Реферат: Гитлер и тоталитарная Германия
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ РФ ПО ВЫСШЕМУ ОБРАЗОВАНИЮ
СГАУ ИМ. С. П. КОРОЛЕВА
Кафедра истории
Реферат на тему
“ГИТЛЕР И ТОТАЛИТАРНАЯ ГЕРМАНИЯ”
/> <td/>Реферат выполнил:
студент гр. 215 Ганжа Семен Сергеевич
Научный руководитель:
доцент Савченко Ирина Александровна
Самара, 1998 г.
1. ТОТАЛИТАРИЗМ… 2
1.1. О возникновении тоталитаризма… 2
1.2. Основные черты тоталитарного общества… 3
1.2.1. Контроль за свободой мысли и подавление инакомыслия… 3
1.2.2. Разделение населения на «наших» и «ненаших»… 3
1.2.3. Тоталитаризм создаёт особый тип человека… 4
2. АВТОРИТАРИЗМ… 4
2.1. Типология фашизма… 5
3. АДОЛЬФ ГИТЛЕР И ФАШИЗМ… 5
4. ВЕЛИКИЙ СТРАХ… 11
4.1. Триумф и кризис демократической мысли… 11
4.2. Угроза революции… 11
4.3. Идея фюрера… 13
5. НЕМЕЦКАЯ КАТАСТРОФА ИЛИ ЛОГИКА НЕМЕЦКОГО ПУТИ?.. 16
6. НЕСПОСОБНОСТЬ К ВЫЖИВАНИЮ… 18
7. ЗАКЛЮЧЕНИЕ… 21
8. ПРИЛОЖЕНИЕ… 22
9. ЛИТЕРАТУРА… 27
Как-то один человек мне сказал: “Послушайте, если вы это сделаете,то тогда через шесть недель Германия погибнет”. Я говорю: “Что вы имеете ввиду?” — “Тогда Германия развалится”. Я говорю: “Что вы имеете в виду?” —“Тогда Германии конец”. Я ответил: “Немецкий народ в былые времена выдержалвойны с римлянами. Немецкий народ выдержал переселение народов. После немецкийнарод выдержал большие войны раннего и позднего Средневековья. Немецкий народвыдержал затем религиозные войны Нового времени. Немецкий народ выдержал потомТридцатилетнюю войну. После немецкий народ выдержал наполеоновские войны,освободительные войны, он выдержал даже мировую войну, даже революцию — и меняон тоже выдержит!
Адольф Гитлер, 1938 год
1. тоталитаризмНа основе изучения мировых тоталитарных режимов можновыделить в качестве основных признаков тоталитаризма наличие единственноймассовой партии во главе с лидером-диктатором; официально господствующую вобществе идеологию; монополию на средства массовой информации, на вооружённыесилы; систему террористического полицейского контроля; централизованную системуконтроля и управления экономикой.
1.1. О возникновении тоталитаризма.Необходимо отметить, что часть политологов считает, чтототалитаризм всего лишь политическая метафора, в частности в американской«Энциклопедии социальных наук» 1968 года он назван «ненаучнойконцепцией».
Также нет единого мнения среди политологов о том, когда вообщевозник тоталитаризм. Одни считают его вечным атрибутом человеческой истории,другие — достоянием индустриальной эпохи, третьи — феноменом исключительнодвадцатого века.
Историческим прототипом тоталитарных режимов считают восточныедеспотии. Однако между тоталитаризмом и ортодоксальными системами прошлого (ивосточными и европейскими) есть ряд коренных различий. Одно из них состоит втом, что эти системы в отличие от тоталитарных не менялись, а если и менялись,то достаточно медленно. В средневековой Европе церковь указывала во чтоверовать, но позволяла держаться одних и тех же верований от рождения до смерти.Особенность же тоталитарного государства та, что контролируя мысль оно нефиксирует её на чём-то одном. Выдвигаются догмы, не подлежащие обсуждению,однако изменяемые изо дня в день. Догмы нужны для абсолютного повиновенияподданных, однако невозможно обойтись без корректив, диктуемых потребностямиполитики власть предержащих.
Дж. Оруэлл в 1941 году в своей статье «Литература итоталитаризм» приводит такой пример: "… до сентября 1939 годакаждому немцу вменялось в обязанность испытывать к русскому большевизму отвращениеи ужас, после сентября 1939 года — восторг и страстное сочувствие. Если междуРоссией и Германией начнётся война, а это весьма вероятно в ближайшие нескольколет, с неизбежностью вновь произойдёт крутая перемена."
1.2. Основные черты тоталитарного общества.1.2.1. Контроль за свободой мысли и подавление инакомыслия.Дж. Оруэлл по этому поводу писал: «тоталитаризмпосягнул на свободу личности так, как никогда прежде не могли и вообразить.Важно отдавать себе отчёт в том, что его контроль над мыслью преследует цели нетолько запретительные, но и конструктивные. Не просто возбраняется выражать —даже допускать — определённые, но диктуется, что именно надлежит думать.Личность изолируется, насколько возможно, от внешнего мира, чтобы замкнуть её вискусственной среде, лишив возможности сопоставлений. Тоталитарное государствообязательно старается контролировать мысли и чувства по меньшей мере столь жедейственно, сколь контролирует их поступки.»
1.2.2. Разделение населения на «наших» и «не наших».Людям свойственно — и это почти закон человеческой природы —быстрее и легче сходятся на негативной почве, на ненависти к врагам, зависти ктем, кому лучше живется, чем на конструктивной задаче. Враг (и внутренний ивнешний) является неотъемлемой частью арсенала тоталитарного лидера. Втоталитарном государстве террор и страх используются не только как инструментуничтожения и запугивания действительных и воображаемых врагов, но и какнормальный повседневно используемый инструмент управления массами. С этой цельюпостоянно культивируется и воспроизводится атмосфера гражданской войны.
Также тоталитаризм должен постоянно демонстрироватьгражданам свои успехи, доказывать реалистичность провозглашаемых планов илинаходить убедительные для населения доказательства, почему данные авансы нереализованы. И сюда очень хорошо вписывается поиск внутренних врагов. Здесьдействует старый, давно известный принцип: «Разделяй и властвуй». Те,кто «не с нами, а значит, против нас» должны подвергнутьсярепрессиям. Террор развязывался без какой-либо видимой причины ипредварительной провокации. В нацистской Германии он был развязан противевреев. В Советском Союзе террор не ограничивался расовыми признаками, и егообъектом мог стать любой человек.
