Реферат: Путешествие в сердце Африки в поисках смысла жизни

Николай Баландинский

Попадая в Африку, многие начинают сразу валять дурака. Выражаясь более мягко — впадают в детство…

Каждый стремится попасть в места, где он появился на свет, где прошли его первые годы. С годами эта тяга усиливается.

Улицы детства настойчиво снятся ночами. Старики, которые близки к завершению круга жизни, должны видеть эти сны ещё более отчетливо, чем молодежь.

На равнинах Восточной Африки и в глубине Великого Разлома прошло младенчество человечества. Оттого, наверное, и рождается какое-то необъяснимое чувство радости, зачастую переходящее в безудержное веселье, когда оказываешься в этих местах.

Впрочем, из такого возбужденного состояния выходишь сразу по возвращению на родину, даже без посторонней медицинской помощи. Однако, я, к примеру, после каждого посещения Чёрного континента впадаю в некое состояние прострации, которое может длится до двух недель кряду. В это время происходят удивительные вещи.

Смотришь в окно, и видишь, как за оградой на лужайку грифы прилетели. Крупные птицы, черное перо. Потом только правое полушарие мозга начинает стучать в левое: «Нету у нас грифов… Нету!». Соседские куры это.

На сумеречный писк комара реагируешь нервно. Пьешь «Тоник», успокаивая себя тем, что в нём содержится хинин. Продавщице в продуктовом порываешься сказать «Хэллоу», вместо того, чтобы по привычке просто кивнуть головой при входе, одними губами посылая вежливое «здрасьте!». И смотришь, тупо смотришь на расчерченную разноцветными линиями карту мира у себя над головой, посреди которой красуется Она, и ищешь глазами те точки, в которых уже побывал и те дебри, в которые ещё не ступал…

… У меня давно была идея «испробовать» так называемые Overland Expeditions, в переводе на русский — «Сухопутные

экспедиции». По Африке шныряют тут и там грузовики, переделанные под автобусы (т.е. вместо леса или щебня они везут на себе салон с пассажирами). Шныряют даже там, где не положено шнырять. Например, по Анголе. В основном в этих грузовиках-автобусах ездит западная публика из числа той, кто хочет много и сразу. При этом, за относительно небольшие деньги. Ездят подолгу, по 3-4 месяца, а то и больше. Проезжают, например, от Каира до Кейптауна или от Танжера до Каира (по Западной и Центральной Африке). Конечно, это хороший способ убийства времени для тех, у кого его много.

Меня интересовал в данном случае сам способ передвижения на грузовиках-автобусах, поскольку до этого средством транспорта по Африке для меня и моих компаньонов служили джипы или микроавтобусы. По моему разумению, у грузовика больше возможностей при движении по пересеченной местности, а если группа по составу больше, чем с комфортом влезает в микроавтобус со всем своим багажом, то это удобный вариант для коллективной поездки, конечно, если группа достаточно сплоченная и её члены не перегрызут друг другу глотки во время длительного пребывания внутри полузакрытого пространства. Караван джипов — тоже неплохой вариант для поездки большой компанией, но зачастую это приводит к размежеванию на отдельные «подгруппы» и, как следствие, к анархии, особенно, если в составе «экспедиции» много новичков-дилетантов, каждый из которых имеет свое, самое правильное представление, куда и как надо ехать, что и как нужно делать.

Наш маршрут состоял из двух частей. Первые две недели уходили на восхождение на гору Кения и на «гейм-драйвы» (game drive — термин идиотский, но прижившийся; означает «поездку с целью посмотреть диких животных в их натуральной среде обитания») по заповедникам Самбуру и Масаи-Мара. Затем следовала полуторадневная интермедия в Найроби, после которой в ряды экспедиционеров вливались новые силы из Москвы для продолжения банкета, то бишь Большого Восточноафриканского Путешествия.

Наш дальнейший путь должен был лежать в Уганду и Руанду; в последней мы должны были смотреть горилл посредством совершения к ним трекинга (пешего похода в специальной трекинговой обуви; без таковой трекинг считается несерьезным). Если первая часть маршрута осуществлялась собственными силами и этнически однородным составом (все русские; по крайней мере, «граждане России»), то во второй части, с Угандой и Руандой, русские (граждане России) были в меньшинстве, хотя и в весомом (25%), поскольку мы воссоединялись со сборной группой британского «Оверленд Клуба», в состав которой входили британцы, австралийцы, новозеландцы, испанцы, перуанцы и даже один аргентинец. Забегая вперед, скажу, что вторая часть нашего африканского турне была несколько хуже первой, прежде всего потому, что русские (граждане России) были в меньшинстве и не смогли продемонстрировать в полной мере, как именно нужно путешествовать по Африке. Мои рассказы о русских сафари производили, несомненно, ошеломляющее впечатление на англосаксонскую публику, и даже на аргентинца с перуанцами, но повлиять на судьбу нашей поездки, увы, уже не могли. Приходилось мириться с неизбежным двухнедельным сосуществованием с этими несчастными «жертвами Оверленда», в глазах которых иногда можно было прочесть ту же смертельную грусть, с которой смотрят на нас с черно-белых фотографий узники нацистских концлагерей или «дети Поволжья».

Несмотря на рокировку участников Путешествия, выдержать месячное турне по Африке довелось только двоим. Одним из них был Женя, возникший неожиданно как бы ниоткуда, когда на город уже спускалась тьма. Он вошел решительной походкой в мягкий полумрак ресторана, в котором только что закончилось финальное собрание экспедиционеров. Он не задавал лишних вопросов и с ходу согласился быть моим компаньоном на целых тридцать дней. Такие люди мне нравятся. Мне импонирует авантюрная жилка, когда человек сразу берет быка за рога. Сразу чувствуется — игрок, любит идти ва-банк. Женя и вправду оказался профессиональным игроком, поскольку, ценя личную свободу, он доверил дело пополнения своего бюджета богине Фортуне, точнее — её психологическому воплощению в виде спортивного тотализатора… Конечно, кто-то может посмотреть на Женю с осуждением, но должен сказать, что у него подход к жизни даже честнее, чем у тех, кто никак не хочет признавать, что вся жизнь — сплошная лотерея, в которую все и вся играют исподволь, с самого момента рождения. Кто-то вытянул счастливый билет, а кто-то ещё стоит у барабана и ловит миг удачи. И скорее всего не поймает! А у Жени зато есть возможность путешествовать по Африке целый месяц.

Хотя, что такое месяц? Это сейчас, в век убыстренного времени, месячное путешествие кажется чем-то из ряда вон выходящим.

А отчего? Потому что начальство кругом злое, работников дольше чем на две недели отпускать не хочет. Зачастую вообще не отпускает. Ничего не попишешь: хотели капитализма — получите! А иному человеку чтоб во вкус войти нужно время, двух недель никак не достаточно. Только разойдётся, как на тебе! — скорее в аэропорт!!! То ли дело в старые добрые колониальные времена: сначала пароход месяца на два, потом еще караван месяца на три. Носильщики мрут как мухи, лошади и мулы дохнут от мухи цеце, сам идешь, еле передвигая стертые в кровь ноги, обливаясь потом под палящим экваториальным солнцем, а по вечерам тебя так лихорадит, так колбасит!.. Вот это была эпоха, вот это была романтика!

… Вторым экспедиционером, выдержавшим месячное путешествие вместе с Женей, был, разумеется, Ваш покорный слуга. Тоже игрок, в какой-то мере, но несколько иного свойства. О сущности моей игры я расскажу отдельно и немного опосля, а пока уделю некоторое внимание первой части нашего путешествия.

Если Женя был «игорным инструктором», то для восхождения на гору Кения нужен был настоящий горный инструктор, каковой вызвалась быть Татьяна Петрова-Маслакова из Санкт-Петербурга. Хотя, честно говоря, она вовсе не сама вызвалась, а скорее её «вызвали», поскольку она имела уже опыт восхождений на умеренно высокие горы Средней полосы России. Наряду с Сергеем Епарским из Уфы она выполняла еще роль официального фотографа Экспедиции, поскольку имела неосторожность обмолвиться, что недавно купила «очень крутой» фотоаппарат. Сам я принципиально не стал брать с собой свой фотик, решив сосредоточиться на видеосъемке, а при необходимости просто «нарезать» стоп-кадров для сайта. Можно было бы просто позаимствовать хорошие фото у тех экспедиционеров, которые были с фотоаппаратами, а с таковыми были практически все, кроме Жени, ибо он отправился в путешествие не за образами, а за смыслом жизни, который он намеревался отыскать именно на просторах Африки. Идея в общем и целом правильная, поскольку где ещё человеку искать смысл жизни, как не там, где зародилось само человечество?

В нашей группе было ещё 10 человек, при этом абсолютное большинство составляли барышни, впрочем, далеко не тургеневские.

Не думаю, что тургеневским барышням такое путешествие понравилось бы. Ехать на грузовике, спать в палатках или в холодных бараках на 20 человек — такое, скорее, подходит героиням советских фильмов о покорителях целины. Наши барышни были очень увлечены собственной спортивной формой и потому уделяли повышенное внимание вопросам правильного питания на маршруте. Этим же вопросом был озабочен Миша Непрынцев. Впрочем, для него вопрос о правильном и полноценном питании заключался в наличии или отсутствии в меню мяса. Отсутствие такового делало любое меню абсолютно непригодным в его глазах. В этом заключался корень его непримиримых противоречий с Женей, поскольку последний мяса вообще не ел. Иногда он вообще ничего не ел, чем очень расстраивал нашего экспедиционного повара Питера. На второй день нашего путешествия Женя сразил всех наповал заявлением о том, что сегодня он не обедает потому, что уже ел… вчера — выпил воды с сахаром утром. Как бы то ни было, основную выгоду из жениного голодания извлекал его оппонент Миша, в желудок которого перекочевывали несьеденные Женей свиные сосиски.

Если в путеводителе пишут, что с июля по сентябрь в Восточной Африке сухой сезон и не уточняют, где именно, то это не слишком хороший путеводитель. Скажем так: «сухой сезон» — очень общий термин. Когда прилетели в Найроби, а было это 18 июля (в самый разгар сухого сезона), то город нас встретил тяжелыми низкими тучами, беспросветно закрывавшими небо, и туманом, отдаленно напоминавшим лондонский смог. Понятно, за что англичане так любили Кению: меньше мучила тоска по родине. Было холодно, сыро, зябко, промозгло и противно; на душе скребли дикие африканские кошки. Из сумок и рюкзаков достали теплые вещи: свитера, шарфы, шерстяные шапки. Шапку-ушанку никто не догадался взять, хотя и она здесь пригодилась бы. Нужно было готовиться к холодным африканским ночам, ибо нам предстояло восходить на гору Кения, где климат обещал быть ещё более суровым.

Во дворе гостиницы «Бульвар», откуда мы начинали путешествие, нас ждал «туристский грузовик» явно военного образца, наверняка помнящий ещё рейнджеров Британского Восточноафриканского полка, которых перебрасывали на нём в зоны народных волнений во время борьбы чернокожих кенийцев за независимость. Возможно даже, что грузовик помнил саму Королеву, а может быть, и её мать во время их посещений колоний. Однако, скепсис по отношению к нашему транспортному средству цвета хаки развеялся, когда довелось увидеть его в деле: там, где новенькие грузовики англичан и французов буксовали и застревали, наш бешенный буйвол проносился как ни в чем не бывало. Хотя глагол «проноситься» по отношению к нашей машине звучало несколько иронически: приличную скорость грузовик развивал только под горку на асфальте. Малейший подъем давался ему с величайшим трудом, хотя не было подъема, который он не преодолел бы.

Водителем бы растаман Френсис, знавший несколько фраз по-французски и любивший готовить французские же гренки. Немного заторможенный по своей растаманской природе, он был на самом деле рубахой-парнем. Его можно было запросто послать среди ночи за пивом и сигаретами, и он отправлялся до ближайшего сельпо прямо на нашем грузовом драндулете.

Нашим проводником был Фейсал Малик, кенийский индус, дедушка которого прибыл сюда ещё в начале прошлого века на строительство Восточноафриканской железной дороги из Момбасы в Уганду. Для 300.000 индусов это была возможность начать новую жизнь; они прибыли в Африку как чернорабочие, а остались в ней в качестве торговцев, управляющих, служащих банков. По сию пору почти весь более или менее приличный бизнес в Кении принадлежит потомкам индийских кули. К самой же железной дороге в Кении отношение трепетное, хоть мы и не видели ни одного поезда за время нашего путешествия (при этом между Найроби и Момбасой поездка курсируют постоянно). На нитку железной дороги нанизана значительная часть пестрого бисера кенийской истории. Сейчас воротами в Кению и Восточную Африку служит международный аэропорт Найроби, а ещё полвека назад пассажиры сначала прибывали пароходами в Момбасу, а уже оттуда на поезде добирались до Найроби, Найваша, Накуру, озера Виктории, Джинджи, Кампалы. Интересно то, что к постройке дороги местные жители властями практически не привлекались, видимо из опасения, что в противном случае ждать окончания строительства дороги можно было бы очень долго; наверное, до сих пор бы ещё велось строительство, где-нибудь на окраинах Момбасы...

Из Найроби мы сразу отправились в Наромору, городок, лежащий на западных склонах горы Кения. Стосорокакилометровый путь мы проделали по гладкому шоссе. Дождило не переставая. Окна у нашего псевдоавтобуса были полиэтиленовые, сворачивающиеся валиком. Видно, чтобы местные жители камнями стекла не повыбивали. Так вот, эти окна, закрывающиеся на молнию, мы за всю дорогу ни разу не открыли… За ними, за этими окнами, проплывала страна, от встречи с которой у меня лично возникло чувство некоторого разочарования. Я ожидал увидеть что-то вроде ЮАР или Намибии. А вдоль дороги — грязные селения с домами барачного типа, зачуханный и задрипанный народ на улицах, раскисших от дождя. Конечно, потом мы увидели и другую Кению, полную непередаваемого англо-африканского шарма, но первое впечатление было нерадостным. Тому, кто в Африку попал в первый раз, было всё в диковинку, и не понимал он моей справедливой грусти.

Мы ехали по землям кикуйю — бантуязычной этнической группы, населяющей кенийские нагорья как раз вокруг горы Кения. Они считают её священной; на её вершине живет верховный кикуйский бог Нгаи. Кикуйю называют гору Кириньяга, масаи — Кее-Нийя.

Перевод обеих значений близок — Белая гора. Соответственно, местность вокруг горы Кения можно назвать Белогорьем…

За время своего месячного пребывания в Восточной Африке я побывал в Найроби трижды. Полдня — по прилету, полтора дня — в середине, два дня — в конце. Я посетил Национальный музей Кении и Национальный Архив, в котором тоже есть неплохая экспозиция. В Национальном музее выставлены рисунки Джой Адамсон (автора «Рожденной свободной»), в Национальном Архиве — просто фотографии начала ХХ века. Все они посвящены одной теме — народам Кении. И сейчас, глядя на низкорослых «аборигенов», одетых в потертые куртчонки и обязательные бейсболки, собирающихся стайками возле барачного бара с громким названием «Paradise», я думаю: куда, куда всё ушло? Совсем недавно я был в Эфиопии, в долине Омо. Там люди сохранили свой уклад, свои обычаи, одежду, свою естественную красоту. И в самой Кении «народы севера» — самбуру, туркана, эль-моло — держат оборону перед наступлением т.н. «цивилизации». Масаи тоже пока держатся, хоть и живут в основном за счет туристов.

