Реферат: Введение в психоанализ

АКАДЕМИЯ ПСИХОЛОГИИ,

ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСТВА И МЕНЕДЖМЕНТА.

КОНТРОЛЬНАЯРАБОТА

 «Введение впсихоанализ»

СИНЕКОПОВА

ЕВГЕНЬЕВНА.

№ 12505/53

443086 г. САМАРА

 ул. ЕРОШЕВСКОГО 2-5

1.        Чемврачебная практика отличается от психоаналитической?

2.Дайте краткое определение ошибочным действиям и приведите конкретный пример

3. Почему столкновение намеренийприводит к ошибочным действиям?

4.Влияет ли сновидение на настроение человека, и если да, то приведите примерыхорошего и плохого настроения?

5. Какова роль сновидений в жизни древних народов?

6.Чем сон отличается от бодрствования?

7. Какова роль раздражителей и зрительных образов, при сновидениях?

8.Какими качествами различаются сновидения (по яркости, по длительности)

9.Чем внешние раздражители отличаются от внутренних (соматофизиологических)?.

10.В чем сходство и различие естественного и гипнотического сна?

11.Всегда ли сновидения возникают в связи с событиями наяву, если да, то приведитеконкретные примеры?

12.Почему целое сновидение нужно расчленять на составляющие элементы?.

13.Что дают слова-ассоциации для анализа бессознательного?

14.Чем явное содержание сновидений отличается от скрытых его мыслей?

15.Каковы основные различия детских снов и взрослых сновидений?

17.В чём сходство роли цензуры и символики сновидений?

18.Какова роль удовольствия и отвращения, симпатий и антипатий в работе цензуры?

19.В чём отличие символов мужского и женского в сновидениях?

20.Каково отличие сгущения и смещения в сновидении?

21.В чём сходство и различие архаизма и инфантильности в снах?

22.Почему желания «загоняются» в сновидения?

23.Верно ли утверждение, что неврозы возникают при фиксации на травме. Если да, топочему?

24.Почему невротические симптомы исчезают при переходе из бессознательной сферы всознание?.

25.Есть ли связь между амнезией и защитным механизмом психики?

26.Что такое интеллектуальное сопротивление и в чем оно проявляется?

27.Чем вытеснение отличается от сопротивления?

28.Какова роль предсознания во взаимодействии сознательного и бессознательного?

29.Что такое либидо и его роль в жизни ребенка и взрослого?

30.Основные половые различия проявления сексуальности?

31.     Значениеэрогенных зон в развитии сексуальности?

32.     Чтотакое Эдипов комплекс и в чем он проявляется?

33.Как регрессия и фиксация влияют на развитие невроза?

34.Почему переход от принципа удовольствия к принципу реальности положительновлияет на развитие «Я»?

35. Какова связь невротического симптома с конфликтом удовлетворения либидо?

36.Какую роль играет фантазия в жизни невротика?

37.Место Я личности в возникновении  и развитии невроза?

38.Чем невротический страх отличается от реального?

39.В чем отличие детских страхов?

40.Какова связь эгоизма, нарциссизма и либидо (их сходство и различие)?

41.Какой вред порождает нарциссизм?

42.Что такое перенесение и какую функцию оно выполняет?

43.Чем гипнотическая терапия отличается от психоаналитической?

44.В чем преимущество и недостаток психоанализа (по З.Фрейду) и по Вашему мнению.

1.Чемврачебная практика отличается от психоаналитической?

Назанятиях по медицине привыкли к наглядности. Вы видите анатомический препарат,осадок при химической реакции, сокращение мышцы при раздражении нервов. Позднеевам показывают больного, симптомы его недуга, последствия болезненногопроцесса, а во многих случаях и возбудителей болезни в чистом виде. Изучаяхирургию, вы присутствуете при хирургических вмешательствах для оказания помощибольному и можете сами провести операцию. В той же психиатрии осмотр больногодает вам множество фактов, свидетельствующих об изменениях в мимике, охарактере речи и поведении, которые весьма впечатляют.

 Впсихоанализе, все обстоит совсем по-другому. При аналитическом лечении непроисходит ничего, кроме обмена словами между пациентом и врачом. Пациент говорит,рассказывает о прошлых переживаниях и нынешних впечатлениях, жалуется, признаетсяв своих желаниях и чувствах. Врач же слушает, стараясь управлять ходом мыслейбольного, кое о чем напоминает ему, удерживает его внимание в определенномнаправлении, дает объяснения и наблюдает за реакциями приятия или неприятия,которые он таким образом вызывает у больного. Когда-то слова были колдовством,слово и теперь во многом сохранило свою прежнюю чудодейственную силу. Словамиодин человек может осчастливить другого или повергнуть его в отчаяние, словамиучитель передает свои знания ученикам, словами оратор увлекает слушателей испособствует определению их суждений и решений. Слова вызывают аффекты и являютсяобщепризнанным средством воздействия людей друг на друга. Не будем женедооценивать использование слова в психотерапии и будем довольны, если сможемуслышать слова, которыми обмениваются аналитик и его пациент.

 Беседа,в которой и заключается психоаналитическое лечение, не допускает присутствияпосторонних; ее нельзя продемонстрировать.

 Психоанализомовладевают, прежде всего, на самом себе, при изучении своей личности. Это несовсем то, что называется самонаблюдением, но, в крайнем случае, психоанализможно рассматривать как один из его видов. Есть целый ряд распространенных иобщеизвестных психических явлений, которые при некотором овладении техникойизучения самого себя могут стать предметами анализа. Это дает возможностьубедиться в реальности процессов, описываемых в психоанализе, и в правильностиих понимания. Правда, успешность продвижения по этому пути имеет свои пределы.Гораздо большего можно достичь, если тебя обследует опытный психоаналитик, еслина собственном Я испытываешь действие анализа и можешь от другого перенятьтончайшую технику этого метода.

 Можно,конечно, на лекции по психиатрии показать учащимся неврастеника или истерика.Тот, пожалуй, расскажет о своих жалобах и симптомах, но не больше того.Сведения, нужные психоаналитику, он может дать лишь при условии особогорасположения к врачу; однако он тут же замолчит, как только заметит хоть одногосвидетеля, индифферентного к нему. Ведь эти сведения имеют отношение к самомуинтимному в его душевной жизни, ко всему тому, что он, как лицо социальносамостоятельное, вынужден скрывать от других, а также к тому, в чем он какцельная личность не хочет признаться даже самому себе.

 Такимобразом, беседу врача, лечащего методом психоанализа, нельзя услышать непосредственно.Вы можете только узнать о ней и познакомитесь с психоанализом в буквальномсмысле слова лишь понаслышке. К собственному взгляду на психоанализ вампридется прийти в необычных условиях, поскольку сведения о нем вы получаете какбы из вторых рук. Во многом это зависит от того доверия, с которым выотноситесь к посреднику.

 Психоанализ как раз истремится восполнить этот пробел. Он предлагает психиатрии недостающую ейпсихологическую основу, надеясь найти ту общую базу, благодаря которойстановится понятным сочетание соматического нарушения с психическим. Для этогопсихоанализ должен избегать любой чуждой ему посылки анатомического,химического или физиологического характера и пользоваться чистопсихологическими вспомогательными понятиями.

2. Дайте краткоеопределение ошибочным действиям и приведите конкретный пример.

Ошибочныедействия человека:

 оговорки- когда, желая что-либо сказать, кто-то вместо одного слова употребляет другое;

 описки- когда, то же самое происходит при письме, что может быть замечено или остатьсянезамеченным;

 очитки- когда читают не то, что напечатано или написано; ослышки  — когда человекслышит не то, что ему говорят, нарушения слуха по органическим причинам сюда,конечно, не относятся.

 Воснове другой группы таких явлений лежит забывание, но не длительное, авременное, когда человек не может вспомнить, например, имени, которое оннаверняка знает и обычно, затем вспоминает, или забывает выполнить намерение, окотором позднее вспоминает, а забывает лишь на определенный момент.

 Втретьей группе явлений этот временной аспект отсутствует, как, например, призапрятывании, когда какой-либо предмет куда-то убираешь, так что не можешь егобольше найти, или при совершенно аналогичном затеривании. Здесь перед намизабывание, к которому относишься иначе, чем к забыванию другого рода; оновызывает удивление или досаду, вместо того чтобы мы считали его естественным.Сюда же относятся определенные ошибки-заблуждения, которые также имеют временнойаспект, когда на какое-то время веришь чему-то, о чем до и после знаешь, чтоэто не соответствует действительности.

3. Почему столкновениенамерений приводит к ошибочным действиям?

 Мы понимаем под«смыслом» какого-то психического процесса не что иное, как намерение, которомуон служит, и его место в ряду других психических проявлений. В большинственаших исследований слово «смысл» мы можем заменить словом «намерение».

 Разницасостоит в том, что в первом случае одно намерение полностью замещается(субституируется) другим, и тогда возникают оговорки с противоположным смыслом,в другом случае намерение только искажается или модифицируется, так чтообразуются комбинации, которые кажутся более или менее осмысленными.

Эти положенияотносительно столкновения намерений как различных мотивационных векторовповедения ставили важную проблему психологического конфликта, получившую вдальнейшем разработку в психологии личности и социальной психологии.

Вцелом ряде случаев смысл оговорки совершенно очевиден. Это, прежде всего теслучаи, когда говорится противоположное тому, что намеревались сказать.Встречаются случаи, когда оговорка просто прибавляет к смыслу намерениякакой-то второй смысл. Тогда предложение звучит так, как будто оно представляетсобой стяжение, сокращение, сгущение нескольких предложений.

Можно,далее, заметить, что из двух конкурирующих намерений одно всегда проявляется вошибочном действии, другое же не всегда очевидно. Что же необходимо сделать,чтобы узнать это скрытое намерение, и, если предположить, что мы догадались онем, какие есть доказательства, что наша догадка не только вероятна, ноединственно верна. Сами по себе ошибочные действия интересуют нас лишьпостольку, поскольку они дают ценный материал, который изучается психоанализом.Отсюда возникает вопрос: что это за намерения или тенденции, которые мешают проявитьсядругим, и каковы взаимоотношения между ними.

 Подходитли наше объяснение для всех случаев оговорок? Это еще не доказывает, что нетоговорок другого характера. Пусть будет так; для нашей теории это безразлично,так как выводы, которые мы хотим сделать для введения в психоанализ, останутсяв силе даже в том случае, если бы нашему объяснению поддавалось лишь небольшоеколичество оговорок, что, впрочем, не так. На следующий вопрос — можно липолученные данные об оговорках распространить на другие виды ошибочных действий?– ответ- положительно.

 Вопросо том, имеют ли для нас значение выдвигаемые другими авторами на первый планфакторы нарушения кровообращения, утомления, возбуждения, рассеянности и теориярасстройства внимания, заслуживает более внимательного рассмотрения, если мыпризнаем описанный выше психический механизм оговорки. Заметьте, мы неоспариваем этих моментов. Психоанализ вообще редко оспаривает то, чтоутверждают другие; как правило, он добавляет что-то новое, правда, частополучается так, что это ранее не замеченное и вновь добавленное и является какраз существенным. Нами безоговорочно признается влияние на возникновенияоговорки физиологических условий легкого нездоровья, нарушений кровообращения,состояния истощения, об этом свидетельствует наш повседневный личный опыт. Нокак мало этим объясняется! Прежде всего, это не обязательные условия дляошибочного действия. Оговорка возможна при абсолютном здоровье и в нормальномсостоянии. Эти соматические условия могут только облегчить и ускоритьпроявление своеобразного психического механизма оговорки.  Такиепсихофизиологические условия, как возбуждение, рассеянность, нарушение вниманиядают очень мало для объяснения ошибочных действий. Это только фразы, ширмы, закоторые мы не должны бояться заглянуть.

 Влияниесозвучий, сходств слов и употребительных словесных ассоциаций тоже следуетпризнать важными. Они тоже облегчают появление оговорки, указывая ей пути, покоторым она может пойти.  Таким образом, как соотношение звуков и слов, так и соматическиеусловия только способствуют появлению оговорки и не могут ее объяснить.Подумайте, однако, о том огромном числе случаев, когда речь не нарушается из-засхожести звучания употребленного слова с другим, из-за противоположности ихзначений или употребительности словесных ассоциаций. Мы могли бы согласиться сфилософом Вундтом в том, что оговорка появляется, когда вследствие физическогоистощения ассоциативные наклонности начинают преобладать над другимипобуждениями в речи. С этим можно было бы легко согласиться, если бы это непротиворечило фактам возникновения оговорки в случаях, когда отсутствуют либофизические, либо ассоциативные условия для ее появления.

 Какимобразом можно убедиться в существовании двух соперничающих намерений? Одноиз двух намерений, а именно нарушенное, обычно не вызывает сомнений: человек,совершивший ошибочное действие, знает о нем и признает его. Сомнения иразмышления вызывает второе, нарушающее намерение. Оно обнаруживается вэффекте оговорки, если только взять на себя смелость считать этот эффектдоказательством.

Неотрицая установленных экспериментальной психологией зависимостей поведенческихактов от ассоциаций (т. е. связи психических явлений, возникшей благодаря ихсмежности в пространстве и времени), от направленности и сосредоточенностивнимания, а также от возможного влияния психофизиологического состояниясубъекта в данный момент. Фрейд считал все эти факты лишь «поверхностными»симптомами, за которыми скрыто мощное действие реальных мотивационных факторов.Именно последние служат той силой, которая придает ассоциациям, вниманию идругим феноменам сознания и поведения определенную направленность.

