Реферат: Фредерик Шопен

Детство и юные годы

ФридерикШопен родился близ Варшавы в имении Желязова Воля. Оспариваются три даты егорождения. Официальная метрика, обнаруженная в Броховском приходском костеле,говорит о том же, что и письма и семейные предания. До сих пор мы не знаем, былли то солнечный день 1 марта 1810 года, или пасмурный день 1 марта 1809 года,или, наконец, 22 февраля 1810 года.

Отецкомпозитора — Николай Шопен — француз, сын лотарингского крестьянина, еще вмолодые годы переселился в Польшу. Трудно сказать, что заставило его покинутьФранцию, но в Польше он нашел новую родину и принимал горячее участие в еесудьбе. Николай Шопен вместе с польскими патриотами принимал участие в борьбеза независимость Польши. После разгрома восстания Костюшки и окончательногораздела Польши (1795) Николай Шопен, капитан армии Костюшки, несмотря нашаткость своего положения решил остаться в Польше. Человек широкого умственногокругозора и образования, он занялся педагогической деятельностью и вскорезавоевал репутацию одного из лучших педагогов Варшавы. В 1802 году НиколайШопен, приглашенный в качестве воспитателя к детям графа Скарбека, поселился вимении Скарбеков Желязова Воля. В 1806 году состоялся брак с дальнейродственницей Скарбеков Юстиной Кжижановской. По сохранившимся свидетельствам,мать композитора была чрезвычайно музыкальна, хорошо играла на фортепиано,обладала красивым голосом. Своей матери Фридерик обязан первыми музыкальнымивпечатлениями, привитой с младенческих лет любовью к народным мелодиям.

Осенью1810 года, спустя некоторое время после рождения сына, Николай Шопенпереселился в Варшаву. В Варшавском лицее он благодаря счастливому стечениюобстоятельств (то есть благодаря протекции Скарбеков, у которых он былгувернером, и «благодаря» смерти преподавателя Варшавского лицея пана Маэ)получил место преподавателя французского языка и содержал пансион длявоспитанников лицея.

Интеллигентностьи чуткость родителей спаяли всех членов семьи любовью и благотворно сказывалисьна развитии одаренных детей. Кроме Фридерика в семействе Шопенов было еще трисестры: старшая — Людвика (в замужестве Енджеевич), бывшая его особенно близкими преданным другом, и младшие — Изабелла и Эмилия. Сестры обладали разностороннимиспособностями, а рано умершая Эмилия — выдающимся литературным талантом. Особымвниманием и заботой был окружен маленьким Шопен с его необыкновенныммузыкальным дарованием. Подобно Моцарту, он поражал окружающих музыкальной«одержимостью», неиссякаемой фантазией в импровизациях, прирожденным пианизмом.Его восприимчивость и музыкальная впечатлительность проявлялись бурно инеобычно. Он мог плакать, слушая музыку, вскакивать ночью, чтобы подобрать нафортепиано запомнившуюся мелодию или аккорд.

Кшестилетнему или семилетнему возрасту относят начало систематических занятийФридерика на фортепиано. Первым и единственным его учителем фортепианной игрыбыл Войцех Живный (1756 — 1842), чех по происхождению. Живный едва ли былпервоклассным педагогом, но каким он был музыкантом, можно судить по тому, чтоименно он воспитал в Шопене любовь к И.С. Баху и В.А. Моцарту. Будучи ужезрелым художником и концертирующим пианистом, Шопен не расставался спартитурами Моцарта, а однажды на вопрос, как он готовится к выступлениям,ответил: «Я обыкновенно запираюсь на две недели и играю Баха — это мояподготовка».

Фридерикубыло 12 лет, когда Живный сам отказался от дальнейших занятий, рассудив, чтобольше ничего не может дать своему ученику. Почти одновременно с началом серьезногомузыкального обучения появляются и первые сочинения. Полонез g-moll былопубликован, когда его автору едва исполнилось 7 лет, а вскоре в феврале 1818года состоялось публичное выступление маленького Шопена.  Варшавская прессавосторженно отметила это событие: «Композитор этого польского танца, ребеноквосьми лет… это настоящий музыкальный гений. Он не только совершенно свободнои с большим вкусом исполняет самые трудные пьесы на фортепиано, но он икомпозитор нескольких танцев и вариаций, которые изумляют знатоков музыки,учитывающих детский возраст автора». Первое открытое выступление положилоначало дальнейшим артистическим успехам Шопена в Варшаве.

Влицей Шопен поступил в 1823 году сразу в четвертый класс. Учился старательно исерьезно, из всех предметов отдавал предпочтение истории и польской литературе,удостаивался наград при переходе из класса в класс, однако  Фридерик оставалсясовершенно равнодушным к тем наукам, которые в будущем смогли бы обеспечить емукарьеру и высокое общественное положение.

КаникулыФридерик часто проводил в имениях близких друзей в коренных районах Польши, вШафарне и Оброве. Там проникал он к источникам народного музыкальноготворчества, часами наблюдая деревенские гулянья с танцами и песнями, напряженновслушиваясь в своеобразное звучание деревенского оркестра, лихо играющеговсевозможные оберки, мазуры, деревенские полонезы. Шопен сам признавался: «Ядолго учился чувствовать польскую народную музыку». По мнению польскогобиографа Гезика, собственные впечатления Шопена дали ему больше, чем всеучителя.

Влицейские годы проявляется многосторонняя талантливость Шопена. Он пишет стихи,сочиняет театральные пьески для домашних спектаклей; сохранившиеся рисункикрасками и меткие остроумные  карикатуры говорят о незаурядных способностях вэтой области; а его мимический талант не раз вызывал восхищение знатоковтеатра. Острый  глаз художника, чудесный беззлобный юмор помогали быстроподметить характерность черт видимого и тут же облечь его в забавнуюкарикатуру, воспроизвести в музыкальной импровизации, в актерском жесте,мимике. В годы, когда ничто не омрачало жизнь Шопена, жизнерадостностьодаренной натуры проявляла себя везде и во всем. Он неистощим в изобретениизабавных проделок, письма его полны веселых шуток и острот.

Разностороннееразвитие, тонкий ум и благородство характера, непринужденное изящество манерпридавали облику Шопена редкую привлекательность.

Когдав 1826 году Шопен поступил в Варшавскую консерваторию, внутренне, духовно онуже был подготовлен к восприятию широких явлений культуры, к их трезвой иразумной оценке. Просвещенная личность Николая Шопена, обширные связи спрогрессивными кругами польского общества привлекали в его дом многочисленныхпредставителей передовой польской интеллигенции — писателей, ученых,музыкантов, художников.

