы поэзии и философии эллинизма вформы древнегреческой лирики, отражая миросозерцание мелкого рабовладельца,обретшего успокоение после гражданских войн, избегающего житейской суеты игородской сутолоки и желающего безмятежно вкушать блага жизни и культуры подохраной нового режима. В рельефно-законченной лирике Горация эротические изастольные темы чередуются с философскими и политическими медитациями; Горацийстановится даже официальным певцом внутренне чуждой ему национально-консервативнойполитики. В «Сатирах» Горация резкость и политическая заостренностьлуцилианской сатиры сменяются тоном юмористической непринужденной беседы наотвлеченные темы, лишь с иллюстрациями из современной жизни, но и этаослабленная полемическая направленность «Сатир» в дальнейшем смягчается ипереходит в спокойную дидактику «Посланий». В юности республиканец, Горацийначал лит-ую деятельность с инвективы и обличения («Эподы») — в ироническойфилософии квиетизма и умеренности он находит средство «сохранить свою внутреннююсамостоятельность» (Лео) при изменившихся политических условиях.
Оппозицияпротив официальной идеологии находит выражение в кратком расцвете эротическойэлегии. Условная сентиментальность эллинистической эротики, в литературныхистоках восходящая к образам несчастных влюбленных трагедии и «новой» комедии,приобретает у римских элегиков, в связи с общими тенденциями эпохи кмировоззренческому углублению, видимость принципиальной жизненной установки.Маска влюбленного поэта, «слуги» суровой «владычицы», врага войны и наживы,бездеятельного в практической жизни, давала возможность высказывать настроения,враждебные консерватизму Августа, его попыткам возродить древнеримские«добродетели» и строгость семейных нравов. Восприятие мира под углом зрения любовнойтоски находит выражение в циклах элегий, посвященных некоей реальной илификтивной возлюбленной, которая фигурирует под каким-либо поэтическимпсевдонимом (как у эллинистических поэтов и Катулла). В литературном отношениишкола римских элегиков следует традициям «неотеризма» и, противопоставляяэлегию находившемуся под официальным покровительством эпосу, опирается налит-ую программу эллинистических мастеров. Создание римской элегии КорнелиемГаллом* (Gallus, 70—27) было таким же продолжением поэтической работы Катулла иего группы, как и «Буколики» Вергилия, и по стилистической направленностиэлегия на первых порах оставалась связанной с римским «аттицизмом». Проперций(Sextus Propertius, ок. 50 — ок. 15, см.), «римский Каллимах», вырабатывает дляизображения «тяжкой» любви к Кинфии затрудненный, взволнованный стиль, в своейконденсированности напоминающий стилистические тенденции Саллюстия, и уснащаетэлегию громоздкой мифологической ученостью; позже Проперций переходит к другойотрасли эллинистической элегии, к «ученой» разработке антикварных тем изримской древности. Совершенно избегает актуальной политической тематики Тибулл(Albius Tibullus. ок. 54—19, см.), член поэтического кружка республиканцаМессаллы, в мечтательных элегиях, стилизующих любовь на фоне сельской жизни иприближающихся по строгой шлифовке языка к цезарианской простоте и четкости. Вэтот замкнутый, условно сентиментальный мир, в котором реальность занимаетнезначительное место и служит лишь мотивировкой элегического излияния, Овидий(Р. Ovidius Naso, 43 до н. э. — 17 н. э., см.) вносит разлагающий элегиюфривольно-реалистический момент. Внешний блеск августовского Рима и сутолокаримской улицы схвачены живой наблюдательностью поэта и переданы ввиртуозно-легком и гладком стиле. В то время как прежние элегии претендовали наизображение серьезного и глубокого чувства, эротическая поэзия Овидияпревращается в салонную ироническую игру литературными мотивами, в изощренноеискусство психологической и стилистической вариации, блещущее эффектами моднойриторики: установка на вариацию, многократную трактовку одной темы в разномстиле и разными способами, является организующим принципом и элегических«Героид» (Heroides) и эпических «Метаморфоз». Срывая с себя традиционнуюсентиментальную маску влюбленного поэта, Овидий от «субъективной» элегиипереходит к разработке эротико-мифологических тем, но мифологические персонажиснижаются при этом до уровня галантного римского общества, и миф становитсяэротической новеллой. Это обстоятельство кладет резкую грань между Овидием истилизующими тенденциями начала «века Августа» и приводит к столкновению поэтас драпирующейся в консервативную маску политикой императора. Август нашел поводизгнать из Рима фривольного автора «дидактической» поэмы о «Науке любви» (Arsamatoria).
