Реферат: Спарта как тип полиса

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

ДАЛЬНЕВОСТОЧНЫЙГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

ИНСТИТУТ ИСТОРИИИ ФИЛОСОФИИ

КАФЕДРА ВСЕОБЩЕЙИСТОРИИ

Спарта как тип полиса.

Курсоваяработа

Студента группы 411

Рой А. В.

Научный руководитель:

Щербина А. А., кандидат ист. наук, старший преподователь.

Владивосток

2002

Содержание

Введение………………………………………………………………………3

1. Древнегреческий полис:причины

кризиса…………………………………………………………………………………5

2. «Спартанская легенда» — образец политического мифа…………….9

3. Место Спарты среди других обществ античного мира……………..12

4. Спарта как тип полиса……………………………………………………..14

Заключение……………………………………………………………………..25

Список литературы……………………………………………………………31

Введение

Актуальность темы исследования. Проблему тиранических режимов, как мне кажется, следуетрассматривать через призму исследования понятия «полис и государство», причем,рассматривать ее в историческом контексте.В исследовательской литературе все более укрепляетсяпредставление о том, что полис на разных этапах своего развития имел различные формы. Для целей нашего исследования достаточно кратко коснуться двух такихисторических форм: классической и предшествующей ейгомеровской. С моейточки зрения, наиболее полно и убедительно феномен гомеровского полиса исследован Ю. В. Андреевым. Для данной курсовойработы важны следующие его выводы: длягомеровского полиса характерно: 1) отсутствие античной формы собственности; 2)отсутствие государственности как результат еще не сложившегосяклассового деления общества. Вместе с тем достаточноотчетливо проступают тенденции к превращению аристократии в господствующий слой,стремящийся поставить под свой контроль общество ипревратить рядовых общинников в подневольную эксплуатируемую массу.

Исторические судьбы такогообщественного организма, как гомеровскийполис, в различной конкретной ситуации могли быть различны. Но выходов из такого состояния в принципе моглобыть только два: илиаристократия, сорганизовавшись и сплотившись в единое сословие, погасив в известной меревнутренние распри, поставит под свой контроль общину, а ее членов низведет до уровня зависимого населения,или рядовая масса общинников сможет обуздатьаристократию и установить равенствочленов общины, хотя бы относительное, и, самое главное, сможет обеспечить личную свободу своих членов иинституционную неприкосновенность своей земли. Вопрос о путях развития вГреции решался в следующую историческуюэпоху — архаическую, охватывавшую время приблизительно от 800 до 500 г. Конечно, эти хронологические вехивесьма условны. Во — первых, VIII в. до н. э., особенно его первая половина, еще близок к предыдущему;с другой стороны, конец VI в. ужеочень напоминает V в. до н. э. Во-вторых, развитие полисов происходилонеравномерно и некоторые из них достигали «классической» стадии развития вначале архаического периода, другие же и к концуего пришли с формами очень отсталыми, с общественными отношениями, близкими котношениям гомеровской эпохи. Тем не менее,если смотреть с точки зрения эволюции Греции вцелом, необходимо признать, что архаическая эпоха должна рассматриваться какэпоха переходная — от полиса гомеровского типа к полису архаического типа.

1. Древнегреческий полис: причины кризиса

Вначале периода — очень простые социальные отношения,рабство почти не известно, тольконачинают формироваться различные формы; личнойзависимости. В конце периода рабство классического типа представляет собой уже сформировавшееся явление, древнегреческоеобщество вполне готово к широчайшему распространению рабства, которое началось после греко-персидской войны. Всеэти сложные процессы происходили в условиях быстрого экономического подъема, вызываемого ростом производительных силдревнегреческого общества. Некоторые изисследователей даже считают, что на этовремя приходится наибольший качественный рост античного производства, что именно в период архаики были сделаныважнейшие технические и технологические открытия,определявшие до самого конца античного мира уровеньи характер производства. Может быть, в таком утверждениии содержится известное преувеличение, но сам факт резкого подъема экономики на базе быстрого прогрессапроизводительных сил не вызывает сомнений.

Важнейшим результатом всехпроцессов, происходивших в архаическуюэпоху, было формирование греческого полиса именно в той форме, которую я постарался обрисовать выше. В большинствегреческих полисов аристократия утрачиваетгосподствующие позиции, рядовое гражданство уравнивается с ней в правах. Темсамым практически полностью устраняетсявозможность эксплуатации сограждан. Однако потребности обществав подневольной, эксплуатируемой рабочей силе оставались прежними. Ф. Энгельс указывал: «При исторических предпосылках древнего, в частности греческого, мира переход коснованному на классовыхпротивоположностях обществу мог совершиться только в форме рабства».[1] Уровень развитияобщества был таков, что использование рабского труда было неизбежным. Всилу этого формирование полиса какгражданского коллектива, обеспечивавшего гарантии свободы всех граждан, неизбежно модифицировало пути развитияобщества. Естественная потребность в рабах как эксплуатируемой рабочейсиле могла быть удовлетворена только засчет источников, внешних по отношению кполису.

