Реферат: Уроки публицистического мастерства Мариэтты Шагинян.

Введение.

Публицист– это не профессия, а призвание, особое ощущение жизни. Осознание себя какхудожника, как литератора – это должно быть в человеке от Бога, от природы. Аесли все это сочетается в одном индивидууме, соединяя в себе талант, жаждужизни, тягу к знаниям и удивительную работоспособность, то человек этот будетзанимать в истории не последнее место.

Именнотаким человеком и была Мариэтта Сергеевна Шагинян – журналистка и писательница,без сомнения обладавшая завидным мастерством  и даром литератора, которая вконце XIX — начале XX веков внесла незаурядный вкладв российско-советскую публицистику и литературу.

ТворчествоШагинян охватывает различные области жизни. Она выступила и как знаток музыки илитературный критик, ее можно назвать и исследователем-путешественником ибеллетристом, но в первую очередь она была публицистом и писателем, оставившимпосле себя немало, если так можно выразиться, “полнометражных” литературныхпроизведений: “Гидроцентраль”,  “Советское  Закавказье”,  “Ткварчельскийуголь”, “Дневник депутата  Моссовета”,  “Новый быт и искусство”, “По дорогампятилетки”, “Урал в  обороне”, “От Мурманска до  Керчи”,  “Зарубежные  письма”,“Путешествие по Армении”, научные  монографии  о  Гете, Тарасе Шевченко, НизамиГянджеви, Иозефе  Мысливечке… Она же — автор первого советского детективного романа “Месс Менд” и великолепный мастер очерка.

МариэттаШагинян — одна из первых выдающихся советских журналисток, автор множествапроблемных статей и очерков, на протяжении десятилетий систематическипечатавшихся в “Известиях”, “Литературной газете”, “Правде” и во многих другихизданиях. При этом журналистика для Шагинян была отнюдь не только  и не столькосредством заработка, сколько великолепной возможностью непосредственногоизучения жизни и школой писательского мастерства. И школа эта продолжаетсохранять свою актуальность и для нынешних поколений журналистов – ведь таланти умение работать со словом остаются непреходящими ценностями во все временадля всех тех, кто профессионально связан с литературой.

ПублицистикуШагинян отличают незаурядная наблюдательность, умение одновременно и передатьсамое важное, и найти неожиданную и незаметную на первый взгляд изюминку впредмете статьи. Это была женщина фантастически энергичная, объездившая почтивсю Россию и не раз побывавшая за рубежом. Журналистку не случайно обуревала жажда  странствий  по свету – “она стремилась все увидеть собственными глазами,все узнать из “первых рук”, чтобы обо всем иметь  собственное  суждение”[1]. Мариэтту Шагинян всегдаотличала тщательность подхода к  написанию любой темы. Со знанием дела,конкретно она пишет о проблеме эстонских сланцев, о музыке, об энергетике, о керченской селедке, о Южно-сибирской железнодорожной магистрали...

Ксожалению, в последние годы Мариэтта Сергеевна Шагинян оказалась незаслуженнозабытой. За последние десять лет практически не появлялось новых работ,исследующих биографию и творческий путь журналистки и писательницы. В своевремя было издано несколько довольно крупных произведений посвященных жизни иработе Мариэтты Шагинян — Л. Скорино “Маргарита Шагинян – художник”. М. 1981.,Сборник статей “Творчество Мариэтты Шагинян” 1980. Да и она сама рассказала осебе в увесистом томе автобиографии “Человек и время”.

Большинствоисточников посвященных деятельности Шагинян охватывают ее творчество в общем,не заостряя внимание на изучении техники ее письма, “черной” работыжурналистки. Тем более важно на основании имеющихся материалов попытатьсяпроанализировать стиль работы этого выдающегося мастера слова, ее, если такможно выразиться, творческую лабораторию, писательскую “кухню” публициста.Интересна методика ее работы по сбору и накоплению информации, которая восновном заключалась в личном наблюдении и тщательном ведении дневников.

Даннаяработа посвящена творчеству Мариэтты Шагинян. Я не ставлю своей задачей вобъеме дипломного сочинения полностью осветить всю творческую деятельностьШагинян, но постараюсь показать ее основные направления в различные периодыжизни литератора. Первоочередное внимание, естественно, будет уделеножурналистике, и прежде всего методам работы этого известного мастерапублицистики, ее творческой лаборатории. Ведь знание того, как рождаетсяталантливый текст, анализ работы с материалом могут дать очень много для плодотворногожурналистского труда, а Мариэтта Шагинян создала немало наработок в отношениитехнического подхода к созданию того или иного произведения. Во многих работахона стремится передать свой опыт начинающим литературную деятельность, онаделится познаниями в различных областях и этапах создания произведения – отзадумки и первоначального сбора информации, до воплощения и редактирования. Представить, как возникает самыйпервый, мгновенный проблеск творческой мысли, как он наполняется содержанием иобретает форму, превращается в художественное произведение помогают дневникиШагинян – неизменные спутники всей ее жизни. Дневниковые записи – это память,все то, что с годами стирается, исчезает и может никогда не вернуться, еслитолько оно не сохранено в кладовых дневника.

Дневники – значительная иважная часть ее творчества. Они чаще всего неторопливы, обстоятельны,используют необычно разные материалы. Они позволяют не только восстановитьсобытия минувших дней, но и характеризуют своего автора, выдают настроение,фиксируют первое впечатление, показывают стиль письма, характер работы, подходк делу и многое другое можно извлечь из этих личностно-литературныхпроизведений.

Мариэтта Шагинян самаписала в предисловии к книге “Дневник писателя”, что “привычка вести дневник –очень полезная школа для писателя. Надо только помнить, что разговор с самимсобой и разговор с читателем, запись в дневник и создание очерка и статьи – разныевещи и по языку, и по композиции, и по объему материала. Дневникрастекается по часам и дням, он живет во времени. Очерк и статья концентрируютразновременный материал, соединяя его по законам литературного творчества,строя композиционно и сюжетно, насыщая выводом, взятым из анализа многихфактов. Рабочий дневник писателя – это лишь закладка фундамента для такойбольшой работы”[2].

Поэтому для изучениятворческой деятельности Мариэтты Шагинян я взяла за основу ее дневник 1950 — 1952-ого года, изданный в 1953 году, и сравнила его с опубликованным в 1957году вторым изданием “Путешествия по Советской Армении”. Дневник рассказывает ио том, как Шагинян вела работу над очерками, фиксирует определенные события ипомогает определить, что именно оттачивала в своих окончательных произведенияхписательница, работая со словом, что ставила во главу угла.

Глава I

Творческий путьМариэтты Шагинян

§ 1. Начало творческого пути МариэттыШагинян

Насколько повлияло на выбор профессиивсей ее жизни то, что она воспитывалась в семье русских интеллигентов иполучила прекрасное образование, можно рассуждать очень долго, ссылаться нагены и склонности, но одно ясно точно — Мариэтта Сергеевна Шагинян талантливыйписатель и журналист.

Она родилась в Москве 21  марта (2апреля по новому стилю)  1888 года. Мариэтта росла среди передовых веянийинтеллигенции, политических и литературных дискуссий. Вероятно, такаяобстановка в доме Шагинян и расположила девочку к познанию всего нового, любвилитературы, интересу к жизни.

Начало журналистской деятельности Шагинян можноотнести к совершенно юному возрасту. Когда ей было 15 лет, а именно 27 июля 1903года в газете “Черноморское побережье” был напечатан ее стихотворный фельетон“Геленджикские мотивы”. История этого удачного литературного опыта такова. КогдаМариэтта была на летних каникулах в курортном Геленджике, она столкнулась свопиющей несправедливостью по отношению к людям — гулять можно было только попляжу, а греческими купцами был устроен на нем дровяной склад, чем, естественнобыли все возмущены. Закон был на стороне купцов. И тут Шагинян посоветовалинаписать на злободневную тему. Так в газете появился стихотворный фельетонМариэтты Шагинян, о котором она сама впоследствии вспоминала: “Я была пораженасилой печатного слова: суд ничего не мог сделать, а четыре смешные строчки вгазете подействовали”[3]. Впоследствии она еще не раз убедится вправоте своих слов.

В 1905-1906 годах М. Шагинян печатаетсяв  московских рабочих изданиях, в “Ремесленном голосе”, а  когда он был закрыт,в  газете  “Трудовая  речь”.  Этапы пути художника сложны, соответственно тембурным историческим катаклизмам, свидетелем которых стала Шагинян, ее личныепереживания неотделимы от духа времени. Но во время периода революционного подъема на ее творчество имели огромное влияние общественные настроения.  Этовидно даже из заголовков рассказов — “Жена рабочего”,  “Забастовщиков сын”,“Как я стал  политическим” — и стихов: “В подвале”, “Цензуре”.

Тогда же у молодой писательницывозникает  рабочее ощущение профессионализма, и более того  -  представление олитераторском труде как о долге не  только  перед собой, но и перед обществом.

С 1908 до 1912 года она учится в Москве на историко-философском факультете Высших женских курсов. Тогда же онасближается с  молодым поэтом Андреем Белым, позднее  с  композитором  СергеемРахманиновым; возникает увлечение поэзией Зинаиды  Гиппиус; начинается с нимидолголетняя литературно-философская переписка. Знакомство с Мережковским оченьповлияло на Мариэтту Шагинян. Она получила возможность контактировать с философскими  и  литературными  кружками символистского толка, а доступ в этузамкнутую атмосферу был  открыт далеко не всем. В это же время в 1909 году онаи напишет свою первую  книгу,  сборник  стихов  “Первые встречи”. Стилизованныеобразы, лирико-пессимистические мотивы – грусти, тревоги, бренности всегосуществующего мира, невозможности осуществления мечты о счастье — все этосвойственное декадентской  поэтике прозвучит в поэзии Шагинян. Здесь жеопубликован цикл реалистических зарисовок “Детские портреты”, в которых нетникакой таинственности. Именно в этих ранних рассказах Шагинян проявляетсятонкая психологическая наблюдательность, умение показать многообразие различныххарактеров, все то, что в дальнейшем будет отличать ее литературный стиль. Теже символистские наклонности проявляются и в других сочинениях Шагинян — «О блаженствеимущего. Поэзия З.Н. Гиппиус» (1912); «Две морали», (1914), и внекоторых статьях.

В 1913 году в свет вышла книга,принесшая мгновенный успех и известность молодой поэтессе и писательнице.Вторая книга стихов, названная  “Orientalia”, былапосвящена Рахманинову. Экзотические, восточные мотивы доминируют в еестихотворениях. Реалистические детали соседствуют с приподнятыми иусловно-романтическими описаниями, но все же они прочно вошли в стилистику М.Шагинян.

После поездки в 1914 году на родинуГете – Франкфурт-на-Майне и в город Веймар молодая писательница попадает влагерь, затем с помощью Красного Креста она через Швейцарию возвращается домой.Так говорят официальные источники о ее пребывании в Германии. Интересно, чтосовершенно другие сведения сообщает сестра Шагинян Лина в письме НадеждеГаздановой, по которым Мариэтта Шагинян предстает в совершенно ином облике, даи события несколько другие. Заранее прошу прощения за пространную цитату:

“Мариэтта  забрала  свои вещи  и  махнула  в  Германию,  в Гейдельберг, с твердым намерением поступить втамошний Университет.  И какая  нелегкая понесла ее в Германию как раз накануневойны! Ты  ведь знаешь  ее  темперамент!  Через  несколько  дней  после пребывания  в Гейдельберге  она водрузила себе на плечи рюкзак, наделанепромокаемый плащ и, вооружившись дубинкой и картой проезжих дорог, смелопустилась пешком  в  Веймар,  дабы поклониться праху Гете. На обратном  пути из Веймара  она  была задержана немецкими властями, заподозрившими  ее  вшпионаже.  Благодаря своей глухоте Мариэтта в то  время,  когда  война была уже  в  разгаре, спокойно шествовала по шоссе с картой  проезжих дорог.  Газет она  в  то  время не читала  за  неимением  времени,  а разговоров окружающихне могла расслышать. Итак, Мариэтта очутилась  в крайне  трагическом положении:совершенно одна, никаких знакомых,  кои могли  бы  удостоверить ее личность. Навопрос: “Что вы тут делаете  и куда  идете?” — Мариэтта простодушно ответила:“Была на могиле  Гете”. Ей расхохотались в лицо: “А знаете ли вы, что мы с вамитеперь воюем?” Мариэтта  вытаращила глаза. По Мариэттиным указаниям ее немедленно же отправили  в  Гейдельберг  для  удостоверения  личности.  Там  за  неезаступилась ее квартирная хозяйка и уверила, что обвинения в  шпионаже лишенывсякого основания. Однако же Мариэтту, как и остальных русских, посадили   под домашний  арест  на  неопределенное  время.”[4]

          Чтобы вернуться кродственникам, которые были тогда в Швейцарии, Мариэтте нужен был специальныйпропуск и деньги. Только благодаря стараниям сестры Лины она смогла покинутьГерманию.

          Вот такие нелегкие путииногда приходилось проделывать писательнице и журналистке. По видимомублагодаря исключительно личным качествам и своеобразному характеру, упорству ивыносливости, а также интересу ко всему новому, причем узнать не от кого-то, асамой позволило Шагинян создавать и творить.