Когда мы путешествовали по Эфиопии, многие принимали происходящее вокруг за некий туристский аттракцион, специально разыгрываемое шоу. Думаю, что приехав в Кению, они взяли бы свои сомнения обратно. Как говорится, «всё познаётся в сравнении».

И всё-таки интересно, почему произошла гибель национальной культуры банту в Восточной Африке: то ли «аборигенная» цивилизация была так слаба, либо цивилизация пришельцев-бриттов была так сильна? Чем новоявленная религия миссионеров была лучше старой, исконной? И почему банту, самый мощный, плодовитый, социально развитый суперэтнос Африки южнее Сахары так быстро «сдался», даже не европеизировался, а просто культурно «люмпенизировался»? Может и вправду причина в природном пофигизме и слабоволии земледельцев банту в отличие от бесстрашия, решительности, гордой заносчивости кочевников-нилотов?

Конечно, глубинные пласты народной культуры никуда не ушли, и где-то в полнолуние при свете костров натёртые розовым мелом кикуйю собираются на «нгому» — песни-пляски до упаду, но верится в это как-то с трудом…

Наромору находится на высоте 1800 метров, чуть выше Найроби. Мы расположились в кемпинге «Naro Moru River Lodge». Если не принимать расчет демократичные цены на проживание в самом кемпинге в палатках, этот «лодж» — место достаточно дорогое. Из существенных плюсов нужно отметить наличие бассейна, что при наличии в нём воды делает пребывание на территории «лоджа» сродни курортному. Впрочем, в отсутствие воды в бассейне экспедиционеры пользовались сауной.

Самой горы Кения из кемпинга не видно. Её вообще почти не бывает видно из-за туч и облаков, которыми она окутана постоянно. Чтобы оценить её красоту, нужно к ней подниматься. Наромору, наряду с Чогорией на восточном склоне горы, является основной базой для альпинистов и горных треккеров. Можно совершить восхождение и спуститься, используя «тропу Наромору» и «тропу Чогории». При этом я искренне советую не торопиться и выделить на восхождение не меньше семи дней. У нас тоже в группе были удальцы, которые хотели «взбежать» на вершину за два дня и за один день «скатиться» обратно. Увы, это не удалось сделать даже самым натренированным «бойцам».

18 километров от лагеря в Наромору до ворот Национального парка Mount Kenya" мы проделали на нашем грузовике. Мы ехали сквозь тропический лес, причем классический — дождевой и вечнозеленый. Такие леса в Восточной Африке сохранились только на склонах гор. Парк опоясывает ограда — оголенные провода под легким напряжением. Это чтобы слоны и буйволы не заходили на территорию кикуйю и не терроризировали почем зря бедных поселян. Оговорюсь сразу: крупных млекопитающих на склонах горы Кения мы не видели, однако на дороге тут и там попадаются засохшие и совсем свежие кучки понятно чего, своими размерами и объемами недвусмысленно дающие понять, что если кто-то кое-где у нас порой отстанет, заблудится в темноте, то может столкнуться нос к носу с обитателями тропического дождевого леса. Впрочем, отстать и заблудиться здесь не дадут проводники.

Колонна может растянуться хоть на километры, но всё равно за каждым «восходящим» будет следить зоркое око служащих парка. К тому же, здесь всего одна тропа к вершине, и сворачивать с неё нет особого резона. Ежегодно здесь пропадают несколько человек, но в основном несчастные случаи происходят гораздо выше.

Дорога ведет через «райские кущи» вдоль реки Телеки. Речку почти не видно, только слышно, и то едва — она скрывается в плотных зарослях бамбука. Река носит имя венгерского путешественника Ш.Телеки, которому принадлежит также честь открытия озера Рудольфа в 1888 году (Рудольф — кронпринц австрийский; позже озеро переименовано в Туркана). В 1898 году с севера вместе с абиссинскими войсками вышел наш Александр Булатович. Таким образом, приглушенное листвой рокотоанье речки Телеки напомнило о самой славной странице русско-африканской истории. А саму гору Кения нанес на карту немецкий миссионер И.Крапф в 1848 году. Его компаньон по обращению народов банту и масаев в христианство И.Ребман попутно «открыл» гору Килиманджаро.

Гора Кения — вторая по высоте во всей Африке (5199 м.) На самую макушку может взойти только подготовленный и хорошо экипированный альпинист, в отличие от Килиманджаро (5895 м), куда может подняться каждый, кого не свалит с ног «горнянка» (горная болезнь). Но основная подлость горы Кения заключена в том, что у неё несколько «основных» пиков. Главные — Пойнт Ленана (4985 м, хотя некоторые указатели «округляют» цифру до 4990 метров) и Батиан (собственно, те самые 5199 метров).

Чуть ниже — Нелион (5188). Салаги, то есть люди со средней подготовкой, залезают обычно на Пойнт Ленана. Специального снаряжения не требуется, только ловкость рук и твердость ног.

Переход до лагеря у Метеостанции (Met Station Camp) напоминает приятную прогулку длиной 9 километров. Идем практически налегке, так как у каждого — свой носильщик. Кто хочет «испытать себя» несет свою ношу сам. Нас нагнала группа из трех десятков молодых ирландцев. Идут бодро, песни поют. Рюкзаки, палатки, запас еды тащат на себе. Мы заночевали в хижине — домике на 10 человек, с лежанками в два яруса вдоль стен. Было холодно. Огонь развести в камине не дали. Объяснений было два. Первое: вам же хуже будет. Дым мешает акклиматизации (мы на высоте 3000 метров). Второе: дым беспокоит зверей.

Приезжали-де экологи, были очень недовольны. Ох уж эти мне экологи-энвайронменталисты хреновы! Из-за них бедные ирландцы остались без горячего ужина: они-то расчитывали на костёр… У нас всё проще: примус, газовая горелка. Знающие люди нас ведут.

Вообще, меня иногда поражает в западных туристах (прежде всего из числа «малобюджетных») с одной стороны — безалаберность, с другой — маниакальное стремление к экономии, причем зачастую на нужных вещах. И ещё поиск трудностей там, где их можно избежать. Они думают, что поход или экспедиция — это набор неудобств, и чем этот набор шире, тем приключение круче. Им невдомёк, что их соотечественники-первооткрыватели сами на себе ничего не таскали, кроме ружья, сумки и фляги с водой. Даже палатки ставили не сами — для этого у них было несколько десятков слуг, носильщиков, охранников, проводников. Повар был также, чтобы всю эту ораву кормить. А этим снусмумрикам (справка: Снусмумрик, герой повестей финской писательницы Туве Янссон о муми-троллях, большой любитель странствий) зачастую никто толком не объясняет, что в пустыне по ночам холод, что по бушу нельзя ходить в шлёпанцах из-за колючек, которые запросто могут пробить ступню насквозь, что у рек и озер, вокруг которых полно малярийных комаров, лучше вечерами одевать не маечку и шорты, а что-нибудь посерьёзнее. До сих пор со смехом вспоминаю картину пятилетней давности, как на продуваемом всеми ветрами перевале в Драконовых горах в Лесото жмется друг к дружке пара австралийцев в майках, шортах и шлепанцах-вьетнамках. Замерзают, коченеют, погибают, но остаются верны идеалам пофигизма. Или вот картина из самого недавнего прошлого: группа англичан собралась вокруг своего земляка, который напоролся на колючку. Вынимают её из его окровавленной ступни; он морщится, кряхтит, стонет. Рядом девушка в шлепанцах и шортиках.

Говорим ей: там, куда идете, ещё хуже — вся обдерешься в кровь, да ещё шипы у колючек длиною с палец. Машет рукой: идти переобуваться лень! Ну кто после этого скажет, что русские более живучи, чем англосаксы? Мы им говорим: будьте осторожны, переоденьтесь, переобуйтесь, и вообще — не лезьте в Ирак! А они на всё плюют, лезут. Группы оверлендеров (те, кто путешествуют на «пассажирских грузовиках») при встречах хвастают меж собой, у кого больше малярийных больных. «А у нас половина уже болеет… Это нормально!» Ну что тут сказать? Чтобы путешествие по Африке считать удачным, нужно приехать с малярией, дезинтерией, глистами и личинкой мангровой мухи под левым глазом. И чтобы раны на ногах побольше гноились. И чтобы показывать потом групповое фото и рассказывать: «Вот этого мы в Кении похоронили… Этого крокодил съел… А этот просто утонул… А вон тот дерьмом отравился».

Второй переход до лагеря Маккиндер (4200 метров) гораздо более тяжелый. Начинается все неплохо — дорога такая же широкая и гладенькая, как и до Метеостанции. Но через полтора километра она кончается, и приходится по скользкой лесной тропе подниматься в гору уже «по-взрослому». Скоро тропа растворяется в валунах, меж которыми течет ручей с белогорских ледников.

Поднимаемся прямо по его руслу. Солнце начинает припекать, но тень дарят заросли можжевельника. Когда они кончаются, начинается некое подобие саванны, но не зонты акаций возвышаются над пегой травой, а удивительные растения — крестовники (Senecio). В Африке их не менее ста видов, но самые красивые — древовидные — именно здесь, в горах. Они превращают склоны Кении и Килиманджаро в гигантскую съемочную площадку фантастического фильма о жизни на других планетах, настолько окружающий ландшафт не вяжется с привычным нам земным. Кажется, что вот-вот покажутся какие-то странные и смешные яйцевидные существа и начнут вступать с тобой в контакт.

— Привет, землянин!

— Привет! Ты кто?

-Я — Маккиндер-сюрприз! А у тебя горнянка, дружок!

До лагеря Маккиндер пройдена только половина пути, а уже настойчиво и неотступно стучат молоточки в висках. Вот из долины снизу вверх наползает сырой туман, стелясь по траве. Надеваю вязаную шапку. Накручиваю шарф. Короткий привал, бутерброды, яйца, ананасовый напиток на обед. Дальше подъем становится круче, а пейзаж суровее. Тропу приходится угадывать, пробираясь вверх по овражкам, оставленным дождями. Проводники говорят, что в сезон дождей тут вообще не пройти. Подняться можно, а вот спуститься будет уже затруднительно… Вот подъем преодолен, и тропа выводит на гребень, под которым вниз сбегает глубокая долина реки Телеки (Северной Наромору). Склоны долины как ковром покрыты крестовником. Чуть дальше встречаются не менее удивительные растения — лобелии (Lobelia), чем-то напоминающие хатифнаттов (см. книги о муми-троллях). От них действительно ждешь, что они вот-вот тронутся с места и направятся к тебе стройными рядами. Вот высокая лобелия, рядом — мохнатая сестрица поменьше. Ствол надломлен, и создается впечатление, что маленький леший машет тебе лапой…

Неожиданно наваливается усталость. Иду вроде нормальным шагом, а получается, что двигаюсь медленнее всех… Вон уже виден лагерь, но расстояние определить невозможно: то ли три километра, то ли пять. Над ним — снега Белогорья. Вот она, гора Кения, во всей своей красе! Спускаюсь к реке, перехожу мост. Уже видны хижины лагеря. Они совсем близко! Прохожу ещё километр. Ничего нет… Потом, в лагере, все делились одинаковыми впечатлениями — последний отрезок пути был самым тяжелым.

Я сам доплелся до злосчастного Маккиндера из последних сил. Всего 12 километров пройдено, но зато каких!

Завтра надо вставать в три ночи, чтобы идти на Пойнт Ленана встречать рассвет. За столом сижу убитый; понимаю, что просто так я утром (ночью) не встану. Налицо и на лице все признаки горной болезни: тошнота, головокружение, ноги ватные. Прошу соратников меня не будить. Гору Кению я видел — вот она, как на ладони. Вот островерхние пики, вот ледники. Классика. Чего мне ещё нужно? А придет народ, расскажет, фотографии покажет. Салаги! Экзотики захотелось, подвигов! «Их позвала Африка!»

Им чего терять? А у меня семья, дети. Почто я сюда поперся, чего мне не хватало в жизни? В России сейчас тепло, солнышко. В речке бы целыми днями купался… Ах, как всё глупо получилось! Нет, погибать не хочу, не хочу, не хо…

… Проснулся я в традиционно холодном дормитории, совершенно пустом. На лежанках был разбросаны вещи ушедших покорять вторую по значению вершину Африки. Эх, если бы был в запасе ещё один день! Сейчас чувствую себя вполне бодрым, и мог бы вполне Пойнт Ленана покорить, а может, и Пик Ленина, если б заодно подвернулся. Наши наверняка уже спускаются с вершины.

Но ждать первую партию экспедиционеров — покорителей вершин пришлось довольно долго. По их рассказам, пока я спал происходило вот что.

В три часа все встали, попили чаю и двинулись в путь. То, что было холодно, я не буду упоминать. Всё-таки Африка, июль-месяц. Небо было ясное. Светила полная луна. Шли гуськом по каменистому склону горы. Мёрзли. Пришли в «Австрийскую хижину» (есть такая недалеко от вершины). Чуть отогревшись, пошли дальше. Даже не шли, а карабкались. Если бы всё это происходило днём, никто бы просто так не полез. Потому как по сторонам смотреть было бы жутко. Оступишься — пиши пропало.

Хорошо, если в стоимость страховки входит вывоз тела. А если нет? Впрочем, грифы всё подчистят. Они своё дело хорошо знают.

Первым спасовал Женя. Не то чтобы спасовал, а просто надоело ему идти и всё. Неинтересно стало. Группа на него, разумеется, обиделась, так как он тормозил движение не только ей, но и напиравшим сзади немецким бабушкам. Хотели ему было подстроить случайное падение вниз, но потом решили, что парень он неплохой, ненавязчивый, тихий. Ест, опять же, мало. Решили разбиться на группы, а Женю отправить вниз. Надо сказать, что разделение на группы («сильная», «средняя», «слабая» и «Женя») привело к тому, что Женя пришел первым, за ним пришла сильная группа, потом средняя, а вот слабую пришлось ждать уже внизу, у метеостанции, когда стало темно, и вспоминая свой многотрудный спуск с горы, мы недоумевали, как в кромешной темноте, даже с фонарями, можно спуститься по скользким камням, да ещё в лесу. Понятно, что с каждым был проводник или носильщик — верный оруженосец. И ничего особо страшного не должно было произойти. Но всё равно, появление последних героев в нашей хижине, освещенной тусклым светом газового фонаря, вызвало не меньшую бурю восторга, чем солнце, всходившее в тот день над ледниками Белой Горы.

Наш горный поход был завершен.

Была ночь.

Было холодно.

Был июль.

Была Африка.

***

После горы Кения мы отправились на север — в заповедник Самбуру, находящийся во владениях одноименного народа, родственного масаям. Почти каждый заповедник или национальный парк находится «в ведении» какого-нибудь племени. В любом случае, это была чья-то земля, и после того как предпочтение было отдано животным, людям стали платить за то, чтобы они этих животных не трогали — не стреляли, не метали копья-дротики и не выпасали свой круторогий скот.

