Утренняя свежесть быстро сменилась зноем. От прогретого асфальта исходит запах горячей смолы. На площадке у школы выстроились в ряд три новеньких автобуса, блестящих свежей оранжевой, краской. Впереди - машина с мигалкой. Двое стройных молоденьких, сержанта в белых рубашках с короткими рукавами, скучают, переминаясь с ноги на ногу. Один снял фуражку, достал из кармана большой синий клетчатый платок, вытер лоб.
- Ну и жара!
Водители у обочины дороги дымят сигаретами. Высокий молодой блондин в бежевой финке навыпуск серых брюк, смеясь, размахивает руками.
- Слышь, муж, значит, уехал в командировку, а жена…
- Да, погоди, - прервал невысокий, лысый, средних лет, мужчина в красной сетчатой майке. - Детей, значит, отвезем, потом пивка попьем. Завтра выходной, а то давно не отдыхали. Я и рыбки прихватил.
- Добре! - согласился маленький, чернявый крепыш - колобок, увеличивающий свое сходство со сказочным персонажем, льняным ярко-желтым комплектом-двойкой. - Долго они собираются.- Указания от родителей получают, будто навек уезжают, - сплюнул блондин.
- Ладно, своих заимеешь, узнаешь! - хлопнул его по плечу, лысый. - Успеем, день только начинается.
Пестрая толпа шумит и волнуется. Дети, морщась, крутят головами, выслушивая надоевшие наставления родителей. Когда же, наконец, получат долгожданную свободу, по которой соскучились за долгие зимние месяцы учебы. Все-таки, учителя не предки, их глаз не так зорок.
- Смотри не лезь далеко в воду! - обняла худенького мальчонку в коротеньких штанишках, женщина в ярком цветном платье.
- Кушай всё, что дают, а то похудеешь! - расцеловала полная блондинка толстенькие щечки девочки с торчащими косичками.
Рая тряхнула рыжими кудрями. - Мам, иди, я все запомнила.
- Не озоруй шибко, - улыбнулась дочери рыжеволосая женщина, погладила девочку по густой лохматой шевелюре. Вся в меня, непоседа, озорница! Пусть шутит, пока молодая.
- Мой, рыжик, - прижала к себе женщина, дочку.
Вера вертит головой направо и налево. Высокий, симпатичный мужчина, как одно лицо с юной красавицей, держит девочку за руку.
- Ты все помнишь, что мама говорила?
- Помню, помню, сколько можно повторять.
Анна Леонидовна поправила на руке браслет, посмотрела на часы. Поучениям конца не будет! Поднесла ко рту громкоговоритель.
- Всем занять места в автобусах! Провожающие покиньте площадь!
- С Богом, сынок! - чмокнула в щеку Афанасьевна внука. - Слушай учительницу, не перечь! - легонько подтолкнула мальчика к автобусу.
Поправив концы нового, беленького в черный горошек, платка, прибереженного для особого случая, старушка робко приблизилась к высокой женщине.
- Марья Алексеевна, голубушка, не сердитесь, в сентябре принесу деньги. Вы уж, поласковей, с Андрюшей. Тихий он, обидчивый, тяжело ему.
Учительница махнула рукой.
- Да, Бог, с ними, с деньгами. С нас ведь требуют. Говорят, фондов нет. Зарплату не платят, пособия сами покупаем. Всех жаль, не знаю, как помочь.
Старушка отступила назад, приложила ладонь к губам, низко поклонилась и, неловко переступая ногами, вернулась к автобусу. Привстала на цыпочки. Высмотрев, светлую головку, постучала в стекло, прокричала хриплым старческим голосом.
- Андрюшенька, отдыхай, в сентябре отдадим. По дороге не забудь булочку скушать, в сумке лежит, - уголком платка вытерла слезящиеся глаза.
Дети засмеялись, прижав носы к оконным стеклам. Андрей покраснел, привстал, отодвинул верхушку окна, высунул голову.
- Иди домой, бабуль!
- Не серчай, касатик, будь здоров! - Афанасьевна помахала внуку рукой.
Загудели моторы, белые «Жигули» с синей полосой выехали на дорогу. За ними пристроились один за другим, автобусы.
Слава Богу, проводила! Афанасьевна поправила сбившийся на затылок, платок, и засеменила по тротуару.
Автобус набрал скорость. Замелькали городские киоски, похожие, друг на друга, дома.
- «Я так хочу, чтобы лето не кончалось…» - запела Вера.
- «Чтоб оно за мною мчалось…» - хор стройных девчоночьих голосов подхватил знакомый напев. Перекрывая шум мотора, песня разнеслась над торопящейся из-под колес лентой серой дороги. Взлетела, над раскачивающейся, под легким ветерком, зеленой кроной, стройных постовых, березок.
- Бабка внука проводила, - хихикнул на заднем сиденье, сероглазый с торчащими светлыми вихрами, круглый мальчик в темно-синих шортах и белой футболке.
- Сыночек, Андрюшенька, булочку съешь!
Андрей сжал кулаки.
Сергей повернулся к обидчику.
- Замолчи, а то, как дам по тыкве, семечки рассыпятся.
- Ты-то чего скрипишь? Защитник! Сам не может, слабо!?
- Могу! - встал Андрей. - Не хочу руки марать.
Машина подпрыгнула на ухабе. Юрка упал, стукнулся головой о подлокотник.
- Ой, мамочка! - заскулил задира.
Сережка засмеялся, захлопал в ладоши.
- Так тебе и надо.
Юра сморщился, потер ушибленное место.
- Интеллигент, нищий. В батькиных штанах ходишь.
- Ну и что, у тебя не прошу, - сквозь зубы, зло прошипел Андрей, и, перепрыгнув через ноги товарища, шагнул навстречу обидчику.
Юрка вскочил, подтянул шорты. Красные, взъерошенные мальчишки, обожгли друг друга ненавистным взглядом. Толстый, упругий Юркин живот, обтянутый футболкой придавил Андрюшу к боковушке кресла, больно впившейся в поясницу. Секунда, и разразится драка.
- Задавала!
- Дурак, колобок, Вини пух - пузатый!
Марья Алексеевна оглянулась на шум и увидела, стоящих в проходе, раскрасневшихся, нахохлившихся мальчишек. Она вскочила и, спотыкаясь о разложенные на полу, сумки и пакеты, протиснулась к драчунам.