Ошибочныедействия не являются случайностями, а представляют собой серьезные психическиеакты, имеющие свой смысл, они возникают благодаря взаимодействию, а лучшесказать, противодействию двух различных намерений.

Повторяющиесяи комбинированные ошибочные действия являются своего рода вершиной этого видадействий. 

Ошибочныедействия имеют смысл, так как их смысл очевиден даже ограниченному уму и самомупридирчивому критику. Повторяемость проявлений обнаруживает устойчивость,которую почти никогда нельзя приписать случайности, но можно объяснитьпреднамеренностью. Наконец, замена отдельных видов ошибочных действий друг другомсвидетельствует о том, что самым важным и существенным в ошибочном действииявляется не форма или средства, которыми оно пользуется, а намерение, которомуоно служит и которое должно быть реализовано самыми различными путями.

4.Влияет ли сновидение на настроение человека, и если да, то приведите примерыхорошего и плохого настроения?

Известноиз собственного опыта, что настроение, с которым пробуждаешься от сна, можетдлиться весь день. И в течении дня остаётся отпечаток этого настроения,влияющий на дальнейшее течение событий. Если сон удовлетворил ваше внутреннеедушевное состояние, то и настроение весь день замечательное. В случае тяжёлого,не приятного сновидения, настроение в течении дня будет не приятным и не будетвас удовлетворять, мысли периодически будут напоминать о неприятномпробуждении. Часто говорят « встал не с той ноги». Во всяком случае, первое,что объединяет все сновидения, — это то, что мы при этом спим. Очевидно, видетьсновидения (Traume) во время сна (Schlaf) является душевной жизнью, котораяимеет известные аналогии с таковой в состоянии бодрствования и в то же времяобнаруживает резкие отличия от нее.

 Врачинаблюдают случаи, когда со сновидения начинается душевная болезнь и бредоваяидея берется из этого сновидения.

Современнаяточная наука снова вернулась к сновидениям, но только с намерением проверить наних свои физиологические теории. У врачей сновидение, конечно, считается непсихическим актом, а проявлением в душевной жизни соматических раздражений.Единственно ценные факты для понимания сновидения, которыми мы обязаны точнойнауке, дали исследования влияния физических раздражений, действующих во времясна, на содержание сновидения.

Влияниенастроения при пробуждении, а так же содержание сновидения, сказываются напоследующем состоянии человека в течении дня. При хорошем- удачный день, приплохом настроении- день тяжелый.

Проблемасновидений изначально служила отправной во всех построениях Фрейда. С нейсвязаны истоки психоаналитического движения (ей была посвящена первая крупнаякнига Фрейда «Толкование сновидений» (1900), которую принято считатьосновополагающей для психоанализа). Поскольку при сновидениях механизмсознательно-волевого контроля, регулирующий поведение при бодрствовании,выключен, эта область открывала простор для изучения неосознаваемых психическихпроявлений. Трактовка сновидения как симптома невроза отвергается современнойнаукой, хотя определенные нервно-психические и психосоматические расстройствавлияют на характер сновидений. Это влияние, подмеченное психоанализом, далоповод для широких методологических и мировоззренческих выводов, выходящихдалеко за пределы того, о чем реально свидетельствует опыт изучения корреляциймежду содержанием сновидений и мотивационной сферой личности.

5.Какова роль сновидений в жизни древних народов?

 Нашипредки 3000 лет тому назад и раньше точно так же видели сны, как и мы.

Насколькомы знаем, древние народы придавали всем сновидениям большое значение и считалиих практически значимыми. Они видели в них знаки будущего, искали в нихпредзнаменования. Для древних греков и других народов Ближнего и СреднегоВостока военный поход без толкователя сновидений был подчас так же невозможен,как сегодня без воздушной разведки. Когда Александр Македонский предпринималсвой завоевательный поход, в его свите были самые знаменитые толкователисновидений. Город Тир, расположенный тогда еще на острове, оказал царю такоеяростное сопротивление, что он подумывал уже об отказе от его осады. Но вотоднажды ночью он увидел во сне танцующих в триумфе сатиров и, когда рассказалэто сновидение толкователю, узнал, что ему предвещается победа над городом. Онприказал войскам наступать и взял Тир. Чтобы узнать будущее, этруски и римлянепользовались другими методами, но в течение всего эллинско-римского периодатолкование сновидений культивировалось и высоко ценилось. Из литературы,занимавшейся этими вопросами, до нас дошло, по крайней мере, главноепроизведение — Книга Артемидора из Далдиса, которого относят ко времениимператора Адриана. Как потом случилось, что искусство толкования сновиденийпришло в упадок и сновидению перестали доверять, я не могу вам сказать.Просвещение не могло сыграть тут большую роль, ведь темное средневековьесохранило в том же виде гораздо более абсурдные вещи, чем античное толкованиесновидений. Остается констатировать, что интерес к сновидению постепенноопустился до суеверия и мог остаться только среди необразованных людей.

Врачинаблюдают случаи, когда со сновидения начинается душевная болезнь и бредоваяидея берется из этого сновидения: известны исторические личности, которыхпобудили к важным делам сновидения.

6.Чем сон отличается от бодрствования?

 Сон- это состояние, в котором я ничего не хочу знать о внешнем мире, мой интерес кнему угасает. Я погружаюсь в сон, отходя от внешнего мира, задерживая егораздражения. Я засыпаю также, если я от него устал. Засыпая, я как бы говорювнешнему миру: «Оставь меня в покое, я хочу спать». Ребенок заявляетпротивоположное: «Я не пойду спать, я еще не устал, я хочу еще что-нибудьпережить». Таким образом, биологической целью сна, по-видимому, является отдых,его психологическим признаком — потеря интереса к миру. Наше отношение к миру,в который мы так неохотно пришли, кажется, несет с собой то, что мы не можемего выносить непрерывно. Поэтому мы время от времени возвращаемся в состояние,в котором находились до появления на свет, т. е. во внутриутробноесуществование. Мы создаем, по крайней мере, совершенно аналогичные условия,которые были тогда: тепло, темно и ничто не раздражает. Некоторые ещесворачиваются в клубочек и принимают во сне такое же положение тела, как вутробе матери. Мы выглядим так, как будто от нас, взрослых, в мире остаетсятолько две трети, а одна треть вообще еще не родилась. Каждое пробуждение утромявляется как бы новым рождением. О состоянии после сна мы даже говорим: я какбудто вновь родился, хотя при этом мы, вероятно, делаем весьма неправильноепредположение об общем самочувствии новорожденного. Есть основанияпредполагать, что он чувствует себя, скорее всего, очень неуютно. О рождении мытакже говорим: увидеть свет.

Бодрствование,в отличие от сна, процесс вполне осознанный. В этом состоянии мы в действии, вдвижении совершаем поступки, осознавая и осмысливая свои действия. Но есть видбодрствования и вид сна, при котором, соотношение одного к другому так и неясен:  

Снынаяву являются фантазиями, (продуктами фантазии); это очень распространенныефеномены, наблюдаемые как у здоровых, так и у больных и легко доступные дляизучения на себе. Самое удивительное в этих фантастических образованьях то, чтоони сохранили название «снов наяву», не имея двух общих для всех сновиденийчерт. Уже их название противоречит отношению к состоянию сна, а что касаетсявторой общей черты, то в них ничего не переживается, не галлюцинируется, ачто-то представляется: сознаешь, что фантазируешь, не видишь, но думаешь. Этисны наяву появляются в возрасте, предшествующем половой зрелости, часто уже впозднем детстве, сохраняются в годы зрелости, затем от них либо отказываются,либо они остаются до престарелого возраста. Содержание этих фантазий обусловленовполне ясной мотивацией. Это сцены и происшествия, в которых находят своеудовлетворение эгоистические, честолюбивые и властолюбивые потребности илиэротические желания личности. У молодых мужчин обычно преобладают честолюбивыефантазии, у женщин, честолюбие которых ограничивается любовными успехами, — эротические. Но довольно часто и у мужчин обнаруживается эротическая подкладка;все геройские поступки и успехи должны способствовать восхищению иблагосклонности женщин. Впрочем, сны наяву очень разнообразны, и их судьбаразлична. Каждый из них через короткое время или обрывается и заменяется новым,или они сохраняются, сплетаются в длинные истории и приспосабливаются к изменяющимсяжизненным обстоятельствам. Они идут, так сказать, в ногу со временем и получают«печать времени» под влиянием новой ситуации. Они являются сырым материалом дляпоэтического творчества, потому что из снов наяву поэт создает путемпреобразований, переделок и исключений ситуации, которые он использует в своихновеллах, романах, пьесах. Но героем снов наяву всегда является сама фантазирующаяличность или непосредственно, или в какой-либо очевидной идентификации с другимлицом.

 Можетбыть, сны наяву носят это название из-за такого же отношения к действительности,подчеркивая, что их содержание так же мало реально, как и содержаниесновидений.

Обращаяськ процессам воображения в их различных формах, Фрейд игнорирует или, во всякомслучае, не придает значения вопросу о соотношении между этими психическимипроцессами и воспроизводимыми в них (хотя и в трансформированном виде) связямиреальных, независимых от сознания личности и его неосознаваемых установокобъектов реального мира. В содержании и смысле продуктов деятельности фантазиион акцентирует лишь одну сторону — удовлетворение потребности или эротическихжеланий индивида. Это неизбежно ведет к односторонней и потому неадекватнойинтерпретации личностного смысла представлений воображения.

7.Какова роль раздражителей и зрительных образов, при сновидениях?

Возможно,что между сновидением и сном существуют еще более близкие отношения. От сновиденияможно проснуться, очень часто сновидение возникает при спонтанном пробуждении,при насильственном нарушении засыпания. Таким образом, сновидение, по-видимому,является промежуточным состоянием между сном и бодрствованием. В таком случаенам приходится обратиться ко сну. Мы даже считаем, что сон без сновидений — лучший и единственно правильный. Во сне не должно быть никакой душевнойдеятельности; если же она все-таки происходит, то мы не достигаем состоянияабсолютного покоя; от остатков душевной деятельности нельзя полностьюосвободиться. Эти остатки и есть сновидения. Но тогда действительно кажется,что сновидению не нужен смысл. При ошибочных действиях дело обстояло иначе; этобыли все-таки действия во время бодрствования. Но если я сплю, совсем остановилдушевную деятельность и только определенные ее остатки не смог подавить, этоеще не значит, что эти остатки имеют смысл. Да мне и не нужен этот смысл, таккак ведь все остальное в моей душевной жизни спит. Тут действительно речь можетидти только о судорожных реакциях, только о таких психических феноменах,которые прямо следуют за соматическим раздражением. Итак, сновидения как будтоявляются мешающими сну остатками душевной жизни при бодрствовании, и мы можемвновь прийти к заключению, что следует оставить эту неподходящую дляпсихоанализа тему.

 Ив то же время, как бы сновидение ни казалось излишним, оно все-таки существует,и мы можем попытаться понять причины его существования. Почему душевная жизньне прекращается совсем? Вероятно, потому, что что-то не дает душе покоя. На неедействуют раздражители, и она на них реагирует. Таким образом, сновидение — этоспособ реагирования души на действующие во сне раздражители. Теперь у нас естьопределенный подход к пониманию сновидения. Рассматривая различные сновидения,мы можем искать эти мешающие сну раздражители, на которые человек реагируетсновидением. Вот мы и отметили первое, что объединяет все сновидения.

 Естьли у них еще что-нибудь общее? Да, несомненно, но его труднее понять и описать.Душевные процессы во время сна носят совсем другой характер, чем прибодрствовании. В сновидении многое переживаешь и в это веришь, хотя на самомделе ничего не переживаешь, кроме, пожалуй, какого-то мешающего раздражения.Сновидение переживается преимущественно в зрительных образах; при этом могутвозникать и чувства, и даже мысли, другие органы чувств могут тоже что-то испытывать,но преобладают все-таки зрительные образы. Затруднения при передаче сновиденияпроисходят отчасти потому, что эти образы нужно перевести в слова. Я мог бы этонарисовать, часто говорит видевший сон, но я не знаю, как это выразить словами.Собственно говоря, это не является снижением психической деятельности, как услабоумных по сравнению с гениальными людьми; это что-то качественно другое, нотрудно сказать, в чем заключается различие. Г. Т. Фехнер высказал как топредположение, что место (в душе), где разыгрываются сновидения, иное, чемместо существования представлений при бодрствовании.

  Конкретные исследования Фехнера привели к установлению закона, согласнокоторому интенсивность ощущения есть величина, пропорциональная логарифму физическогораздражения. Фехнер выдвинул идею об особой психической энергии, котораястремится к равновесному состоянию и в случае разрядки вызывает у человекачувство удовольствия. Эта идея была воспринята Фрейдом.

Сравнениедеятельности сновидения с действиями немузыкальной руки также не помогает. Ведьпианино в любом случае ответит теми же звуками, пусть и не мелодиями, кактолько кто-нибудь случайно коснется его клавиш. Эту вторую общую черту всехсновидений, как бы она ни была непонятна, давайте не будем упускать из виду.Было бы попытаться объяснить это многообразие сновидений, предположив, что онисоответствуют различным промежуточным стадиям между сном и бодрствованием, различнымстепеням неглубокого сна. Да, но тогда вместе с повышением значимости, содержательностии отчетливости сновидения должно было бы усиливаться понимание того, что это — сновидение, так как при таких сновидениях душа близка к пробуждению, и не моглобыть так, что вслед за ясной и разумной частью сновидения шла бы бессмысленнаяили неясная, а за ней — опять хорошо разработанная часть. Так быстро душа немогла бы, конечно, изменять глубину сна. Итак, это объяснение ничего не дает;все не так просто.