Я, естественно, не ставлю задачуанализировать развитие рабства в архаической и классической Греции. Мояцель — попытаться рассмотреть вопрос оформировании класса рабов и соответственно класса рабовладельцев и становление основ тираническогорежима. Становление и развитие этих классов — эксплуатируемого и эксплуатирующего — имеет своиместественным результатом формированиегосударственности, ибо возникновение классовой противоположности неизбежно вызывает к жизни аппарат,который обеспечит эксплуатацию одногокласса другим. В условиях древней Греции ведущей формой социальной и политической организации общества являлсяполис. Следовательно, в конечном счете, вопрос может быть сформулирован следующим образом: выполнял ли полис функциигосударства и если выполнял, в чем былиего особенности. Мне представляется, что ответ может быть таким: в процессеразвития рабства и становления рабовладельческихобщественных отношений полис постепенно приобретал функции государства,превращался в гарантию беспрепятственной эксплуатации рабов рабовладельцами, естественно, чторабовладельцами становились члены гражданской общины. Община превращалась в защитника прав своих членов. Постепенное развитие рабства, приведшегок перерождению большого числа полноправных граждан общины в рабовладельцев,которые должны были усиливать эту функциюполиса и в известной мере регулировать общинные,коллективистские отношения внутри,ибо только коллективными усилиями можно было обеспечить подавление социального протеста эксплуатируемыхрабов.

Таким образом, полис классического типа, возникший врезультате борьбы рядового гражданства противстремления аристократии превратить его вэксплуатируемую массу и, в конечном счете, обеспечивший свободу и полноправие членам гражданской общины,постепенно превращался в орган, обеспечивающий эксплуатацию. Однако в данных условиях эксплуатируемыми являлись люди, чуждыегражданскому коллективу. Сложность ситуацииздесь определяется тем, что отнюдь не все гражданепредставляли собой рабовладельцев. Можно думать, что функция полиса какоргана подавления рабов или органа, обеспечивающего«нормальную» эксплуатацию, тем сильнее развивалась, чем больше было рабов (по отношению к свободным), чембольшее число граждан — членовгражданского коллектива становилось рабовладельцами. В этом отношении очень показательны современныепредставления о характереспартанского полиса. Многие исследователи подчеркивают, что Спарта, в сущности, была не «милитаристским»,а «полицейским» государством, вся структура и деятельность которого былинаправлены к одной цели — удержанию вповиновении илотов. С этим согласуютсяи данные о соотношении числа свободных и рабов (в данном случае илотов) в Спарте по сравнению с подобнымисоотношениями в других полисах.

В сущности, в Спарте гражданский коллектив представляетсобой одновременно и господствующийэксплуатирующий класс, и сам государственныйаппарат. Эта особенность определяется спецификой спартанского пути развития, когда государство возникает врезультате завоевания. Тем не менее, спартанскийвариант не является чем-то исключительным — онлишь наиболее крайнее выражение общих тенденций, свойственных всемудревнегреческому миру. Полис повсюдупостепенно превращался в форму организациигосподствующего класса, становясь машиной «для поддержаниягосподства одного класса над другим». Вместе с тем, общинная сущность полиса, его происхождение из территориальнойобщины, особые формы его политическойструктуры, где явственно сохранялись тенденциик тому, чтобы всякое политическое действие было действием всего коллектива,— все эти особенности, предопределялислабость полиса как такой «машины». В. И. Ленин влекции «О государстве», помимо общихпроблем становления, развития, функций государства, особо останавливался на ряде особенностейгосударства рабовладельческой эпохи. В частности, он особо подчеркивал дветакие особенности: 1) сравнительная слабость государственного аппарата, 2)«узкий круг» его действия

Мне кажется, что эта «слабость» и «узость» государства порождены общинным происхождением полиса, определяющимвлиянием общинных начал на весь характер полиса.Тем не менее, полис в связи с развитием рабствадолжен был все в большей мере выполнять функции государства.До определенного момента полису удавалось справляться с этой задачей,дальнейшее же развитие рабовладения оказалось выше его возможностей, что, видимо, в конце концов, и стало одной изпричин кризиса классического греческого полиса.

Подводя итог, мы можем сказать, чтодревнегреческий полис в его классической формепредставлял собой гражданскую общину, родившуюся,как правило, из слияния территориальных общин, экономической базой ее обычно являлось земледелие. Эта община основана наантичной форме собственности, естественнымрезультатом чего являются верховнаясобственность коллектива на землю и «прямая демократия» с суверенитетом народного собрания в качестве основы политическойорганизации, а также совпадение в принципеполитической и военной систем. Эта община развиваетсяв условиях становления рабовладения и имеет тенденцию к превращению в форму организации господствующегокласса.

2 «Спартанскаялегенда» — образец политического мифа

Спарта, бесспорно, самое необычное и наиболеезагадочное из всех греческих государств. Эта репутация прочно закрепилась заним уже в древности и сохраняется поныне.

На протяжении целого ряда столетий (по крайней мере с VII по III в. дон.э.) Спарта оставалась важнейшимполитическим военным фактором греческой истории, фактором, от которого вомногом зависели судьбы и всего остального эллинского мира. Находясьна известном удалении от других греческих государств, к тому же отделенныеот них глухой стенойполитической изоляции[2]спартанцы, тем не менее, постоянно напоминали грекам о своем присутствии,бесцеремонно вмешиваясь в их внутренние дела.Грозными окриками и карательными экспедициями обуздывали непокорных, упорно отстаивали своеправо на первенство в Элладе, сдерживаяс помощью военной силы рост могуществанаиболее опасных для них соперников.

Огромный военный потенциалСпарты, ее непререкаемый авторитет в международных делах,удивительная стабильность ее государственного строяи в не меньшей степени его исключительноесвоеобразие уже в достаточно раннее время (вероятно, начиная совторой половины VI в.) должны были сделать это государствообъектом самого пристального внимания и изучения. Особенно усилился этотинтерес к Спарте в годы Пелопоннесской войны, из которой она вопреки всемрасчетам ее противников, вышла победительницей, и достигла высшей своей точкисвоего развития в первые десятилетия IV в. всвязи с общим политическим разбродом и упадком полисного строя. Как известно, вфилософской и публицистической литературе этого периода спартанская темазанимает одно из центральных мест.