- Прекратите! Почему вещи сложили под ногами? Уберите немедленно на верхние полки! Соснов!? - учительница потянула разгоряченного мальчика за рукав. - Сколько раз говорила, не задевай Рогова!
Юрка выдернул руку из цепких пальцев учительницы, завизжал, потирая ушибленную голову.
- Чего воображает, я ничего не сделал.
Андрей, трясущейся рукой застегнул ворот серенькой рубашки, отшвырнул сумку, зацепившуюся за ногу. Усевшись у окошка, глотая слезы, принялся считать мелькающие вдоль дороги, деревья. Надавать бы! Небось, отцу пожалуется, бабушку вызовут, домой отправят, а то показал бы нищего.
Сердце женщины сжалось. Она почувствовала себя виноватой. Ему и так не сладко, я должна была предотвратить ссору.
- Сядьте по местам, успокоились! Ничего не случилось, мальчишки немного повздорили. - Марья Алексеевна подошла к Андрею, провела рукой по светлым, ершистым волосам.
- Ты умный мальчик, не обращай внимание.
Андрей поднял на учительницу, полные слез, глаза.
Женщина смутилась. Сколько боли! Не по детски обидчив и восприимчив. Слова сейчас бессмысленны, только усугублю обиду.
Она отошла от мальчика, устроилась у противоположного окна. Сняла новые черные туфли, на небольшом каблуке, с наслаждением протянула ноги. Расстегнула ворот пестрой кофточки, прислонилась спиной к спинке кресла.
Ленточка дороги отражается в стекле. Пятнистые, белоствольные березки, вытянули упругие ветки. Стройные тополя повернули навстречу солнечным лучам, серебрящиеся листочки. Аромат леса и луговых цветов опьяняет. Грудь наполнилась чистым воздухом, тело расслабилось. Хорошо! Дорога как жизнь, бежит, бежит. Смотришь вокруг, и, кажется, всё это никогда не кончится. Человек живет, храня надежду. Без нее и жизни нет. Прогоняешь из памяти плохое, веришь в хорошее. Какая судьба кому уготована? Каждый дорог и жалок. Всё бы отдала, чтобы сделать всех счастливыми! Закрыла глаза и, почему-то представила маленькую Галю, в выцветшем платьице: «… Катька в школу приходит в красивом платье, а надо мной, смеются, вечно в старье, замарашка». Катя одна у родителей. Отец работает за границей, посылки шлет. А у Гали два маленьких братика - погодки, мать крутится на двух работах, уборщицей в конторе по утрам подрабатывает. Как объяснишь? Единственная отговорка: - вырастите, поймёте.
+ + +
Утреннее солнышко заглянуло в старый, заброшенный дворик. Ласково осветило покосившуюся скамейку под раскидистым, с шелушащейся корой, дубом. Озорно заглянуло под сдвинутые на нос, очки, старушке в синем выгоревшем платье, расположившейся на лавочке.
- Ох! - махнула рукой, пожилая женщина, и снова погрузилась в развернутую газету. -Накрутили, и не разобрать. Она свернула газет в трубочку, окинула взглядом, надоевший дворовый пейзаж. Облезлые, не крашеные двери подъездов, потемневшие, деревянные лавочки. Посреди двора песочница. Над ней в низком поклоне, свесили кроны три раскидистых дуба. Сколько лет прошло, как сюда въехали, а будто вчера. Радовались, как дети. Широкий кузов открытой машины заполнен мебелью, огромными узлами с домашним скарбом, стопками книг, перевязанных бечевкой и огромный фикус в горшке, ее гордость. Считалось модным держать в доме большие цветы, все завидовали. Старуха закрыла глаза, прислонилась к спинке скамьи. Время быстро пролетело, будто и не было ничего. Вспомнился свадебный вечер. Огромный стол, заставленный едой. Вся деревня собирала, у кого что нашлось, тогда никто не привередничал. Рождение первенца! Маленький, худенький, а после поздоровел, дал Бог. Четверых родила, вырастила, выучила! Все разъехались, кто куда, один рядом остался. Мужа схоронила, и коротаю, одинешенька свой век. Горячий луч скользнул по морщинистому лицу. Женщина очнулась от грез, погладила распухшие колени. Будто прикованная, со двора не выхожу. Ноги проклятые замучили, ломят и ломят. Хотя, грех сетовать на судьбу. И на том спасибо. Во двор могу сойти. Зато мои все целы, не дай Бог, как у Афанасьевна. А вот и она.
- Легка ты на помине, соседушка, только про тебя подумала, - улыбнулась Михайловна. - Проводила своих, посиди чуток, отдохни. Погода, какая чудесная. Этим летом много ягод и грибов уродит в лесу.
Афанасьевна присела рядом, оправила старенькую темно-серую юбку.
- Андрюшу в лагерь пристроила на всё лето. Алешенька вчера уехал в колхоз.
- Трудно с ними, пацаны - народ беспокойный!
- Мои хорошие, не жалуюсь. Не курят, спиртным не балуются. Леша учебой занят, в университет готовится. Андрей славный мальчик.
Михайловна махнула рукой.
- На чердаке целыми днями сидит.
Афанасьевна обиженно поджала губы.
- Что ж, пусть посидит, помечтает, он после уроков. Учится хорошо, пятерки, четверки.
Соседка хитро прищурилась.
- Ванька, мой говорит, по любому предмету вызовут, все знает.
- А как же! - старушка сняла с головы платок, стряхнула, ловко закрутила вокруг головы. - Я всегда поучаю, уроки готовь, чтобы не стоять, как глухонемой у доски, когда учительница спросит. Он и старается.
- Уж больно, одет плохо! - покачала головой, Михайловна. - Нынче по одежке встречают, на ум мало смотрят. Укажут на дверь, не успеет умом-то блеснуть.
- Что ж поделать! - вздохнула женщина. - Все им отдаю. Вещи Сашины перешиваю. Другой раз, чтобы не видели, а то не наденут. Леше все равно, а младший стесняется. Ничего подрастут, найдут своё, кому чего предназначено. Всё от человека зависит, от способностей.
- Что, правда, то, правда! кивнула старушка. - Каждый сам свое счастье строит. Да только нынешняя демократия все вверх ногами перевернула. Деньги на первое место поставила. Преступники в губернаторы вышли, в депутаты. Честному человеку и не пробиться.
