Российский оборонный заказ на следующий год будет увеличен до одного триллиона трехсот миллиардов рублей. Об этом, а также о том, какой должна быть инновационная экономика, в интервью телеканалу "Вести" рассказал заместитель председателя правительства России Сергей Иванов.
- Сергей Борисович, здравствуйте.
- Здравствуйте.
- Сергей Борисович, расскажите, пожалуйста, что такое инновационный путь развития и как должна на деле выглядеть инновационная экономика.
- Я постараюсь ответить не наукообразно. На мой взгляд, наукоемкая инновационная экономика заключается в том, что очень много продукции, производимой в стране в целом, отдельными компаниями, причем неважно, частные они или государственные. Это продукция с высокой добавленной стоимостью, с вложением большой доли интеллектуального труда в эту продукцию, продукцию, которая, без всякого сомнения, должна быть конкурентоспособной не только внутри страны или в каком-то регионе мира, а должна быть конкурентоспособной глобально. И эта продукция, которая использует научный потенциал либо страной, либо даже каким-то отдельным научным учреждением в плане создания такого продукта, который облегчает людям жизнь, делает эту жизнь более безопасной, пользуется большим спросом. И надо самокритично сказать, что доля вот такой продукции, выпускаемой в России, на сегодняшний день весьма мало – около 5,5 процента. А если из этой всей доли вычесть то, что производит военно-промышленный комплекс, то остаток будет мизерный. Просто мизерный, стыдно об этом говорить. Там меньше процента. Поэтому, понимая это и понимая, что Россия не хочет и не может вечно зависеть от конъюнктуры мировой цены на энергоносители, на полезные ископаемые, хотим сбалансировать экономику так, чтобы она меньше зависела от конъюнктуры или колебания цен на сырьевые ресурсы. При этом, сразу хочу оговориться, сама по себе добыча сырьевых ресурсов, нефти, газа, угля отнюдь не означает, что туда не может приходить инновационная экономика. Ну, переработка нефти, газохимия, создание на сырье продуктов, которые стоят гораздо дороже, при его продаже, даже на экспорт. И делает экономику менее, опять-таки, зависимой от колебаний цен на сырье.
- Кроме меньшей зависимости от добычи природных ресурсов, как еще должна измениться модель экономики? Она подразумевает больший экспорт, или она становится самодостаточной наоборот?
- Все зависит от рынка в целом и от той же конъюнктуры. Сейчас мы, как и весь мир, переживаем определенные трудности, связанные с кризисом на межбанке, фондовых рынках, и это, кстати, уже сказывается на отдельных отраслях нашей экономики. Вот в плане как раз экспорта, о чем вы спросили. У нас, в отличие от многих государств, есть большой ресурс, есть большая "подушка безопасности". Сейчас правительство активно занимается тем, чтобы этот кризис не отразился на реальном секторе нашей экономики. Но, например, если мы говорим о транспорте, то за последние две-три недели очевидно, что перевозка, например, угля или металла в порты России для последующего экспорта уже существенно сократилась, потому что заказчики перестали покупать. Мы можем это сильно сдемпфировать тем, что мы увеличим внутреннее потребление. Например, тот же металл – если мы возьмем строительство, транспорт, я имею в виду, например, мост железнодорожный, вот АТЭС у нас предстоит на острове Русском. Одно из предложений, которое сейчас активно обсуждается и, надеюсь, будет реализовано – почему мы не можем сейчас закупить огромное количество металла у наших металлургов вперед для строительства этого моста. С металлом ничего не случится и за 2-3 года. Пусть этот металл полежит, мы его купим сейчас, поддержим металлургов, а когда подойдет время для соединения конструкций моста, этот металл у нас будет под рукой. Это в качестве одного из примеров я привожу. Конечно, в России много внутреннего потребления. Вы спросили: влияет ли как экспорт, импорт на внутреннее потребление. Конечно, общая глобальная ситуация влияет. Мы живем не на Луне, и все, что происходит в мире, хотим мы того или нет, на нас сказывается. Это неизбежно, это – данность. Но мне кажется, что все-таки у России есть возможности, этот мировой глобальный финансовый кризис пройдет с куда меньшими потерями, чем у многих других государств.
