Реферат: Восстания Эроса

ВОССТАНИЕ ЭРОСА

Эротика в профаническом и сакральном мирах

Сакральный подход к реальности в целом,рассмотрение той или иной ее стороны с точки зрения Традиции отличается отпрофанической позиции тем, что сакральное мировоззрение понимает все как с и мв о л, как нечто неравное самому себе, как нечто указующее на и н ы е,духовные, метафизические сферы, на трансцендентные модальности Бытия.Профанизм, напротив, стремится взять вещь как нечто самодостаточное, законченное,или, в другом случае, свести ее к некоторому конкретному, ощутимому уровню. Этосправедливо для любого вопроса и любой проблемы. Это справедливо и в отношениипроблемы секса, эротизма. Более того, поскольку вопрос эротизма переживаетсялюдьми как что-то интимное, как что-то глубинное и изначальное, обладающее приэтом гигантской властью над самыми базовыми механизмами человеческой психики,именно в сфере секса грань между сакральным и профаническим столь ярка иочевидна, столь высвечена, столь резка.

Проблема эротики не является просто одной изпроблем наряду с другими, она обладает в контексте «человеческого»очевидной центральностью. Именно поэтому очень часто вопросы, связанные сэротикой, ложились в основание религиозных, философских, моральных и научныхдоктрин. С сексом стали увязывать самые разнообразные сферы человеческогосуществования не только после формулировки психоаналитических доктрин —подобные связи вскрывались в самых древних памятниках человеческой истории.Влюбленность императора или сексуальные особенности фараона не раз изменяли нетолько политический, но и духовный ход истории. Даже применительно к миру боговдревние использовали принцип объяснения «через секс». (Вспомним, хотябы, божественную предысторию Троянской войны.)

Профанический подход к пониманиюцентральности эротического фактора заключается в том, что сама возможностьтакого понимания заведомо исключается. С точки зрения профанов, сексуальностьдовлеет над человеком как проявление его животной, телесной природы, как выражениеглубинного инстинкта к наслаждению. Поиск наслаждения, воля к наслаждению сутьосновные характеристики человеческого существа, как его понимает либеральнаяатеистическая идеология Просвещения, повлиявшая в той или иной мере на весьсовременный образ мысли. Иными словами, в самом сексе профаны видят предельноеобъяснение «человеческого факта». Такая логика нашла свое завершениеименно в психоанализе, но любопытно, что еще в древние эпохи всякий всплескскепсиса и профанизма очень быстро приводил к схожим выводам мыслителей,принадлежавших к иным культурам и цивилизациям. Однако наша эпоха отличаетсятем, что в ней такой «сексоцентризм» стал доминирующим культурнымявлением, тогда как раньше все оставалась на уровне более или менее маргинальныхтенденций.

Если профаны усматривают в эротике последниеобъяснение человека (не нуждающееся в дальнейшей расшифровке), то люди Традициичтят в ней символ, мистерию, особое знание, постичь, расшифровать и реализоватькоторое — задача каждого человеческого существа. В Традиции секс был ритуальнымдействием, в котором проявлялась сама основа реальности. Традиция видела вэротике отражение глубинной онтологической доктрины, и именно как доктрину, какУчение, как Откровение воспринимали люди сакральной цивилизации тот тайныйимпульс, который сквозь века обращал огненную энергию мужчины к женщине ипровоцировал томительное ожидание женщиной мужчины. В Традиции эротизмцентрален не потому, что он довлеет над человеком, но напротив, он довлеет надчеловеком потому, что связан с тайным центральным основанием самой реальности,посылающей человеку весть о своей природе именно через секс. Таким образом, всакральной перспективе речь идет не о технической стороне эротики, но об ееонтологии, о постижении ее смысла.

Секс — символ. Он нуждается в объяснении.Необходимо понять, ч т о именно он символизирует и о ч е м собственно онповествует?

Сама этимология латинского слова«секс», равно как и русского «пол», выражает собой идею«разделенности», «половины», «дуальности». Самымважным в определении эротики, таким образом, является постулирование наличия Дв у х, не одного, не трех, не множества, а именно Д в у х, Д и а д ы.Следовательно, для постижения истоков эротики необходимо обратиться к темонтологическим сферам, где происходит первое рождение этой Диады.