- Ох, не нам судить. Бог с ними. Они высоко, мы далеко. Обещают улучшения.
- Обещают! Только не видны эти обещания простым глазом, уж больно хитро закручены. Пенсию прибавят, и цены подскочат, никакой пользы от этой прибавки и нет.
- Да, цена каждый день новая, и все выше и выше, и в каждом магазине своя.
- А помнишь, - Михайловна открыла, в умиленной улыбке, беззубый рот. - Своих-то растили. В школу первого сентября, как на праздник собирали. Стоим на линейке и слез не стесняемся. Мальчики, как на подбор в костюмчиках, девочки в беленьких фартучках с бантами. У всех галстучки красные. А нынче, кто побогаче, норовят и туфли на каблуках, и серьги золотые. Аж, в глазах рябит от пестроты. Конечно, наши в перешитом рядом с ними не смотрятся. Мало того, еще и подсмеивают, мол, как нищий, родители не могут приличного платья купить. Я так думаю, в школе должна быть форма, единая для всех! Побудь ребенком, успеешь нарядиться!
- И не говори! - вздохнула Афанасьевна. - Да, Бог ним, с прошлым, теперь чего уж вспоминать.
Большой красный мяч ударился о скамейку, упал Афанасьевне в колени.
- Ой, откуда? - испугалась старушка.
- Это мой, отдай! - девочка лет трех, с большим розовым бантом в жиденьких русых волосенках подбежала к лавочке, топнула ножкой. Маленькое личико покраснело, глазки наполнились влагой.
- Не плачь! - старушка положила игрушку в маленькие ручки.
Высокая молодая девушка подбежала к ребенку.
- Извините! - произнесла она, не глядя на женщин, и потащила упирающуюся девочку. -Сколько раз тебе говорила, не кидай!
- Это чья ж? - Афанасьевна улыбнулась.
- Да, с третьего этажа, соседнего подъезда, недавно переехали. Отец из новых русских, купил дочери квартиру. Она едва школу закончила и родила, вот и спрятал от позора. Теперь за детьми смотреть некогда, деньги делают. Видала, не здоровается, из другого теста сделана.
Михайловна заправила выбившуюся прядь под платок, сердито свела седые, лохматые брови. - Бедность будто преступление! Так ведь не всем богатыми быть. На них большинство и трудится. Уважения к рабочему человеку нет, эксплуататоры проклятые. И откуда только взялись, когда капитал успели скопить. Союз распался и как грибы после дождя.
- И то, правда! Афанасьевна достала из кармана клетчатой кофты, платок, высморкалась. -Андрей не раз спрашивал: «Отчего мы бедные, а другие богатые?». И раньше не мэд было, да только таким несчастным себя не ощущал. Давит белый свет! С утра встаю, с одним в голове, чем накормить, чтобы сыты были. А что придумаешь, хлеб, картошка, щи с капустой. Мяса кусок разве в Новый год выкроишь.
- Не мудрено, ты ж одна, маешься! У нас чуток, получше, хоть и смеются, объедками, мол, питаетесь. Невестка из ресторана кое-что приносит. А недавно, Ванька спросил: «Бабуля, а как министрами становятся? Есть такая школа?» - Говорю, они такие же, как и мы. А он: «Как мы!? Таким, как мы, туда дорога закрыта. Вон Юрка хвастал, отец скоро депутатом станет, у них денег много».
- Юрка, это тот, чей дом на пригорке за забором и охраной на входе?
- Он самый!
Афанасьевна положила на колени натруженные руки.
- Андрей учудил. Если мы умрем, руководить некем будет, все министерства закроются.
- Ишь, постреленок! расхохоталась Михайловна. Некем руководить? Сказал бы и зарплату негде взять. Кому их труд-то, станет, нужен, если простой люд перемрет. Им деньги платят, чтобы о народе заботились. Не глуп твой Андрюшка-то. А где-нибудь скажет, неизвестно, куда угодит.
- Типун тебе на язык! - всплеснула руками, Афанасьевна. - Сплюнь, старая, ребенок он, глупый ребенок! Не понимает, о чем говорит.
- Да, уймись, Афанасьевна! - тронула за плечо, соседка. - Так, сказала, с дуру, прости! Я вот, что говорю. Теперь хоть отдохнешь. Один в деревне, другой в лагере. Расходов поменьше.
- Ладно, и ты не серчай, если что не так, - поднялась старушка. - Пойду, прибрать надо. Да, прилягу, устала шибко. Ходить трудно, кости болят. Всё от нервов проклятых. Готовить не буду, каша гречневая осталась с вечера, чай попью, одной хватит.
Тяжело переставляя ноги в старых, со скривленными задниками, туфлях, Афанасьевна побрела к подъезду. Кряхтя и охая, поднялась на второй этаж. Открыла ключом дверь, перешагнула порог. Сняла туфли, прошла в комнату, опустилась на старенький, покрытый выцветшим черно-красным клетчатым одеялом, диван, поставила ноги на лоскутный коврик, подаренный дочерью. Ох, Господи, об одном прошу, силы дай, пожить надо! Внуков на правильный путь определить! Взгляд упал на свадебную фотографию в стенном проёме, над письменным столом. На светлых волосах, фата, белое гипюровое платье, алые губы изогнуты в смущенной улыбке. Темноволосый парень обнимает невесту. Женщина сняла с головы косынку, закрыла лицо и зарыдала. - Леночка, доченька, что могу, делаю! Сыты помаленьку, одеты, обуты. А дальше сами устроятся. Не понимаю нынешней жизни. А слово сдержу, подниму и Лешеньку и Андрюшу. Кровиночка моя, не уберегла тебя, не уберегла! Жить бы, да жить! А ишь, как судьба то, распорядилась.
Часы пробили два удара. Полдень. Афанасьевна подняла голову, вытерла слезы. Зачем это я? Мне силы нужны, детей растить. Нельзя плакать.
+ + +
Ласковое утреннее солнышко греет землю. Босые ступни ног щекочут острые зеленые иглы высокой травы, окропленной мелкими искорками росы. Светящиеся стрелы солнечных лучей, пробиваясь сквозь густую листву, вонзаются в землю, высвечивая столбы пыли и кружащихся в них, мошек. Крутая тропинка, средь высоких осин, уперлась в золотое песочное покрывало, а за ним, будто нарисованная яркими мазками рукой щедрого художника, синяя водяная гладь.