- Существует у вас пакет экстренных мер, именно в вашей сфере деятельности? Что спасать в первую очередь и как спасать?
- Ну, я не говорил бы о спасении. Потому что спасать – это уже когда все валится, сыпется.
- Защищать, давайте так.
- Да. Такого еще нет. Но меры, конечно, нужны, и я здесь четко готов определить две сферы. Не потому, что они обе являются сферами моей компетенции или я курирую области направления промышленности в правительстве. Это оборонка и авиаперевозки. Потому что ситуация там достаточно тяжелая с точки зрения ситуации на межбанке. Есть случаи, готов открыто об этом сказать, когда ряд банков пытаются заставить предприятия оборонно-промышленного комплекса пересмотреть заключенные ранее кредитные соглашения в сторону повышения ставки, увеличения залога. Так работать невозможно, и здесь государство обязано вмешаться, подчеркиваю, обязано вмешаться и эти ставки регулировать. Кредитовать оборонку, по крайней мере, так называемые оборотные средства, оборотку, чтобы предприятие жило, работало дальше. Кроме этого, есть еще и такой существенный фактор: мы сейчас резко увеличили финансирование гособоронзаказа. Мы провели две итерации гособоронзаказа. Первую – к началу августа, а вторую – после известных событий в Южной Осетии – и второй раз. Так вот, гособоронзаказ на будущий год составит 1 триллион 300 миллиардов рублей, правда, включая капитальное строительство, строительство жилья, но все равно эта сумма очень большая. И только на будущий год в плане закупок вооружения и военной техники гособоронзаказ увеличится на 60 миллиардов рублей по сравнению с предложенным вариантом первой итерации. Мы должны быть уверены, что эти огромные средства предприятия не просто освоят или проедят, а создадут в срок по контракту то количество военной техники, прежде всего, кстати, авиационной, в которой нуждаются Министерство обороны и другие силовые структуры.
- И как все это сделать?
- Да, как все это сделать. Ну, прежде всего, эта проблема не возникла только что. Мы уже предвидели, слава Богу, возможность возникновения этих проблем. И примерно две недели тому назад была создана специальная рабочая группа в Министерстве финансов. Обратите внимание – не в Министерстве обороны, не в Военно-промышленной комиссии, а в Министерстве финансов. Туда вошли все заинтересованные органы власти, и они уже разработали целый пакет мер. Я не буду все их перечислять, но их смысл в стабильном кредитовании оборонки по божеским процентам, не 20-25 процентов, как сейчас, как предлагают в нынешних условиях некоторые банки. Для оборонки, я считаю, божеский процент – это 8-9 процентов с маржой банка 1-2 процента. Кроме этого, гособоронзаказ имеет свои плюсовые возможности, скажу так. Ведь когда гособоронзаказ принимается, государство имеет право стопроцентного авансирования работ под заключенный контракт. Как только контракт заключен, бюджет может на весь год вперед давать деньги. Это нормально, это разрешено, кстати, законом. Мы долго в Военно-промышленной комиссии этого добивались. Другое дело, что сами предприятия тоже, конечно, надо контролировать, чтобы эти большие деньги пошли именно на производство той техники, которая прописана в контракте, а не чего-то другого. Или перекредитование, например. Поэтому это одна из существенных мер. Что касается авиаперевозок, здесь у нас ситуация просто парадоксальная с одним только авиационным топливом. Напомню, что еще летом этого года, мы помним, нефть у нас стоила 140 долларов за баррель. При этом внутренние цены на авиационный керосин были выше, чем на Лондонской товарной бирже. Ну, тогда возмущались, негодовали, прежде всего, перевозчики. Цена на нефть пошла вниз, и на сегодняшний день достигла около 70 долларов за баррель, то есть, упала в два раза. Во всем мире цена на авиа керосин за это