Об этом периоде своей жизни Шагинянговорит так: “Пережитый мной страшный опыт соприкосновения со вспышкойшовинизма… жуткие сцены разворачивавшегося какого-то железно-машинногонемецкого милитаризма… жесткость вторжения немцев в беззащитную Бельгию – это…было большим уроком, сразу перенесшим меня из мира всяких умственныхотвлеченностей на реальную историческую почву”[5]. И она, используя свои дневниковые записи,сразу же создает “Путешествие в Веймар”[6], документальный лирико-философский очерк.Книга, не оторванная от времени: большое количество различных деталей и фактов,относящихся к сложному историческому этапу накануне объявления первой мировойвойны, писательница показывает в полном объеме. Образ Гете Шагинян представляетидеалом просветителя, гуманистической личностью, преобразующую общество высотойдуха, силой примера. Усовершенствование и улучшение – вот какой девиз мог быбыть у Шагинян. Не только в этом, но и в других произведениях она пишет одвижении к лучшему, к просвещению, развитию. В книге “Путешествие в Веймар” впервые отчетливо проявляется одна из особенностей прозаического стиля М.Шагинян – ее умение через реальность бытовой детали, через своеобразиенеповторимо конкретных “подробностей” эпохи раскрыть характерные особенностиличности человека, связь человека с временем, в котором он жил, и то, что егобудет связывать с последующими временами. Можно сказать, что “Путешествие вВеймар”  — первая работа писательницы, сделанная в жанре путевого очерка –жанре, которому она будет верна всю жизнь.

Первый свойбольшой роман Мариэтта Шагинян начала писать в  1915 году, а закончила в 1918г. «Своя судьба» – роман философский, роман-дискуссия. Название точновыражает суть романа – “своя” ли судьба у человека, может ли, должен ли онповлиять на судьбу или все в жизни предрешено? В романе Шагинян полемизирует смодными в то время теориями психоанализа, считавшими человека лишь игрушкойсвоих подсознательных импульсов, и приходит к выводу, что власть подсознания ненастолько велика, чтобы человек был безропотным перед лицом рока.

С 1915 – по 1920 гг. МариэттаШагинян жила в Ростове-на-Дону и преподавала в консерватории эстетику и историюискусств  На Дону ее и застает революция. Шагинян не делала попытокприсоединиться к белому движению, и не думала об эмиграции. Она решила остатьсяв России и принять надвигающиеся перемены.

§ 2. ТворчествоМариэтты Шагинян в послереволюционный период.

Писательница сэнтузиазмом приняла Октябрьскую революцию, которая дала ей новые темы длятворчества. В письме к своей подруге по учебе Надежде Газдановой  от 3 августа1917 года из Ахбада Шагинян высказала свое отношение к происходящему:“…опасений за Россию (вообще) я никогда не  чувствовала  и теперь  не чувствую… По существу,  Россия все же выкарабкается и научится. Мне даже  иной раз именно  в нынешнем хаосе чувствуется русское величие. Я вижу  в  такихявлениях,  как  большевизм, — исконно русское. Потому-то, иной раз ненавидябольшевиков и сознавая, что они  губят Россию, я все же всегда вижунеизбежность их появления на Руси.”[7]Она считала что все к лучшему, и верила в Россию. Это было время ее активного сотрудничества в газетах и журналах“Петербург”, “Летопись Дома литераторов”, в еженедельнике “Жизнь искусства”. “Имне, и мужу все время надо  работать;  я строчу  газетные статьи, он учительствует…”[8]писала она в 1918 году.

В 1920 г. Мариэтта Шагинян переезжает вПетроград. 9 декабря того же года Мариэтта Шагинян публикует в газете “ИзвестияПетроградского Совета рабочих и красноармейских депутатов” статью “Кое-что орусской интеллигенции”. В этой статье она говорит о “позоре психологической“отсидки””, о “необходимости разбить стеклянный колпак и выйти на воздух,которым дышит страна…”[9]. Статья по сути представляла собойполитический фельетон, в котором беспощадно осмеивалась “саботирующаяинтеллигенция”. Мариэтта Шагинян создала здесь остросатирический образинтеллектуала: “праздноболтающего”, жалкого, — тратит он время на пустое“хождение из угла в угол” и “брезгливые нападки на “царство хамов””, онаосмеивает извечные претензии русской интеллигенции на роль хранительницыподлинных ценностей культуры, светоча передовых идей и выразителя “высших запросовдуха”. Через несколько дней после статьи “Кое-что о русской интеллигенции” в“Известиях” появляется статья “Театр в Москве”. Позднее Шагинян публикует очерк“Как я была инструктором ткацкого дела” и два полемических “Письма изПетербурга”.

Живя на юге России, на Дону в 1917-1920годах и наблюдая сложившуюся ситуацию в связи с гражданской войной, состояниелюдей и весь жизненный уклад писательница начала свою трилогию — повесть“Приключение дамы из общества”, рассказ “Агитвагон” и роман-эпопея “Перемена”.

Начав работу в 1922 году над романом“Перемена” и разделив его на четыре части Шагинян не смогла уместить в нем весьобъем материала, который она собрала за время войны. Поэтому  во время создания“Перемены” писательница за два дня (26 и 27 июня 1923 года) написала рассказ“Агитвагон”, а затем 30 июня начала повесть “Приключение дамы из общества”,которую закончила 26 июля 1923 года – ровно за месяц до завершения работы над“Переменой” (27 августа 1923 года). В это же время она пишет немало статей о различныхлитературных явлениях: о романах Андрея Белого “Эпопея”  и “Заклинательницазмей” Федора Сологуба, о стихах Анны Ахматовой и Владислава Ходасевича; необходит вниманием возникшие новые имена – Илью Эренбурга с его книгой “ХулиоХуренито”, Бориса Пильняка с его “Голым годом”, Ольгу Форш.

В 1923 по 1925 год Мариэтта Шагинян пишет фантастико-авантюрный роман –трилогию “Месс-Менд”. Какни странно, авантюрно- фантастический роман «Месс-Менд» непротиворечит общему характеру ее творчества, но лишь подчеркиваетмногогранность таланта писательницы. Для двадцатых годов тема этого романазвучала очень современно и, может быть, даже пророчески. Старый мир обречен ине только политически, но и физиологически, утверждал роман. Кроме того,богатый юмор и ее изобретательность в описании перипетий жизни своихмногочисленных и удивительных героев заставляли запоем читать его. Сначалароман публиковался частями и под псевдонимом “Джим Доллар”.

В 1922 годуМариэтта Шагинян получает мандат от редакции “Правды”, которая командируетписательницу в длительную поездку с целью информации газеты о жизни, нуждах идостижениях братских республик. С этим документом М. Шагинян едет в длительноепутешествие по Армении, испытывая “острое чувство необходимости для новойлитературы овладеть и новым материалом, ближе и глубже узнатьдействительность…”[10]

Очерки Мариэтты Шагинян второй половиныдвадцатых годов представляют собой интереснейшее литературное явление, так какотражают и определенные умонастроения современников, и направление творческихпоисков советских писателей в период, когда начинался новый этап отечественнойистории – индустриализация страны. Явственно проступают последовательныеступени работы Мариэтты Шагинян над очерками: первая – это работа в 1925-1926годах над “Текстильными рассказами”, куда вошли главным образом очерки,материалом для которых послужила ленинградская промышленность. Работая надциклом очерков, писательница целую зиму провела на ленинградских текстильных фабриках“Торнтон” и “Невская нитка”. Затем – с 1926 по 1927 год – поездки поЗакавказью, изучение горнорудной промышленности и создание нескольких большихциклов очерков – “Нагорный Карабах”, “Зангезурская медь”, “Восхождение наАлагез” и “Ткварчельский уголь”.

В 1926 году возникает замысел романа“Гидроцентраль”. Первое упоминание об этом связано с поездкой на маленькуюгидростанцию на реке Занге, писать же роман Мариэтта Шагинян начала 25 января1928 года, обосновавшись на Дзорагэсе. Основная работа над романом, посвященнымстроительству дзорагэской гидроэлектростанции, пришлась на 1930 и на 1931 годы.“Гидроцентраль” — роман не только производственный, но, как это характерно длявсего творчества Мариэтты Шагинян, и роман мировоззренческий, философский.

Но Шагинян всегда шла к сложнойроманной форме от записи, от анализа реального факта, явления, характера. Иогромное значение писательница придавала своей работе в газете. Главной иосновной формой своей литературной деятельности 30-х – 50-х годов Мариэтта Шагинянсчитала для себя очерк. В эти годы Шагинян неразрывно связана с крупнымигазетами страны. Получая от них разнообразные оперативные командировки, онасоздает циклы подлинно социологических очерков.

В тридцатых годах М. Шагинянопубликовала два цикла – “Тайна трех букв” (1934) и “Дневник депутатаМоссовета” (1936). Первый из них связан с переломными историческими событиямитяжелого, неурожайного 1933 года.

В годы Великой Отечественной войныМариэтта Шагинян ведет публицистическую деятельность, направленную на агитациюи пропаганду. В очерках 1942-1943 годов она пишет о тыле. В качествекорреспондента центральных газет М. Шагинян едет на Урал, в Сибирь, изучаетгероический тыл, результатом чего в 1942-1943 годах становится книга очерков“Урал в обороне”.

Шагинян продолжала свои дальние поездкии после войны. Отправившись с вагоном газеты “Гудок” по новым строящимсядорогам: Южно-Сибирской магистрали, Кант-Рыбачье, Чу-Моинты и другим она в 1947выпускает книгу “По дорогам пятилетки”. Это самые настоящие путевые очерки, вкоторых описано грандиозное строительство на Урале, в Сибири, Казахстане иАрмении. В 1950 году выходит очерк “Путешествие по Советской Армении”, закоторый в 1951 году Шагинян получит Государственную премию СССР.

Очерки Мариэтты Шагинян – всегдаглубокое социологическое исследование, но они же и практическое вмешательствописательницы в события, происходящие на ее глазах. Каждое из ее выступлений впечати сопряжено с живым реальным делом. Так, например, цикл очерков“Керченская селедка” (1953) рассматривался на коллегии Министерствапромышленности продовольственных товаров, где было признано, что писательницавскрыла “серьезные недостатки в организации промысла наиболее ценных пород рыб,обработки рыбной продукции, охраны рыбных запасов и эксплуатациирыбопромысловых водоемов” Азово-Черноморского бассейна.

Здесь хотелось бы сделатьмаленькое лирическое отступление, касающееся не только работы Шагинян, но и ее,если так можно выразиться, непубличного письма. Дело в том, что еще до Великой Отечественнойчленам Союза писателей выделили землю под строительство теперь знаменитых дач вПеределкино. Но оказывается, в связи со строительством, жизнь у писателей сталаидти не совсем гладко, да и место под дачи оказалось не райским уголком, а побольшей части болотом. И вот, наблюдая мытарства писателей и сама, измаявшись,16 сентября 1935 года Мариэтта Сергеевна решилась написать письмо Молотову — 10страниц впечатляющего рассказа:
«Дорогой Вячеслав Михайлович! Выслушайте о гнусном безобразии, творящемсяименем советской власти с лучшими советскими писателями вот уже свыше года…Правительство постановило помочь нам, дать нам, писателям, возможность иметьсвой угол для работы и семьи… Такой заботы, конечно, ни один писатель ниодной страны от своего правительства не видит, и мы это знаем и никогда незабываем. Но, посмотрите, что вышло из этого на деле… Место, выбранное поддачи, за исключением 5-ти участков, болотистое… У Леонова под дачей стоитвода, он на свой счет ее выкачивает, осушает землю, роет канавы, но вода стоит.У Ляшко под полом вода. У Бахметьева — вода. У меня впервые в моей жизнипоявился ревматизм головы (!), вчера был врач и сказал, что дальнейшая жизнь надаче грозит всем нам гибелью… Почти все вынуждены были покупать на рынкепечные дверцы… Лестница в моей даче оказалась такой, что перила сами собойотошли и упали вниз. Окна нигде не сходятся, закрывать их нечем… С нас дерутза все. Крючок поставить — давай… Печь побелить — давай… Правительство далонам в подарок дачу, которая без дорог будет стоить [нам] около 40 тыс., закоторый мы должны ежемесячно платить 500 руб.… Это не подарок советскогоправительства. Это — петля, сотканная руками мелких жуликов… Мне кажется,строительство надо отдать в руки Наркомвнудела, так, чтобы его построили скорои споро и чтобы писатель носу никуда не казал, пока не сможет переехать вготовое жилье… 1935 г. 16 сентября. Ст. Переделкино. „Дачный поселокписателей“. Дача N 40. (почта не ходит!)»[11].
               И опять сила печатного слова подействовала, а Шагинян в которыйраз оказалась борцом за правое дело. “Начальника строительства в случаеневыполнения планового задания пообещали отдать под суд. Мешков оказалсячеловеком с понятиями и энергично начал оправдывать название поселка. Вместо 60на возведение важного гособъекта выделили 300 пролетариев. Территорию оградилизабором и выставили охрану. Не НКВД, но все же «пропажи» материаловсо стройплощадки прекратились. Среди рабочих развернулось стахановское движениеза повышение производительности труда”[12].

Зарубежные поездки писательницы вомногие страны Европы отразились в цикле очерков: “Чехословацкие письма” (1955 и1960), “Английские письма” (1956 и 1966), “Итальянские письма” (1962), “На“Волге” по Франции (1965, 1966), “Голландские письма” (1966), “Три дня на“Фиате”” (1967) и другие. Писательница создает картины городов Европы,рассказывает историю разных народов, размышляет об их многовековых духовныхсвязях, обращается к теме преемственности культур. Описывает все новое, чтоесть в каждой стране, их достижения и результаты. С зарубежными очерками связанисторико-биографический роман-исследование Мариэтты Шагинян “Воскрешение измертвых”, посвященный чешскому композитору XVIII века ИозефуМысливечку.