Детский смех нарушил тишину. Ступив на теплый песок, детвора на бегу, сбрасывая одежду, устремилась к реке.
- Не заплывайте далеко, купайтесь у берега! - молодая воспитательница в красном открытом сарафане тряхнула черными волосами. - Ох, уж это купанье, не отдых, а сплошные нервы!
- Не переживайте, вода теплая, места здесь неглубокие, отдыхайте! Вот и для нас прекрасное место.- Марья Алексеевна указала рукой на небольшую полянку в тени молодых березок. Достала из сумки потертое байковое одеяло, расстелила на траве. Села, поджала под себя, ноги, расправила на коленях белый ситцевый платок и вытряхнула из пакета пучок полевых цветов.
- Какой букет собрала! Посмотрите, Любочка, душица, ромашка.
Любовь Петровна присела рядом, скептически улыбнулась. - И что будете делать с этим веником?
- Заварю вечером, вымою волосы. Понюхайте! - веточка душицы дрогнула в ее руке. - Божественный аромат, голову кружит, лечебная трава. А ромашка от всех болезней помогает.
Молодая женщина понюхала цветок, равнодушно зевнула.
- Я не разбираюсь в травах. А что за сумка у вас, импортная? Можно глянуть?
Марья Алексеевна рассмеялась.
- Ридикюль из старого платья смастерила.
Люба пощупала ткань. - Щелк?
- Старьё. Не верите? Вот и кольца для ручки на руках пришила.
- Действительно. - Люба повертела сумку.- Хитро придумано. Смотрится - шик!
- Есть хотите? - Марья Алексеевна извлекла из прозрачного свертка большую булку, разломила пополам, подала коллеге. - Угощайтесь, с сыром, очень люблю сыр!
Любовь Петровна охотно взяла угощение.
- Спасибо, с удовольствием! - откусив кусок, аппетитно зачавкала.
- На воздухе еда особая! - лукаво подмигнула Марья Алексеевна. - Я и кофе прихватила, - красный термос, блеснул серебряной каймой.
- Китайский, из советских времен! - усмехнулась, Люба.
- Старенький, а тепло держит.
Душистый аромат вырвался из-под колпачка на свободу.
- Пожалуйста! - протянула Марья Алексеевна Любе, доверху наполненный стаканчик. - Напиток богов!
- И не говорите! Спасибо! Вы предусмотрительная женщина.
Съев бутерброд, Люба достала зеркальце, поправила прическу. Кинула беспокойный взгляд на берег.
- Мишка, Вовка, вот я вам! Вернитесь сейчас же, кому сказала?!
- Не обращайте внимание, ничего с ними не случится. Пусть порезвятся.
- Вам хорошо! - нервно повела плечами воспитательница. - Вашей среди них нет, а у меня двое сорванцов. Врагу не пожелаю близнецов, скорее бы подросли.
Марья Алексеевна рассмеялась.
- Будет, Вам, Любочка! Они славные! Пока маленькие и заботы небольшие. Не заметишь, как вырастут, тогда другие печали объявятся. Ольге моей двадцать стукнуло. Все сбережения отдала, девочка платные курсы посещала. Слава богу, поступила в Московский медицинский. А гарантии на трудоустройство нет. И после декрета теперь место не сохраняется. Замуж выйти - тоже беда. Кому нужна бесприданница? На богатого мужа конкурс большой. Так что перспектива незавидная.
Люба прилегла на подстилку, оперлась щекой на руку.
- А Вы всю жизнь одни.
- Мужа рано схоронила, дочку растила, боялась, отчим обидит, а теперь годы не те.
Марья Алексеевна вынула шпильку, густые черные волосы рассыпались по плечам. Женщина скрутила жгут, заколола на макушке. Заметив завистливый взгляд коллеги, грустно усмехнулась.
- С виду крепкая, а внутри пустота. Придешь домой с работы, тетради проверишь, и утомилась. Раньше за Ольгой забота: накормить, одеть. Сейчас дел поменьше, а настроения ни на что, нет. Прошло мое время. Поезд ушел, как говорят.
Люба растянулась на одеяле, закинула руки за голову. Она не представляла, как можно жить одной. С детства не любила одиночества. Сколько себя помнит, рядом подруги, товарищи, поклонники. Веселая, яркая, даже несколько вызывающая, с кудрявой черной гривой волос, острым взглядом лукавых карих глаз, она, как магнит притягивала мужчин. Костя сразу ей приглянулся. Решила, будет мой! И стреляла, не переставая, глазами в парня за праздничным столом у подруги на именинах. Начались танцы, подошла первой. Спустя месяц расписались, через год родила двойню, а он еще хочет детей. Люба погладила руками живот, ощутив молодое, здоровое тело, потянулась, зевнула.
- Жаль, позагорать нельзя. Когда еще выберешься к воде.
- Тебе можно, а мне не хочется.
Любаша приподнялась на локте.
- С семьей тоже не сахар. Зарплату вовремя не дают, считаешь копейки. Мой Костик в выходной кому крышу починит, кому санузел установит, хоть немного принесет, и то прибавка. Прежний директор фабрики о людях заботился. А как разбился, пришел другой, совсем стало худо.
- Обстоятельства его гибели, более чем странные, - вздохнула Марья Алексеевна.
- Может, подстроили аварию?
- Кто знает, шофер погиб, жена умерла, дети с бабушкой остались. В лагерь отправляли, подошла, деньги, говорит, на ремонт в сентябре принесу. Будьте с Андрюшей поласковей. Мне эти поборы не по душе. То на ремонт, то на занавески, то на праздники. Могла бы, сама внесла. А мальчишка - вещь в себе. В глаза глянешь, обида на весь белый свет. Жаль ребенка.
- Я тоже замечала, - потянула юбку на круглые коленки, Люба. - На уроке задумается, зову, зову - не слышит. Подойду, трону за плечо, будто с небес свалится.
- Они разные с братом. Алексей - мальчик целевой, оптимист, на жизнь смотрит легко. Сейчас только такие и выживают. Андрей - полная противоположность. Товарищей сторонится, обиду долго помнит, не доверяет никому. Не могу найти к нему подход.