 Изотношения сновидений к состоянию сна мы заключили, что сновидение являетсяреакцией на мешающее сну раздражение. Как мы уже знаем, это единственныймомент, где нам на помощь может прийти точная экспериментальная психология; онаприводит доказательства того, что раздражения, произведенные во время сна,проявляются в сновидении. Много таких опытов было поставлено уже упомянутымМоурли Вольдом; каждый из нас в состоянии подтвердить этот результат наосновании личного наблюдения. Мори (1878) производил такие опыты над самимсобой. Ему давали понюхать во сне одеколон. Он видел во сне, что он в Каире влавке Иоганна Мария Фарина, и далее следовали невероятные приключения. Или егоущипнули слегка за затылок: ему снится наложенный нарывной пластырь и врач,лечивший его в детстве. Или ему налили на лоб каплю воды. Тогда он оказался вИталии, сильно потел и пил белое вино Орвието.

 То,что нам бросается в глаза в этих экспериментально вызванных сновидениях, будет,может быть, яснее из других примеров сновидений, вызванных внешнимраздражителем. Это три сновидения, о которых сообщил остроумный наблюдатель Гильдебрандт(1875); все они являются реакциями на звон будильника.

8.Какими качествами различаются сновидения (по яркости, по длительности и т.д.)

Чтокасается длительности сновидений, то есть очень короткие, содержащие одну илинесколько картин, одну мысль или даже только одно слово; другие, невероятнобогатые содержанием, представляют собой целые романы и, по-видимому, длятсядолго. Есть сновидения отчетливые, как переживания [при бодрствовании],настолько отчетливые, что мы какое-то время после пробуждения не признаем их засновидения, другие же невероятно слабые, расплывчатые, как тени; в одном и томже сновидении очень яркие места могут сменяться едва уловимыми и неясными.Сновидения могут быть осмысленными или по крайней мере связными, даже остроумными,фантастически прекрасными; другие же спутанными, как бы слабоумными,абсурдными, часто даже безумными. Бывают сновидения, которые оставляют насравнодушными, другие полны всяких аффектов, болью до слез, страхом вплоть допробуждения, удивлением, восторгом и т. д. Большинство сновидений послепробуждения забывается, или же они сохраняются целый день, но к вечерувспоминаются все слабее и с пробелами; другие, например детские, сновидения,сохраняются настолько хорошо, что и спустя 30 лет еще свежи в памяти.Сновидения, как индивиды, могут явиться один-единственный раз и никогда большене появляться, или они повторяются у одного и того же лица без изменений или снебольшими отступлениями. Короче говоря, эта ночная деятельность души имеетогромный репертуар, может, собственно, проделать все, что душа творит днем, ноэто все-таки не то же самое.

9.Чем внешние раздражители отличаются от внутренних (соматофизиологических)?

 Можносказать, что сновидение является реакцией на мешающее сну раздражение. Как мы ужезнаем, это единственный момент, где нам на помощь может прийти точнаяэкспериментальная психология; она приводит доказательства того, чтораздражения, произведенные во время сна, проявляются в сновидении.

Совершеннобезразлично, чем нарушается сон, а душа побуждается к сновидению. Не всегда этоможет быть чувственное раздражение, исходящее извне, иногда это раздражение,исходящее из внутренних органов, так называемое органическое раздражение.Последнее предположение напрашивается само собой, оно соответствует также самымраспространенным взглядам на возникновение сновидений. Часто приходитсяслышать, что сновидения возникают в связи с состоянием желудка. К сожалению, ив этом случае приходится только предполагать, было ли ночью какое-либовнутреннее раздражение, которое после пробуждения невозможно определить, ипотому действие такого раздражения остается недоказуемым. Но не будем оставлятьбез внимания тот факт, что многие достоверные наблюдения подтверждаютвозникновение сновидений от раздражений внутренних органов. В общем несомненно,что состояние внутренних органов может влиять на сновидения. Связь междунекоторым содержанием сновидения и переполнением мочевого пузыря иливозбужденным состоянием половых органов до того очевидна, что ее невозможноотрицать. От этих ясных случаев можно перейти к другим, в которых содержаниесновидения, по крайней мере, позволяет определенно предположить, что такиераздражения внутренних органов оказали свое действие, так как в этом содержанииесть что-то, что можно понять как переработку, отображение, толкование этихраздражений. Исследователь сновидений Шернер (Scherner, 1861) особеннонастойчиво отстаивал точку зрения на происхождение сновидений от раздраженийвнутренних органов и привел тому несколько прекрасных примеров. Так, например,в сновидении «два ряда красивых мальчиков с белокурыми волосами и нежным цветомлица стоят друг против друга с желанием бороться, бросаются друг на друга, однасторона нападает на другую, обе стороны опять расходятся, занимают прежнее положение,и все повторяется сначала», он толкует эти ряды мальчиков как зубы, соответствующиедруг другу, и оно находит полное подтверждение, когда после этой сцены видящийсон «вытягивает из челюсти длинный зуб». Толкование о «длинных, узких, извилистыхходах», по-видимому, тоже верно указывает на кишечное раздражение иподтверждает положение Шернера о том, что сновидение прежде всего стараетсяизобразить вызывающий раздражение орган похожими на него предметами.

 Итак,мы, должно быть, готовы уже признать, что внутренние раздражения могут играть всновидении такую же роль, как и внешние. К сожалению, их оценивание вызывает теже возражения. В большом числе случаев толкование раздражения внутреннихорганов ненадежно или бездоказательно, не все сновидения, но толькоопределенная их часть возникает при участии раздражения внутренних органов, и,наконец, раздражение внутренних органов, так же как и внешнее чувственноераздражение, в состоянии объяснить из сновидения не больше, чемнепосредственную реакцию на раздражение. Откуда берется остальная частьсновидения, остается неясным.

 Отметимсебе, однако, своеобразие жизни сновидений, которое выявляется при изучениираздражающих воздействий. Сновидение не просто передает раздражение, оно перерабатываетего, намекает на него, ставит его в определенную связь, заменяет чем-то другим.Это одна сторона работы сновидения, которая должна нас заинтересовать, потомучто она, возможно, ближе подведет нас к сущности сновидения: если кто-то делаетчто-нибудь по побуждению, то этим побуждением дело не ограничивается. ДрамаМакбет Шекспира, например, возникла как пьеса по случаю того, что на престолвзошел король, впервые объединивший три страны под своей короной. Но разве этотисторический повод исчерпывает все содержание драмы, объясняет нам ее величие изагадки? Возможно, действующие на спящего внешние и внутренние раздражения тожетолько побудители сновидения, ничего не говорящие нам о его сущности.

 10.В чем сходство и различие естественного и гипнотического сна?

Междугипнотическим состоянием и сном, при котором возникают сновидения, имеетсязначительное сходство. Ведь гипнозом называется искусственный сон; мы говоримлицу, которое гипнотизируем: спите, и внушения, которые мы ему делаем, можносравнить со сновидениями во время естественного сна. Психические ситуации вобоих случаях действительно аналогичны. При естественном сне мы гасим интерес квнешнему миру, при гипнотическом — опять-таки ко всему миру, за исключениемлица, которое нас гипнотизирует, с которым мы остаемся в связи. Впрочем, такназываемый сон кормилицы, при котором она имеет связь с ребенком и только имможет быть разбужена, является нормальной аналогией гипнотического сна.

Когдачеловека привели в сомнамбулическое состояние, заставили в этом состояниигаллюцинаторно пережить всевозможные ситуации, а затем разбудили, то сначалаему казалось, что он ничего не знает о происходившем во время гипнотическогосна. Бернгейм потребовал рассказать, что с ним происходило во время гипноза.Человек утверждал, что ничего не может вспомнить. Но Бергейм настаивал,требовал, уверял его, что он знает, должен вспомнить, и вот человекзаколебался, начал собираться с мыслями, вспомнил сначала смутно одно извнушенных ему переживаний, затем другое, воспоминание становилось все отчетливей,все полнее и наконец было восстановлено без пробелов. Но так как он все этознал, как затем и оказалось, хотя никто посторонний не мог ему ничего сообщить,то напрашивается вывод, что он знал об этих переживаниях ранее. Только они былиему недоступны, он не знал, что они у него есть, он полагал, что ничего о нихне знает. Итак, это совершенно та же самая ситуация, в которой, как мыпредполагаем, находится видевший сон.

11.Всегда ли сновидения возникают в связи с событиями наяву, если да, то приведитеконкретные примеры?

Сновиденияне всегда возникают в связи с событиями наяву, хотя многие уз них повторяют теили иные события уже произошедшие.Сновидения часто бессмысленны, запутанны,абсурдны; но есть и осмысленные, трезвые, разумные. Посмотрим, не смогут липоследние, осмысленные, разъяснить нам первые, бессмысленные.

 Сообщувам разумное сновидение. «Я гулял по Кертнерштрассе, встретил господина X., ккоторому присоединился на какое-то время, потом пошел в ресторан. За моимстоликом сидели две дамы и один господин. Я сначала очень рассердился на это ине хотел на них смотреть. Потом взглянул и нашел, что они весьма милы».Видевший сон замечает при этом, что вечером перед сном действительно гулял поКертнерштрассе, это его обычный путь, и встретил господина X. Другая частьсновидения не является прямым воспоминанием, но имеет определенное сходство снедавним переживанием. Или другое «трезвое» сновидение одной дамы. «Ее мужспрашивает: не настроить ли пианино? Она отвечает: не стоит, для него все равнонужно сделать новый чехол». Это сновидение повторяет почти без измененийразговор, происшедший за день до сновидения между мужем и ею. Чему же учат насэти два «трезвых» сновидения? Только тому, что в них можно найти повторения издневной жизни или из связей с ней.

12.Почему целое сновидение нужно расчленять на составляющие элементы?

Будемпридерживаться в дальнейшем предположения, что сновидение является не соматическим,а психическим феноменом.

Итак,мы продолжаем работу, предполагая, что сновидение есть психический феномен. Вэтом случае оно является продуктом и проявлением видевшего сон, который,однако, нам ничего не говорит, который мы не понимаем.  Почему нам  не расспроситьвидевшего сон, что означает его сновидение?

Но,как известно, при сновидении все не так просто. При ошибочных действиях это удавалосьв целом ряде случаев, но были и случаи, когда спрашиваемый ничего не хотел говоритьи даже возмущенно отклонял предложенный нами вариант ответа. При сновидении жеслучаев первого рода вообще нет; видевший сон всегда отвечает, что он ничего незнает.

Оченьвероятно, что видевший сон знает о своем сновидении, и задача состоит в том,чтобы дать ему возможность обнаружить это знание и сообщить его нам. Мы нетребуем, чтобы он сразу сказал о смысле своего сновидения, но он может открытьпроисхождение сновидения, круг мыслей и интересов, которые его определили.Вспомните случай ошибочного действия, когда у кого-то спросили, откудапроизошла оговорка «Vorschwein», и первое, что пришло ему в голову, дало намразъяснение. Наша техника исследования сновидений очень проста, весьма похожана только что упомянутый прием. Мы вновь спросим видевшего сон, откуда у негоэто сновидение, и первое его высказывание будем считать объяснением. Мы небудем обращать внимание на то, думает ли он, что что-то знает, или не думает, ив обоих случаях поступим одинаково.

 Этатехника, конечно, очень проста, но, боюсь, она вызовет у вас самый резкийотпор. Вы скажете: новое предположение, третье! И самое невероятное из всех!Если я спрошу у видевшего сон, что ему приходит в голову по поводу сновидения,то первое же, что ему придет в голову, и должно дать желаемое объяснение? Ноему вообще может ничего не прийти или придет бог знает что. Мы не понимаем, начто тут можно рассчитывать. Вот уж, действительно, что значит проявить слишкоммного доверия там, где уместнее было бы побольше критики. К тому же сновидениесостоит ведь не из одного неправильного слова, а из многих элементов. Какой жемысли, случайно пришедшей в голову, нужно придерживаться?

 Выправы во всем, что касается второстепенного. Сновидение отличается от оговоркитакже и большим количеством элементов. С этим условием технике необходимосчитаться. Но я предлагаю вам разбить сновидение на элементы и исследоватькаждый элемент в отдельности, и тогда вновь возникнет аналогия с оговоркой. Выправы и в том, что по отношению к отдельным элементам спрашиваемый можетответить, что ему ничего не приходит в голову. Есть случаи, в которых мыудовлетворимся этим ответом, и позднее вы узнаете, каковы они. Примечательно,что это такие случаи, о которых мы сами можем составить определенное суждение.Но в общем, если видевший сон будет утверждать, что ему ничего не приходит вголову, мы возразим ему, будем настаивать на своем, уверять его, что хотьчто-то должно ему прийти в голову, и окажемся правы. Какая-нибудь мысль придетему в голову, нам безразлично какая. Особенно легко ему будет дать сведения,которые можно назвать историческими. Он скажет: вот это случилось вчера (как вобоих известных нам «трезвых» сновидениях), или: это напоминает что-то недавнослучившееся; таким образом, мы замечаем, что связи сновидений с впечатлениямипоследних дней встречаются намного чаще, чем мы сначала предполагали. Исходя изсновидения, видевший сон припомнит наконец более отдаленные, возможно, дажесовсем далекие события.

 13.Что дают слова-ассоциации для анализа бессознательного?