III. Эпоха империи
Овидийвырос в атмосфере империи, и в его творчестве наблюдается уже ряд характерныхчерт нового этапа Р. л. Во всех областях общественной жизни империи скоро сталиобнаруживаться признаки застоя, а затем и упадка. Уменьшение притока рабов поокончании эпохи больших завоеваний и рост «предложения» «свободного» труда принепрекращающемся процессе концентрации земельной собственности обусловилизамену крупного латифундиарного хозяйства системой отдачи мелких участков варенду («колонат»); возрастающая экономическая самостоятельность западныхпровинций подтачивала благосостояние Италии; сельскохозяйственная ипромышленная техника медленно, но неизменно деградировала. Воздвигая кровавыепреследования против аристократической оппозиции, императоры сосредоточили всвоих руках огромные земельные богатства; государственный аппарат превращался вбюрократическую машину. «Материальной опорой правительства было войско, гораздоболее похожее на армию ландскнехтов, чем на старое римское крестьянское войско,моральной же опорой было всеобщее убеждение, что из этого положения нет выхода,что не тот или другой император, но эта основанная на военной диктатуре империяявляется неизбежной необходимостью… Всеобщему бесправию и отчаянию по поводутого, что наступление лучших времен невозможно, соответствовали всеобщая апатияи деморализация. Немногие, оставшиеся в живых староримляне патрицианского духаи образа мыслей были устранены или вымерли. Последним из них был Тацит.Остальные были рады, что могут держаться вдалеке от общественной жизни. Ихсуществование заполнялось наживой богатства, наслаждением богатством, частнымисплетнями, частными интригами» (Энгельс). В связи с общественной апатиейлитература также приобретает «частный» характер: повышается интерес к бытовымдеталям, к природе, к внутренней жизни личности; в известном смысле литератураэпохи империи «реалистичнее» и «психологичнее» литературы предшествующегопериода. Впервые в античной литературе (как греческой, так и римской) в этуэпоху появляется углубленная характеристика индивида, а не только типическоймаски, искусство детально разработанного литературного портрета, способность ктщательному самоанализу. Однако при отсутствии проблем широкого социальногозахвата внутренняя жизнь либо бедна либо окрашена религиозно-мистическиминастроениями, и «реализм» литературы господствующего класса эпохи империираскрывал лишь картину класса, лишенного будущности, не способного к творчествукультурных ценностей. Литературным выражением общественного застоя явилосьгосподство риторики, культ изысканной формы при отсутствии сколько-нибудьнового и значительного содержания. Литература становится излюбленным занятиемпотерявшей политическое значение аристократии: отсюда огромный количественныйрост литературной продукции при ее ничтожном качестве. Уже в эпоху Августаоппозиционный оратор и историк Азиний Поллион* (Asinius Pollio, 76 до н. э. — 5н. э.) кладет начало обычаю «декламаций», публичных чтений поэтических ипрозаич. произведений. Литература эта, не преследуя социально-учительных целей,является в первую очередь светским развлечением и развивается в отрыве от масс.Характерной особенностью ее служит и то, что она опирается главным образом наримскую литературную традицию (это заметно уже у Овидия) и во многом отходит отгреческой литературы: Рим, хозяйственный гегемон империи, начинает диктоватьгрекам свои литературные вкусы.
