Реферат: Валерий Яковлевич Брюсов

Брюсов

 

Вперед, мечта,мой верный вол!

Неволей, если неохотой!

Я близ тебя, мойкнут тяжел,

Я сам тружусь, иты работай!

 

  Строки, взятые как эпиграф, были написаны Брюсовым в1902 году, когда вся читающая Россия видела в нем лидера русского символизма,истинно декадентского поэта. Однако в этих строках мечта, долженствующая порасхожим канонам декаданса парить, прорываться в иррациональное, ловитьуходящие, ускользающие образы, обращается в тяжко влекущего свой груз вола.

  Русскийсимволизм был прочно связан в читательском представлении с визионерством,неустойчивостью и туманностью чувств, мнений, красок, со стремлением уловитьнечто запредельное, с мистицизмом. У Брюсова можно встретить немало стихов,казалось бы отвечающих таким представлениям, стихов, где поэтизируетсяодиночество, отъединенность человека в людском море, духовная опустошенность.Но даже в первые годы творческого пути у него нередки стихи о “молодой суетегородов”, ему свойственна четкая картинность, фламандская живописность впередаче жизненных впечатлений и исторических образов.

  Этотконтраст, соединение, казалось бы несоединимых черт представляет собой одну изособенностей брюсовской поэзии и его творческого пути. Быть может, никто изрусских поэтов столь быстро и остро не почувствовал бесперспективностьсимволизма, ограниченность его литературной программы; но именно Брюсовакритика нарекла классиком символизма. Причем это суждение держалось и тогда,когда символизм был давно мертв, сообщество поэтов, его исповедовавших,распалось, а сам Брюсов четко объяснил свое отношение к нему и причины переходана иные литературные позиции. Правда, Брюсов давал немало оснований дляподобных утверждений. Обращаясь к новым темам, властно раздвигая горизонтыпоэтического творчества, открывая новые возможности стиха, он в то же времяоставался адептом тех учений, от которых сам же уходил...

  Трис небольшим десятилетия продолжалась его творческая жизнь. Брюсов умер, когдаему едва минуло пятьдесят лет. За эти относительно короткие годы он прошелнеобычайно яркий путь. Один из самых рьяных участников разного родадекадентских изданий и манифестаций, он позже сближается с М.Горьким, послереволюции открыто переходит на сторону победившего народа, не только принимаетсовершившийся исторический поворот, но становится одним из активных строителейновой жизни, вступает в Коммунистическую партию, ведет большую работу по организациииздательского дела, подготовке литературных жанров, налаживанию литературнойжизни в молодой Советской стране.

  Естьнечто общее, что соединяло между собой все этапы творческого пути этоговыдающегося писателя. Убежденность в неумирающей ценности завоеванийчеловеческого духа, вера в силу человека, уверенность в его способностипреодолеть все сложности жизни, разгадать все мировые загадки, решить любыезадачи и построить новый мир, достойный человеческого гения,- неизменноодушевляли Брюсова. Он оставался верен этим представлениям- не только каксодержательной, сюжетной линии творчества, но как позиции, точке зрения наисторию и современность — оставался верен всю свою жизнь.

  ВалерийЯковлевич Брюсов родился 1 (13) декабря 1873 года в Москве, в купеческой семьесреднего достатка. Позднее он писал: ” Я был первым ребенком и явился на свет,когда еще отец и мать переживали сильнейшее влияние идей своего времени.Естественно, они с жаром предались моему воспитанию и притом на самыхрациональных основах… Под влиянием своих убеждений родители мои очень низкоставили фантазию и даже все искусства, все художественное”. В автобиографии ондополнял: “С младенчества я видел вокруг себя книги (отец составил себедовольно хорошую библиотеку) и слышал разговоры об “умных вещах”… От сказок,от всякой “чертовщины” меня усердно оберегали. Зато об идеях Дарвина и опринципах материализма я узнал раньше, чем научился умножению… Я… не читални Толстого, ни Тургенева, ни даже Пушкина; изо всех поэтов у нас в доме былосделано исключение только для Некрасова, и мальчиком большинство его стихов язнал наизусть.”

  Детствои юношеские годы Брюсова не отмечены чем-либо особенным. Гимназия, которую онокончил в 1893 году, все более глубокое увлечение чтением, литературой. Потомисторико-филологический факультет Московского университета.Десяти-пятнадцатилетним подростком он пробует свои силы в прозе, пытаетсяпереводить античных и новых авторов. “Страсть… моя к литературе всевозрастала,- вспоминал он позже.- Беспрестанно начинал я новые произведения. Яписал стихи, так много, что скоро исписал толстую тетрадь Poesie, подареннуюмне. Я перепробовал все формы- сонеты, тетрацины, октавы, триолеты, рондо, всеразмеры. Я писал драмы, рассказы, романы...  Каждый день увлекал меня вседальше. На пути в гимназию я обдумывал новые произведения, вечером, вместо тогочтобы учить уроки, я писал… У меня набирались громадные пакеты исписаннойбумаги”.