1Изучение ассоциаций являлось одной из первых тем психологии, приобретавшей обликэкспериментальной науки. Испытуемый в этих опытах должен был отреагировать напредъявляемое ему слово-раздражитель первым пришедшим в голову другим словом,т. е. непосредственной вербальной реакцией. Связь между словом-раздражителем исловом-реакцией трактовалась с позиций ассоциативной концепции, предполагавшей,что эта связь детерминирована частотой предшествующих сочетаний этих слов, ихсмежностью и т. п. Дальнейшее изучение вербальных реакций на предъявляемыйстимул выявило, что в ряде случаев наблюдается их необычность, задержка(торможение) реакции и т. п. Это дало основание предположить, что привычныйпоток ассоциаций нарушается под влиянием аффективной значимости того слова, накоторое испытуемому было предложено отреагировать. Сам испытуемый не могразъяснить, почему его реакция оказалась столь непривычной, странной.Первоначально факт влияния неосознаваемых аффектов на ассоциативное течениепредставлений был выявлен швейцарским психиатром Юнгом, сблизившимся с Фрейдомв первый период деятельности, но затем разошедшимся с ним. Данные Юнгастимулировали разработку понятия о комплексе — особом психическом образовании,в котором значимые для личности идеи бессознательно и прочно сливаются саффектами. Понятие комплекса заняло в системе представлений Фрейда прочноеместо. Кроме индивидуальных комплексов он выделил общекультурные, которыевыступают в качестве детерминанты психической деятельности всех людей,принадлежащих к данной культуре.

 Существует и более высокая степень свободы ассоциации, когда опускается также иэто исходное представление и определяется только вид и род возникающей мысли,например, определяется свободно возникающее имя собственное или число.

 Этавозникающая мысль может быть еще произвольнее, еще более непредвиденной, чемвозникающая при использовании нашей техники. Но можно доказать, что она каждыйраз строго детерминируется важными внутренними установками, неизвестными нам вмомент их действия и так же мало известными, как нарушающие тенденции приошибочных действиях и тенденции, провоцирующие случайные действия. Неизменноподчеркивая, что он является сторонником строжайшего детерминизма применительнок течению психических процессов, Фрейд имел в виду причинную обусловленностьэтих процессов психическими же силами или факторами. Советская психологияотвергает подобное понимание детерминизма. Она рассматривает факты сознательнойи бессознательной психической жизни в их обусловленности физиологическими исоциальными факторами, не отрицая вместе с тем активность психического и, сталобыть, его особую (несводимую к физиологическим и социальным механизмам) роль врегуляции поведения.

Многиедругие неоднократно проводили такие исследования с именами и числами,самопроизвольно возникающими в мыслях; некоторые из них были также опубликованы.При этом поступают следующим образом: к пришедшему в голову имени вызывают рядассоциаций, которые уже не совсем свободны, а связаны, как и мысли по поводуэлементов сновидения, и это продолжают до тех пор, пока связь не исчерпается.Но затем выяснялись и мотивировка, и значение свободно возникающего имени.Результаты опытов все время повторяются, сообщение о них часто требуетизложения большого фактического материала и необходимых подробных разъяснений.Возможно, самыми доказательными являются ассоциации свободно возникающих чисел;они протекают так быстро и направляются к скрытой цели с такой уверенностью,что просто ошеломляют. Я хочу привести вам только один пример с таким анализомимени, так как его, к счастью, можно изложить кратко.

 Присновидении слово-раздражитель заменяется чем-то, что само исходит из душевнойжизни видевшего сон, из неизвестных ему источников, т. е. из того, что само легкомогло бы стать «производным от комплекса». Поэтому напрашивается предположение,что и связанные с элементами сновидения дальнейшие мысли будут определены недругим комплексом, а именно комплексом самого элемента и приведут также к егораскрытию.

То,что оказалось возможным при забывании имен, должно удаться и при толкованиисновидений; идя от заместителя через связывающие ассоциации, можно сделать доступнымскрытое собственное [содержание]. По примеру забывания имен мы можем сказать обассоциациях с элементом сновидения, что они детерминированы как самим элементомсновидения, так и собственным бессознательным [содержанием].

Неизменноподчеркивая, что он является сторонником строжайшего детерминизма применительнок течению психических процессов, Фрейд имел в виду причинную обусловленностьэтих процессов психическими же силами или факторами. Советская психологияотвергает подобное понимание детерминизма. Она рассматривает факты сознательнойи бессознательной психической жизни в их обусловленности физиологическими исоциальными факторами, не отрицая вместе с тем активность психического и, сталобыть, его особую (несводимую к физиологическим и социальным механизмам) роль врегуляции поведения.

Работасновидения под влиянием цензуры переводит скрытые мысли в другую формувыражения. Скрытые мысли — это не что иное, как известные нам сознательныемысли нашей жизни в состоянии бодрствования; новый способ их выражениянепонятен нам из-за своих многообразных черт.

Еслимы распространим наше понимание отдельного элемента на все сновидение, то получится,что сновидение как целое является искаженным заместителем чего-то другого, бессознательного,и задача толкования сновидения — найти это бессознательное. Отсюда сразувыводятся три важных правила, которых мы должны придерживаться во время работынад толкованием сновидения: 1) не нужно обращать внимания на то, что являетсобой сновидение, будь оно понятным или абсурдным, ясным или спутанным, так каконо все равно ни в коем случае не является искомым бессознательным(естественное ограничение этого правила напрашивается само собой); 2) работуограничивать тем, что к каждому элементу вызывать замещающие представления, незадумываясь о них, не проверяя, содержат ли они что-то подходящее, не обращатьвнимания, насколько они отклоняются от элемента сновидения; 3) нужно выждать,пока скрытое искомое бессознательное возникнет само.

 Теперьнам также понятно, насколько безразлично, хорошо или плохо, верно или неверновосстановлено в памяти сновидение. Ведь восстановленное в памяти сновидение неявляется собственным содержанием, но только искаженным заместителем того, чтодолжно нам помочь путем вызывания других замещающих представлений приблизитьсяк собственному содержанию, сделать бессознательное сознательным. Есливоспоминание было неточным, то просто в заместителе произошло дальнейшееискажение, которое, однако, не может быть немотивированным.

Итак,если совершенно свободно возникающие мысли обусловлены таким образом иподчинены определенной связи, то тем более мы можем заключить, что мысли сединственной связью, с исходным представлением, могут быть не менееобусловленными. Исследование действительно показывает, что, кроме предполагаемойнами связи с исходным представлением, следует признать их вторую зависимость отбогатых аффектами мыслей и интересов, комплексов, воздействие которых внастоящий момент неизвестно, т. е. бессознательно.

Вдушевной жизни есть процессы, тенденции, о которых человек вообще ничего незнает, очень давно ничего не знает, возможно, никогда ничего не знал. Благодаряэтому бессознательное получает для нас новый смысл; понятие «в данное время»или «временно» исчезает из его сущности, оно может также означать длительнобессознательное, а не только «скрытое на данное время».

15.Каковы основные различия детских снов и взрослых сновидений?

Дляпонимания детских сновидений не требуется анализ и использование техники. Ненадо и расспрашивать ребенка, рассказывающего свое сновидение. Достаточнонемного дополнить сновидение сведениями из жизни ребенка. Всегда имеетсякакое-нибудь переживание предыдущего дня, объясняющее нам сновидение.Сновидение является реакцией душевной жизни во сне на это впечатление дня.

ОбращениеФрейда к детским сновидениям было обусловлено его общей (заимствованной изэволюционной концепции) установкой о том, что в простейших психических формах,не осложненных последующим развитием личности, общие закономерности динамикинеосознаваемых мотивов выступают в более резком типичном выражении.

 Фактыиллюзорной реализации потребностей в образах сновидений использовались Фрейдомдля подкрепления своей общей теории, строящейся на противоположении влеченийличности условиям ее существования в реальном мире.

Различиемежду скрытым и явным сновидением, искажение скрытой мысли сновидения остаетсяи в этих простых детских сновидениях, и это — превращение мысли в переживание.Сновидения являются устранением нарушающих сон (психических) раздражений путемгаллюцинаторного удовлетворения.

Вовсех других сновидениях, кроме детских, инфантильных по своему типу, каксказано, искажение воздвигает на нашем пути преграды. Мы пока еще не можем сказать,являются ли и они исполнением желания, как мы предполагаем; из их явного содержаниямы не знаем, какому психическому раздражению они обязаны своим происхождением,и мы не можем доказать, что они также стремятся устранить это раздражение. Они,вероятно, должны быть истолкованы, т. е. переведены, их искажение надо устранить,явное содержание заменить скрытым, прежде чем сделать вывод, что открытое намив детских сновидениях подтверждается для всех сновидений.

16.Что такое цензура сновидений и какую функцию она выполняет?

Всякийраз, когда сновидение нам абсолютно понятно, оно является галлюцинаторнымисполнением желания. Такое совпадение не может быть случайным и незначительным.

 Исходяиз некоторых соображений и по аналогии с пониманием ошибочных действий мыпредполагаем, что сновидение другого рода является искаженным заместителем длянеизвестного содержания и только им должно объясняться. Исследование, пониманиеэтого искажения сновидения и является нашей ближайшей задачей.

 Искажениесновидения — это то, что нам кажется в нем странным и непонятным. Мы хотиммногое узнать о нем: во-первых, откуда оно берется, его динамизм, во-вторых,что оно делает и, наконец, как оно это делает. Мы можем также сказать, чтоискажение сновидения — это продукт работы сновидения. Мы хотим описать работусновидения и указать на действующие при этом силы.

 Благодарясмещению акцента, перегруппировке элементов содержания явное сновидение становитсянастолько непохожим на скрытые мысли сновидения, что мы и не подозреваем о наличииэтих последних за первым. Это смещение акцента является главным средством искажениясновидения и придает сновидению ту странность, из-за которой видевший сон самне хотел бы признать его за собственный продукт.

Пропуск,модификация, перегруппировка материала — таковы действия цензуры сновидения исредства его искажения. Сама цензура сновидения является причиной или одной изпричин искажения сновидения. Модификацию и перегруппировку мы привыкли называть«смещением».

Искажение,которое мешает нам понять сновидение, является следствием деятельности цензуры,направленной против неприемлемых, бессознательных желаний. Но мы, конечно, неутверждаем, что цензура является единственным фактором, вызывающим искажениесновидения, и в дальнейшем мы действительно можем установить, что в этомискажении участвуют и другие моменты. Этим мы хотим сказать, что если цензурусновидения можно было бы исключить, мы все равно были бы не в состоянии понятьсновидения, явное сновидение не было бы идентично скрытым его мыслям.

17.В чём сходство роли цензуры и символики сновидений?

Постоянноеотношение между элементом сновидения и его переводом мы называем символическим(symbolische), сам элемент сновидения символом (Symbol) бессознательной мыслисновидения.

Ввидутого, что символы имеют устоявшиеся переводы, они в известной мере реализуютидеал античного и популярного толкования сновидений, от которого мы при нашейтехнике так далеко ушли. Они позволяют нам иногда толковать сновидения, не расспрашиваявидевшего сон, ведь он все равно ничего не сможет сказать по поводу символа.Если знать принятые символы сновидений и к тому же личность видевшего сон,условия, в которых он живет, и полученные им до сновидения впечатления, точасто мы оказываемся в состоянии без затруднений истолковать сновидение,перевести его сразу же.

Толкование,основанное на знании символов, не является техникой, которая может заменитьассоциативную или равняться с ней. Символическое толкование является толькодополнением к ней и дает ценные результаты лишь в сочетании с ассоциативнойтехникой.

во-первых,символика свойственна и характерна не только для сновидения, а во-вторых,символику в сновидении, как ни богат он ошеломляющими открытиями, открыл непсихоанализ. Если уж вообще приписывать открытие символики сновидениясовременникам, то следует назвать философа К. А. Шернера (Scherner, 1861).Психоанализ только подтвердил открытия Шернера, хотя и основательно видоизменилих.

Сущностьюсимволического отношения является сравнение, хотя и не любое. Предполагается,что это сравнение особым образом обусловлено, хотя эта обусловленность нам несовсем ясна. Не все то, с чем мы можем сравнить какой-то предмет или процесс,выступает в сновидении как символ. С другой стороны, сновидение выражает всимволах не все, а только определенные элементы скрытых мыслей сновидения.Итак, ограничения имеются с обеих сторон. Следует также согласиться с тем, чтопока понятие символа нельзя строго определить, оно сливается с замещением,изображением и т. п., приближается к намеку. Лежащее в основе сравнения в рядесимволов осмысленно. Наряду с этими символами есть другие, при которыхвозникает вопрос, где искать общее, Tertium comparationis* этогопредполагаемого сравнения. При ближайшем рассмотрении мы либо найдем его, либодействительно оно останется скрытым от нас. Удивительно, далее, то, что еслисимвол и является сравнением, то оно не обнаруживается при помощи ассоциации,что видевший сон тоже не знает сравнения, пользуется им, не зная о нем. Дажебольше того, видевший сон не желает признавать это сравнение, когда ему на негоуказывают.

Дажеесли бы цензуры сновидения не было, нам все равно было бы нелегко понятьсновидение, потому что перед нами встала бы задача перевести язык символов наязык нашего мышления в состоянии бодрствования. Таким образом, символикаявляется вторым и независимым фактором искажения сновидения наряду с цензурой.Напрашивается предположение, что цензуре удобно пользоваться символикой, таккак она тоже стремится к той же цели — сделать сновидение странным и непонятным.

18.Какова роль удовольствия и отвращения, симпатий и антипатий в работе цензуры?