Разумеется,застой наступает не сразу. Первый век империи отмечен еще видимостьюхозяйственного роста и значительной литературной продукцией («серебряный век Р.л.»), в которой преобладание риторики является лишь симптомом грядущего упадка.Если написанная при Тиберии (14—37) астрологическая поэма («Astronomica»)Манилия (Manilius), стоический эквивалент к эпикурейской поэме Лукреция,выдержана в стиле поэтов «века Августа», то период борьбы между императорами иаристократической оппозицией создает новый стиль, казавшийся «мощным», —страстный, чувственно-яркий, развертывающийся в нагнетении кратких, но образныхи заостренных сентенций, с широким применением в прозе средств поэтическоговыражения. Лучший мастер этого стиля, разрабатывавшегося уже риторами «векаАвгуста» и в зачатках своих наблюдающегося у Овидия, — Сенека (L. AnnaeusSeneca, 4 до н. э. — 65 н. э., см.), моралист, приспособлявший ригористическуюэтику стоиков к потребностям римских аристократов, которые надеялись обрести встоическом фатализме силу пассивного сопротивления императорскому режиму.Проповедь ухода в частную жизнь звучит наряду с обличениями «тиранов» и втрагедиях Сенеки, предназначенных, как вообще трагедия этого времени, не длясцены, где господствовал мим, а для рецитации. В этих риторических трагедиях,написанных на традиционные мифологические сюжеты, главную роль играет патетическаядекламация; действие сведено к наиболее напряженным моментам с явнымпристрастием к ужасному и патологическому. Поэты времени Нерона систематическиобновляют литературные жанры, в которых работали ставшие уже «классическими» ивошедшие в школьное обучение писатели «века Августа». Буколическая поэзия(Кальпурний (Т. Calpurnius Siculus)) возвещает наступление нового «золотоговека»; Цезий Басс* (Caesius Bassus) продолжает линию горацианской лирики.Попытка серьезного обновления традиционных форм сделана в исторической поэмеЛукана (М. Annaeus Lucanus, 39—67, см.) «Гражданская война» (Bellum civile),где с большим ораторским пафосом в стиле новой риторики излагаетсяоппозиционно-аристократическая концепция падения республики: симпатии автора —на стороне Помпея и в особенности Катона, Цезарь изображен в виде кровожадногозлодея. Эпос Лукана приближается к риторической историографии: повествованиенеоднократно прерывается страстными отступлениями, традиционный мифологическийаппарат совершенно устранен, зато охотно вводится «научный» — географический иестественно-исторический — материал. Стоическая проповедь примата внутреннейжизни над внешними благами лежит в основе сатир Персия (А. Persius Flaccus,34—62), трактующих в кабинетно-учительном тоне популярно-философские илитературные темы; лощеной патетике риторов Персий противопоставляет резкуюпрерывистость «низменного» стиля, богатого неожиданными и сильными образами. Запределами аристократической оппозиции новый стиль не находил широкого отклика.В вышедшем из придворных кругов комико-реалистическом романе Петрония(Petronius, ум. в 66, см.), пародирующем в форме менипповой сатиры любовныероманы, много места занимает литературная полемика, и автор неизменно остаетсяна классицистической позиции; иронически-небрежный тон и беспощаднаяоткровенность романа, рисующего в красках, близких к миму, провинциальныхвольноотпущенников, мелкий люд и подонки общества, отражают презрениеразложившейся верхушки к подымающимся дельцам; выдвигаемый Петрониемлитературный лозунг «откровенности» и голой жизненности является лишь маской,скрывающей идейную пустоту. Не затронуты новым стилем и басни Федра (Phaedrus,см.), единственный сохранившийся литературный памятник творчества низшихклассов начала эпохи империи: завуалированная социальная сатира, басня Федраотражает настроение безысходности, охватившее широкие массы; от политическихраздоров в среде господствующего класса Федр не ждет улучшения жизни низшихслоев населения.