время, конечно, тоже существенно снизилась. Во всем мире, кроме России. В России она упала на 3-4 процента по сравнению с летней. Но извините – если нефть падает вдвое, то, наверное, авиационный керосин тоже должен стать в два раза дешевле, но этого не происходит. Поэтому президент Российской Федерации дал поручение Федеральной антимонопольной службе и правоохранительным органам. Но не только в этом дело. Во всем мире в последнее время, в том числе из-за высокой стоимости авиационного керосина, объем пассажирских перевозок мировым авиационным транспортом сокращается. У нас он в этом году вырос на 16 процентов. Цены на билеты растут, но и количество людей, летающих на самолетах, тоже растет. Причем не только чартерами за границу. Это хорошо для экономики. У нас улучшается мобильность населения. Все больше людей летают, например, на Дальний Восток и оттуда. Но парк самолетов изношен. Одна из мер, сразу хочу сказать, которую мы предлагаем, – в течение шести месяцев не взимать таможенные пошлины на иностранную авиационную технику, запчасти и, самое главное, двигатели к ним, которые ввозятся или лизингуются нашими компаниями для использования на территории Российской Федерации. Эта мера тоже позволит дать определенную кислородную подушку нашим компаниям, ну и, конечно, то же самое, как и в оборонке, кредитование оборотки. Без этого авиакомпании не выживут, потому что сейчас наступил просто маразм, на мой взгляд, когда ни одной российской авиакомпании, включая крупные, например, "Аэрофлот", топливо не дают без 100-процентной предоплаты.
- Но это вряд ли вина банков?
- Это общий кризис доверия. Наступил такой момент, когда никому на слово, на положение компании – того же "Аэрофлота" – просто не верят. Говорят: "Извините, кэш на бочку, или я тебе бочку того же авиационного керосина не поставлю".
- "Утром деньги – вечером стулья"?
- "Утом деньги – вечером стулья", совершенно верно.
- Государство сейчас выглядит в роли такого доброго папы.
- Государство, в конечном счете, всегда отвечает за все. Вот у нас возникли очередные трудности с перевозками небольшой частной компании "Интеравиа".
- Да.
- Казалось бы, частная компания, государство не имеет к этой компании никакого отношения, если бы мы действовали так, как действуют в рыночной экономике – идите в суд, уважаемые пассажиры, банкротьте эту компанию, судитесь с ними, взыскивайте огромный моральный ущерб. Я понимаю, что люди ни при чем. Они оказались заложниками ситуации. Пассажиры, которые неделями не могут улететь в Магадан из Домодедова. Но так же, как было с "Эйр Юнион", мы прекрасно понимаем, что спросят все равно с нас, поэтому вмешиваться надо нам. Вот мы и вмешались. Достали керосин, получили разрешение авиационных властей, что они еще потерпят с изыманием долгов с этой компании и разрешат пролет самолетов этой компании по маршруту Москва–Магадан.
***
- Может финансовый кризис стать для нас некоторым преимуществом, учитывая то, что стремительно сейчас меняются конкурентные условия на мировом рынке?
- Как говорят многие специалисты, и я склонен согласиться с их мнением, кризис – это всегда окно новых возможностей. Всегда. Это, возможность, например, покупки новых активов. Это, в конце концов, возможность еще раз задуматься о том, что чисто сырьевая экономика опасна сама по себе. Потому что она порождает при очень высоких ценах на нефть в некотором смысле иждивенчество, стремление жить на том, что есть в природе и больше ничего не делать, когда на тебя капает золотой дождь. И так хорошо. Зачем что-то менять? И вот в этом смысле, это касается, конечно, не только России, ведущие страны мира, индустриально развитые страны мира, страны с хорошей наукой, тот же Китай, например, наверняка предпримут какие-то меры, чтобы усилить, а не ослабить свою собственную экономику.