1.2.3. Тоталитаризм создаёт особый тип человека.Стремление тоталитаризма к переделке человеческой природы —одна из основных отличительных особенностей его от всех других формтрадиционного деспотизма, абсолютизма и авторитаризма. С этой точки зрениятоталитаризм является феноменом исключительно двадцатого века. Он ставит задачуполной переделки и трансформации человека в соответствии с идеологическимиустановками, конструирования нового типа личности с особым психическим складом,особыми ментальностью, мыслительными и поведенческими характеристиками, путёмстандартизации, унификации индивидуального начала, его растворения в массе,сведения всех индивидов к какому-то среднестатистическому знаменателю,подавлению личностного начала в человеке.
Таким образом, конечная цель создания «новогочеловека» — формирование индивида, полностью лишённого всякой автономии.Таким человеком не нужно даже управлять, он будет самоуправляться, руководствуясьтеми догмами, которые на данный момент выдвигаются правящей верхушкой. Однакона практике проведение этой политики породило доносительство, писание анонимоки привело к моральному разложению общества.
2. АВТОРИТАРИЗМАвторитарный режим — одна из форм политического режима,характеризующаяся открыто антидемократическими методами осуществления диктатурыэксплуататорских классов. Для него типичны ограничение или полное отсутствиебуржуазно-демократических прав и свобод, запрещение деятельности прогрессивныхпартий и организаций трудящихся, ограничение принципа выборности и полномочийпредставительных учреждений, концентрация власти в руках главы государства илиправительства, бюрократический централизм, прямая опора на военно-карательныйаппарат и т.п.
Крайней формой авторитарного политического режима являютсятоталитарные фашистские диктатуры нацистской Германии (1933 — 1945),фашистской Италии (1922 — 1944), франкистской Испании(1939 — 1975), салазаровской Португалии (1926 — 1974).Профашистские и военные разновидности авторитарного режима (военные диктатуры)существуют сегодня в ряде стран Азии, Африки и Латинской Америки.
2.1. Типология фашизмаВычленение фашизма из тоталитарной связки открыловозможности для сравнительного анализа его вариантов и в конечном счете для еготипологии. В своей книге “Фашизм в его эпоху” Эрнст Нольте строит своеобразнуютипологическую шкалу или лестницу из четырех ступеней: низшая — авторитаризм,верхняя — тоталитаризм, и две промежуточных. Низшая ступень или, как говоритНольте, низший полюс, это еще не фашизм. Верхнего же, тоталитарного полюсадостигают только радикальные формы фашизма. Между двумя полюсами располагаются“ранний” и “нормальный” фашизм. Все это конкретизируется следующим образом:“Между полюсами авторитаризма и тоталитаризма протягивается дуга от режимаПилсудского через политический тоталитаризм фалангистской Испании довсеобъемлющего в тенденции тоталитаризма Муссолини и Гитлера”. Однако ступенирадикального фашизма в полной мере достиг только германский национал-социализм,тогда как итальянский фашизм застрял на средней или “нормальной” фашистскойпозиции.
Судить о фашизме в целом можно только с учетом нацистскогоопыта: “после того, как национал-социализму удалось добиться господства, в немсамым наглядным образом олицетворялись и радикализировались почти всесущественные черты фашизма, и все оценки должны в первую очередь соотноситься сним”.
Почвой же для возникновения фашизма явилась либеральнаясистема или, иными словами, европейское буржуазное общество, сформировавшеесяпосле 1815 года. Фашизм возникает вследствие кризиса либеральной системы, но“без вызова большевизма нет никакого фашизма”. Первоначально фашизм как будтобы берет либеральное общество под защиту от большевистской угрозы, используяпри этом “методы и силы, чуждые буржуазному мышлению и жизненным традициям”[1].
3. Адольф Гитлер и фашизмДо сих пор, несмотря на обилие произведений биографическогожанра, при том, что многие факты жизни и деятельности тоталитарных диктаторовдовольно широко известны, остается немало белых пятен, фактических ипсихологических загадок, требующих решения. Поэтому любая биография, скажем,Гитлера или Сталина оставляет у читателя чувство неудовлетворенности, ощущениянедосказанности, незавершенности.
Тоталитарная диктатура немыслима без культа вождя.Пьедесталом культа всегда служат мифы и легенды. Тем более, что подлинноепрошлое диктаторов, часто бесцветное или преступное, не годится для закладкифундамента культа.
Вожди должны соответствовать мессианским ожиданиям масс,необходимо некое таинство явления. Поэтому новоявленному мессии лучше всеговозникнуть из туманности, сверкнув подобно комете. Не случайно так тщательнооберегались от постороннего глаза или просто ликвидировались источники,связанные с происхождением диктаторов, со всем периодом их жизни до “явлениянароду”, физически уничтожались люди, которые слишком многое знали. Особеннорьяно такую стратегию “выжженной земли” вокруг себя проводил Гитлер. Этосоздает благодатную почву для всякого рода домыслов и измышлений. Ситуацияусугубляется тем, что в условиях тоталитарных режимов и процесс принятиярешений, и личная жизнь диктаторов окутаны еще более плотной пеленойсекретности.
“История Гитлера — это история недооценки”[2]— отмечал известный германский историк Файт Валентин, имея в виду историю егоприхода к власти. Как подчеркивает один из наиболее авторитетных исследователейнацизма К. Д. Брахер, недооценкой грешили все: и правые, и левые, в самойГермании и за ее пределами, что и облегчило Гитлеру путь в рейхсканцелярию,помогло ему стать вершителем судеб Европы.
Чудовищные преступления Гитлера и титанические усилия,которые потребовались, чтобы сокрушить его империю, не оставляли места длянедооценки. Но ей на смену приходит другая крайность: из карикатурногоперсонажа Гитлер превращается в воплощение некой сверхчеловеческой сатанинскойсилы, не подвластной объяснению с позиций здравого смысла, не поддающейсянаучного анализу.
Гитлер явился порождением эпохи, которая оказалась антрактоммежду двумя мировыми войнами и была неразрывно связана с ними. За исключениемкороткой передышки в 1924 — 1925 гг. мир содрогался в конвульсиях политических,социальных, экономических потрясений и глобальных войн. “Век мировых войн иреволюций”, “эра тоталитаризма”, “время диктаторов”, “эпоха европейскойгражданской войны” — таков весьма неполный перечень определений эпохи,охватывавшей почти всю первую половину нашего столетия.