С70-х гг. I в. н. э. (династия Флавиев) в империи наступили более спокойныевремена. Старопатрицианская аристократия была сломлена; консолидацияиталийских, а затем и провинциальных землевладельцев, ставших служилымсословием, придала более монолитный характер и сенатской коллегии иреорганизованной по более строгому классовому принципу армии; императоры самиявлялись выходцами из италийской или провинциальной знати. Нервная атмосферапериода дворцовых интриг уступила место тяге к «добрым правам» и скромнойсемейственности. В литературе этот поворот ознаменовался классицистическойреакцией. Риторика выдвигает лозунг возвращения к манере Цицерона (Квинтилиан(М. Fabius Quintilianus), ок. 35—95), которое на практике сводится однако лишьк отказу от эксцессов «нового» стиля и поверхностным заимствованиям. Сноварасцветает эпос с мифологической тематикой или по крайней мере с обильныммифологическим аппаратом. Валерий Флакк (С. Yalerius Flaccus) переделываетпоэму Аполлония Родосского об аргонавтах («Argonautica»), широко используяэпическую технику «Энеиды»; Силий Италик (Silius Italicus, 25—101) с помощьюзаимствованной у Вергилия мифологической бутафории перелагает в стихиповествование Ливия о второй пунической войне. Даже наиболее видный эпическийпоэт этого времени, лауреат императора Домициана, Папиний Стаций (Р. PapiniusStatius, ок. 40—96), автор ученой «Фиваиды» и незаконченной «Ахилленды»,признает себя лишь эпигоном Вергилия. Предназначенная для публичной рецитациипо частям, «Фиваида» содержит ряд эпизодов, богатых эффектной риторикой, нопоэту лучше всего удаются описания и чувствительные сцены. Видное местозанимает описательный элемент и в сборнике стихотворных «Эскизов» (Silvae)Стация, быстро набросанных стихотворений на случай: описания вилл, статуй,празднеств и т. п. чередуются с поздравительными стихами по серьезным иничтожным поводам и выражениями соболезнования. Этот новый жанр риторическойлирики отражает упадок общественных интересов, стремление замкнуться в сферечастной жизни. Несмотря на риторический схематизм общего построения, Стацийумеет схватывать индивидуальные черты и в соответствии с характером темыварьировать лирические тона — от торжественного пафоса до мягкой интимности.Чувствительное переживание спокойной живописной природы, развивающееся вантичном обществе эпохи упадка, находит в Стации лирического выразителя: так,он является первым в мировой литературе певцом Неаполитанского залива.Тенденция к литературному воплощению мелких жизненных событий и бытовых деталейпорождает расцвет малых жанров. Эпиграмма в эпоху господства риторическогостиля получила ту отточенную остроту, которая связывается с этим термином в егопозднейшем понимании. Марциал (С. Valerius Martialis, около 42—102, см.),мастер насмешливой эпиграммы, пользуется ею для зарисовок самых разнообразныхсторон римской жизни, противополагая свою «пахнущую человеком» поэзию ученыммифологическим жанрам. Поэт-«клиент», зависящий от богатых покровителей,Марциал часто является кривым зеркалом, но униженное положение дает емувозможность развернуть гораздо более реалистическую картину общества, чем этоспособен сделать поэт господствующего класса — Стаций.
Орудиемлитературной фиксации единичных фактов и мимолетных настроений становится ихудожественное письмо. Письма Плиния Младшего (Plinius Secundus, ок. 62—114),оставаясь реальными письмами, обращенными к реальным адресатам, обычноконцентрируются вокруг какой-либо небольшой темы, сжато, но исчерпывающеразработанной, и в отношении литературной преемственности ближе связаны споэтической эпистолографией римских александринистов и поэтов «века Августа»,чем с письмами Цицерона, которого Плиний в теории признает своим образцом. Вписьмах Плиния уделено много внимания литературной жизни: многочисленныезнатные диллетанты (к которым в известной мере принадлежал и сам Плиний), неимея возможности играть серьезную политическую роль и тяготясь государственнымии общественными обязанностями, предпочитают спокойную жизнь в своих виллах иждут славы от поэтических упражнений в стиле старинных писателей. В то времякак самодовольный аристократ Плиний восхищен «счастливыми временами» исоставляет торжественный «панегирик» императору Траяну, сатиры Ювенала (D.Junius Juvenalis, 47—130, см.), представителя средних слоев, вытесняемых сосвоих экономических и социальных позиций, рисуют мрачную картину жизни римскогообщества, роскошь и разврат богачей, унижения клиентов, нищету пролетариев,бедственное положение интеллигентных профессий, обезлюдение Италии. Приметкости и реалистической силе отдельных зарисовок афектированная моралистическаядекламация Ювенала не подымается до уровня социального протеста, на который небыла способна представляемая им прослойка; острие «негодования» сатирика необращено против социальной системы: он возражает против недостаточности подачексо стороны знати. Острое ощущение общественного упадка, старопатрицианскаяненависть к деспотизму вместе с сознанием безвыходности положения ипредчувствием грядущей катастрофы нагнетают атмосферу обреченности висторических трудах Тацита (Cornelius Tacitus, ок. 54—117), самогооригинального писателя эпохи. Исторический кругозор Тацита ограничен, — онинтересуется гл. обр. императорским двором, городом Римом и армией, — но в этойклассовой ограниченности, в страхе перед движениями масс — ключ к историческойконцепции римского аристократа, испуганного падением моральной силы его класса.В напряженном драматизме его повествования, сближающем Тацита с Салюстием иэллинистической историографией, кульминируют все достижения Р. л. I в. н. э. —искусство психологического портрета, живописного изображения деталей, точенаясжатость стиля. Тацит интересуется и историко-литературными проблемами: упадоккрасноречия в эпоху империи он объясняет отсутствием политической свободы(«Диалог об ораторах» — «Dialogus de oratoribus»). Тацит подымается однакозначительно выше среднего уровня политической мысли господствующего класса: дляисториографии этого периода более характерными являются риторическое изложениеотдельных эффектных эпизодов римской истории (Флор (Р. Annius Florus)) или регистрирующиеили классифицирующие сырой материал жизнеописания императоров (Светоний (С.Suetonius Tranquillus), ок. 75—150).