Говоря о литературном пути МариэттыШагинян, невозможно не упомянуть о ленинской теме в ее творчестве. Замыселнаписать биографию этого  великого  революционного деятеля возник еще в 20-хгодах. Раздумывая в 1926 году  над  сложностью подобной  задачи,  М.  Шагинян признавалась:  “Мне очень хочется показать его как самого человечного человекаи как титана революционной мысли,  воли,  дела.  Я понимаю, что предстоитгромадная  и  очень  кропотливая работа, но я с  радостью  берусь  за  эту работу...  и сколько ни потребовала бы времени и  сил  эта  сложная,ответственная работа, я буду отдавать  их,  считая  это своим долгом передпартией,  советским  народом,  перед историей”[13]. Она досконально изучила все связанное ссемьей Ульяновых, и именно ей принадлежит впервые обнародование того факта, чтоВ.И. Ленин имеет немецкие и еврейские корни.

Мариэтта Шагинян была одним из наиболееярких  зачинателей Ленинианы в молодой тогда советской литературе. Она пишетроман “Кик” (1929), в котором писательница  не только создает образ Ленина, нои вводит  в сюжет романа события, связанные со знаменитым  конфликтом водникови Цектрана, возникшем в начале 20-х годов.

К вопросам эстетическим и  моральным  писательницаобращается в очерках и публицистических  статьях, которые сопутствуют основным произведениям  ленинского цикла и пополняют ее Лениниану. Многие из них  вошли в последнюю книгу Мариэтты Шагинян — “Столетие  лежит  на ладони”

Завершающий труд писательницы — книга  “Человек  и время” (1970-1978),несомненно, также имеет отношение к Лениниане М. Шагинян. В  этом  масштабном историко-мемуарном произведении был раскрыт процесс  революционного подъеманародных масс, охвативший  разнообразные социальные слои и то, как под руководством В. И. Ленина осуществилась Октябрьская революция. Мариэтта Шагинянпридавала  особое значение этому произведению и подчеркивала его связь  сЛенинианой.

В 1972 году Мариэтте Шагинян затетралогию  “Семья Ульяновых”: “Рождение  сына”,  “Первая  Всероссийская”,“Билет по истории”, “Четыре урока у Ленина”  была  присуждена Ленинская премия.А в 1976 году  Указом  Президиума Верховного  Совета  СССР  писательнице присвоено звание Героя Социалистического Труда.

§ 3.  МариэттаШагинян – публицист и писатель

Мариэтта Шагинян как журналистка известна нам прежде всегокак мастер очерка. Очерк считается “королем” художественно-публицистическихжанров, но с точки зрения подготовки его – он один из самых трудоемких. И этодействительно так, поскольку написать хороший очерк журналист сможет только втом случае, если он уверенно владеет разными методами отображениядействительности, существующими в его ремесле. При подготовке очерка мало,например, суметь найти подходящий предмет выступления, успешно собратьматериал, проанализировать его. Надо еще и соответственно переосмыслитьинформацию и воплотить ее в действительно очерковую форму. Природа очеркатакова, что в нем могут быть “пересечения” самых разных жанров – репортажа,очерка, зарисовки, корреспонденции, что свидетельствует о жанровой свободе,подвижности очерка, позволяющей автору при условии композиционного,стилистического и сюжетного единства материала вести разговор  непринужденно,меняя тональность повествования и ритмику изложения.

Важно отметить, что М.  Шагинян, увлеченно  отдаваясь газетной  работе,  никогда  не  считала  основной своейзадачей лишь наблюдать жизнь, но  всегда  стремилась ее исследовать. Жанрочерка она ценила  именно  за его передовую, “разведочную роль” — ведь он “неизбежно связан с изучением новой действительности”. Очерк  также учитжурналиста искать “проблемный узел”, считает  М.  Шагинян, находить важное,решающее “скрещение событий и действий”. Самый жанр исключает для  художника возможность отстранения от происходящего.

Работа над очерком включала у Шагинян много  этапов. Обычно, приезжая в новое место, о котором она  заранее узнавала,что могла, писательница  брала подшивку  местных газеты — областной, районной, многотиражки  -  за месяц-два и просматривала их,  делала  заметки.  Потом,определившись,  шла  на  местность,  разговаривала    с людьми, изучалатехнику, ее особенности, условия работы.

За первым “внедрением”, в  предмет, как  отмечала Шагинян, следовала правило: по  возможности  перещупать местностьсвоими ногами, переглядеть вещи своими глазами. Никому не передоверять ниединого звена своей работы, все сделать самому. Интересно, что печатной машинкеи авторучке писательница предпочитала школьное перо и  возила  с  собой любимую чернильницу, переписывала все от  руки,  делала десятки вариантов иособенно часто переписывала начало произведения.

Мариэтту Шагинян иногда упрекали в слишком вольном обращениис материалом, в том, что ее очерки порой включали в себя некоторыехудожественные преувеличения или неточности. Но очерк в любом случаепредставляет из себя художественно-публицистическую модель реального мира,причем окружающая действительность в нем должна не просто фиксироваться, а изображатьсязримо, в образах. Вот здесь и таится мнимое противоречие. Как можно зримо, вкартинах воссоздать конкретный эпизод, не наблюдавшийся лично самимжурналистом? А этот эпизод нужен, потому что он ярко раскрывает определеннуючерту характера человека или одну из граней проблемной ситуации. Очеркист можети должен допускать частичную творческую вольность, поскольку егофантазия ограничена привязкой к конкретному действию, к реальным людям.

Очеркист не выдумывает эпизоды, не переиначивает реальные факты,не ставит своего героя в центр события, к которому тот не имел отношения. Емудано право домысливать детали. Очеркист, придерживаясь фактической основы,Моделирует своим воображением картину “кусочка жизни”.

Сошлемся в пользу домысла на авторитетное высказывание К.Паустовского, известного не только художественными произведениями, но имастерскими очерками: “…факт, поданный литературно, с опусканием ненужныхдеталей и со сгущением нескольких характерных черт, освещенный слабым сияниемвымысла, вскрывал сущность вещей во сто крат ярче и доступнее, чем равдивый идо мелочей точный протокол”[14].

Свои соображения относительно домысла убедительно изложил вовступлении к книге “Суть дела” А. Аграновский (все его очерки, вошедшие внесколько книг, изданных в разные годы, публиковались на страницах газеты“Известия”): “А как же с правом на домысел? Споров о “допустимой степенихудожественного обобщения” было у литераторов множество. Что ж, я думаю, вочерке она может быть любая. И в этой книге – наперед предупреждаю читателей –я не стремился во что бы то ни стало тупо следовать за фактом. Но путаницы,обмана быть не должно. Не следует вымысел выдавать за правду, а факты объявлятьвымыслом. В книге П.П. Вершигоры “Люди с чистой совестью” есть партизанскийразведчик, который свои донесения неизменно делил на три части: “Видел сам.Слышал. Предполагаю.” Вот так примерно и надо работать”[15].

Без “слабого сияния вымысла”, без домысла деталей итворческой интерпретации фактического материала создать настоящий очерк,целиком отвечающий функциональному назначению художественной публицистикиневозможно.

Мариэтта Шагинян была одновременно какталантливым публицистом, автором множества статей и очерков, так и большимписателем, автором рассказов, романов и даже крупных трилогий. И в связи с этиминтересно проследить, как работа журналиста сказалась на ее писательскомтворчестве.

Газета была основным профессиональнымзаработком Шагинян. Когда она была начинающим литератором, то думала, как имногие другие, что “газетная работа губит писателя, сушит, не дает пробиться кбольшому художественному полотну”[16]. Но газета отнюдь не помешала ей статьписателем, напротив, газетная работа послужила в определенном смысле неоценимымподспорьем в ее писательском труде.

По словам Шагинян, работа в газетеимеет для писателя исключительное значение: писатель воспитывается на быстром ичастом нравственном контакте с народом, переживаемом всегда очень сильно. Книгаприносит этот  опыт гораздо медленнее и  менее  непосредственно,  а  газетадает пережить его сразу. Но, кроме  нравственного  чувства профессии, газетаможет дать и дает очень  серьезные уроки литературного мастерства.

Места в газете мало. Место диктует размеры статьи. Заданный размер приучает к гибкому  соотношению материала итемы, к острому навыку пропорциональности. Очень многое дает пространственноечувство  газетного  листа, объема статьи; уменье композиционно построить материал по принципу хорошей  шахматной  партии:  дебют  -  миттельшпиль — эндшпиль; отобрать нужное из огромного  количества собранного.

Многие газетные работники знают ещеодну особенность своей работы.  Обычно они проходят все стадии воплощениястатьи в  печати: правят ее с редактором, снова и снова перечитывают корректурув гранках, в  верстке;  казалось  бы,  материал должен оскомину набить, знакомчуть ли не наизусть.  Но вот вышла чистая  газетная  полоса;  как электрический ток, дотронулась до вас реакция читателей на статью.  И вы этустатью снова перечитываете, прочитываете  глазами своих читателей, каксовершенно свежую и  новую  для вас. И при этом происходит своеобразныйрикошет  -  отданное вами начинает давать вам ответно, в чем-то  учит вас, накакую-то долю продвигает вперед ваше  собственное сознание.

Газетная работа заставляется писателянакапливать такие резервы знаний, которые не только воплощаются в газетнойстатье, но и могут позднее пригодиться при создании художественногопроизведения. Газетная работа учит обобщениям, а это необходимо для писателя.Ведь для того, чтобы создать подлинное произведение литературы, надо уметьвыводить из всей пестроты действительности общие закономерности, улавливатьхарактерные черты времени. Оперативная газетная работа дает писателю чувствосопричастности к тому, что совершается в каждом уголке страны.

В статье “Школа газеты” МариэттаШагинян вспоминала о нескольких уроках, преподнесенных ей газетной работой.Один из них – это урок, который она получила от академика Павлова. Произошлоэто так.

В 1935 году в Ленинграде проходилмеждународный Физиологический конгресс, и Шагинян послали реферировать его. Этобыла трудная и ответственная работа. Шагинян должна была показать достижениясоветской науки, физиологии и биологии. Она написала за 16 дней 17 статей, чтовыглядело весьма хорошо проделанной работой, и даже получила выписку изпротокола редакции “Правды” с благодарностью. Но, как потом оказалось, она “допустилаогромный ляпсус, который заметил только один человек на конгрессе – И. П.Павлов. Ляпсус был научный, — с этой точки зрения статьи мои были на “пять” сплюсом, а ляпсус был художественный”[17].

Павлов вообще не любил газетчиков ижурналистов, и называл их не иначе как “брехуны”. …. Первым заданием МариэттыШагинян была поездка в Колтуши, в знаменитую лабораторию под Ленинградом, гдеПавлов проводил свои опыты над собаками. После поездки журналистка написалавсем понравившийся очерк, который появился в “Правде” буквально на следующийдень, так как всю ночь Шагинян сидела на телефоне и диктовала его. Но Павлов,почитав очерк, сказал одно слово: “Набрехала”.

Дело в том, что в самом начале статьибыло поэтическое описание дороги в Колтуши, включившее в себя цветы по обочинамдороги. А цветов по этой дороге не было и быть не могло, так как это былаискусственная трасса – асфальт и немного приподнятый холм, засеянный обычнойтравкой. Шагинян вспоминала, что когда ей передали замечание Павлова, онаприпомнила каждую деталь этой дороги и поняла, с какой точностью долженсоздаваться образ. Образ “может быть выдуманным, но выдумать его надо так,чтобы он был убедительным. Если бы цветы там могли быть, то не было бы никакогонарушения художественной правды в том, что я их туда посадила. Это требованиехудожественной точности, высказанное мне величайшим ученым нашей эпохи, сталодля меня подлинным литературным уроком”[18].

Ботаника вообще не была сильным местомШагинян.  В книге “Дневник писателя” она вспоминает такой случай: “Всюду вэстонских записях я говорила о “голубых коврах цветущего можжевельника”, итолько милая работница Тартуского архива поправила меня, сказавши, чтоможжевельник цветет весной, а в августе, когда я ездила, цвел не можжевельник,а вереск. Я тотчас всюду исправила можжевельник на вереск, но голубой коверостался. В редакции “Известий” литературный секретарь указал мне и на это.Вереск цветет не голубыми цветами, а розовыми! Ездившая со мною сестраподтвердила, что ковер был розовый, а не голубой. И пришлось опять править, нетолько в статье, но и во всем дневнике. Я была так загипнотизированасобственным убеждением, что вижу можжевельник, что просто не увиделадействительного цвета, временно на него ослепла.”[19]

Из этих двух примеров можно судить,насколько увлекающимся человеком была Мариэтта Шагинян. При всей еевнимательности к деталям она могла увидеть не то, что было в реальности, а тотобраз, который уже был заранее создан в воображении. Но газетная работа учитписателя полагаться не на свое воображение, а на то, что он видит в окружающейдействительности, и зачастую это оказывается полезным уроком для литератора.

