Реферат: Последний "Штурм неба". Антицерковная политика в годы Хрущева /1958-1964/

Последний «Штурм неба». Антицерковная политика в годы Хрущева /1958-1964/

Судьбы церкви в послеоктябрьские десятилетия — тема, к которой сегодня проявляют устойчивый интерес ученые, публицисты, широкая общественность. В школьном курсе отечественной истории она получила пока более чем скромное освещение. Преимущественное внимание уделяется 20-30-м годам, трагедии церкви в условиях становления тоталитарной политической системы. В меньшей степени изучен последующий период, в том числе гонения на церковь в конце 50-х — начале 60-х годов. Авторы общих работ о десятилетии Хрущева в лучшем случае лишь упоминают эту антицерковную кампанию, а по большей части вообще ничего о ней не пишут [1]. Из числа исследований по истории православной церкви, вышедших в последнее время, следует отметить книгу известного на Западе историка Д.В.Поспеловского «Русская православная церковь в ХХ веке» /М.,1995/. Одна из четырнадцати глав книги повествует о положении церкви в годы Хрущева и отражает современный уровень осмысления этой темы в западной исторической литературе. Заслуживает внимания также книга отечественного религиоведа В.А.Алексеева «Иллюзии и догмы» /М.,1991/. В ней, однако, антирелигиозной политике Хрущева уделена лишь заключительная глава, написанная очень кратко. Между тем, история хрущевских гонений на церковь представляет интерес во многих отношениях. Это была последняя попытка режима в короткий срок ликвидировать церковь и религию как сколь-нибудь значимое социальное явление. Именно в это время окончательно определилась партийно-государственная политика по отношению к церкви, сформировался механизм ее осуществления и вся система антирелигиозной пропаганды, сохранившиеся вплоть до перестроечных лет. История войны с церковью важна и для понимания всех хрущевских реформ, их направленности и ограниченности. Цель данной статьи — выделить основные этапы, объяснить причины и охарактеризовать последствия этого широкомасштабного наступления на религию, в частности, ответить на вопрос, почему именно реформатору Хрущеву, в отличие от его предшественника, понадобилось эта кампания гонений на лояльную по отношению к режиму церковь. В качестве основного источника использованы отчеты, записки, другие документы уполномоченного Совета по делам русской православной церкви /РПЦ/ по Ярославской области. Комплекс этих документов хранится в Центре документации новейшей истории Ярославской области /ЦДНИ ЯО/ и вводится в научный оборот впервые. Статья предназначена, главным образом, для учителей истории и может быть полезна при освещении этой стороны хрущевской политики на местном материале.

Первые признаки нового наступления на церковь появились в 1958 году. Во многих отношениях этот год вообще был переломным: добившийся единовластия Хрущев начинает свой грандиозный коммунистический эксперимент, завершившийся сокрушительным провалом. Поскольку строительство коммунистического общества мыслилось прежде всего как искоренение «пережитков капитализма», из которых религия почиталась главным — места для компромисса не оставалось. Весной 1958 года ЦК КПСС рассылает по партийным инстанциям развернутую справку «Религиозные культы в СССР», обратив, таким образом, их внимание на этот важнейший участок «коммунистического воспитания». Осенью этого года Совет Министров СССР принимает два постановления, направленные на ограничение хозяйственной жизни церкви: «О монастырях в СССР» и «О налоговом обложении доходов предприятий епархиальных управлений, а также доходов монастырей». Особенно чувствительным для церкви оказалось повышение налога на свечное производство — главный источник доходов. Ярославский епископ прямо заявлял, что это — «для церкви гибель», и ездил к патриарху советоваться — как теперь быть? Выход нашли за счет увеличения цен на свечи: рублевые стали продавать за два, а трехрублевые — за четыре рубля [2].