КазимирБродзиньский (1791 — 1835), поэт и исследователь польской литературы, профессорВаршавского университета, чьи лекции посещал Ф. Шопен, говорил: «Поэзия естьзеркало, в котором отражается каждая эпоха, каждый народ. Не будем эхомчужеземцев, не станем вытаптывать цветы на родной земле только потому, что наней легко разрастаются чужие».

Средиличных друзей Шопена было немало истинно талантливых людей. Близким домашнемукругу Шопена был известный композитор и педагог Юзеф Эльснер (1789 — 1854). Онпосвятил свою жизнь разносторонней музыкально — просветительской деятельности.В течение многих лет Эльснер состоял директором Национальной оперы, затемвозглавлял основанную в 1821 году Варшавскую консерваторию, несколько позжеполучившую наименование Главной школы музыки, где преподавалисьмузыкально-теоретические предметы. В Главную школу музыки Шопен поступил осенью1826 года после окончания лицея. В консерватории он занимался теоретическимипредметами и композицией под руководством Ю. Эльснера, у которого, по-видимому,брал уроки еще до поступления. Эльснер, многоопытный педагог, умный и чуткийруководитель, бережно охранял своеобразный талант юного музыканта. Осторожный ввысказываниях, скупой на похвалы Эльснер, наблюдая в течение трех лет замузыкальным развитием своего ученика со все большим энтузиазмом отмечает егоуспех и необычайный творческий рост. На исходе первого года занятий в 1827 годуон пишет в отчете: «исключительные способности». В 1829 — год окончания консерватории- «исключительное дарование, музыкальный гений».

Шопенпитал глубокое уважение и благодарность к своему учителю и признавал, чтоименно Эльснер помог ему найти свой путь. Как-то в беседе с одним венскимжурналистом он сказал: «… у Живного и Эльснера даже величайший осел выучилсябы».

Сокончанием консерватории Шопен вступает в новую полосу артистической итворческой деятельности. О нем начинают уже судить не только как о выдающемсяпианисте и импровизаторе, но и как об авторе интересных и оригинальныхпроизведений.

Известно,что Шопен очень рано начал писать. Ряд ранних пьес был опубликован после егосмерти; многие он переделывал и исправлял будучи уже в Париже, некоторые, болеепоздние, печатались раньше, чем написанные до них — все это до известнойстепени отразилось на хронологическом списке. Но для рассматриваемого этапасущественно, что в полудетских сочинениях, еще с робостью нащупывая свой путь,Шопен интуитивно тянется к жанрам, тематике, образам, чьи корни уходят внациональное искусство.

Следуяиздавна сложившейся национальной традиции, представленной Огиньским,Курпиньским, Стефани, Шопен пишет свои полонезы и мазурки. Еще не окончивконсерваторию, он достигает той степени зрелости, которая позволяетпроницательным людям приветствовать в его лице появление нового гения. Средимногого, написанного за время  1826 по 1828 год, выделяются национальнымхарактером музыки, уверенностью письма, свежестью колорита Rondo a la Mazur op. 5,мазурка a-moll op. 68, Вариации на тему Моцарта op. 2.

Именнов рецензии на эти вариации Шуман возвестил миру появление нового гения. Всвойственной Шуману-критику своеобразной писательской манере он рисует целуюсцену, в которой собравшиеся друзья ведут оживленную беседу. «Со словами:«Шапки долой, господа, перед вами гений» Эвсебий положил перед нами какую-топьесу. Названия мы не должны были видеть… «Ну, сыграй», — сказал Флорестан.Эвсебий сел: прислонившись к оконной нише, мы слушали… Конечно, все одобрениеФлорестана, если не считать блаженной улыбки на его лице, заключалось лишь всловах, что вариации могли бы принадлежать Бетховену или Шуберту, будь онифортепианными композиторами по преимуществу». Каково же было изумлениеприсутствующих, когда они увидели на титульном листе незнакомое имя и опус 2.«Да, — продолжает Шуман, — вот снова нечто знаменательное — Шопен, я никогда неслыхал этого имени — кто бы мог он быть — во всяком случае гений...».

Внепрерывном творческом труде крепло мастерство композитора, через глубокое, вомногом еще интуитивное усвоение традиций совершался процесс и постепенногоочищения от наслоений разного рода влияний, происходили поиски своегомузыкального стиля. Его почвенные связи проявлялись преимущественно в областималых форм. К концу же 20-х годов Шопен создает ряд крупных концертныхпроизведений: Фантазию на польские темы op. 13 и Rondo a la Krakowiak, написанные в 1828 году; в 1829 — 1830годах появляются оба концерта для фортепиано с оркестром — f-moll и e-moll.

 Мазуркиop. 68 или мазурка a-moll (изданная впоследствии под op. 17 № 4) — пример поразительной тонкостихудожественного постижения духа польского народа. В крупных формах и особенно вконцертах в полной мере раскрывается чарующий пианизм и многокрасочностьшопеновского лиризма. Задушевность, горячая струя лирического чувства выраженас присущими жанру виртуозностью и артистическим блеском.

Обращениекомпозитора к эстрадно-виртуозным жанрам продиктовано было неписанными законамибольшой эстрады. Концертные программы того времени пестрели вариациями,попурри, фантазиями, парафразами. Избирая своим поприщем артистическуюдеятельность, Шопен учитывал большую потребность в такого рода сочинениях. Вэтом убеждала концертная практика Варшавы, опыт, вынесенный из заграничныхпоездок. Однако произведения Шопена, написанные на заре творческой жизни,такие, как Фантазия op. 13 или Краковяк op. 14, выделяются из общей массы виртуозных пьес оригинальностьютематического материала, его национальным своеобразием. Именно это последнееобстоятельство особенно способствовало шумному успеху выступлений Шопена вВене.

Вначале 1829 года после окончания Главной школы музыки Шопен с несколькимидрузьями выехал из Варшавы, направляясь в Вену.

Рекомендательныеписьма от Эльснера к представителям музыкального мира Вены помогли молодомупианисту войти в артистические круги города и возбудить своей игрой живейшийинтерес. По собственным словам Шопена, его принимали как виртуоза первогоранга, ставили рядом с Мошелесом, Герцем, Калькбреннером — наиболее популярнымипианистами первых десятилетий XIX века.