Кроме того, работа в газете можетявиться и определенной школой собственно писательского мастерства – урокомстиля и композиции. Шагинян писала, что именно газета во многом отучила ее отподражания, характерного практически для любого начинающего писателя.“Синтаксис, взятый с чужого плеча, не может органически передать накопленноедругим писателем содержание. Это полезно знать начинающим, проходящим, какчерез детскую корь, через подражательный период. Это знание смолоду, вдобавокукрепленное начавшейся работой фельетонистом в газете, очень сократило, почтина нет свело, подражательный период моего собственного писательства”[20]. Газетный фельетон являлсяшколой для многих больших писателей. В газете выросли Диккенс и Бальзак, Чехови Булгаков. Сама Шагинян писала, что “газета приучает к структурности формы,если работать в ней долго и с открытыми глазами. Урок ее начинается с жесткоготребования объема – не больше, не меньше, укладывайся. Он продолжаетсяпроцессом укладки в нужный размер…. Постепенно научаешься в газете секретудейственности печатного слова: умению правильно вовремя подводить к кульминациии не мусолить эту кульминацию излишне долго и многословно”[21]. Но газетная работа влияети на выработку писателем своего собственного неповторимого литературного стиля.“Чуть ли не ежедневно говоря с современниками, газетный фельетонист не смеетдавать своему – по сути разговорному – языку остывать, как салу насковороде, он должен быть текучим, почти устным”[22].

Сама  Мариэтта Шагинян виделасвоеобразие своего стиля в присущем ее  писательской манере тяготении  кстрогой “графичности” словесного рисунка, которую она предпочитала “живописной”  манере публицистов и писателей  другого типа. Однако, читаяпроизведения Шагинян можно заметить, что писательница  воспринимает окружающиймир во всей полноте, во всей  его  многогранности, и в  ее  повествовании отражается  все  — краски, звуки, пластичность форм и движение. Видимо, под“графичностью” Мариэтта Шагинян подразумевала динамику своих произведений. Ведьне секрет, что для художника-графика, в отличие от живописца, очень важнойявляется именно способность передать в линии движение изображаемого предметаили существа.

Применение детали писательницей всегдамногопланово. Внешние подробности  делают  изображение  объемным, служат ихарактеристике героев, и  помогают  воссоздать дух времени во всейнеповторимости реальных черт,  присущих той или иной эпохе. Деталь у М. Шагинян  исторически и социально конкретна, остра, графически или красочновыразительна. И главное — динамична:  она  всегда выражает движение времени.Писательница дорожит  каждой исторической подробностью быта, нравов, стремясь точно запечатлеть во всей его  неприкосновенности  определенный момент народнойжизни. В пейзаже, в облике  городов улавливает ход истории. Время для МариэттыШагинян  неизменно  открывается в движении, как образ корней,  завязи,  зеренбудущего в настоящем и даже в прошлом. Тема  времени  — это, по ее определению,и тема “дальней  цели”,  труда, своими результатами уходящего вперед, вгрядущее.

Глава II

Роль дневников МариэттыШагинян в ее творчестве

§ 1.  Дневники — рабочий инструментжурналистаРаботажурналиста начинается со сбора материала для будущей публикации. Это и беседы снужными журналисту людьми, и работа с документами, и многое другое. Но длятого, чтобы суметь извлечь все возможное из собранных сведений, необходимо этисведения правильно зафиксировать. Конечно, можно полагаться лишь на своюпамять, тем более что у некоторых людей память способна хранить огромный объеминформации в течение очень многих лет. Но таких журналистов, которые могут (ихотят) полностью полагаться лишь на ресурсы своей памяти, весьма немного. И тутна помощь журналисту приходят различные способы фиксации собранного материала.

В первую очередь это записные книжки  — блокноты журналиста. Они всегданаходятся под рукой, и в них можно заносить записи интервью, различные цифровыеданные, яркие словесные обороты, составлять план будущей корреспонденции.

Существуети несколько другая форма фиксации информации – это дневники. Конечно, дневник,как правило, ведется только для его владельца и не предназначен для чужих глаз.Но дневник журналиста имеет свои, особые черты. Часто это рабочий дневник, вкоторый заносится тот материал, который необходим автору в настоящий момент дляподготовки очередных публикаций, или тот, который может оказатьсявостребованным в будущем.

Как правило, журналист ведет свой дневник ежедневно и вносит в негорезультаты своих наблюдений, факты, привлекшие его внимание, дает оценку людями событиям, записывает языковые обороты, показавшиеся ему интересными. Какправило, в дневнике расшифровывается материал записной книжки, но дневниковыезаписи обычно намного более подробны по сравнению с записями в рабочемблокноте.

Классическим примером использования такого метода работы являетсяМариэтта Шагинян. По ее словам, она обязательно в конце каждого днярасшифровывала записи в своем рабочем блокноте и переписывала их в дневник. Онапринципиально старалась в работе не полагаться чрезмерно на свою память иговорила: “Дневники – моя кладовая узнанного и найденного, но еще необлеченного в плот искусства. Я ничего не храню в памяти. Мне хочется, чтобымоя память всегда была чистой доской – “табула раса”. Я все складываю вдневник, и память моя всегда рвется навстречу свежему впечатлению, голодная,как в молодости”[23]. Мариэтту Шагинян отличала завиднаяэнергия, она очень много ездила, и старалась получить в своих поездках максимуминформации. Естественно, что держать весь объем полученных сведений в головебыло невозможно, и поэтому ее работа над очерком складывалась, как правило, втри этапа. Первым этапом был  сбор информации (встречи с людьми, разговоры,впечатления от дороги и так далее) и запись ее в черновые блокноты. На второмэтапе Шагинян расшифровывала свои черновые записи и переписывала их в дневники,нередко дополняя и расширяя. И наконец, третьим этапом было создание очерка –готового публицистического произведения. Таким образом, дневники МариэттыСергеевны Шагинян являются значительной и важной частью ее творчества.

Дневники были неизменными спутниками всей ее жизни. Это множествовнушительных  тетрадей,  переплетенных  в плотные папки, которые содержатцифры, деловые  записи  впечатлений и всего узнанного, необходимые для тогочтобы не забыть о них во время работы и суметь воспользоваться ими,  когдапонадобится. Множество исписанных  мельчайшим  разборчивым почерком страницМариэтта Шагинян часто  иллюстрирует своими рисунками, быть может, не очень искусными, но вполне устраивающими ее.

Дневники пронумерованы и имеютоглавление, что позволяло писательнице сразу найти то, что нужно. Пробежавдневник, писательница всегда могла  найти нужное ей место для справки. Она веласвои дневниковые записи неторопливои обстоятельно, стараясь не потерять ни капли информации, собранной ей за день.Мариэтта Шагинян использовала  в дневниках самые разные материалы: дорожныевпечатления, описания природы, конспекты бесед с людьми. Ее неукротимая энергияпозволяла посещать за короткий срок множество мест, от художественных выставокдо научных лабораторий, от кабинета секретаря райкома до скотного двора, и обовсем Шагинян старалась упомянуть в своих дневниках.

Но дневники содержат не тольконепосредственные впечатления журналистки. Как правило, журналистка стараласьпознакомиться с темой перед тем, как  и при  чтении  книг (не художественнойлитературы) и периодической литературы Шагинян  конспектировала прочитанное,пользуясь при этом особым методом. “В дорогу захватила с собой все статьи изармянских газет и делала выписки. Как всегда, чтоб лучше разбираться, каждыйцикл работ помечаю в блокнотах разноцветными карандашами. Первый – цифрой“один” красным карандашом, второй цифрой “два” синим карандашом”[24].

Говоря  о  так  называемой “лабораториижурналиста”, она замечает, что метод работы надо найти и  выработать  самому. Как  нельзя  научиться чувствовать и мыслить по методу другого  человека, такнельзя по-настоящему творчески  работать,  если не создал, не нажил годамисобственного метода и  стиля работы. Ведь они не остаются  за  скобками творчества, они входят в творческий процесс  слагаемыми.  А  значит, методработы должен быть собственным, индивидуальным.

Дневники Мариэтты Шагинян интересны прежде всего как образецсвоеобразной манеры журналиста. Они помогают представить, как возникает самыйпервый, мгновенный проблеск творческой мысли, как он наполняется содержанием иобретает форму, превращается в художественное произведение.

Но дневники являются также и ярким  отображением биографии писательницы.Их можно назвать своего рода  географической картой, на которой обозначенымаршруты ее поездок. Мариэтта Шагинян вела свои дневники очень аккуратно и, какправило, всегда точно отмечала дату дневниковой записи и тот участок пути, ккоторому эта запись относилась. Практически каждый день путешествия оставалсятак или иначе отмеченным в ее журналистском блокноте.

Дневники Мариэтты Шагинян показывают еенеиссякаемую любознательность, жадность к жизни, к  людям,  к  событиям. В еедневниках находишь  сотни,  если  не  тысячи имен и  фамилий. Многие из людей,с которыми встречается писательница,  оставили  в  ее  дневниках  свои автографы. Вот как сама писательница описывала этот процесс: “Кладу передБабаджаняном лист белой бумаги, прошу расписаться: имя, отчество, фамилия, годрождения (1907), место рождения (Баку). Это у меня привычка – собиратьавтографы для дневника у всех, с кем беседую”[25]. Естественно, что множество из тех людей,что упоминаются в дневниках Шагинян, стало впоследствии героями ее  очерков икниг.

Исследователи творчества Мариэтты Шагинян не могли обойти полныммолчанием тему ее дневниковых записей. Вот что пишет Гольдина, проанализировавдневники Шагинян того периода:

 “В дневниках Мариэтты Шагинян периода Великой Отечественной Войны можновстретить конспекты и наброски статей и докладов, разные заметки,характеристики, записи бесед, впечатления от встреч и людьми разных возрастов,профессиональными трудящимися Урала, Сибири. Здесь сосредоточено множествосамых разнообразных заметок для ее памяти”[26].

По этим материалам Шагинян написала несколько очерков, которые явились непросто хроникой или летописью событий, а художественным воплощением того, чтоШагинян увидела, изучила, пережила в Москве, а позже на Урале. Характернымпримером этому может послужить очерк из цикла “Оборона Москвы”, посвященныйгероическому упорству людей, спасших от пожара усадьбу Л. Н. Толстого. Если мыобратимся к дневникам писательницы, то увидим “записи бесед с сотрудникамимузея, сведения о них, о самой усадьбе Толстого”[27]. А затем рождается очерк, вначалекак  рассказ-исследование о доме, где все сохранило свою выразительность, образжизни ушедшего человека, свидетельства о привычках Толстого, а затем Шагинянпереходит к истории, как пять “простых незаметных советских служащих” боролисьс зажигательными бомбами, выпущенными немецкими бомбардировщиками. За нескольконочных часов “были уничтожены тридцать четыре зажигалки и все их очаги. Наплощадке, будто созданной для пожара, в деревянном доме Толстого не пострадалони одно бревнышко”[28].

В очерке писательница перечисляет фамилии и инициалы всех пяти человек,принимавших участие в тушении пожара, их должности, и каждому из них она даеткраткую, но емкую характеристику: “В эту ночь дежурство в музее несли пятьчеловек – худенькая смуглая девушка Н. В. Гусева – научный работник музея,заведующий музеем Н. П. Теодорович. Дворник музея Х. Юнисов, татарин попроисхождению, пожарник Ф. Д. Зубиров и только недавно приехавшая из колхоза,не очень грамотная, не очень разбирающаяся в политике уборщица Г. В. Тюрина”[29]. По всей вероятности, именно наличиедневниковых записей помогало журналистке в ее работе и дало ей возможность такточно охарактеризовать всех людей, спасших в ту ночь усадьбу Толстого отпожара, так как в дневниках Шагинян всегда, конспектируя беседы с героями своихбудущих публицистических произведений, старается дать им какую-либо образнуюхарактеристику. Как правило, в дневнике должны прозвучать хотя бы одна фразаили точный эпитет в адрес этих людей, например: “румяный, статный, богатырскибольшой”, “голос звучал удивительно тепло и ясно”, “серьезный, большеголовый ишироколицый человек”.

Иногда Шагинян пишет несколько сухо,описывая проделанную работу и события, произошедшие в течение дня, но некоторыеместа в дневнике Шагинян явно выделяет художественным словом, что превращаетперечисление фактов в интересный рассказ в красках. Да, именно цвету и колоритудней и событий Шагинян уделяет особенное внимание. Ее дневниковые записи ни вкоем случае нельзя назвать лишь сухим перечислением фактов. Мариэтта Шагиняниспользует на редкость образные, емкие сравнения. Когда она  пишет о древесныхнасаждениях вокруг Еревана, то сравнивает осенний лес с пламенным костром. Иотмечает, что каждое дерево имеет свой, неповторимый оттенок листвы — оттусклой ржавчины до пурпура, от пурпура до канареечной желтизны. А когдажурналистка пишет о саженцах деревьев, то употребляет в дневнике следующуюочаровательную метафору: “маленькие детеныши-деревца”[30]..

Вообще Шагинян, описывая свои впечатления, часто упоминает окрасках и формах окружающего мира. Цвет и образ, и яркие метафоры – вотосновное, что бросается в глаза при чтении ее дневников. Ясная и чистая эмальбезоблачного неба, свинцовое небо, золотой блеск иглы на солнце, отполированныеразрезы стволов – все это очень зримые, четкие образы.

Журналистка всегда успевает заметитьокружающую природу, видя при этом не только общий фон, но и мельчайшие детали.Когда она пишет о лесе под Ереваном, наряду с переданным общим впечатлением оназамечает самые мелкие детали: “Я начала собирать пожелтелые листья в свой гербарий.Очень красивые (каштанолистный дуб) собралась целой веточкой снять с дерева,они все равно упали бы. … туф для прочности пропитан растительным маслом (туфтемного цвета)”[31]Часто она описывает не только пейзажи и климатические условия, а иархитектурные ансамбли, творения рук человека.