- А на какие отрасли вы делаете ставки прежде всего? И какие отрасли нужно использовать для того, чтобы получить более быстрый эффект, воспользоваться сегодняшней ситуацией?
- Я бы назвал те отрасли и перечислил их, которые, на мой взгляд, являются некоей основой для инновационного движения России вперед. Это такие отрасли как авиастроение, где мы традиционно сильны, по крайней мере, уж точно в создании боевой авиации. С гражданской у нас проблем гораздо большое. Но там предприняты серьезные меры и серьезные финансовые ресурсы направлены на возрождение нашего гражданского авиапрома. Это, несомненно, атомная энергетика. И вообще все, что связано с сектором атомной промышленности. Это космос. Это IT-технологии, особенно в плане программного обеспечения. Это, конечно, космос, потому что космическая деятельность, ракетостроение, это создание космических аппаратов или создание новых навигационных систем типа ГЛОНАСС. Это все инновационно. Это все имеет большой кумулятивный эффект для всей экономики. На примере ГЛОНАСС я могу это более подробно рассказать.
- Я как раз хотела попросить на примере одного из этих проектов, направлений, рассказать, какие могут быть действия?
- Да, если мы говорим о ГЛОНАСС, прежде всего, существует такая, на мой взгляд, неправильная точки зрения, что ГЛОНАСС – это нечто вроде выключателя. Включил – и все заработало. Начнем с того, что в середине 90-х годов мало кто об этом знает, у нас на орбите была полная космическая группировка, чтобы внедрить навигационную систему, тогда она, по-моему, даже и ГЛОНАСС не называлась. Но в космосе космических аппаратов у нас было достаточно. Но у нас ничего не было готово на Земле, чтобы принять этот сигнал, распространить его и ввести в повседневной обиход и нормальную экономику. То есть, дело не только в космосе. Но, тем не менее, почему государство в последние годы так серьезно взялось за проект ГЛОНАСС? Потому что он тянет за собой очень многие отрасли промышленности. Микроэлектронику – без нее на земле ГЛОНАСС функционировать не будет по определению. Картографию – в середине девяностых годов все карты Советского Союза и России были строго засекречены. Сейчас, слава Богу, этого нет. Это тянет за собой антикоррупционную составляющую в экономике. Потому что уже сейчас в ряде регионов, где губернаторы внедрили ГЛОНАСС (он частично уже у нас работает в стране, просто многие об этом не знают), так вот, те губернаторы и главы муниципалитетов, которые на муниципальный транспорт, на машины ГАИ, "скорой помощи", дорожно-строительной техники внедрили ГЛОНАСС, сразу увидели очень много. Что они увидели? Во-первых, говорю прямо, они увидели огромное количество левых рейсов. Водитель "скорой помощи" говорит по связи, что он едет к пациенту, а на самом деле диспетчер видит, что он едет не к пациенту, а на рынок. Во-вторых, мы увидели, что некоторые недобросовестные водители сливают бензин для продажи из своих собственных баков. Это видно моментально. Потому что, такие приборы уже стоят. То есть, понимаете, вот все вместе с ГЛОНАСС имеет огромный эффект с точки придания экономики большой эффективности. Мы до сих пор рассуждаем, сколько нужно в этот край поставить машин "скорой помощи" – сто или двести? Вот, когда мы видим, как они работают, рассуждать уже не надо.
- Я подумала, как с помощью той же ГЛОНАСС отследить тех же губернаторов?
- Ну, вообще-то об этом говорили в США – о том, что "большой брат" наблюдает. Ведь американская система GPS давным-давно используется и в этих целях. Она используется в благих целях, в целях безопасности человека. Я еще не упомянул и эту важную составляющую. Начиная с людей, которые долго находятся в труднодоступных регионах, геологи, например, даже грибники или охотники, если они заблудились, потерялись, их, естественно, очень легко найти. Вплоть до домашних животных.
