Реферат: Мережковский Дмитрий Сергеевич
Мережковский Дмитрий Сергеевич — известный поэт, романист, критик и публицист. Родился в 1866 г. Отец его занимал видное место в дворцовом ведомстве. Окончил курс на историко-филологическом факультете Петербургского университета. Женат на известной поэтессе-модернистке З.Н. Гиппиус(XIII, 577).
С 15 лет помещал стихи в разных изданиях. Первый сборник его стихотворений появился в 1888 г. Очень много Мережковский, вначале своей деятельности, переводил с греческого и латинского; в «Вестнике Европы» (1890) напечатан ряд его переводов трагедий Эсхила, Софокла и Еврипида. Отдельно вышел прозаический перевод «Дафниса и Хлои», Лонга (1896). Переводы трагиков изящны, но, очень рано Мережковский выступает и в качестве критика: в «Северном Вестнике» конца 1880-х годов, «Русском Обозрении», «Труде» и других изданиях были напечатаны его этюды о Пушкине, Достоевском, Гончарове, Майкове, Короленко, Плинии, Кальдероне, Сервантесе, Ибсене, французских неоромантиков и пр. Часть их вошла в сборник: «Вечные Спутники» (с 1897 г. 4 изд.). В 1893 г. издана им книга «О причинах упадка современной русской литературы».
Крупнейшая из критических работ Мережковского (первоначально напечатана в органе новых литературно-художественных течений «Мир Искусства») — исследование «Толстой и Достоевский» (2 т., с 1901 г. 3 изд.). Из других критико-публицистических работ вышли отдельно: «Гоголь и Черт» (с 1906 г. 2 изд.), «М.Ю. Лермонтов, поэт сверхчеловечества» (1909 и 1911), книжка «Две тайны русской поэзии. Тютчев и Некрасов» (1915) и брошюра «Завет Белинского» (1915). В «Северном Вестнике» 1895 г. Мережковский дебютировал на поприще исторического романа «Отверженным», составляющим первую часть трилогии «Христос и Антихрист». Вторая часть — «Воскресшие боги. Леонардо да Винчи» — появилась в 1902 г., третья — «Антихрист. Петр и Алексей» — в 1905 г. В 1913 г. издан отдельно (печатался в «Русской Мысли») 2-томный роман «Александр I».
В начале 1900-х годов Мережковский, изжив полосу ницшеанства, становится одним из главарей, так называемого «богоискательства» и «неохристианства», и вместе с З. Гиппиус, Розановым, Минским, Философовыми др. основывает «религиозно-философские собрания» и орган их — «Новый Путь». В связи с этим перестроем миросозерцания, получившим яркое выражение и в исследовании «Толстой и Достоевский», Мережковский пишет ряд отдельных статей по религиозным вопросам. С середины 1900-х годов Мережковский написал множество публицистических фельетонов в «Речи» и др. газетах, а в последние годы состоит постоянным сотрудником «Русского Слова». Религиозные и публицистические статьи Мережковского собраны в книгах: «Грядущий Хам» (1906), «В тихом омуте» (1908), «Не мир, но меч» (1908), «Больная Россия» (1910), «Было и будет. Дневник» (1915). В Париже Мережковский, совместно с З. Гиппиус и Д. В. Философовым, напечатал книгу «Le Tsar et la Revolution» (1907). В сотрудничестве с ними же написана драма из жизни революционеров: «Маков цвет» (1908). Драма Мережковского «Павел I» (1908) вызвала судебное преследование, но суд оправдал автора, и книга была освобождена от ареста.