Тяжелой мрачной тенью лег на межвоенное время тяжелый опытпервой мировой войны. “Уникальным новшеством, привнесенным войной на всюЕвропу, — пишет видный исследователь фашизма, американский историк Дж. Моссе, —стало ужесточение жизни”[3].Эту тенденцию подхватили и усугубили радикальные движения правого и левоготолка. “Великий страх” был порожден приходом к власти большевиков.
В атмосфере всеобщего ожесточения, экстремизациисоциально-политической и духовной жизни на авансцену выходят вожди нового типа.Перед их агрессивным напором, пренебрежением к общепринятым нормам, возведеннойв принцип аморальностью часто пасуют представители традиционной элиты,потерявшие привычные ориентиры. Они оказались зажаты между коммунистическимдьяволом и фашистским Вельзевулом. В фашизме многие из них склонны были видетьменьшее зло, что в значительной степени объясняет успехи Гитлера, Муссолини инекоторых фюреров меньшего калибра.
Растерянность одних, агрессивный динамизм других создавалинепредсказуемую, не поддающуюся контролю ситуацию в мире. Британский историк А.Дж. П. Тейлор писал однажды, что “период между войнами был как будто специальносоздан для правления сумасшедших”. Речь идет не столько о ненормальности вобыденном смысле, сколько об отклонении от традиционных норм политическойжизни. Но именно это обеспечивало нередко такие преимущества Гитлеру, Муссолинии Сталину, что многим современникам казалось: наступил “век диктаторов”.
Еще теснее генетическая связь между феноменом Гитлера и психологическимсостоянием германского общества. Сама по себе тяжелейшая травма поражения 1918годя вскрыла глубинные и застарелые его болезни. Трудно переоценитькатастрофические последствия инфляционного кризиса 1923 года, когда одинамериканский доллар был эквивалентен 40 миллиардам марок, а кружка пива, закоторую в 1913 году платили 13 пфеннигов, стоила 150 миллионов марок. И неуспела Германия кое-как оправиться от этого стресса, как последовал грандиозныйкризис 1929-1933 годов. Не будь его, возможно, нацизм и его фюрер так иостались бы “всего лишь воспоминанием времен инфляции”[4].
Для страны, привыкшей к упорядоченному существованию, послевоенныепотрясения были особенно мучительны, она стала колоссальным резервуаромнедовольства и страхов. “Гитлер, — отмечает Фест, — придает этим чувствамнедовольства как среди гражданского населения, так и среди военных, единение,руководство и направляющую силу”. “Его явление, — по словам Феста, —и впрямькажется синтезированным продуктом всех этих страхов, пессимистических настроений,чувств расставания и защитных реакций, и для него война была мощным избавителеми учителем, и если есть некий “фашистский тип”, то именно в нем он и нашел своеолицетворение”.
В роль “фюрера” Гитлер вошел довольно быстро и стал нетолько фигурой, интегрирующей разнообразные эмоции, страхи или интересы. Посравнению с прочими родственными системами национал-социализм стал самойрадикальной и безоговорочной формой проявления фашизма. И именно этапринципиальная заостренность, выявившаяся как на интеллектуальном уровне, так ина уровне исполнительной власти, была собственно гитлеровским вкладом в сутьнационал-социализма. Его дерзкое бесстрашие перед лицом действительности небыло лишено признаков маниакальности. Только в крайнем радикализме он казалсятем, кем он был. В этом смысле национал-социализм без него немыслим.
Степень радикальности того или иного варианта фашизма зависитот соотношения в нем экстремизма низов и верхов, поскольку сам фашизмпредставляет собою сплав экстремизма того и другого типа. Это ключеваятипологическая особенность фашистского тоталитаризма по сравнению скоммунистическим, в котором однозначно доминирует экстремизм низов, а прежниегосподствующие классы незамедлительно устраняются.
Внутри же фашистского ряда ситуация сложнее. Например, вофранкистской Испании традиционная элита оказалась намного сильнее фашистскойпартии — фаланги. Сам Франко был ближе к традиционному типу военного диктатора,чем к тоталитарному вождю. Там тоталитарный режим фактически не сформировался,дальше авторитаризма с фашистскими чертами дело не пошло, что облегчило эволюционныйпереход к парламентской демократии. В Италии сложилось неустойчивое равновесиемежду старой и фашистской элитами, Муссолини колебался между ролями Цезаря итоталитарного диктатора.
И только в Германии фашистский тоталитаризм достиг радикальнойстадии благодаря как своему фюреру, так и массовому базису, служившему Гитлерусвоего рода аккумулятором экстремистской энергии и вместе с тем получавшему отнего еще более сильный ответный импульс. Германские верхи несли в себе болеесильный экстремистский заряд, чем их итальянские или испанские собратья. Поповоду слепоты германской консервативной элиты, вымостившей Гитлеру путь квласти, необходимо заметить, что подобная политическая слепота была не столькопричиной, сколько следствием экстремизма верхов, обусловленного какисторически, так и ситуационно: вспышкой “великого страха” и другимипоследствиями первой мировой войны.
Явление Гитлера можно понимать и как попытку утверждениясвоего рода третьей позиции — между обеими господствующими силами эпохи, междулевыми и правыми, между Востоком и Западом. Находясь между всеми позициями, онв то же время участвовал в них во всех и узурпировал их существенные элементы,сведя их, однако, к собственному неподражаемому феномену. Кстати, и Муссолини вдень основания фашистского движения (23 марта 1919 года) писал в своей газете“Пополо д’Италиа”, что фашизм “позволяет себе роскошьбыть одновременно аристократичным и демократичным, консервативным и прогрессивным”[5].
Действительно, всеядность фашизма затрудняет его однозначнуюоценку. Дело усугубляется двойственным отношением фашизма к революции. С однойстороны, те же нацисты боролись против “ноябрьского позора” 1918 года у себя встране, против всемирной большевистской революции, а с другой — их короннымлозунгом была национал социалистическая революция. Смутные видения Гитлераустремлялись к прошлому, причем весьма отдаленному, мифологическому. Средстваже их реализации — суперсовременные, по последнему слову индустриального века.
Безусловно, свои решающие стимулы Гитлер черпал из стремлениявоспрепятствовать приходу новых времен и путем великой всемирно-историческойпоправки вернуться к исходной точке всех ложных дорог и заблуждений: он — какэто он сам сформулировал — выступил революционером против революции. В концеконцов он довел оборону мира, о защите которого говорил, до разрушения этогомира.