Наш путь лежал через Исиоло — маленький пыльный городок, своеобразные «Ворота Севера», т.к. дальше шоссе бежит в сторону Марсабита и Эфиопии. Север населен нилотскими и кушитскими народами-красавцами, самыми беспокойными из которых являются сомалийцы, самыми колоритными — туркана. Западным туристам не рекомендуют появляться в этих местах, пугая возможными нападениями с последующими ограблениями. Нашим путешественникам, гражданам России, которых постоянно грабит собственное государство, бояться каких-то там тощих кочевников просто смешно.

В Исиоло есть большая мечеть и не менее внушительная церковь, при этом её фасад украшает замечательное полотно, на котором Христос несёт хоругвь, играя при этом бицепсами, под стать заправскому атлету, посему у нас в народе картина получила неофициальное название «Христос-атлет». Видно, автор полотна взял в расчет уважение, которое питают кочевники и охотники самбуру к физической подготовке человека. Сами самбуру в идеале — высокие, стройные, поджарые, бритые. В книжных магазинах Найроби продаётся шикарный толстый фотоальбом, повествующий о жизни самбуру во всех её проявлениях. Невольно проникаешься уважением к авторам альбома, наверняка проведшим не один месяц, а то и год среди племен самбуру. Как же наивен тот, кто полагает, что наведавшись туристом в то или иное племя на один день (и даже на пару дней!), он сможет собрать в свой фотоаппарат такую же блестящую коллекцию! Попозируют перед ним, попляшут туземцы — и на том спасибо!

После Исиоло начинается совсем другой ландшафт, отличный от сочно-зеленых нагорий центральной Кении. Вокруг — опустыненная саванна, серая, пыльная, с пучками невысоких колючих акаций. Вдоль дороги бредут флегматичные самбуру в красных клетчатых накидках с палками-посохами на плечах, женщины, прикрывающие лица пёстрыми хиджамами. Фейсал предупреждает нас, что фотографироваться они не любят и препятствует любой попытке сфотографировать самбуру на ходу, из окна автобуса-грузовика.

Как только въезжаем на территорию заповедника Самбуру, буквально натыкаемся на стадо слонов. Они пасутся совсем близко от въездных ворот, где женщины-самбуру продают сувениры — всё тех же вездесущих деревянных жирафов, масаев, миниатюрные маски с масайской же тематикой. Их делают, видно, на какой-то Малой Арнаутской в Найроби, поскольку не только в Кении, но и в соседней Уганде ассортимент один и тот же… Заповедник Самбуру лежит на берегу реки Эвасо-Нгиро, которая, стекая со склонов горы Кения, пропадает в болотах где-то на границе с Сомали. Самбуру плавно переходит в другой заповедник — Баффало Спрингс (Буйволиный источник) и Шаба (на правом берегу реки). Всё вместе они занимают относительно небольшую территорию.

Туристов здесь не очень много, в отличие от Масаи-Мара или Амбосели, а потому гейм-драйвы можно совершать в относительном одиночестве.

Нас привезли в кемпинг на берегу реки. Из удобств кемпинг предлагал только туалет и душ; за напитками и сигаретами для курящих приходилось посылать гонца в ближайшую деревню. Помимо нас в кемпинге жила группа оверлендеров из Ирландии. Именно в Самбуру произошел эпизод с колючкой в ноге, эмоционально описанный выше. Кроме того, эти оверлендеры поразили нас тем, что ездили на крыше своего автобуса. По крайней мере, наблюдали это мы только один раз, поскольку второй раз, видимо, устраивать этот аттракцион в Самбуру почитателям «Гиннеса» и Святого Патрика не пришлось. Дело в том, что местность в долине реки Эвасо-Нгиро представляет собой уже не саванну, тем более опустыненную, но буш, полный колючих акаций и кустарников. Поскольку мы ехали по заповеднику с открытыми окнами, то ветки акаций с силой врывались прямо в салон автобуса, и если бы мы удачно не увертывались, пригибаясь к полу и прячась за сиденья, то одними бы ссадинами не отделались. Один раз черная колючая ветвь так заехала мне по лицу, что если бы в самый последний момент я не закрыл глаза, то не увидел бы не только продолжения путешествия, но и ничего более, и никакой Центр Федорова не помог бы… Нетрудно вообразить, но страшно представить, как эти же упругие ветви сметают с крыши автобуса горячие ирландские головы.

Кстати говоря, «Гиннес» — одна из немногих марок пива, которые рекомендую попробовать в Кении. Местное кенийское пойло «Таскер» (Tusker) напоминает скорее пивной напиток, алкогольную газировку, поскольку настоящее, нормальное пиво такими пузырями пениться не может. У нас тоже выпускают «Квасной напиток» на основе ароматизатора «Квасной». За что «Бивень» (перевод с англ.) обожают кенийцы, непонятно. И туристам, особенно западным, он почему-то очень нравится.

В Самбуру сухо, несмотря на близость реки. Ветер гоняет клубы пыли. Мы поставили палатки метрах в двадцати от воды; утоптанные спуски к реке на другом берегу обозначали популярное место водопоя. Один раз мы видели водяного козла — очень красивое животное, своим благородным видом козла мало напоминающее. Просто обидно как-то его козлом называть. Вот зебре больше повезло — её «полосатым ослом» никто не называет… Но самые красивые копытные в Самбуру — ориксы бейса. У них изумительный серебристый окрас и прямые рога.

Только сейчас я вспомнил забавный эпизод, произошедший в одном из европейских музеев (по моему, это была Шатцкаммер в Вене), куда я привел группу российских школьников вместе с учителями в бытность мою гидом-сопровождающим автобусных туров по Европе. В витрине был выставлен прямой длинный рог, и когда один из ребятишек спросил меня, что это такое, я ничтоже сумняшеся прочитал аннотацию и перевел с немецкого, что это рог единорога. Ответ вполне удовлетворил любознательного школяра, и он тут же сообщил учительнице о происхождении странного экспоната. После чего она с очень недовольным видом крайне нетактично начала сомневаться в правоте моих слов, поскольку, по её разумению, единорогов не существует, и я втираю подросткам всякую чепуху. Конечно, может сейчас их уже нет в природе, но раньше, возможно, при определенных стечениях обстоятельств, их можно было встретить в девственных широколиственных лесах Европы. По крайней мере, так было написано:

«Рог единорога». Моё дело — перевести. А экспертизой пусть другие занимаются.

К чему я всё это рассказываю? А к тому, что только у ориксов могут быть такие длинные и прямые рога. Ориксы водились раньше и в Аравии (сейчас небольшая популяция сохранилась в Катаре). Видно, какой-то предприимчивый купец всучил на восточном базаре диковину средневековому европейскому туристу («Рог единарога, дарагой!»), а тот отнес её куда следует, т.е. в музей королевский. Обычное дело!

Помимо ориксов в Самбуру есть ещё животные, которых не увидишь в парках к югу от Найроби. Например, зебра Греви, которая обладает самым изящным узором на своей шкуре, и т.н. «сетчатые» жирафы, названные так по своему орнаменту. Много антилоп импала, тех же слонов. У реки пасется стадо буйволов. Конечно, это не Масаи-Мара, не Серенгети и Нгоро-Нгоро. Но для знакомства со всеми ландшафтами Восточной Африки в Самбуру стоит съездить. Или хотя бы чтобы отогреться пару дней после зимней свежести горы Кения.

По Самбуру можно пройтись пешком, естественно, с егерем. Можно подняться на один из холмов и обозреть окрестности. Над Самбуру и Баффало-Спрингс вздымаются одинокие горы и останцовые скалы, что придает ландшафту более разнообразный характер, чем в степи Масаи-Мара.

До Масаи-Мара мы добирались долго, обстоятельно, с остановками. Первая значительная остановка была на линии экватора.

Ничего особенного, надо сказать. Два столба и щит — тут, мол, экватор. Рядом — торговые ряды. Штук двадцать лавок, продающих сувениры. Методы заманивания туда и выманивания денег из карманов туристов разные. Всё продумано до мелочей.

Наиболее цивилизованный заключается в «презентации» физических явлений, происходящих с водой и разными предметами при пересечении линии экватора. Вроде того, как вода в воронке меняет направление кручения при перемещении из северного полушария в южное. «Презентацию» проводит действительно презентабельный кикуйю в костюме и галстуке. Потом он предлагает купить «сертификаты» по пять долларов, удостоверяющие, что владелец побывал на экваторе. После реализации сертификатов уважаемый лектор приглашает в свою лавку. Все лавки пронумерованы; стоит вам только спуститься по трапу автобуса (а у нас, в связи с тем, что транспорт представлял гибрид автобуса и грузовика был именно трап), как подбегают бойкие торговцы и называют номер своей лавки. «Запомни — мой номер пятнадцатый! Пятна-а-дцаты-ы-й!». Потом подходят снова и снова. Впрочем, ловкаческие приемы у всех достаточно однообразны. При этом, как только вы обнаруживаете их знание, интерес к вам сразу пропадает, т.к. становится очевидно, что надуть мзунгу-простофилю не удастся (мзунгу — ед. ч. «белого человека» на суахили мн.ч. — вазунгу).

Помнится на одно из станций автосервиса под Найвашей, очень цивильной, с ресторанами и хорошими магазинами, к нам подошел некий живчик. Мой диалог с ним был следующим:

— Мистер, у вас есть какой-либо сувенир из вашей страны? Я мог бы обменять его на наш, кенийский сувенир!

— И какие же «сувениры» тебя интересуют?

— Кепка, авторучка, монеты…

— Ага… Я знаю: сначала ты обменяешь, а потом потребуешь заплатить еще деньги — разницу в стоимости. Это очень старый и хорошо известный трюк.

Живчик засмеялся, но в глазах его проскакал зайчик грусти. В другой раз, когда мы остановились в том же месте, он меня узнал, но не подал вида и не сделал попытки подойти к мзунгу. Этот мзунгу — плохой мзунгу. Слишком много знает…

В одном придорожном магазине был чрезвычайно богатый выбор антиквариата. Видно, как раньше у нас за иконами, здесь в Кении снаряжаются «экспедиции» в умирающие деревни, и там, у одиноких бабушек, скупаются за бесценок деревянные божки, а также копья, луки и стрелы, оставшиеся от их мужей, павших в неравной схватке с целым львиным прайдом посреди ночной саванны.

Когда Мише Непрынцеву приглянулся божок, присевший на корточки, ему объявили цену в 16.000 кенийских шиллингов (205 американских долларов), но потом любезно скинули её до 14.500. Однако, такая мизерная скидка его не удовлетворила. Его цена была твердая — 3000 шиллингов, ибо именно эта сумма лежала в тот момент у него в кармане (впрочем, если бы там лежала большая сумма, вряд ли бы он предложил её продавцу — две недели, проведенные в Кении, давали о себе знать). Продавец возмутился, но тут к переговорам подключился я:

— Антиквариат?

— Антиквариат, антиквариат!!!

— Отлично! А сертификат есть? Заключение экспертов?

— Сертификат мы вам напишем! Запишем всю историю...

Продавец полез в карман за ручкой и начал шарить глазами по рядам деревянных божков в поисках хоть какого-нибудь клочка бумаги.

— Историю я тебе и сам напишу, — сказал Миша. — Короче, три тысячи!

Я не помню точно, какая конечная цена была у продавца. Кажется, пять тысяч шиллингов. К торгу подключился весь магазин.

Продавцы и приказчики ожесточенно спорили; иногда накал страстей достигал такой стадии, что глаза спорщиков краснели.

Заседание дискуссионого клуба прервал сам Миша, захлопнув дверь салона автобуса. Грузовик зарычал и тронулся с места.

Зловеще оскалившийся антикварный божок, чья культурно-историческая ценность меньше чем за четверть часа упала ровно в три раза, остался на своем прежнем месте, продолжая ждать очередную жертву.

После «посещения экватора» мы отправились к водопаду Ньяхуруру (Томпсона) рядом с одноименным городом. Водопад красив, хотя нельзя сказать, что он представляет из себя что-то из ряда вон выходящее. Рядом с водопадом идет бойкая торговля сувенирами, а рядом со смотровой площадкой ждет туристов парочка кикуйю в перьях, с разрисованными розовым мелом лицами.

Смотрят заискивающе: «Мзунгу, сфотографируй нас!» А мзунгу не хочет их фотографировать. И стоит-то фото копейки, а не хочет. Потому как врать не хочет, что был в Кении, а там такие вот туземцы в перьях ходят. Не ходят они уже давно, лет семьдесят поди. Вон, хамелеона ручного и то интереснее снимать…

У нас была остановка в кемпинге на озере Найваша, в самом сердце «Счастливой долины» тридцатых годов, когда на берегах озера обосновалась колония европейцев — англосаксов и скандинавов. Строили новую, счастливую жизнь! К счастью и к чести кенийцев, после независимости ничего разорять не стали. И по сей день в псевдошотландских особнячках живут старички, которые помнят Happy Valley в самые лучшие её годы. Впрочем, местность вокруг озера Найваша процветает по сию пору. Именно здесь выращивают тюльпаны, которые потом продают на голландских цветочных аукционах… под видом «голландских тюльпанов!».

Но самое интересное то, что несмотря на довольно большую плотность всевозможных ферм и производств, здесь можно встретить стада зебр и жирафов пасущихся просто так, вне зоны каких-то там заповедников и национальных парков!

Разместившись в лагере, мы отправились пешочком на берег озера. Он огорожен проволокой под напряжением, с тем, чтобы бегемоты не заходили во владения белых поселян. Эта проволока не является панацеей. Когда случаются перебои с электричеством, бегемоты разрывают проволоку просто так. В кемпинге «Fishercamp» на озере Найваша за последние три года было два эпизода с летальным исходом, причем, отнюдь не для бегемота.

В первый раз гражданка Норвегии пошла ночью в туалет. Пока она там была, в лагерь зашло семейство бегемотов. Дамочка вышла из сортира и прошла между малюткой-бегемотиком и его мамой. Мама рассердилась и растоптала скандинавку, которая, наверное, толком в темноте и не сообразила, откуда и почему на неё обрушилась смерть… Во второй раз инцидент произошел из-за человеческой глупости или из-за того, что людям не объяснили, как нужно правильно вести себя в месте, где в любую минуту можешь стокнуться с диким животным, причем не с белочкой из городского парка. Короче, муж возвращался из той же уборной, а жена только вылезала из палатки, собираясь туда отправиться (ох уж эти мне ночные хождения в туалет!). В это время по спящему лагерю прохаживался бегемот. Жена увидела морду бегемота прямо позади мужа, вскрикнула, достала фотоаппарат и щёлкнула… Несомненно, снимок получился хороший — турист на фоне бегемота! Но бегемот в фотографии понимал мало, фотовспышка его испугала и разозлила. В общем, затоптал он их обоих.