Шагинян всегда пишет от первого иливторого лица. И практически все, что она пишет, окрашено ее личным отношением кпроисходящему. Такое ощущение, что Мариэтта Шагинян просто не может не придатьэмоциональной окраски тем фразам, которые выходят из-под ее пера. Вот как онаописывает свои первые впечатления от столицы Армении: “Первая встреча сЕреваном немного разочаровала… А вчера и сегодня очень сумрачно,по-ленинградски; висит грязнобелая пелена тумана, дышать тяжело, архитектурныелинии скрадываются, от Арарата никакого следа. Тем это обиднее, что город сампо себе за четыре года сказочно похорошел и вырос – и как бы он весь засветилсяпод ярко-пронзительным солнцем, на ясной и чистой эмали безоблачного неба!”[32]Перед человеком, читающим эти строки, встает столица Армении не отвлеченнаякартина, а как образ, прошедший через сердце писательницы.

Но прежде всего дневники МариэттыШагинян – это материал для ее будущих очерков. В них множество записей оместах, где Шагинян побывала, о том, что она видела по пути, они изобилуютточными данными, цифрами. И огромное внимание Шагинян уделяла людям.Журналистка тщательно конспектировала беседы с интересовавшими ее личностями,стараясь не упустить никакой информации. Так как она часто встречалась с людьминауки или производственниками и обсуждала с ними все специфические тонкости ихдеятельности, то ее дневники полны описаний опытов по опылению смешаннойпыльцой, использованию минеральных подкормок для скота, траве на лорийскихпастбищах и многом другом.

Однако, необходимо отметить, что там,где дело касалось научной области, мало ей известной, Шагинян иногда не доконца справлялась с материалом. В качестве примера можно привести ее разговор сакадемиком Бурятиным, написавшем работу “Влияние коры головного мозга на обменвеществ. Журналистка признается: “Специальную часть его рассказа не записываю:это сложные опыты, при которых собаке дается болевое раздражение, связанное созвонком, со светом и т.д.”, однако она все же пытается вникнуть в этусложнейшую научную область. И тут ее слегка подводит желание “объятьнеобъятное” и осмыслить тот объем информации, на который у нее не хватаетнеобходимой подготовки: “Я тотчас перескакиваю мыслью в практику. Вкомандование своим организмом. Величайшая, воспитывающая, помогающая,воспитывающая, преображающая роль воображения!.. Вообще, не создастся ли вбудущем серьезная наука – “автолечение”? Автоблокировка организма. Автоснятие боли.Автополный обмен”. Естественно, Бунятин “отвечает на все эти взлетевшиефантазии точной речью ученого…”, далее запись того, что говорил сам ученый, и взаключение: “Богатейший материал сегодняшнего дня записываю дома в полномутомлении своей корки, которую тщетно хочу взбодрить”[33].Конечно, в этом месте такой резвый полет мысли Шагинян оставляет несколькостранное впечатление, и вряд ли журналистке удалось бы на основании этихзаписей вполне адекватно обрисовать данную научную область, ничуть не погрешивпри этом против научной достоверности. Но какой журналист не грешил этим? Отжурналистики, к сожалению, очень трудно ожидать полного и абсолютно точногоотражения научной мысли или производственного процесса, да это и не является еепрямой задачей. Кроме того, нельзя забывать, что Шагинян свои очерки писала вхудожественно-публицистическом жанре, а в нем конкретный, документальный факткак-бы отходит на второй план, уступая место впечатлению автора от факта, егооценки, авторской мысли.

Приходится также отметить, чтоместами “Дневник писателя” содержит в себе мелкие погрешности противлитературного языка. Например, в дневнике Шагинян позволяет себе по поводупочвы выразиться так: “она здорово плодородна”[34].Еще один пример не вполне грамотно построенной фразы: “…работница Тартускогоархива поправила меня, сказавши…”[35].Очевидно, что такие предложения были бы несколько неуместны в отредактированномлитературном произведении, но в рабочем дневнике, естественно, они допустимы.

Шагинян опубликовала свои дневники, прежде всего преследуя цель оказатьпомощь начинающим очеркистам, показав им свои методы работы, свой способизвлечения информации. И некоторые места из ее опубликованных дневников прямопредназначены для читателя, желающего ближе познакомиться с журналисткойдеятельности. Очень показательно в этом отношении следующее место из дневникаШагинян, написанное во время путешествия в Эстонию. Когда журналистканаходилась в селении Крестцы Новгородской области, она посетила местныйлеспромхоз. Там на стене веранды висела Доска почета с фотографиями лучшихработников леспромхоза, и Мариэтта начала списывать их имена вместе с краткимихарактеристиками. В этот момент ее прервал один из экскурсантов и спросил:какой смысл списывать одни фамилии людей, которых в жизни не знаешь, и чтоможно извлечь из этих фамилий? Этот вопрос послужил для Мариэтты Шагинянтолчком к обстоятельному рассказу, нацеленному главным образом на начинающих очеркистов,о своих способах того, как за короткий срок можно познакомиться с малоизвестнойдо этого тематикой и извлечь нужную информацию, а умение извлекать знаниеШагинян называла важнейшей областью журналисткой профессии. Она писала:“Очеркист всю жизнь учится, но его учат не в классе, не уроками; его ученье –это и есть наука извлекать знание. Передать читателю факты и вхудожественном образе, и в философском обобщении, и даже в простомпоследовательном пересказе можно хорошо лишь в том случае, если сампредварительно познал эти факты. А вот как ихпознать – это вэтом и наука наша”[36]. И на наглядном примере Шагинянпоказала, как много может извлечь опытный журналист из такой, казалось бы,мелочи, как список фамилий на Доске почета.

Журналистка “приступала к новой …области – лесной промышленности. …Изсправок по дороге узнала, что он – учреждение не компактное, а разбросанное;часть его в лесу и глубоко в лесу, если на машине не добраться; другая часть –в самом селе”. На  Доске почета были указаны не только одни фамилии лучшихлюдей, а и обозначение специальности, указание, за что “отмечен”. Глядя на нее,журналистка стала разбираться в названиях специальностей: погрузка, повал,электропиление или электрораспиловка, раскряжевка, работа на электростанции, налебедке “ТЛ-3”, лебедке при погрузке. В дневнике она рассказывает о том объемеинформации, которую ей это дало. “Если есть у вас голова на плечах, что вы изэтого извлечете? Во-первых, вы представите себе действия, сопряженные с этиминазваниями, место действий: лес, деревья. Повал – видимо, валят дерево. Как еговалят? Очевидно, не древними способами подпиливания у корня или рубки топором,а новым механическим способом, поскольку рядом со словом “повал” тут стоит “мотористна повале”… Электропиловка – это, само собой понятно, операциявысокомеханизированная; рядом с нею опять слово моторист (мотористэлектропилы)… Наконец, большая роль электроэнергии во всем этом; мотористы –энергетики, им подавай энергию. Электромеханик Федоров попал на Доску почета незря, у него станция в отличном состоянии и работает бесперебойно…(Но позвольте!И тут всплывает вопрос, уже отложившийся в подсознании: а как же “с мая месяцаэлектричества нет”, темное село, дежурная с ручным фонарем ночью в Домекрестьянина? Связываю все это в мыслях и опять опускаю до поры до времени вподсознание.)”[37]

Этот небольшой отрывок демонстрируетпоразительную наблюдательность Шагинян, ее умение обращать внимание на самыенезначительные детали и связывать казалось бы разрозненные информационные блокив единое целое: “Обобщим первое впечатление: простых ручных работ нет, всяработа на механизмах – лебедки, тракторы, электропилы, моторы, моторы, моторы.Высокая механизация. Уже понятно, почему леспромхоз состоит в веденииНаучно-исследовательского института механизации и энергетики, и почему сюдаедут экскурсии.”[38].

Тут, конечно, хочется спросить: зачемвсе же нужна была вся эта предварительная работа, если все можно узнатьбыстрее, точнее и полнее из первых рук, при разговоре с руководителем или напроизводстве? И Мариэтта Шагинян отвечает на этот вопрос, что “сразу” ничегоузнать нельзя; чтоб узнать хорошо и прочно, надо узнавать последовательно, сприложением своих усилий и своей догадки. Она подчеркивает, что, прежде всего,надо научиться грамотно спрашивать. “Огромное значение имеет, когда выприходите на производство уже что-то о нем знающий и задаете вопросы не с потолка,а близко к делу; огромное значение имеет и ваша способность понять рассказруководителя, схватить основное в нем, почувствовать пропуски, если они будут,и заполнит их своими наводящими вопросами”[39].

Как уже отмечалось, ведение дневников – весьма распространенный способфиксации журналистского материала. Практически у всех журналистов какие-либоформы записи являются очень важным этапом в работе. Борис Полевой о своемметоде ведения записных книжек говорил, что для него главное – это собратьвозможно больше сведений. Он не ленился записывать все интересное, что можетпригодиться для очерка, статьи, репортажа, корреспонденции, учитывал ивозможность того, что этот материал мог затем пригодиться для книги. При этомПолевой довольно требовательно относился к тому, как именно ведутся записи вжурналистском блокноте. Он говорил так: “Фраза, написанная в блокноте коряво,неразборчиво, усложняет работу, приводит к излишней трате времени, к догадкам,домыслам, а нередко и к фактическим ошибкам. Этого легко избежать, если записиведешь точно, разборчиво, аккуратно. Конечно, надо себя к этому приучить, нужнатренировка” [40].

Он стремился заносить в свои записные книжки как можно больше сведений,цифр, фамилий, имен и отчеств, примечательных фактов и случаев. Придавалзначение описанию одежды и лиц людей, с которыми доводится встречаться, иособое место отводил описаниям пейзажа. При этом он всегда держал свои рабочиететради под рукой и в порядке, говоря: “у меня, действительно, собралосьмножество записных книжек, блокнотов. Казалось бы, в них можно утонуть. Но онисистематизированы и расположены в таком порядке, что в нужную минуту всегда бездолгих поисков оказываются под руками” [41].

Тут хочется отметить родственность журналистских методов Бориса Полевогои Шагинян, их одинаковую приверженность к точным и подробным записям всего, чтоможет пригодиться в последующей работе. Кроме того, как и Мариэтта Шагинян,Борис Полевой сочетал в себе журналиста и писателя, и использовал своидневниковые записи в нескольких книгах. Книгу “В большом наступлении” оннаписал, используя свои фронтовые блокноты. В книге “В конце концов” Полевойиспользовал репортерские записи и дневники того времени, когда он былспециальным корреспондентом газеты “Правда” на Нюрнбергском процессе. А книга“Саянские записи” составилась из дневников, которые журналист вел в дни перекрытияЕнисея.

Константин Симонов, журналист и писатель, дневников в точном смысле словане вел, но он вел записи, служившие основой как для его корреспонденций, так идля книг. Во время войны он вел записи двух родов. Во первых, записи вофронтовых блокнотах: записи разговоров, бесед, довольно точные, почтистенографические, сохраняющие характерность речи того или иного человека. Идругие: где Симонов был, какая деревня, какое место, что видел, что надозапомнить, бросившиеся в глаза детали. Эти записные книжки в значительной мереиспользовались журналистом, когда он писал свои корреспонденции.

О своих дневниках Симонов говорит так: “Как же образовалось то, что яназываю дневниками? Называю их так условно, точнее – это записи о войне”[42]. Возникли эти дневники следующимобразом. После того,  как Симонов отписался и сдал корреспонденции, у негоранней весной сорок второго года возникла мысль вспомнить и записать все, что сним было, все, что он видел в начале войны, тем более что возможность для этогопоявилась – у журналиста была стенографистка и появились свободные, правданочные, часы. И вот он между поездками, или используя свои блокноты, сжурналисткой точки зрения уже отработанные, или просто вспоминая, сталпоследовательно, день за днем, записывать, как шла война. Это был не дневник вполном смысле этого слова, а подневная запись того, что Симонов мог вспомнить –не издалека, а по горячим следам. Он делал эти подробные записи постепенно и восстановил– без больших интервалов – первые месяцы войны, до весны сорок второго года, нодальше уже не успевал этого сделать, и остальные его записи в большинствесделаны после войны. Почувствовав, что уже не может вспомнить всех мест, где онбыл, и даже всех поездок, Симонов “решил составить канву – подробную опись: гдебыл, что за чем следовало – как бы план для дальнейших записей. Но этот план яне осуществил. Записал лишь некоторые, наиболее запомнившиеся эпизоды, иногдасущественные лишь с точки зрения журналистской, событийной. А иногда – лишь сточки зрения психологической, писательской” [43].

Симонов не думал, что его дневники в первозданном виде когда-либонапечатают. Он просто хотел не забыть, сохранить для себя в памяти пережитое. Вего дневниках периода Великой Отечественной войны очень мало записей о еголичной жизни, да и вообще о всем, что не связано с войной, с людьми войны. Всесоображения, ощущения, взгляды, переживания – все это связано с войной.

После войны Симонов, работая журналистом, также вел записи в блокнотах.Но тут нельзя сказать, что такие записи стали неотъемлимой частью егожурналисткой работы, иногда он обходился и без них. Он говорил: “Когда я езжутеперь, я либо не записываю ничего, либо пишу  много. Трудно сказать, почемутак происходит. Иногда у меня ощущение, что для того, чтобы потом написать обэтом, мне не надо что-то записывать специально. Ну, скажем, съездил я на островДаманский после вооруженной провокации китайцев и готовился к тому, чтобы обэтом написать, но записей почти не вел. У меня была полная ясность, что и как янапишу.”