Все же некоторые историки склонны преувеличивать революционизирующий,модернизаторский эффект деятельности Гитлера. Когда говорят, что благодаряГитлеру были разрушены устаревшие социальные структуры, еще оставшиесяклассовые и социальные перегородки, то это в большей мере побочный результаттоталитарного господства, расовой гегемонии и неограниченной экспансии. Гитлервыступал как грандиозная разрушительная сила.
Гитлер называл себя “самым консервативным революционером вмире”[6].Такую терминологию пустили в обиход консерваторы-экстремисты, непримиримыепротивники Веймарской республики, либеральной демократии вообще. Смысл,вкладываемый ими в парадоксальный термин “консервативная революция”, заключалсяв том, что необходимо сначала разрушить существующую “систему”, то естьВеймарскую республику, а затем на ее месте возвести некую “органическуюконструкцию”, порядок, который заслуживал бы сохранения.
Не следует упускать из виду восхищение Гитлера советской системой.В коммунистах ему импонировало то. что они фанатичны в отличие от трусливой ислабой буржуазии[7].Вместо капиталистической экономики, Гитлер хотел ввести смешанную, новыйсинтез: с одной стороны, он за конкуренцию, воплощавшую его излюбленнуюсоциал-дарвинистскую идею, а с другой — критика рыночной экономики за эгоизм иавтоматизм. Что же касается предпринимателя, то ему предназначалась роль всеголишь уполномоченного государства[8].
Германия не испытала удавшейся буржуазной революции, в отличиеот Нидерландов, Англии, Франции. Процесс отчуждения от действительности ещеусилился вследствие многочисленных разочарований, пережитых бюргерскимсознанием в XIX веке, в ходе его попыток достичьполитической свободы, и следы этого процесса заметны на всех уровнях. Политикалежала в стороне от этого пути, она не была частью национальной культуры.
Неприятие политики для немецких интеллектуалов было элементомболее широкой антитезы: культура — цивилизация. В вульгаризированной форме всяэта многообразная духовная проблематика вошла в идеологический багаж“фелькише”, этих германских “почвенников”, придавших ей крайненационалистический, антисемитский и в конечном счете расистский характер. Какраз “аполитичный” подход к политике открыл великолепную возможность дляполитизации своих комплексов и эмоциональных состояний. В этом ключ к пониманиюистоков гитлеровского антисемитизма. Его антисемитизм является сфокусированной формойненависти, бушевавшей впотьмах и нашедшей, наконец, свой объект в еврее.
Фашистская эстетизация политики связана с потребностями манипулированиямассовым сознанием и массовыми эмоциями. Это свойство присуще тоталитаризмувообще и как своего рода заменитель реального политического участия людей вжизни общества.
Гитлеру не довелось бы стать диктатором, не обладай он, вотличие от множества прочих политизированных аполитичных “практическимпониманием власти”. Присущее ему сочетание свойств фанатика и оппортунистаоборачивалось в его практической деятельности опаснейшим симбиозом авантюризмаи прагматизма. С одной стороны, он показал себя, особенно в дипломатии,искусным тактиком, умеющим обратить в свою пользу любую предоставляющуюся возможность,использовать малейшую слабость противника. И вместе с тем его всегда влеклащекочущая нервы игра ва-банк. Ни один из его собратьев-диктаторов не позволялсебе такой степени риска; и Муссолини, и Сталин предпочли бы синицу журавлю.
Неполитичный, в сущности, характер политики Гитлера ярче всегопроявляется в его взгляде на соотношение между политикой и войной. Гитлерговорил о том, что война является “конечной целью политики”, и когда онаначалась, принося один триумф за другим, нацистский диктатор сбросил с себя тягостныевериги политика. Характерно, что с принятием решения о начале войны регулярно,иногда по нескольку раз в одной и той же речи, опять стали выдвигаться чуждыеполитике альтернативы: “победа или смерть”, “мировая держава или гибель”, онвтайне всегда испытывал к ним симпатию.
И все последующее развитие событий свидетельствовало, чтоотход Гитлера от политики проистекал не из преходящего каприза, ибо по сути онникогда не возвращался в политику. Разрыв между видениями и политикой, которыйкакое-то время маскировался тактическим искусством Гитлера, привел к крушению“тысячелетнего рейха”. Гитлер настолько тесно связал судьбу своего рейха сосвоей собственной, что созданная им империя не пережила его гибели.
Социально-экономический кризис, вакуум власти, коррупция,коллективное озлобление, политизация, утрата чувства безопасности — вотпитательная почва для фашизма. Не нужно забывать, что и сам фашизм был мятежомради “порядка”.
4. Великий страх4.1. Триумф и кризис демократической мыслиНичто не казалось после окончания первой мировой войны стольнепререкаемым как победа демократической идеи. Если в 1914 году в Европенасчитывалось три республики и семнадцать монархий, то четыре года спустя числореспубликанских и монархических государств сравнялось.
И только Германия, первоначально временно задетая и даже охваченнаяэтим духом, казалась теперь сопротивлявшейся ему — среди прямо-таки необозримойтолчеи партий и клубов, придерживавшихся идей “фелькише”, в стране воинственныхорденов и добровольческих отрядов шла организация отпора созданной войнойреальности. Революция воспринималась этими группами чужой и навязаннойнасильно, она была для них синонимом “всего, что противоречит немецкому пониманиюгосударства”.
Бывшие противники Германии увидят в этих симптомах национальногопротеста реакцию строптивого и извечно авторитарного народа на демократию игражданское самоопределение.
Однако картина победоносной демократии, породившая так многонадежд, была обманчивой, и момент, когда уже казалось, что демократия получаетсвое историческое воплощение, стал одновременно и началом ее кризиса. Всегонесколько лет спустя демократическая идея в самом ее принципе была поставленапод сомнение, и то, что только вчера торжествовало, было затоптано куда болеедикими триумфами.
Наиболее крупные успехи этих движений отмечались в тех странах,где война пробудила или заставила осознать мощные комплексы неудовлетворенностии где, в частности, войне сопутствовали революционные восстания левого толка.Национал-социализм был всего лишь разновидностью этого европейского покроядвижения протеста и сопротивления, решившего перевернуть мир.