ВоII в. в связи с ростом хозяйственной самостоятельности провинций Италия теряетэкономический примат. Господствующее положение провинциальнойземлевладельческой знати, поставляющей императоров и высшую бюрократию, с однойстороны, религиозные движения в массах, идущие с Востока, — с другой, создаюткосмополитическое культурное единство империи, в котором ведущую рольприобретает греческий язык. В то время как в греческой литературе этого временинаблюдается некоторое оживление («вторая софистика», см. «Греческаялитература»), Р. л. оскудевает: римские писатели II в. пользуются либо обоимиязыками либо исключительно греческим (Фаворин (Favorinus), Марк Аврелий (М.Aurelius)). Идеология господствующих классов приобретает застойный характер:разрешения социальных проблем ищут в филантропии, обосновывая ее учениямикиников и стоиков. Для литературы характерна тяга к простому, безыскусственномусодержанию (природа, сельская жизнь) и чувствительности, соединенная однако свычурной искусственностью формы («фигурные» стихи, усложненная метрика и т.п.). В культурной верхушке рабовладельческого общества эпохи упадкараспространяется любование эпохой роста, антикварный и стилистический интерес кримской старине, к республиканской доцицероновской литературе и старинномуязыку. Параллельно аттицизму на греческой почве в Риме развиваетсяархаистическое направление. Заметное уже в I в., но не игравшее значительнойроли в литературе, оно достигает расцвета к середине II в. (ритор Фронтон (M.Cornelius Fronto), ок. 100—175; грамматик и антиквар Авл Геллий (AulusGellius), ок. 200). Опираясь на старинных писателей, архаисты писали языком,свободным от строгих классических норм, но все же чрезвычайно далеким отобыденного языка, который развивался уже в направлении к романским («вульгарнаялатынь»). Благодаря интересу архаистов к древним писателям до нас дошлизначительные фрагменты Р. л. эпохи республики, в то время как от многочисленныхвторостепенных писателей времени Августа и первого века империи не осталосьпочти никаких следов.
Болееоживленный характер имело литературное движение в выступающих на культурнуюарену романизованных провинциях, где основным языком культуры оставалсялатинский. Так, в Африке цветистая и вычурная «вторая софистика» нашла яркогопредставителя в лице Апулея (Apuleius ), философа-мистика и странствующегоритора, который подвизался в разнообразных жанрах «софистической» прозы:религиозно-мистический уклон имеет и его роман «Метаморфозы», нанизывающий нааллегорически интерпретируемый сказочный остов многочисленные реалистическиеэпизоды, с широким использованием фольклорного и фривольно-новеллистическогоматериала. В Африке же ранее, чем в других областях, появляется оригинальнаяхристианская литература на латинском языке: ее открывает Тертуллиан (Q.Septimius Florus Tertullianus, ок. 150—230), переносящий, как и его греческийсовременник Климент Александрийский, в христианскую литературу приемы«софистического» стиля, и Африка в течение долгого времени оставалась центромхристианской литературы на латинском языке.