Не подлежит сомнению, что к этому времени вгреческой литературе уже сложился целый цикл исторических преданий, новелл,анекдотов, так или иначе связанных со Спартой и спартанцами. В совокупности всеони составили то, что принято теперьназывать «легендой» или «мифом» оСпарте. Основным сюжетным стержнем легенды, по-видимому, с самого моментаее возникновения стала биография великого законодателя Ликурга, в которомдревние видели основателя спартанского государства, создателя почти всехего важнейших институтов.

Для современного исследователя спартанская легенда представляет подлинный интерес, как едвали не первый в истории человечества образец политического мифотворчества. Через ее посредство вгреческом обществе, в особенности среди егоаристократической, враждебной демократии верхушки,укоренился взгляд на Спарту как наидеальное государство, граждане которого сумели наилучшим образом решить все внутренниепроблемы и благодаря этому навсегда избавились от каких-либо смут и неурядиц. Во власти этой иллюзии оказались выдающиеся мыслители V — IV вв. до н. э. Не говоря уже о таких убежденных и последовательных лаконофилах, как Критий или Ксенофонт, сочинениякоторых, очевидно, в немалой степени способствовали пропаганде и широкомураспространению «спартанского миража» (выражение Фр. Олье), мы обнаруживаем еговлияние даже в теоретических построенияхтаких, казалось бы, весьма далеких от слепого преклонения перед Спартойфилософов, как Платон и Аристотель.Несмотря на встречающуюся в их трудах подчас весьма суровую критику спартанскихпорядков оба мыслителя выказывают всвоих утопических проектах удивительную приверженность к совершенноопределенному типу государства—примитивному аграрному полису спартанскогоили, может быть лучше было бы сказать спартано-критского образца

Влияние спартанской легенды выходит далеко зарамки античной эпохи. Оно отчетливо ощущается в европейской общественной мыслинового времени. Начиная с периода Возрождения, представители сами различных, а иногда и прямопротивоположных политических и философских течений обращаются к «государствуЛикурга» как к важному историческомупрецеденту, подтверждающему правильность их программных теорий.

В течение долгого времени политическаяактуальность спартанской проблемыпрепятствовала ее серьезному и объективному изучению. В первую очередь это относится к немецкойисториографии, так как имен но в ней восхваление Спарты стало чуть ли необщеобязательной нормой назойливым лейтмотивом, повторяющимся почти в каждомсколько-нибудь значительном труде по истории Греции. Уже в 20-х годах XX века К. О. Мюллер противопоставил спартанцев и вообщедорийцев как живое воплощение лучших качеств греческой народности и носителей«подлинно эллинского духа» «упадочным, вырождающимся» ионийцам.Своейкульминации это направление достигло позднее в «трудах» фашистских историков,пытавшихся с помощью ссылок на авторитет Спарты оправдать преступность ибесчеловечность нацистской политической системы.

Большая исследовательская работа демифологизировалараннюю историю Спарты, освободив ее от элементов мистицизма и наивногоантропоцентризма. Однако, чем больше история Спарты становится реальней, тембольше возникает проблем.

3 Место Спарты среди других обществ античногомира.

Важнейшая проблема в исследовании Спарты — типологическая принадлежность спартанского общества, или, говоря иначе, томесто; которое оно занимало среди других обществ античного мира. Большинствоисториков, так или иначе касавшихся этого вопроса, довольствуются тем, чтобезоговорочно зачисляет Спарту в разряд «отсталых» или (в другой формулировке)«аграрных» греческих государств. Простота и доступность этого определения ни вкоей мере не искупают двух его серьезных недостатков: не конструктивности ирасплывчатости. Конечно, экономическая отсталость до известной степени сближаетСпарту с такими архаичными формами греческого общества, как города дорийскогоКрита, фессалийские и беотийские полисы, племенныесообщества (этносы) Локриды, Элиды Этолии и т. д. Но одного этогопризнака все же недостаточно для того, чтобы говорить о принципиальнойисторической однотипности всех этих столь несхожих между собой социальныхструктур.

Некоторые авторы, не желая затруднять себя поисками точныхдефиниций, объявляют Спарту «историческимкурьезом», «аномалией», для которой нет и не может быть никаких аналогийв истории не только Греции, но и всегоантичного мира. При таком подходе стоящая перед нами сложная научнаяпроблема вместо того, чтобы, как ей и подобает, быть тщательно распутанной,разрубается одним ударом, подобно знаменитому гордиеву узлу. Поставленная всовершенно обособленное положение среди всех остальных греческих государств,Спарта неизбежно попадает в разряд абстрактных общеисторических или, скорее,внеисторических категорий, место для которых может найтись в любой стране и влюбую эпоху. Едва ли случаен в этой связи тот интерес, который неизменнопроявляют к спартанскому феномену апологеты современного циклизма.

Спартанскаясоциально-политическая система определяетсякак особый, «военный тип общества», «необходимым коррелятом» которогоявляется «государственный социализм». Как образец «тоталитарного государства»Спарта противопоставляется «свободнымдемократическим» Афинам, воплощающим якобы идеалы пресловутого«открытого общества».

Некоторыесовременные историки нередко исключают это государство, в котором древниевидели своеобразный эталон полисного строя[3],из числа «настоящих греческих полисов».