Первое собрание сочинений Мережковского издано товариществом М.О. Вольф(1911 — 13) в 17 т., второе — Д. И. Сытиным в 1914 г. в 24 т. (с библиографическим указателем, составленным О. Я. Лариным). Романы Мережковского и книга о Толстоми Достоевском переведены на многие языки и создали ему громкую известность в Западной Европе. — Отличительные черты разнообразной деятельности Мережковского — преобладание головной надуманности над непосредственным чувством. Обладая обширным литературным образованием и усердно следя за европейским литературным движением, Мережковский почти всегда вдохновляется настроениями книжными. Менее всего Мережковский интересен как поэт. Стих его изящен, но образности и одушевления в нем мало, и, в общем, его поэзия не согревает читателя. Он часто впадает в ходульность и напыщенность. По содержанию своей поэзии Мережковский сначала всего теснее примыкал к Надсону. Не будучи «гражданским» поэтом в тесном смысле слова, он охотно разрабатывал такие мотивы, как верховное значение любви к ближнему («Сакья-Муни»), прославлял готовность страдать за убеждения («Аввакум») и т. п. На одно из произведений первого периода деятельности Мережковского — поэму «Вера» — выпал самый крупный успех его как поэта; живые картины духовной жизни молодежи начала 1880-х годов заканчивается призывом к работе на благо общества. С конца 1880-х годов Мережковского захватывает волна символизма и ницшеанства. Мистицизма или хотя бы романтизма в ясном до сухости писательском темпераменте Мережковского совершенно нет, почему и «символы» его переходят в ложный пафос и мертвую аллегорию.
Широко задумана «трилогия» Мережковского, долженствующая изобразить борьбу Христа и Антихриста во всемирной истории. Крайняя искусственность замысла, мало заметная в первом романе, ярко выступила на вид, когда трилогия была закончена. Если еще можно было усмотреть борьбу Христа с Антихристом в лице Юлиана отступника, то уже чисто внешний характер носит это сопоставление в применении к эпохе Ренессанса, когда с возрождением античного искусства якобы «воскресли боги» древности. В третьей части трилогии сопоставление держится исключительно на том, что раскольники усмотрели Антихриста в Петре. Самый замысел сопоставления Христа и Антихриста не выдерживает критики; с понятием о Христе связано нечто бесконечно-великое и вечное, с понятием об Антихристе — исключительно суеверие. То же самое можно сказать и о другом лейтмотиве трилогии — заимствованной у Ницше мысли, что психология переходных эпох содействует нарождению сильных характеров, приближающихся к типу «сверх-человека»: представление о «переходных» эпохах противоречит идее непрерывности всемирной истории и постепенности исторической эволюции. Особенно очевидна искусственность этой идеи в применении к Петру; в исторической науке прочно установился взгляд, что Петровская реформа была лишь эффектным завершением задолго до того начавшегося усвоения европейской культуры.
В чисто художественном отношении выше других первый роман. В нем много предвзятости, психология Юлиана-Отступника полна крупнейших противоречий, но отдельные подробности разработаны порой превосходно. Предприняв поездку в Грецию, тщательно ознакомившись с древней и новой литературой о Юлиане, автор проникся духом эллинизма и сумел передать не только внешний быт античности, но и самую ее сущность. В «Воскресших богах» Мережковский с особенным увлечением отдался той стороне ницшеанства, которая заменяет мораль преклонением перед силой и ставит искусство «по ту сторону добра и зла». Мережковский на всем протяжении романа подчеркивает полное нравственное безразличие великого художника, вносящего одно и то же воодушевление и в постройку храма, и в план особого типа домов терпимости, в придумывание разных полезных изобретений, и в устройство «уха тирана Дионисия», с помощью которого сыщики незаметно могут подслушивать. Вторая часть трилогии, как и третья — не вполне художественные произведения; не меньше половины занимают выписки из подлинных документов, дневников и т. п. Еще меньше можно причислить оба романа к подлинной истории. Благодаря, однако, хотя и тенденциозной, но яркой мысли, подкрепленной колоритными цитатами, «Воскрешение Боги» — одна из интереснейших книг по Ренессансу; это признано даже в богатой западноевропейской литературе. В третьей части трилогии Петр «Великий» в значительной степени меркнет, и на первый план выступает Петрболее «Грозный», чем «Грозный» царь Иван. Перед нами проходят картины дикого распутства, безобразнейшего пьянства, грубейшего сквернословия и во всей этой азиатчине главную роль играет великий насадитель «европеизма». Мережковский сконцентрировал в одном фокусе все зверское в Петре. Новую серию исторических тем Мережковский начал драмой «Павел I» и большим романом «Александр I». Личность Павлаи трагедия его смерти освещены автором самостоятельно, без принижения личности императора. Александровская эпоха разработана довольно поверхностно, а декабристское движение — даже легкомысленно. Стремясь отыскать в декабристах «человеческое, слишком человеческое», автор затушевал в них то несомненно-геройское, которое в них было.