С конца 1958 года атеистическая тема становится лейтмотивом всех идеологических выступлений на пленумах и конференциях партийных комитетов. Отношение к церкви и религии формулируется предельно откровенно, без всякого словесного камуфляжа. Религия ставится в один ряд с такими «пережитками», как пьянство и хулиганство, объявляется основой невежества и вообще всех социальных бед. В ноябре 1958 года ЦК КПСС принимает постановление «О мерах по прекращению паломничества к так называемым „святым местам“, а в мае 1959 года Ярославский обком уже отчитывался о его выполнении. На территории области обнаружились три „святых источника“: возле Тутаева, в Переславском и Брейтовском районах. Попытка ликвидировать их „методами убеждения“ не удалась. Прибегли к испытанному средству: в областной и районных газетах появились „письма трудящихся“ с требованиями закрыть источники, а исполкомы местных Советов приняли соответствующие решения. Дольше всех просуществовал тутаевский источник. В отчетах он ежегодно „окончательно уничтожался“, но ликвидирован был только в 1965 году [3]. В деятельности уполномоченного Совета по делам РПЦ основное место заняло „сдерживание активности церковников“. Запрещалось совместное богослужение священников соседних церквей в дни праздников, участие детей и подростков в хорах певчих и церковных службах, не разрешалось строительство жилых домов для священников на средства общины, ограничивалось проведение крестных ходов, запрещалась благотворительность [4].

С 1959 года начинается закрытие действующих храмов. В центральной и местной печати нарастающим потоком публикуются атеистические статьи, „открытые письма“ священников, порвавших с религией, всякого рода фельетоны и разоблачительные материалы. Основной мотив этих публикаций — »срывание масок", т.е. откапывание всяческих непристойностей и прегрешений в личной жизни духовенства. С сентября 1959 года начал выходить массовый ежемесячный антирелигиозный журнал «Наука и религия». В январе 1960 года ЦК КПСС принимает новое закрытое постановление — «О мерах по ликвидации нарушений духовенством советского законодательства о культах». Основная цель — ограничение влияния церкви. Как на местах предполагалось осуществить это ограничение, свидетельствуют предложения уполномоченного Совета по делам РПЦ:

«1. Закрыть 5 церквей /служб нет долгое время/.

2. Закрыть еще 3 церкви, как находящиеся в аварийном состоянии.

3. Подготовить к закрытию еще 5 церквей»[5].

В 1960 году в области закрыли сразу 13 церквей и ликвидировали свечную мастерскую епархиального управления. У церковных общин изъяли 6 сторожек и 8 жилых домов. Прекратили выплачивать полные пенсии тем, кто участвовал в церковной деятельности в качестве старост, псаломщиков, регентов, певчих и т.п. Значительно усилилась антирелигиозная пропаганда. Повсеместно создавались «клубы атеистов», атеистические кружки, кинолектории, «кабинеты атеистов», «уголки атеиста» и «атеистические секции». Проводились читательские конференции, вечера вопросов и ответов, «устные журналы» и «громкие читки». И темы были самые разнообразные — от традиционной «Был ли Христос?» до «Влияние религиозных праздников на здоровье трудящихся». Местное издательство произвело на свет несколько атеистических брошюр, сборник «Семь бесов» и сборник «частушек про попов». Несмотря на все усилия, результаты оказались скромными. Доходы церкви сократились за год всего на 7 %. Крестили 60% родившихся младенцев, отпели 65% умерших. Доход духовенства даже возрос [6].

С 1961 года антирелигиозная кампания входит в свою высшую фазу. От «сдерживания и ограничения» режим переходит к прямому наступлению на церковь. В феврале ЦК КПСС принимает еще одно закрытое постановление — «О записке Совета по делам русской православной церкви», в котором, в частности, Ярославская область была подвергнута критике за слабую работу. С марта того же года постановлением Совмина СССР открытие и закрытие церквей целиком передавалось на усмотрение областных исполкомов, которым также разрешалось ограничивать колокольный звон [7]. На очередной областной партийной конференции только что приступивший к своей четвертьвековой руководящей деятельности первый секретарь Ярославского обкома Ф.И.Лощенков не обошел вниманием антирелигиозную тему. Его доклад был насыщен такими сильными выражениями, как «религиозники», «иконная рухлядь в жилых домах», он призывал «разрушить до основания питательную почву церковников» [8].