Первая фраза Ветхого Завета, Бытие 1.1,звучит так: «В начале сотворил Бог небо и землю». Иными словамиТворение началось именно с создание Диады, Пары, Двух, а не одного, и немножества. И лишь далее, отправляясь от этой Первой Пары, начинается созданиевсех остальных модальностей Вселенной, которые с логической неизбежностьюотныне несут на себе отпечаток изначальной двойственности. Над землей двасветила, д в а времени суток (день и ночь), райское дерево Познания тоже имеетдва плода (добро и зло) и, наконец, человек создается в виде д в у х полов —«мужчину и женщину сотворил Он их».

Адам и Ева, продолжают путь двойственности,вначале съедая плоды запретного Древа, потом воспылав плотской страстью, потомпорождая первую п а р у детей, Каина и Авеля, которые приносят в человеческуюисторию архетип убийства и смерти. Но логика Священного Писания недвусмысленнопоказывает, что все диады берут свое начало именно в первом действии Творца,создавшего основу мира сразу из двух «половин», из двух частей, издвух «полов», чьим высшим архетипом является пара Земля-Небо.

В китайской традиции фундаментальный дуализмбытия воплощен в синтетическом символе Инь-Ян. Эта традиция основана как раз насведении всего множества вещей к этой паре мужского и женского начал,понимаемых онтологически и универсально.

Перводиада в индуизме определяется терминамиПуруша-Пракрити, которые выполняет сходные космогонические функции.

В принципе, никакой произвольности впомещении у истоков Бытия именно Диады нет. Единое не может явить себя, неразделившись прежде на две составляющие, так как явление предполагаетизначально деление на того, к т о является, и того, к о м у он является. Причемтот, к т о является, безусловно, важнее того, к о м у он является, или, в иныхтерминах, тот, к т о является, — активен (Небо, мужское начало), тот, к о м уон является, — пассивен (Земля, женское начало). Из этого следует, что«пол» является корнем и необходимым условием всякого Проявления,всякого Творения, всякой манифестации. И наоборот, все проявленное имеет своимистоком Диаду.

Пол, данный человеку, как внутреннеемагнетическое влечение, как перманентное беспокойство, как нестихающийбудоражащий импульс, связан, таким образом, с принципом Проявления, Явления, азначит, с фундаментальными основами онтологии. Проблема «секса»,«пола» есть проблема метафизическая и спиритуальная, а следовательно,ее решение и даже ее постановка должны охватывать сущностную сторонуреальности. По спирали смысла сакральное понимание эротики возводит ее кизначальным архетипам, моделирующим реальность в наиболее глубинных, корневыхаспектах.

В ординарном и обыденном опыте, в своеморганичном и «естественном» желании человеческое существо соучаствуетв странной тайне Творения, в примордиальной драме возникновения Диады, где НебоДуха, явившись, с изумлением сталкивается с Землей Материи как с чем-то д р у ги м, нежели оно само, а сама черная Земля с восторженным ужасом взирает наабсолютную голубизну холодной небесной сферы. Мужчина и Женщина, расколотые иразделенные по велению загадочного декрета, каждое мгновение, желая друг друга,возрождают онтологические отношения первозданного, дочеловеческого,метафизического мира, на котором еще так заметна печать Творца.

«Счастливая любовь не имеетистории», — писал в своей книге «Любовь и Запад» французскийинтеллектуал Дени де Ружмон. В этом исследовании де Ружмона на примереархетипического мифа о Тристане и Изольде показывается, что самые чистыепарадигмы любовной эпопеи или мифа о любви с необходимостью основаны на идеелюбви несчастной. Высшего напряжения эротизм достигает именно в трагедии, вразделенности, в обреченности «половин» оставаться вдали друг отдруга. Де Ружмон приводит как иллюстрацию тот фрагмент повествования о Тристанеи Изольде, где, прожив друг с другом 3 года в лесу, они решают расстаться —Изольда возвращается к королю Марку, а Тристан уезжает в далекие страны. Онирасстаются сознательно, продолжая любить друг друга, чтобы встретиться по тусторону смерти. Почему такое, на первый взгляд, абсурдное решение для тех, ктоне может жить друг без друга?

В этом сюжете проявляется тайная подоплекасакрального секса, который принципиально не может удовлетвориться временным ифрагментарным слиянием двух полов, но настаивает на «этернизации», наабсолютизации брака, который должен осуществиться таким образом, чтобы соитиелюбящих ни на миг не прерывалось периодами разделения. Однако в земном миретакой «перманентный брак» невозможен, он противоречит не толькофизиологическим свойствам человеческого организма, но и самой структуреВселенной, где царствуют пары — жизнь-смерть, деньночь, верх-низ и т.д. Земнаялюбовь обречена на крах. Она изначально драматична. Она с самого первогопробуждения чувства находится под законами Великой Диады, вращающей вторичныекосмические пары с неумолимой фатальностью.