Таработа, которая переводит скрытое сновидение в явное, называется работойсновидения. Работа, проделываемая в обратном направлении, которая имеет цельюот явного сновидения добраться до скрытого, является нашей работой толкования.Работа толкования стремится устранить работу сновидения. Признанные очевиднымисполнением желания сновидения детского типа все-таки испытали на себечастичную работу сновидения, а именно перевод желания в реальность и по большейчасти также перевод мыслей в визуальные образы. Здесь не требуется никакоготолкования, только обратный ход этих двух превращений. То, что прибавляется кработе сновидения в других сновидениях, мы называем искажением сновидения.

Работасновидения совершает очень необычную по форме транскрипцию мыслей сновидения — не перевод слова за словом или знака за знаком и не выбор по определенномуправилу, когда передаются только согласные какого-нибудь слова, а гласныеопускаются, что можно было бы назвать представительством, т. е. один элемент всегдаизвлекается вместо нескольких, — но это нечто другое и гораздо более сложное.

19.В чём отличие символов мужского и женского в сновидениях?

Сущностьюсимволического отношения является сравнение, хотя и не любое. Предполагается,что это сравнение особым образом обусловлено, хотя эта обусловленность нам несовсем ясна. Не все то, с чем мы можем сравнить какой-то предмет или процесс,выступает в сновидении как символ. С другой стороны, сновидение выражает всимволах не все, а только определенные элементы скрытых мыслей сновидения.Итак, ограничения имеются с обеих сторон. Следует также согласиться с тем, чтопока понятие символа нельзя строго определить, оно сливается с замещением,изображением и т. п., приближается к намеку, лежащее в основе сравнения в рядесимволов осмысленно.

Идеяо том, что в картинах сновидений имеется символическое содержание, требующееособого истолкования, сложилась в древнейшие времена. Обычно этому содержаниюпридавался прогностический смысл, хотя доступных логическому обоснованию иэмпирической проверке доказательств правомерности такого подхода неприводилось. Своеобразие позиции Фрейда, ставшей предметом острых дискуссий ипобудившей многих сторонников признания важной роли бессознательных влеченийотойти от того варианта психоанализа, который создал Фрейд, заключалось в том,что в качестве основного принципа объяснения содержания сновидений был выдвинутпринцип сексуальной символики. Образы любых явлений, представляемых субъектом всновидном состоянии, Фрейд сгруппировал в различные формы сексуальнойсимволики.

Враспоряжении видящего сон находится символический способ выражения, которого онне знает и не узнает в состоянии бодрствования. При наших психологическихвоззрениях нелегко объяснить этот факт. Мы можем только сказать, что знаниесимволики не осознается видевшим сон, оно относится к его бессознательнойдуховной жизни. Но и этим предположением мы ничего не достигаем. До сих пор намнеобходимо было предполагать только бессознательные стремления, такие, окоторых нам временно или постоянно ничего не известно. Теперь же речь идет обессознательных знаниях, о логических отношениях, отношениях сравнения междуразличными объектами, вследствие которых одно постоянно может замещатьсядругим. Эти сравнения не возникают каждый раз заново, они уже заложеныготовыми, завершены раз и навсегда; это вытекает из их сходства у различныхлиц, сходства даже, по-видимому, несмотря на различие языков.

 Этисимволические отношения не являются чем-то таким, что было бы характерно толькодля видевшего сон или для работы сновидения, благодаря которой они выражаются.Ведь мы узнали, что такая же символика используется в мифах и сказках, в народныхпоговорках и песнях, в общепринятом словоупотреблении и поэтической фантазии.

 Так,например, кажется маловероятным, что половые различия в этих символическихизображениях проявляются не резко. Некоторые символы означают гениталии вообще,безразлично, мужские или женские, например, маленький ребенок, маленький сынили маленькая дочь. Иной раз преимущественно мужской символ может употреблятьсядля женских гениталий или наоборот. Это нельзя понять без более близкогознакомства с развитием сексуальных представлений человека. В некоторых случаяхэта двойственность только кажущаяся; самые яркие из символов, такие, какоружие, карман, ящик, не могут употребляться в бисексуальном значении.

Бросаетсяв глаза, что по сравнению с перечисленными объектами объекты из другой областипредставлены чрезвычайно богатой символикой. Такова область сексуальной жизни,гениталий, половых процессов, половых сношений. Чрезвычайно большое количествосимволов в сновидении являются сексуальными символами. При этом выясняетсяудивительное несоответствие. Обозначаемых содержаний немного, символы же дляних чрезвычайно многочисленны, так что каждое из этих содержаний может бытьвыражено большим числом почти равнозначных символов. При толковании получаетсякартина, вызывающая всеобщее возмущение. Толкования символов впротивоположность многообразию изображений сновидения очень однообразны.

Итак,сновидение изображает мужские гениталии несколькими символами, в которых побольшей части вполне очевидно общее основание для сравнения. Прежде всего, длямужских гениталий в целом символически важно священное число 3. Привлекающаябольшее внимание и интересная для обоих полов часть гениталий, мужской член,символически заменяется, во-первых, похожими на него по форме, то есть длиннымии торчащими вверх предметами, такими, например, как палки, зонты, шесты,деревья и т. п. Затем предметами, имеющими с обозначаемым сходство проникатьвнутрь и ранить, т. е. всякого рода острым оружием, ножами, кинжалами, копьями,саблями, а также огнестрельным оружием: ружьями, пистолетами и очень похожим посвоей форме револьвером. В страшных снах девушек большую роль играетпреследование мужчины с ножом или огнестрельным оружием. Это, может быть, самыйчастый случай символики сновидения, который вы теперь легко можете понять.Также вполне понятна замена мужского члена предметами, из которых льется вода:водопроводными кранами, лейками, фонтанами и другими предметами, обладающимиспособностью вытягиваться в длину, например, висячими лампами, выдвигающимисякарандашами и т. д. Вполне понятное представление об этом органе обусловливаетточно так же то, что карандаши, ручки, пилочки для ногтей, молотки и другиеинструменты являются несомненными мужскими половыми символами.

 Благодаряпримечательному свойству члена подниматься в направлении, противоположном силепритяжения (одно из проявлений эрекции), он изображается символически в видевоздушного шара, аэропланов, а в последнее время в виде воздушного корабля цеппелина.Но сновидение может символически изобразить эрекцию еще иным, гораздо более выразительнымспособом. Оно делает половой орган самой сутью личности и заставляет ее летать.

Женскиеполовые органы изображаются символически при помощи всех предметов, обладающихсвойством ограничивать полое пространство, что-то принять в себя, т. е. при помощишахт, копей и пещер, при помощи сосудов и бутылок, коробок, табакерок, чемоданов,банок, ящиков, карманов и т. д., судно тоже относится к их разряду. Многиесимволы имеют больше отношения к матке, чем к гениталиям женщины, таковы шкафы,печи, и прежде всего комната. Символика комнаты соприкасается здесь ссимволикой дома, двери и ворота становятся символами полового отверстия.Материалы тоже могут быть символами женщины, дерево, бумага и предметы,сделанные из этих материалов, например, стол и книга. Из животных несомненнымиженскими символами являются улитка и раковина; из частей тела рот как образполового отверстия, из строений церковь и капелла. Как видите, не все символыодинаково понятны.

 Кгениталиям следует отнести также и груди, которые, как и ягодицы женского тела,изображаются при помощи яблок, персиков, вообще фруктов. Волосы на гениталияхобоих полов сновидение описывает как лес и кустарник. Сложностью топографииженских половых органов объясняется то, что они часто изображаются ландшафтом,со скалами, лесом и водой, между тем как внушительный механизм мужского половогоаппарата приводит к тому, что его символами становятся трудно поддающиесяописанию в виде сложных машин.

 Каксимвол женских гениталий следует упомянуть еще шкатулку для украшений, драгоценностьюи сокровищем называются любимые лица и во сне; сладости часто изображаютполовое наслаждение. Самоудовлетворение обозначается часто как всякого родаигра, так же как игра на фортепиано. Типичным изображением онанизма являетсяскольжение и скатывание, а также срывание ветки. Особенно примечателен символвыпадения или вырывания зуба. Прежде всего он означает кастрацию в наказание заонанизм.

Отличиесимволов мужского и женского в сновидениях заключается как в форме, так исодержании. Мужские символы как правило агрессивны, величественны, воинственны,а женские составляют приятные и вместительные формы.

20.Каково отличие сгущения и смещения в сновидении?

 Работасновидения — процесс совершенно своеобразного характера, до сих пор в душевнойжизни не было известно ничего подобного. Такие сгущения, смещения, регрессивныепревращения мыслей в образы являются новыми объектами, познание которых ужедостаточно вознаграждает усилия психоанализа.

Работасновидения стремится к совершенно противоположному: сгустить две различныемысли таким образом, чтобы найти многозначное слово, в котором обе мысли могутсоединиться, подобно тому, как это делается в остроте. Этот переход нельзяпонять сразу, но для понимания работы сновидения он может иметь большоезначение.

Вторымрезультатом работы сновидения является смещение. Для его понимания мы, ксчастью, провели подготовительную работу; ведь мы знаем, что оно целикомявляется делом цензуры сновидения. Оно проявляется двояким образом, во-первых,в том, что какой-то скрытый элемент замещается не собственной составной частью,а чем-то отдаленным, т. е. намеком, а во-вторых, в том, что психический акцентсмещается с какого-то важного элемента на другой, не важный, так что всновидении возникает иной центр и оно кажется странным.

Нельзяпереоценивать работу сновидения, слишком ей доверять. Ее деятельностьисчерпывается перечисленными результатами; больше чем сгустить, сместить,наглядно изобразить и подвергнуть целое вторичной обработке, она не можетсделать. То, что в сновидении появляются выражения суждений, критики,удивления, заключения, — это не результаты работы сновидения, и только оченьредко это проявления размышления о сновидении, но это по большей части — фрагменты скрытых мыслей сновидения, более или менее модифицированных иприспособленных к контексту, перенесенных в явное сновидение. Работа сновидениятакже не может создавать и речей. За малыми исключениями речи в сновиденииявляются подражаниями и составлены из речей, которые видевший сон слышал илисам произносил в тот день, когда видел сон, и которые включены в скрытые мысликак материал или как побудители сновидения. Точно так же работа сновидения неможет производить вычисления; все вычисления, которые встречаются в явномсновидении, — это по большей части набор чисел, кажущиеся вычисления, каквычисления они совершенно бессмысленны, и истоки вычислений опять-такинаходятся в скрытых мыслях сновидения. При этих отношениях неудивительно также,что интерес, который вызывает работа сновидения, скоро устремляется от нее кскрытым мыслям сновидения, проявляющимся благодаря явному сновидению в болееили менее искаженном виде. Но нельзя оправдывать то, чтобы это изменение отношениязаходило так далеко, что с теоретической точки зрения скрытые мысли вообщеставятся на место самого сновидения и о последнем высказывается то, что можетотноситься только к первым. Странно, что для такого смешивания моглизлоупотребить результатами психоанализа. «Сновидением» можно назвать не чтоиное, как результат работы сновидения, т.е. форму, в которую скрытые мыслипереводятся благодаря работе сновидения.

21.В чём сходство и различие архаизма и инфантильности в снах?

Способвыражения скрытых мыслей возвращается к тем состояниям нашего интеллектуальногоразвития, которые мы давно преодолели, к образному языку, символическомуотношению, может быть, к отношениям, существовавшим до развития языка нашегомышления. Способ выражения работы сновидения мы назвали поэтому архаическим илирегрессивным.

Доисторическоевремя, к которому нас возвращает работа сновидения, двоякого рода: во-первых,это индивидуальное доисторическое время, детство, с другой стороны, посколькукаждый индивидуум в своем детстве каким-то образом вкратце повторяет всеразвитие человеческого вида, то это доисторическое время также филогенетическое.Возможно, нам удастся различить, какая часть скрытых душевных процессов происходитиз индивидуальной, а какая — из филогенетической эпохи. Символическоеотношение, которому никогда не учился отдельный человек, имеет основаниесчитаться филогенетическим наследием.

 Однакоэто не единственная архаическая черта сновидения.  Вероятно, мы знаем изсобственного опыта о странной амнезии детства. Имеется в виду тот факт, чтопервые годы жизни до пятого, шестого или восьмого года не оставляют в памятиследов, как более поздние переживания. Память в ранние годы более продуктивна,потому что загружена меньше, чем в более поздние годы.

 Вкачестве второй странной особенности, которая дополняет первую, следуетвыделить то, что из пустоты воспоминаний, охватывающей первые детские годы,всплывают отдельные хорошо сохранившиеся, по большей части наглядныевоспоминания, сохранять которые нет никаких оснований. С материаломвпечатлений, встречающихся нам в последующей жизни, память распоряжается такимобразом, что делает из него выбор. Она сохраняет что-то важное, а от неважногоотказывается. С сохранившимися детскими воспоминаниями дело обстоит иначе. Онисоответствуют не самым важным переживаниям детских лет, и даже не тем, которыедолжны бы казаться важными с точки зрения ребенка. Часто они настолько банальныи сами по себе незначительны, что мы только удивляемся, почему именно этадеталь избежала забвения. В свое время Фрейд с помощью анализа исследовалзагадку детской амнезии и прорывающих ее остатков воспоминаний и пришел квыводу, что все-таки в воспоминаниях у ребенка остается только важное. Лишьблагодаря уже знакомым нам процессам сгущения и особенно смещения это важное ввоспоминании представляется другим, что кажется неважным. Эти детскиевоспоминания он назвал, поэтому, покрывающими воспоминаниями, путемосновательного анализа из них можно извлечь все забытое.