Бегемот, он что? Когда он на суше, он не пастью своею, не клыками опасен. Он просто прёт как танк и топчет туристов как петух кур (ну, не совсем так уж буквально; это я больше для красоты слова… вы же должны понимать… не дети уже: тут бегемот, а тут — турист; это же разные вещи!).

Мы наблюдали бегемотов на озере Найваша, пока они сопели где-то на отмели, метрах в пятидесяти от берега. Но из воды они не вышли, чем очень нас разочаровали. Зато на озере достаточно много розовых фламинго, «детей заката». В общем и целом, можно понять тех, кто предпочел Найвашу Европе — климат здоровый, нежарко, малярии нет. В Европе, конечно, тоже малярии уже нет, но нет такой романтики. Только бегемоты иногда, что называется, «достают», но это случается не часто.

На следующее утро у нас случилась поломка автобуса-грузовика: какая-то деталь в двигателе отломилась и начала внутри него громыхать. Фраенсис поехал за новой деталью в город Найваша, а мы три часа кряду «куковали» на дороге, периодически посылая гонцов за пивом. Время провели весело; вышли на дорогу и начали петь песни и плясать под аккомпанимент купленных недавно сувенирных музыкальных инструментов. Такого Африка ещё не видела: белые пляшут на дороге и кричат «давай дэнги, дэнги давай!». Проезжавшие на паркетных джипах африканцы смотрели на всё на это с неодобрением… А ведь это идея! Считается нормальным, когда черные грабят в темных переулках белых или стараются каким угодно способом их «развести». А что если устроить ограбление белыми черных? Ведь им же в полицейском участке никто не поверит: «напали двое вазунгу, отобрали корзину с бататом и двадцать шиллингов, грозились убить!...».

А самое смешное то, что нам исподволь удалось пару раз «нагреть» кенийцев. Кто-то из наших покупали сувениры за рубли (!), а потом горе-продавцы ходили среди нас и упрашивали купить эти рубли обратно. Естественно, курс был очень выгодный для нас, так что, господа, есть о чем подумать… Берите в Африку рубли — самый выгодный курс обмена, в отличие от американских долларов: то купюра, видите ли, мелкая, то старая (1996, а иногда и 1999 годов выпуска уже не принимают к обмену!). В лучшем случае, курс обмена снизят процентов на двадцать, а в самом худшем — вообще не возьмут злосчастные доллары.

Двигатель разобрали и починили, но время было потеряно, и нам вместо Масаи-Мара пришлось заночевать в Нароке. Обидно, конечно, но зато в качестве компенсации нас поселили в «лучшем» в Нароке отеле «Транзит». Одну ночь отдохнули от палаток…

Одним из преимуществ езды на таких автобусах-грузовиках является то, что в нём можно сразу отправляться на гейм-драйв, прямо с вещами. Поэтому мы времени особенно не потеряли, т.к. сразу от ворот национального парка оправились искать зверей.

Поначалу ехали по пустой степи; попались по дороге только парочка шакалов и семья бородавочников. Птички красивые порхали, но не за такой же мелочью мы сюда приехали! Червь разочарования начал терзать наши организмы, и без того вероятно мучимые иными, более опасными паразитами. Но вот на горизонте показалось нечто странное, черное, огромное, меняющее свои очертания.

Это стадо гну! И какое стадо! Я многое повидал за последние годы. Меня трудно чем-либо удивить, и дело не в свойственном моей натуре цинизме. Но тут я увидел то, что можно представить только во сне, и то как отголосок прошлой жизни. От горизонта к горизонту — несметное количество антилоп, зебр, козлов, буйволов. Это называется «Великая миграция» — Великий праздник жизни. Они приходят сюда в июле и в августе из Танзании, где в это время сухой сезон опустошает водоёмы. Многотысячные стада пересекают реку Мара, и это, наверное, самое впечатляющее и захватывающее зрелище из всех возможных в Африке. Что такое зоопарки? Забудьте про зоопарки, в которых животные грустным глазами смотрят на посетителей, лениво жующих попкорн. Поезжайте в Африку! Не верьте тем, кто уверяет вас, что это жутко дорого. Как говорил товарищ Менжинский в фильме «Государственная граница» — «Это либо дурак, либо провокатор». Не верьте турфирмам, которые «впаривают» турпакеты по 5000 баксов за сафари. Всё гораздо проще и гораздо дешевле, если обходиться без глупой и абсолютно бесполезной роскоши отелей-лоджей по 500 долларов за ночь.

Мы жили в простецком кемпинге на берегу речки Талек. За кустарником на том берегу — парк Масаи-Мара, стада зебр и антилоп.

В самом кемпинге «хозяйничали» масаи, поскольку формально «всё здесь принадлежит им». Они охраняли наш лагерь по ночам, и их молчаливые фигуры с копьями смотрелись при свете луны зловеще и романтично. Они приходили в наш лагерь и танцевали у костра. Мы ходили к ним в деревню и танцевали тоже, соревнуясь, кто выше прыгнет. Миша сравнил их накидки с флагами и шарфами болельшиков «ЦСКА». По крайней мере, расцветка в самом деле схожа. Он надел на себя спартаковскую футболку и смотрелся в ней, как говорят в наших рядах, «очень эндемично». Говорят, в Танзании масаи предпочитают накидки голубых тонов. Значит, болеют за «Динамо».

Во время утреннего «гейм-драйва» мы вплотную подъехали к львице, только что «завалившей» самца антилопы гну. Она начала поедать его, начав с гениталий. Отъев их, она вскрыла брюшную полость; бледные кишки несчастного гну вывалились на желтую траву. Насытившись, львица обошла наш автобус, подняла розовую от крови морду и бросила задумчивый взгляд на Марину Семенихину.

— Она посмотрела на меня, как на жертву, — заключила Марина.

«Вот уроды!» — подумала львица и пошла дальше, не оборачиваясь.

Мы были единственными в то утро, кто присутствовал на львиной трапезе, к тому же так близко. Мы встречали ещё два львиных прайда. Но, во-первых, до них было довольно далеко, а во-вторых, вокруг этих благородных семейств скапливалось такое количество микроавтобусов и джипов с «экскурсантами», что подъехать поближе и всё как следует рассмотреть в нужном ракурсе просто не представлялось возможным. Что поделаешь — «высокий сезон» в Масаи-Мара в самом разгаре...

Однажды вечером мы спасли от верной гибели автобус-грузовик с англичанами. Их пришлось на тросе вытаскивать из колеи, в которой они застряли. Лопаты им не помогли; они стояли в своих пестрых курточках, по уши заляпанные в грязи. Конечно, за ними бы всё равно прислали какой-нибудь транспорт, но нам было приятно сознавать, что в дикой Африке мы кого-то спасаем.

Пусть даже бывших колониалистов — поработителей черных народов.

На границе с Танзанией, у реки Мара, на западном её берегу, мы видели громадное стадо гну, которое, увы, так и не

решилось в нашем присутствии начать переправу. А вот крокодилы и бегемоты не реке Мара — знатные! Долина реки — одно из немногих мест, где можно ходить пешком (вместе с проводником).

Из Масаи-Мара мы отправились прямиком в Найроби, в аэропорт. Как ни странно, но приличной дороги между главной

туристской достопримечательностью Кении и её столицей не существует. После Нарока идет грунтовка, местами размытая дождями.

До Найроби добирались семь часов. В пути очень мерзли, особенно на отрогах Абердаре, где вдоль дороги стоят мужики-кикуйю и продают меховые шапки. Со стороны горы Кения также постоянно дуло. Миша, укутавшись с головой в масайскую накидку, всю дорогу стонал и с благодарностью вспоминал Россию — жаркую страну, где столбик термометра в тот момент приближался к 36 градусам.

Найроби встретил нас всё тем же: туманом и мелким дождем. Мы с Женей собрали вещи и в центре города сошли. Нам в аэропорт не надо. Мы ещё остаемся. Мы только вошли во вкус. Женя не нашел ещё смысла жизни; я ещё не посмотрел горных горилл в Руанде. Я найду горилл, а Женя найдет себя. Он очень на это надеется. Помогут ли гориллы жениной самоактуализации?

*** * *

Мы попрощались с группой в центре Найроби. Наши теперь уже бывшие попутчики отправились в аэропорт, а мы с Женей побрели в отель «Comfort Inn», который путеводитель Lonely Planet" очень даже хвалит. Наверное, за безопасность: повсюду охрана, даже этажи запираются, подобно лестничным клеткам. Одноместный номер стоит 26 долларов (правда нас потом предупредили, что цены поднимутся до сорока). Когда с Женей вышли на улицу в поисках ближайшего интернет-кафе, то смогли оценить по достоинству значение слова Nairobbery+ Нет, нас не грабили, но смотрели так, как будто уже собирались начать.

Физиономии у публики, толкавшейся вокруг нас, были отталкивающими, и отталкивали они назад, в теплое лоно отеля с

комфортабельным названием. Первым желанием было запереться в номере и никуда не выходить до послезавтрашнего дня, когда должен был начаться второй этап путешествия по Восточной Африке. Но это было бы совсем неблагоразумно.

Короткими перебежками мы добрались до здания, где располагался крохотный интернет-центр. Женя проверял результаты матчей и суммы, поступившие на его счет от проигравших, а я отправил короткое письмо компаньонам, которых должен был встречать послезавтра в аэропорту имени Джомо Кениятты, первого президента этой благословенной, дружелюбной страны. Письмо действительно было кратким: «Здесь очень холодно. Берите теплые вещи!». На том конце Всемирной Паутины кто-то засмеялся, приняв сие послание за шутку, но потом, поразмыслив, решил всё-таки последовать совету.

У нас был целый свободный день. Быстро решив некоторые оргвопросы, я отправился в Национальный музей Кении. Самое ценное в нем — рисунки Джой Адамсон, сделанные ею в конце 1940-х годов. На них — ушедшая эпоха: разукрашенные люди в перьях, с копьями, со щитами, охотники, знахари+ Драгоценные осколки всего этого великолепия остались разбросанными только на севере Кении, куда мало кто ездит, предпочитая национальные парки центра и юга страны. А вот госпожа Адамсон имела возможность рисовать с натуры практически в любом месте!

И насколько прекрасным кажется погибший языческий мир по сравнению с запрудившими кенийские города толпами жалких люмпенов, оторванными от своих корней, традиций и смысла жизни! Англичане не спроста запрещали «нгомы» — коллективные танцы, особенно с участием старейшин+ И как интересно получается: испанцы пришли в Америку под предлогом её христианизации, обращения заблудших индейских душ в истинную веру, англичане пришли в Африку под предлогом борьбы с работорговлей, американцы пришли в Ирак под предлогом борьбы за права человека. И никто не хочет признаться в истинных намерениях.

Единственный завоеватель в новейшей истории, который честно рассказал, чего же он хочет на самом деле, был Адольф Гитлер (соотечественник Джой Адамсон — Фредерики Гесснер). Но он продержался недолго.

Ещё интересна в музее (вернее, в его дворе), стеклянная статуя слона Ахмеда, обладателя самых длинных бивней. Президент Джомо Кениятта объявил слона национальным достоянием. Ну и конечно, в музее представлены черепа и кости наших первопредков (я имею ввиду человекоподобных приматов). Особенно трогательна скульптурная композиция при входе в музей — улыбающиеся предки человека на фоне Африки. Смотрится очень оптимистично.

В музее есть экспозиция, посвященная найденной не так давно удивительной «ископаемой» рыбине — колоканту. В Индийском океане такие рыбы водятся также подле южного побережья Африки и у Мадагаскара. В соседнем зале — скелет кашалота; специально для тех, кто видел в Африке крокодилов, бегемотов, обезьян и зеленого попугая, а вот кашалотов не видел.

По самому городу я в этот раз погулял не очень много, оставив его детальное исследование на потом. Больше всего меня поразили местные попрошайки. Никогда и нигде ещё в странах Африки мне не приходилось слышать того, что я услышал в Кении. В других местах меня вежливо и жалостливо просили: «Мистер, плиз, гив ми мани!» («Господин, пожалуйста, дайте мне денег!»), мотивируя свою просьбу тем, что голодны, тем, что студенты, тем, что сироты (в тридцать-то лет!), тем, что не хватает денег на учебники и на авторучки, тем, что мама больна и папа пьет, но здесь, в Кении, у вас денег не просят. У вас их вежливо требуют.

МИСТЕР! ГИВ МИ МАЙ МАНИ!" — «Господин! Дай мне МОИ деньги!».

И в глазах не увидишь просьбы: есть требование, есть полная и абсолютная уверенность в том, что ты — белый человек, просто обязан дать ему денег. Ты — белый, он — черный. Этим все сказано. Это финал. Финал стратегии по глобализации и проникновению европейской «цивилизации» в страны Третьего мира. Спасибо вам, господа миссионеры и колониальные чиновники!

Сначала вы превратили гордые и красивые народы в оборванцев и попрошаек, а теперь сами посадили их себе на шею. И будете их так носить, холить и лелеять, покамест однажды среди ночи в лондонском предместье вас не поднимут с теплого ложа, приставив к горлу нож, и чья-то темная фигура не процедит сквозь белоснежные зубы: «Мистер! Гив ми май мани!»+

*** * *

Рано поутру мы отправились в аэропорт встречать наших компаньонов, прилетавших из жаркой Москвы в промозглую

экваториальную Африку. Такси до аэропорта стоит 1000 шиллингов; если с вас спрашивают больше, смело ищите другое такси.

Когда же вы хотите выехать из аэропорта, то для поиска трансфера лучше пройти в скверик наискосок: там кучкуются несколько десятков машин, и выбрать есть из чего и из кого. Как правило, таксисты уже знают, куда везти «тракеров» — все «сухопутные экспедиции» стартуют из кемпинга Национального парка Найроби, расположенного к югу от столицы. Это оживленный перевалочный пункт; здесь не только начинают и заканчивают «оверленды», но и пересаживаются с одного маршрута на другой.

Собственно говоря, из всего перечня оверлендов, меня интересовал только маршрут в Уганду и Руанду к горным гориллам, поскольку цена последнего выгодно отличалась от той, которую предлагали обычные угандийские туроператоры. На первый взгляд, предложение британского «Оверленд-Клуба» выглядело действительно заманчиво. На деле же мне пришлось совершить самое бестолковое путешествие в своей жизни+

МАЛЕНЬКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ (ТЕОРЕТИЧЕСКОЕ):

Африканский континент испещрен глубокими колеями, оставленными грузовиками, перевозящими не лес, не щебень, а туристов.

Это может показаться очень странным, но садомазохизм здесь ни при чем: сухой европейский рационализм диктует свои требования.

Давайте вспомним недалекое советское прошлое: разве не было у нас автобусов на базе грузовика «ЗИЛ», который довольно резво бегал по проселочным дорогам от райцентра к колхозам? Да и знаменитый жегловский «Студебеккер» представляет собою типичный гибрид автобуса и грузовика.

У нынешних «гибридов» гораздо более масштабная задача. На них можно пересечь Африку от Каира до Кейптауна, от Касабланки до Аддис-Абебы. И это не фантастика: любителей длительных путешествий в неспешном духе XIX века хоть отбавляй. В этом мы убедились сами, проехав по дорогам Восточной Африки в самый разгар «высокого сезона». У животных в национальных парках Кении и Танзании начинается период «большой миграции». Такой же период начинается и у туристов.