“В ряде других случаев я вел записи в блокнотах. Такие, чтобы по ним япотом мог вспомнить все: людей, события, места. Это писательская записнаякнижка. Возвращаясь из поездки, я превращал такие записи в более связные иразвернутые. Диктовал машинистке или стенографистке, а теперь пользуюсьдиктофоном, по свежим следам восстанавливая увиденное.”[44]

Причем очень интересно отметить, что Константину Симонову было не всегдалегко превратить эти записи в готовый журналистский очерк. Например, частьсвоих среднеазиатских записей 1958-1960 гг. сразу превратил в очерки, а тачасть материала, которую он передиктовывал, так и осталась лежать без движения,и Симонов говорил об  этих записях так: “… когда я перечитываю их сейчас, мнекажется, что некоторые из таких записей, не ставших очерками, интереснейзаписей, ставших очерками. …Материал нередко бывает интереснее результата.”[45]

Таким образом можно сказать, что для журналиста и писателя КонстантинаСимонова записи в блокноте и дневнике не являлись таким же неотъемлемым звеномв его работе, как для Мариэтты Шагинян и Бориса Полевого. Видимо, не все такоднозначно, и не всегда стоит слепо перенимать чужие методы работы, нопознакомиться с ними стоит всегда.

Бываюти дневники другого рода, являющиеся не столько рабочим инструментом, сколькодовольно-таки личным и интимным творением, не особенно предназначенным дляпосторонних глаз. Однако и они могут представлять интерес не только для того,кто будет писать биографию их создателя. Таков, например, дневник Чуковского.

 Писательи журналист Корней Чуковский вел дневник с 1901 по 1969 г. Эти записи,охватывающие почти семьдесят лет, представляют собой несомненныйисторико-литературный интерес. Дневники Чуковского – это 29 рукописныхтетрадей. Изданы они были уже после его смерти. Первая книга “Дневника”(1901-1929) вышла в 1991 г. Вторая книга “Дневника” (1930-1969) по характеру исодержанию записей несколько отличалась о первой. В ней отразились личныеневзгоды автора и тяготы, переживаемые обществом в 30-е – 40-е годы. Вдневниковых тетрадях появляются пробелы, множество вырванных страниц. Но науцелевших страницах содержатся и отзвуки трагедии Зощенко и Пастернака, икартина литературной жизни и нравов тех лет.

Чуковский вел дневник почти каждый день. Все его дневниковые записидатированы, как правило, стоит число, очень редко запись датируется толькомесяцем. В отличие от дневников Мариэтты Шагинян, служивших прежде всегоосновой для будущей работы писательницы, дневники Чуковского носят весьмаличный характер. В них есть и весьма интимные переживания Чуковского, связанныес его семейной жизнью, с детьми. Есть его взгляды на жизнь, попытки объяснитьсамому себе происходящее в стране. Но больше всего там описаний встреч слюдьми, разговоров, точные характеристики своего окружения. Дневниковые записиЧуковского мало использовались в его журналисткой и писательской деятельности,они не предназначались для печати и не служили черновым материалом дляпоследующей литературной деятельности. Но Корней Чуковский находился в самойгуще литературной жизни своего времени, и его дневники полны живых и четкихописаний людей и событий того времени. Их ценность прежде всего в том, что онидают довольно-таки полную и цельную картину жизни людей, входивших в кругписателя, и общую картину жизни советского общества того периода.

Чуковский прекрасно знал большинство современных емуписателей. На страницах его дневников мы видим фамилии Горького, Маршака, АгнииБарто, Пастернака, Зощенко, Пильняка, Фадеева, Катаева, Шварца – всех неперечислишь. Упоминал он несколько раз и Мариэтту Шагинян. В 1932 году онпишет, что посещение Шагинян “доставило мне наибольшую радость из всех моихмосковских визитов и встреч… И вообще все, что говорила Шагинян на этомдиванчике, было окрашено для меня глубокой человечностью, душевной ясностью… Вовсем, что она говорит, есть какая-то подлинность, ни капли кокетства или фальши”[46]. Несколькими страницами позже онделает такое любопытное наблюдение: “Как вообще жаль, что она глуха. Она былабы отличной писательницей, если бы слыхала человеческую речь. Глухота играет снею самые злые шутки. Она рассказывает, что недавно, — месяц назад, — ее соседиговорят ей: “Мы слыхали через стену, как вы жаловались на дороговизнупродуктов. Позвольте угостить вас колбасой. Мы получаем такой большой паек, иоказалось, что этот паек – писательский, получаемый всеми, кроме меня”.Мариэтта Шагинян, несомненно, из-за своей глухоты отрезана от живыхлитературных кругов, где шепчут, она никаких слухов, никаких оттенковречи не понимает, и поэтому с ней очень трудно установить те отношения, которыеустанавливаются шепотом”[47]. Может быть, в этом кроется изагадка образности литературного стиля Мариэтты Шагинян? Ведь если человеклишен возможности воспринимать мир на слух, он начинает это компенсировать,впитывая возможно больше зрительной информации… И, как уже отмечалось выше,дневники Мариэтты Шагинян действительно очень красочны, они полны цветовыхэпитетов, необычайно ярки, насыщенны.

§ 2.  Сравнение дневника Мариэтты Шагинян “В Армении” иочерка “Путешествие по Советской Армении”.

Дневник за ноябрь 1950 года посвящен поездке в Армению, страну, с которойМариэтта Шагинян была связана всю свою жизнь.  Впоследствии материалы этогодневника журналистка использовала при работе над “Путешествием по СоветскойАрмению”. Поскольку это было уже второе издание, то, естественно, книга“Путешествие по Советской Армении” написана далеко не только по доступным намдневниковым материалом. Опубликованный дневник Мариэтты Шагинян послужил лишьдополнением к уже изданному произведению, хотя и довольно значительным. Все же,изучая и сравнивая дневник и литературное произведение, включающее в себяматериалы дневника, мы можем видеть, как писательница использовала дневник всвоей работе.

Вот Мариэтта Шагинян слушает доклад президента Академии наук Армении обитогах научной работы академии за прошедший год и о новых задачах. Так какжурналистка плохо слышит, ей “коротко конспектируют” [48].  В дневнике появляется запись отом, что Академия существует всего семь лет, и за это время “вокруг нее выросло35 научно-исследовательских учреждений, в них 700 научных сотрудников (198кандидатов и 77 докторов)”[49]. Тематика работ: задачи, связанные свыполнением актуальнейших народнохозяйственных вопросов. В “Путешествии поСоветской Армении” информация о Академии наук будет звучать уже так: “На 1950год в Академии наук числилось 26 действительных членов, 17 членов-корреспондентов; в состав ее входило 35 институтов и 700 научных работников, докторов,профессоров и кандидатов”[50].

А вот дневниковая запись от 30 ноября, описывающая посещение двух выставок- выставки тридцатилетия Армении и выставки изобразительных искусств. Шагинянначала с выставки изобразительных искусств: “…попадаю сперва к дипломникам.…Класс живописи ведет Эдвард Исабекян – видимо, очень серьезный преподаватель.”[51] Шагинян говорит о своих впечатленияхот выставки, перечисляет запомнившиеся ей полотна, некоторые описывает,подчеркивая тягу к монументализму, тщательность, хорошее письмо, но подмечаетона и то, что нет в этой живописи еще той глубины передачи, когда изображенноеначинает жить и заражать. Что интересно, в “Путешествии по Советской Армении”не прозвучит такая глубина живописного анализа, как в “Дневнике”, здесь дневникоказался в чем-то даже сильнее произведения, для которого он послужил основой.Тем не менее, Шагинян в “Путешествии” расскажет о выставке, использовавдневниковые материалы: “Классом живописи руководит Эдвард Исабекян,представленный и сам в музее большими реалистическими полотнами. Его ученики –это целое новое поколение художников. К истории революции обращаются К.Варданян (“С. Спандарян по дороге в ссылку”)…”[52].

Интересно проследить, как дневниковые записи превращаются в фразызаконченного литературного произведения. Например, в дневнике Шагинян описываетсвои непосредственные впечатления от скульптуры: “Несколько отличных скульптур,среди них – просто маленький шедевр по тонкости и художественности исполнения –“Непокоренная” Г. Чубаряна: фигура девушки-партизанки, пойманной – дощечка нагруди, руки связаны, — но не покоренной, — во всей ее стремительной позе, воткинутой голове столько сопротивления и гордости, что кажется – разорветверевки”. По стилю чувствуется, что писательница стремилась передать основноечувство, вызванное произведением искусства, она торопилась зафиксироватьпервое, свежее впечатление от увиденного. И в готовом литературном произведениимы видим скульптуру “Непокоренная”: “Замечательны две скульптурные работы,выставленные дипломниками в годы 1950-1951. Первая – “Непокоренные” (Г. Г.Чубаряна): фигура пойманной девушки-партизанки, дощечка на груди, руки связаны,во всей ее стремительной позе, в откинутой голове столько сопротивления игордости, что кажется – вот-вот разорвет веревки”[53]. Очевидно, что писательницавоспользовалась своим дневником, когда писала про скульптуру, она использовалате же обороты, те же метафоры, лишь чуть-чуть “причесала” фразу, переставивместами слова и сделав тем самым довольно неуклюжее по своей композициивыражение вполне приемлемым литературным предложением готового произведения.

Естественно, что в “Путешествии по Советской Армении” писательницанередко перекомпоновывает свой дневниковый материал, подчиняясь логикеизложения. Так, после посещения выставки изобразительных искусств в дневникеШагинян идет рассказ о ее впечатлениях от выставки, посвященной тридцатилетиюАрмении: “…у самого входа, увидела целую колонну из разнообразных резиновыхавтомобильных шин; возле нее висел любопытный график. Это уголок ереванскогошинного завода, созданного в 1945 году. График показывает трудовые затраты вчеловеко-часах на выпуск одного комплекта”[54]. Затем Шагинян перечисляет вдневнике цифровые данные графика. И эти же цифры она использует в “Путешествиив Армению”[55], но уже не в связи с выставкой, атам, где рассказывается о развитии промышленности в Армении.

Дневник полон событий и встреч. Мариэтта Шагинян встречается сомножеством людей: с учеными (ботаниками, физиологами, астрономами), актерами,партийными работниками, простыми рабочими на заводе, и как правило Шагинянзаписывает основное, что прозвучало в разговоре, и что может оказаться полезнымдля ее работы. Конспектируя свой разговор с президентом Академии наук Армении,она акцентирует внимание на том, какие темы президент советует ей охватить вбудущем издании: машиностроение и связанный с этим рост рабочего класса вАрмении, говорит о недавно созданных колоссальных заводах - электромашиностроения, кабельном, шинном, заводе точных измерительных приборов,Ленинаканской текстильной фабрике, рекомендует посмотреть институты илаборатории – Институт генетики и селекции, Гидроэлектрический, сооружений,обратить внимание на работы в Институте сооружений…

Мариэтта Шагинян заканчивает эту дневниковую запись таким образом: “Так внемногих словах передо мной легли пунктиром основные линии работы над вторымизданием книги”[56]. И действительно, во втором издании“Путешествия в Армению” Мариэтта Шагинян напишет и о машиностроении, и окрупных заводах, и об институтах.

Вот запись в дневнике от 4 декабря. Вначале Шагинян планирует своюдеятельность. “…начинаю серьезно “внедряться” в промышленность. Схема такая:взять целое в беседе с секретарем Сталинского райкома (в Сталинском районе всеосновные заводы) и в зависимости о того, что услышу, выбрать какой-нибудь заводдля детального ознакомления”[57]. А затем, после описания дороги крайкому по Еревану, Шагинян конспектирует рассказ секретаря. Секретарь говорито том, что Сталинский район – крупный промышленный центр Армении, гдесосредоточены не только республиканские, но и крупные заводы союзного значенияи перечисляет эти заводы, давая каждому краткие характеристики: “Электромашиностроительный.Он совсем молодой, но проживши шесть лет, уже выполняет важные задания… Рабочиевсе люди новые, молодые. Комсомольского возраста 80%… Станкостроительныйимени Дзержинского. Отправляет станки во все края Союза. … Завод “Автотрактородеталь”.Этот уже выполняет заказы для больших строек великого плана преобразованияприроды. Кабельный. Тоже совсем молодой, вступил в строй лишь два-тригода назад, но рабочие очень быстро освоили технологический процесс и  сами ужедают новый ассортимент кабелей. …Шинный завод. Этот – один из крупнейшихв Союзе. Отличается высоким качеством продукции. Интересен на этом заводеженский труд. Женщины там передовики… Завод электроточных приборов. Онем не стоит распространяться – качество само собой ясно.”[58]

И, читая “Путешествие в Армению”, мы можем видеть, как в главке“Сталинский район” Шагинян привела свою беседу с секретарем райкома, но уже нев форме прямой речи, а органично введя эту информацию в контекст повествования.“Вот они, гиганты, не кажущиеся гигантами из-за уютных и красивых оград,выходящие белым пятном своих стен на одну линию с жилыми домами проспекта. Электромашиностроительныйзавод, молодой, но уже известный на весь Союз, с молодыми, но уже перегоняющимистариков рабочими, 80 процентов которых комсомольского возраста. Станкостроительныйимени Дзержинского, отправляющий станки во все края Союза. Автотрактородеталь - один из первых откликнувшихся своими делами на нужды великих строек. Кабельный,еще недавно осваивавший производство, а сейчас уже дающий новый ассортименткабелей. Шинный, крупнейший в нашем Союзе, славный еще и тем, чтоработают на нем женщины, показавшие себя передовиками соревнования… Заводэлектроточных приборов – ну, этот сам за себя говорит одним своимназванием.”[59]  Очевидна связь этих двух отрывков,но, естественно, Шагинян несколько облагородила свои дневниковые записи,сделала эту сухую информацию о заводах более литературной, более интересной читателю.