Эротика несет в себе неизбывныйметафизический трагизм. Любящие стремятся совершить нечто, что лежит по тусторону возможностей мира, они хотят повернуть вспять неумолимую логику Закона,начатую с первых слов «Библии» — «В начале сотворил Бог небо иземлю». Естественно, невозможное невозможно, но это не может заставитьлюбящих не любить, а желающих друг друга не желать. Неснимаемая драма любви,великая напряженность секса существуют как тайная воля к альтернативномуустройству реальности, в которой «в начале» должно быть нечто другое,нежели Великая Диада.

В Средневековье трубадуры и миннезингерыэзотерически расшифровывали слово «AMOR», «Любовь», как«A-MORS», то есть как «Не-смерть», «бессмертие».Это было отнюдь не поэтической метафорой — куртуазные поэмы и ритуалы былизашифрованными доктринами особого религиозного гностического толка, в которыхлюбовь понималась как эффективный и вполне конкретный метод достиженияподлинного «бессмертия». В этих гностических кругах Творение мирасчиталось не чем-то позитивным, но, скорее, катастрофой, разрушившей полноту,плерому божественной пред-тварной гармонии. Смерть была, по мнению этих кругов,не концом Творения, но его изначальной сущностью, так как всякое разделение —будь то неба и земли или души и тела — есть уже разрушение Единства,Единственности. Любовь же в этом религиозном контексте понималась какостаточная онтологическая ностальгия по реальному, благому до-тварному миру, ипоэтому как ценнейшее метафизическое качество она ставилась на центральноеместо всей доктрины. Благодаря эротике человек может осознать всю роковуюфатальность Перводиады, через экзальтацию обреченной любви способен онзаглянуть в области, неподвластные Смерти.

«Vive Dieu Saint-Amour» («Даздравствует Бог-Святая Любовь») — таков был клич тамплиеров. На однойфразе апостола Иоанна из «Нового Завета» — «Бог естьлюбовь» — была основана целая особая теология как выражение предельногохристианского пафоса, как экстремальное и бескомпромиссное горение духомпосланий Св. апостола Павла. Когда Св. апостол Павел произнес фразу, что«несть ни мужеска пола, ни женска», он имел в виду именно этоттрансцендентный, нетварный и сверхтварный мир, где парадоксальным образом отменяетсявся ветхозаветная космогония, все роковые нормы реальности, устроенной позаконам двойственности. В принципе, сам он недвусмысленно говорил: «прейдесень законная» — т.е. «творение преодолено», преодоленовоплощением нетварного Сына, который победил Смерть и который есть Любовь.

В самом Евангелии сказано: «небо и земляпрейдут, слова мои пребудут во веки». Так и трагические любовники Тристани Изольда, символы мужского Неба и женской Земли, «прешли»,«умерли», «погибли», но Любовь их, как Слово Божие,пребывает во веки, по ту сторону смерти.

«Небо и земля прейдут» — эта фразаотсылает нас к эсхатологии, науке, занимающейся проблемой Конца Времен, КонцаМира. Если Диада, породившая несчастную любовь, делающая эту любовь несчастнойименно за счет своей двойственной природы, была создана как пара «небо иземля», то не будет ли смерть «неба и земли» тем моментом, вкотором Великое Желание имеет шанс наконец осуществиться полностью? Не являетсяли именно смерть путем к Бессмертию?

Прокреация, лозунг «плодитесь иразмножайтесь», равно как и поиск чистого наслаждения, с сакральной точкизрения, не имеют ни малейшего отношения ни к Любви, ни к эротике. Оба этихбанальных решения Великого Желания лишь отодвигают истинную проблему «пола».В них — бегство, страх, подмена. Но снова и снова мужчины и женщины загораютсятревожным влечением, которое невозможно погасить ни развратом, ни воздержанием,и которое продолжает изнутри мучить и разъедать сердца таинственной волей кНевозможному, к трансцендентному браку, к волшебной свадьбе по ту сторонуреальности...

Мечта о Сказочном Принце и Прекрасной Даме неимеют исторической или возрастной локализации, они — не просто продуктромантического Средневековья или инфантильных фантазий подростков. В нихоживают древнейшие, глубиннейшие архетипы, обладающие самостоятельнымсуществованием, не зависящим от конкретного индивидуума. Ожидание СказочногоПринца — вечная внутренняя драма любой полноценной женщины. Поиск ПрекраснойДамы скрыто ориентирует жизненные импульсы любого подлинного мужчины. В этомпроявляется вертикальный вектор эротики. В этом обнаруживает себя сакральнаяподоплека «пола».