Основная особенностьполиса, отличающая его от всех других типов и форморганизации господствующего класса, состоит в том, что государство, которое здесь, как и в других случаях, действует,прежде всего, как орудие классовогогосподства, тем не менее сохраняет унаследованную от предшествующей исторической эпохи (эпохи первобытнообщинногостроя) форму соседской общины. При этом община не вытесняется и не поглощаетсягосударством, как это обычно бывает в другихраннеклассовых обществах, например в странахПередней Азии. Напротив, само государство уподобляется здесь общине,или, говоря иначе, конституируется как община, что позволяет считать полисособой, если можно так выразиться, сублимированной формой общины.

4. Спартакак тип полиса

Пример Спарты в этом отношении, бытьможет, наиболее показателен, поскольку именно здесьвыступают с наибольшей отчетливостью основные признаки, унаследованныеполисом от его исторической предшественницы, и, вместе с тем, особенно заметнысуществующие между ними принципиальные различия. Объяснение стольпарадоксального феномена следует искать в самой истории Спарты.

Как известно, основавшие Спарту дорийцы пришли в Лаконию какзавоеватели и поработители местного ахейского населения. Постепенноперераставший в классовую вражду межплеменной антагонизм сделал крайненапряженной социально-политическую обстановку, сложившуюся в этой частиПелопоннеса. Ситуация еще более усложнилась около средины VIII в., когда в Спарте, как и во многих других греческихгосударствах, стал ощущаться острый земельный голод. Возникшая в связи с этим проблема избыточного населения требоваланезамедлительного решения, и спартанцы решили ее по-своему. Вместо тогочтобы, подобно остальным грекам, искать выход из создавшегося положения вколонизации и освоении новых земель за морем, они нашли его в расширении своей территории за счет ближайших соседей — отделенныхот них лишь горным хребтом Тайгета мессенцев.

Завоевание Мессении, ставшее совершившимся фактом лишь кконцу VII в., после так называемой II Мессенской войны, позволило приостановить надвигавшийсяаграрный кризис, зато во много раз усилило ту внутреннюю напряженность, котораяедва ли не с самого момента возникновения спартанского государства сталаопределяющим фактором его развития.

Основным итогом, завоевательной политики Спартына территории Лаконии и Мессении было возникновение специфической формы рабства, известной под именем илотии. Отрабства классического типа илотию отличает, прежде всего, то, что раб здесь не отчуждается полностью от средств производства и практическиведет самостоятельное хозяйство, используя принадлежащий ему (на правах владения или же полной собственности — это остается неясным)рабочий скот, сельскохозяйственный инвентарь и всякие иные виды имущества. После сдачи установленной подати или оброка в егораспоряжении остается определённая часть, урожая, которую он, по всей видимости, может использоватьпо своему усмотрению, апри желании даже продать. Судяпо имеющимся данным, спартиаты совершенно не вмешивались в хозяйственные дела илотов,довольствуясь тем, что получали от них в соответствии с предписанием закона. Таким образом, в Спарте сложилась особая формарабовладельческого хозяйства, при которой непосредственное вмешательстворабовладельца в производственный процесс стало чем-то совершенно необязательным или даже вообще исключалось. Из организатора производстварабовладелец превращается здесь в пассивного получателя ренты, хозяйственная же инициативасосредотачивается всецело в руках непосредственного производителя, т. е. раба.

С хозяйственной автономией илотовсообразуется и особая структура этогокласса, опять-таки отличающая его от рабов обычного (классического) типа. Как известно, среди последних подавляющеебольшинство составляли разрозненные индивиды,насильственно вырванные из привычнойсоциальной среды и беспорядочно между собой перемешанные. В отличие от них илоты не были оторваны от родных очагов.Скорее, напротив, они, подобно эллинистическимлаой, были навсегда прикреплены к своемуместу жительства и к той земле, которую они обрабатывали для своих господ. Можно предположить, что, избежавнасильственного перемещения, илоты сумелисохранить, хотя бы частично, те формы социальных связей, которые существовали уних и раньше, когда они были свободны. Несмотря наотсутствие прямых указаний в источниках, можно считать вполне вероятным наличие у них семьи. Неисключено также, что уних сохранялись даже какие-то элементы общинной организации Особая форма рабовладельческогохозяйства, сложившаяся в Спарте, по всей видимости, не ранее конца VII в., предполагает вкачестве своеобразного, естественного инеобходимого дополнения особый тип организации,или, другими словами, особый тип полисного строя. Основная отличительная особенность спартанской формы полисазаключается, на мой взгляд, в том, чтолежащий в самой природе античной собстественностикак «совместной частной собственности граждан государства» принцип коллективизма, общинности получил здесьнаиболее яркое и наглядное выражение, воплотившись в самом жизненном укладеспартиатов, насквозь пронизанном идеейравенства.

Теоретическигосподствующей формой собственности в Спарте была общинно государственная собственность на землю и рабов. Посвидетельству Полибия (VI,45,3),вся земля, отведенная под наделы граждан называлась«государственной», или «общественной землей».Точно так же и илоты именуются в исторических источниках «государственными рабами», или «рабами общины»[4]. Исторически этане совсем обычная для греческогогосударства ситуация находит свое объяснение в самом факте спартанского завоевания Лаконии и Мессении. Поскольку: завоевание было осуществлено силами всей общиныспартиатов, каждый, из них мог в равной мере претендовать на то, чтобыстать владельцем захваченной земли иприкрепленных к ней рабов. С другой стороны, спартанское государство было заинтересовано в том, чтобы поддерживать определенное равновесие между численностьюсвободного и порабощенногонаселения. По-видимому, эту цель и преследовало создание системы землепользования, основанной на неделимых инеотчуждаемых «древних наделах, каждый из которых должен был содержать одногоили, может быть, несколькихвоинов-спартиатов вместе с их семьями и считался собственностью государства. Неизвестно, насколько широко и свободно спартанское государство пользовалосьсвоим правом верховногособственника. Неизвестно также, имелись ли в его распоряжении сколько-нибудь значительные резервныеземельные фонды.