РеволюцияIII в. положила по существу конец рабовладельческому строю. Создающаяся в концевека деспотическая монархия основана уже на преобладании крепостнических формэксплоатации; центр империи переходит из Рима в Константинополь, и христианствостановится господствующей религией; однако наряду со многими другимипережитками рабовладельческого общества античные литературные формы ещепродолжают существовать вплоть до окончательного распада Римской империи иуничтожения ее «варварами». Школа, грамматическое и риторическое «обучение»поддерживают искусство владения «классическим» стилем и старой квантитативной(основанной на различении долгих и кратких слогов) метрикой, потерявшими ужевсякую опору в живом языке. Задачу возрождения Р. л. ставит себе во второйполовине IV в. группирующийся вокруг оратора Симмаха (Q. Aurelius Symmachus,ок. 350—410) кружок римских аристократов, остающийся верным античной религии ипротивопоставляющий традиции римской культуры как христианству, так и«варварству» (деятельности этого кружка мы обязаны между прочим сохранениемтщательно выверенных текстов многих древних авторов). «Панегирики» галльскихриторов и Симмаха, его же письма, фигурная версификация Оптатиана Порфирия(Publilius Optatianus Porfyrius), риторические стихотворения Авзония ( DecimusMagnus Ausonius, около 310—395), история Аммиана Марцеллина (AmmianusMarcellinus, ок. 330 — ок. 400), являющаяся продолжением «Истории» Тацита,биографии императоров, продолжающие труд Светония, многочисленные конспективныеизложения римской истории — все это свидетельствует о стремлении писателей IVв. примкнуть к литературной традиции I—II вв. (Плиний, Стаций, Флор, поэты IIв. и т. д.). Когда в конце IV в. выделение Западной римской империи вернулоИталии значение политического центра, вновь возникла придворная поэзия сполитической тематикой, прославлявшая успехи Рима в борьбе с «варварами» (Клавдиан(Claudius Claudianus, в V в.), Меробауд (Merobaudes) и Аполлинарис Сидоний(Apollinaris Sidonius, ок. 430—480)). Восторженную хвалу Риму как центрумирового владычества содержит поэма Рутилия Наматиана (Rutilius Namatianus),описывающая возвращение автора из Рима в Галлию в 416. Еще в V—VI вв.африканские поэты при владычестве вандалов упражняются в трактовкемифологических тем, в риторических описаниях и эпиграммах (Драконтий(Dracontius), Луксорий (Luxorius) и др.), а в Италии Максимиан (Maximianus)сочиняет эротические элегии. Отрыв от восточной части империи и упадок знаниягреческого языка на западе с середины III в. порождают многочисленные переводыгл. обр. научных сочинений, но также и литературных произведений —дидактических поэм (Авиен (Avienus)), басен Бабрия (Авиан (Avianus)), романов.Но вся эта поэзия питается исключительно литературной традицией прошлого,работает в значительной мере «центонами» (гл. обр. из Вергилия) и покоится наформально-риторическом искусстве стиля, которое продолжало оставаться классовымотличительным признаком господствующей верхушки. Вычурная форма, школьныйпедантизм, переплетающийся с символико-аллегорической фантастикой, —характерные признаки этой литературы. Риторический стиль господствует и вхристианской литературе (Лактанций (Lactantius), Иероним (Hieronymus, ок.331—420), Августин (Aurelius Augustinus, 354—430) и др.). Укрепившись вгосподствующей верхушке, христиане не меньше «язычников» культивируют традицииклассической Р. л.: поэты пересказывают библейские сюжеты помощью вергилиевскойэпической техники (Ювенк (Juvencus), Марий Виктор (Marius Victor), Киприан(Cyprianus), Седулий (Sedulius), Авит (Avitus)) или следуют в своей лирикеформам Горация и Авзония (Пруденций (Aurelius Prudentius Clemens, ок. 348—410),Паулин Ноланский (Paulinus Nolanus)); даже в литургических гимнах (Амвросий(Ambrosius, ок. 340—397)), воспроизводящих в известной степени приемы«народной» поэзии, сохраняется квантитативная метрика. Лишь завоевание Римскойимперии «варварами» окончательно уничтожило античное общество и создало условияперехода античной формации в феодальную и вместе с тем оборвало традицию старыхлитературных форм, которые лишь частично трансформировались в жанрысредневековой латинской литературы.