Как уже отмечалось, дневники Мариэтты Сергеевны полны упоминаний овстречах с людьми, и всегда она старается дать хотя бы краткое описаниезаинтересовавшего его человека, подметить какую-нибудь характерную черточкувнешности или характера. При этом чувствуется, что журналистка старается везде,где она пишет о встрече и разговоре с кем-либо, оставить небольшую информациюоб этом человеке, которая может оказаться полезной для будущего очерка. Беседуяс рабочими, она обратила внимание на Тимофея Ивановича Агеева, и на протяжениипяти страниц дневника, которые описывают ее встречу с заводскими работниками,писательница то и дело упоминает Агеева: “Познакомилась, наконец, и с Агеевым,пожилым, крупным, широколицым рабочим[60]… путиловец Тимофей Иванович Агеев[61]… Он начал говорить тихо – у негоастма. Широкий лоб рассечен наискось шрамом[62]…”  Мариэтта Шагинян внимательнейшимобразом старается познакомиться с его биографией: “Он мне принес завернутую встарую, почти истлевшую газетную бумагу пачку документов, тоже старых, желтых,кое-где порванных и с трудом различимых, — целая жизнь очень активного,вышедшего из народа творца. Я их внимательно осмотрела и перебрала: авторскиесвидетельства на изобретения, вырезки из газет, благодарности, командировки.Множество изобретений[63].” Шагинян конспектирует беседу сАгеевым: “До революции работал токарем, всю революцию – в Петрограде… Тогда жеи в революции принял участие…после ранений пошел на завод в Донбассе токарем, апозднее стал механиком завода. На войне работал шофером  и в лоб ранен – вототкуда шрам… Изобретать начал тотчас после революции… Директор предложил мнесорганизовать такой цех – изготовлять не только цилиндры бумажные, ноизоляционные детали из пластмассы, резины. Я согласился, наладил помещение,оборудовал, набрал и обучил кадры, через шесть месяцев попросил, чтоб мне далиинженера, — и так на полном ходу передал ему мастерскую. Люблю учить людей,чтобы по пятьдесят учеников сразу[64]. ”

И этот журналистский труд не пропал. На страницах “Путешествия в Армению”мы видим живой, яркий образ бывшего путиловца, а ныне начальника опытноймастерской электромашиностроительного завода, старого изобретателя АгееваТимофея Ивановича, органично включивший в себя множество мелких черточек,подмеченных Шагинян: “…умный лоб его рассечен шрамом – память об одной избоевых кампаний, проделанных за долгую жизнь; дышит он не легко – от астмы, аглаза светятся молодым интересом ко всему, что касается техники и производства;он – прирожденный изобретатель-педагог, любящий готовить смену; и не одиночекготовить, а сразу целую группу, человек по сорок-пятьдесят[65].” Любопытно, как в готовомпроизведении Мариэтта Шагинян обыграла шрам Агеева – такую бросающуюся в глазадеталь внешности – назвав его “памятью об одной из боевых кампаний, проделанныхза долгую жизнь”. Казалось бы, она здесь чуть-чуть преувеличила, ведь шрамАгеев получил, когда во время войны работал шофером. Но, с другой стороны, этотчеловек действительно участвовал не в одной боевой кампании, и был ранен вовремя гражданской войны. Так что таким описанием, сделавшим образ Агеева болеезримым,  Шагинян фактически особенно не погрешила против истины. Из этогоотрывка мы можем видеть, как творчески журналистка подходила к процессупревращения еще несколько сырого материала в очерк, стараясь при этом неупустить ни малейшей детали из тех, что были ею отмечены.

§ 3. Дневник Шагинянкак рабочий инструмент и как самостоятельное произведение.

В дневнике писательница не только записывала свои непосредственныенаблюдения, она проводила и подготовительную работу, определяя те направления,по которым будет собирать информацию для будущего журналистского очерка.“Коротко переписываю для себя из газеты “Коммунист”” (комплект за 1950 год) то,что может понадобиться в работе:

-    Вышли русскиеклассики в армянском переводе…

-    Дружба студентовзакавказских республик…

-    Очень интереснаястатья об армянском классике-драматурге Габриэле Сундукяне...

-    Норакертскийколхоз обязался взять по 15 центнеров зерна с гектара….

Мне предстоит завтра встретиться с заместителем министра лесногохозяйства. Поэтому внимательно просматриваю материалы о лесонасаждениях: вкаких колхозах хорошо, в каких  плохо.[66]” Таким образом Шагинян использоваласвой дневник не только как место, куда она записывала уже собранную информацию,но и как инструмент, помогающий планировать будущую деятельность.

Дневники служили для писательницы также местом, где она обдумывала своюпрошлую деятельность. 31 декабря 1951 года она подводит итог работе за 1951-йгод: “…переработала на 30%, изменив почти каждую страницу, убрав до 5 листов ивписав до 19 новых, свое “Путешествие по Советской Армении, чтоб подготовитьего второе издание. На это у меня ушло несколько первых месяцев 1951 года.…Написано 29 газетных статей… Написано 9 рецензий, 1 статья в писательскуюстенгазету, 2 “открытых письма”… Сделано шестнадцать выступлений на различныхсобраниях, 4 больших доклада… По общественной линии – редактировала, как членредколегии, журнал “Крестьянка”, очень полюбила этот журнал и работу в нем. И,наконец, много поездила: была в Абхазии (Сухуми, Гагры, Рица); в Ереване, вЛенинграде, Эстонии, Латвии, Литве, Белоруссии (машиной). ” Из этого отрывкаможно видеть, в каком напряженном ритме жила Шагинян, как много она успеваласделать и какой фантастической работоспособностью она обладала как писатель.

Необходимо отметить, что по всей видимости далеко не все, что Шагинянзаносила в свой дневник, впоследствии находило отражение в будущихпроизведениях журналистки. Например, не вошло в “Путешествие по СоветскойАрмении” описание визита в обсерваторию в Бюракане, занимающее около трехстраниц в дневнике Шагинян. А это был интересный визит. Шагинян описала вдневнике обсерваторию, ее оборудование, то, как работают люди. И задалаастрономам коварный вопрос: “А вам не снятся эти звезды, когда вы, наконец,засыпаете?”[67]. Услышала она в ответ долгий и несовсем обычный рассказ, из которого хочется привести несколько цитат: “Если вы увидитеастронома за работой, вы поймете, снятся ли ему звезды. …Навели телескоп наПлеяды – там видим массу звезд, неслыханного разнообразия. Когда в лесу многоцветов,  это дает эстетическое наслаждение, — а тут наслаждение больше, гораздобольше; оно такой силы, что превышает страсть и достигает страшного. …Каксияет, как играет, как действует само это количество – описать невозможно. Дляастронома требуются железные нервы. Если иметь слабые нервы и слабый характер,то можно не только “сны видеть”, но и с ума сойти.”[68] Не правда ли, впечатляющий отрывок?Хотя Мариэтта Шагинян не включила его в очерк “Путешествие по СоветскойАрмении”, но тем не менее это весьма поэтическое и художественно написанноеместо.

Дневники Шагинян представляют интерес не только как основа для ее будущихпроизведений, не только как ее рабочий полигон, где подводила итоги ипланировала свою будущую деятельность, но и как самостоятельное произведение.Она заносила в них не только информацию об увиденном, о встречах и людях, но имножество своих мыслей. Мариэтта Шагинян очень много читала, былавысокообразованным человеком, и порой ее ассоциации с общим культурным пластомочень интересны. Когда она смотрит в Ереване Государственном театре имениСундукяна пьесу того времени на производственную тему “Эти звезды наши”, тодумает о том, каким великим драматургом был Островский: “он не только поднялрусскую драматургию до подлинных литературных шедевров, от чтения которыхиспытываешь наслаждение, и хочется их без конца перечитывать, но он русскийтеатр, русского актера создал на десятки лет… В основе всех пьес Островского –живой человек… И любовь – самый сильный двигатель людского действия на земле…”И далее журналистка делает неутешительные выводы о современной ей драматургии: “Ав большей части наших пьес внутренней любви, которая действительно чувствуетсяи переживается, нет, — вместо этого обозначение любви: такие-то и такие-тогерои говорят и действуют соответственно, как если б любили или были влюблены.[69] ” Эти размышления Шагинян, конечно,не имеют отношения к будущему произведению, к “Путешествию в Армению”, но ониинтересны сами по себе, и как показатель общей культурной эрудированностиписательницы, и как возможные наработки для будущих литературных исследований.

Шагинян постоянно работала над своим литературным стилем, и в дневникахвидны отголоски этих поисков. “Я сама грешна тем, что выписала с десятокпримеров из “Войны и мира”, которыми думала подействовать на своего редактора,чтоб не очень подстригал “вольности” и “неправильности”. А… грамматическийстрой языка, развивающийся очень медленно, медленнее словарного состава, стечением времени совершенствуется, улучшает и уточняет свои правила,обогащается новыми правилами, — очень долго сохраняя свои основы. Значит, надоулучшать и уточнять, а не повторять старые неточности.[70]”. И удивительно интересны еенаблюдения за развитием языка, например, за тем, как в XIX веке русское дворянство употребляло в русском языкеоборот, характерный больше для французской грамматики, чем для русской. Вдневниках встречаются упоминания книг и авторов, которые журналистка читает.Журналистка в своих дневниках восхищается языком Чехова, пронизанным “авторскойинтонацией, и это в выборе слов, в синтаксисе, в окончании речи, в ремарках отавтора, во всем: получается стиль, неповторимое, “чеховский характер””[71], рассуждает о современном ейпоколении советских писателей.

Таким образом можно сказать, что “Дневник писателя” интересен отнюдь нетолько как рабочая тетрадь журналистки, но и как произведение, принявшее в себямножество интереснейших мыслей и рассуждений писательницы.

§ 4.  Отклики прессы на книгу “Дневникписателя”

Книга “Дневник писателя” не прошла незамеченной критикой, инельзя сказать, что она была принята всеми единодушно. В 1954 году во второмномере “Нового мира” появилась разгромная статья Михаила Лифшица под названием“Дневник Мариэтты Шагинян”. Вот что он писал о “Дневнике”:

«Поразительнаразносторонность Мариэтты Шагинян. Она цитирует Паскаля и Гете, свободноразбирается в архитектуре и строительных материалах, живо интересуетсятехнологией бездымного сжигания сланца, описывает множество машин и процессов,знает сравнительные преимущества швицов и симменталов, знакома с холоднымвоспитанием телят, выращивает мичуринские яблоки у себя на даче, интересуетсямузыкой и политической экономией, философией и наукой, заседает в ученом советеИнститута мировой литературы, изучает архивные материалы о пребывании Абовяна вЮрьевском университете, рецензирует диссертации о Банделло (итальянскомписателе XVI века), пишет о математике и языкознании. Все это не только вМоскве, у себя дома, нет, — в постоянных разъездах: от Чудского озера доСевана, от горных районов Армении до эстонской низменности. Кто бы подумал, чтоМариэтта Шагинян имеет диплом альпиниста? Между тем она первая женщина,взошедшая на Арагац…

ДневникМариэтты Шагинян показывает, каким лихорадочным темпом работает писательница.Перед глазами мелькают профессора, доярки, проблемы, открытия… Тысячи нужныхлюдей, специалистов, и с каждым Мариэтта Шагинян успевает поговорить на местедействия, а если не успевает, то приглашает к себе в гостиницу. Все эти люди,занятые общественно-полезным трудом, считают нужным уделить ей частицу своеговремени. Между тем коэффициент полезного действия этих бесед часто невелик…

МариэттаШагинян отличается от Жюль Верна тем, что этот автор, сидя дома, в своейбиблиотеке, описывал многие страны и притом довольно точно, а Мариэтта Шагинянездит, не щадя себя, но… “кто ей поверит, тот ошибется”…

К счастьюМариэтта Шагинян не принадлежит к категории слабых, она может постоять за себя.Не всякому автору по силам выпустить книгу, которая так откровенно рекламируетего труды и дни, включая сюда и домашние происшествия, так добросовестнозаносит в анналы истории любую мысль или, скорее, пленной мысли раздраженье,являющееся на минуту в голове автора, так смело объединяет все сомнительныеместа, вычеркнутые в различных редакциях из других его произведений. Перебираявсе известные нам случаи, мы не находим в истории литературы ничего похожего на“Дневник писателя”…

В этом произведении столько ошибок и чернильных пятен, алитературный язык так плох, что не может быть никакого сомнения – перед намидействительно настоящий дневник, не переписанный набело, рабочая тетрадь. Дажевеликие писатели оставляли вопрос о публикации таких тетрадей на усмотрениепотомства”[72].