4.2. Угроза революцииНационал-социализм возник по-провинциальному, из скучных,мещанских объединений, “компаний”, как издевался Гитлер, которые собирались вмюнхенских пивных за столиками со скудной выпивкой и закуской, чтобы поговоритьо национальных и семейных горестях. Никто не мог и предположить, что у нихбудет шанс не только бросить вызов мощным, высокоорганизованным массовыммарксистским партиям, но даже и обойти их.
Их побудительные мотивы были столь же различными, как игруппы, в которые они формировались. Только в одном Мюнхене в 1919 годусуществовало около пятидесяти объединений более или менее политическогохарактера, в них входили преимущественно разрозненные осколки сбитых с толку ираспавшихся в ходе войны и революции партий довоенного времени. Они называлисебя “Новым Отечеством”, “Советом духовного труда”, “Кольцом Зигфрида”. Былатут и Немецкая рабочая партия. А то, что всех их объединяло и несмотря наразличия сводило — и теоретически, и практически — вместе, было не что иное,как всепокоряющее чувство страха.
Первоначально это был совершенно непосредственный страх передреволюцией, тот “grande peur” (великий страх), которыйсо времен Великой французской революции на протяжении всего XIXвека врывался во все сны европейцев.
Этот старый страх усугублялся теперь не только сходными с революциейсобытиями в собственной стране, но в первую очередь — русской Октябрьскойреволюцией и исходящей от нее угрозой. Ужасы красного террора неизгладимоврезались в народную фантазию.
Уже придя к власти, Гитлер будет пугать тем “ужасом ненавистноймеждународной коммунистической диктатуры”, который овладел им еще в начале егопути: “Я вздрагиваю при мысли о том, чем стал бы наш старый многонаселенныйконтинент, если бы победил хаос большевистской революции”.
Этой защитной реакции на угрозу марксистской революции национал-социализми будет в значительной степени обязан своим пафосом, агрессивностью ивнутренней сплоченностью. Цель НСДАП, как неустанно будет повторять Гитлер,“формулируется абсолютно коротко: уничтожение и истребление марксистскогомировоззрения”, а именно — путем “пропаганды и просвещения”, а также с помощьюдвижения, обладающего “беспощадной силой и свирепой решимостью, готовогопротивопоставить террору марксизма в десятки раз больший террор”. Сходного родасоображения побудили примерно в то же время и Муссолини создать свои “Fasci di combaftimento” (боевые отряды), по которым эти новыедвижения и стали называть “фашистами”.
Радость разрушения устарелых или скомпрометированных социальныхи культурных форм спровоцирует консервативный темперамент немцев в особойстепени. Процесс технической и экономической модернизации произошел в Германиипозднее, быстрее и радикальнее, чем в других странах, а решимость, с которойГермания проводила промышленную революцию была среди европейских стран беспримерной.
По той же причине этот процесс вызвал тут дикую боязньпоражения и породил мощнейшие ответные реакции. Вопреки широкораспространенному мнению Германия, превратившаяся в неразрывный сплавдостижений и упущений, в коем соединились элементы феодализма и прогресса,авторитарности и социального государства, могла в канун первой мировой войны поправу претендовать на звание самого современного в промышленном отношениигосударства Европы.
Так что печать анахронизма на портрете кайзеровской Германиив целом объясняется отнюдь не экономическими явлениями. Отсталость Германииимела идеологическую природу.
Многообразные самоуничижительные аффекты буржуазного временибудут выпущены на свободу и одновременно радикализованы войной. Война научилатех, кто назовет потом себя ее наследниками, смыслу и преимуществу быстрых иединоличных решений, абсолютного подчинения и одинакового образа мыслей.Компромиссный характер парламентских режимов, их слабость в принятии решений иих частый паралич не обладали притягательной силой для поколения, вынесшего свойны миф об отлично слаженном боевом коллективе.
Первая послевоенная фаза явилась катализатором не только страхаперед революцией, но и чувства отрицания цивилизации, а они, в свою очередь,породили синдром необычайного динамизма. Тот же слился с комплексом страха иобороны потрясенного до самых основ общества, утратившего свое национальное самосознание.
В дружинах самообороны и добровольческих отрядах, создававшихсяв большом числе, частично по личной, частично по скрытой государственнойинициативе, преимущественно для отпора угрозе коммунистической революции,сорганизовался один из тех элементов, которые с угрюмым, но решительнымнастроем были готовы сопротивляться при всех обстоятельствах и высматривали туволю, которая повела бы их в новый порядок.
Поначалу была еще, помимо этого, и огромная масса вчерашнихфронтовиков, тоже представлявших собой резервуар воинственной энергии. В окопахна фронте и те, и другие приблизились к очертаниям какого-то нового, еще доконца не ясного смысла жизни, который они тщетно пытались теперь обрести вновьв налаживающейся с трудом нормальности послевоенного времени.
4.3. Идея фюрераГитлер придаст этим чувствам недовольства, как среди гражданских,так и среди военных, единение, руководство и движущую силу. Его появление ивпрямь кажется синтезированным продуктом всех этих страхов, пессимистическихнастроений, чувств расставания и защитных реакций, и для него война быламогучим избавителем и учителем, и если и есть некий “фашистский тип”, то именнов нем он и нашел свое олицетворение.
Уже опыт ранних лет помог ему узнать то всеподавляющее чувствостраха, которое сформирует всю систему его мыслей и чувств. Он был охваченстрахом перед чужим засильем, перед “нашествием подобных саранче русских ипольских евреев”, перед “превращением немецкого человека в негра”, перед“изгнанием немца из Германии” и, наконец, перед “полным истреблением”последнего. Но беспокойство у него вызывали также и американская техника, ицифры растущей рождаемости у славян, и крупные города, и “столь же безудержная,сколь и вредная индустриализация”, и “коммерциализация нации”, и анонимныеакционерные общества, и “трясина культуры удовольствий в крупных городах”,равно как и современное искусство, стремящееся голубыми лугами и зеленыминебесами “убить душу народа”. Куда бы он ни взглянул, он всюду открывал“явления разложения медленно догнивающего мира”.