  Всеболее ясным становилось желание целиком посвятить себя литературному творчеству.К гимназическим годам  относятся и его первые выступления в печати, в том числеи такой характерный случай. Поместив в “Листке объявлений и спорта” небольшуюзаметку без подписи, Брюсов в другом журнале выступил под псевдонимом свозражением на свою же статью. Он намеревался и дальше продолжить эту полемикус самим собой, но отказался издатель. Эта первая, еще полудетская мистификацияявилась своеобразной прелюдией к тем развернутым мистификациям будущих лет,когда он создавал несуществующих поэтов, публиковал стихи под столь разными ипричудливыми псевдонимами, что исследователи и поныне спорят об их авторстве.

  Весной1894 года вышла из печати тоненькая книжка стихов под названием “Русскиесимволисты”. За ней еще две такие же тонкие тетрадки. Стихи и переводы,помещенные в них, были подписаны самыми разными именами. Создавалосьвпечатление, что выступает большая группа новых поэтов. В действительностибольшинство стихотворений принадлежало одному Брюсову. Даже обращение кжелающим участвовать в данных сборниках с просьбой направлять свои произведения“Владимиру Александровичу Маслову. Москва. Почтамт”,  которым завершалосьпредисловие “От издателя” в первом выпуске, тоже было своего родамистификацией. Под этим именем скрывался сам Брюсов.

Появлениесборников было воспринято как литературный курьез. Посыпались рецензии,критические статьи, шутки, пародии. Рецензент “Нового времени”, к примеру,гаерничал, рассуждая, что эти произведения доставят удовольствие только тем,”кто не прочь расширить селезенку здоровым смехом”.

  Вследующем, 1895 году вышел сборник “Шедевры”, подписанный полным именем автора.В 1897 году появилась книга новых стихов “Это-я”. Стихи этих сборников, так жекак и “Русских символистов”, ошеломляли своей необычностью, дразнили воображениенепривычными образами и даже пугали читателя. То его убеждали, что любовь — это“палящий полдень Явы”, то приглашали мечтать “о лесах криптомерий” илиразделить утверждения автора о ненависти к родине и любви к некоему “идеалучеловека”. Но за этими внешними эффектами и эпатажем, за присутствовавшим вопределенной мере стремлением вызвать литературный скандал, вырисовывалосьнечто серьезное и глубокое.

  Конечно,за строками о журчащей Годавери не было никакой реальной Индии. Это была чистаяусловность. Пряная экзотичность подобных образов служила прежде всего резкимпротивопоставлением господствовавшим канонам слащавости, поэтическойсглаженности и красивости. Известно объяснение популярных строк, вызвавших в товремя немало иронических комментариев:

Теньнесозданных созданий

Колыхаетсяво сне,

Словнолопасти латаной

Наэмалевой стене.

Поэтому объяснению: латуни — комнатные пальмы, чьи резные листья отражались повечерам на кафельном зеркале печки в комнате Брюсова. То же самое и о месяце,который в этом стихотворении оказывается по соседству с луной. Здесь, по словамжены Брюсова, подразумевался большой фонарь, горевший напротив его комнаты.Вполне возможно, что толчками к созданию этих образов послужили именно этижитейские впечатления. Но важно здесь другое- стремление Брюсова придатьвещественность этим преходящим впечатлениям, четко их зафиксировать, сообщитьзыбким и неясным чувствами ощущениям особую рельефность. Также и любовные стихиэтих сборников, наполненные ошарашивающими сравнениями и уподоблениями, ихяркие и странные картины служили тому, чтобы раскрыть силу человеческогочувства, богатство страстей и желаний человека. Брюсов писал “Моя любовь-палящий полдень Явы” вовсе не потому, что испытывал какую-то особую, ни на чтоне похожую испепеляющую страсть. Он стремился подчеркнуть этим право человекана такую любовь, на такое чувство.

  В“завете”, обращенном к “юному поэту”: “Никому не сочувствуй, сам же себя полюбибеспредельно”,- читается не только последовательная эгоцентричность, не толькопротивопоставление себя миру, но и требование внимания к человеческому духу, квнутренней жизни, интересам и желаниям человека.

  Завнешним стремлением эпатировать публику, поразить ее экзотичностью не то чтобыобразов, а больше строк и выражений рисовать другое- неприятие мира унылогобытия, мещанского благополучия, вялого либерализма. Поэту мог видится в этомпротест против условий жизни, гнетущих человека, душащих и уродующих его,против всевластных норм мещанского комфорта и жизненного благополучия.

  Разумеется,здесь вполне реальная опасность. Опасность эстетизации, превращения дерзостныхвызовов общественному мнению в комфортный элемент этого же общественногомнения, когда подобные “вызовы” становились привычными для буржуазных нравов ивоззрений. История русского декаданса, когда лет через десять-пятнадцать послевозникновения явно обнаружилась и его творческая бесперспективность и то, чтоон в высшей степени устраивает то самое общество, субъективным протестом противкоторого он был в определенной степени рожден, четко это подтверждает. Правда,понимания этого у юноши Брюсова еще, естественно, не было.   

  Естьеще одна характерная грань в юношеских стихах Брюсова. Составляя уже зрелымпоэтом свой сборник “Юношеское”, который в свое время не увидел света, потомучто у его автора не хватило денег на издание, Брюсов открыл его быстро ставшимпопулярным “Сонетом к форме”:

Естьтонкие властительные связи

Межконтуром и запахом цветка.