Побуждаемыйновыми венскими друзьями, Шопен решает объявить свой концерт. 11 августа вимператорском оперном театре состоялась музыкальная «академия», на которой онвыступил с Вариациями op. 2,импровизациями на тему из оперы французского композитора Буальдье «Белая дама»и на польскую тему «Хмель». Об этом концерте Шопен сообщает родным в Варшаву:«Когда я появился на сцене, меня встретили аплодисментами, и после исполнениякаждой вариации были такие аплодисменты, что я не слышал tutti оркестра. После окончания такаплодировали, что мне пришлось выйти второй раз и поклониться». На долюимпровизаций выпал еще больший успех. «… Хмель, — пишет Шопен, — … наэлектризовал непривычную к таким мотивам публику. Мои партерные шпионыуверяют, что на скамейках прямо подпрыгивали».

Второйконцерт, который Шопен дал через неделю, прошел с еще большим успехом. Вблагожелательной рецензии после второго концерта говорилось: «Это молодойчеловек, который идет своим путем и достигает успехов на этом пути, несмотря нато, что его приемы и манера игры, так же как и приемы письма, значительноотличаются от общепринятых форм концертантов. Отличие это заключается в том,что стремление создавать музыку заметно преобладает у него над стремлениемнравиться...».

Наобратом пути из Вены Шопен побывал в Праге и Дрездене. Окрыленныйартистическими победами, освеженный впечатлениями интересного путешествия,Шопен в начале сентября вернулся в Варшаву.

Посещениеразличных музыкальных собраний, встречи с друзьями, поездки за пределы Варшавыпроходили на фоне упорного творческого труда. Примерно за од, который отделяетпервое посещение Вены от второго и окончательного отъезда, появляется немалоновых сочинений: кроме фортепианных миниатюр завершена работа над концертом f-moll, начат изакончен концерт e-moll.

Признаниевыдающегося дарования Шопена не только на родине, но и за ее пределамиукрепляло в нем самом, в кругу его родных и близких мысль о необходимостидлительного пребывания за границей для дальнейшего совершенствования.Намечается поездка опять в Вену, оттуда в Италию, затем в Париж. В марте 1830года, перед отъездом, Шопен дал в Варшаве два публичных концерта. В отзывахединодушно отмечался национальный колорит шопеновской музыки, а в одной изрецензий была высказана пророческая мысль, что подобно тому, как немцыМоцартом, так когда-нибудь поляки будут гордиться Шопеном. Как бы суммируямнение передовой общественности, Мауриций Мохнацкий поместил в газете «Курьерпольский» статью, в которой писал: «Земля, которая призвала к жизни этогоартиста своими песнями, воздействовала на его музыкальный облик, чтосказывается иногда в его творчестве: многие звуки кажутся живым отражениемнашей родимой гармонии.

Длятого, чтобы изысканность игры и гениальность творца слить воедино с чарующейпростотой наших народных песен, столь искусно воспринятой Шопеном, нужно былообладать особым чутьем, постичь музыку наших полей и лесов, вслушиваться впесни польского крестьянина».

Ничтовнешнее, казалось бы, не задерживало Шопена в Варшаве, тем не менее из месяца вмесяц он откладывал день отъезда. Он чувствовал и понимал, что надвигалосьнечто серьезное и тревожащее. В накаленной политической атмосфере Польшиназревали важные события: оживилась деятельность польских патриотов, готовившихвосстание против царизма, одновременно усилились репрессии полицейских властей.В этой опасной обстановке Шопену трудно было оставить родину, родных, близких.Угнетенный мрачными предчувствиями, он делится ими со своим другом ТитусомВойцеховским: «… нет у меня сил назначить день [отъезда]; мне представляется,что я уезжаю, чтобы навсегда забыть о доме; мне представляется, что я уезжаю,чтобы умереть, — а как, должно быть, горько умирать на чужбине, не там, гдежил. Как ужасно мне будет видеть у смертного ложа вместо родных равнодушноговрача или слугу».

Всеже день отъезда приближался. 11 октября состоялся прощальный концерт, накотором Шопен исполнил Фантазию на польские темы и новый концерт e-moll. И толькоспустя три недели, 2 ноября Шопен решился покинуть Варшаву. Накануне, навечере, устроенном друзьями, Шопену преподнесли серебряный кубок с польской землей; его он должен был хранить в знак верности своей родине.

Вконце ноября 1830 года вместе со своим другом Титусом Войцеховским Шопенвторично приехал в Вену.

Нотеперь пребывание его в этом городе омрачает тень драматических событий,разыгравшихся в Польше. Как только весть о восстании долетела до приятелей,Войцеховский тут же собрался в обратный путь. С трудом поддался Шопен уговорамдрузей и письменным настояниям отца в Вене и служить родине своим искусством.Но мучительные колебания, тревога за участь дорогих людей не оставляли его.Свое душевное состояние он поверяет самым испытанным товарищам детства июности. Яну Матушиньскому он пишет: «Если бы не то, что отцу и без того тяжко,я бы немедленно вернулся. Я проклинаю час своего отъезда, и Ты, зная мои дела,должен согласиться, что с отъездом Титуса слишком много сразу свалилось наменя. Все эти обеды, вечера, концерты, танцы, которыми я сыт по горло, надоелимне: так мне тут тоскливо, глухо, мрачно. Я люблю все это, но не при такихжестоких обстоятельствах. Я не могу поступать, как мне хочется, а долженнаряжаться, завиваться, обуваться; в гостиных притворяюсь спокойным, авернувшись домой, бушую на фортепиано».

Кбеспокойству за судьбу близких примешивались обстоятельства, ущемлявшиенациональную гордость Шопена. Шопену не раз приходилось быть бессильнымсвидетелем оскорбительных выпадов, насмешек над своими соотечественниками.Австрийский меттерниховский режим — один из самых реакционных, и неудивительно,что официальные власти, аристократические круги, монархически настроенноезажиточное бюргерство с подозрением и опаской относилось к полякам.Неблагоприятная политическая ситуация косвенно отразилась и на собственномположении Шопена, больно его уязвила. В письме к Ю. Эльснеру он сообщает:«… мне следовало написать Вам сразу же по моем прибытии в Вену. Но я всемедлил… потому, что ждал, когда буду в состоянии сообщить вам о себе что-либоопределенное. Однако с того дня, как я узнал о событиях 29 ноября, и донастоящего времени я не испытывал ничего, кроме щемящей тревоги и тоски; иМальфатти (известный врач, любитель музыки, друг Бетховена) напрасно стараетсяменя убедить, что каждый артист — космополит. Если даже это так, то как артистя еще в колыбели, а как поляк уже начал третий десяток… я до сих пор не думалоб устройстве концерта. Потому что теперь мне во всех отношениях предстоятбольшие трудности… события в Варшаве, быть может, настолько изменили в неблагоприятнуюсторону мое положение, насколько в Париже они могли бы ему содействовать».