Припсихоаналитическом лечении, совершенно закономерно возникает задача заполнитьпробел в детских воспоминаниях, и поскольку лечение вообще в какой-то степениудается, и это случается весьма часто, мы в состоянии опять восстановитьсодержание тех забытых детских лет. Эти впечатления никогда по-настоящему незабываются, они были только недоступными, скрытыми, принадлежали кбессознательному. Но само по себе случается и так, что они всплывают из бессознательного,и происходит это в связи со сновидениями. Оказывается, что жизнь во сне умеетнаходить доступ к этим скрытым инфантильным переживаниям.

Злыепроявления в сновидениях всего лишь инфантилизм, возвращающие нас к истокамнашего этического развития, делающие нас во сне опять просто детьми по мыслям ичувствам, то благоразумно было бы не стыдиться этих злых сновидений. Ноблагоразумие является только частью душевной жизни, кроме того, в душепроисходит еще много такого, что неразумно, и поэтому случается так, что мынеблагоразумно стыдимся таких сновидений. Мы подвергаем их цензуре, стыдимся исердимся, если в исключительных случаях одному из этих желаний удаетсяпроникнуть в сознание в настолько неискаженной форме, что нам приходится егоузнать; правда, искаженных сновидений мы точно так же стыдимся, как будто мы ихпонимаем. Так что проблема еще не решена, и возможно, что при дальнейшемизучении злого в сновидении мы придем к другому суждению и к другой оценкечеловеческой природы.

 Врезультате исследования мы приходим к двум положениям, которые, однако, ведутза собой лишь новые загадки, новые сомнения. Во-первых, регрессия работысновидения не только формальна, но и материальна. Она не только переводит впримитивную форму выражения наши мысли, но и вновь оживляет все характерныечерты нашей примитивной душевной жизни, прежнее всемогущество Я, первоначальныепроявления сексуальной жизни, даже древнее достояние нашего интеллекта, еслисимволическое отношение можно признать за таковое. И, во-вторых, все это давнееинфантильное, что когда-то самодержавно господствовало, мы должны теперьпричислить к бессознательному, представления о котором теперь меняются ирасширяются. Бессознательное — это не только название временно скрытого,бессознательное — это особая душевная область со своими собственными желаниями,собственным способом выражения и свойственными ему душевными механизмами,которые иначе не действуют. Нечто, что происходит из нашей сознательной жизни иимеет ее признаки — мы называем это остатками дневных впечатлений, — соединяется для образования сновидения с чем-то другим из области бессознательного.Между этими двумя частями и развертывается работа сновидения. Влияние остатковдневных впечатлений благодаря присоединяющемуся бессознательному являетсяусловием регрессии. В этом заключается самое глубокое понимание сущностисновидения, которого мы можем достичь, прежде чем изучим другие областидушевной жизни. Но скоро настанет время дать бессознательному характеру скрытыхмыслей сновидения другое название с целью отличить их от бессознательного изобласти инфантильного.

22.Почему желания «загоняются» в сновидения?

Еслисновидение является исполнением желания, то во сне невозможны мучительныеощущения. Но нужно принять во внимание три вида осложнений.

 Во-первых,может быть, что работе сновидения не вполне удалось осуществить исполнениежелания, так что часть мучительного аффекта мыслей сновидения остается в явномсновидении. Эти мысли были еще более мучительными, чем получившееся из нихсновидение. Каждый раз это и удается доказать. Тогда работа сновидения недостигла своей цели, так же как сновидение, в котором пьешь под влиянием жажды,мало достигает цели утолить жажду. Ее продолжаешь испытывать, и нужно проснуться,чтобы попить. И все-таки это было настоящее сновидение, в его сущности ничегоне изменилось.

Работесновидения намного труднее изменить в нужном смысле аффекты, чем содержание;аффекты иногда очень устойчивы. Вот и получается, что работа сновиденияпревратила мучительное содержание мыслей сновидения в исполнение какого-то желания,в то время как мучительный аффект прорывается в еще неизмененном виде. В такихсновидениях аффект совершенно не соответствует содержанию. Именно в такихсновидениях стремление работы сновидения исполнить желание вследствие его[стремления] изолированности проявляется яснее всего. Ошибка происходит оттого, что тот, кто не знает неврозов, представляет себе связь между содержаниеми аффектом слишком тесной и поэтому не может понять, что содержание можетменяться, не изменяя относящееся к нему аффективное проявление.

Второй,гораздо более важный и глубокий момент, следующий. Исполнение желания, конечно,должно было бы доставить наслаждение, но, спрашивается, кому? Разумеется, тому,кто имеет желание. Но о видевшем сон нам известно, что он относится к своимжеланиям совершенно особо. Он отвергает их, подвергает цензуре, одним словом,не терпит их. Таким образом, их исполнение может доставить ему не наслаждение,а только противоположное чувство. Далее опыт показывает, что это противоположноечувство, которое следует еще объяснить, выступает в форме страха. Видевшего сонв отношении к его желаниям во сне можно сравнить только с существом, состоящимиз двух лиц, очень тесно связанных, однако, между собой.

Страшныесновидения часто имеют содержание, совершенно свободное от искажения, таксказать, избежавшее цензуры. Страшное сновидение часто является неприкрытымисполнением желания, естественно, не приятного, а отвергаемого желания. Вместоцензуры появляется страх. Если о детском сновидении можно сказать, что оноявляется исполнением дозволенного желания, об обыкновенном искаженномсновидении — что оно замаскированное исполнение вытесненного желания, то длястрашного сновидения подходит только формула, что оно представляет собойнеприкрытое исполнение вытесненного желания. Страх является признаком того, чтовытесненное желание оказалось сильнее цензуры, что, несмотря на нее, оновсе-таки пробилось к исполнению или было готово пробиться. То, что для негоявляется исполнением желания, для нас, поскольку мы находимся на сторонецензуры сновидения, может быть только поводом для мучительных ощущений иотпора. Появляющийся при этом в сновидении страх, если хотите, есть страх передсилой этих обычно сдерживаемых желаний. Почему этот отпор проявляется в форместраха, нельзя понять, изучая только сновидения.

 Все,что справедливо для неискаженных страшных сновидений, мы можем предположитьтакже для таких сновидений, которые претерпели частичное искажение, и дляпрочих неприятных сновидений, мучительные ощущения которых, вероятно, близки кстраху. Страшное сновидение обычно ведет к пробуждению; мы имеем обыкновениепрерывать сон, прежде чем вытесненное желание сновидения пробьется черезцензуру к своему полному исполнению. В этом случае результат сновиденияоказывается негативным, но его сущность от этого не меняется. И все-таки наминогда удается продолжать спать, даже если сновидение становится тревожным иначинает зарождаться страх. Мы говорим себе во сне: ведь это только сон — ипродолжаем спать.

 Когдаже случается так, что желание сновидения оказывается в состоянии преодолетьцензуру? Условие для этого может возникнуть как со стороны желания сновидения,так и со стороны цензуры. По непонятным причинам желание может стать иной разчересчур сильным: но у нас складывается впечатление, что чаще вина за этосмещение соотношения действующих сил лежит на цензуре сновидения. Мы уже знаем,что цензура работает в каждом отдельном случае с разной интенсивностью, ккаждому элементу относится с разной степенью строгости; здесь нам хотелось бывысказать еще одно предположение, что она вообще весьма вариабельна и не всегдаодинаково строга к одному и тому же неприличному элементу. Если случится так,что она на какой-то момент почувствует себя бессильной перед каким-либожеланием сновидения, угрожающим захватить ее врасплох, то вместо искажения онаприбегает к последнему оставшемуся ей средству — отказаться от состояния снапод влиянием нарастающего страха.

Мыведь вообще не знаем, почему эти скверные, отвергнутые желания дают о себезнать именно в ночное время, чтобы  нарушить наш сон. Ответ может дать толькопредположение, учитывающее природу состояния сна. Днем на эти желания тяжелодавит цензура, не дающая им, как правило, возможности проявиться в каком-тодействии. В ночное время эта цензура, вероятно, как все другие интересыдушевной жизни, сводится к единственному желанию спать или же, по крайней мере,сильно ослабляется. Этому ослаблению цензуры в ночное время запретные желания иобязаны тем, что могут снова оживать. Есть нервные больные, страдающие бессонницей,которые признавались нам, что сначала они сами хотели своей бессонницы. Они нерешались уснуть, потому что боялись своих сновидений, т. е. последствий этогоослабления цензуры. Вы, правда, легко заметите, что эту приостановкудеятельности цензуры все же не следует оценивать как большую неосторожность.Состояние сна лишает нас способности двигаться; наши дурные намерения, если онии начинают шевелиться, не могут привести ни к чему иному, как к практическибезвредному сновидению, и на это успокоительное состояние указывает в высшейстепени благоразумное замечание спящего, относящееся, правда, к ночи, но не кжизни во сне: ведь это только сон, поэтому предоставим ему свободу действия ибудем продолжать спать.

 Если,в-третьих, вы вспомните о том, что мы представили видевшего сон борющимся сосвоими желаниями, состоящим из двух отдельных, но каким-то образом очень тесносвязанных лиц, то признаете и другую возможность: как благодаря исполнению желанияможет осуществиться то, что в высшей степени неприятно, — а именно наказание.Здесь нам опять может помочь сказка о трех желаниях: жареные сосиски на тарелкебыли прямым исполнением желания первого лица, жены; сосиски на ее носу былиисполнением желания второго лица, мужа, но одновременно и наказанием за глупоежелание жены. При неврозах мы находим затем мотивацию третьего желания, котороееще осталось в сказке. В душевной жизни человека много таких наказуемыхтенденций; они очень сильны, и их можно считать ответственными за некоторуючасть мучительных сновидений. Теперь вы, может быть, скажете, что при этихусловиях от хваленого исполнения желания остается немногое. Но при болеепристальном рассмотрении придете к заключению, что не правы. По сравнению сболее поздними указаниями на многообразие того, чем могло бы быть сновидение, — а по мнению многих авторов, чем оно и является на самом деле, — представление основидении как исполнении желания — переживании страха — исполнении наказания — оказывается все-таки весьма ограниченным. К этому нужно прибавить то, что страхесть прямая противоположность желания, что противоположности в ассоциацииособенно близки друг другу, а в бессознательном, как мы узнали, совпадают,далее то, что наказание тоже является исполнением желания, но другого — цензурирующего лица.

Единственносущественным в сновидении является работа сновидения, которая воздействует наматериал мыслей. Мы не имеем права игнорировать ее в теории, если и можем себепозволить пренебречь ею в определенных практических ситуациях. Кроме того,аналитическое наблюдение показывает, что работа сновидения никогда неограничивается тем, чтобы перевести эти мысли в известную вам архаическую илирегрессивную форму выражения. Но она постоянно прибавляет кое-что, не имеющееотношения к дневным скрытым мыслям, являющееся, собственно говоря, движущейсилой образования сновидения. Это неизбежное добавление и есть бессознательноежелание, для исполнения которого преобразуется содержание сновидения. Такимобразом, сновидение может быть чем угодно — предостережением, намерением,приготовлением и т. д., если вы будете принимать во внимание толькопредставленные им мысли; оно всегда будет также исполнением бессознательногожелания и только им, если вы будете рассматривать его как результат работысновидения. Сновидение, таким образом, никогда не будет просто намерением,предупреждением, а всегда намерением и т. п., переведенным с помощью бессознательногожелания в архаическую форму выражения и преобразованным для исполнения этихжеланий. Один признак — исполнение желания — постоянен, другой можетизменяться, он может, в свою очередь, тоже быть желанием, так что дневноескрытое желание сновидение представляет исполненным с помощью бессознательногожелания.

23.Верно ли утверждение, что неврозы возникают при фиксации на травме. Если да, топочему?

Причинойэтого является взаимосвязь феноменов сновидения и невротических явлений.

Всвоей основе травматические неврозы не то же самое, что спонтанные неврозы. Номожно подчеркнуть их полное сходство. Травматические неврозы носят явныепризнаки того, что в их основе лежит фиксация на моменте травмы. В своихсновидениях эти больные постоянно повторяют травматическую ситуацию; там, гдевстречаются истероподобные припадки, допускающие анализ, узнаешь, что припадоксоответствует полному перенесению в эту ситуацию. Получается так, как будто этибольные не покончили с этой травматической ситуацией, как будто она стоит передними как неразрешенная актуальная проблема, и мы вполне серьезно соглашаемся сэтим пониманием; оно показывает нам путь к экономическому, как мы называем,рассмотрению душевных процессов. Да, выражение «травматический» имеет толькотакой экономический смысл. Так мы называем переживание, которое в течениекороткого времени приводит в душевной жизни к такому сильному увеличениюраздражения, что освобождение от него или его нормальная переработка неудается, в результате чего могут наступить длительные нарушения в расходованииэнергии.

Этааналогия наводит нас на мысль назвать травматическими также те переживания, накоторых, по-видимому, фиксированы наши нервнобольные. Таким образом, дляобъяснения возникновения невротического заболевания как бы напрашивается однопростое условие. Невроз следовало бы уподобить травматическому заболеванию, аего возникновение объяснить неспособностью справиться со слишком сильнымаффективным переживанием.

Всякийневроз несет в себе такую фиксацию, но не всякая фиксация приведет к неврозу,совпадет с ним или встанет на его пути. Примером аффективной фиксации на чем-топрошлом является печаль, которая приводит к полному отходу от настоящего ибудущего. Но даже для неспециалиста печаль резко отличается от невроза.