Такбриллиант невидим нам, пока

Подгранями не оживет в алмазе.

 

Такобразы изменчивых фантазий,

Бегущие,как на небе облака,

Окаменев,живут потом века

Вотточенной и завершенной фразе.

  Словаоб “отточенной и завершенной фразе” стали для Брюсова своего рода credo еголитературной деятельности. Уже в юношеских стихах видно стремление к почтиматематической выверенности стихотворных строк, стремление использовать всеизвестные размеры и системы просодии. Он пытается даже, взяв в качестве образцаопыты древнеримских лириков, создавать однострочные стихотворения. Таково знаменитое“О, закрой свои бледные ноги”. В брюсовских тетрадях тех лет можно найти ещепримеры подобных стихов. Он с полной серьезностью относился к этим попыткам,оправдывая их не только историческим опытом, но и тем, что “идеалом для поэтадолжен быть один такой стих, который сказал бы душе читателя все то, что хотелсказать ему поэт...”. Брюсов пробует писать стихи в духе японского и китайскогостихосложения, активно разрабатывает новые примы версификации, пытаетсяприменить в русском стихе то новое, что вводили во Франции Бодлер, Верлен иМалларме.

  Впервых сборниках Брюсова ясно слышны отзвуки многих французских поэтов второйполовины XIX века. В них звучат демонические темы Бодлера, напевные медитацииВерлена, вызывающая раскованность Рембо. Многое было взято Брюсовым и из ихэстетических программ. Свою зависимость от французских символистов Брюсов нескрывал. Эти воздействия совмещаются с влиянием Г.Гейне, сказывающимися виронических интонациях, эмоциональности, подчеркнутом протесте против ханжества.

  Брюсовдовольно быстро почувствовал ограниченность своих первых поэтических шагов.“Нет! не читай этих вымыслов диких”,- обращается он к читательнице своей первойкниги. Потом повторяет: ”Мои прозрения были дики”. В “Me eum esse” у неговозникает тема одиночества, горькое ощущение отсутствия контакта с окружающими.

Хотяон по-прежнему провозглашает:

Яне знаю других обязательств,

Кромедейственной веры в себя,-

новсе чаще начинает говорить о невозможности человеческой духовной близости из-захарактера жизненных условий. “В безжизненном мире живу”,- замечает он в одномиз стихотворений. Эта тема безжизненного мира начинает развиваться все полнее иполнее. Его лирический герой- все чаще прохожий, одинокий путник, никому иничему не нужный человек. Слова “бродить”, “брести” становятся одними из самыхлюбимых.

  Этагорестная нота одиночества, бродяжничества, бесприютности иногда приобретаеточертания жуткие:

Мнеснилось: мертвенно-бессильный,

Почтижилец земли могильной,

Яглухо близился к концу.

Ибывший друг пришел к кровати

И,бормоча слова проклятый,

Меняударил по лицу.

  Нетничего в мире, что может поддержать человека, примирить его с жизнью, даже другна пороге могилы оказывается врагом. Кругом враги. Конечно, Брюсов еще не виделсоциальных причин распадения людских связей, источников отчуждения, но самообращение к этой теме,- и не в виде слезливых сетований надсоновскогохарактера, а как мужественное и суровое признание бесчеловечности жизненныхобстоятельств, — говорило о потенциальных возможностях его таланта.

  Первыеавторские сборники Брюсов выпускал еще будучи студентом Московскогоуниверситета. В 1899 году он заканчивает его и начинает сотрудничать в журнале“Русский архив”. Это был историко-литературный журнал, на страницах котороговпервые увидели свет многие замечательные документы отечественной истории.Четырехлетняя работа Брюсова в журнале отвечала одной из самых коренныхособенностей его творческого склада — глубокому интересу к накопленнойчеловеческой культуре. По существу, здесь началась работа Брюсова в областиистории русской литературы. Все последующие годы он не оставлялисторико-литературных занятий. Это значительная и важная часть его наследия. Снеобычайной скрупулезностью Брюсов исследовал мельчайшие детали стиля многихписателей, обстоятельства возникновения тех или иных произведений. Онвнимательно следил за специальными изданиями, посвященными истории русскойпоэзии и был их взыскательным критиком. Дарование Брюсова- историка русской иевропейской литературы, особенно поэзии, видно в его многочисленных статьях оновых и старых поэтах. Брюсов был одним из ведущих специалистов в этой области;и под конец жизни с полным основанием писал: “Сейчас я чувствую себя сведущим,как никто, в вопросах русской метрики и метрики вообще. Прекрасно знаю историюрусской поэзии, особенно XVIII век, эпоху Пушкина и современность. Я специалистпо биографии Пушкина и Тютчева и никому не уступлю в этой области”. Основыэтого знания были заложены именно в эти, студенческие и первыепослестуденческие, годы.