- Те отрасли, которые вы перечислили, должны развиваться, чтобы обслуживать ГЛОНАСС? Или наоборот – ГЛОНАСС дает импульс для развития вот этих отраслей?
- И то, и другое. Это называется "тяни-толкай", если так можно выразиться. Вливая большие федеральные, бюджетные средства государства, они стимулирует создание, например, микрочипов, кристаллов, которые используются в наземной аппаратуре потребителем тех же мобильных телефонов. Например, это совершенно другой уровень микроэлектроники. С одной стороны, вот этот толчок. С другой стороны, после того, как начинает осваиваться рынок, рынок уже просит все новые и новые производства, все новые и новые продукты, чтобы развиваться дальше. Поэтому связь здесь обоюдная. И если мы говорим о ГЛОНАСС, то в конечном счете мы должны прийти к тому и придем, я в этом убежден, к созданию нового качества экономики и безопасности жизни людей. Если мы возьмем суда, например, я не говорю даже о спасении судов, если с ними что-то происходит, если оно просто стопорит ход в море, это моментально, сразу видно диспетчеру. Мы все знаем, что у нас процветает морское браконьерство. И внедрив ГЛОНАСС, а уже в сотни судов мы его внедрили, мы сталкиваемся со случаями, когда, например, капитан корабля говорит, что он стоит на ремонте в южно-корейском порту, а на самом деле мы прекрасно видим, что он добывает незаконно крабов в Охотском море. Как вы думаете, это интересно знать?
- Интересно, иногда это помогает сэкономить. Сергей Борисович, у вас есть расчет, сколько времени государство будет вливать деньги в инновации? И когда пойдет отдача?
- Конкретный срок я вам, конечно, не назову. Его никто вам не назовет. Могу сказать, что это будет еще долго. И почему я так говорю? Так получилось, мы живем в реальном мире, что частные российские компании, в отличие от западных, в инновации деньги практически не вкладывают.
- Потому что нет быстрого эффекта?
- Нет быстрого эффекта, нет быстрого внедрения. Это отчасти так. Но с другой стороны это, понимаете, даже исторический факт, я бы сказал, исторически культурный. Почему на Западе? Доля частных вложений внедрение составляет 65 процентов. А у нас от силы 2-3 процента. Но у нас еще существенный разрыв в этом смысле. Нас трудно сравнивать с западными странами. Поэтому государство будет еще достаточно долго вкладывать, но не бесконечно. И могу вам привести пример. Госкорпорация "Роснанотехнологии", которые я курирую, когда мы ее учреждали было много споров по поводу того, как эта госкорпорация будет тратить большие деньги, заложенные в ее бюджет – около 140 миллиардов рублей. Конечно, было много желающих припасть к источнику, что называется, и расходовать эту деньги на так называемые НИОКРы (научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы – Вести.Ru). Вот тратить деньги на НИОКРы мы научились в России давно и очень, очень хорошо. Мы можем десятилетиями вести научно-исследовательские, опытные конструкторские работы. Лет через пять говорить, что вот кое-что получилось, но надо продолжить, но вы должны еще увеличить финансирование. Поэтому мы договорились, что госкорпорация "Роснанотех" будет финансировать только те проекты, которые прошли и научно-техническое сито, то есть, возможно сделать тот или иной продукт, используя нанотехнологии, и имеют первичную перспективу и кто-то их будет производить. То есть, бизнес. И три таких инвестиционных проекта уже госкорпорацией одобрены. И дальше мы будем финансировать только то, что имеет рыночную, коммерческую перспективу. Иначе мы вернемся к тому, от чего стремимся уйти, – просто финансировать науку. Я не хочу сказать, что мы не должны финансировать науку. Но на это у нас есть другие отдельные программы. Например, федеральная целевая программа, национальная технологическая база, исследование в области перспективных областей научно-технического прогресса. У нас, в конце концов есть отдельные бюджетные средства для финансирования Академии наук. У нас даже по нанотехнологиям есть отдельная федеральная целевая программа – финансирование инфраструктуры нанотехнологий. Это для университета, для научных центров, где мы поставляем за бюджетный счет оборудование. Но мы через госкорпорации финансируем несколько другое – создание коммерческого продукта.