Этот вид путешествий называется Overland Expeditions. Его приверженцы — overlanders (оверлендеры). Единственный удобоваримый русский перевод этих терминов: «сухопутные экспедиции» и «сухопутники». Если «бэкпекеров» ещё можно назвать «рюкзачниками», то «сухопутники» звучат совсем уж странно… Поэтому, пока собственно русский термин не появился, лучше пользоваться английским словом «оверлендер». Гибрид же грузовика и автобуса называют просто — truck (грузовик), что не совсем точно по сути. Однако именно отсюда происходит ещё одно именование «оверлендеров» — «trucker». Короче говоря, если вы захотите попробовать себя в качестве «грузового сухопутника», советую внимательно прочитать эту статью. Давайте попробуем, как говорится, разложить всё по полочкам.

ТРАНСПОРТ. На двух или трёхосный грузовик (Man, Scania, Mercedes и т.п.)водружается салон, как правило закрытый. Окна — полиэтилен или пластик. Сиденья для пассажиров могут располагаться как в обычном автобусе, так и по периметру всего салона «лицом друг к другу». Часто в салоне присутствуют столики, холодильник, боксы для личных вещей. Кондиционер, естественно, отсутствует. Непосредственно под салоном располагается довольно вместительное багажное отделение, разделенное на секции.

«Походная кухня» может быть встроена в грузовик, или же просто паковаться в отдельные ящики. На крыше салона тоже может быть отведено специальное место для багажа. «Погрузка и загрузка» пассажиров в автобус производится посредством выдвижного трапа, что требует от участников экспедиции определенной натренированности в плане лазанья по пожарным лестницам.

ЗАЧЕМ ВСЁ ЭТО? Конечно, когда грузовик-автобус мчится по асфальтированной автомагистрали где-нибудь в ЮАР, Кении или Марокко, такой вопрос вполне обоснован. Но вот на разбитых дорогах Республики Чад или Анголы он отпадает. Также, как и на проселочных грунтовых дорогах во всех странах в сезон дождей. Кроме того, совершать сафари (гейм-драйвы) в национальных парках на таких грузовиках тоже весьма удобно, хотя это применимо только в тех случаях, когда грузовик небольшой.

МАРШРУТЫ. Самые разнообразные, продолжительностью от двух до сорока недель, а то и больше. Охватывают иногда десятки стран. Как вам такой вариант: Египет, Судан, Эфиопия, Кения, Танзания, Замбия, Малави, Зимбабве, ЮАР? Или: Марокко, Алжир, Мали, Буркина-Фасо, Гана, Того, Бенин, Нигер, Чад, Камерун? На рынке «сухопутных экспедиций» работают туркомпании Великобритании, Германии, ЮАР, Франции, Нидерландов, Испании и даже Австралии. Россия не представлена, хотя наши «КАМАЗы» и даже «Уралы» могли бы произвести настоящий фурор, т.к. наши танки грязи боятся ещё меньше, как известно из рекламы.

ПРЕИМУЩЕСТВА. Относительная дешевизна. Основные расходы приходятся на сам транспорт (грузовик), визы и так называемые «активити» ( экскурсии, экстримальные приключения типа рафтинга, сафари). Проживание в палатках, в кемпингах и в «чистом поле», много не стоят. Путешествие полного цикла, к примеру, на 60 дней, может стоить порядка 3000 долларов (не включая авиабилеты). Можно присоединяться к экспедиции на любом этапе. За одну поездку можно посетить сразу несколько стран, зачастую находящихся в разряде «редких», вроде Бенина, Камеруна, Анголы или Конго. Организованный туризм в многих странах может находиться в зачаточном состоянии, а иногда вообще отсутствовать, но когда находишься в «автономном плавании на борту грузовика, то это уже не столь важно. Нет гостиниц — с собою есть палатки. Нет ресторанов — еда с собой. Нет дорог — »танки грязи не боятся!" (см. выше).

УЧАСТНИКИ. В основном «фрилансеры», безработные, студенты, просто фанаты длительных путешествий. Для многих эти экспедиции не столько путешествие, сколько способ времяпровождения. Как правило, команда оверлендеров собирается из нескольких стран; иногда в одном автобусе можно встретить представителей всех континентов, за исключением, пожалуй, Антарктиды.

ПИТАНИЕ. Спасение утопающих, как известно, дело рук самих утопающих. Это основной принцип организации питания оверлендеров. Упор делается на блюда, приготовленные самими участниками путешествия. Впрочем, иногда с экспедицией едет собствевнный «кок», который берет на себя процесс закупки продуктов и приготовления пищи. Таким образом, обеспечивается двухразовое питание. Однако, прежде чем отправляться в тот или иной тур на грузовике, этот вопрос надо заранее «провинтилировать». Если у вас отсутствует кулинарный талант и вы испытываете стойкое отвращение к мытью посуды, то могут возникнуть определенные проблемы, которые придут со стороны остальных участников «оверленда»…

ЭКСКУРСИИ и РАЗВЛЕЧЕНИЯ. В мире «оверленда» существуют два типа «ценообразования». Первый тип подразумевает базовую цену и так называемую «корзину» — kitty. В базовую цену входит само путешествие на грузовике как таковое, работа сопровождающих, размещение в кемпингах. В «корзину» же организаторы «кладут» ваше питание и «расходы на местах». Все экскурсии, сафари, спортивные мероприятия оплачиваются отдельно. Естественно, при таком подходе начальная, базовая цена тура окажется значительно ниже реальной, если, конечно, вы не будете просиживать целыми днями в кемпинге. К примеру, базовая цена «наземки» составялет 800 долларов, а «опции» тянут на 1200, но без этих опций всё равно ваше путешествие не имеет особого смысла. Поэтому второй тип предпочтительнее. К примеру, экспедиция по ЮАР, Намибии, Ботсване и Зимбабве на 28 дней стоит 1700 долларов, но сюда уже входит питание, экскурсии, сафари; оставшиеся опции (каякинг на реке Окаванго и трекинг в Калахари) «тянут» на 200 долларов, но это уже по желанию «клиента».

ОСОБЕННОСТИ. Большинство «оверлендов» курируются и осуществляются западными компаниями. Подавляющее большинство участников — европейцы, американцы, австралийцы. Т.е. публика, которую не очень любят в странах Третьего мира. Опасения за собственную безопасность диктуют ритм и траекторию передвижения. К сожалению, в большинстве случаев поездка состоит из однообразных переездов из кемпинга в кемпинг, с минимумом остановок в деревнях и маленьких городках. Ваша просьба остановиться в живописном месте, чтобы сделать пару фото, или изменить маршрут, чтобы посмотреть водопад, скорее всего останется неуслышанной. Как уже было сказано, для многих участие в экспедиции — своего рода способ «убийства» свободного времени, и вы будете весьма удивлены, наблюдая как ваши попутчики просиживают целыми днями в баре вместо того, чтобы сходить и посмотреть что-либо действительно интересное вокруг. Кроме того, для жителей благополучных стран это путешествие напоминает игру в скаутов, в которую они, скорее всего, не наигрались вдоволь в детстве. Спать в палатках у обочины шоссе, готовить еду на костре под проливным дождем, мыть посуду в тазике с мыльной водой — всё это кажется им атрибутом «настоящего путешествия», пусть даже за углом находится кафе, в котором можно сытно поужинать за 3 доллара. Кстати говоря, советую перед заказом тура поинтересоваться у огранизаторов, какой бюджет заложен «на еду». Иные туроператоры закладывают на питание своих «подопечных» не более 2 долларов в день. В большинстве кемпингов есть выбор: можно спать в палатке, «выданной» вам в грузовике-автобусе, или в бунгало, дормиториях (спальнях на 10-30 человек) или гостиничных номерах. К примеру, стоимость бунгало составлялет 10 долларов, а за место под палатку организаторы платят 3 доллара. Таким образом, если вам надоело спать в палатке и вы хотите провести ночь на нормальной кровати, то вам нужно будет доплатить только разницу в стоимости, т.к. 3 доллара вы уже заплатили.

МИНУСЫ. Помимо возможных различий во взглядах на жизнь между экспедиционерами из разных стран, существуют другие «подводные камни», поджидающие потенциальных «оверлендеров». Самым большим, на мой взгляд, является «природный». Поскольку путешествие полного цикла длится несколько месяцев, то получается, что экспедиция пересекает разные природные зоны очень часто без учета климатических особенностей. Т.е. из «сезона дождей» вы попадаете в зону засухи. В заповедник Серенгети вы приезжаете тогда, когда оттуда ушли все животные в поисках водопоя в Кению, а в Эфиопии, в долине Омо, оказываетесь тогда, когда все дороги развезло от дождей, а вокруг роятся тучи малярийных комаров. Кстати говоря, большой процент «малярийных больных» среди оверлендеров объясняется не только их беспечностью, порою просто поразительной, но и тем, что им приходится путешествовать в самый разгар размножения возбудителя этой болезни.

Затруднения может вызвать и процесс получения виз. Дело даже не в получении приглашениий и хождениях по посольствам.

Просто пока открываешь одну визу, действие другой может уже закончиться… Как же выходят оверлендеры из этого положения?

Во-первых, оформлять визы в сопредельные страны гораздо проще уже находясь «там». К примеру, открыть визу Зимбабве быстрее в Замбии или ЮАР. Очень часто весь процесс занимает один день. Во-вторых, у оверлендеров — «режим наибольшего благоприятствования» в тех странах, которые реально заинтересованы хоть в каких-то туристах. Визы ставят прямо на границе, без приглашений, подтверждений броней отелей и заполненных анкет с фотографией. Однако, если вы думаете, что европейцы, американцы и «осси» (австралийцы) путешествуют по Африке вообще без виз, то ошибаетесь. Визы им тоже нужны и более того, зачастую стоят они в два раза дороже, чем для россиян. Так что здесь мы можем собою гордиться!

ЧТО ДЕЛАТЬ? Этот вопрос не имеет в данном случае отношения к Чернышевскому. Просто хочется дать несколько наставлений и рекомендаций тем, кто захочет отправиться в «сухопутную экспедицию».

Найти нужный вам маршрут довольно просто: в любой поисковой интернет-системе достаточно набрать словосочтание Overland Expeditions и название страны или региона, куда вы хотите поехать. Затем по выбранной ссылке перейти на сайт организаторов, и там уже начать изучение возможных вариантов. Здесь прежде всего надо для себя определить, какой уровень комфорта вам предпочтительней. Оптата тура, как правило, делится на три части: основная, которая платится организаторам посредством банковского перевода или кредитной карты; «корзина» (kitty) — локальные, «текущие расходы», которая оплачивается в пункте прибытия гиду; «опции», оплата которых идет по ходу дела.

Другой вопрос — оказывает ли туроператор-организатор экспедиции визовую поддержку. Для некоторых стран, например ЮАР, это очень важно. Также необходимо выяснить, какие гарантии дают организаторы в случае поломки грузовика. Как правило, все оверленд-туроператоры связаны между собой официальными или джентельменскими соглашениями: в случае чего, на дороге вас, как говорится, «подберут» и вы сможете продолжить путешествие в другой компании.

Насчет компании. Хорошая компания — половина успеха любого путешествия, особенно если оно заявляет о себе как

«экспедиции». Международный коллектив, конечно, хорошо, но существует разница в формах и сути общения между «ними» и нами.

Полунощные посиделки у костра с песнями «под водочку» у западной публики, мягко говоря, не приняты. Ко всему прочему, загадочная русская душа всё время чего-то ищет, а отсюда и большая требовательность русских овелендеров к интеллектуальной наполняемости экспедиции. Нам нужно всё внимательно посмотреть, изучить, снять на фото и видео эстетично и в разных ракурсах. Что ни говори, но школа «Клуба кинопутешествий» и «Вокруг света» даёт о себе знать. Поэтому постарайтесь собрать вокруг себя команду единомышленников и вместе отправиться в «сухопутную экспедицию», к тому же, всегда существует минимум, при котором рентабельно будет арендовать отдельный автобус-грузовик.

*** *** *

Как бы то ни было, горилл мы посмотрели. Вся же остальная программа была нацелена только на дорогу к гориллам. Хотя кое-что интересное всё-таки было, и началось оно сразу после встречи с нашими вожатыми: австралийкой Деби (Деборой) немцем Тимо.

Пока новобранцы — Костя, Дима и Марина — согревшись «Ягермайстером», мирно посапывали в баре, отдыхая после ночного перелета, Деби начала «окучивать» оверлендеров насчет «опций» — мероприятий, не входящих в основную стоимость. Самым пикантным моментом было отсутствие Руанды как таковой в предстоящем маршруте. Нам посоветовали отправиться в Заир (Демократическую Республику Конго), потому как там встреча с гориллами была практически гарантирована. Памятуя, как всего два года назад в одной из статей, посвященных В.Юнкеру (русскому исследователю Африки XIX века), я самолично назвал ДР Конго «черной дырой», куда нормальному человеку наведываться не следует, я живо представил себе тучные стада горилл, бродящих по заброшенным кукурузным полям среди белых человеческих скелетов. Однако побыть в роли героя, хоть бы и в последний раз, было заманчиво. Тем более, что экономия была налицо: 400 долларов вместо 550 за руандийский трекинг к гориллам. Деби живо собрала деньги с жертв оверленда; сама она, правда, к гориллам идти отказалась.

Наш теперешний автобус-грузовик был помощнее фейсаловского. Скорость он развивал просто бешеную, а так как нам достались места сзади, то трясло неимоверно, даже на асфальтовом шоссе. По сложившийся традиции, каждодневно нужно было проводить «рокировку», т.е. меняться местами с соседями. Но нам наш уютный «уголок России» нравился; к тому же наши зарубежные друзья не выдерживали долго «пляски Смерти» на задках грузовика, а потому желающих проводить с нами рокировку особо не нашлось.

Наша первая остановка была на озере Найваша. Несмотря на то, что мы с Женей уже побывали на этом озере, наш кемпинг располагался на другом его берегу, а потому мы смогли посмотреть то, что не успели в прошлый раз. От похода к кратеру вулкана мы отказались, поскольку животных, предлагаемых нам на обозрение, мы уже насмотрелись в других местах. Однако поездка в поместье Джой Адамсон была плодотворной и приятной; нас накормили вкусными пирожными, напоили чаем и какао. В поместье «Эльсамер» на берегу озера Найваша, устроен небольшой музей писательницы; во дворе выставлены клетка для львов, автомобиль Джорджа Адамсона, дверца той машины, на которой он разбился. Джой Адамсон жила в поместье до своей трагической гибели в 1980 году.

В роще при поместье Эльсамер живут обезьяны дверец (колобусы). Ещё на горе Кения я пытался заснять хотя бы одного колобуса (помните, у Даррела есть произведение «Поймайте мне колобуса!»). Но там в райских кущах только мелькали силуэты этих изящных ревунов. У меня на пленке кроме их зловещего рёва ничего нет. Но здесь, в Эльсамере, колобусы почти ручные.