  Вконце 90-х годов происходят перемены в модернистических течениях в литературе.Если в начале  и середине 90-х годов модернизм обнаруживал себя отдельнымиразрозненными выступлениями ряда поэтов и публицистов, то на рубеже веков онпостепенно приобретает все более оформленный и широкий характер. В 1899 годувышел первый номер журнала “Мир искусства””. Начатый как чисто художнический,журнал позже обращается и к литературе. В 1901 году в Москве возникаетиздательство “Скорпион”, ставшее основным центром, вокруг которогосгруппировались символисты. В эти годы Брюсов знакомится ближе с К.Бальмонтом.В его окружении появляются Курсинский, Миропольский, Бахман и другие молодыелитераторы, тяготевшие к новой поэзии. Символизм постепенно вырисовывается некак вздорное учение нескольких молодых поэтов, а как определенное литературноетечение. Уже отпала необходимость публиковать статьи и стихи подмногочисленными псевдонимами, чтобы создать видимость школы. Она начала своесуществование.

Однойиз первых книг, выпущенных “Скорпионом”, стал сборник Брюсова “Третья стража”.Ставшие самыми известными и популярными стихи этой книги были объединены враздел “Любимцы веков”. Этот заголовок будет встречаться не раз в егопоследующих сборниках. Практически в каждом сборнике будет появляться разделили цикл стихотворений, посвященных истории.

  В“Третьей страже” перед нами проходят древняя Ассирия, Двуречье, Египет, Греция,Рим, европейское средневековье и Возрождение, первые века отечественнойистории, наполеоновская эпопея. Под пером поэта возникают и реальныеисторические лица, и герои мифов, безымянные персонажи разных эпох,долженствующие выразить характерные черты своего времени. Стихи Брюсованаписаны по-разному: одни — как бы от лица самих героев (“Клеопатра”, “Цирцея”),другие — от имени автора, словно бы ставшего свидетелем тех или иных событий(“Скифы”, “Данте в Венеции”), или в виде размышлений поэта о судьбе иныхцивилизаций и героев прошлого. Но все эти стихи меньше всего напоминаютреконструкцию прошлого; стремление поэта вовсе не в том, чтобы рисовать картинына исторические темы. В них ощутимо бьется пульс современности.Безумцы ипоэты наших днейВ согласном хоре смеха и презреньяВстречают голос и родныхтеней,-так начинает Брюсов свое стихотворение об одном из своих любимыхгероев — Данте.    Героев Брюсова объединяет ясность и определенностьхарактера, дерзновенность мысли, преданность избранному пути, страстностьслужения своему призванию и своему историческому назначению. Брюсова привлекаетсила ума и духа этих людей, дарующая им возможность возвыситься надсиюминутными будничными заботами и мелкими страстями, открыть неведомое,повести мир к новым рубежам. Правда, герои Брюсова всегда одиноки, ими движетрок, или личная жажда познания, или страсть к власти. Никому из них несвойственно чувство служения людям, никто не идет на самопожертвование .

  В“Третьей страже” Брюсов продолжает развивать урбанистическую тему, основыкоторой были заложены в ранних сборниках. Он любуется городом, прямо говорит:

Ялюблю большие дома

Иузкие улицы города,-

ноэто не заглушает для него режущих диссонансов, не закрывает давящей,античеловечной сути жизненных отношений, жизненного неустройства. Доминирующееощущение — одиночество, мертвенность обстановки. Город подчиняет себе человека,подавляет его, делает беззащитным и слабым. В брюсовских стихах варьируютсястроки: “В ущелье безжизненных зданий”, “Среди неподвижных зданий”. Мертвыми онназывает дома, мертвенно-бесстрастными — улицы. Его начинает преследоватьвидение мертвого города, конца света, не то чтобы бренности, а обреченностижизни. Современный мир представляется незавершенным зданием, где по шаткимстроительным лесам двигаются растерянные, не ведающие смысла этого блужданиялюди.

  Спустя3 года после появления “Третьей стражи”, в конце 1903 года, вышел следующийсборник Брюсова — “Городу и миру”(“Urbi et Orbi”). Вспоминая в “Третьей страже”свои первые выступления в печати, Брюсов писал:

Далекопервая ступень.

Пятьбеглых лет- как пять столетий.

Ещеболее далекими видятся эти годы ему сейчас. Он повторяет: ”Давно ушло начало”,и на то, “чем прежде был”, смотрит уже как бы со стороны.

  Надосказать, что в эти годы произошли серьезные перемены в самом лагересимволистов. Наряду с так называемыми “старшими” символистами (Бальмонт,Сологуб) возникли новые имена. В московских литературных кружках начал все чащепоявляться сын известного математика профессора Н.В.Бугаева, студентестественного отделения математического факультета Московского университетаБорис Бугаев (литературную известность он получил под псевдонимом АндрейБелый); в Петербурге, а потом и в Москве заговорили о молодом поэте АлександреБлоке; в среду символистов вошел племянник известного философа Вл. СоловьеваСергей Соловьев и другие. Их стали называть “младшими” символистами. Между нимии Брюсовым изначально обнаружились существенные разноречия. В обращенном к этойгруппе стихотворении ( оно так и было названо — “Младшим”) Брюсов писал:

Они Ее видят! Они Ее слышат!

 Сневестой жених в озаренном дворце!

Светильникитихое пламя колышат,

Иотсветы радостно блещут в венце.

Ая безнадежно бреду за оградой

Ислушаю говор за длинной стеной.

Голодноеморе безумствовать радо,

Кидаясьна камни, внизу, подо мной.

