Реферат: Игорь Северянин
Среди множества мифов XX века живет и миф о поэте Игоре Северянине. О том, что он якобы воспелмещанство и пошлость, что ввел в свою поэзию интонации самовосхваления исамолюбования. “Северянинщинои” называли дурной вкус, этакую “пошлинку” впоэзии. Чем же сегодня объяснить эту “северянинщину”, ее проникновение втворчество поэта, безусловно, талантливого? Самое легкоеи самое простое ирония. Поэт иронизирует над обывателем, над эпохой, над самимсобой и собственными мечтами, в конце концов. Не раз он сам себя называл“ироником”, писал о своем отношении к жизни “Я трагедию жизни претворю вгрезофарс”. Вот что писал В. Брюсов в статье “Игорь Северянин” (1916 г) “Невсегда легко различить, где у Игоря Северянина лирика, где ирония. Не всегдаясно, иронически ли изображает поэт людскую пошлость, или увы сам впадает вмучительную пошлость. Мы боимся, что и сам Игорь Северянин не сумел бы точнопровести эту демаркационную линию”. Впрочем, ирония — только одна из стихийпоэзии Северянина. Другая, столь же значительная,— лиризм. Поэтому существуети третья “версия” о природе поэзии Северянина — лирика, мечтателя, “поэта с открытойдушой”, как назвал его А. Блок. Каждый из этих трех образов по-своему верен, икаждый из них — только маска, обличье, надетое автором и принятое доверчивымчитателем. Маской был и литературный псевдоним поэта — Игорь- Северянин,подчеркивающий особенную любовь к Северу. Северянин — это уже как быпрозвище, дополнительно включающееся в имя. Оно так и писалось через дефис,как приложение. Настоящая фамилия поэта — Лотарев Игорь Васильевич. Он родился4 (16) мая 1887 года в Петербурге, на Гороховой улице, где и прожил до девятилет. В 1896 году его отец расстался с матерью и увез сына к своим родственникамв Череповецкий уезд Новгородской губернии. Там, на берегу Суды — “незаменимойреки”,— прошли отрочество и юность будущего поэта. Там же он закончил четырекласса Череповецкого реального училища — учиться дальше ему не пришлось. В1904 году будущий поэт вернулся к матери и жил вместе с нею в Гатчине, подПетербургом. Север отозвался в его душе, пробудил вдохновение. Конечно же, онпридумывал Север. Как придумывал и сам себя, как вообще воображал себе своймир, еще далекий от реальности. Но в этом придуманном мире, таком, казалось бы,далеком от повседневности, таком благополучном и спокойном, внезапно ощущаешьтрагедию и боль. Нет никаких видимых причин к беспокойству, но, читая стихи,невольно чувствуешь тревогу, скрытую то в интонации автора, то в подтексте.Может быть, это еще только предчувствие, предвидение той боли, которая потрясети страну и мир:
Твоей души очам — виденийстрашных клиры...
Казни меня! Пытай! Замучай!Задуши! —
Но ты должна принять!.. Иплен, и хохот лиры —
Очам твоей души!..
Сегодня это ощущение боли,поиски правды кажутся нам важнее, чем утверждение Северяниным эгофутуризма.Футуризм был только периодом, хотя и значительным, в его творчестве. Протестуяпротив пошлости, он удалялся на берег моря, “где ажурная пена”, или в“озерзамок”, или на “лунную аллею”, встречал королеву “в шумном платьемуаровом”, слушал звуки Шопена. Называя себя “царь страны несуществующей”.Северянин мог бросить вызов обществу, воспевая “ананасы в шампанском” иутверждая себя как гения. Но это было — маской. Что же в действительностидвигает поэтом? О чем думал он сам?
Из меня хотели сделатьторгаша,
Но торгашеству противиласьдуша.
Смыслу здравому учили сдетских дней,
Но в безразумностьвлюбился соловей.
….…
И общественное мненье япрезрел,
В предрассудки выпускалдесятки стрел.