Жалко, что львы ручные там не бродят+

Вечером Тимо собрал совет и огласил перечень обязанностей. Все участники оверленда (22 человека) делились на три группы, которые на протяжении трех дней должны были нести дежурство: один день — на кухне, один день — убирая салон автобуса, один день — охраняя его во время стоянок в городах. От нас толку было мало, в чем оставшиеся 17 оверлендеров скоро убедились. Никто из нас готовить не умел. Марина поведала о своем страшном недуге — аллергии на воду, после чего ни у кого не поворачивался язык попросить её помыть посуду+ Дима в первый же вечер дежурства по кухне захворал; прием сильнодействующих лекарств совершенно вывел его из строя и когда димины компаньоны по кухонному дежурству — сорокалетние малыши Джо и Лорри (я прозвал их хоббитами из-за более чем скромного роста их обоих) подходили к его палатке, то слышали лишь хрипы и стоны. Тем не менее, зная русскую натуру, они заподозрили какой-то подвох и подошли ко мне, находившемуся на тот момент в добром здравии, и потребовали чтобы я за шкирку притащил своего товарища на кухню с тем, чтобы он хотя бы помыл посуду. В противном случае они грозились его поколотить. Не желая портить российско-британские отношения, уже и так подпорченные Закаевым, я всё-таки уговорил Диму подняться и дойти до кухни, если не целью помыть посуду, то хотя бы чтобы поесть. Ему, однако, по окончании трапезы всучили жбан с грязными столовыми приборами, который он, не получив дальнейших инструкций, опорожнил в ближайшие кусты. После этого инцидента Диму к кухонным и посудомоечным работам решено было впредь не привлекать.

Сам способ мытья посуды оверлендерами показался мне оригинальным, хотя и не лишенным определенного смысла. Он был, этот смысл, в безводной пустыне, когда в канистрах была бы на исходе вода+ Но почему в более чем цивильном кемпинге нельзя было помыть посуду под краном — мне было абсолютно непонятно. Мытье же посуды в чанах с мутной водой казался не очень гигиеничным. Мне было непонятно, почему неиспользованную еду нужно было выбрасывать вместо того, чтобы разделить её по-братски и оставить на ланч (забота о котором целиком лежала на самих оверлендерах). Мне было непонятно, почему бы просто не нанять повара из (за 20 долларов в сутки) и не тратить по четыре часа в день на приготовление еды, а освободившееся время не использовать как-то по другому. Мне было непонятно, зачем трое белых взрослых мужчин мокнут под проливным дождем, пытаясь развести костер и приготовить овощное рагу, когда рядом, в трех шагах, кемпинговое кафе, в котором можно поужинать за три доллара. Пока эти трое мучаются и страдают, остальная группа сидит в том же баре и пьет пиво по 1, 5 доллара за бутылку, а потом устремляется к приготовленной с горем пополам стряпне с горящими от радости глазами. Когда я спрашиваю, почему бы сегодня вечером просто не съесть готовый ужин в баре, на меня смотрят с недоумением: «Ведь это жутко дорого!».

Только вот не надо, дорогой Читатель, сразу обрушиваться на меня с упреками в «русском снобизме», «русской лени», «русском жлобстве» и т.п.! Мы не снобы, не лентяи и не жлобы. Наверное, наша жизнь не столь радужна, как у наших англо-саксонских друзей-попутчиков, и лишних трудностей и искусственных приключений на свои головы мы не ищем. Как метко выразился Костя, «эти ребята ещё не наигрались в пионерлагерь в детстве, а мы уже наигрались+». К Косте оверлендеры вообще боялись подходить с разными поручениями, поскольку такой большой и солидный человек смотрелся бы странно за мытьем посуды в мутном тазике. В охранении грузовика его ещё можно было бы представить: его бы обходили стороной не только воры, но и полицейские. Где-то на третий день оверлендеры вообще просекли, что русских лучше оставить в покое: люди они пришлые, временные, всего-то на две недели присоединились к группе, которая уже второй месяц едет из Каира и ещё два месяца будет добираться до Кейптауна.

Наше взаимонепонимание начало укрепляться, не успев возникнуть — на второй день, ранним утром, когда мы должны были ехать на озеро Накуру. Мало того, что людям, вставшим в пять утра, никто не предложил хотя бы кипятку, не говоря уж о кофе с молоком, так еще и оставили без завтрака (хотя в программе «Оверленд-Клуба» было прописано — «Позавтракав горячим хлебом и парным молоком, мы отправляемся+ и т.д.»). Наша благословенная проводница Деби не проявила никакого участия в разрешении данной ситуации; о горячем хлебе и парном молоке в этом уголке Африки она, видимо, даже не подозревала, предпочитая трескать «Таскер» с утра до ночи. За тем же занятием изголодавшиеся оверлендеры заставали водителя Тимо в любое время суток и в любом месте. Само выражение ясных арийских глаз обоих, лишь слегка подернутых дымкой, оставленной приступами малярии и круглосуточным приемом алкоголя, говорило о том, как им всё вокруг осточертело.

Национальный парк Накуру, раскинувшийся вокруг одноименного озера — главная жемчужина Кении наряду с Масаи-Мара. Здесь вы не увидите львов, миллионных стад антилоп и зебр. Зато здесь вы можете лицезреть такую фантасмагорию: на фоне ковра из розовых фламинго два носорога мирно жуют травку «лицом» друг к другу. Перед ними гуськом проходят пеликаны, а еще ближе — изящные антилопы импалы. Чуть в отдалении — вышел на суше бегемот. Над ним пролетает стая ибисов+

Розовые фламинго живут на всех кенийских озерах, но на Накуру этих птиц точно больше, чем где бы то ни было. То же относится и к носорогам, которых в Накуру куры не клюют. Мы подъезжали к компании носорогов из семи особей; эти мирные полуслепые животные не обращали на нас никакого внимания. На лесистых холмах, подступающих к озеру с юга, живут леопарды, но встретить эту пятнистую кошку где бы то ни было — большая удача. Просто удивительно, что еще каких-нибудь сто лет тому назад люди натыкались на них чуть ли не повсеместно в Африке и даже на Ближнем Востоке, на Аравийском полуострове+ С высоты холмов можно обозреть плоские как стол берега озера, увидеть стадо буйволов, медленно бредущее по полям гуано, оставленным фламинго. И гигантское ожерелье из миллионов розовых птиц.

+Дорога от Накуру до границы с Угандой заняла полтора дня. Пейзаж менялся на глазах — мы спускались с нагорья, напоминающего природой нашу Среднюю полосу, и стремительно приближались к обширной заболоченной низменности, в доисторические времена бывшей дном озера Виктория. Растительность становилась гуще, зеленый цвет — сочнее. Тут и там поднимались останцовые горы; однообразие кенийских плоскогорий уходило в прошлое.

На границе с Угандой в паспорта нам поставили штампы о пересечении границы — виз как таковых мы так и не увидели.

Очевидно, получая по 30 долларов с носа, угандийские пограничники особо не утруждают себя вклеиванием в паспорт какой-то бумажки. Вокруг КПП фланируют люди в желтых халатах — обменщики валюты. Курс угандийского шиллинга по отношению к доллару — от 1600 (мелкие купюры) до 1750 (крупные). Однако старые купюры (до 2003 года!) могут не принять к обмену или примут их по заниженному курсу. Чем вызвана такая боязнь американской валюты, не совсем понятно. Вот у нас, например, все доллары печатают на Северном Кавказе, но мы же не делаем разные курсы для тех долларов, которые печатают у нас и тех, что производят в Южной Америке, правда?

Оставшийся путь до Кампалы мы проделали быстро, нигде не останавливаясь. Оверлендеры почему-то вообще не любят нигде останавливаться. А зачем? Нужно скорее в кемпинг попасть. Там и начнется настоящая жизнь! А тут-то что: болота, пушистые заросли осоки, банановые деревья, деревеньки, негры+ Последним можно просто в окошко рукой помахать и достаточно: контакт с первобытными племенами состоялся. Удалась экспедиция!

Кемпинг «Red Chilli», куда нас привезли под вечер, находится на восточной окраине Кампалы. Интернет здесь бесплатный! Бар неплохой. Деби нам предложила поехать на остров на озере Виктория, где находится питомник Шимпанзе. Стоило это удовольствие 55 долларов, но в этом случае нам пришлось бы провести там целый день; шимпанзе явно могли бы наскучить. Деби вообще не могла никого сагитировать на это мероприятие. Наши любознательные оверлендеры в массе своей предпочитали устроить день Большой Стирки и никуда не выезжать. Но мы, русские, пораскинув мозгами, решили не упускать возможности познакомиться ещё с одной африканской столицей, причем не самой худшей, и отправились самостоятельно на прогулку по городу, арендовав тут же в кемпинге небольшой микроавтобус за 60 долларов.

Сначала мы отправились на озеро Виктория. Надо сказать, что главный город на озере — Энтеббе, знаменитый своим Ботаническим садом. К Кампале ближе всего небольшой заливчик, который, разумеется, не может дать никакого представления об этом внутреннем африканском море. Затем мы отправились в центр города. Сейчас Уганда — одна из наиболее динамично развивающихся стран Африки наряду с малоизвестным Габоном, от которого никто никак не ожидал бурного экономического роста.

Нужно учитывать то, что Уганда в 1970-е годы сильно страдала от режима Иди Амина, который замучил её так же, как Пол Пот Кампучию. Иди Амин умудрился даже на Танзанию напасть, которая в несколько раз превосходит Уганду по размерам. Это его и сгубило; побежденный Иди Амин сбежал в Ливию. В наши дни Уганда относится к разряду вполне безопасных стран, уровень преступности в которой на порядок меньше, чем в соседних Кении и Танзании. Кампала считается самой спокойной столицей в Восточной Африке; по крайней мере, к нам никто не приставал на её людных улицах.

В центре города мы зашли в кафе Vassili's Bakery, названное в честь российского путешественника Василия Юнкера, бывшего проездом в Уганде в 1886 году. Именно он научил угандийцев печь венские булочки — сам-то этническим немцем был, и даже труд свой «Путешествие по Африке» издал в Вене на немецком языке.

Конечно, может быть, что всё было совсем не так, но неужели нельзя немного пофантазировать, заняться мифотворчеством в своё удовольствие, так сказать?

В Кампале есть несколько индуистских храмов, но самих индийцев здесь не так много: Иди Амин постарался, чтобы они поскорее покинули страну. Уганда осталась без торговли, и уроженцев Индостана стали снова зазывать обратно. Сейчас индуистские храмы являются главным украшением угандийских городов: сразу и не разберешь, где находишься — в Африке или в Индии.

В Уганде 80% населения заражено СПИДом. Повсюду реклама презервативов. Сам СПИД начал шествие по миру как раз из этих мест: кого-то обезьянка укусила, и пошло-поехало+

Национальный музей Уганды мал даже по сравнению с кенийским собратом. Обойти его можно минут за пятнадцать. Интересна экспозиция быта африканских племен, особенно карамоджонг, живущих на северо-востоке Уганды. В следующий раз нужно будет обязательно к ним съездить+ Ну, естественно, черепа разные да кости предков наших в музее представлены. Фотографии Бёртона, Спика, Бейкера, которые исследовали район Великих озер в поисках истоков Нила. Понятно, конечно, что Белый Нил вытекает из озера Виктория, но это только на первый взгляд. На самом деле, у Белого Нила истоков несколько; один из них — в горах Рувензори или Лунных горах, о существовании которых было известно ещё древним египтянам. По рассказам бывавших там, в этих горах сыро и промозгло в течение всего года, хотя взбираться на пики легче, чем на вершины Кении и Килиманджаро.

Наши проводники нас предупредили, чтобы никому не говорили, куда держим путь. Иначе нас может ждать засада+ Не доедем до горилл+ В целях конспирации наш автобус-грузовик не останавливался в крупных городах. В мелких, впрочем, тоже. Еды становилось всё меньше. Мясо кончилось; на рынок решено было не заезжать поскольку местные жители могли бы догадаться, для чего белые люди покупают козлятину. В обстановке строжайшей секретности в нескольких километрах от города Кабале был разбит так называемый «буш кемпинг» ( «лесной кемпинг»; так было обозначено в программе). Поскольку до ближайшего леса было несколько километров, стало ясно, что всё было сделано в целях конспирации: они нас ждут в лесу, а мы их перехитрили — устроились прямо на обочине шоссе, на каменистом пустыре. Правда, через некоторое время стали появляться местные жители.

Они стали полукругом, отрезав нам все пути к отступлению. Они стояли и молчали, следя за каждым нашим действием.

Несомненно, это племя видело раньше белых людей. Более того: оно, вероятно, помнило самого Василия Васильевича Юнкера в пору его возвращения из Судана. Но такого количества белых идиотов они не видели никогда.

Не выдержав укоризненных взглядов аборигенов, мы с Мариной и Димой решили отправиться в ставку вождя племени с тем, чтобы проведя беглые этнографические и антропологические наблюдения, купить «Кока-Колы». Наше появление в деревушке произвело настоящий фурор; очевидно, никто из прежних обитателей нашего замечательного «лесного кемпинга» живым до неё не доходил.

Возвратись в лагерь, мы застали ту же картину: грузовик, очаг, вокруг которого полумесяцем развалились в шезлонгах

оверлендеры и таинственно молчащую толпу у них за спиной. Наши безмолвные спутники начали рассеиваться только с наступлением темноты, но и то было не совсем понятно, куда они рассеиваются, ибо а темноте они стали просто неразличимы. От костра они переместились к нашим палаткам и их присутствие сулило нам незабываемую ночь: мы спим, а снаружи — темные тени+ «мертвые с косами стоят! И тишина+». Ко всему прочему, у нас случилось ЧП — пропал Женя. Он отправился к холмам в поисках смысла жизни и вообще, променада ради. К наступлению темноты он не вернулся+ Мне это было кстати: мы спали в одно палатке, и тогда + ну, в этом случае+ в палатке было бы просторнее.

За каждой «двойкой» была закреплена палатка с определенным названием. Нам с Женей досталась палатка с надписью «Бордель Борриса. ***** (пять звезд)». Палатка, как и все остальные, была тяжеленной, брезентовой, но ставилась быстро даже в одиночку. Влагу она не пропускала, но вот дух из неё выветривался с трудом. А дух этот был тяжелее, чем сама палатка+ К концу путешествия я стал замечать, что в моем «Борделе» стоит неистребимый запах гнили, падали, чеснока, сероводорода и всех тех миазмов, которые может испускать уставший человек во время неконтролируемого сна. Внутри я нашел надпись — род дневника, — гласившую, что такого-то числа такого-то года здесь побывала некая Катрин. Никаких иных набрезентовых манускриптов обнаружено не было: «Бордель» явно не пользовался популярностью.

Женя нашелся около полуночи. Он истоптал все ноги в кровь; в темноте упал в яму, изодрал одежду о колючий кустарник. К счастью, его обнаружили пастухи, искавшие заблудившуюся козу, и за скромное вознаграждение доставили Женю в лагерь. Тем и завершилась самая беспокойная ночь нашего путешествия.