Шопенправильно оценивал создавшуюся обстановку. Прежняя заинтересованность молодымталантом сменилась холодной учтивостью и равнодушием. Поведение влиятельныхмузыкантов — безразличие одних, боязнь конкуренции со стороны других — неоставляло места иллюзиям. Шопену не удалось прийти к соглашению с издателями,как не удалось добиться организации своих концертов. Только в апреле 1831 годаон в числе других музыкантов принял участие в публичном концерте, а в июне тогоже года исполнил концерт e-moll на одной из музыкальных академий.

Омузыкальных вкусах венцев с обидой и нескрываемым раздражением Шопен пишет вВаршаву своему бывшему учителю: «Они здесь вальсы называют сочинениями! аШтрауса и Линнера, которые играют им для танцев, — капельмейстерами». Идобавляет: «Из этого все же не следует, что все тут так думают: напротив, почтивсе над этим смеются, но все-таки печатают только вальсы».

Шопенрешает ехать в Париж. Но не просто было поляку получить визу на въезд воФранцию. После долгих хлопот удалось добиться паспорта в Лондон «проездом черезПариж».

20июля со своим приятелем поляком Кумельским он выехал из Вены, направляясь черезМюнхен и Штутгарт в Париж.

Темвременем революционные события в Польше принимали все более катастрофическийоборот, и в начале сентября 1831 года восставшая Варшава пала под натискомрусских войск армии Паскевича.

Оразгроме польской революции и сдаче Варшавы Шопен узнал, находясь в Штутгарте.Страницы его дневника, его письма полны самого бурного и мрачного отчаяния.Боль, тревога, гнев находят выход в его творчестве, рождая произведения, вкоторых драматизм шопеновского гения впервые раскрылся во всей своей глубине.Тяжелая скорбь прелюдий a-moll, неистовая патетика прелюдии d-moll,«революционный» этюд c-moll запечатлели перелом, происшедший втворческом сознании Шопена. Мечтательная юношеская лиричность отступила передтрагизмом новых образов. Тема Родины отныне становится ведущей творческой темойШопена.

Польскаяреволюция как бы проложил некую грань между двумя большими периодами творческойбиографии Шопена. Варшава — безоблачная юность, окрыленность, радужные надежды.Париж — быстро растущие духовная зрелость, мастерство, завоевание вершин композиторскогоискусства, жизнь со всеми ее драматическими контрастами.

Крушениереволюции в Польше, последовавшие гонения и реакция навсегда отрезали Шопенупуть на родину. Осенью 1831 года он приехал в Париж, где оставался до концасвоих дней.

Период творческой зрелости

Впериод между двумя революциями 1830 и 1848 годов Париж живет в особомлихорадочном напряжении. Июльская монархия, установившая господство крупнойбуржуазии, празднует свою победу, о непрочности которой то и дело напоминаютгрозные выступления пролетариата, брожение в массах мелкой буржуазии, оппозициясо стороны демократической интеллигенции.

Властьбанкиров принесла бешеную погоню за наживой, разложение общественной морали инравов, придавала специфический характер всему строю общественной жизни. Внаступившем царстве лавочников все служило предметом торговли: честь и талант,красота и невинность. Удачная биржевая сделка или торговая спекуляция моглипревратить темного дельца и авантюриста в «уважаемого» финансиста, а продажнаяпресса — сделать модным и, следовательно, богатым ловкого виртуоза.

Ноодновременно Париж — крупнейший центр западноевропейской цивилизации икультуры. В этом «городе революции» с его возбужденным пульсом и кипениемполитических страстей, с относительной, в сравнении с большинством государствЕвропы, свободой создавалось искусство большой силы и значения. Мир литературыбыл представлен именами выдающихся писателей: Бальзака, Стендаля, Гюго, Мериме,Жорж Санд, Мюссе и многих других. В живописи выдвинулся ряд талантливыххудожников. Крупнейший из них — Эжен Делакруа — сделался другом Шопена.

Парижстановится местом паломничества свободомыслящей интеллигенции всех стран. Тудаустремляются артисты и писатели, художники и музыканты. Многие оседают надолго,некоторые обретают в Париже вторую родину и содействуют блеску парижскойкультуры. Не в меньшей мере, чем отечественным, Париж обязан своей славойиноземным художникам — Гейне и Мицкевичу, Листу и Шопену.

Большогоразмаха достигает музыкальное искусство Парижа в 30 — 40-х годах. Наряду сфранцузскими светилами оперно-театрального искусства — Обером, Галеви,симфонистом-новатором Берлиозом блистают Россини, Мейербер, Беллини, Доницетти.Бесконечна вереница прославленных оперных певцов, приезжающих на гастроли иангажированных постоянно: Паста и Рубини, Малибран, Нурри, Виардо, Лаблаш идругие. Плеяду выдающихся виртуозов-пианистов возглавляют Калькбреннер, Герц,Тальберг, Лист; ореол сенсации окружает концерты Паганини.

Нобыло и нечто снижавшее художественно-эстетическую ценность музыкальногоискусства, расцветшего в эту пору на парижской почве. Ошеломляющие эффекты ивеликолепие оперных постановок подчас лишь прикрывали пустоту самой музыки;коммерческие интересы создавали нездоровую шумиху вокруг эстрады, частопревращая ее в место состязаний виртуозов всех мастей и рангов.

Шопенубыло немногим более двадцати лет, когда он приехал в Париж. Вырванный изпатриархальной семейной обстановки, лишенный привычной дружественной среды, онсразу попал в водоворот парижской жизни. Но крепость моральных устоев,проницательность и острота ума помогли молодому музыканту разглядеть заобманчивой привлекательностью картину резких социальных противоречий. Проходитвсего два с небольшим месяца со дня приезда, и Шопен делится своими первыми впечатлениями:«Я добрался сюда довольно благополучно (но дорого) — и доволен тем, что здесьнашел; здесь первые в мире музыканты и первая в мире опера. Я знаком с Россини- Керубини, Паэром и т.д. и т.д.… Однако я ничего Тебе не написал овпечатлении, которое произвел на меня после Штутгарта и Страсбурга этот большойгород. Здесь величайшая роскошь, величайшее свинство, величайшая добродетель,величайшая порочность… крика, гама, грохота и грязи больше, чем можешь себевообразить. В этом муравейнике теряешься, и это удобно в том смысле, что никтоне интересуется тем, как кто живет». В другом письме, написанном вскоре послеэтого, трезвость суждений и оценок еще определеннее. «Сколько перемен, сколькобедствий… меня ветер загнал сюда… Париж — это все что хочешь: можешьвеселиться, скучать, смеяться, плакать, делать все, что Тебе угодно, и никто наТебя не взглянет, потому что здесь тысячи делающих то же, что и Ты, — и каждыйпо-своему. Я не знаю, есть ли где-нибудь больше пианистов, чем в Париже, не знаю,есть ли где-нибудь больше ослов и больше виртуозов, чем тут». С восторгом ивместе с нескрываемой иронией описывая в этом же письме исполнение «Севильскогоцирюльника», невообразимую роскошь постановок опер Мейербаха, Шопен замечает:«Однако Ты должен знать, что я не одурел и не намерен быть одураченным».