- Тепла материнского ему не хватает.
- Возможно. Мать любил, похож на нее и лицом и характером. Тихоня с виду, а внутри, один Бог знает, что творится.- Марья Алексеевна стряхнула крошки с салфетки, аккуратно свернула, сложила в сумку. Легла на одеяло, оправила юбку, положила руки за голову. Самое лучшее время года, лето! Тепло, не надо кутаться в шубу. Куда ни глянь, благодать, зелень травы, деревьев, разноцветье. Она глянула сквозь черные очки. Огромный раскаленный шар завис над головами густых березок. Снять бы платье и подставить тело солнышку. Перед учениками неудобно, классная руководительница должна блюсти себя. Хотя, глупо. Когда в последний раз отдыхала? С мужем на море, еще и Ольги не было. Закрыла глаза и увидела перед собой склонившегося высокого, загорелого мужа. Господи, как любила! Пьянела от нежного взгляда, запаха моря, солнца, песка. Быстро промелькнуло счастье. Так и не сумела полюбить еще раз. Или не встретился достойный. Вся жизнь так и пролетела возле тетрадей и книжек. Проверка домашнего задания, подготовка к урокам. Хочется подать материал поинтересней. Хорошо, если видна отдача, дети любят предмет, а то напишут в сочинениях, не знаешь, на кого сетовать, плохо объяснила, или слушали невнимательно. А получается ситуация, как в анекдоте: «чем я тебя породил, тем и убью, сказал сыну Тарас Бульба». Она улыбнулась. Кто это насвистывает в кустах, синица, или иволга? Жаль, не понимаю языка птиц. Всплески воды, смех детей, доносящиеся с берега, потонули в обволакивающей негой и покоем, сладкой дреме.
Дети, обезумев от соприкосновения с природой, с визгом плещутся в воде. Яркие купальные костюмы, будто разноцветные поплавки. Рыженькая хохотушка, Рая, громко смеясь, ударила ладонями по воде. Радостно подпрыгнув, водяной столб, окатил подружек тысячью брызг, искрящихся в солнечных лучах.
- Ой! - Нина набрала в ладони прозрачной, чистой воды, плеснула подружке в лицо.
- Ах, ты так! - девочка нырнула в воду, схватила подружку за ноги.
- Ой, утопишь! - Нина, что есть силы, замолотила руками по воде. Голова ушла под воду, но вскоре появилась на поверхности. - Полные уши воды из-за тебя!
Оттолкнув подругу, она выскочила на берег, наклонив голову к плечу, запрыгала на одной ножке.
- Смотрите, чудо в перьях! - махнула Рая рукой на приближающийся водяной велосипед.
- Хочу кататься! - хлопнула в ладоши, Нина.
- Сейчас устроим! Сережка, плыви к нам! - крикнула Раиса, и замахала мальчику рукой.
Сережа приблизился к девочкам. Важно, с высоты своего «коня», оглядел одноклассниц.
- Кататься не умеешь! - прищурила левый глаз, Райка. - Вот я покажу, как надо!- Она вцепилась руками в трубчатую конструкцию и в момент, обезьянкой влезла на скамейку.
- Иди, погуляй, покорми рыбок! - столкнула мальчика в воду, и резво закрутила педалями, удаляясь по течению.
- Унесет, дура! - крикнул вслед Сережка, сердито отплевываясь. - Ведьма рыжая!
Девочки дружно захохотали.
- Эх, ты, не справился с девчонкой!
- Да с ней, сам чёрт не сладит! - рассмеялся Сережа. - Издеваетесь!? Вот я вам! - Он заколотил руками, вздымая волны.
- Ой, сумасшедший, что делаешь? - завизжали девчонки и побежали на берег.
Люда отжала мокрые волосы. - Ой, как чудесно, правда? - поднесла руку к глазам, глянула на реку. - Райка далеко уплыла, отвечай потом за нее! - приложила ладони ко рту и закричала. - Эй, плыви сюда!
Озорница легко и быстро крутит педали, нарушая водный простор. Голубая гладь, колышется перед нею. Горячие солнечные лучи обжигают кожу. Легкий ветерок дует в спину, подгоняя навстречу приключениям. Девочка раскинула руки.
- Эге, ге, гей, я плыву! - колокольчиком прозвенел звонкий девичий голосок. Рая прищурилась, вгляделась вдаль, еще быстрее заработала ногами. Уплыву далеко, далеко! Закрыла глаза, и прислонилась к деревянной спинке. Буду плыть долго, долго, а там за поворотом - принц. Держится ослабевшими руками за обломок мачты, прерывисто дышит, силы покидают его. Наклоняюсь, сжимаю холодные пальцы, и он рядом со мной. Голубые, как небо глаза, полны восхищения и ласки. Я спасла ему жизнь! Или он меня спасет? Она приоткрыла левый глаз, наклонила голову к плечу. Ну, уж, дудки! Девочка встала во весь рост, балансируя руками на неустойчивой конструкции. Поставила колено на скамейку, всмотрелась в желтеющее пятно пляжа. Ух, как далеко заплыла! Маленькие девчоночьи фигурки машут руками. Пусть поволнуются, рассмеялась Райка. Нажала на педали, развернула велосипед и покатила назад.
Вера, залившись звонкой трелью смеха, побежала по горячему песку, высоко поднимая ноги к разбросанным цветным полотенцам.
- Ой, жжется, ой! - легла на лежак, расправила мокрые волосы. Черно-белый полосатый купальник красиво облегает загорелое, упитанное тело, покрытое мелкими водяными капельками,светящимися под солнечными лучами. Наслаждаясь теплом, закрыла глаза и погрузилась в сладкие грезы. Сегодня вечером надену бежевое, красными маками, платье, и волосы заколю высоко, как в журнале «Бурда». На шею повешу ожерелье под жемчуг, в уши серьги. Шарики покачиваются, постукивают друг о друга. Людка лопнет от зависти. Красивее меня в классе нет девчонки. Жаль Витька в городе, а осенью это платье не наденешь.
- Хочешь яблоко? - услышав над собой голос, девочка глянула из-под густых черных ресниц.
Андрей с улыбкой протянул огромное красное яблоко. - Возьми, я еще сорву, там много!