Основным средством «разрушения питательной почвы» оставалось закрытие церквей. Иногда это принимало просто дикие формы. Весной 1961 года была закрыта церковь в с.Малахово Тутаевского района, поскольку председатель колхоза попросил церковь под зерносклад. Ключи от храма верующие отдавать не хотели. Секретарь райкома партии распорядился послать работников финотдела райисполкома «освободить здание, а культовое имущество уничтожить». Что при этом творилось, повествует письмо верующих архиепископу Никодиму, управляющему тогда Ярославской епархией: «Пришли старухи верующие, просили дать им из храма по иконке, всех выгнали, глумились всю ночь. Которые иконы вытаскивали, жгли на улице, а которые — в храме, в печке. Когда мы пришли днем в церковь /печка была сильно горячая/, увидели печальное зрелище. Дикари не поступили бы так, как партийные люди...» [9].

1961 год был в целом для русской православной церкви временем больших перемен к худшему. Под давлением властей были внесены изменения в «Положение об управлении русской православной церковью», принятое в 1945 году. Священники полностью отстранялись от финансово-хозяйственной стороны церковной жизни и становились чем-то вроде служащих по найму. Создавалась система жесткого контроля над людьми, совершающими религиозные обряды, — крещения, венчания и отпевания. Церковный староста обязан был предоставлять их паспортные данные в исполком местного Совета. При всех исполкомах были созданы так называемые «комиссии содействия по наблюдению и контролю за деятельностью религиозных обществ и духовенства». Провели поголовную перерегистрацию священников, каждый получил справку и был ознакомлен с новыми правилами. В назидание всем нескольких наказали. Один священник «крестил младенца на дому» — и был снят с регистрации. Несколько вышедших уже «за штат» стариков-священников, откликаясь на просьбы верующих, ходили по окрестным селам и совершали требы. Один из них, за неимением лучшего, соорудил себе кадило из консервной банки. Все были строго предупреждены. Церковных старост вызывали в исполкомы и настоятельно втолковывали им, что отныне они должны совершенно самостоятельно управлять финансово-хозяйственной деятельностью общины. Священников за вмешательство наказывали.

С 1962 года в антицерковной пропаганде появляется новая нота. Церковь начинают обвинять в том, что она укрывает всякого рода жуликов, проходимцев и даже преступников. Обвинения эти усилились и приобрели опасный оттенок после июньского /1963/ пленума ЦК КПСС, ставшего своеобразным реваншем сталинских идеологов. Объявлено было, что никакого мирного сосуществования идеологий не было, нет и быть не может, т.е. нет места мыслям и чувствам, отличным от официальной ортодоксии. Раздался призыв к новому наступлению на религию как проявление буржуазной идеологии [10]. Докладывая об итогах пленума, секретарь Ярославского промышленного обкома Ф.И.Лощенков оценивал религию как «последнее прибежище буржуазии» и заключал: «Не случайно разведки буржуазных государств в своей идеологической работе активно используют церковные и сектантские организации» [11]. Церковь изображалась своего рода базой подрывной деятельности, а активная религиозность расценивалась как скрытая форма антисоветизма, достойная внимания соответствующих органов.

Что это было действительно так, свидетельствует один примечательный документ — адресованная в обком КПСС справка управления КГБ по Ярославской области, содержащая факты «политически вредных проявлений» среди молодежи. Повествуется о некоем слесаре, девятнадцати лет от роду, который под влиянием журнала «Америка» «заявлял о намерении изменить родине»; о «девушках легкого поведения», вступавших в интимные отношения с иностранцами и совершавших ради этого даже паломничества в столицу. Но большая часть справки — о молодых людях, все преступление которых состоит в намерении поступить в духовную семинарию [12].

Стремление изыскать антисоветский криминал в деятельности духовенства приводило к тому, что и невинные с сегодняшней точки зрения действия расценивались как подрывные. Протоиерей Феофилакт Сенгилевцев из Некоузского района слушал «Голос Америки» и заинтересовался речью американского президента о правах негров. В конце передачи был призыв к слушателям, желающим подробно ознакомиться с речью, посетить посольство США в Москве. Оказавшись по случаю в столице, священнослужитель не смог побороть искушения — и посетил. Принят был «высоким американцем», побеседовал с ним о свободе вероисповедания, получил два номера журнала «Америка» и приглашение «заглядывать к ним». Шел уже 1965 год — оргвыводов, кроме профилактической беседы, в отношении священника не последовало [13].