Шопенне проходит стороной мимо социально-политических вопросов, подвергая резкойкритике существующие порядки. В письме Войцеховскому он говорит о множествелюдей в лохмотьях, об угрожающих разговорах о «дураке Филиппе» — королеФранции, — «который еле держится еще своим министерством. Низший класс ужесовершенно разъярен — и все время думает, как изменить свое бедственноеположение...». Описывая увиденную политическую демонстрацию, он добавляет: «Тыне представляешь себе, какое впечатление произвели на меня эти грозные голосанедовольного народа… Только Гренобль пошел по следам Лиона, и, черт знает,что еще будет на свете».

Спомощью влиятельного музыканта, дирижера и композитора Ф. Паэра, к которому Шопенимел рекомендательное письмо от Мальфатти, завязались знакомства и связи сомногими знаменитостями музыкального мира, в том числе с Россини, Керубини,молодым Листом, звездой тогдашних пианистов Ф. В. Калькбреннер (1785 — 1849).Шопен был покорен манерой его игры и безукоризненной техникой. Он даже готовбыл принять предложение Калькбреннера совершенствоваться под его руководством втечение трех лет, однако предостерегающие письма от родных и Эльснера удержалиШопена.

Калькьбреннерпомог Шопену в организации первого публичного концерта и специально для этогослучая написал полонез для шести фортепиано. Концерт состоялся 26 февраля 1832года. Кроме вышеупомянутого полонеза, который «дуэтом» исполняли Шопен иКалькбреннер в сопровождении остальных четырех фортепиано, Шопен играл свойконцерт f-moll иВариации на тему Моцарта. Лист пришел в восторг от игры и произведенийпольского музыканта. Впоследствии он вспоминал о шопеновском дебюте:«… аплодисменты, возраставшие с удвоенной силой, казалось, никак не моглидостаточно выразить наш энтузиазм перед лицом этого таланта, который, наряду сосчастливыми новшествами своего искусства, открыл собою новую фазу в развитиипоэтического чувства».

Энтузиазмпублики, единодушие высоких оценок прессы привлекли всеобщее внимание к новомумолодому таланту. Дорого оплачиваемые уроки освободили Шопена от материальнойстеснительности, испытываемой на первых порах. Всегда скромный в отношении ксамому себе, он писал: «Я вошел в высшее общество, вращаюсь среди послов,князей, министров и сам не знаю, каким чудом это случилось, потому что сам ятуда не лез… мне посвящают свои сочинения люди с большим именем прежде, чем яим… ученики Консерватории, ученики Мошелеса, Герца, Калькбреннера, словом,законченные артисты, берут у меня уроки, ставят мое имя рядом с именем Фильда,- словом, если бы я был еще глупее, то думал бы, что достиг вершины своейкарьеры».

Ссамого начала артистической жизни Шопен пленял оригинальностью всего своегомузыкального облика. Виртуозно-техническая сторона его игры была безупречна,при том в шопеновском исполнительстве, как и в творчестве, не было ничегорассчитанного на внешний эффект. Это не был и «выверенный»,академически-холодный стиль, представленный Калькбреннером и его школой.Сильнейшее качество Шопена-пианиста таилось в редкой красоте звука, в тончайшейзвуковой палитре; с ее помощью он раскрывал безграничную гамму поэтическихнюансов. Шопен-исполнитель был неотделим от Шопена-композитора. И избалованныйПариж, который трудно было удивить виртуозностью, склонился перед очарованиемславянских мелодий и несравненной поэзией, которую источали звуки его музыки.По словам Листа, музыка и игра Шопена вызывали «чувство восхищения, трепета,робости, которое охватывает сердце вблизи сверхъестественных существ, вблизитех, кого не можешь разгадать, понять, обнять».

Сособым строем его вдохновенных образов сочеталось своеобразие исполнительскойманеры, несравненное шопеновское rubato.

Подобнотому, как в XVIII веке звуковая динамика — crescendo и diminuendo — сделалась новым выразительным средством, передавшим внарастаниях и спадах движение эмоций, так шопеновское rubato — эти едва уловимые внутритактовые замедления и ускорения — сделалось средством передачи сложной изменчивости настроений, характерной дляромантического искусства XIX века.

Народине друзья композитора, учитель Эльснер, родные смотрели на него как нагения, призванного раскрыть миру красоту души польского народа, через искусствовосславить его историю, пробудить участие к его трагической судьбе. Исходя изэтого, они находили, что фортепианная музыка и камерные формы творчества несоответствуют важности поставленной    цели. Только монументальное искусство,опера способны воплотить великие идеи. Еще в Вене Шопен получил письмо отизвестного польского поэта Стефана Витвицкого (1802 — 1847) с призывомнаправить внимание на создание национальной оперы. «Ты непременно должен бытьтворцом польской оперы; я глубочайше убежден, что Ты можешь им стать и что какпольский национальный композитор откроешь для своего таланта неизмеримо богатоеполе деятельности, на котором покроешь себя неувядаемой славой… Подражаниеоставь другим… будь самобытным, национальным. Может, сначала и не все поймутТебя, но упорство и продвижение на раз избранном поприще обеспечат Тебе памятьпотомков».

Втаком же роде, уже в Париже получает Шопен послание от сестры Людвики. Ссылаясьна Эльснера, Людвика внушает брату: «… Эльснер не хочет видеть Тебя толькоконцертным виртуозом, фортепианным композитором и знаменитым исполнителем, таккак это легче и менее значительно… Твое место… рядом с Россини, Моцартом…Ты должен обессмертить себя операми». Одновременно Эльснер сам высказываетШопену свою точку зрения: «Игра на каком-нибудь инструменте, даже самаясовершенная, как например, Паганини на скрипке или Калькбреннера нафортепиано… может рассматриваться в качестве средства для выражения чувств вмузыке. Слава, которой некогда пользовались Моцарт, а потом Бетховен, какпианисты, давно уже померкла, а их фортепианные сочинения… должны былиуступить современному вкусу. Зато другие их произведения, не предназначенныелишь для одного инструмента — их оперы, песни, симфонии, живут еще срединас...».