Дорога из Кабале в Кисоро очень живописна. Поражают не только горы, но то, что они возделаны до самых макушек. Ячейки полей спускаются почти вертикально; просто удивительно, как люди умудряются их возделывать. До Руанды — рукой подать: там тоже каждый холм словно покрыт лоскутным одеялом. Когда видишь всё это, понимаешь, насколько неправы те, кто упрекает всех африканцев без разбору в природной лени. Ритм жизни у них и мировоззрение другое — это факт, но лени в них не более, чем в нас. В горах на юго-западе Уганды перед этими людьми нужно склонить голову+ Кисоро — ворота в мир вулканов. Маленький городок, довольно чистый и аккуратный, с вежливыми и приветливыми жителями.

Здесь находится офис национального парка Мгахинга; отсюда отправляются походы к гориллам в сопредельные страны — Руанду, в национальный парк Вулканов, и ДР Конго (Заир), в национальный парк Вирунга. Трекинг к гориллам в Уганде стоит 360 долларов, при этом заказывать его нужно минимум за неделю, т.к. выдается весьма ограниченное количество разрешений на посещение горилловых семейств. Группа должна быть не более восьми человек, а время пребывания в «семействе» ограничено одним часом.

Делается это для того, чтобы от людей к гориллам не передалась никакая зараза, потому как болеют они тем же, что и мы.

Братья и сестры, как никак. В целях предотвращения эпидемий к гориллам не подпускают людей с насморком и кашлем; если, не дай Бог, вы заболели перед самым походом, то деньги вам вернут тотчас и в полном объеме: гориллы дороже сиюминутной выгоды.

Пересекать границу Демократической Республики Конго нужно пешком. По сути, границу никто не охраняет: колючая

проволока, «калитка» в ней, деревянный щит с поблекшей надписью «Вы покидаете Уганду и вступаете на территорию Заира».

Грунтовая дорога в тени деревьев+ Пустынно+ Ни души. На «той стороне» — домик КПП, медицинская памятка для въезжающих.

Мальчишки снуют — предлагают купюры Заира с гориллами. Сувенир хороший, оригинальный, похоже, единственно возможный в этом месте. Жаль, что все купюры очень ветхие.

У «штаб-квартиры» национального парка Вирунга нас инструктируют, как вести себя с гориллами. Подойдет грозный самец — смиренно опуститься на корточки, потупив взор. С самками тоже не заигрывать — не поймут. В парке растений не срывать, не мусорить. Захочешь в туалет (по большому) — попроси у проводника лопатку и нечистое свое закопай вместе с бумагой туалетной. Детенышей гориллы не гладить, не брать, грудью не кормить. И вообще ближе чем на семь метров к гориллам не приближаться.

Мы расселись по крохотным микроавтобусам и отправились вглубь Заира. И должен вам сказать, что как ни странно, нам здесь понравилось: вместо европеизированной Кении и ухоженной Уганды перед нами предстала настоящая Африка. Она казалась зеленее, сочнее и цветастее той, которая осталась по ту сторону границы. Время как бы застыло+ За банановыми рощами и кукурузными полями поднимались конусы вулканов. Там, у их подножия, остались осколки национального парка Вирунга, осколки мирной жизни, без вражды, без резни, без обезглавленных трупов. Природа вне политики, но это только на первый взгляд.

Выжигаются леса, редчайшие животные истребляются на мясо. «То, что вы к нам приехали, — первый признак того, что мир возвращается на нашу землю», — так нам сказал «инструктор по гориллам». Может быть. Правда, когда я спросил одного из автоматчиков, которые охраняли нас во время этой однодневной экскурсии по экс-Заиру, так ли спокойно в других концах страны, как здесь, он ответил, что не так+ Проезжавшие белые ооновские броневики с пулеметами на крыше подтверждали мои догадки о том, что пересечь страну с востока на запад вряд ли удастся без проблем.

Через два с половиной часа мы достигли подножий одного из вулканов. Перед нами раскинулось обширное кукурузное поле. Два других микроавтобуса с оверлендерами отправились дальше, а мы начали свой поход здесь. Маленький инструктаж, оплата видеокамер (25 долларов) — и мы снова на тропе.

Женя надеялся, что непосредственный контакт с дикой природой в лице горилл поможет ему окончательно разобраться со смыслом жизни. Смогли же Джордж и Джой Адамсон подружиться со львами и гепардами! И Женя сможет подружиться с гориллами! В самом деле, ведь должен же существовать некий праязык, на котором все живые существа могут общаться друг с другом? Если все мы — дети Природы, то должно же быть какое-то средство коммуникации высшего, невербального уровня? Может же человек силою воли останавливать бешеных собак или останавливать «коня на скаку» (в литературе эти случаи описаны)! Он посылает животным сигнал, и они его принимают. И звери иногда проявляют недюжинные умственные способности.

Помнится, были у нас одно время на даче куры. Решил я с ними по своему обыкновению сыграть злую шутку: облить водой из велосипедного насоса. Просто так, для разнообразия: не всё ж прохожих поливать! Облил. И что бы вы думали? Они на меня+обиделись! Полдня просто игнорировали, не бегали от меня, а просто отворачивались. Мне стало откровенно стыдно. Перед собственными курами+

То куры-дуры, а то гориллы — наши родственники. Потому здесь шансы действительно велики.

Горилл мы нашли быстро, минут через двадцать. Они как раз вышли на кукурузное поле, по кромке которого двигался наш отряд. Самец — «серебряная спина», полдюжины самок и молодняк — всего человек десять (я говорю о гориллах). Ещё в детстве я видел сюжет в программе «В мире животных» о гориллах; там они тоже занимались тем, что опустошали кукурузное поле.

Крестьяне их гоняли, и я возмущался их непониманию диких животных, которых надо оберегать, а не гонять. Однако, семья горилл, на которую мы набрели, чувствовала себя на поле довольно вольготно; только по истечению отведенного нам часа со стороны деревни мы услышали крики крестьян: они загоняли горилл обратно в лес, где их должна была обнаружить другая группа туристов.

Наши проводники знали горилл по именам, подходили к ним вплотную, расчищали мачете заросли перед самым носом горилл с тем, чтобы мы сами могли к ним поближе подойти. Гориллы были заняты кукурузой и в контакт с Женей вступать не хотели. Он сам стал глодать белый початок, подав пример Диме, который захотел с таким же початком сфотографироваться рядом с вожаком.

В самый разгар съемок вожак приподнялся и направился прямо к Диме. Вся жизнь прошла перед димиными глазами; насколько она была у него бурной можно было судить по их совершенно безумному выражению. Вопреки инструкции, предписывающей в случае приближения гориллы не двигаться и смотреть в сторону, Дима поскакал на четвереньках прочь от гориллы. Презрев инстинкт, предписанный Природой, вожак не погнался за ним и не вцепился в шею, вполне разумно рассудив, что негоже так обращаться с человеком, заплатившим за просмотр 400 долларов. Он сел и продолжил трапезу.

Костя сказал, что когда в Москве он устраивал вечеринку, то слон из цирка обошелся ему в 300 долларов. В принципе,

можно и гориллу из зоопарка пригласить; обойдется чуть дороже. Можно для иностранцев в России устраивать трекинг к медведям, конечно, не за 400 и не за 550 долларов в день, как сначала планировалось, когда в программе стояла Руанда. Так, долларов за 250… Но водить по лесу не меньше недели! А то что получается: за двадцать минут нашли горилл, которых остальные оверлендеры, те, что поехали дальше, на другой склон горы, обнаружили только спустя три часа хождения по лесу!

При этом, как показал состоявшийся позже сравнительный анализ сделанных фотографий, две группы бродили в чаще в поисках+ одной и той же семьи горилл. Просто одну группу подвели к гориллам на кукурузном поле раньше, а другую — позже. Развели по времени и по деньгам! Фактически, третья группа кружила вокруг горилл как лайнер над аэродромом, ожидая очереди на посадку.

Однако, если признать честно, этот день мы провели не зря. По крайней мере, когда ещё в Конго побываешь? Народ здесь иностранцев видит редко и ещё сохранил старинную привычку удирать от видеокамеры. Создается впечатление, что они вообще видят такое чудо техники впервые. Я развернул к ним монитор, и камера запечатлела момент «узнавания», когда люди понимали вдруг, что то испуганное лицо на экране принадлежит им. Появлялись улыбки, смех, радостные крики, но потом люди хватались за головы и всё равно убегали. Страх перед белым колдуном сильнее любопытства+

Когда мы вернулись на КПП, то застали оживление: здесь скопилось несколько десятков грузовиков и развернулся

импровизированный рынок. Судя по запаху, основным товаром служила вяленая рыба. Чтобы укрыться от терпких ароматов, мы отправились в импровизированный бар на задворках офиса национального парка. Нам принесли пиво «Примус», варимого в Киншасе на заводе, построенном ещё бельгийцами, бывшими хозяевами Бельгийского Конго, которых прогнал из страны легендарный Патрис Лумумба. Однажды в детстве меня познакомили с одним студентом университета, который учился на отлично «по три сулумумбы».

Кто такие сулумумбы и почему их должно быть три, я тогда не понял. Гораздо позднее университет этот стал широко известен благодаря своим общежитиям, вокруг которых бродят скинхеды. Но независимо от всего этого, Патрис Лумумба был неплохим человеком, хоть и со смешной фамилией, и пал жертвой империализма, который за последние полстолетия совсем не изменил своей сущности+

Пиво «Примус» хорошее, и продается в оригинальной, редкой по нынешним временам таре — бутылках по 0, 72. Так что это пиво, наряду с купюрами почившего государства Заир, может тоже служить хорошим сувениром из Демократической Республики Конго.

Границу пересекают не только пешком, но и на своеобразных грузовых самокатах — транспортном средстве, предназначенном для перевозки товаров и личных вещей, использующем принцип обычного двухколесного самоката, только больших размеров и изготовленного из дерева. Местный Кулибин наверняка ничего не получил за свое изобретение, но сильно облегчил жизнь соотечественникам. Можно сказать, что деревянные самокаты — национальный вид транспорта в ДР Конго.

Нашел ли Женя смысл жизни в контакте с гориллами? Судя по его изможденному виду, по его сгорбленной фигуре, по

огрубевшим рукам, охватывавшим порою его могучую голову, наконец, по глазам, в которых временами мелькали дикие огоньки, он так и не обрел долгожданной самоактуализации. Что касается остальных участников экспедиции, до их доканывал не поиск себя, а мысль о том, что еще пять дней им предстояло сотрясать свои чресла в обветшалом салоне гибридного средства транспорта. То и дело я ловил на себе страдальческие взгляды своих компаньонов, и когда в один прекрасный момент увидел тело Кости, во время преодоления грузовиком очередного ухаба повисшее в воздухе словно во время сеанса левитации, я понял, что долго наша экспедиция не протянет. Так, еще день-два+ Осознание перспективы неизбежной гибели или потери рассудка привели к решению «обогнать» грузовик на машине и провести оставшиеся дни до отлета на Родину в Масаи-Маре, тем более, что я этот парк уже посетил, а ребята его ещё не видели, а без этого пребывание в Кении становилось совсем бессмысленным. Женя решил отправиться в Момбасу, к океану. С Африкой для него стало всё ясно. Таким образом, я остался последним русским в составе интернациональной команды оверлендеров.

Надо сказать, что я не пожалел. Озеро Буньоньи, на берегу которого у нас было запланировано два ночлега, отличается живописностью и глубиной — три километра. Одним из немногих культурных мероприятий, предлагавшимся оверлендерам, была поездка на моторной лодке в деревню пигмеев. Место в лодке мне не хватило, а нанимать отдельную не было желания. Я бросил вслед отплывающим, что настоящие пигмеи живут в лесу, как настоящие туареги — в пустыне, что всё это razvodilovo, что это не пигмеи, а «ряженые» местные доходяги, но мучимые скукой оверлендеры отправились таки смотреть «настоящих пигмеев» на один из островов. Я совершил однодневное плавание на пироге вдоль его извилистых берегов; я видел выдр и небольшие стаи венценосных журавлей — птиц удивительной красоты. Не зря угандийцы сделали венценосного журавля символом своей страны.

Управлять пирогой сложно; форма её, мягко выражаясь, неправильная, произвольная (как Бог на душу мастеру положит), оттого больше сил уходит не на саму греблю, а на «выравнивание курса».

Греблей и выравниванием курса наш народ занимался в Джиндже, у истоков Нила. В восьми километрах от города находится кемпинг Raft Explorers — место популярное у оверлендеров, судя по рекордному количеству грузовиков, когда-либо виденных мною собранными в одном месте. Палатку даже, «Бордель Борриса», пристроить было негде. Поставил её между двух хижин, с видом на шумящие нильские пороги. Вот она, африканская романтика! Как ни пугают шистосоматозом в пресноводных африканских водоемах, но по пролегающей рядом тропинке то и дело спускаются люди к воде; отплыв немного, они «ловят струю», и она их кружит, болтает, а потом бросает на камни, если они не успевают из потока вовремя выплыть. На стене бара — монументальное панно, изображающее рафтинг: счастливые лица, выбитые зубы, синяки, сломанные ноги. Превосходная реклама сплава по рекам (95 долларов в день). Кто не хочет сплавляться, тому предлагают отправиться в сельскую школу, дабы поучаствовать в проекте «Свежая сила». Платишь 15 долларов и «улучшаешь качество образования» в африканской деревне: становишься преподавателем на один день, учишь детей вечным ценностям американского образа жизни. Проект оригинальный и довольно остроумный; я проходил мимо одной такой школы, в которой куются «свежие силы». Ко мне подошел крепенький мальчуган и, прищурившись, твердо и настойчиво попросил у меня денег («Мистер, гив ми мани!»). Сразу видно, что усилия преподавателей-волонтеров не прошли для него даром.

Я решил провести свободный день в пути, в пешем походе по окрестностям. Для начала я отправился к водопадам Буджагали, что в полутора верстах от кемпинга. Потом, по пыльной красной дороге — в Джинджу. Туда можно добраться и на мотоцикле (2 доллара), но я предпочел променад по сельской местности с целью знакомства с «жизнью африканских племен». Вскоре я услышал пение, доносящееся из деревушки на обочине дороги. Я свернул, и попал на некое подобие сельского праздника. Это не было шоу для туристов, да и время для такого шоу (раннее утро) было явно не подходящее. Деревня готовилась к приезду высокопоставленного чиновника из Кампалы. Здесь хотят строить плотину, и в селе должна начаться совсем другая жизнь!

Итак, день начался неплохо. За два часа я дошел до Джинджы — города, который раскинулся у озера Виктория, в том самом месте, где Нил выходит на свободу. До прихода британцев, Джинджа была основным городом Уганды, прежде всего благодаря своему крайне выгодному географическому положению. Наверное, сейчас этот город — самый неафриканский в Уганде: здесь так много мечетей и индуистских храмов, что он напоминает больше городок на Индостане, чем в Сердце Африки. Индийцев здесь много и по сию пору. Они руководят, держат в руках крупный и мелкий бизнес, работают в конторах и банках. Африканцы же, как им и предопределено судьбой, выполняют всю черную работу. Архитектура самого города весьма эклектична, хотя по-настоящему старинных зданий здесь нет; самый старый дом, судя по дате на фасаде, относится к 1913 году+

Примерно в это же время, в аккурат перед Первой Мировой войной, Уганду посетил московский студент В.Троицкий, опубликовавший в 1928 году книжку «В стране чернокожих». Он собирал в этих краях коллекцию для Зоологического Музея. Потом в Уганду редко кто из наших наведывался, даже в ту пору, когда Иди Амин строил социализм с африканским лицом: уж очень это лицо напоминало кампучийское при Пол Поте.