- Спасибо! - Вера присела на лежаке, коснулась горячими пальцами руки мальчика. Он вздрогнул. Кокетка внимательно оглядела одноклассника. Зеленые плавки, уже не новые, наверное, братовы. Выгоревшие под летним солнцем светлые волосы. Непослушный, упрямо торчащий вихор на макушке, длинные стройные ноги. Немного подрос. Все равно, мальчишка. Не сравнить с Витькой: высокий, широкоплечий, с накачанными мускулами. Она с хрустом надкусила сочный плод.
- Где взял?
- На берегу, - мальчик махнул рукой.
- Переплыл речку?
- За поворотом вдвое уже.
Вера улыбнулась, тряхнула локонами.
- Эй, уйди от нее! Витьке скажу, он тебя уничтожит! - утопая ногами в песке, Юрка подбежал к ним, размахивая над головой огромной сухой веткой.
- Говори, не боюсь! - Андрей широко расставил ноги.
- Ты, нищий! Забоишься, как морду набью, ничтожество! - Юрка выпятил живот.
- Мальчики, не надо, пожалуйста, перестаньте! - Вера встала между ребятами.
Андрей побледнел, отстранил девочку, на щеках вздулись желваки.
- Я не нищий! Думаешь, богатый отец, так все можно? - он размахнулся и ударил Юрку.
Юрка, отлетел в сторону, упал на траву, размазал по щекам кровь, хлынувшую из носа.
- Озверел, дурак! Скотина, ублюдук, папе скажу!
- Папой кичишься!? Ударь! - подступил Андрей. - Еще раз назовешь нищим, убью!
Страх исказил Юркино лицо, он отполз по траве. Вокруг них собрались ребята.
- Кабан жирный, кушай травку! - рассмеялся Борька. - Что получил, будешь знать, как оскорблять!
В мальчишке заговорила гордость. Он вскочил, поднял палку.
- Ну, держись!
Подбежавший Сергей ударил его сзади по ногам, Юрка, как подкошенный свалился на землю.
- Еще раз тронешь Андрюху, не обижайся! - процедил сквозь зубы, Сергей. - Что тебе этот придурок сделал? - повернулся к другу.
Андрей прерывисто задышал, тело напряглось. Подтянул плавки и прыгнул на Юрку. Дети, сцепившись, покатились по траве.
- Марья Алексеевна! - закричала Вера. - Мальчишки дерутся!
Женщина сквозь дрему услышала громкие, встревоженные голоса. Приподняв голову, увидела столпившихся на берегу, детей. Господи, никак, драка! Оперлась рукой о землю, встала, оправила одежду.
- Что такое? Разойдитесь! - учительница побежала, размахивая руками. - Брось палку, Сережа! Быстро! Кому сказала?!
Растолкав собравшихся, протиснулась в круг. Грязные, взлохмаченные, с расцарапанными щеками, пацаны, кряхтя, вцепившись друг в друга, катаются по траве.
- Соснов! - потянула Марья Алексеевна за руку мальчика. - Встань, отойди от Андрея! - Она была уверена, драку начал колобок. Но никак не ожидала увидеть дерущимся Рогова.
- Как не стыдно! В крови перепачкались, кто первым начал?
Мальчишки поднялись с земли, подтянули трусы.
- С ума, что ли посходили? Что не поделили, драчуны?
- Юра обозвал Андрея нищим, - Вера двумя пальчиками поправила лямочку купальника. - Он и накинулся.
Андрюша отряхнул прилипшую к загорелым ногам траву. В глазах заблестели злые слезы.
Учительница пожалела ребенка. Оскорбление в присутствии любимой девочки. Не каждый удержится, чтобы не наказать обидчика.
- Не надо драться! Пойди, Андрюша, отдохни! - ласково погладила мальчика по голове.
Андрей глянул волчонком, резко отстранился.
- Не трогайте! - прошипел мальчик. - Вы меня все ненавидите! - сжал кулаки и круто развернувшись, убежал в кусты.
- Соснов, зачем оскорбил Рогова? - повернулась женщина к пострадавшему.
- Он первым ударил, я не трогал! - захныкал Юрий, размазывая по лицу кровавые сопли.
- Нос расшиб. Не будешь задевать! - достала из-за выреза платья большой белый платок, вытерла Юрке лицо. - Не скули, не велика беда! Сколько раз говорила, не оскорбляй! Ничего, до свадьбы заживет!
- Я не оскорблял. Он, действительно, нищий.
- Как тебе не стыдно! Их растит бабушка, у них нет денег, как у твоих родителей. Вы еще дети, у вас общие интересы, ваше дело хорошо учиться. Зачем обижаете друг друга?
Марья Алексеевна с трудом сдержала гнев. Надменный пузырь, даже не чувствует угрызений совести, считает себя правым. С каким бы наслаждением, надавала ему шлепков.
Юра надул щеки, высоко до пупка поднял плавки.
- Пусть знает свое место и не суётся, куда не надо! Папа ему устроит!
- Что значит своё место? Учитесь в одной школе!?
- Это пока! - нагло вытаращил Юрка круглые глаза. - Скоро будут отдельные школы для бедных и богатых, папа сказал. В Москве, на «Рублевке» уже есть. Там дети богатых отдельно учатся. И вообще, богатые должны жить в особых, только для них предназначенных, кварталах.
- Это тоже папа сказал? Глупости говорит! - От возмущения у женщины перехватило дыхание. Она увидела устремленные на нее детские глаза. От ее ответа на очередную наглость зазнавшегося подростка, зависит формирование их мировоззрения. Авторитет, не только школы, но и всего государства. Но она не находила слов. А если прав его отец, и возможны такие «демократические» перемены? Гнев захлестнул.
- Не смей обижать Андрея! - крикнула Марья Алексеевна, и топнула ногой. - Еще раз обзовешь, пойдешь к директору объяснять свое поведение, а я, на педсовете поставлю вопрос о твоем исключении из школы за разжигание социальной розни.
Женщина с ненавистью посмотрела на толстую, лоснящуюся, измазанную кровью, Юркину физиономию. Вся его фигура источала наглость и коварство. Сколько спеси!? Впервые в жизни, она почувствовала к ребенку отвращение.
- Уйди отсюда, видеть тебя не хочу! - щеки ее покраснели, волосы растрепались. Такой сердитой учительницу ребята еще не видели. Они притихли, опустили головы. Сережка провел босой ногой по траве. Что теперь будет с Андрюшкой, выгонят из лагеря за драку?