Шопенне хуже всех понимал значение миссии польского художника. Но в выборе иопределении путей творчества их позиции резко расходились. Интуиция гения иясный ум подсказывали Шопену правильность избранного для себя полядеятельности. Истинный художник редко ошибается. И уже близкое будущеедоказывало правоту Шопена. Быстро пришедшая устойчивая слава убедиласомневающихся. Из письма отца в Париж, из сообщений друзей семье Шопена вВаршаву становится известным, что Шопен не только первый пианист Парижа, но ивысоко ценимый композитор. Его ноктюрны и мазурки, уже вторично изданные в Лейпциге,распродаются в течение нескольких дней.

Серьезность,значительность содержания шопеновских сочинений получали истинную оценку чуткихмузыкантов. В 1836 году в статье о фортепианных концертах Шопена Р. Шуман,внимательно следивший за его художественной эволюцией, проницательно отметилвнутреннее родство Шопена и Бетховена, замечательно раскрылреволюционно-патриотический смысл шопеновских произведений.

Первыегоды в Париже для Шопена — время широкого знакомства и усвоения многостороннихявлений европейской музыкальной культуры. Здесь итальянская и французскиеоперы, искусство пения, представленное первоклассными итальянскими ифранцузскими певцами, высшие достижения современного пианизма, виртуознойскрипичной школы и т. д.

Большоедуховное влияние оказывало общение с выдающимися людьми эпохи — представителямиискусства, литературы. Под широким воздействием ярких встреч, сильныхвпечатлений крепнет интеллект Шопена, зреет его мастерство, возрастает глубинаи разнообразие музыкальных идей, но в центре по-прежнему стоит тема Родины.

Впервое время творческая работа заключалась преимущественно в отделке сочинений,написанных до Парижа; над завершением начатых или воплощением ранее задуманныхпроизведений. В этот период в музыке Шопена преобладали небольшие фортепианныепьесы: лирические миниатюры, танцевальные жанры; написана и издана первая серияэтюдов op. 10, некоторые прелюдии. Из произведенийкрупных форм созданы баллада g-moll и скерцо h-moll.

Середина30-х годов знаменательна рядом творчески интересных и радостных встреч,сильных, но горестных, в конечном счете, переживаний. Весной 1834 года Шопен сосвоим парижским другом, немецким пианистом и композитором Ф. Гиллером (1811 — 1885), ездил на музыкальный фестиваль в Аахен, где встретился с Мендельсоном, азатем они совершили совместное путешествие по Рейну, посетили Дюссельдорф. ВКарлсбаде (Карловы Вары) Шопен увиделся с родителями. Эта первая и единственнаявстреча на чужбине принесла обоюдную, трудно описуемую радость.

Тогдаже на обратном пути в Париж Шопен в Лейпциге впервые лично встретился сРобертом Шуманом, а в следующем 1836 году осенью вторично посетил Шумана вЛейпциге, много ему играл, знакомил с новыми сочинениями. Об  этом памятном днеШуман сообщил в «Новой музыкальной газете»: «Шопен был один день в Лейпциге. Онпривез с собой новые божественные этюды, ноктюрны, мазурки, новую балладу и др.Он играл много и незабываемо».

Ссемьей графов Водзиньских Шопена связывали еще варшавские годы. Летом 1835года, в Дрездене, куда Шопен попал, возвращаясь в Париж, он встретил графинюВодзиньскую и ее дочь Марию. Со времен варшавского знакомства Мария Водзиньскаяпревратилась в привлекательную кокетливую девушку, кружившую головы своимпоклонникам. Она не была лишена ума и способностей и в рамках светскоголюбительства занималась живописью, пела и играла на рояле, сочиняла небольшиефортепианные пьески.

Вспыхнувшеечувство к Марии глубоко захватило Шопена. По-видимому, его любовь не оставаласьбезответной, и их увлеченность вскоре перестала быть тайной для родных иокружающих. Летом 1836 года Шопен специально приехал в Дрезден, чтобы свидетьсяс Марией и сделать ей предложение. Но, когда Шопен вернулся в Париж, тон писемот  Водзиньских заметно изменился. Затем письма стали приходить все реже иреже, а к концу 1837 года Шопен сам прекратил эту переписку.

Средипричин, расстроивших желанный Шопену брак, наиболее вероятной исследователисчитают сословные предрассудки польской знати. В эпистолярном наследии Шопенанет данных, по которым можно было судить о его отношении к этому событию. Лишьнайденный после смерти композитора сверток с письмами Водзиньских и сделаннаяна нем рукой Шопена надпись «мое горе» говорит о глубине переживаний.

Перенесенныйудар, по-видимому, заставил Шопена о многом задуматься, многое пересмотреть изаново переоценить. Происходящий внутренний кризис или перелом внешне почтиникак не обнаруживался, но, несомненно, отказ от некоторых иллюзий молодости,отречение от представлений, внушенных патриархальной средой и воспитанием,создали почву, на которой мог возникнуть свободный союз Шопена с Жорж Санд.

Крупнаяфранцузская писательница Жорж Санд (1804 — 1876) была одной из передовых женщинсвоего времени. Демократически и радикально настроенная, она смело поднялаборьбу за право женщин на равенство, на свободу чувства. Не только еесочинения, но и образ жизни, поведение, манеры были сознательно идемонстративно брошенным вызовом буржуазно-аристократическому обществу. Напервых порах большая любовь Шопена к Жорж Санд вызывала в нем радостноевоодушевление, создавала яркие творческие импульсы, но с годами превратилась висточник глубоких душевных страданий, ускоривших смерть композитора.

Ихзнакомство, состоявшееся в 1836 году, и первое впечатление, произведенное ЖоржСанд на Шопена, ничем не предвещало будущей любви. «Я познакомился с большойзнаменитостью, — пишет Шопен в Варшаву родным, — госпожой Дюдеван, известнойпод именем Жорж Санд; на ее лицо несимпатично и она мне совсем не понравилась.В ней есть даже что-то отталкивающее».

Влитературных и светских салонах, собиравших цвет интеллектуально-артистическогомира, Шопен и Жорж Санд неоднократно встречались. Большой талант и ум,оригинальность всего облика известной писательницы в процессе более длительногоузнавания покорили Шопена.