Что же было в нем истинного? О чем же думал Северянин, воспевая “мороженое из сирени”, создавая причудливыеновые формы? Повторяя в разных вариантах строку в “Квадрате квадратов”, он изнемогаетот того, что “заплутал, точно зверь, меж тревог и поэм...” Тревога о людях, олюбви, о России. И даже в самом “скандальном” стихотворении “Эпилог” “упоение”победой поверхностное. Надо заметить другое, более точное самоопределениепоэта: “В ненастный день взойдет, как солнце, моя вселенская душа!” Но ничитатели, ни критики не догадались, что пафос Северянина не в самопохвале, а,напротив, в веротерпимости.
Не ученик я и неучитель,
Великих друг, ничтожныхбрат.
Иду туда, гдевдохновитель
Моих исканий — говорхат.
(“Эпилог”)
Если прочитать эти строки безпредубеждения, иначе поймешь намерения поэта. И тогда стихотворение,казавшееся эпатажем, бравадой, оказывается, заключает в себе и самоотрицание.Поэт ощущает себя равным миру — и не скрывает своего чувства. Ирония действительнохарактерна для стихов Северянина. Но она направлена не против лиц, а противявлений. Против фальши, бездушия, озлобления и невежества.
Останови мотор! Снимиманто
И шелк белья, бесчестьяпаутину,
Разбей колье и, выйдя изландо,
Смой наготой муаровуютину!
Что до того, что скажетПустота
Под шляпками, цилиндрами икэпи!
Что до того! — Такаянагота
Великолепней всехвеликолепии!
Конечно, это и сегодня звучитвызывающе. Но на упреки в пошлости сам Игорь Северянин ответил в 1918 году встихотворении “Двусмысленная слава”:
Во мне выискивалипошлость,
Из виду упустив одно:
Ведь кто живописуетплощадь,
Тот пишет кистьюплощадной.
Неразрешимые дилеммы
Я разрешал, презревмолву.
Мои двусмысленные темы —
Двусмысленны по существу.
Правильнее было бы сказать,что весь поэтический мир Игоря Северянина изначально двойствен. Поэт как бывзвешивает на весах добро и зло: “И в зле — добро, и в добром — злоба”.Северянин отстаивал свои взгляды яростно и искренне, что, конечно, неподтверждает его правоты. Но это объясняет его одиночество и в вымышленном мире, и в настоящем.
В августе 1914 года в “Стихахв ненастный день” Северянин провозглашает: “Живи, живое восторгая! От смертимертвое буди!” Через год, в июле 1915 года, в “Поэзе “Невтерпеж” звучат иныеноты:
Чем дальше, все хуже,хуже.
Все тягостней, всебольней.
И к счастью тропинкауже,
И ужас уже на ней...
Этот ужас еще отступает вминуты личного счастья. Но жизнь постоянно возвращает его к вопросу о добре изле, об истине, о любви к народу. Признавая принципиальную неоднозначностьмира, поэт писал:
В ничем — ничто. Изничего вдруг — что-то.
И это — Бог!
В самосозданьи не дал онотчета,—
Кому б он мог?
(“Поэза истины”)
Граница между добром и злом,между правдой и неправдой, по Северянину, не только зыбка и неопределенна. Онане историческая, не социальная, не национальная. Она — личностная. Поэт отвергает классовый, или социальный, подход, для него существует один критерий— нравственность. Новые возможности открывает для него февральская революция 1917 года. Он видит в жизни “возрождение”:
Жизнь человека одного —
Дороже и прекрасней мира.
Биеньем сердца моего
Дрожит воскреснувшаялира.
(“Баллада XVI”)
Речь шла уже не об одной душе— обо всей жизни. Северянин, лирик, ироник и мечтатель, раскрывается какфилософ. Он упрямо и настойчиво повторяет мысль о превосходстве человека надмиром. Это звучит как продолжение слов Достоевского о том, что счастьеневозможно построить на слезах и на крови. Но жизнь предлагала все новыеварианты политической розни, ожесточенной борьбы. Под сомнение ставились ценности,признаваемые дотоле всем человечеством. В первую очередь “в загоне” оказалось,по мнению Северянина, искусство. В июле 1917 года он с горечью констатировал:
Дни розни партийной длянас безотрадны,—
Дни мелких, ничтожныхстрастей...
Мы так неуместны, мы такневпопадны
Среди озверелых людей.