Христианская традиция ставит брачныйсимволизм на центральное место. Брачное таинство Агнца с невестами человеческихдуш служит основой эротической направленности религиозной реализации верующих.Это таинство происходит в точке Полуночи, в момент достижения солнцем своейнизшей позиции под горизонтом. В богословской интерпретации Великий Брак Агнцаосуществится в Конце Времен, в момент Страшного Суда.

Христианство — это религия эсхатологическая.Ее смысл и особость ее послания в том, что она объявляет о скором Конце Света,прообраз которого уже осуществился в Первом Пришествии Иисуса Христа. Отныненевозможное в рамках Закона становится возможным силою Благодати, но все жетаинство Благодати еще некоторое время принуждено оставаться вскрытом состояниипрежде чем пройдут испытания Антихристом, и лишь после завершения«апостасии», отступничества, полнота Благодати явит себя в полноймире. Обещание, данное немногим, станет тогда очевидностью для всех, апотенциальное преображение мира превратится в единственную действительность.Конец Мира не случайно совпадает с реализацией Брачной Вечери. Пока мир есть,пока в нем доминирует закон разделения и Диады, любовь остается безысходнойтрагедией, адской мукой существ, ищущих своего подлинного Возлюбленного.Творение и Любовь несовместимы. Либо Творение, либо Любовь. Здесь глубочайшийреволюционный смысл христианской традиции, христианского откровения, откровенияЛюбви.

Динамика радикального эротизма, открывающегов своем истоке жажду Невозможного, рано или поздно, в безумии неутоленности,подводит к тому, что преграда в виде роковой реальности перестаетрассматриваться как нечто вечное, непреходящее, непреодолимое. Если мир убиваетЛюбовь, подавляет, унижает, распластывает ее, то вполне закономерно, что Любовьрано или поздно ответит ему тем же и… убьет мир.

В преданиях кельтов есть такой сюжет,цитируемый Фулканелли: храбрые кельты хвалились тем, что не боятся ничего,кроме того, что небо упадет им на голову. Иными словами, мир будет стоятьтвердо пока не произойдет нечто обратное тому, о чем идет речь в первомпараграфе Книги Бытия: «В начале сотворил Бог небо и землю». В концемира эти д в а перестанут быть двумя. Небо и земля сомкнутся в нерасторжимыхобъятиях, умирая как «старое небо» и «старая земля», новоскресая в духовном мире трансцендентного Брака. Мучительная, неутолимая,несчастная любовь Земли к Небу, а Неба к Земле, которой эти древние принципыпылают друг к другу в течение столь долгих циклов, однажды прорвет чарыизначального приказа, и они сольются в страстных объятиях.

Мир кончится.

Любовь начнется.

Судя по знакам времени сегодня даже храбрыекельты имеют все основания для страха. А все любящие — основания длянемыслимой, невероятной надежды, надежды на близкое свершение Невозможного.

Может показаться, что сакральная любовь,священный эротизм Традиции является чем-то совершенно отличным от обыкновеннойэротики, от той половой реальности, которую банально переживают миллионыпрофанических существ. Такой дуализм " священной любви к Богу" и«греховной любви к плоти» отчасти был заложен христианской моралью.Однако и в первом и во втором случае речь идет не о двух различных импульсах,желаниях и побуждениях, но о двух степенях глубины одного и того же чувства,которое может потеряться в горизонтальных лабиринтах психофизических ощущений,а может сконцентрироваться в вертикальном порыве к метафизическому верху.«Песнь Песен» Библии — это глубинный теологический трактат опламенном браке великого царя и божественного присутствия, но его язык — языкжаркой и страстной телесной любви. Попытка разделить «агапе» как«моральную любовь», «любовь-уважение», «любовь-простоеродственное или социальное чувство», с одной стороны, и «эрос»как «греховное возгорание», «плотский восторг», с другойстороны, есть лишь типично фарисейское стремление лишить Откровение егоэсхатологической мощи, его универсальности, его интимного проникновения в самыйцентр человеческого существа.

Морализм всегда и во всех случаях несет всебе неизбежную ложь, скрытый порок. Это объясняется тем, что он настаивает нанепреходящести, неснимаемости пары «добро-зло», забывая при этом, чтоименно вкушение познания этой безысходной пары послужило причиной грехопаденияАдама. Древо познания добра и зла, высшая инстанция моралистов всех типов ивидов, всех религий и культур — это генеральный штаб по борьбе с Любовью иЖизнью. Древо Жизни — едино, в нем нет разделений. Цепкие корни его уходят вглубину подземных инстинктов, но зато сияющая крона его сопричастна мистериямНеба.