  Посвидетельству одного из близких знакомых Брюсова П.Перцова, стихотворение былонаписано после длительного разговора о только-только появившихся первых стихахБлока. Та, которую они видят и слышат, — это Вечная Женственность, ПрекраснаяДама, Мировая Душа. Услышать ее — значит приобщиться к некоему иррегальномусвету, который озарит душу поэта поведет ее за собой, даст возможность достичьвысшего знания и высшей гармонии, очищения души. Эти мистические упованиярационалист Брюсов разделить никак не мог. Поэтому он рисует себя за оградой,говорит о непонятном свете, о том, что напрасно ищет не небе звезду, что не всилах сорвать тяжелые запоры, чтобы проникнуть в храм, где твориться священноедейство. “Младшим” было написано в начале 1903 года, когда едва начиналасьлитературная жизнь этих писателей. Пока это еще не выявленное, не прояснившеесяпротивостояние, но сам факт внутреннего разъединения говорит о многом.

Еслиот “младших” Брюсова отделяет их мистицизм, нездешний свет, который онистремятся ощутить и увидеть, то не более близким ему, по сути дела, оказываетсяк этому времени и один из старых его сподвижников — К.Бальмонт. Нераскрытаяоппозиционность Брюсова ясно читается в послании к нему:

Будьже тучкой бесполезной,

Какон лови закат!

 

Неищи, где жаждет поле,

Нараздумья снов не трать.

Намзабота...

  Этомногозначительное “нам забота” говорит о том, что Брюсовым уже осознано отличиеего пути, его творчества от пути и творчества Бальмонта. Он еще не судит его,еще признает его право на безответственность, интуитивность, как “другу ибрату” посвящает ему сборник “Urbi et Orbi”, но уже ясно понимает, куда тотидет.

Роковыесемена эстетизма, которые изначально были заложены в символизме, давали всходы.Они вели к общественной индифферентности стиха, к погруженности в безднусубъективности, индивидуализма и мистики. Это не могло не тревожить Брюсова. Онеще не пришел к рубежу, за которым начинается размежевание с былыми союзниками,но уже близок к этому.

  Брюсовощущает себя одиноким в символистском движении. Отчасти и из этого рождаетсяего странное и неожиданное признание:

Желалбы я не быть “Валерий Брюсов”...

ПоэтВалерий Брюсов- декадент, метр едва народившегося символизма, уже стал некоймаской, существующей независимо от человека, ее носящего. Так пока глухо ислабо, преимущественно в оценке своего личного места в символизме, личныхвзаимоотношений с другими его сторонниками и адептами, начинает зретьвнутренний кризис в этом движении. И первым ощутил это Брюсов.

  Средиписателей-символистов книга Брюсова “Urbi et Orbi ”получила восторженнуюоценку. Правда, преимущественно это были эмоциональные восклицания, рожденныенепосредственным впечатлением. Но наиболее чуткие уловили ту особенностьсборника, которая выводила его из рамок обычных норм “нового искусства”.Особенно остро почувствовал это Блок. Рецензируя сборник, он писал:”Рассуждение о совершенстве формы и т.п. — представляется нам по отношению кданной книге общим местом. Едва ли кто решится упрекнуть Брюсова с этойстороны… Анатомируя книгу с другой точки зрения содержания..., мы могли быуказать на самый общий принцип -”волю к жизни”, о котором ясно говоритвступление”. Заключая свои заметки, Блок делал следующий вывод: “Книга “Urbi etOrbi”, превзошедшая во всех отношениях предыдущие сборники стихов Брюсова,представляет собой важный и знаменательный литературный факт. Беспочвенноедекадентство осталось далеко позади, и путь к нему окончательно загражден..”.

“Воляк жизни”, что Блок выделил как главное в сборнике, действительно, необычайноощутима:

Здравствуй,тяжкая работа,

Плуг,лопата и кирка!

Освежаюткапли пота,

Ноетсладостно рука!

Счастьеработы, сладостное чувство удовлетворения свершенным, желание идти дальше — всеэто ясно сочетается в стихотворениях “Работа”, “Блудный сын” и многих других.Тяжким повседневным трудом представляется Брюсову и само поэтическоетворчество. Именно здесь появляются поставленные эпиграфом к реферату строки,где муза была уподоблена волу.

Примечательнои то внимание, которое Брюсов уделяет “мгновениям жизни”. Целый раздел в книгеон называет “Картины”. Это стихи о рассветных часах в городе, о впечатлении отслучайно встреченной женщины, о скачках и т.п.

  Случайныймимолетный разговор прохожего с рабочим, возводящим стену, явился сюжетнойосновой для знаменитого стихотворения “Каменщик”. За скупыми резкими словами:

-Эй,берегись! под лесами не балуй...

Знаемвсе сами, молчи!-

обращеннымик прохожему, пытающемуся просвещать рабочего, встает образ уже не простоугнетенного и подавленного народа, а народа, набирающего силу, готовогоподняться на борьбу со своими врагами.

  Этобыло явное осознание классового противостояния в современном обществе,приближение к пониманию тех общественных коллизий, которые проявились вграндиозном размахе революции 1905 года.