(“Поэза строгойточности”)
Мы — это, конечно же,художники. В поэзию Северянина открыто врывается политическая лексика. Номысли поэта, наблюдающего грабежи “черни”, обращены к народу: “мучительнодумать о горе народа”. Даже в эти тягостные дни он разделяет чернь и народ.Отсюда — надежда на успокоение, на время как на “лучшее чудо”, на то, что“жизнь не умрет”. Он уверен: “Минуют, пройдут времена самосуда, убийц обуздаетнарод”. Он предсказывает и будущую трагедию, и песню, которую в конце концов“живой запоет”. Подтверждение своих слов Северянин получил неожиданно скоро: вфеврале 1918 года в Политехническом музее в Москве на поэтическом вечере он былизбран “королем поэтов”, опередив Маяковского и Бальмонта.
Я так велик и так уверен
В себе, настолькоубежден,
Что всех прощу и каждойвере
Отдам почтительный поклон.
(“Рескрипткороля”)
Трудно сказать, что длясамого поэта важнее — уверенность в себе или признание всех вер. В концестихотворения он провозглашает: “Я избран королем поэтов — да будет подданным светло”. Вскоре Северянин уехал в Эстонию, в Эст-Тойлу, где всегда проводилвесну и лето. Но немецкая оккупация Эстонии (в марте 1918-го), образованиесамостоятельной республики (1920) отрезали его от России. Он почти безвыездножил в деревне со своей женой — поэтессой и переводчицей Фелиссой Круут.
Мое одиночество полнобезнадежности,
Не может быть выходадуше из него,
Томлюсь ожиданиемнесбыточной нежности,
Люблю подсознательно —не знаю кого.
(“Утомленный душой”)
Души поэта хватало и навосхищение фениксом Эстонии, и на ностальгию о России — “крылатой стране”.“Эстония-сказка”, “голубая голубка”, “оазис в житейской тщете”. Россия же —страна одновременно “священная” и “безбожная”. Он любил Россию, но не меньшетого любил и Эстонию. Он хотел встать вне политики. Но его не признавалиэмигранты и забывали в России. В Эстонии ему жилось трудно. Но не потому, чтоон не имел возможности работать. Просто время мало способствовало поэзии. Новсе же поэт выпустил 9 книг, много переводил эстонских поэтов, издал антологиюэстонской классической поэзии и переводы эстонского поэта А. Раннита “Воконном переплете”. Правительство помогло Северянину, назначило субсидию. Нописал он не об Эстонии и не о России, а о человеке, о его чувствах.
Но все меньше и меньше белогосвета оставалось в жизни. Жизнь грубела, так что “черствеют и девьи сердца”.Приходит новый век, “жестокий, сухой”, рациональный. Люди” живут без стихов ине чувствуют их необходимости. Человек становится рабом, потому что художникникому не нужен.
Все друг на друга: сСевера, с Юга,
Друг и подруга — всепротив всех!
Поиски истинной тропы, пути ксебе, к прошлому растянулись на много лет. Советские люди, пришедшие в Эстониюв 1940 году, уже не знали, кто такой Игорь Северянин. Им не было дела до егомыслей. Не потому ли, задержалось возвращение в русскую культуру поэта ИгоряСеверянина? Задержалось и понимание его поэзии. Отечественная война засталаСеверянина больным. Но, неисправимый мечтатель, он еще надеется на помощь центральногоправительства в эвакуации. Он рассчитывает на поддержку Жданова. Поэт так и непонял, что же происходило в России. Его телеграммы Калинину остались безответа. 22 декабря 1941 года Северянин умер. Он умер непонятым.
Многие годы спустя мы судивлением обнаруживаем, что слишком плохо знали его. Те чувства, которыеказались нам преувеличением оказались настоящими. Мы искали “маску”, неподозревая о том, что ее не было. Было лицо поэта — страдающего и мыслящего. Судьба Игоря Северянина — и в России, и в эмиграции была печальной. Заграничнойпублике был мало интересен поэт живший своей Россией. А по России ужерасползались пятна островов ГУЛАГа и казалось навсегда поглощали память о“грезах весны” XX века. Нам не было дано бросить розы в гроб поэта, но намсуждено заново осмысляя путь нашей страны соразмерить с общим движением жизнипричудливое движение мысли мечты и насмешки человека, который слишком долгождал нашего понимания.