Что объединяло Гитлера с ведущими фашистскими деятелямидругих стран, так это решимость, с которой они стремились противостоять этомупроцессу. А выделяла его та маниакальная исключительность, с которой он сводилвсе элементы когда-либо испытанного страха к одному-единственному их виновнику— в фокусе его доведенной до исполинских размеров концентрации страха стоялафигура еврея. Антисемитизм пронизывал нацистскую пропаганду на всех ее уровнях,им был пропитан весь пропагандистский аппарат и любое из средств массовойинформации. И так оставалось даже после того, как нацисты “эвакуировали”миллионы евреев на Восток. Ведь если вражеская коалиция существовала в видезаговора, то верховным заговорщиком должен быть, конечно же, еврей. Евреиобъявлялись виновными в нищете Германии, в ее поражениях.
С появлением Гитлера соединились энергии, обладавшие, в условияхкризиса, перспективой огромного политического эффекта. Дело в том, чтофашистские движения в своей социальной субстанции опирались в общем на три элемента:мелкобуржуазный с его моральным, экономическим и антиреволюционным протестом,военно-рационалистический, а также харизматический — в лице единственного всвоем роде вождя-фюрера. Этот вождь есть преисполненный решимости голоспорядка, возвещающий конец смуте, стихии хаоса, он и смотрит дальше и мыслитглубже, ему знакомы чувства отчаяния, но он знает и средства спасения. Этотсверхъестественный тип создан не только многочисленными литературнымипредвестиями, уходящими своими корнями в немецкую народную сагу.
Мысль о фюрере в том виде, как она развивалась в фашистскихдвижениях, обрела свою актуальность вновь благодаря войне. Дело в том, что всеэти движения поголовно считали себя не партиями в привычном смысле, а группамис воинствующим мировоззрением, “партиями над партиями”.
Маршировка по всем мостовым Европы демонстрировала убеждение,будто бы и проблемы общества эффективнее всего могут быть решены моделяминаподобие военных.
Названные мотивы лежали в основе полумилитаризованныхвнешних форм этих движений, их обмундирования, ритуала приветствия и доклада,стойки “смирно”, а также пестрой, хотя и сводившейся к немногим элементамсимволики — преимущественно это крест, либо стрелы, ликторские пучки, косы, — ивсе это непременно воспроизводилось как символ принадлежности на флагах,значках, штандартах и нарукавных повязках. Значение этих элементов состояло нетолько в отказе от старой буржуазной традиции ношения сюртуков и стоячихворотничков — скорее, они казались более точно отвечавшими строгому, техническомудуху времени.
Соединение мелкобуржуазных и военных элементов, столь характерноеименно для национал-социализма, с самого начала придает НСДАП весьмасвоеобразный, двойственный характер. Он выражается не только в организационномразмежевании между штурмовыми отрядами (СА) и Политической организации (ПО), нои проявляется в вводящей в заблуждение разнородности ее состава. Отсюда жеродом и присущая большинству фашистских организаций подавленная консервативность.
Характерной для них была единственная в своем роде мешанинаиз средневековья и нового времени, авангардистское восприятие, обращенноеспиной к будущему и поселившее свое пристрастие к фольклору взаасфальтированных эмпиреях тоталитарного государства принуждения.
Гитлер отнюдь не собирался просто вернуть добрые старые времена,а еще меньше — их феодальные структуры. То, что он взялся преодолеть, было нечем иным, как самоотчуждением человека, вызванным процессом развитияцивилизации.
Правда, ставку при этом он делал не на экономические или социальныесредства, которые презирал, не на политику, а на высвобождение инстинкта, — посвоим замыслам и лозунгам фашизм представлял собой не классовую, а культурнуюреволюцию.
Во всяком случае, в фашистской “консервативности”проявлялось желание революционным путем повернуть историческое развитие вспятьи еще раз вернуться к отправной точке, в те лучшие времена до начала вступленияна ложный путь. В одном из писем 1941 года Гитлер напишет Муссолини, чтопоследние пятнадцать столетий были не чем иным, как паузой, а теперь историясобирается “вернуться на прежние пути”.
Превосходство фашизма по отношению ко многим его конкурентамобъясняется тем, что он острее осознал суть кризиса времени, чьим симптомом были он сам. Все другие партии приветствовали процесс индустриализации иэмансипации, в то время как он со всей очевидностью разделял страхи людей ипытались заглушить эти страхи, превращая их в бурное действо и драматизм ипривнося в прозаические, скупые будни магию романтических ритуалов — факельныешествия, штандарты, черепа со скрещенными костями, боевые призывы и возгласы“хайль!”, “новую помолвку жизни с опасностью”, идею “величественной смерти”.Современные задачи он ставил людям в окружении маскарадных аксессуаров,напоминающих о прошлом. Но его успех объясняется еще и тем, что он выказывалпренебрежение к материальным интересам.
На фоне мелочных парламентских споров, игр и беспомощныхвожделений многопартийного правления у людей пробуждалось старое желаниеоказаться перед свершившимся фактом, а не стоять перед выбором[9].За исключением Чехословакии, в период между двумя мировыми войнами во всехгосударствах Восточной и Центральной Европы, а также во многих государствахЮжной Европы система парламентаризма потерпела крах — в Литве, Латвии, Эстонии,Польше, Венгрии, Румынии, Австрии,. Италии, Греции, Турции, Испании, Португалиии, наконец, в Германии. К 1939 году осталось всего лишь девять государств спарламентской формой правления.
Поэтому дело тут было не в агрессивной злобе какой-то однойнации, стремившейся перевернуть ситуацию в мире. Широкое настроение усталости,презрения и разочарования предвещало, поверх всех границ, расставание с векомлиберализма. Оно происходило под знаком реакции и прогресса, тщеславия ибескорыстия. В Германии уже начиная с 1921 года не было в рейхстагебольшинства, которое было бы по убеждению привержено парламентской системе. Либеральнаямысль почти не имела поборников, но зато много потенциальных противников; имнужен был только толчок, зажигательный лозунг, вождь-фюрер.
5. Немецкая катастрофа или логика немецкого пути?30 января 1933 года не принесло с собой ничего, кроме сменыправительства. И все же общественность чувствовала, что назначение Гитлераканцлером было не сравнимо с формированием кабинетов прошлых лет. Вопреки всемхвастливым уверениям партнеров по коалиции из рядов дойч-националов, что они“будут держать австрийского художника-неудачника на поводке”[10],национал-социалисты с самого начала не скрывали своей решимости захватить всюполноту власти.
Словно по тайному паролю после 30-го января началисьмассовые перебежки в стан национал-социалистов.