  Конечно,Брюсову было далеко до понимания сути надвигающейся революции, ее причин идвижущих сил, но его чуткий и все более обостряющийся социальный слух позволялему улавливать гул готовящихся событий, его зрение позволяло ему видеть зарницыблизящейся общенародной грозы. Его она не пугала, не вызывала желания спрятаться,переждать, отсидеться где-нибудь в тиши и покое. Он принимал и признавал еслине закономерность, то общественную оправданность того взрыва, к которомублизилась страна.

  Вконце 1905 года, в разгар вооруженного восстания в Москве, на прилавках книжныхмагазинов появилась очередная книга стихов Брюсова “Stephanos” (“Венок”).

Изножен вырван он и блещет вам в глаза,

Каки в былые дни, отточенный и острый.

Поэтвсегда с людьми, когда шумит гроза,

Ипесня с бурей вечно сестры.

Этимистроками начато стихотворение “Кинжал”, открывающее в сборнике раздел“Современность”. Ясная четкая гражданственность видна в характеристике, которуюпоэт дает существующему строю жизни, в настойчивых утверждениях своейпричастности к происходящему. Брюсов повторил заглавие знаменитыхлермонтовского и пушкинского стихотворений и еще более подчеркнул эту связь,взяв эпиграф из лермонтовского “Поэта”, в котором несколько поколений русскихчитателей видели одну из вершин русской гражданской поэзии. Такой подчеркнутыйвозврат к данной традиции после всех декадентских речений о “новых шагах” и“разрыве связей” был наполнен большим общественным смыслом.

  Здесьв полной мере сказалось воздействие, которое оказало на Брюсова развитиеобщественно-политической ситуации в России. Если начало и первые месяцырусско-японской войны он встретил обычными для либеральной печати стихами,отмеченными псевдопатриотическими нотами, если, обращаясь к борцам противцаризма, он восклицал: ”Теперь не время буйным спорам”,- призывая на времяоставить внутреннюю борьбу, то Цусима, унизительные итоги войны и -главное-стремительный рост революционного движения помогли Брюсову осознать смыслпроисходящих событий.

ХотяБрюсов имел возможность близко наблюдать многие революционные события в Москве,но не видел и не знал многого.

  Вего стихах, посвященных революции, напрасно искать отражения конкретных событий, реальных случаев, образы восставшего народа. Революция предстает вграндиозных, но отвлеченных картинах. И причина здесь была не только в склонностиБрюсова к приподнятому, несколько экзальтированному, декламационному письму.Дело было в самом понимании революции.

  Онапредставлялась Брюсову взрывом стихийных сил, природным катаклизмом. В“Грядущих гуннах” — наиболее развернуто и полно раскрывающих его отношение креволюции и понимание ее смысла, своего рода его личном манифесте- эта силареволюции рисуется в виде некоего неопределенного вала. Откуда он возникает,кто его составляет — неизвестно. Кажется даже, что эти естественные вопросыперед поэтом не встают. И в тоже время этот вал, движущийся “по еще не открытымПамирам”, не вызывает в нем ни страха, ни ненависти. Он признает егозакономерность и законность. Смести, сломать, разрушить, уничтожить — вотглавный смысл революции, каким он виделся Брюсову. Что будет дальше, какойконкретный мир возникнет на развалинах прошлого, как он будет реально построен- все это представлялось Брюсову в весьма абстрактном виде.

  Внаибольшей степени сбивчивость и противоречивость взглядов Брюсова этогопериода выявилась в его литературно-критических суждениях, в его размышлениях озадачах и целях искусства. С 1904 года начал выходить журнал “Весы” — основнойорган русского символизма. Реальным главой этого издания на ряд лет становитсяБрюсов. В первом номере журнала появилась статья Брюсова “Ключи тайн”,воспринятая как манифест символизма, которую многие годы, когда сам автор ужеотошел от этих идей, адепты и эпигоны символизма любили приводить в обоснованиесвоих взглядов. “Искусство начинается в тот миг, -писал Брюсов,- когда художникпытается уяснить самому себе свои темные, тайные чувствования. Где нет этогоуяснения, нет художественного творчества… Искусство только там, гдедерзновенье за грань, где прорывание за пределы познаваемого”. Правда, самБрюсов был далек от тех крайних выводов, которые делали из этих его положенийиные символисты. Для него было главным показать отличие науки от искусства,выявить и Объяснить присущие искусству специфические формы и способы познаниядействительности.

  Исильные и слабые стороны взглядов Брюсова сказались на позиции, которую онзанимал в литературной борьбе тех лет, на его положении в символистическомлагере. По мере развития и укрепления мистических тенденций во взглядах такихего соратников, как А.Белый, С.Соловьев, Брюсов в среде сторонников “новогоискусства” ощущал себя все более обособленным и одиноким. Брюсов, правда,продолжает оставаться практическим руководителем “Весов”, где тот же Белыйразвивает свои взгляды. Брюсов по-прежнему играет главенствующую роль виздательстве “Скорпион”, где также появляются книги, в которых проповедуетсястоль несозвучные ему идеи и взгляды. Полемика Брюсова с “младшими”символистами еще редко обнаруживается публично. Но все чаще произведения“нового искусства” вызывают у Брюсова открытое неприятие. В выступленияхБрюсова все чаще начинает звучать едкая ирония по поводу все более широкогокруга декадентских явлений, обнажается их хилое нутро, отсутствиесамостоятельной мысли самостоятельной мысли, подражательность, перепевы взятыхнапрокат из модных журналов банальностей модернистского толка, позерство,дешевая игра в модернизм — все то, что пышно расцвело во второй половинедевяностых годов.