- Вы можете назвать тот продукт, который вы рассчитываете в скором времени продать и выпустить на мировой рынок?
- Ну вот один из проектов уже финансировали госкорпорация "Роснанотех" – это так называемая сферическая оптика. Это с использованием нанотехнологий создание объектива совершенно другого качества, на создание которого уходит в три-четыре раза меньше времени и сил. Качество этого объектива существенно отличается от того объектива, которым мы пользуемся сейчас, будь это профессиональная телевизионная камера или любительский фотоаппарат, не важно. Или, например, оптика, установленная на космическом аппарате. Все равно это объектив. Это оптика. И вот один из таких проектов, я думаю, будет иметь большой коммерческий эффект. Я очень надеюсь, что в ближайшее время будет рассмотрен еще более крупный проект, связанный с созданием светодиодной осветительной техники. Это, проще говоря, лампочка совершенно другого поколения, расходующая в 4-5 раз меньше электроэнергии при том же освещении, которое дает классическая лампочка. И это даст огромный эффект для всей страны в плане энергоэффективности, где мы еще удручающе отстаем от всего мира. Но за примерами ходить не надо. Вот, может быть, вы иногда ночью едете в машине по Москве и видите, как бездумно освещены круглосуточно все наши подъезды. Нужно перейти на освещение так, как это и должно, в общем, быть: допустим, ночью человек заходит в подъезд, он нажимает светящуюся кнопку, загорается свет на одну минуту, чтобы он зашел в лифт, поднялся на свой этаж, достал ключи, открыл свою дверь. Через минуту освещение во всем подъезде гаснет. А если человек по каким-то причинам надо, чтобы свет горел дольше, он может еще раз нажать на ту же кнопку на своем этаже и освещение будет еще одну минуту. Только на нашем ЖКХ мы сэкономим десятки миллиардов долларов ежегодно. Конечно, это огромные средства.
- Сергей Борисович, государство на сегодняшний день в состоянии или готово помогать только таким организациям масштабов госкорпораций или маленьким, отдельным изобретателям? Ведь в научных мыслях, в идеях у нас недостатка нет.
- Да. Это правда. Идей у нас много.
- Есть примеры, когда кого-то поддерживать?
- Почему мы вообще пошли по пути создания Госкорпораций в целом? У нас несколько госкорпораций. Госкорпорация "Росатом". Это специфическая сфера деятельности. В большинстве стран мира она находится под полным и тотальным государственным контролем. Надеюсь, не надо объяснить почему. Здесь мы ни от кого не отличаемся. В то же время, госкорпорация, на мой взгляд, более эффективная форма для осуществления хозяйственной деятельности, в плане, например, гражданской атомной энергетики, строительства АЭС, чем министерства или ведомства, как это было раньше. И две госкорпорации – "Ростехнологии" и "Роснанотехнологии". Мы долго ждали и надеялись, что рынок все приведет, так сказать, в соответствие, и бизнес начнет активно заниматься строительством новых высокотехнологичных производств. Пойдет и в оборонную промышленность, кстати. Этого не случилось. Там, например, в судостроение или создание материалов каких-то, даже отраслей оборонки. Этого не произошло. Поэтому и создали "Ростехнологии". При этом хотел бы подчеркнуть, что "Ростехнологии" не будут создавать самолеты, корабли, средства ПВО, ракетную технику.