В критических работах своих Мережковский отстаивает те же принципы, которых держится в творческой деятельности. В первых его статьях, например, о Короленке, еще чувствуется струя народничества начала 80-х годов, почти исчезающая в книжке «О причинах упадка современной литературы», а в позднейших статьях, уступающая место не только равнодушию к прежним идеалам, но даже какому-то вызывающему презрению к ним. В 1890-х годах мораль ницшевских «сверх-человеков» так увлекает Мережковского, что он готов отнести стремление к нравственному идеалу к числу мещанских условностей и шаблонов. В книжке «О причинах упадка современной русской литературы» не мало метких характеристик, но общая тенденция неясна; автор еще не решался вполне определенно поставить скрытый тезис своего этюда — целебную силу и утилитарной школы русской критики, но собственные его статьи очень тенденциозны. Так, поглощенный подготовительными работами для второго романа трилогии, он в блестящем, но крайне парадоксальном этюде о Пушкине находил в самом национальном русском поэте «флорентинское» настроение.
В период увлечения религиозными проблемами Мережковский подходил к разбираемым произведениям по преимуществу с богословской точки зрения. Эта специальная точка зрения не помешала, однако, исследованию Мережковского о Толстом и Достоевском стать одним из самых оригинальных явлений русской критики. Сам художник, Мережковский тонко анализирует сущность художественной манеры Толстого, которого характеризует как ясновидца плоти, в противоположность ясновидцу духа — Достоевскому. Замечательно владея искусством перемешивать собственное изложение искусно подобранными цитатами, Мережковский сделал из своего исследования одну из увлекательнейших русских книг. Как в исследовании о Толстом и Достоевском, так и в других статьях попытки Мережковского обосновать новое религиозное миросозерцание сводятся к следующему. Мережковский исходит из старой теории дуализма. Человек состоит из духа и плоти. Язычество «утверждало плоть в ущерб духу», и в этом причина того, что оно рухнуло. Христианство церковное выдвинуло аскетический идеал «духа в ущерб плоти». В действительности же Христос «утверждает равноценность, равносвятость Духа и Плоти» и «Церковь грядущая есть церковь Плоти Святой и Духа Святого». Рядом с «историческим» и уже «пришедшим» христианством должна наступить очередь и для «апокалиптического Христа». В человечестве теперь обозначилось стремление к этому «второму Христу». Официальное, «историческое» христианство Мережковского называет «позитивным», т. е. успокоившимся, остывшим. Оно воздвигло перед человечеством прочную «стену» определенных, окаменевших истин и верований; оно не дает простора фантазии и живому чувству. В частности «историческое» христианство, преклоняющееся перед аскетическим идеалом, подвергло особенному гонению плотскую любовь. Для «апокалиптических» чаяний Мережковского вопрос пола есть по преимуществу «наш новый вопрос»; он говорит не только о «Святой Плоти», но и о «святом сладострастии». Этот довольно неожиданный переход от религиозных чаяний к сладострастию смущает и самого Мережковского. В ответ на обвинения духовных критиков он готов признать, что в его отношении к «историческому христианству» есть «опасность ереси, которую можно назвать, в противоположность аскетизму, ересью астартизма, т. е. кощунственного смешения и осквернения духа плотью».
Несравненно ценнее другая сторона религиозных исканий Мережковского. Второй из его «двух главных вопросов, двух сомнений» — «более действенный, чем созерцательный вопрос о бессознательном подчинении исторического христианства языческому Imperium Romanum»: об отношении церкви к государству. Став в начале 1900-х годов в главе «религиозно-философских» собраний, Мережковский подверг резкой критике всю нашу церковную систему, с ее полицейскими приемами насаждения благочестия. Эта критика, исходящая от кружка людей, заявлявших, что они не атеисты и не позитивисты, а искатели религии, в свое время произвела сильное впечатление. Как публицист, Мережковский слишком неустойчив в своих симпатиях и антипатиях, чтобы иметь серьезное влияние. Он выступал и как апологет самодержавия, и как защитник идей диаметрально-противоположных. Не всегда устойчив Мережковский и как практический деятель; в 1912 г. произвело очень неблагоприятное впечатление обнародование его странно-ласковой переписки с А.С. Сувориным.
Умер 9 декабря 1941 г. в Париже.