Реферат: Искусство как предмет исторического сознания

Петр Алексеевич Николаев

Я хочу начать лекцию с тезиса академика Д.С.Лихачева о том, что история культуры не есть ее прогресс. История культуры — ее накопление. Однако каждое конкретное явление художественной культуры функционирует по-разному в исторические периоды. Естественно, всякий раз современники хотят интерпретировать это явление или даже использовать в своих целях, рождающихся в их время. Чаще всего такое интерпретирование, несмотря на некоторый субъективный оттенок, вполне закономерно и отвечает духу творчества рассматриваемого художника. Но бывает и так, когда наиболее активные силы общества, а тем более господствующие или агрессивные, пытаются, пользуясь современным популярным термином, «приватизировать» соответствующего художника. В этом смысле показательны юбилеи самого великого национального художника России — А.С.Пушкина.

«Морфология» юбилейного праздника определялась общественной атмосферой времени, но и последнее испытывало воздействие торжественной даты. На определенных этапах первое воздействие превалировало. Так прошел, например, столетний юбилей со дня гибели Пушкина в 1937 году. Появились работы типа «Наследие Пушкина и коммунизм», где ее автор В.Кирпотин объявил поэта коммунистом, близким Ленину. А поэт А.Безыменский прочитал стихи на торжественном заседании в Большом театре: «Ты слышишь ли, Пушкин, команду „стреляй“, ты видишь костров огневую завесу? Там в Пушкиных целит Адольф-Николай руками кровавых фашистских Дантесов» Пушкин оказывался похожим на Ленина и был антифашистом. Конечно, размах юбилея был столь велик, что он вобрал в себя и настоящую оценку творчества поэта, богатую издательскую и просветительскую работу. Во всяком случае, молодое поколение 30-х годов в нашей стране хорошо знало пушкинские тексты.

В 1987 году (150 лет со дня гибели поэта) отношение власти к Пушкину оказалось схожим, хотя политизированное осовременивание Пушкинского наследия и не было слишком демонстративно конкретным. М.Горбачев в Большом театре, где проходило юбилейное заседание, лишь цитировал знаменитые строки «пока свободою горим», вызывая на разговор о перестройке и гласности (это происходило — свидетельствую — за кулисами театра, перед выходом президиума на сцену). Однако скоро печать дала знать, что готова найти на пушкинских страницах нечто напоминающее идеологию рыночной экономики.

Ничего неожиданного в этом не было. Внимательный наблюдатель давно мог заметить, как уже было сказано, что функционирование классического наследия в нашу эпоху обрело вполне «утилитарную» окраску — и не только под прямым влиянием власти. Общественные споры в культурной и общественной среде, возникавшие под воздействием самых разных, в том числе и экономических обстоятельств, побуждали, например, художественную интеллигенцию, как говорится, «слышать акценты». За несколько лет до юбилея 1987 года в театре им.Е.Вахтангова шел спектакль по пьесе В.Коростылева «Шаги командора» — о Пушкине. Происходило это в ту пору, когда в прессе шла полемика о двух типах патриотизма. Один был назван «разрушительным», другой — «созидательным». К первому отнесли восстание декабристов в 1825 году, народническое движение 70-х годов 19 века, ко второму — строительство Транссибирской магистрали и т.д. Как более эмоциональные и художественные натуры, литературные критики поспешили объявить эпоху Николая I эпохой русского запоздавшего, по сравнению с Европой, Ренессанса. Применительно к нашей теме результаты названных споров были такими. Царь говорит: «Что же ты, Пушкин, пишешь: „И чувства добрые я лирой пробуждал“? Я вот пароходы по Волге пустил. Ты хотя бы написал: „И чувства бодрые я лирой пробуждал“. И Пушкин растерян, достойного ответа царю не последовало. Что это — влияние модной „ренессансной“ концепции по отношению к той эпохе? И никому из создателей спектакля не пришло в голову, не вспомнилось: Пушкин был активным сторонником одновременно духовного прогресса в России и цивилизации в ней. Но общественное поветрие, мешающее существованию диалектики в сознании, часто затрудняет понимание диалектической природы интерпретируемых исторических личностей и фактов.