Я вернулся из Джинджи в кемпинг на такси (7 долларов), но подъезжать на нем прямо к нашему биваку не решился: подумали бы, что опять русские жируют. Просто стало себя жалко при мысли, что придется на мотоцикле нестись сквозь тучи красной пыли. И я взял такси. Я понимаю, что поступил просто вызывающе в глазах своих теперешних компаньонов, но ничего с собой поделать не мог+ Я приехал в лагерь в трагический момент: Тимо объявил группе, что «Медуза» дальше не пойдет, просьба освободить вагоны. «Медуза» — название нашего грузовика. Что-то там сломалось еще в Египте; думали дотянуть до Кейптауна, но решили не рисковать. Группе предложили разные варианты, подразумевающие пересадку на грузовики других компаний. Больше всего народ беспокоила вероятность сокращения продолжительности тура на одну неделю. Самое смешное то, что перед людьми маячила перспектива провести еще одну неделю в Найроби (одну неделю они уже провели там перед тем, как мы присоединились к группе). Откровенно говоря, мне стало их жаль: Найроби — не Париж и уж тем более не Москва. Убивать здесь целую неделю — в самом деле убийственно, тем более, что разнообразить свой досуг оверлендеры не могли из-за скудости средств, на что многие из них поминутно жаловались. Какую-то компенсацию им выплатили, на мой взгляд — смешную. Но смешнее всего оказался рассказ англичанина Шона+ Когда их грузовик сломался на полпути (ехали из Алжира в Египет, а застряли на границе с Камеруном), то добираться до Каира всем пришлось за свой счет — «Оверленд-Клуб» даже не подумал компенсировать своим туристам «испорченный отдых». А говорят еще, что западные туристы в юридическом плане более щепетильны, чем русские!

Когда я спросил расстроенных оверлендеров, ходили ли они к водопадам, то они посмотрели на меня удивленно — так же, как те москвичи, которым я раньше назначал встречи у Головинского водопада (есть такой — на севере Москвы у Большого Головинского пруда). Странно, но им никто не сказал, что совсем рядом — водопады Буджагали. Я видел утром, как их, разбив на отряды, повели в школу поддерживать свежие силы. Но никак не мог предположить, что об основной местной достопримечательности им никто ничего не скажет+

Наше путешествие подходило к концу. Я попросил Деби остановить грузовик в центре Найроби, тем более, что мы должны были проезжать в двух минутах ходьбы от моей гостиницы. Она же долго пыталась мне доказать, что в центре Найроби останавливаться опасно, что у них не будет времени и т.п. Зная, что «Медузе» торопиться уже некуда, я всё же настоял на своем, избегнув участи заплатить 12 долларов за поездку на такси до отеля в обратном направлении.

Но в прежнюю гостиницу «Комфорт» я не вернулся. По дороге я зашел в отель «Даунтаун» (город даунов), и, сравнив цены, решил сэкономить 50 долларов за две ночи проживания: район тот же, супермаркет и торговый центр, банки, Интернет — напротив. Номера не очень отличаются, а отсутствие ресторана в «Городе Даунов» компенсируется обилием всевозможных закусочных в близлежащих кварталах.

Мне предстояло провести в Найроби почти два дня, но я не скучал. Конечно, культурных учреждений классического профиля в городе не так уж много. Национальный музей я посмотрел, а потому на следующее утро я отправился в музей железнодорожный.

Много там паровозов разных; есть в экспозиции вагон, из которого лев-людоед вытащил ночью спящего суперинтенданта полиции.

Есть паровоз, который «снимался» в фильме «Из Африки». Есть специальная скамья, крепившаяся впереди паровоза, на которой сидели господа и стреляли на ходу по животным. Так вот люди путешествовали во времена Британской Империи. Но это всё равно не так круто, как у нас. Мне кто-то рассказывал случай, как четверо русских новейшей эпохи путешествовали по ЮАР и Ботсване. Они наняли поезд с четырьмя вагонами, в двух из которых ехали девицы из лучших московских клубов. Такое даже Королеве-матери не снилось!

В ясный солнечный день Найроби выглядит не таким зловещим. Правда, меня чуть было в полицию не забрали за видеосъемку памятника Джомо Кениятте напротив Конференц-центра и здания Верховного суда, но я прикинулся, что я из Города Даунов, и полисмен не стал меня преследовать. Однако через пару часов ко мне в городе приблизился человек и спросил заговорщицким тоном, зачем я снимал правительственные здания. «Я видел вас там, на площади!»- промолвил таинственный незнакомец. Кстати говоря, в Найроби к белым туристам любят подходить разные личности и спрашивать, не помнят ли они его. Это старый, избитый прием; заканчивается он стандартно — просьбой о материальной помощи.

Помаявшись по городу, я отправился в Национальный Архив, где на первом и втором этажах представлена небольшая

экспозиция этнографического и исторического содержания, фотодокументы.

На следующий день, перед отлетом на Родину, я нанял такси и отправился в дом Карен Бликсен. Той самой, которая написала роман «Из Африки». От центра Найроби можно добраться до этого музея за 20 минут. Здесь я увидел свеженькую книгу писательницы на русском языке с портретом Мэрил Стрип, 2005 года выпуска. На рекламу я клюнул и по приезду в Москву первым делом отправился в «Дом книги», где и купил этот кенийский сувенир.

Надо сказать, что за время своего месячного путешествия по Восточной Африке я не встретил ни одного русского. Это тем более странно, что Восточная Африка нашими соотечественниками давно освоена, да и «высокий сезон» сейчас, как никак: погода номинально хорошая, большая миграция животных происходит. Однако есть одно место, где русских встретишь всегда. Это «Карнивор» — знаменитый на весь мир «мясной» ресторан. Я заехал туда по пути в аэропорт. Конечно, не стоит надеяться, что здесь тебе принесут мясо случайно подстреленной антилопы или слона. Однако крокодилятина здесь вкусная! И мясо страуса тоже. Но больше всего меня поразило, как вкусно можно приготовить простые куриные ножки и крылышки. Правда, в связи с наступлением птичьего гриппа мясо птицы из меню «Карнивора» скоро исчезнет, так что спешите попробовать этот деликатес прямо сейчас!

В «Карниворе» я надеялся встретить Женю, который, пройдя тясячекилометровый путь духовных исканий, должен был бы уже отказаться от вегетарианства и голодания, но я встретил здесь Костю, Диму и Марину, только что вернувшихся из Масаи-Мара, где они чуть было не стали жертвами голодного льва, забравшегося в их лагерь.

Женю же я встретил уже в аэропорту. Он приехал из Момбасы, которая ему откровенно не понравилась. Для размышлений и медитаций подходят горные районы Индии, а не шумные города африканского побережья Индийского океана.

Женя не нашел ответы на мучившие его вопросы, не обрел «самоактуализации» ни по Маслоу, ни по кому бы то ни было. А я, пожалуй, имея достаточно времени для размышлений, смог поглубже оценить себя и «активировать» своё понимание смысла жизни.

СМЫСЛ ЖИЗНИ — В ВОЗВРАЩЕНИИ к СВОЕМУ ПЕРВОНАЧАЛЬНОМУ ЕСТЕСТВУ, В ОБРЕТЕНИИ ГАРМОНИИ с САМИМ СОБОЙ и ПРИРОДОЙ.

Человеческая личность обретает свои лучшие черты и устремления в детстве и юности. Со временем, под гнетом жизненных обстоятельств, перипетий, конфликтов, утрат и т.п. он их утрачивает или «временно откладывает» в сторону. Конечно, есть люди с патологиями, которые начинают проявляться еще в детстве (например, жестокость, злость, зависть, алчность), но следует признать, что в большинстве своем люди в ранние свои годы гораздо лучше, чем в последующие.

Под давлением наступающего «общества потребления» человек начинает ориентироваться на стандарты, придуманные и навязанные другими людьми с определенными целями. Масса энергии тратится на выполнения задач соответствовать этим стандартам, на внешнюю атрибутику «успешной жизни», на покупку вещей, которые не составляют ни малейшей жизненной необходимости. Само понятие «состоявшейся личности» трактуется прежде всего в материальном ключе. Реклама навязывает визуальные образы «состоятельности», и несмотря на то, что верить ей на 100% может только полный олигофрен, она, к сожалению, всё более действенна.

Конечно, если в обществе будет преобладать чистая философия буддизма, то экономика встанет, с обществом потребления случится столбняк: нет желаний — нет стимула; нет стимула — нет необходимости вкалывать, как лошадь. Нет товарооборота. Нет движения денежных масс. Нет развития новых технологий и производства дорогих игрушек вроде эксклюзивных мобильных телефонов.

Это — конец современной цивилизации+

Но не беспокойтесь: его никто не допустит!

Конец (или как его там?) подкрадется с другой стороны: худая экология, нехватка продовольствия, эпидемии и т.п.

Стоит ли стараться его оттянуть? Я имею ввиду конец тотальный?

«ПОЗАБОТЬСЯ ЛУЧШЕ О СЕБЕ!», как говорил Фредди Крюгер одной из своих жертв, пытавшихся его пожалеть.

Говоря адаптировано, позаботься о своей душе и душах своих близких, а не трать силы на спасение всего человечества.

Облагородь Вселенную, но не всю, а ту, что вокруг тебя.

Воплоти свою детскую мечту. Конечно, не совсем безумную (я в детстве мечтал пойти войною на КНР, и даже собрал отряд из 15 своих одноклассников; потом идея как-то сама собой рассосалась), а самую заветную и светлую.

«И счастье тебе будет!»

Русский путешественник-писатель Александр Васильевич Елисеев (1858-1895) писал:

«Глубоко в сердце каждого человека сокрыто стремление к путешествиям, но далеко не у всех оно выказывается с такою силой, что, сокрушая все преграды, выдвигаемые жизнью и обстоятельствами, заставляет стремиться к одной и той же никогда недосягаемой цели.

Солнце, исчезающее за горизонтом, щемит сердце, зовет с собой… Синяя звезда мерцает, манит к себе… Страсть к

путешествиям — это страсть ненасытная, это страсть, переворачивающая жизнь человека, объятого ею, и несущая его вечно вперед. Кто из нас не переживал этого героического периода своей жизни, когда пробуждающиеся молодые силы клокочут и прорываются наружу, ища свершения великих подвигов.

… Мальчишка во сне отрывается от земли и летит, ощущая безудержную радость свободы. В это время ребенок мечтает быть и героем, и полководцем, и путешественником, и Бог знает чем. Но пройдет несколько лет, и золотая греза юности исчезнет, как ночной туман перед зарею.

Бурное пламя кипит в мальчике, жарким огнем вспыхивают чувства юности. Но редко кому удается сохранить этот огонь в течение всей своей жизни.

… Мне, к великому моему счастью, удалось избегнуть этой участи и воплотить в действительность свои грезы».

Когда мне было тринадцать лет, я со своим приятелем Андреем Лурье затеял «интеллектуальную» игру: путешествие по карте.

Идея стара как мир, описана и в русской литературе, у Куприна и Паустовского. Воображаемое путешествие всегда может бросить светлый солнечный блик в самый тусклый и промозглый день. «Визами» в страны, лежащие на маршруте, служили почтовые марки этих государств. У меня была небольшая коллекция марок «капстран и колоний», у Лурье тоже. Мы сначала отправились в «путешествие вокруг света на скорость», а потом и в «турне по Европе». Разумеется, Андрюшу я обогнал. Для истории прочертил свои маршруты на «Политической карте мира». Лурье сия игра вскоре надоела, а вот Коле Баландинскому так запала в душу, что на карте скоро стали появляться всё новые и новые маршруты, покамест она не стала вся испещрена разноцветными хитроумными линиями. При этом «виртуальные» путешествия происходили в реальном времени: просчитывалось, сколько часов уходило на дорогу по шоссе и на поезде, сколько — на плавание, сколько — на пограничный и таможенный досмотр (правда, на эти процедуры у меня отводилось не больше часа, что, разумеется, не соответствовало действительности ни в 1980-е, ни сейчас). Не было уголка планеты, где бы я не «побывал». В качестве источника информации по странам использовалась разная, зачастую случайная литература, как то: «Военная география», «Экономическая география», журналы «Вокруг света», «Азия и Африка сегодня» и т.п.

Попутно скупались книги издательств «Мысль» и «Наука». С приобретением двадцатитомника «Страны и народы» «началась в селе совсем другая жизнь» — Остапа понесло с удвоенной скоростью. Выручали библиотеки; книги читались запоем, и ни один выпуск «Клуба кинопутешествий», «Международной панорамы» и даже «Сегодня в мире» не мог быть пропущен, так же как и короткометражные документальные очерки типа «В объективе Лаос». А ведь тогда мы еще даже не слышали об Интернете!

Постепенно интересы разнообразились; жизнь заставляла думать о её достойном продолжении и виртуально-интеллектуальная игра ушла на второй план, с короткими рецидивами в отдельно взятые спокойные или бесперспективные периоды.

Пришел капитализм, и знания, полученные в Игре, нашли неожиданное применение: я стал работать в туризме,

прокладывать маршруты для малообеспеченных, но любознательных граждан, а чаще всего и испытывать их на себе. Особое впечатление производило на заказчика то обстоятельство, что менеджер Баландинский при разработке маршрута не пользовался картами, а, закатив глаза куда-то к небу-потолку, начинал рисовать на бумаге какие-то странные, малопонятные непосвященным знаки, напоминавшие те, которые он заносил когда-то в свой «Дорожный журнал». Посторонним было невдомек, что перед ними — в недавнем прошлом виртуальное Существо, временно материализовавшееся в городе Москве, чтобы применить на практике тот запас знаний, который оно приобрело по ту сторону реального мира. Иногда, правда, Существо вновь дематериализовывалось, уходя в Ноосферу, чтобы принести оттуда идею какого-нибудь похода к людоедам племени тумба-юмба. Под конец Существу осточертела работа в душных офисах, всё более и более превращавшаяся в бумажную, и оно решило вдруг стать самим собой, т.е. Колей Баландинским+

«Привычка странствовать по картам и видеть в своем воображении разные места помогает правильно увидеть их в

действительности. На этих местах всегда остается как бы легчайший след вашего воображения, дополнительный цвет,

дополнительный блеск, некая дымка, не позволяющая вам смотреть на них скучными глазами». (Константин Паустовский. «Золотая роза»).

+8 августа 2005 года наш микроавтобус свернул на разбитое шоссе, бегущее вдоль восточной границы Заира. Я долго не мог отделаться от чувства, что эта дорога мне знакома.

Вспомнил! Я проезжал по ней пасмурным московским днем в марте 1985 года, направляясь из Лусаки в Хартум+