Любовь — едина и неделима. В ней нетпозитивных и негативных аспектов. Единственным грехом в ней считается прохладность,вялость, разменивание тотального фанатического экстаза на мелкие эмоции — как влибертинаже, так и в аскезе. Грех — это отсутствие Любви. Когда эрос молчит,говорит коварная смерть Диады, выдающая себя за объективную истину, засправедливый порядок, за наилучшее, наиразумнейшее устройство мира.

Фигура Марии Магдалины — архетип того, какизбыток горизонтального эротизма приводит к высшей Любви. Изнывая от неутолимойжажды, истинно любящие переживают свой путь как сознательно избранный ад. Ноименно безбрежность боли учит их отличать скрытую под обманчивыми личинаминищеты роскошную Истину трансцендентного от трупного запаха материи,завуалированной изысканными тогами первосвященников.

В эротике необходимым условием являетсянагота. Не только нагота тел, но, в первую очередь, нагота душ. Эрос ненавидитлжи пестрых одежд, он требует всей правды, откровения всего онтологическогообъема, прячущегося за обманчивым миром феноменов. Ритуальная нагота святых —это духовная проекция наготы двух возлюбленных. Ангелы тоже не имеют одежд — ихединственным покровом является Свет Бытия.

Профанизация эротики, секса — это не толькоотклонение фундаментального желания от вертикальной сферы, это еще ивыхолащивание самого эротического импульса. Превращая эротику в товар, моду,социальную мотивацию и т.д. профаны убивают ее сущность. Отсюда всевозрастающая роль «ментальной и визуальной эротики» в современнойцивилизации — утраченное качество люди пытаются восполнить количеством,вариациями, отменой табу. Но все это никак не может воспрепятствовать смертиЛюбви — ее становится все меньше и меньше; даже чувственный жар превращается вровное теплое тление, а плотский порыв заменяется на привычную усредненнуюэротическую интонсикацию. Сексуальная революция была всплеском отчаяния. Посленее пришла устойчивая мода на асексуальность. Вырождению эротики в современноммире странно радуются моралисты: еще бы, Любовь — их главный враг со временПервотворения — дискредитирована, вовлечена в энтропию, профанирована иобречена на гротескную немощь. В борьбе против «звериного» в человекеморалисты успешно создали автомат, «повапленый гроб», homorationalis, машину, лишенную тайного огня. Крайний цинизм — называть этовырождение торжеством христианской этики (как подчас это делают протестанты,чемпионы псевдохристианского морализаторства).

Вечные противники Эроса сегодня имеют всеоснования радоваться. Тамплиеры и гностики Любви давно разгромлены. СвятойГрааль успешно потерян. Бог-Любовь надежно забыт. Сакральное изгнано напериферию цивилизации, в «презренный » Третий мир. Земля и Небо, повидимости, утратили магическое чувство друг к другу, которое будоражилоВселенную столько тысячелетий. — Небо замкнулось в своей самодостаточнойлазури, Земля увлечена гниением своего черного гумуса. Секс переведен вэлектронную область, а о Боге вообще никто не вспоминает. О «Fideled'Amore» рахитичные профессора угрюмо кряхтят циничнымматериалистам-студентам с фальшивых университетских кафедр.

Древо Жизни выкорчевали, и крона его, упав,лежит за гранью горизонта — так высок был райский его ствол.

Но в тайне и отчаянии, в глубинеурбанистических катакомб, среди омерзительного разложения людей, вещей имеханизмов зреет восстание, восстание любящих. Сквозь них, обособленных инеизвестных, говорит неслышный голос все еще тоскующих небес и страстноеодиночество земли. Они верны мистерии наготы — наготы тела, духа, бытия. Онижаждут Вечери Агнца, как жаждали первые, истинные христиане, а не тотфарисейский сброд, который сегодня называется этим именем, — «лаодикийскийсобор теплых», отвергнутых не только пронзительным светом рая, но иогневым терзанием ада.

Мы знаем: мир скоро кончится. Кончится,потому что мы любим, потому что мы есть, потому что мы готовим ПоследнююРеволюцию. Мы знаем: «небо и земля прейдут, но слова Его не прейдут».Мы заканчиваем древний подкоп под проклятое древо Познания. Вместе с ним рухнетВселенная, но Древо Жизни вновь, световым столбом, встанет посреди пустоты,окруженное сияющими стенами Нового Иерусалима, Иерусалима Вечной Любви.