Юрка отступил от раскричавшейся учительницы. Усмехнулся, из-под лобья сверкнул глазами дикого котенка.
- Накажете его?
- Не накажу! Сам виноват. Не оскорбляй!
Мальчишка с шумом выпустил воздух их толстых красных щек, злобно прохрипел. - Пусть уезжает из лагеря! Не хочу вместе с ним отдыхать! Я богатый, а он бедный. Скажу отцу, он со всеми разберется. Узнаете кто я такой! - Высоко подняв сжатый кулак, побежал по берегу.
Похоже, ему мои наставления, до лампочки, посмотрела вслед учительница. Остался при своих убеждениях. Вот новое воспитание! Дома не прививают уважения к людям. Вряд ли из него вырастет хороший человек. Хвастает папой, а учится плохо, одни тройки, да и то с минусом. Лодырь и зазнайка!
Марья Алексеевна поправила волосы, провела ладонями по щекам, сгоняя напряжение. Душевная пустота и безразличие овладели ею.
- Что стоите? Драка закончилась. А могли бы сами разобраться, без меня и предотвратить конфликт. Вы достаточно взрослые, сами должны учиться разрешать спорные вопросы, а вы любуетесь зрелищем.
Борька вздохнул, почесал затылок.
- Я прибежал, они уже клубком катались, а разнимать, побоялся, еще ударят нечаянно.
- Ясно, идите, купайтесь!
Дети медленно побрели по песку.
- Не отправляйте Андрюшку домой, бабушка расстроится! Юрка обозвал нищим, да еще при Верке, - тихо произнес высокий детский голосок.
Марья Алексеевна оглянулась. Сережа покраснел, переступил с ноги на ногу, пригладил волосы, в глазах блеснули слезы.
Женщина улыбнулась. Слава Богу, не все злые, положила руку на плечо ребенка.
- Иди, Сережа! Ты славный парень, заступаешься за товарища, молодец! Не беспокойся, не отправлю и не накажу, но ты поговори с ним, драться некрасиво, эмоции надо сдерживать.
- Правда, не накажите? Я скажу, он больше не будет, честное слово! - мальчик подпрыгнул и помчался к воде, сверкая красными пятками.
Марья Алексеевна задумалась. Побеседовать с Андреем, или не мешать ему, обдумать, свой поступок. Отругать? За несправедливо нанесенное оскорбление? Пожалеть? Но это еще более обидит. Она подошла к зарослям дикого малинника и услышала тихий, приглушенный плач. Обойдя кусты, увидела Андрея. Под раскидистым колючим кустом, мальчик скорчился на траве, обхватив колени руками, и уткнувшись в них головой. Худенькие плечики вздрагивают. Сердце женщины подкатилось к горлу. Только не расплакаться.
- Андрюша! - тихо позвала учительница.
Ребенок поднял голову, вытер ладонью мокрые, опухшие, красные глаза.
- Выгоните из лагеря, ну, и, пожалуйста! Сам, уйду, бабулю только жаль.
- Не выгоню. И бабушке не скажу. Ты не виноват, но драться не надо. Вытри слезы. Иди, купайся!
- Не хочу! - поднялся мальчик. - Можно в лагерь пойду?
- Можно! - вздохнула женщина.
Низко опустив голову, Андрей побрел по тропинке. Учительница посмотрела на сгорбленные плечи подростка. Обида гнетет, пусть побудет в одиночестве. Гордый, привык самостоятельно переживать невзгоды. Все-таки нехорошо, что впечатлителен, долго носит в себе обиду. А он подтянулся, загорел, Отдых пошел на пользу. Правильно сделала, что не наказала? Впрочем, ему и так не сладко, сам себя исказнит, переваривая случившееся. Она потянула ветку. Оторвала влажный листок, растерла в пальцах, вдохнула сладковатый аромат.
- Марья Алексеевна, что случилось? - цепляясь каблуками босоножек за траву, Любовь Петровна, как скорая помощь, мелькая красными фалдами, юбки, подбежала к кустам.
- Детские разборки! - женщина бросила лист, вытерла руку о подол. - Юрка назвал Андрея нищим, тот разбил ему нос.
- Наказали? Я видела, он в лагерь пошел.
- За что накажу? Хоть и не педагогично, но виноват Юрий и получил по заслугам, может быть задумается над своим поведением, - она взглянула на часы. - Собирай детей! Пора обедать!
+ + +
На раскрытых окнах лагерной столовой, раскачиваются белые занавески. На стенах, в деревянных рамках развешаны яркие натюрморты с румяными пирожками, пухлыми котлетами, спелыми фруктами. Столы покрыты пестрой клеенкой, в небольших вазочках свежие цветы.
Обгоняя друг друга, ребята задвигали стульями. После купанья на аппетит никто не жалуется. Салаты, гороховый суп с мясом и копченостями, котлеты с картофельным пюре, мгновенно исчезают в жующих и чавкающих ртах. Только Андрей безразлично ковыряет вилкой котлету.
- Андрюшка нос разбил Юрке, видела? - накрутила на палец завиток на виске, Вера. - Из-за меня.
Люда остановила ложку у рта.
- Ты-то здесь, совершенно не при чем! Юрка обозвал Андрея, он ему и двинул.
- Ничего ты не поняла! - сморщила носик, Вера. - Юрка пригрозил Андрею, что расскажет Витьке, если он будет ко мне приставать, вот он и взбесился. Ревнует, я ему давно нравлюсь.
- Дура, ты, Верка! Андрюшка хороший парень, в сто раз лучше твоего Витьки и симпатичней. А ты нос от него воротишь.
- Он же бедный! - Вера презрительно усмехнулась.- Ему даже в кино меня не на что пригласить, а мороженым угостить, вообще слабо.
- Ну и что? Еще неизвестно, кто кем станет. Витька оболтус, целый день голубей гоняет, а Андрей умный, учится хорошо.
- Что ты его защищаешь? - прищурила глаза Вера. - Уж не влюбилась? - девочка надкусила сладкий пирожок.
- А вот это не твое дело! - Люда отодвинула пустой стакан. Стекло зазвенело, стукнувшись о край тарелки. - Не хочу с тобой разговаривать! - она встала из-за стола, презрительно глянула на подружку, и побежала к выходу.