Затоесть неврозы, которые можно назвать патологической формой печали. Случается также,что травматическое событие, потрясающее все основы прежней жизни, останавливаетлюдей настолько, что они теряют всякий интерес к настоящему и будущему и в душепостоянно остаются в прошлом, но эти несчастные не обязательно должны статьнервнобольными.

24.Почему невротические симптомы исчезают при переходе из бессознательной сферы всознание?

Невротическиесимптомы, как ошибочные действия, как сновидения, имеют свой смысл и так же,как они, по-своему связаны с жизнью лиц, у которых они обнаруживаются. Тот, ктопопытается приобрести свой собственный опыт, убедится в этом. Но по известнымсоображениям я возьму эти примеры не из области истерии, а из области другого,весьма странного, в принципе очень близкого ей невроза, о котором я должен вамсказать несколько вводных слов. Этот так называемый невроз навязчивых состоянийне столь популярен, как всем известная истерия; он, если можно так выразиться,не столь вызывающе шумлив, выступает скорее частным делом больного, почтиполностью отказывается от соматических проявлений и все свои симптомы создает вдушевной области.

Неврознавязчивых состояний и истерия — это те формы невротического заболевания, наизучении которых прежде всего и был построен психоанализ, в лечении которыхнаша терапия также достигает своего триумфа. Но невроз навязчивых состояний,который обходит тот загадочный скачок из душевного в соматическое, благодаряпсихоаналитическому исследованию стал нам, собственно говоря, более ясным изнакомым, чем истерия, и мы узнали, что определенные крайние характерныеневротические черты в нем проявляются намного резче.

Неврознавязчивых состояний выражается в том, что больные заняты мыслями, которымиони, собственно, не интересуются, чувствуют в себе импульсы, кажущиеся имвесьма чуждыми, и побуждения к действиям, выполнение которых хотя и недоставляет им никакого удовольствия, но отказаться от него они никак не могут.Мысли (навязчивые представления) сами по себе могут быть бессмысленными или жетолько безразличными для индивидуума, часто они совершенно нелепы, во всякомслучае, они являются результатом напряженной, изнурительной для больногомыслительной деятельности, которой он очень неохотно отдается. Против своейволи он должен заниматься самокопанием и раздумывать, как будто дело идет о егосамых важных жизненных задачах. Импульсы, которые больной чувствует в себе,могут производить также впечатление нелепого ребячества, но по большей частиони имеют самое страшное содержание, типа попыток к совершению тяжких преступлений,так что больной не только отрицает их как чуждые, но в ужасе бежит от них изащищается от их исполнения запретами, отказами и ограничениями своей свободы.При этом в действительности они никогда, ни разу не доходят до исполнения; врезультате побеждают бегство и осторожность. То, что больной действительноисполняет как так называемые навязчивые действия, — безобидные, несомненнонезначительные действия, по большей части повторения, церемониальные украшениядеятельностей обыденной жизни, из-за чего эти необходимые отправления жизненныхпотребностей: отход ко сну, умывание, туалет, прогулка — становятся в высшейстепени продолжительными и превращаются в почти неразрешимые проблемы.Болезненные представления, импульсы и действия в отдельных формах и случаяхневроза навязчивых состояний сочетаются далеко не в равных частях; существуетскорее правило преобладания в Это, конечно, чудовищное страдание. Я полагаю,что самой необузданной психиатрической фантазии не удалось бы придумать ничегоподобного, и если бы этого нельзя было видеть ежедневно, никто бы не решилсяэтому поверить. Но не подумайте, что вы окажете больному услугу, если будетеего уговаривать отвлечься, не заниматься этими глупыми мыслями, а сделатьчто-нибудь разумное вместо своих пустяков. Он и сам бы этого хотел, потому чтоего сознание совершенно ясно, он разделяет ваше суждение о своих навязчивыхсимптомах, да он сам вам об этом рассказывает. Он только не может иначе; то,что в неврозе навязчивых состояний прорывается к действию, делается с такойэнергией, для которой, вероятно, нет никакого сравнения в нормальной душевнойжизни. Он может лишь одно: сместить, заменить, употребить вместо одной глупойидеи другую, несколько ослабленную, перейти от одной предосторожности илизапрета к другому, выполнить вместо одного церемониала другой. Он можетсместить навязчивое состояние, но не устранить его. Способность всех симптомовсдвигаться подальше от своей первоначальной формы является главной характернойчертой его болезни; кроме того, бросается в глаза, что противоположности (полярности),которыми полна душевная жизнь, в его состоянии проявляются особенно резкоразделенными. Наряду с навязчивым состоянием положительного или отрицательногосодержания в интеллектуальной области возникает сомнение, постепенноподтачивающее даже самое надежное в обычных условиях. Все вместе приводит ковсе возрастающей нерешительности, отсутствию энергии, ограничению свободы. Приэтом страдающий навязчивым состоянием невротик исходно имеет весьма энергичныйхарактер, часто чрезвычайно упрям, как правило, интеллектуально одарен вышесреднего уровня. По большей части он достигает высокой степени этическогоразвития, отличается чрезмерной совестливостью, корректен больше обыкновенного.Можете себе представить, каких трудов стоит хоть сколько-нибудь разобраться вэтом противоречивом сочетании свойств характера и симптомов болезни. Пока мы ине стремимся ни к чему другому, как к пониманию некоторых симптомов этойболезни, к Быть может, имея в виду наше обсуждение, вы захотите прежде узнать,как относится к проблемам невроза навязчивых состояний современная психиатрия.

Ноэто бесполезное дело. Психиатрия дает различным навязчивым состояниям названия,но больше ничего не говорит о них. Зато она подчеркивает, что носители этихсимптомов «дегенераты». Это мало удовлетворяет, это, собственно, оценка,суждение вместо объяснения. Нам следует знать, что именно у людей такого складаи встречаются всевозможные странности. Мы даже полагаем, что лица, у которыхразвиваются такие симптомы, должны быть от природы иными, чем другие люди. Нохотелось бы спросить: являются ли они более «дегенератами», чем другиенервнобольные, например, истерики или больные психозами? Характеристика, очевидно,опять слишком общая. И можно даже засомневаться в ее правильности, еслиузнаешь, что такие симптомы встречаются у замечательных людей с особенновысокой и полезной для общества работоспособностью. Обычно мы знаем мало интимногоо наших образцово великих людях благодаря их собственной скрытности и лживостиих биографов, но иногда бывает, что кто-то является таким фанатиком правды, какЭмиль Золя, и тогда мы узнаем, сколь многими странными навязчивыми привычкамион страдал всю свою жизнь.*

Тогдапсихиатрия нашла выход, говоря о Degeneres superieurs.** Прекрасно — ноблагодаря психоанализу мы узнали, что эти странные навязчивые симптомы, какдругие недуги и у других людей, недегенератов, можно надолго устранить. Мнесамому это неоднократно удавалось.

Хочупривести вам лишь два примера анализа навязчивого симптома, один из давнишнегонаблюдения, который я не могу заменить лучшим, и другой, встретившийся мненедавно. Я ограничусь этим незначительным числом примеров, потому что при такомсообщении приходится быть очень обстоятельным, входить во все подробности.

25.Есть ли связь между амнезией и защитным механизмом психики?

Всимптомах невроза навязчивого состояния, устойчивых против всех влияний востальном нормальной душевной жизни, производящих на самого больноговпечатление заключается самое ясное указание на какую-то особую, изолированнуюот остального область душевной жизни. От них ведет неизбежный путь к признаниюсуществования в душе бессознательного, и именно поэтому клиническая психиатрия,признающая только психологию сознания, не может с ними сделать ничего другого,как выдать за признаки особого рода дегенерации. Разумеется, сами навязчивыепредставления и навязчивые импульсы не бессознательны, и так же мало выполнениенавязчивого действия ускользает от сознательного восприятия. Они не были бысимптомами, если бы не проникли в сознание. Но психические предпосылки,раскрытые анализом, являются бессознательными по крайней мере до тех пор, покамы не сделаем их сознательными для больного путем аналитической работы.

Этоположение вещей в обоих случаях подтверждается во всех симптомах всех невротическихявлений, что всегда и везде смысл симптомов неизвестен больному, что анализпостоянно показывает, что симптомы — производное бессознательных процессов,которые, однако, при разных благоприятных условиях можно сделать сознательными,и вы поймете, что в психоанализе мы не можем обойтись без бессознательного впсихике и привыкли оперировать им как чем-то чувственно осязаемым. Возможностьпридать смысл невротическим симптомам благодаря аналитическому толкованиюявляется неопровержимым доказательством существования бессознательных душевныхпроцессов.

Смыслсимптомов всегда бессознателен; между этой бессознательностью и возможностьюсуществования симптомов существует также отношение заместительства. Каждый раз,сталкиваясь с симптомом, мы можем заключить, что у больного имеютсяопределенные бессознательные процессы, в которых содержится смысл симптома. Нодля того чтобы образовался симптом, необходимо также, чтобы смысл былбессознательным. Из сознательных процессов симптомы не образуются; как толькосоответствующие бессознательные процессы сделаются сознательными, симптомдолжен исчезнуть.

Образованиесимптома — это замещение чего-то другого, что не могло проявиться. Определенныедушевные процессы нормальным образом должны были бы развиться настолько, чтобыони стали известны сознанию. Этого не случилось, но зато из прерванных,каким-то образом нарушенных процессов, которые должны были остатьсябессознательными, возник симптом. Таким образом, получилось что-то вродеподстановки; если возвратиться к исходному положению, то терапевтическоевоздействие на невротические симптомы достигнет своей цели.

Судяпо предыдущим рассуждениям, невроз является следствием своего рода незнания,неведения о душевных процессах, о которых следовало бы знать. Но опытному ванализе врачу, как правило, очень легко догадаться, какие душевные движениятого или иного больного остались бессознательными. Ему нетрудно было бы поэтомувылечить больного, освободив от собственного его незнания сообщением того, чтоон знает. Но знание врача не то же самое, что знание больного, и оно не можетоказать то же действие. Успех здесь заключается не в преодолении симптомов, а втом, что тем самым начинается анализ, первыми вестника ми которого являютсяпроявления сопротивления.

Знаниедолжно быть основано на внутреннем изменении больного, которое может бытьвызвано лишь психической работой с определенной целью.

Задачупсихоаналитического лечения можно сформулировать как превращение всегопатогенного бессознательного в сознательное. Т.е. заполнить все пробелы ввоспоминаниях больного, устранить его амнезии. Амнезиям невротика приписываетсяважная связь с возникновением его симптомов.

Подобногонарушения памяти достаточно для невроза навязчивых состояний, при истериипроисходит иначе. Этот последний невроз отличается в большинстве случаев оченьбольшими амнезиями. Как правило, при анализе каждого отдельного симптомаистерии находишь целую цепь жизненных впечатлений, которые при их возвращении впамять определяются больными как явно забытые. С одной стороны, эта цепьдоходит до самых ранних лет жизни, так что истерическую амнезию можно считатьнепосредственным продолжением детской амнезии, которая у нас, нормальных людей,окутывает начало нашей душевной жизни. С другой стороны самые последниепереживания больных могут забываться и в особенности подвергаются амнезии, еслине совсем поглощаются ей, поводы, при которых возникла или усилилась болезнь.Из общей картины такого недавнего воспоминания постоянно исчезают важные деталиили заменяются ложными воспоминаниями. Почти всегда бывает так, что лишьнезадолго до окончания анализа всплывают определенные воспоминания о недавнопережитом, которые так долго могли задерживаться и оставляли в связичувственные пробелы.

Такиенарушения способности вспоминать, как было сказано, характерны для истерии, прикоторой даже в качестве симптомов наступают состояния (истерические припадки),не оставляющие в воспоминании никакого следа. Если при неврозе навязчивыхсостояний происходит иначе, то из этого вы можете заключить, что при этихамнезиях речь идет вообще о психологическом характере истерического изменения,а не об общей черте неврозов. Значение этого различия ограничивается следующимсоображением. Под «смыслом» симптома мы понимаем одновременно два момента:откуда он берется и куда или к чему ведет, т. е. впечатления и переживания, откоторых он исходит, и цели, которым служит.

Такимобразом, на вопрос, откуда берется симптом, отвечают впечатления, которыеприходят извне, были когда-то в силу необходимости сознательными и с тех порблагодаря забыванию могут стать бессознательными. Но цель симптома, еготенденция — это каждый раз эндопсихический процесс, который, возможно, сначалабыл сознаваем, но не менее вероятно, что он никогда не был в сознании и давнооставался в бессознательном. Так что не очень важно, захватила ли амнезия такжеи исходные переживания, на которых основывается симптом, как это происходит приистерии; цель, тенденция симптома, которая с самого начала может бытьбессознательна, основана на его зависимости от бессознательного, и при неврозенавязчивых состояний не менее тесной, чем при истерии.

26.Что такое интеллектуальное сопротивление и в чем оно проявляется?

Еслимы стремимся вылечить больного, освободить его от болезненных симптомов, то оноказывает нам ожесточенное, упорное сопротивление, длящееся в течение всеголечения.

Сопротивлениебольных чрезвычайно разнообразно, в высшей степени утонченно, часто труднораспознается, постоянно меняет форму своего проявления. Для врача это значит небыть доверчивым и оставаться по отношению к нему настороже. Впсихоаналитической терапии мы используем технику, которая знакома вам потолкованию сновидений. Мы просим больного прийти в состояние спокойногосамонаблюдения, не углубляясь в раздумья, и сообщать все, что он можетопределить при этом по внутренним ощущениям: чувства, мысли, воспоминания в тойпоследовательности, в которой они возникают. При этом мы настойчивопредостерегаем его не поддаваться какому-нибудь мотиву, желающему выбрать илиустранить что-либо из пришедших ему в голову мыслей, хотя бы они казалисьслишком неприятными или слишком нескромными, чтобы их высказывать, или слишкомневажными, не относящимися к делу, или бессмысленными, так что незачем о них иговорить.