В самом начале 1964 года прозвучал заключительный залп хрущевской антирелигиозной войны. В январе партийные комитеты получили очередное закрытое постановление ЦК КПСС «О мероприятиях по усилению атеистического воспитания населения». Предписывалось, используя все средства массовой информации и устной пропаганды, «охватить» антирелигиозным влиянием прежде всего молодежь, детей и подростков. С целью отвлечения людей от церкви (с ее торжественностью и благолепием) надлежало повсеместно внедрить «новые яркие советские обряды» — комсомольские свадьбы, торжественные регистрации новорожденных, «дни совершеннолетия» и т.п. В соответствии с указаниями свыше оба ярославских обкома партии — промышленный и сельский — предприняли энергичные меры «по усилению». Всякого рода отчеты и справки об атеистической работе все больше приобретают характер донесений с поля боя. При всех горкомах и райкомах организовали советы атеистов, а в «местах расположения церквей» -штабы атеистов. Открыли университет научного атеизма в Ярославле и школы научного атеизма в райцентрах. Переславский горком партии ухитрился открыть школу атеистов даже при родильном отделении городской больницы. Для детей в школах проводились вечера «В мире тайн и чудес», пионерские сборы на антирелигиозные темы, для студентов ввели обязательный курс «Основы атеистических знаний». На агитплощадках бесплатно показывали документальные фильмы о попах-проходимцах, активно практиковались встречи с бывшими священниками, порвавшими с религией. Ростовский музей-заповедник организовал цикл лекций на неожиданную тему: «Реакционная роль церкви в истории Ростовского края». Разработали примерные ритуалы показательных свадеб, наречений новорожденных и «дней шестнадцатилетия» и разослали их на места. Разослали не зря. На местах проявляли иногда такую инициативу, что результат получался плачевным. В Угличе по предложению местного «старого большевика» день новорожденного решили проводить под духовой оркестр, с пением революционных песен и наречением младенцев под красными знаменами с речами и докладами, увлекаясь этим до такой степени, что уж забывали, по какому поводу собрались. После одного из таких «советских обрядов» рабочий местного леспромхоза на всякий случай окрестил всех своих четырех детей [14].

Пропагандистская война с религией и церковью неизбежно вылилась в оскорбления духовенства и верующих. Особенно не стеснялись в выражениях лекторы-атеисты. Уполномоченному Совета по делам РПЦ поступали такие жалобы: «Лектор битый час доказывал, что верующие -это прохвосты, жулики и пьяницы, а немало их является и шпионами. Во время лекции были возгласы в адрес лектора: „Уходи! Попы хоть врут по книге, а ты врешь без книги“ [15].

Мощный пропагандистский натиск, помноженный на меры административного преследования, сказался на состоянии церкви и духовенства. Среди части священников распространяются ощущения одиночества, духовной изоляции, пессимизма, падает дисциплина, растет пьянство и халатное отношение к пастырским обязанностям. В 1965 году архиепископ Сергий, возглавлявший в это время Ярославскую епархию, издал шесть указов с наложением различных наказаний на священников, недобросовестно относящихся к своим обязанностям, а некоторых запретил в богослужении /16/. Прямым следствием нового законодательства о культах стали участившиеся конфликты между исполнительными органами религиозных общин и священниками. Наиболее яркий пример — конфликт между церковным советом и одним из священников Федоровского собора, главного храма Ярославской епархии. Обнаружив некие нарушения финансовой дисциплины, а также то, что священник „игнорировал старосту“, исполнительный орган расторг договор с ним и уволил его. Изумление правящего архиерея отражает направленное им церковному совету письмо: „Не скрою, я впервые встречаюсь с таким явлением, ибо в мою компетенцию входит назначать и увольнять священников… Надеюсь, что церковный совет, тщательно и рассудительно все взвесив, примет решение, исполненное гуманности в духе христианской церкви“. Призыв архиепископа и даже угроза отлучить старосту от церкви успеха не имели: к удовлетворению местной власти священник был переведен на другой приход [17].