Осенью1838 года Шопен и Жорж Санд с ее детьми предприняли большое путешествие наостров Майорку и поселились в главном его городе Пальме. «Я в Пальме, — пишетШопен, — среди пальм, кедров, кактусов, олив, померанцев, лимонов, алоэ,фиговых деревьев, гранатов, и т. п.… Небо, как бирюза, море, как лазурь,горы, как изумруд, воздух, как на небесах. Днем солнце, все ходит по-летнему, ижарко; ночью — гитары и пение по целым часам». Шопен упоен любовью, жизнью,природой. Но это продолжалось недолго. Его хрупкий организм, ослабленныйнепрестанным творческим горением, с трудом мог переносить неустройство,отсутствие необходимых условий. Именно с такими обстоятельствами пришлосьстолкнуться на Майорке. К этому прибавилась сильная простуда, котораяосложнилась кровохарканьем. Вынужденные покинуть Пальму, Шопен и Жорж Санд сдетьми переселились в старый и заброшенный картезианский монастырь. Егомрачно-таинственная красота болезненно будоражила воображение. В описании,сделанном самим композитором, почти зримо можно представить себе вид монастыряи обстановку тамошней жизни. «… Можешь ли Ты представить меня между скалами иморем, в огромном заброшенном монастыре картезианцев, в келье, двери которойбольше любых ворот в Париже… Келья имеет форму высокого гроба, высокие сводызапылены, — маленькое окно, под  окном померанцы, пальмы, кипарисы; против окнапод филигранной мавританской розеткой на лямках моя кровать. Возле кроватистарый, квадратный, разваливающийся intouchable[шаткий стол], за которым я еле могу писать, на нем оловянный подсвечник (здесьэто большая luxe [роскошь]) со свечкой… тишина… можнокричать… и все равно тихо. Словом, пишу Тебе из странного места».

Спереселением в удаленный от города монастырь возникло много новых трудностей,усугубляющих тяжелое душевное и физическое самочувствие Шопена. Ранней веснойпришлось спешно покинуть Майорку и направиться в обратный путь, во Францию.

Нанекоторое время Шопен и Жорж Санд остановились в Марселе, а лето провели вимении писательницы Ноане. Здесь здоровье Шопена восстановилось, и осенью 1839года они вернулись в Париж.

Невзираяна все неурядицы жизни на Майорке, в том числе и долгое отсутствие фортепиано,творческий портфель Шопена изрядно пополнился: циклом из двадцати четырехпрелюдий, второй балладой F-dur, полонезом op. 40, третьим скерцо cis-moll.

ВНоане Шопен закончил сонату b-moll и некоторые другие произведения.

Домна улице Пигаль, где поселился Шопен и Жорж Санд, притягивал к себе людей,живущих интересами искусства, литературы. Среди многочисленных посетителей этого блестящего салона — Гейне, Мицкевич, Делакруа, Бальзак, Лист, Берлиоз,Мейербер, представители польской аристократии Чарторыские, Сапега, ДельфинаПотоцкая. Но самых преданных и интимных друзей Шопен находил среди своихсоотечественников -польских интеллигентов. Таков был Ян Матушиньский, связанныйсо времен лицея узами дружбы с Шопеном. Композитор и пианист Юльян Фонтана,также эмигрировавший из Польши в 1832 году, пользовался особым доверием илюбовью Шопена. Общим другом Шопена и Жорж Санд был Войцех Гжимала.

Этотнедолгий период в жизни Шопена приносит радость семейной жизни. Отношения сЖорж Санд кажутся долговечными, любовь и дружба — крепкими и надежными. Времяпроходит в непрестанном труде, размеренно, упорядоченно. Зимой в Париже Шопендает многочисленные уроки, часы досуга и отдыха посвящает встречам с друзьями,светским визитам, театру, концертам. Летом всем семейством переезжают в Ноан, итам Шопен безраздельно отдается творчеству.

Передоткрытой аудиторией Шопен выступает мало, сторонится большой эстрады и шумнойтолпы концертного зала. Ему кажется, что его художественные замыслы не доходятдо разноликой аудитории и остаются непонятыми. Эстрадный блеск, аффектация,элементы позирования, дань которым отдавали даже такие великие артисты, какЛист или Паганини, были органически чужды утонченной натуре Шопена. Тем неменее его редкие концерты превращались в подлинное событие музыкальной жизниПарижа.

Еслидля выступлений с эстрады Шопену приходилось преодолевать внутреннее сопротивление,то в небольшом кругу он играл всегда охотно, много, особенно вдохновенно. Одиних таких музыкальных вечеров описал критик Э. Легуве: «Сев за рояль, Шопенобычно играл до изнурения… Он чувствовал и мы чувствовали, что какая-то частьего жизни утекла вместе со звуками; он не хотел остановиться, и у нас не былосил его остановить! Волнение, сжигавшее его, охватывало и всех нас»!

Годыс конца 30-х и до второй половины 40-х годов — самые плодотворные в творческойжизни композитора. Это пора наивысшего творческого цветения, время созданиясамых глубоких и значительных произведений: второй, третьей и четвертой баллад,сонат b-moll и h-moll; фантазии f-moll, лучшихполонезов, в том числе полонеза-фантазии; второго, третьего и четвертого скерцои многих других шедевров. В зрелых сочинениях Шопен полностью освобождается отнекоторого налета салонности, присутствовавшего в отдельных концертных пьесахраннего периода.

Постижениемногообразных черт других национальных культур способствовало более глубокому выявлениюнациональной сущности шопеновского гения. Его музыкальный стиль предстает вокристализованном, совершенном виде. Оперные речитативно-декламационныеэлементы так же, как и кантиленность итальянского bel canto,преломляясь через славянскую песенность, формирует индивидуальный шопеновскиймелодизм. Оперная театральность, картинность получила сложное претворение вмонументальных героико-эпических полотнах, вдохновленных польским эпосом.

Воплощаямысли и чувства своего народа, высокие идеалы времени, Шопен опирался намноговековой опыт народного искусства, на реалистические традиции классиков.Строгость и логика мысли Баха, красота и завершенность моцартовских форм,драматизм и сила симфонического развития у Бетховена всегда были для него живымпримером. В новой исторической обстановке Шопен был великим продолжателем ихдела.