Один из современников описал еще до прихода Гитлера квласти, какие неизбежные последствия это должно было повлечь за собой:“Диктатура, ликвидация парламента, удушение всех духовных свобод, инфляция,террор, гражданская война; ибо оппозицию было бы не так просто убрать;следствием этого была бы всеобщая стачка. Профсоюзы стали бы стержнем самогоотчаянного сопротивления; кроме того, выступил бы “Рейхсбаннер” и все силы,озабоченные будущим. И даже если Гитлер перетянул бы на свою сторону рейхсвер изаставил заговорить пушки — все равно нашлись бы миллионы решительных людей”[11].Но этих решительных миллионов не было, а следовательно дело и не дошло докровавых столкновений. Гитлер пришел отнюдь не как разбойник ночи. Он годамиговорил о том, к чему неизменно, не отвергая ни кружных путей, ни тактическихманевров, стремился: это была диктатура, антисемитизм, завоевание “жизненногопространства”.
Уже в ходе плебисцита, проводившегося в 1933 году, немцыпроголосовали за выход страны из Лиги Наций и против политики уступок и выбраливместо этого политику мужества и чести. Таким образом, германский народ самвыбрал войну, которую потом проиграл.
Один из уроков эпохи состоит как раз в том, что тоталитарнаясистема власти не может быть построена на одних только извращенных или дажепреступных склонностях какого-то народа. Во многих странах существовалиисторические, психологические, да и социальные условия, сходные с тем, что былов Германии, и часто всего-навсего узкий перешеек отделял народ от фашистскогоправления. Именно в ту эпоху к власти пришли многочисленные фашистские илифашистоидные режимы — в Италии, Турции, Польше, Австрии или Испании. Как развзгляд на сравнимые системы в этих и других странах помогает понять, чтоконкретно в национал-социализме было неповторимо немецким: он стал самойрадикальной и абсолютной формой проявления фашизма.
Если Муссолини считал своей целью восстановлениеисторического величия, Моррас мечтал о “старом режиме” и пытался вызвать кжизни “славу божественной Франции”, да и все другие виды фашизма не сумелиизбежать соблазна тоски по былому, то Гитлер думал об осуществлении целиискусственной, созданной в воображении и не имеющей какого-то реального подобия:о мировой империи от Атлантики до Урала и от Нарвика до Суэца, созданнойединственно волей к расовому самоутверждению. Государства противились этому? Оних подавит. Народы селились вопреки его планам? Он их расселит по-другому. Расыне соответствовали его представлениям? Он произведет селекцию, облагородит ихили уничтожит, пока действительность не будет, наконец, соответствовать егопредставлениям. Только в крайнем радикализме он казался тем, кем он был. В этомсмысле национал-социализм без него немыслим.
К неповторимо национальным чертам, отличавшимнационал-социализм от фашистских движений других стран, относится и то, что длясвоего эксцентричного радикализма Гитлер всегда находил самых послушныхисполнителей. Ни одно гуманное чувство не разгладило на физиономии режима товыражение концентрированной жестокости и исполнительности, которое сделало егоединственным в своем роде.
К кому апеллировал национал-социализм? Прежде всего к людямс ярко выраженным, но не направленным стремлением к морали. Привлечь такой типлюдей, организовать его в элитарный строй он старался в первую очередь черезСС.
Кодекс “внутренних ценностей” охватывал по мнению ГенрихаГиммлера верность, честность, послушание, твердость, добропорядочность,бедность и храбрость. Был воспитан тип бесчувственного экзекутора, требующегоот самого себя “холодного, даже каменного поведения” и “переставшего ощущатьчеловеческие чувства”[12].Жестокость по отношению к себе давала ему внутреннее оправдание быть жестоким ис другими, а буквально требуемой способности шагать по трупам предшествовалоумерщвление собственного “я”.
Недостаток человеческого воображения, обнаружившийся, начинаяс Нюрнбергских процессов, в ходе всех судов над действующими лицами тех лет,был не чем иным, как выражением этой утраты чувства реальности. Она и быласобственно неповторимым, типично немецким элементом в национал-социализме.
Гитлер многократно излагал свои намерения открыто, безвсякой интеллектуальной сдержанности. Но традиционное разделение придуманной исоциальной реальности уже давно создало представление о том, что слова не стоятничего, а его слова казались и вовсе дешевкой. Рудольф Брайтшайд, председательфракции СДПГ в рейхстаге, окончивший свои дни в концентрационном лагереБухенвальд, радостно зааплодировал, узнав о назначении Гитлера рейхсканцлером,и сказал, что наконец-то Гитлер сам себя погубит. Другие, произведяпредварительные расчеты, полагали, что Гитлер всегда будет в меньшинстве и низа что не получит большинства в две трети, необходимого для изменения конституции.Кажется, никто не понимал, кем Гитлер был на самом деле.
Почти ни одна из идей, под знаком которых страна пустилась всвою авантюру, не принадлежала ей одной; но немецкой была та бесчеловечнаясерьезность, с которой она отринула свое существование в области воображения.
6. Неспособность к выживаниюПочти без перехода, словно одно мгновение сменило другое, сосмертью Гитлера и капитуляцией исчез и национал-социализм, как будто он былвсего лишь движением, состоянием опьянения и катастрофой, которую он же ипородил.
Германия была единственной побежденной в ходе мировой войныстраной, не породившей никакого движения Сопротивления.
Гитлер всего лишь за какие-то двенадцать лет придал мируновый облик, и даже слепому видно, что столь мощные процессы едва ли могутдостаточным образом объяснены капризом дорвавшегося до власти одиночки. Иботолько если этот одиночка является фигурой, интегрирующей разнообразнейшиеэмоции, страхи или интересы, и если влекут его вперед мощные, приходящие издальних далей энергии, становятся возможными подобные события.
В таком свете еще раз вырисовывается роль и значение Гитлерапо отношению к окружающим его силам: существовал гигантский, неупорядоченныйпотенциал агрессивности, страха, самоотдачи и эгоизма, лежавший втуне и нуждавшийсялишь в том, чтобы некое властное явление разбудило, сфокусировало ииспользовало его.
Одним из непреходящих горьких уроков ноябрьской революции1918 года было осознание того, что существует неясная взаимосвязь междудемократией и анархией, что хаотические состояния и являются собственным,неподдельным выражением подлинного народовластия, а произвол — его законом.Отсюда нетрудно истолковать восхождение Гитлера и как последнюю отчаяннуюпопытку удержать старую Европу в условиях привычного величия. Ему виделось, чтоконтиненту грозит мощный двойной натиск, чреватый чуждым Европе засильем и еепоглощением “бездушным” американским капитализмом с одной стороны, и“бесчеловечным” русским большевизмом — с другой. И вполне правомерно сутьвыступления Гитлера была обозначена как “борьба не на жизнь, а на смерть”[13].