- Ну, для этого есть другие.
- Да. То есть, я хочу подчеркнуть, что "Ростехнологии" в основном будут заниматься не выпуском конечной продукции. Они будут заниматься тем, из чего эта продукция создается. То есть, операции второго, третьего, четвертого уровня. И отдельными отраслями оборонной промышленности. Ну, не только оборонкой. Что касается "Роснанотеха", я уже объяснил, это просто такой толчок государства и попытка пригласить бизнес, прежде всего частный, к партнерству и созданию конкурентоспособной продукции, которая сможет выйти на мировые рынки, а не только на внутренний российский. Я в самом начале об этом сказал. Теперь ваш вопрос. Кому помогать? Только госкорпорациям или маленьким? Или как вы сказали, или отдельному исследователю? Мы рады помогать кому угодно, и маленькому отдельному исследователю, если он придет с конкурентоспособным предложением.
- А что для этого нужно? Лично встретить Сергея Иванова и доказать ему?
- Нет. В течение месяца госкорпорация "Роснанотех" получает около 700 заявок. Ну, это всем известно, на сайтах ее адрес есть. Пишут уже со всей страны. Можете мне поверить. Всего в госкорпорацию за год ее существования поступило несколько тысяч заявок. Около половины – это "помогите с финансированием НИОКРов". К этому мы относимся, как я уже сказал, очень аккуратно и осторожно. Для этого есть другие программы и другие каналы. Но около 40 процентов заявок – это предложение произвести продукт с помощью государства. Такие предложения мы рассматриваем особо тщательно. И вот несколько проектов прошло сито, я это специально называю простым русским словом "сито", – проверки на реализацию и реальность этого предложения.
- Как это?
- Во-первых, госкорпорацией установлено, что любая заявка рассматривается не больше 180 дней. Это корпоративное правило, чтобы не превращать это рассмотрение в вечность. Второе: если заявка поступила официально, со всей приложенной документацией, к ее изучению приступают ученые, академики, ведущие специалисты в той или иной сфере. Они смотрят – это все серьезно, это можно научно-технологически сделать? Или это авантюристы, говоря открытым текстом. И такие авантюристические заявки, естественно, исправно поступают в госкорпорацию. Почему я назвал "сито"? Если ученые, ведущие специалисты говорят, что теоретически даже это возможно, это не блеф и не авантюра, то тогда они эту заявку передают в следующий комитет.
- Экономистам, которые считают деньги?
- Экономистам, которые считают деньги, знают производство, и они рассматривают это уже с коммерческой точки зрения. Если это возможно теоретически или технологически, то возможно ли это коммерчески? Будет ли спрос на эту продукцию? Где эту продукцию можно произвести? И вот только, когда эти А и В, два условия, совпадают, тогда госкорпорация уже начинает принимать серьезные и окончательные решения. Тем самым, кстати, я считаю, мы на правильном пути с точки зрения эффективного расходования бюджетных средств.
- Сергей Борисович, а иностранный бизнес может нам помочь? И как сделать так, чтобы, с одной стороны, помогли, с другой стороны, утечки не произошло?
- Очень даже может. Иностранный бизнес приходит сюда. Если мы, например, говорим об автопроме. Такой самый характерный пример. Даже и об авиапроме, ведь ОАК активно сотрудничает с "Боингом", скажем так, по-простому. Ведь, на секунду отвлекусь, нет ни одной компании в мире давным-давно, которая изготавливает самолеты полностью собственного производства.
- Это понятно.