В 1965 году последняя в советской истории антирелигиозная война быстро идет на убыль. Провал в экономике, рост недовольства, необходимость популистских шагов со стороны нового руководства — все это требовало прекращения надоевшей и так и не приведшей к искоренению религии кампании. Тем более что обещанный коммунизм снова отодвигался в неопределенное будущее. Прекращается закрытие церквей. Антирелигиозная тема занимает все меньшее место в пропагандистской деятельности. Меняется и сам язык антирелигиозной пропаганды — фронтовая терминология уступает место рассуждениям о том, что „борьба с религией должна вестись так, чтобы верующий видел в атеисте близкого друга, желающего ему добра“ [18].

Какие потери понесла церковь в ходе этого семилетнего атеистического наступления? Проиллюстрируем их на примере Ярославской епархии. Количество действующих храмов сократилось со 143 до 86, число священников — со 162 до 96. Сократилось количество крещений /с 60 до 33 %/, в основном за счет усиления административных санкций. Отпевали треть всех умерших, венчания составляли доли процента всех заключивших брак. Доход церкви возрос с 1 234 тыс.рублей в 1957 году до 1 376 тыс.рублей в 1966 [19]. Реакция церкви на гонения выразилась в своеобразной модернизации церковной деятельности. Это проявлялось в заочном отпевании и даже венчании, молебнам по письменным и устным просьбам. Ответом на закрытие церквей стало проведение нескольких служб в течение дня в одном храме, поскольку всех молящихся храм не вмещал. На запрет привлекать подростков церковь ответила более активным привлечением к службам неработающих женщин и пенсионеров. Учитывался низкий уровень духовной культуры верующих — священник предварительно пояснял наиболее трудные места службы, чтобы они понимали, о чем идет речь. Служил священник часто не с амвона, а в центре храма, среди молящихся, что придавало всей службе интимный, доверительный характер. Упрощались обряды -крещение производилось не погружением, а окроплением святой водой, практиковались коллективные исповедания и т.п.

Причины хрущевской антирелигиозной кампании большинство авторов видит в утопическом проекте скорейшего достижения коммунизма, где церкви не было места. Вряд ли можно только этим объяснить ожесточенность и продолжительность наступления на церковь. Война против церкви была реакцией режима на начавшиеся в общественном сознании глубокие изменения. В условиях, когда рушились догмы и мифы тоталитарной системы, на глазах разваливалась вера в вождя, когда вчерашние „соратники“ оказывались членами „антипартийных групп“, возникало естественное стремление к чему-то надежному, прочному, не подверженному влиянию конъюнктуры. Обращение к церкви, ее обрядам и заветам в тоталитарном государстве всегда принимает форму протеста. Пресечь эти опасные с точки зрения системы общественные явления и была призвана хрущевская антицерковная кампания.

Примечания

[1] Полностью отсутствует этот сюжет в таких обобщающих работах, как: ХХ съезд и его исторические реальности. М., 1989; Filtzer D. The Khrushchev Era: De-Stalinisation and the Limits of Reform in the USSR, 1953-1964. L.,1993.

[2] ЦДНИ ЯО, ф.272, оп.227, д.321, л.5-34; д.327, л.56-57; д.471, л.10.

[3] Там же, д.464, л.95-96; оп.229, д.171, л.30; Северный рабочий. 1959. 26 марта, 12 апреля.

[4] ЦДНИ ЯО, ф.272, оп.227, д.471, л.8.

[5] Там же, д.605, л.17-18.

[6] Там же, оп.228, д.69, л.43-50; д.75, л.3-15.

[7] Там же, д.64, л.314.

[8] Там же, д.3, л.160-161.

[9] Там же, д.75, л.25-30.

[10] Пленум Центрального Комитета КПСС, 18-21 июня 1963 г.: Стенографический отчет. М., 1964. C.23, 40-41.

[11] ЦДНИ ЯО, ф.7386, оп.1, д.24, л.18.

[12] Там же, ф.272, оп.229, д.53, л.11-15.

[13] Там же, д.171, л.16.