Вэту, казалось, бы, наиболее счастливую пору жизнь вторгается тяжелыми длякомпозитора испытаниями. Весной 1842 года умер от туберкулеза ближайший другШопена Ян Матушиньский. Весной 1844 года скончался отец композитора. Приездлюбимой сестры Людвики несколько облегчил его горе. Людвика принесла с собойкак бы частичку родной страны, семьи, дома. С ее отъездом настроение Шопена всечаще омрачается. Тоску по родине углубляет назревающая драма отношений с ЖоржСанд. Пока она остается тайной для окружающих. Лишь изредка в письмах к родным,в отдельно брошенных фразах прорываются скрытая боль и критическое отношениеШопена, не приемлющего многое в семье Жорж Санд. Болезненность и крайняя душевнаяранимость Шопена находились в кричащем противоречии с властной натурой ЖоржСанд, к этому прибавлялись глубокие внутренние расхождения, различия внравственных и жизненных устоях.

Ужес осени 1846 года Шопен не бывает в Ноане, где Жорж Санд проводит большую частьвремени, а вскоре происходит полный и окончательный разрыв. Хрупкий организмШопена, подтачиваемый душевными страданиями, надломлен, но превозмогая себя, онпо-прежнему дает многочисленные уроки и даже начинает вновь выступать наконцертах.

Последниегоды Шопена, по собственным словам, смертельно раненного своей привязанностью,- самые печальные в его жизни. По-видимому лишь безразличие к самому себесклонило его к поездке в Англию с гибельным для здоровья климатом и образомжизни, к которому вынуждало положение прославленного концертирующего артиста.

Весной1848 года Шопен приехал в Лондон. Сразу его захлестнула сутолока светской жизнис обязательными ежедневными визитами, присутствием на званых обедах, приемах,раутах. Здесь также приходилось давать уроки и выступать в великосветскихсалонах. Пустота такой жизни — тяжелое бремя для больного Шопена. «Никак непривыкну, — пишет он, — к лондонской атмосфере, — и вся эта жизнь, с еевизитами, зваными вечерами, очень меня тяготит». «Здесь уже с неделю сквернаяпогода, и мне это совсем не на пользу. При этом что ни день приходится поздновечером выезжать в свет. У меня не хватает сил для такой жизни».

Всечаще одолевает Шопена тоска и одиночество: «… Страдаю от какой-то глупойтоски, и, несмотря на всю мою отрешенность, я не спокоен: не знаю, что с собойделать». «… Такой жизнью я сыт по горло, — а впереди, в конце всего этого яничего не вижу». Чувствуя себя смертельно больным, угнетаемый неопределенностьюматериальных дел, Шопен остается все тем же человеком обаятельного ума исердечности; даже в самый критический период своего существования емупо-прежнему не изменяют ни острая наблюдательность, ни живой мягкий юмор.Высказывания, полные горечи, перемежаются с остроумнейшими описаниями быта, нравовлюдей из высшего английского общества. Особенно высмеивает Шопен мелочныймеркантилизм и тщеславие «общества лордов, канцлеров или черт знает кого сорденскими лентами под жилетами». В большом письме к родным он роняет фразу:«Как Вы знаете, они здесь живут только именами и знатностью». В другом письмеШопен пишет: « если бы я был в настроении, то описал бы одну шотландку, 13-юкузину Марии Стюарт… Тут только и есть, что кузены и кузины знатных имен, окоторых на континенте никто и не слыхал. Весь разговор всегда генеалогический,похоже на Евангелие: тот родил этого, а этот того, и тот еще кого-то, и так двестраницы вплоть до господа Иисуса», Описывая, как с ним торговалась «стараяРотшильд», Шопен добавляет: «Так что из этого я заключаю, что здесь не слишкомщедры… Для класса буржуазии нужно нечто поражающее, на что я не способен».

Посленескольких выступлений в Лондоне по приглашению своих учениц, «милыхшотландок», Шопен направился в Шотландию. «Я здесь наслаждаюсь (физически)полнейшим покоем и прекрасными шотландскими песнями», — пишет он.

28августа состоялся его первый концерт в Манчестере, через некоторое время вГлазго, затем в начале октября в Эдинбурге, а 31 октября Шопен возвратился вЛондон. Обессиленный болезнью, но движимый патриотическим чувством, он выступилна ежегодном польском балу, устроенном 16 ноября 1848 года. Это было последнеепоявление Шопена перед публикой.

Вконце ноября Шопен вернулся в Париж. Оставшийся год жизни был медленнымугасанием. Последнюю радость Шопену доставил приезд сестры Людвики, котораянеотлучно оставалась подле него до самого конца.

Вночь с 16 на 17 октября Шопена не стало. «Даже самая стоическая античность незнала примера более прекрасной смерти...», — писал Гжимала вскоре после егокончины.

Вторжественных похоронах приняли участие лучшие артисты Парижа. Был исполненРеквием Моцарта, в котором партии соло пели Виардо и Лаблаш. Специально былоркестрован и исполнен похоронный марш Шопена, а один из видных французскихорганистов проникновенно сыграл на органе прелюдии Шопена — h-moll и e-moll. В могилуШопена высыпали горсть польской земли из кубка, преподнесенного друзьями припрощании его с  родиной.

СердцеШопена было перевезено в Варшаву и хранилось в костеле св. Креста. Во времяфашистского нашествия польские патриоты спрятали драгоценный сосуд. Послеосвобождения Польши Советской Армией в 1945 году в день годовщины смерти Шопенаего сердце было возвращено родной стране.

Шопенограничил свое творчество рамками фортепианной музыки. Для других инструментовим написано всего несколько сочинений: трио для фортепиано, скрипки ивиолончели; полонез op. 3 и дуэт для фортепиано и виолончели;соната для виолончели; соната для виолончели, ряд песен для голоса. Но впределах одного только фортепианного творчества Шопен достиг высот ихудожественной многогранности, которых другие композиторы добивались работойнад многими видами инструментальной музыки в разных областях музыкальногоискусства.

Шопеновскиебаллады и сонаты, скерцо и фантазия — подобно крупным органным творениям И. С.Баха — своеобразные симфонии, а какая-либо двухстрочная прелюдия или мазурка поглубине замысла и выраженного чувства перерастает в большую поэму, волнующуюдраму.

 Основойвыразительности музыки Шопена является мелодия. По редкому мелодическому даруШопена можно сравнить только с Моцартом и Чайковским. Шопен является одним извеличайших мелодистов мира, крупнейшим новатором, создателем оригинальныхмузыкальных жанров и форм.

ТворчествоШопена — это огромный мир необыкновенной красоты. Слушая его забываешь о том,что слушаешь всего один инструмент — фортепиано. Перед тобой открываютсябезграничные просторы, распахиваются окна в неведомые дали, полные тайн иприключений. И очень хочется, чтобы этот новый, вновь открывшийся мир, непокидал тебя уже никогда.

Список литературы

Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта  www.refcentr.ru/

еще рефераты
Еще работы по биографии