  В1908-1909 годах Брюсов выпустил трехтомное собрание своих стихов “Пути иперепутья”, объединив в нем предшествующие сборники.  Последний, третий томсоставил новый сборник “Все напевы”. Это было неслучайное издание. Этимизданием Брюсов как бы подводил итог и открывал новый этап в своем творчестве.“Третий том  я считаю последним томом “Путей и перепутий”, -писал он впредисловии.- Эти “пути” пройдены мною до конца, и менее всего склонен яповторять самого себя. Я уверен, что в поэзии, и не только русской поэзии, естьеще бесконечное число задач, никем не решенных, тем, почти не затронутых, исредств, совершенно не использованных”.

  Этопереходный характер ясно ощутим во “Всех напевах”. По преимуществу это развитиеи как бы завершение тех тем, которые поднимались в его поэзии на протяжениипредшествующего десятилетия.

  Новыйэтап поэтического пути Брюсова после распада символистской группы отмечен тремясборниками: “Зеркало теней” (1912), “Семь цветов радуги”(1916) и “ ДевятаяКамена” (1917, при жизни автора издан не был). Самым значительным ихудожественно совершенным из них был первый — “Зеркало теней”. Читателя,привыкшего по прежним книгам Брюсова к несколько приподнятой, ораторскиполнозвучной речи, поражало здесь необычное прежде спокойствие, какая-тозадумчивость, пристальное внимание к детали. Психологическая напряженность,драматизм, даже трагичность некоторых (особенно любовных) стихов этой книги неоставляет ощущения экзальтированности, искусственной взвинченности.

Ивновь, и вновь твой дух таинственный

Вглухой ночи, в ночи пустой

Велитк твоей мечте единственной

Прильнутьи пить напиток твой.

 

Вновьпричастись души неистовой,

Ияд, и боль, и сладость пей,

Итихо книгу перелистывай,

Впиваясьв зеркало теней...

Такотозвался этот сборник в душе А.Блока.

  Знаменательнов этом сборнике обращение Брюсова к теме родины. Она звучит и в пейзажныхстихах, и в прямых публицистических обращениях, в его подчеркнуто торжественном“Родном языке”. Здесь исток того важнейшего положения, которое, видимо,несколько позже с такой четкой определенностью было сформулировано поэтом:“Пусть спорят с тобой другие, поэт всегда связан с народом. Ему нет жизни вненарода. Он жив, пока жив народ и им созданный живой язык. Поэт! повинуйсянароду, ибо без него ты только музейная редкость”.

  Вместес тем, даже в этом сборнике — одном из лучших в поэтическом наследии Брюсова — заметна и определенная скованность, заданность отдельных строф и поворотовпоэтической мысли, чрезмерная литературность. Поэт как бы разлагает мир насоставные части и пытается с равным вниманием и беспристрастием исследоватькаждую из этих частей, каждую ее грань. Он как бы стремится еще что-то понять,еще узнать, чего-то достигнуть.

  Отправившисьна фронт от одной из самых распространенных газет “Русские ведомости”, Брюсовпубликует большое число корреспонденций и статей, посвященных военным вопросам.Лжепатриотический угар быстро проходит, война все больше предстает Брюсову всвоем отвратительном обличии. У него возникают острокритические стихи (“Орелдвуглавый”, “Многое можно продать..” и др.), которые, естественно, остаютсятогда ненапечатанными. Как свидетельствует вдова писателя И.М Брюсова, в мае1915 года он “окончательно возвратился глубоко разочарованный войной, не имеяуже ни малейшего желания видеть поле сражения”.

  Отчаявшисьнайти темы реальные, волнующие, почувствовать и передать всю полноту жизни, онвсе больше погружается в бездну “творения стихов”. Он ищет особо изысканныерифмы, создает стихи самой диковинной и редкостной формы. Он создаетстарофранцузские баллады, пишет стихи, где все слова начинаются на одну букву,пытается возродить формальные приемы поэтов александрийской эпохи. Он достигаетисключительной технической изощренности. Многие современники вспоминают, как ихошеломлял импровизационный талант Брюсова, умевшего мгновенно написатьклассический сонет. В этот период он создает два “венка сонетов”. Выпускаетнесколько позже сборник “Опыты”, где стремится представить самые разнообразныеи сложные способы рифмовки и стихотворные размеры.

  Кэтим годам относится и один из самых грандиозных его поэтических замыслов — “Сны человечества”. Он возник у Брюсова еще в 1909 году, но окончательнооформился в 1913. Брюсов намеревался представить, как он сам писал, ”душучеловечества, насколько она выражалась в его лирике. Это не должны быть нипереводы, ни подражания, но ряд стихотворений, написанных в тех формах, какиесебе создали последовательно века, чтобы выразить свои заветные мечты”. Даже попервоначальным планам “Сны человечества” должны были составить не меньшечетырех томов, около трех тысяч стихотворений. Со свойственным емумаксимализмом Брюсов намеревался представить все формы, которые прошла лирика увсех народов и во все времена. Это издание должно было охватить все эпохи отпесен первобытных племен до европейского декаданса и неореализма. Этомуисполинскому замыслу не суждено было завершиться.