Скорее всего, реальнаяроль «государственного сектора» в спартанской экономикебыла не так уж велика. Экономический суверенитет государства здесь, как и в большинстве греческих полисов, выражалсяне столько в непосредственном владении каким-тоимуществом, которое могло бы служить основойгосударственного хозяйства в собственном смысле этого слова, сколько в контроле и разного рода ограничительныхмерах по отношению к владельческим правамотдельных граждан. К числу таких мер, практиковавшихся спартанскимправительством, следует отнести преждевсего запрещение купли продажи земли, в том числе и в таких замаскированных ее видах, как дарение и завещание. Далее,запрещение продавать илотов за пределы государства,так же как и отпускать их на свободу, и,наконец, закон, запрещающий пользоватьсядругой монетой, кроме знаменитых железных оболов.

По всей вероятности, с самого началани одна из перечисленных мер не могла служитьдостаточной гарантией предотвращения роста частных состояний и неизбежно следовавшего за этим массовогоразорения граждан. Понимая это, спартанский законодатель (или законодатели)постарался сделать все возможное для того,чтобы богатство перестало быть богатством.Свойственная любому примитивному полисунивелирующая тенденция, обычным проявлением которой вдругих государствах были законы против роскоши, в Спарте вылилась в целую систему официальных запретов и предписаний,регламентирующих жизнь каждого спартиата с момента рождения и досамой смерти. В этой удивительной системебыло предусмотрено все вплоть до покроя одежды, которую дозволялось носить гражданам, и формы усов.

Краеугольным камнем спартанского «космоса» были совместныетрапезы (сисситии), на которых царил дух грубой уравниловки и строгоговзаимоконтроля. Законом была установлена твердая норма потребления, одинаковаядля всех участников. Она была нагляднымвыражением принципа равенства как основополагающего принципавсего государственного устройства Спарты.

Непосредственно связанная со спартанской армией, скоординированная стерриториально-административным делением царства на, так называемые «комы»[5], система сисситий была главным структурным элементом спартанскойполисной организации, теснопереплетавшаяся с системой гражданскоговоспитания.

Как сисситии полноправных граждан, таки объединявшие юношей подростков агелы,принадлежали к наиболее архаичным спартанским институтам.Их близкое сходство с аналогичными учреждениями городовКрита, указывающее на несомненную общность происхождения было подмечено уже в древности. Выживание этих формпервобытной социальной организации в условияхуже сложившегося классового общества, равно как и их врастаниев структуру рабовладельческого государства было обусловлено,прежде всего, настоятельной потребностьюгосподствующего класса Спарты в созданиии внутреннем сплочении перед лицом численно намного восходящей его массыпорабощенного и зависимого населения. Сложнаязадача была решена здесь наиболее простым и эффективным способом — посредством введения принудительной регламентации- свободного времени граждан. В целях максимальнойсплоченности и поддержки дисциплины всем им быланавязана как некая общеобязательная в поведениитрадиционная форма коллективного усвоения новыхатлетических упражнений.

Присущее в той или иной степени любомуантичному полису корпоративное начало быловыражено в социально-политической жизни Спарты сособой силой. Отдельные ступени в политической карьере каждого спартиата отмечались, как правило, переходом из одной корпорации вдругую, более привилегированную. Отего принадлежности к той или иной корпорациизависели его социальный статус, вся сумма имеющихся у него политических прав. Всоответствии с этим и сама гражданская община Спарты была построена как системаболее или менее тесно связанных между собоймужских союзов, каждый из которых может рассматриваться как наглядноевоплощение основного принципа полисного строя — принципа гражданскогоединомыслия, подчинения меньшинства большинству. Заложенные в самой природекорпоративных сообществ сепаратистские, центробежные тенденции были преодоленыи нейтрализованы благодаря четко продуманному порядку комплектования союзов, атакже, абсолютной стандартизации ихвнутреннего устройства, что позволилопревратить всю совокупность агел и сисситий и единый, хорошо отрегулированныйи исправно функционирующийполитический механизм.

Основным органом, направлявшим и координировавшим всю деятельностьсистемы гражданских союзов, была, вне всякого сомнения, коллегия эфоров.Именно эфоры выступают в источниках в качестве главных блюстителейспартанского устройства. Члены коллегии следили за неукоснительной строгостью воспитания подрастающегопоколения в агелах. Они же в высшей инстанции осуществлялинадзор за поведением граждан старших возрастов, посещавших сисситии. В непосредственном подчинении эфоровнаходились и некоторые особые виды корпораций,входившие в качестве важнейших звеньев в состав административногоаппарата спартанского государства и выполнившие по преимуществу полицейские и разведывательные, функции.Примерами могут служить корпус из трехсот так называемых «всадников» итесно связанная с ним коллегия агатургов. Дляреального проведения в жизнь всей сложнойпрограммы «ликургова законодательства» необходимбыл орган именно такого универсального плана, как эфорат. Почти тираническое всевластие эфоров было наглядным выражением,можно даже сказать, персонификацией той«деспотии закона», которая, по словам Геродота, безраздельно владычествовала вклассической Спарте[6].