- Нет и не будет. Если же говорить о нашем бизнесе, то он приглашает высокотехнологичные крупные компании, обладающие ресурсами, ноу-хау сюда, в Россию. Или же покупает эти компании за границей. В некоторых случаях даже производства выносят. В основном, правда не на Запад, а на Восток, в Китай, и в Индию по понятным причинам. И это и есть глобализация. И так будет продолжаться дальше. Я абсолютно в этом убежден. Поэтому, процесс этот, в общем-то, государством не регулируется, он естественный. И если в силу каких-то причин, а они бывают, наши предприятия, скажем, в Еврозоне, Евросоюзе, сталкиваются с политическими препятствиями, а таких примеров ни счесть, хочу вас заверить, тогда государство на высоком политическом уровне защищает интересы нашего бизнеса. Потому что просто мы видим двойные стандарты. Иностранные компании охотно заходят сюда, мы их приглашаем. И далеко не только нефтедобывающие, но и высокотехнологичные. И мы сталкиваемся в отдельных случаях, когда российские компании, выступающие с инвестициями за границу, просто получают так называемый, политический отказ. Не хотели и все. И не дадим.
- Боимся.
- Боимся. Да.
- Каков наш рынок сбыта сейчас по направлениям, скажите?
- Рынок чего?
- Инновационной продукции.
- Он очень маленький. Как я уже сказал, в пределах пяти процентов, если мы сюда приплюсуем все российское вооружение.
- Нет, я имею в виду направление, страны.
- Ну, вообще-то, конечно, Европа давно наш основной партнер.
- И они с удовольствием принимают наши научные идеи?
- Принимают, не только нефть и газ. Принимают с удовольствием. Но и наши многие, особенно молодые ученые, исследователи, был период 90-х годов, мы все его хорошо помним, когда человек не только стремящийся заработать, а человек, который хочет нормальной творческой атмосферы, где у него есть достойное оборудование, где он видит, что он востребован, где он создает тот же продукт продаваемый. У нас этого ничего не было. Поэтому и уезжали. Сейчас уже наблюдается в некотором смысле обратная тенденция. Наши программисты, наши микроэлектронщики, специалисты, биологи начинают возвращаться назад. Потому что они увидели, что здесь созданы такие условия и есть компании, которые платят большие деньги, в том числе и государственные, кстати, компании. Не все измеряется, опять-таки, в деньгах. Культурная среда, язык, образ жизни родной – это тоже привлекает. И такая тенденция в последнее время наблюдается.
- По поводу условий, Сергей Борисович, в законодательной базе, все устраивает биологов, электронщиков?
- Я недавно встречался с биологами по поводу биомедицины, высоких технологий. Там, конечно, устраивает далеко не все. Здесь у нас законодательная база, особенно связанная со стволовыми клетками, с пересадкой отдельных органов, туманна. Много надуманных спекуляций надуманных на этот счет существует, особенно в области пересадки. Но, юридически это нужно регулярно обновлять. И такие законы, насколько я знаю, Минздравсоцразвитием готовятся. Если мы говорим в целом об интеллектуальной собственности, то я все-таки считаю, что с принятием четвертой части Гражданского кодекса, где эта сфера отрегулирована по существу, и мы вошли в мировые правила игры по защите интеллектуальной собственности, в основном все сделано. Теперь проблема наступает в правоприменении. И это касается не только новых открытий патентования, но и сделанных в прошлом. Вот тут у нас еще большая проблема, даже с точки зрения интересов государства. Например, если мы даем ту же оборонку, там огромное количество изобретений, сделанных либо в Советском Союзе, либо в России за последние годы. Они сделаны за счет государственных вливаний, бюджетных средств. Но поставить их на учет, оценить их, сделать нового собственника этого ноу-хау очень сложно. Хотя ряд предприятий уже об этом задумались, прекрасно понимая, что в оценке стоимости активов того или иного предприятия очень часто стоимость ноу-хау и интеллекта превышает стоимость земли и сооружений всего предприятия даже, если оно расположено в Москве. Это трудно представить. Но это так. Если правильно оценить всю интеллектуальную собственность, которая сейчас используется или в прошлом была создана, по крайней мере, государственные предприятия, интеллектуальная собственность будет огромным активом.