Списоклитературы
Fabricius J. A., Bibliotheca latina, Hamburg, 1697
Teuffel W., Geschichte der römischen Literatur, bearbeitet v.W. Kroll und F. Skutsch, Lpz., I6, 1916, II7, 1920, III6, 1913
Schanz M., Geschichte der römischen Literatur, 4 Bde, 3 Aufl.,München, 1907—1922 (B. I вышел в 1924, 4 изд.)
Leo F., Geschichte der römischen Literatur, Bd I, Berlin, 1913
Егоже, Die römische Literatur d. Altertums (Kultur derGegenwart, T. I, Abt. 8), 3 Aufl., Lpz., 1912 (русский перевод: Очерк истории римской литературы, СПБ, 1908)
Martini E., Grundriss d. Geschichte der römischen Literatur, T.I, Münster, 1910 (русск. перевод: История римской литературы, ч. 1, СПБ, 1912)
Norden E., Römische Literatur (Einleitung in d.Altertumswissenschaft, hrsg. v. E. Norden, Bd I, H. 4), Lpz., 1923
Kappelmacher A., Die Literatur der Römer bis zurKarolingerzeit, «Handbuch der Literaturwissenschaft», Potsdam, 1925—1933
Klotz A., Geschichte der römischen Literatur, Bielefeld, 1930
Nageotte E., Histoire de la littérature latine, P., 1885 (русскийперевод: История латинской литературы,М., 1914)
Lamarre С., Histoire de lalittérature latine depuis la fondation de Rome jusqu’à la fin dugouvernement républicain, 4 vv., P., 1900
Егоже, Histoire de la littérature latine au tempsd’Auguste, 4 vv., P., 1907
Amatucci A. G., Storia della letteratura romana, Napoli, 1912
Duff J. W., A literary history of Rome from the origins to the closeof the Golden Age, 7 ed., L., 1927
Ribbeck O., Geschichte der römischen Dichtung, Stuttgart, I2,1894, II2, 1900, III, 1892
Plessis F., La poésie latine (De Livius Andronicus àRutilius Namatianus), P., 1909
Patin H. J. G., Études sur la poésie latine, 2 vv.,P., 1869
Sellar W. Y., Roman poets of the Republic, 3 ed., Oxford, 1889
Егоже, Roman poets of the Augustan Age, Oxford, 1884
Kroll W., Studien zum Verständnis der römischen Literatur,Stuttgart, 1924
La Ville de Mirmont H., de, Études sur l’ancienne poésielatine, P., 1902
Müller L., Quintus Ennius, SPB, 1884
Leo F., Plautinische Forschungen, 2 Aufl., Berlin, 1912
Norden E., Die antike Kunstprosa, 2 Bde, 3 Aufl., Lpz., 1915—1918
Michaut G., Le génie latin, P., 1900
Ussani V., Originalitá e caratteri della letteratura latina,Venezia, 1920
Jachmann G., Die Originalität der römischen Literatur,Lpz., 1926
Coccheia E., La letteratura latina anteriore del influenza ellenica,3 vv., Napoli, 1924—1925
Weyman K., Beiträge zur Geschichte d. christlich-lat. Poesie,München, 1926
МодестовВ. И., Очерк истории римской литературы, СПБ, 1888 («Дополнения», М., 1906)
НагуевскийД. И., Основы библиографии по истории римской литературы, Казань, 1889
Егоже, Библиография по истории римской литературы в России, Казань, 1889
ВарнекеБ. В., Очерки из истории древнеримского театра, СПБ, 1903
Егоже, Наблюдения над древнеримской комедией. К истории типов, Казань, 1905
МалеинА. И., Библиографический указатель книг и статей по римской истории на русскомяз. (в книге: Б. Низе, Очерк римской истории и источниковедения, изд. 3, СПБ,1910)
НагуевскийД. И., История римской литературы, тт. I—II, Казань, 1911—1915
МалеинА. И., «Золотой век» римской литературы, П., 1923
ДератаниН. Ф., История древнеримской литературы, М., 1928.
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта feb-web.ru