Довольно трудно определить характер этого своеобразногорежима, используя привычныеполитические термины. Заметим, что единодушия воценке государственного строя Спарты не было уже в древности. По словам Аристотеля, одни авторы считали лакедемонскую конституцию образцом демократии, другие, наоборот,олигархии. СамАристотель склонен был видеть в ней промежуточную, или смешанную форму государственногоустройства, соединяющую в себе элементы обоих политических режимов. Конституция Спарты служит для негопримером «прекрасногосмешения олигархического и демократического строя».

К демократическим элементамспартанского государственного устройстваАристотель относит, во-первых, равенство в образе жизни всех спартиатов без различия их имущественного состояния и происхожденияи, во-вторых, участие народа в избраниисамых важных должностных лиц: геронтов и эфоров.

В выборах эфоров народ принимал не только пассивное, но и активное участие, вследствие чего в состав коллегии нередко попадали люди свесьма скромными средствами. Аристотель видит в этом серьезный дефектспартанской политической системы, замечая, чтобедность сделала эфоров весьма падкими на подкуп, а это можетиметь самые гибельные последствия для всегогосударства. Также и знаменитое спартанское равенство было в понимании автора «Политики» скорее демагогическимкамуфляжем, прикрывавшим глубокоесоциальное расслоение, которое разъедало изнутри «общину равных». Таким образом, государство, в котором Аристотель готов был видеть идеальныйобразец слияния противоположныхполитических начал, в действительности оказывается весьма далеким от этого идеала.

Не следует, однако, забывать о том, что Аристотель засталСпарту уже в ту пору, когда она вступила вполосу затяжного социально-политическогокризиса и постепенно клонилась к своему упадку. Резкое сокращение числа полноправных граждан — до тысячи человек,по свидетельству того же Аристотеля,— несомненно, должно было привести кослаблению демократического начала, заложенного в её конституции. Однако Спартане всегда была такой. Она, безусловно, знала и другие, лучшие времена. Спарта эпохигреко-персидских войн,по словам Геродота, быласовсем иным государством, непохожим на дряхлую Спарту конца IV в[7].

Насчитывавшая не менее 8 тыс. человек ипрактически совпадающая с гражданскимополчением, агелла была, вне всякого сомнения, внушительнойполитической силой. Магистраты, и прежде всегоэфоры, избиравшиеся народом из его собственнойсреды и на твердо устанавливаемый срок,постоянно испытывали на себе мощное психологическое давление со стороны и уже всилу этого должны были проводить более или менее принципиальнуюполитику в интересах всего государства, хотя отдельные случаи коррупции, конечно, не исключены и для этого времени.

Это должно предостеречь отавтоматического усвоения мнения такихсравнительно поздних авторов, как Аристотель, на внутриполитическую жизнь Спарты во времена наивысшего подъема еемогущества (в этом и состоит, на мойвзгляд, основная ошибка тех, кто видел в Спартеобразец чисто олигархического государства). Даже если допустить, что внешняя форма спартанских государственныхучреждений претерпела сколько-нибудь существенныхизменений, то несколько столетий, в течениекоторых они оставались в поле зрения греческих историков, было бы методологически неверно отрицать возможностьих внутреннего перерождения в связи спостепенным перерождением самого спартанскогообщества. В результате такого перерождения государственный строй Спарты,первоначально, по-видимому, приближавшийся к тому, что называют умереннойдемократией, мог превратиться со временем в самуюнастоящую олигархию

Взятые во всей своей совокупностисоциальные и политические институты спартанскогообщества образуют довольно сложную систему, в которойэлементы традиционные, восходящие к самому отдаленному общедорийскому прошлому, переплетаются с позднейшимипривнесениями: Многие спартанскиеучреждения, в том числе, уже упоминавшиеся сисситии,возрастные классы, двойная царская власть, герусия и т. д., несут на себе печать глубокого архаизма и воспринимаются какслучайно уцелевшие реликты каких-то давноисчезнувших социальных структур. В своевремя это дало повод немецкому этнографу Г. Шурцу назвать Спарту «настоящим музеем древних, повсеместно исчезнувших изкультуры обычаев». Однако при болеевнимательном рассмотрении этот «музей» поражает каждого непредвзятогонаблюдателя своей сугубой нетрадиционностью,т. е. как раз теми чертами и особенностями, которые делают спартанское общество весьма далеким от каких бы то ни былостандартов первобытной социальной организации.Среди так называемых «примитивных обществ» мы не найдем ни одного, в котором стакой железной последовательностью насаждаласьбы суровая казарменная дисциплина, где столь женеукоснительно проводилась бы политика сознательной изоляции отвнешнего мира, как это было в Спарте.

Перенасыщенностьобщественного строя Спарты пережитками архаических родоплеменныхинститутов не должна заслонять от нас тот весьма существенный факт, что этиреликтовые учреждения выполняли здесь функции,по природе совсем им несвойственные. Так, знаменитые спартанские криптии в первоначальном своем варианте были, повсей вероятности, одной изразновидностейпервобытных посвятительных обрядов илиинициаций. В классической Спарте они использовались главным образом как орудие слежки и террора, направленное против илотов.Аналогичные метаморфозы претерпели агелы,сисситии и, вероятно, многие другие элементы«Ликургова строя».