- Никто и не нуждается! - Вера тряхнула головой, волосы рассыпались по обнаженным плечам.
- Противная девчонка! - прошептала Марья Алексеевна.
Любовь Петровна подняла глаза. - Вы что-то сказали?
- Да нет, это я сама с собой.
- А я думала, мне. Мишка, жуй, как следует! - Люба пригладила светлые вихры сына, низко склонившегося над тарелкой, вытерла салфеткой красные кисельные пятна у Вовки на носу. -Ох, горе Вы мое.
+ + +
Прогретые доски веранды источают жар. От духоты не спасают, даже вьющиеся по решетке, кусты хмеля и шиповника. Плетеные соломенные стулья усыпаны лепестками сирени. Душистый аромат, смешанный с теплым воздухом, пьянит, как вино. Марья Алексеевна, сняла старые, красные шлепанцы, вытянула ноги, откинулась на спинку кресла. Спицы быстро мелькают в пальцах. У ног катает клубок пушистый, серый котенок. Первый свитер вязала мужу, только медовый месяц закончился, вспомнила она. Ярко синий, с белыми полосками на груди. Обвязывала ворот, а он любовался ею. Голубые глаза ласково светятся, тонкие губы растянуты в улыбке.
- Не спится? Что вяжете? - присела напротив Любовь Петровна.
Марья Алексеевна вздрогнула, виденье исчезло.
- Свитер Ольге. Днем редко сплю.
- Мне тоже не хочется, жарко! - Люба улыбнулась, оттянула от груди цветастый на тонких бретельках, сарафан, подула за вырез.
- Мои заснули. Смешные! Ваша где отдыхает?
- Оля медсестрой подрабатывает на селе, - не поднимая головы от вязанья, ответила женщина и вздохнула. - Обидно, не могу содержать единственную дочь.
- Не переживайте, она взрослая. Хочет хорошо одеваться, пусть сама заботится.- Любаша подняла с пола клубок. - Разорвет ведь негодник! Брысь! Откуда взялся. Не люблю кошек.
- А я люблю, пусть играет. Самое красивое создание! - Марья Алексеевна положила вязанье на колени. - Напортачила, не тот узор. Сегодняшний случай на пляже не выходит из головы. Сколько злости в детях! Юрий Соснов заявил, «Богатые должны учиться отдельно от бедных. В Москве, на "Рублевке" такие школы уже есть." Значит, снова топчем дорожку к революции!?
Люба кивнула. - Взбесились люди от избытка денег. Гувернанток нанимают, шикарные дома понастроили, домработниц завели. Сплошное барство! Чиновники, депутаты возомнили себя царями, а о демократии соловьями заливаются.
- Это временно. При НЭПе тоже наблюдалась такая волна. Очередная вспышка, болезнь общества. Она быстро пройдет, - прервала ее Марья Алексеевна.
- Реформу образования готовят, - продолжила возмущение, Люба, покраснев от негодования.- Какие еще сюрпризы преподнесут? Институты платные, за один месяц триста долларов и выше. Зато в элитных школах зарплата учителей выше.
- Ну вот! - снова нарушила нелестные выпады коллеги в адрес высоких инстанций, женщина.- Дискриминация не только среди учеников, но и среди учителей.
- Усложненная программа способствует подготовке вундеркиндов. - Несколько уменьшила свой пыл, Любовь Петровна.
- Полный абсурд! - Марья Алексеевна потянула нить. - Придется распустить. Ребенок должен учиться легко и с интересом. А нынче дети в школу идут неохотно. Вундеркиндов, как правило, немного. На сорок человек, двое одаренных, трое чуть ниже, а остальные со средним уровнем развития. Урок и в, так называемой, школе с уклоном также ориентирован на средний уровень, остальных подтягивают репетиторы. Родители хотят видеть отпрыска в будущем математиком, полиглотом, музыкантом. А малыш еще не определился. В итоге - нервное перенапряжение, визит к психотерапевту, а то и в психушку.
Любовь Петровна приподняла пеструю ткань юбки, обмахнулась.
- Ой. Жара! Но ведь, чем раньше проявится талант, тем скорее разовьется.
- Согласна! Но для этого не нужны особенные школы. Достаточно, при каждой создать доступные, бесплатные факультативы, разнообразные кружки. Вот возможность выбора и решение проблемы занятости свободного времени. И для учителей материальная прибавка, творческий рост. Что не можешь позволить на дневном уроке, добавляй и развивай во внеклассной работе. Можно приглашать профессионалов, хотя бы раз в две недели. Творческие встречи, шефство. Важно заинтересовать ребенка, а он сам пойдет в библиотеку, сядет за книги.
Любовь Петровна покрутила головой. - Шея устала. Поворачиваю, позвонки трещат, наверное, возрастное.
Марья Алексеевна рассмеялась. - Вам еще рано жаловаться на возраст. Немного спортом надо по утрам занимайтесь.
- Слышали, есть предложение сделать среднюю школу двенадцатилетней? - Люба наклонила голову влево, потом вправо.
- Неразумно! Дети нынче взрослеют рано, рожают в одиннадцать лет. Значит в перспективе - семейные школы. Идешь и ребенка с собой ведешь. Ерунда какая-то. Десять, одиннадцать лет и не более. Неплохо ввести в старших классах трудовое обучение. Аттестат плюс свидетельство о приобретении трудовой специальности: токарь, слесарь, водитель, швея и прочие. Не прошел в вуз, есть возможность иметь честные деньги.
- Пусть сначала заработают на полную мощь заводы и фабрики. - Любаша закинула руки за голову, потянулась, зевнула. - Очень интересно рассказываете.
В холле пробили часы. Марья Алексеевна прислушалась.
- Уже пять? Заговорилась с тобой и про свитер забыла. Пойдем поднимать детей на полдник.-
Женщина сложила в корзинку вязанье, потерла под коленкой онемевшую ногу. - День прошел! Не заметишь, как лето закончится. Снова сентябрь, уроки, тетради. Как Олька уехала, быстро уставать стала. Думаю о ней постоянно, скучаю.
- А мне некогда скучать. Мои сорванцы не дают. - Люба улыбнулась, и нарочито виляя, бедрами, пошла в корпус.
+ + +