Мысль об указанной диалектике подтверждается и противоположным примером из художественной жизни того же времени — снова в связи с пушкинской темой. Сторонники „созидательного“ патриотизма заявляли: зараженные волюнтаристскими идеями Запада, бунтовщики-офицеры пошли против царя и, стало быть, пытались разрушить государство, их наказали — туда им и дорога. Недавно историк и литератор А.Бушков в книге „Россия, которой не было“ заявил: одна у меня претензия к Николаю I — мало повесил. Такая точка зрения эпигонов русского славянофильства и почвенничества имела разные опоры, в том числе и в словах Ленина о декабристах: „страшно далеки они от народа“. Но тут была не только идеологическая субъективность, но и историческая безграмотность и нежелание знать факты (»ленивы и нелюбопытны" — эти пушкинские слова относятся сюда в полной мере). Восстановил историческую справедливость писатель Вс.Н.Иванов в книге «Пушкин и его время», где рассказано о том, что многие солдаты шли на Сенатскую площадь без приказа офицеров и было замучено после восстания избиением в строю и ссылкой на каторгу более трех тысяч солдат. Можно сказать: Пушкин благодаря честному перу писателя (любопытно заметить, не скрывавшему своих монархических симпатий) помог найти указанную справедливость. Вот одна из форм функционирования поэта в последующие эпохи, его жизнь в веках.

Последний юбилей Пушкина — в 1999 году — продемонстрировал большую зрелость в литературной и общественной жизни. Имя Пушкина побуждает теперь к более точным, чем в прежние годовщины, философским и историческим заключениям. Но, к сожалению, и до сих пор Пушкин оказывается объектом критического рассмотрения, но уже по причине распространения «вседозволенности», отнюдь не художественно-эстетической. В условиях всемирного духовного стриптиза, заразившего часть интеллигенции, не должны вызывать удивления настойчиво распространяемые версии об имевшихся, якобы, у Пушкина «тайных записках 1836-1837 годов», где поэт предстает во всей моральной неприглядности и извращенности. Вряд ли бы эти записки, не признаваемые ни одним серьезным пушкинистом как принадлежащие поэту, могли бы довольно долго обсуждаться в нашей отечественной прессе, а инициаторы и поклонники издания не прислали бы русским читателям уже третий, «юбилейный», обзор в виде книги всех материалов, относящихся к теме — если бы бездоказательные версии не получили поддержки в среде нашей художественной интеллигенции. Помимо всяких иных нравственных (точнее, безнравственных) последствий увлечений подобными публикациями, последние способствуют развитию той общественной болезни, которая время от времени вспыхивает во времена активного напоминания о личности Пушкина: исключительный интерес к биографическим подробностям жизни поэта, не оставляющий места для изучения написанного им. А ведь и к Пушкину вполне относима мысль Канта о творческом человеке, у которого есть два начала: «божеское» и «житейское», и они порой не совпадают. Академические институты свидетельствуют: тысячи писем, что приходят к ним, содержат чаще всего вопрос: была ли любовь между Дантесом и Натальей Николаевной или нет. Но куда меньше обращений с просьбой помочь разобраться с тем или иным пушкинским текстом. Сейчас многое происходит в разных сферах нашей жизни: художественной, церковной, политической, научной — вопреки предупреждениям и советам Л.Толстого (прямо поветрие какое-то). Это относится и к вопросам о биографических деталях. Напомню известный эпизод. Толстой убивает на своей щеке комара. Единомышленник писателя В.Чертков восклицает: «Лев Николаевич, как Вы, Толстой, могли убить живое существо?» Толстой ответил: «Не живите так подробно». Переводя на научный язык, можно интерпретировать слова писателя так: не ищите в каждой детали происходящего подтверждение какой-то доктрины, какой-то системы знаний, да и вообще не увлекайтесь житейскими подробностями. Впрочем, не следует принимать и как будто возвышающиеся над мелкими деталями бытия Пушкина слова, претендующие на глобальное «патриотическое» определение места поэта в мировой культуре. Патриотизм, отвергаемый другом Пушкина П.Чаадаевым, ориентированный на изоляцию поэта от мирового опыта, к сожалению, в наше время не потерял в определенной среде своей привлекательности. Здесь раздаются голоса о том, что Пушкин напрасно насытил русскую речь галлицизмами, ввел не свойственную ей перифрастичность, пренебрег опытом старорусского, житийного языка древних летописей. Огорчило выступление режиссера Н.Михалкова, прозвучавшее два года назад, когда он, рассуждая о будущем России, настаивая на так называемом особом пути русской нации, сослался на Пушкина, который, якобы, в своих определениях будущего нашего отечества не принимал в расчет европейский опыт. Но у Пушкина есть тезис: «Горе стране, живущей вне европейской системы».

Несколько лет назад в литературных кругах был популярен лозунг «Вперед, к Пушкину!». Он объединял даже явных литературных противников. По форме он был неправилен: нельзя возвращаться никуда, даже к Пушкину, хотя бы потому, что метафоры и рифмы в 20 веке богаче пушкинских. Но поверять Пушкиным надо многое, может быть, все.

Все сказанное здесь лишь утверждает необходимость, учитывая постоянную актуальность шедевров русских гениев прошлого, осознавать их в их полной объективности, в их абсолютной самодостаточности. Без этого невозможен никакой анализ художественного творчества в историческом бытии общества.