В античной историографии вся ранняяистория Спарты делилась на два основных этапа: период «смут ибеззакония» (аномии или какономии) и период«благозакония» (евномии)[8]. Переход от «беззакония» к «благозаконию»сопровождался, согласно версии Плутарха,каким-то подобием государственного переворота, в котором активно участвовал самзаконодатель вместе с небольшой группойприверженцев. Европейские историки XIX — начала XX в., поставив под сомнение историческую реальность самого Ликурга,естественно, должны были отвергнуть и идею переворота. Вбольшинстве относящих к этому времениисследований становление «Ликургова строя» изображается как результат спонтанной эволюции самогоспартанского общества, выражавшейся вего постепенном приспособлении к той обстановке хронической военной опасности, в которой оказалисьдорийские первопоселенцы долины Еврота вскоре после своего прихода в этустрану. Считалось, что этот процесс в основных чертах завершилсяпримерно к середине VIII в., и в следующий период своей истории — эпоху мессенскихвойн Спарта вступила уже вполне сложившимсягосударством со всеми теми особенностями, которые оставались егоотличительными признаками и в более поздниевремена.

Однако, уже в начале нынешнегостолетия науке стали известны некоторыеновые факты, которые заставили многих усомниться в оправданностиэтой схемы и в известной мере послужили поводом к реабилитации античногопредания о «законодательстве Ликурга», хотя теперь уже без самого Ликурга. Непосредственный импульс кпересмотру сложившего в науке представления о древнейших этапах историиСпарты дали сенсационные открытия, сделанные в 1906—1910 гг. английскойархеологической экспедицией подруководством Даукинса во время раскопок в архаическом святилище Артемиды — Орфии, одном из самых древних спартанских храмов. В ходе этих раскопок было обнаруженобольшое количество художественныхизделий местного, лаконского производства, датируемые VII—VI вв. до н. э. Среди находок английских археологовбыли представлены великолепные образцы расписной керамики лишь немногим уступающие лучшим произведениямкоринфских и афинских мастеров тогоже времени, уникальные, нигде более не встречающиеся терракотовые маски,предметы, изготовленные из таких видов сырья,как золото, янтарь, слоновая кость. Этот материал наглядносвидетельствовал о том, что архаическая Спарта по праву может считаться однимиз самых значительных центров художественногоремесла в тогдашней Греции. В то же время он совершенно не вязался с обычнымипредставлениями о суровом и аскетичном образе жизни спартиатов, о почтиабсолютной изолированности их государства отвсего остального мира. Объяснить это противоречие можно было только однимспособом, предположив, что в то время, на которое приходится весь этот,расцвет спартанского искусства, нивелирующий механизм «Ликургова законодательства» ещё не был пущен в ход и Спартакак «нормальное архаическое государство»почти ничем не отличалась от других греческих полисов. Своей высшейточки развитие лаконской художественной школыдостигло в первой половине VI в. Затем около середины того же столетия начинается быстрый и внешне как будто ничем немотивированный упадок. Заметно снижается качество ремесленных изделий.Совершенно исчезают предметы чужеземногопроисхождения. Спарта явно замыкается в себе и, очевидно, превращается вгосударство-казарму, каким ее знали греческие историки V—IV вв.

В античной исторической традиции незафиксировано ни одного сколько-нибудь значительного сдвига вовнутренней жизни Спарты, который можно было бы с уверенностью отнести ксередине VI в. Более того, согласно категорическому утверждению Фукидида, зачетыре столетия, предшествующие началу Пелопоннесской войны, государственный строй Спарты не претерпел вообще никакихизменений. Показания археологии здесь явно расходятся с показаниями письменныхисточников. Скорее всего, абсолютное молчание древних историков особытиях VI в. объясняется тем, что, не располагая достаточнойинформацией о внутреннем положенииспартанского государства в столь ранний период, они попросту прогляделикакой-то чрезвычайно важный по своим последствиям переворот, донеузнаваемости изменивший не только весь жизненный уклад спартиатов, но такжеих психологию и образ мыслей.

Впервые мысль о существовании прямой зависимостимежду упадком спартанского искусства иустановлением «Ликургова строя» была высказана английским историком Г.Диккинсом еще в 1912г. Выдвинутая им гипотеза встретила широкую поддержку средиученых различных и в настоящее время разделяется большинством специалистов,занимающихся историей Спарты. Суммируя все написанное до сих пор на проблеме переворота VI в., мы можем следующимобразом представить развитие событий в этоткритический для спартанского государства период истории.

Почти все авторы, придерживающиеся концепциипереворота, считают важнейшим переломныммоментом в ранней истории Спарты Мессенскую войну. После завоеванияМессении в Спарте создалась крайне напряженнаяобстановка, чреватая угрозой социальной катастрофы. Окруженные со всех сторон численно намногопревосходящим порабощенным изависимым населением, спартиаты жили в непрерывном страхе, постоянно ожидая новых восстаний илотов. В то же времясама Гражданская община Спарты небыла единой и страдала от внутренних раздоров. Мощное демократическое движение, охватившее спартанскоегосударство еще в годы мессенских войн, продолжало разрастаться. Основным еголозунгом, как и в других районахархаической Греции, было, по всей видимости, требование всеобщего равенства, под которым понималось уравнение всех гражданв их политических и имущественных правах.