СтатьяЛифшица не прошла без внимания. Вот что вспоминает Корней Чуковский: „6февраля. Были Каверин и Лидия Николаевна. Они тоже в восторге от статьи Лифшицао Мариэтте Шагинян… Куда я ни пойду, всюду разговоры об этой статье. “[73].Действительно, Лифшиц весьма остроумно и язвительно разобрал “Дневник”, объявивпрактически бессмысленным тот лихорадочный темп, в котором обычно работала писательница,и поставив под сомнение достоверность и выверенность материалов “Дневника”, нопри этом он даже не попытался все же обратить внимание на несомненныедостоинства книги: на то, что она написана прежде всего с целью показать другимжурналистам и писателям, и всем интересующимся свой, наработанный годами методработы, и на то, что при всех возможных недочетах фактический материал,представленный в “Дневнике”, обладает все же огромным интересом для широкогокруга читателей.

Нельзясказать, что реакция Лифшица на книгу “Дневник писателя” совсем не имела подсобой оснований. Замечание Лифшица о лихорадочном темпе деятельности Шагинян,множестве встреч, множестве бесед и низком коэффициэнте частично обосновано.Действительно, Шагинян пыталась “объять необъятное” и усвоить за короткий срокслишком большой объем часто новой и непонятной информации, и не всегда она былаидеально информирована о всех видах человеческой деятельности, которые онаупоминает в “Дневнике”, и показательно в этом плане уже упоминавшееся описаниебеседы с академиком Бунятиным, но ведь от журналиста сложно требоватьакадемической образованности во всех областях человеческого знания.Действительно, иногда журналистку подводило ее богатое воображение и оченьэмоциональное восприятие окружающего

Что жекасается взглядов Лифшица на литературный язык книги “Дневники писателя”, тотут можно ответить следующее: “Дневник писателя” и не претендует на то, чтобысчитаться законченным литературным произведением. Но, как ни парадоксально, сопределенной точки зрения это и является ее ценностью. Анна Ахматова,современница Шагинян, сказала в одном из своих стихотворений: “Когда б вызнали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда”. Поэтам, может, и не такобязательно знать, из какого сора росли стихи их предшественников, но знаниетого, как рождался журналистский очерк,  может оказаться весьма и весьмаполезным для выработки собственного метода работы.

К тому жеМариэтта Шагинян сам в предисловии к этой книге так объяснила ее цели и задачи:“Начинающие очеркисты часто обращаются ко мне с просьбой рассказать, как надоработать над очерком. Каждый из нас,  старых писателей, мог бы ответить на этотвопрос  по-своему. Я отвечаю своими рабочими дневниками, которые веду уже многолет”[74].То есть сама Шагинян не считала “Дневник писателя” до конца отредактированнойкнигой, а вынесла на читательский суд именно свои рабочие тетради, в надежде,показав свой творческий метод, помочь начинающим журналистам и писателям ввыработке своего собственного.

И на статьюЛифшица вскоре появился ответ в прессе. 6 апреля 1954 года Литературная газетаопубликовала статью Бориса Агапова “Против снобизма в критике”, в которой тотвыступил в защиту Шагинян. Этот публицист упрекал Лифшица в передергивании иискажении смысла разбираемого текста, в том, что Лифшиц делал далеко идущиевыводы по цитатам, выдернутым из контекста, и не уделял абсолютно никакоговнимания ни хорошо написанным местам, ни огромному объему работы, проделанномуШагинян. Агапов писал, что “каждый абзац, каждое слово для критика интереснотолько с одной стороны: “в рассуждении чего бы покушать” — что бы опорочить!”[75]

В этомотношении очень показателен пример, как Лифшиц разбирает отрывок из дневника, вкотором Шагинян рассуждает о процессах фотосинтеза. “Загадочный процессфотосинтеза сопоставляю с мозговым процессом восприятия… К тому подобномуотносится “игра самого луча в мозгу, не преобразованного ни в белок, ни вуглевод””. Лифшиц едко пишет: “Луч солнца, играющий в мозгу, есть что-то изобласти сюрреализма… увы, этот луч освещает большой беспорядок в… еепредставлениях о фотосинтезе”, и Агапов справедливо возмущается, что “критикторжествует и глумится, и острит по поводу писательницы, а она всего только ихотела, что подосадовать на это свое невежество и отметить в дневнике топоэтическое волнение, которое возбудила в ней фраза Тимирязева о солнечномлуче.” Дело в том, что в статье слова о луче солнца приведены как нелепая иабсолютно антинаучная фантазия журналистки, тогда как на самом деле фразу осолнечном луче: “быть может, в эту минуту он играет в нашем мозгу” сказал самТимирязев, а Шагинян только позволила себе поэтически развить эту мысль.

Агапов неидеализировал “Дневник писателя” и признавал некоторые недочеты, существующие вкниге, отметив, что “…автор и издательство не сочли нужным строго проверитьгромадный фактический материал “Дневника”, а также более тщательноотредактировать некоторые неясно или неверно формулированные мысли в книге”[76],но он справедливо показал, что недопустимо критику уделять этим мелкимнедостаткам такое внимание, забыв главное: саму книгу, ее цель: показать работужурналиста и писателя изнутри.

Заключение.

Мариэтта Шагинян была талантливейшей писательницей ижурналисткой, поражавшей своей неиссякаемой энергией и работоспособностью. Онаобъездила почти всю Россию и союзные республики, побывала во многих странах. Засвою жизнь Шагинян написала множество книг, очерков и статей.

Деятельность Шагинян – очеркиста и публициста ждет еще своегоисследователя. Этот огромный материал важен не только для полного пониманиямногогранного творческого пути Мариэтты Шагинян, ее творческого мастерства, нои для изучения истории и теории современного очерка и публицистики. И особенноевнимание необходимо уделять творческому методу журналистки.

Известно, что в своей работе Мариэтта Шагинян постоянноиспользовала свои дневники. Она вела их практически всю жизнь, и заносила в нихсвои дорожные впечатления, беседы с людьми, свои наблюдения – все, что могловпоследствии оказаться нужным для работы публициста. Дневники стали для Шагиняннеотъемлемым элементом ее журналисткой и писательской работы.

Свою дипломную работу я начала с описания творческого путиМариэтты Шагинян, ее журналистской и писательской деятельности, так кактворчество – это единый процесс, и невозможно рассматривать какой-то один этаптворческого литературного процесса в отрыве от всего остального. Затем яперешла к дневникам Шагинян, ведь даже при поверхностном взгляде на ее жизнь ижурналистскую деятельность можно подметить, что ее дневники выступают каксвоеобразное связующее звено между непосредственным сбором информации ирождением публицистического произведения.

Мариэтта Шагинян была далеко не единственным журналистом,использовавшим в своей работе дневники. Поэтому я рассмотрела дневник какспособ фиксации информации и коснулась также других писателей и журналистов –Бориса Полевого, Константина Симонова и Корнея Чуковского, описав то, как онииспользовали свои дневники в работе, и сравнив их методы работы с методомработы Мариэтты Шагинян. Но основной упор в моей дипломной работе был сделанименно на дневники Шагинян – на особенности ее стиля, на то, какие детали икаким именно образом Шагинян подмечала в своих дневниковых записях, и напроцесс превращения дневниковых записей в литературное произведение. Я изучилакнигу “Дневник писателя”, включившую в себя дневники Шагинян за 1950-1952 гг.,и сравнила часть первую этой книги “В Армении” со вторым изданием очерка“Путешествие по Советской Армении”, которое было переработано на основедневниковых записей, сделанных в Армении в 1950 г. Кроме того, я упомянуладневники Шагинян времен Великой Отечественной войны и написанный на их основецикл очерков “Оборона Москвы”.

Проанализировав книгу “Дневник писателя”, я отметилаобразность стиля Мариэтты Шагинян, ее любовь к ярким эпитетам и метафорам.Упомянула о ее наблюдательности, о том, что она всегда стараласьзаконспектировать в дневнике беседу с интересным человеком. Отметила также то,что дневники Мариэтты Шагинян нельзя рассматривать в отрыве от всей ее жизни.Дневники отражают бурную и полную поездок жизнь журналистки, бешеный темп еежизни. Они интересны не только как рабочий инструмент, но и как самостоятельноепроизведение, включившее в себя множество мыслей писательницы. Кроме того,дневники Мариэтты Шагинян содержат богатый фактический материал, не всегдавошедший в опубликованные на их основе произведения.

Но в первую очередь дневники Шагинян являлись основой для ееработы как журналистки и писательницы. Как журналистка Мариэтта Шагинянизвестна нам прежде всего как мастер путевых очерков, и дневники былинезаменимым звеном в ее работе над очерком. Шагинян практически всегда веладневник во время путешествия. Именно поэтому я взяла дневник, посвященныйпутешествию в Армению, и сравнила его с очерком “Путешествие по СоветскойАрмении”. Я показала, как писательница использует материал дневника в своемочерке, и как дневниковые записи преобразуются в литературное произведение.Отметила я и то, что в том лихорадочном темпе, в котором жила и работалаШагинян, она иногда допускала некоторые фактические неточности и порой писала опредмете, в котором была недостаточно компетентна.

Известно, что книга Шагинян “Дневник писателя” встретиланеоднозначную реакцию. Она вышла в 1953 году, а в 1954 году в “Новом мире”появилась разгромная статья Лифшица “Дневник Мариэтты Шагинян”. В статьекритик, очень язвительно разбирая книгу Шагинян, ставил под сомнение какдобросовестность и компетентность автора, так и целесообразность публикации еедневников. Но на эту статью тут же появилась реакция. Борис Агапов в “Литературнойгазете” опубликовал статью “Против снобизма в критике”, в которой обвинилЛифшица в передергивании и в очень вольном обращении с цитатами. В своемдипломе я уделила внимание обеим статьям и отметила, что Лифшиц был не правпрежде всего потому, что не учел своеобразия книги “Дневник писателя” и того,что ее следует рассматривать как произведение, которое Шагинян опубликовала впервую очередь для того, чтобы показать свой метод работы. Ценность книги“Дневник писателя” заключается прежде всего в том, что она является прекраснымобразцом для демонстрации творческого метода такой талантливой журналистки иписательницы, какой являлась Мариэтта Шагинян.

Таким образом, в своей работе я рассказала вкратце обиографии и творчестве Мариэтты Шагинян, обрисовала роль дневников в еетворчестве и проанализировала более детально книгу “Дневник писателя”, сделавосновной упор на дневник, посвященный путешествию в Армению, и сравнив его совторым изданием “Путешествия по Советской Армении”, в котором Шагиняниспользовала материалы этого дневника. Кроме того, я коснулась интересногомомента в истории журналистики – того, как неоднозначно была принята другимипублицистами книга “Дневник писателя”, и сравнила дневники Шагинян с дневникамидругих журналистов и писателей.

К сожалению, недостаток времени и места не позволил коснутьсядругих дневников Мариэтты Шагинян и их связи с творчеством журналистки. Этатема ждет еще своего исследователя.

Тезисы

1.   Дневники – важный элементжурналистской деятельности, хотя их использование и носит индивидуальныйхарактер

2.   Мариэтта Шагинян использоваладневники в своей работе, и прежде всего при работе над путевыми очерками

3.   Книгу Мариэтты Шагинян “Дневникписателя” необходимо рассматривать прежде всего как произведение, раскрывающеетворческий метод Шагинян.

4.   Второе издание очерка “Путешествие поСоветской Армении” включило в себя материал, опубликованный в книге “Дневникписателя”, но журналистка его творчески переработала

5.   Дневники Мариэтты Шагинян можнорассматривать не только как основу для ее публицистики, но и каксамостоятельное произведение

6.   Хотя книга “Дневник писателя” ивстретила неоднозначный отклик, но в целом она явилась весомым вкладом влитературу и публицистику, прежде всего как произведение, раскрывающеетворческую лабораторию Мариэтты Шагинян.

Библиография

1.   “Литературная газета”, 3 сентября1969 г.

2.   Агапов Б. “Против снобизма вкритике”. Литературная газета, 1954.

3.   Аграновский В. А. “Ради единогослова”. Изд. М. Мысль,1978 г. 168с.

4.   Ворошилов В. В. Типологияжурналистики. М., 1999 г.

5.   Гольдина Р. С. Дневники и очеркивоенных лет.//Творчество Мариэтты Шагинян. Л., 1980. С. 153.

6.   Лифшиц М. С. “Дневник МариэттыШагинян”. “Новый мир”, 1954 г.

7.   Паустовский К. “Повести и рассказы”.М., 1953.

8.   Сагал Г. “Двадцать пять интевью”. М.,1974.

9.   Симонов К. “Сегодня и давно”. М.,1974 г.

10.            Скорино. Л. “Маргарита Шагинян – художник”. М. 1981.

11.            Тертычный А. А.Жанры периодической печати. М., Изд-во “Аспект Пресс”, 2000 г.

12.            Чуковский К. И…Дневник (1930-1969). М: Современный писатель, 1995.

13.            Шагинян М. С.“Воспоминания о Рахманинове”, т. 2.

14.            Шагинян М. С.“Дневник писателя”. М., 1953 г.

15.            Шагинян М. С.“Кое-что о русской интеллигенции”. Собрание сочинений в девяти томах, т. 1.

16.            Шагинян М. С.Автобиография. М., 1954.

17.            Шагинян М. С.  Зарубежные письма. М. 1964.

18.            Шагинян М. С.“Оборона Москвы”. Собр. соч. в 9 т. Т. 4. Очерки.

19.             Шагинян М. С.“Путешествие по Советской Армении”. Собр. соч. в шести томах. Т. 4. 1957 г.

20.             Шагинян М. С.“Человек и время”. М., 1980.