Современная миссия рейха заключалась в том, чтобы дать уставшейЕвропе новые стимулы и использовать ее как резервуар сил для мировогогосподства Германии. Гитлер рвался наверстать упущенное на империалистическойстадии немецкого развития и, будучи последышем истории, выиграть главный извозможных призов — гарантированное гигантской экспансией власти на Востокегосподство над Европой, а благодаря этому — над всем миром.
Место Гитлера в истории куда ближе к великим революционерам,нежели к тормозившим ее, консервативным власть имущим. Но та мобилизация сил иволи к действию, которых потребовала его операция по спасению, чрезвычайноускорила процесс эмансипации, а перенапряжение авторитета, стиля, порядка,связанное с его выступлением, как раз и ослабило взятые ими на себяобязательства.
Клара Цеткин видела приверженцев фашизма в первую очередь вразочарованных людях всех слоев, в “наиболее усердных, сильных, решительных,отважных элементов всех классов”[14],и вот Гитлеру и удалось объединить их всех в новом мощном массовом движении. Вовсяком случае, идеологическая инициатива в 30-е годы перешла на некоторое времяот Москвы к Берлину, и утопия о классовом примирении оказалась настолько явносильнее утопии о диктатуре одного класса над всеми другими, что Гитлер смогпривлечь на свою сторону значительные отряды даже вызывавшего такой страхпролетариата и включить их в пестрый состав своих сторонников, где были людивсех классов, всех категорий сознания и имущественного положения.
Что он не намеревался делать ни при каких обстоятельствах,так это реставрировать доиндустриальное государство привилегий, и никакиемаскарады не должны затушевывать тот факт, что он — вопреки своей амбициивосстановить немецкое прошлое с помощью радикального насилия втолкнул страну всовременность. Парадоксально, но только с ним в Германии завершился XIX век.
Превосходство Гитлера над всеми его соперниками, включая исоциал-демократов, основывалось именно на том, что он острее и решительнее ихосознал необходимость перемен. Отрицание им современного мира проходило как разпод знаком современности.
И все-таки в Германии, да и вдругих странах тоже, фашистские или родственные им тенденции продолжают жить: впервую очередь некоторые психологические предпосылки, пусть и не имеющие легкораспознаваемой связи с национал-социализмом или даже выступающие поднепривычными, большей частью левыми знаменами, равно как и определенныесоциальные и экономические условия. Наименее живучими оказались идеологическиепредпосылки, такие как, например, национализм межвоенной поры, обеспокоенностьпо поводу утраты статуса великой державы или панический антикоммунизм.
Как бы ни подчеркивал Гитлер надличностный аспект своей задачи,как бы ни напирал он на свою миссию и как бы ни выдавал себя за орудиеПровидения, выше своего времени он так и не поднялся. Поскольку он не мог датьни внушающей веру картины грядущего состояния мира, ни надежды, нивдохновляющей цели, то ни одна из его мыслей не пережила его. Этот великийдемагог не оставил после себя ни единого слова, ни единой запоминающейсяформулы, точно так же не дошло до сегодняшнего дня ни единого его строения, аон ведь столь жаждал стать величайшим архитектором всех времен; не осталосьдаже запланированных им величественных руин.
7. ЗаключениеИ все же тема Гитлера остается одним из вечных сюжетов мировойисториографии и, видимо, обречена оставаться таковой, поскольку все новые иновые ее грани раскрываются только в ходе движения истории, в свете постояннообновляющегося историко-политического и духовного опыты.
Тоталитарный режим со временем разлагается изнутри. Особенноиз политической элиты выходят лица, которые становятся в оппозицию к режиму. Свозникновением инакомыслия от режима отчуждаются сначала узкие группировкидиссидентов, затем широкие слои населения. Довершает разрушение тоталитаризмаотход от жёсткого контроля в экономической сфере. Таким образом на сменутоталитаризму приходит авторитаризм.
8. Приложение
(Все фотографии взятыиз интерактивной энциклопедии Compton’s InteractiveEncyclopediaTM)
/>
Ошибка! Не указана последовательность.. 11ноября 1918 года было объявлено перемирие, положившее конец Первой мировойвойне. Маршал Фош (с тростью) и его помощники в железнодорожном вагоне вКомпьенском лесу будут диктовать свои условия побежденной Германии. Более чемчерез 20 лет в этом же вагоне Адольф Гитлер будет принимать капитуляциюФранции.
/>
2. Бенито Муссолини и Адольф Гитлер на совещании во время ВторойМировой войны.
/>
3. Адольф Гитлер обращается к немецкому народу
/>
4. Гитлерюгенд прилагал всеусилия, чтобы ориентировать молодых немцев надлежащим образом.
/>
5. В 1933 году десятки тысячнацистов собрались на стадионе в Нюрнберге.
/>
6. На шествии нацистов по Нюрнбергу присутствовало около120 000 человек, что говорит об огромном влиянии НСДАП.
/>
7. 20 октября 1931 года, Бад-Харцбург. Гитлер обращается к членамНСДАП, требуя ухода правительства в отставку.
/>
9. Марш нацистов по немецкому городу. В предвоенные годы НСДАПприобрела в Германии большой вес и популярность.
/>
10. Вена,Австрия. Функционеры НСДАП наблюдают как евреи чистят улицы города.
9. Литература
1. Гаднелев К. С. Тоталитаризм как феномен ХХ-го века. Вопросы философии,1992, № 2.
2. Герштейн Р. Э. Война которую выиграл Гитлер. Пер. с англ. Под общ. ред.Г. Ю. Пернавского. — Смоленск: Русич, 1996.
3. Загладин Н. В. Тоталитаризм и демократия: конфликт века. Кентавр, 1992,№№ 7-8.
4. Оруэлл Дж. “1984” и эссе разных лет. Москва: Прогресс, 1989.
5. Фест И. Гитлер: Биография. 3 тома/Пер. с нем. А. М. Андронова,А. А. Федорова. — Пермь: Культурный центр “Алетейа”, 1993.
6. Что есть что в мировой политике. Словарь-справочник. Москва: Прогресс,1987.