Ответом на эти требования была целая серия реформ,проведенных в первой половине VI в. изавершившихся, скорее всего, около середины тогоже столетия. Центральное место среди этих преобразований заняла аграрная реформа, заключавшаяся в разделезахваченных мессенских земель, к которым, по-видимому, была присоединена такжезначительная часть пригодной для обработки земли, находившейся в самойЛаконии, в ближайших окрестностях Спарты.Нарезанные из этой земли приблизительноодинаковые по своей доходности наделы вместе с прикрепленными к ним илотами стали в дальнейшем основнойматериальной базой спартанской«общины равных», от которой зависело само ее существование. Раздачаземель в Мессении и Лаконии позволила значительно расширить рамки гражданскойобщины путем привлечения в ее состав малоимущих и неимущих спартиатов и, что особенно важно, дала возможность каждому из них вести безбедное существование за счетподневольного труда илотов. Тем самым был сделан первый шаг кпревращению спартанского демоса в замкнутоесословие профессиональных воинов-гоплитов, силой оружия осуществляющих свое господство надмноготысячной массой порабощенного населения.

Одновременно с земельной реформой или,может быть, спустя какое-то время после нее была запланирована ипроведена в жизнь широкая программа социально-политических преобразований,направленных к оздоровлению идемократизации спартанского общества и вместе с тем, несомненно,имевших своей целью превращение всего государства в военный лагерь, готовыйпротивостоять угрозе илотского мятежа. В число этих преобразований входили учреждение системы сисситий, организация государственного воспитания молодежи, установлениесистематического контроля над личной жизнью и хозяйственной деятельностьюспартиатов, введение железной монеты взамен общепринятой серебряной идругие мероприятия, непосредственносвязанные с этими событиями.

Независимо от того, кто был автором «Ликурговыхзаконов» демократ или выходец из народа, их антиаристократическаянаправленность не вызывает у нас сомнений.Жизненный уклад демоса, его вкусыприобрели в Спарте силу закона. Аристократия была до такой степенинивелирована и растворена среди массы граждан, что историки нередко задаютсявопросом: «А существовала ли она здесь когда-либо?»Как было уже замечено, некоторыми своими чертами общественно-политический строй, сложившийся в Спарте врезультате переворота VI в., напоминает«гоплитскую политию», или тот вариант крестьянскойдемократии, который возник в Афинах после реформ Клисфена.Однако в отличие от Афин дальнейшее развитие демократии вСпарте оказалось невозможным, так как с установлением «Ликургова строя» резко затормозилось развитие товарно-денежныхотношений и начавшая былоскладываться торгово-ремесленная прослойка навсегда была исключена из политической жизни государства. Сознательно культивируемое полунатуральное сельское хозяйствобыстро превратило Спарту в одно изсамых отсталых в экономическом отношении государств Греции. Да и те зачатки демократии, которые былизаложены реформами VI в., в обстановке хронического милитаризма, суровой военнойдисциплины и субординации, столь характерных дляизвестной нам Спарты V, так и не смогли раскрыться в полной мере и вконце концов способствовали прогрессирующейэкономической деградации господствующего строя и были обречены на постепенное угасание.

Заключение

Подведу итоги, сказанному выше. Среди других греческихгосударств Спарта, безусловно, занимает совершенно особое, только ей однойпринадлежащее положение. В известном смысле она действительно представляет собойисключение из общего правила в историиГреции. Особенность Спарты состоит нев том, что в период распространения полисной античной цивилизации она быланосителем какого-то иного, совершенно чуждого ей экономического укладаили типа культуры, а, скорее, наоборот, втом, что некоторые основные особенности полисного строя проявились здесьс огромной силой и полнотой. В отличие отдемократических Афин с их системой литургий, раздач и оплачиваемыхдолжностей, рассчитанной на сглаживание социальных противоречий, разлагавшихполис изнутри, за счет либо союзнического фороса,либо обложения имущества полисной верхушки (по сути дела это былапопытка организовать более или менее равномерное распределение доходовгосударства между всеми гражданами), Спарта выбрала иной, на первый взгляд, более простой и легкий путь кутверждению принципа «совместной частной собственности», установив системунепосредственного контроля надповседневной жизнью граждан, и, прежде всего, над потреблением ими техпродуктов, которые им давал труд порабощенных илотов. При отсталой экономике, перед лицом постоянной угрозы восстания порабощенного населении, численность которогово много раз превосходила численностьсамих спартиатов, такая система была наиболее простым и рациональным способомконсолидации гражданского коллектива, хотя она и привела к окостенению всейобщественной жизни Спарты и ее почти полной изоляции от внешнего мира,результатом чего был стремительныйкультурный упадок и духовное вырождение. В сравнении с Афинами Спарта классического периода представляетдовольно примитивный тип полиса. Однако отсталость Спарты не следуетпреувеличивать. В весьма специфической иодносторонней форме полисный строй достиг здесь достаточно высокойстепени развития, продемонстрировав свою военную, и политическую эффективностькак в эпоху греко-персидских войн, так и вгоды Пелопоннесской войны, закончившейся установлением спартанской гегемонии над большей частью эллинского мира.

Список литературы

1. Андреев Ю. В. Спарта как тип полиса // Античная Греция. Т.1. — М. 1983. гл. 4

2. Аристотель. Политика. Афинская полития.- М., 1997

3. Борухович В.Г. Научное и литературноезначение труда Геродота. – Л., Наука, 1972.

4. Геродот. История. — Л.: Наука, 1972.

5. Ксенофонт.Греческая история. – СПб., 2000.

6. Плутарх.Сравнительные жизнеописания. – М., 1994.

7. Полибий.Всеобщая история. – СПб., 1994., Т. I – III.

8. Страбон.География. – М., 1994.

9. Спартаи спартанцы./ О Р Перельман — М.: Энциклопедияантичности, 2001. — С.638 – 645.

10. Фукидид.История. – М., 1993.

11. ФроловЭ.Д. Факел Прометея. Очерки античной общественной мысли. – Л., 1991.