  Тогдаже Брюсов  выполняет одно из крупнейших и известнейших своих переводческихпредприятий — подготовку обширной антологии армянской поэзии. По советуМ.Горького, к нему в 1915 году обратились представители Московского армянскогокомитета с просьбой взять на себя организацию и редактирование сборникапереводов армянской поэзии, охватывающего более чем полуторатысячелетнюю ееисторию. В 1916 году вышел сборник “Поэзия Армении”, большая часть переводов вкотором была выполнена им. По сути дела, это было первое знакомство русскогописателя с историей армянской поэзии от народных песен до современности. РольБрюсова в пропаганде армянской культуры не ограничилась этим. Он выпустил такжеобширный труд “Летопись исторических судеб армянского народа”, был автором рядастатей, посвященных деятелям армянской культуры. Все это принесло Брюсовувысокое признание. В 1923 году ему было присвоено почетное звание народногопоэта Армении.

  Вэти годы происходит все дальнейшее сближение Брюсова с М.Горьким. Он участвуетв журнале “Летопись”, в ряде других литературно-издательских начинаний,инициатором которых был Горький. В январе 1917 года Горький писал ему: ”Мнекажется, что нам — судьба работать вместе...”. Это сотрудничество двухмастеров, их близость с особой рельефностью проявилась в период революции.Революционные события 1917 года Брюсов принял с восторгом. Сразу же послефевральской революции он активно включается в общественно-политическуюдеятельность, выступает как публицист, пишет целые цикл стихотворений. Сразу жепосле Октябрьской революции он включается в активную работу. Его общественныйтемперамент разворачивается в полную силу. Когда значительная частьинтеллигенции отшатнулась от большевиков, когда многие давние литературные соратникиБрюсова начали злобную антисоветскую кампанию в печати, а другие, даже невыступая открыто против, чурались рабоче-крестьянской власти, Брюсов сразузанял место в числе тех лучших представителей отечественной творческойинтеллигенции, кто сразу же встал на сторону победившего народа.

  Засемь послереволюционных лет Брюсов выпустил пять небольших сборников:“Последние мечты”(1920), “В такие дни”(1921), “Миг” (1922), “Дали” (1922),“Меа” (1924). Стихи, вошедшие в эти сборники, не оставляли никаких сомнений втом, что поэт принял революцию всей душой. В своих стихах Брюсов создает образнового, строящегося мира. Он видит в нем осуществление лучших идеаловчеловечества, воспевая волю и силу народа, способность противостоять любомуврагу, преодолеть разруху.

  Последниепоэтические сборники Брюсова примечательны тем, что в них появляются разделысвоеобразных стихов, которые сам автор именовал “научной поэзией”. Это быладавняя идея Брюсова, он развивал ее еще в конце 90-х годов.

  Рядомс проникновенными и глубокими стихами о революции, с тонкими лирическимистроками в его поздних стихах все же немало рассудочности и книжности.Последний период его творческого пути не отмечен столь же значительнымихудожественными достижениями, как первые годы. Больших творческих удач в этигоды он добивался, пожалуй, в другой области — в исследовательских илитературно-критических работах.

  Брюсоввнес огромный вклад в строительство новой, советской культуры. Вскоре послепереезда Советского правительства из Петрограда в Москву он пришел к наркомупросвещения А.В.Луначарскому с предложением о сотрудничестве и быстро сталодним из активнейших работников Наркомпроса, в сферу деятельности котороговходило тогда  не только собственно просвещение, но, по сути дела, всякультурная работа в стране. Брюсов  становится заведующим Библиотечным отделомэтого наркомата (раньше, еще в 1917, он начал руководить Всероссийской книжнойпалатой), в 1919 году — заместителем, а несколько позже заведующимЛитературным отделом наркомпроса. Он возглавляет журнал “Художественное слово”,его статьи, рецензии и обзоры регулярно появляются на страницах ведущеголитературно-критического журнала того времени “Печать и революция”. Одно времяпредседатель, потом почетный член Всероссийского союза поэтов, он былнеизменным участником, а во многих случаях и председателем всевозможныхлитературных вечеров, поэтических концертов, выступлений, дискуссий, диспутов,обсуждений.

  Брюсовпридавал особенное значение воспитанию молодого поколения советских писателей,видел в этом одну из самых главных своих задач. Он считал, что обучитьчеловека, не обладающего талантом, литературному мастерству нельзя, нодарование можно развить.

  Вдекабре 1923 года Брюсову исполнилось пятьдесят лет. В день юбилея, 17 декабря,в Большом театре состоялось торжественное заседание. Событие по тем временамнеобычайное, показывавшее то внимание и уважение, которое отдавало молодоесоветское правительство маститому поэту. Доклад на юбилейных торжествах сделалЛуначарский.

Брюсовбыл полон новых замыслов. В его архиве, среди его бумаг сохранилось немалопроектов — и творческого, и литературно-издательского, и организационногохарактера. Но реализовать их ему было не суждено. Меньше чем через год послетого, как торжественно отмечался его полувековой юбилей, 9 октября 1924 года онумер.

еще рефераты
Еще работы по биографии