Мывнушаем ему постоянно следить лишь за поверхностью сознания, отказываться отпостоянно возникающей критики того, что он находит, и уверяем его, что успехлечения, а прежде всего его продолжительность, зависят от добросовестности, скоторой он будет следовать этому основному техническому правилу анализа. Изтехники толкования сновидений мы знаем, что именно такие мысли, против которыхвозникают перечисленные сомнения и возражения, обычно содержат материал,ведущий к раскрытию бессознательного.

Выдвигаяэто основное техническое правило, мы добиваемся сначала того, что всесопротивление направляется на него. Больной всячески пытается избежать егопредписаний. То он утверждает, что ему ничего не приходит в голову, то, чтонапрашивается так много, что он ничего не может понять. Далее мы с неприятнымудивлением замечаем, что он поддается то одному, то другому критическомувозражению; он выдает себя длинными паузами, которые допускает в своихвысказываниях. Тогда он признается, что действительно не может этого сказать,стыдится и считается с этим мотивом, несмотря на свое обещание. Или ему что-топриходит в голову, но это касается другого лица, а не его самого, и поэтому онисключил это из сообщения. Или что теперь ему пришло в голову действительнослишком неважное, слишком глупое и слишком бессмысленное, ведь не мог же онподумать, что должен останавливаться на таких мыслях, и так продолжается вбесчисленных вариациях, на что приходится возражать, что говорить все – значитдействительно говорить все.

Страдающиеневрозом навязчивых состояний прекрасно умеют сделать почти непригоднымтехническое правило тем, что относятся к нему с чувством повышеннойсовестливости и сомнения. Истерики, страдающие страхом, выполняют его, доводяad absurdum, так как они воспроизводят только те мысли, которые настолькодалеки от искомого, что ничего не дают для анализа. Благодаря решительности инастойчивости удается отвоевать у сопротивления известную долю подчиненияосновному техническому правилу, и тогда оно переносится на другую область. Оновыступает как интеллектуальное сопротивление, борется при помощи аргументов,пользуется трудностями и неправдоподобными положениями, которые нормальное, ноне осведомленное мышление находит в аналитических теориях. С пациентом можнопоговорить; он просит нас осведомлять его, поучать, опровергать, указать емулитературу, изучив которую, он мог бы приобрести новые знания. Он охотно готовстать сторонником психоанализа при условии, чтобы анализ пощадил бы его лично.Но мы узнаем в этой любознательности сопротивление, уклонение от нашихспециальных задач и отвергаем ее. У невротика с навязчивым состоянием мы должныожидать особой тактики сопротивления. Он часто беспрепятственно позволяет идтианализу своим ходом, так что в загадках его случая заболевания приобретаетсявсе больше ясности, но в конце концов мы начинаем удивляться, что этомуразъяснению не соответствует никакой практический успех, нет никакогоисчезновения симптомов. Тогда мы можем обнаружить, что сопротивление отступилоза сомнение, свойственное неврозу навязчивых состояний, и с этой позицииуспешно дает нам отпор. Больной сказал себе приблизительно следующее: все этопрекрасно и интересно. Я охотно посмотрю, что будет дальше. Это очень изменилобы мою болезнь, если бы было верно. Но ведь я совершенно не верю, что это правильно,а пока я этому не верю, моей болезни ничего не касается. Так может долгопродолжаться, пока сам не дойдешь до этого потайного места, и тогда начинаетсярешительная борьба.

Интеллектуальныесопротивления не самые худшие, над ними всегда одерживаешь победу. Но пациент,оставаясь в рамках анализа, умеет также создавать такие сопротивления,преодоление которых относится к самым трудным техническим задачам. Вместо тогочтобы вспоминать, он воспроизводит из своей жизни такие установки и чувства,которые посредством так называемого «перенесения» можно использовать длясопротивления врачу и лечению. Если пациент — мужчина, он берет этот материал,как правило, из своего отношения к отцу, на место которого он ставит врача, итаким образом создает сопротивление из своего стремления к личной иинтеллектуальной самостоятельности, из своего честолюбия, которое видело своюпервую цель в том, чтобы подражать отцу или превзойти его, из его нежеланиявторой раз в жизни взять на себя бремя благодарности. Порой возникаетвпечатление, будто у больного есть намерение показать, что врач не прав, датьему почувствовать свое бессилие, одержать над ним верх, которое полностьюзаменяет лучшее намерение покончить с болезнью. Женщины для целей сопротивленияумеют мастерски использовать нежное, эротически подчеркнутое перенесение наврача. При известной силе этой склонности пропадает всякий интерес кдействительной ситуации лечения, не исполняется ни одно из обязательств, взятыхна себя в начале его, а никогда не прекращающаяся ревность, а также горечьиз-за неизбежного, хотя и осторожного отказа в ответном чувстве должнысодействовать ухудшению личного отношения к врачу и, таким образом, исключитьодну из самых могучих действующих сил анализа.

Нельзяодносторонне осуждать сопротивления этого рода. Они содержат много важнейшегоматериала из прошлого больного, воспроизводят его в такой убедительной форме,что становятся наилучшей опорой анализа, если их, умело используя технику,направить в нужное русло. Замечательно только то, что сначала этот материалслужит сопротивлению и выступает своей враждебной лечению стороной. Можно такжесказать, что это характерные свойства, установки Я, которые пускаются в ход дляборьбы с изменениями, к которым мы стремимся. При этом узнаешь, как образовалисьэти характерные свойства в связи с условиями.

Впроцессе лечения сопротивление постоянно меняет свою интенсивность; оно всегдарастет, когда приближаешься к новой теме, достигает наибольшей силы на высотеее разработки и снова снижается, когда тема исчерпана. Если не допустить особыхтехнических ошибок, то можно никогда не иметь дела с полной меройсопротивления, на которое способен пациент. Таким образом, мы могли убедиться,что один и тот же человек в продолжение анализа бесчисленное множество раз тооставляет свою критическую установку, то снова принимает ее. Если нам предстоитперевести в сознание новую и особенно мучительную для него частьбессознательного, то он становится до крайности критичным, если он раньшемногое понимал и принимал, то теперь эти завоевания как будто бы исчезли; всвоем стремлении к оппозиции во что бы то ни стало он может производить полноевпечатление аффективно слабоумного. Если удалось помочь ему в преодолении этогонового сопротивления, то он снова обретает благоразумие и понимание.

Егокритика, следовательно, не является самостоятельной, внушающей уважениефункцией, она находится в подчинении аффективных установок и управляется егосопротивлением. Если ему что-то не нравится, он может очень остроумнозащищаться от этого и оказаться очень критичным; но если ему что-то выгодно, тоон может, напротив, быть весьма легковерным. Может быть, мы все не намноголучше; анализируемый только потому так ясно обнаруживает эту зависимостьинтеллекта от аффективной жизни, что мы во время анализа доставляем ему такмного огорчений.

Какимобразом мы считаемся с тем фактом, что больной так энергично противитсяустранению своих симптомов и восстановлению нормального течения его душевныхпроцессов? Мы говорим себе, что почувствовали здесь большие силы, оказывающиесопротивление изменению состояния; это, должно быть, те же силы, которые в своевремя принудительно вызвали это состояние. При образовании симптомовпроисходило, должно быть, что-то такое, что мы, разгадывая симптомы, можемреконструировать по нашему опыту. Предпосылкой для существования симптомаявляется то, что какой-то душевный процесс не произошел до конца нормальнымобразом, так что он не мог стать сознательным. Симптом представляет собойзаместитель того, что не осуществилось. Теперь мы знаем, к какой точкеприлагается действие предполагаемой силы. Сильное сопротивление должно былонаправиться против того, чтобы упомянутый душевный процесс проник в сознание;поэтому он остался бессознательным. Как бессознательный, он обладает способностьюобразовать симптом. То же самое сопротивление во время аналитического лечениявновь противодействует стремлению перевести бессознательное в сознание. Это мыощущаем как сопротивление. Патогенный процесс, проявляющийся в виде сопротивления,заслуживает названия вытеснения.

Обэтом процессе вытеснения мы должны составить себе более определенноепредставление. Оно является предпосылкой образования симптомов, но оновыступает также как то, чему мы не знаем аналогов. Если мы возьмем, к примеру,импульс, душевный процесс, стремящийся превратиться в действие, то мы знаем,что он может быть отклонен, и это мы называем отказом или осуждением. При этому него отнимается энергия, которой он располагает, он становится бессильным, номожет сохраниться как воспоминание. Весь процесс принятия решения о немпроходит под контролем Я. Совсем иное дело, если мы представим себе, что этотже импульс подлежит вытеснению. Тогда он сохранил бы свою энергию и о нем неосталось бы никакого воспоминания, а процесс вытеснения совершился бы такженезаметно для Я. Таким образом, это сравнение не приближает нас к пониманиюсущности вытеснения. Я хочу сообщить вам, какие теоретические представленияоказались единственно приемлемыми, чтобы придать понятию вытеснения большуюопределенность. Прежде всего, необходимо перейти от чисто описательного смысласлова «бессознательное» к систематическому, т.е. сознательность илибессознательность психического процесса является лишь одним из его свойств,которое может быть неоднозначным. Если такой процесс остался бессознательным,то это отсутствие сознания, быть может, только знак постигшей его судьбы, но несама судьба. Для того чтобы наглядно представить эту судьбу, предположим, чтовсякий душевный процесс – здесь должно быть допущено исключение, о которомбудет упомянуто ниже, — сначала существует в бессознательной стадии или фазе итолько из нее переходит в сознательную фазу, примерно как фотографическоеизображение представляет собой сначала негатив и затем благодаря позитивномупроцессу становится изображением. Но не из всякого негатива получается позитив,и так же не обязательно, чтобы всякий бессознательный душевный процесс превращалсяв сознательный. Иными словами: отдельный процесс входит сначала в психическуюсистему бессознательного и может затем при известных условиях перейти в системусознательного.

Самоегрубое и самое удобное для нас представление об этих системах – этопространственное. Мы сравниваем систему бессознательного с большой передней, вкоторой копошатся, подобно отдельным существам, душевные движения. К этойпередней примыкает другая комната, более узкая, вроде гостиной, в которой такжепребывает и сознание. Но на пороге между обеими комнатами стоит на посту страж,который рассматривает каждое душевное движение в отдельности, подвергаетцензуре и не пускает в гостиную, если оно ему не нравится. Вы сразу понимаете,что небольшая разница – отгоняет ли страж какое-то движение уже с порога илипрогоняет его опять за порог после того, как оно проникло в гостиную. Дело лишьв его бдительности и своевременном распознавании. Придерживаясь этого образногосравнения, мы можем разработать дальше нашу номенклатуру. Душевные движения впередней бессознательного недоступны взору сознания, находящегося в другойкомнате; они сначала должны оставаться бессознательными. Если они уже добралисьдо порога, и страж их отверг, то они не способны проникнуть в сознание; мы называемих вытесненными. Но и те душевные движения, которые страж пропустил черезпорог, вследствие этого не обязательно становятся сознательными; они могутстать таковыми только в том случае, если им удастся привлечь к себе взорысознания. Поэтому с полным правом мы называем эту вторую комнату системойпредсознательного.

27.Чем вытеснение отличается от сопротивления?

Стражмежду бессознательным и предсознательным — не что иное, как цензура, которойподвергается образование явного сновидения. Остатки дневных впечатлений, вкоторых мы узнаем побудителей сновидения, были предсознательным материалом,испытавшим ночью в состоянии сна влияние бессознательных и вытесненных желанийи благодаря их энергии сумевшим образовать вместе с ними скрытое сновидение.Под давлением бессознательной системы этот материал подвергся переработке — сгущению и смещению, которые в нормальной душевной жизни, т.е. впред-сознательном, неизвестны и допустимы лишь в виде исключения. Это различиев способе работы стало для нас характеристикой обеих систем; отношение ксознанию, которое соединено с предсознательным, мы считали только признакомпринадлежности к той или другой системе. Ведь сновидение уже не патологическийфеномен; оно может появиться у всех здоровых в условиях состояния сна. Такоепредположение о структуре душевного аппарата, которое позволяет нам понять каквозникновение сновидения, так и возникновение невротических симптомов, имеет неоспоримоеправо на то, чтобы быть принятым во внимание и при нормальной душевной жизни.

Приисследовании сопротивления мы узнали, что оно исходит из сил Я, из известных искрытых свойств характера. Следовательно, они и позаботились о вытеснении или,по крайней мере, участвовали в нем. Все остальное нам пока неизвестно. Тут намна помощь приходит второй факт. Из анализа мы в самых общих чертах можемуказать, что является целью невротических симптомов.

28.Какова роль предсознания во взаимодействии сознательного и бессознательного?

Всякийдушевный процесс сначала существует в бессознательной стадии или фазе и толькоиз нее переходит в сознательную фазу. Не обязательно, чтобы всякийбессознательный душевный процесс превращался в сознательный. Иными словами:отдельный процесс входит сначала в психическую систему бессознательного и можетзатем при известных условиях перейти в систему сознательного. З.Фрейдсравнивает систему бессознательного с большой передней, в которой копошатсядушевные движения. К этой передней примыкает другая комната, более узкая, вкоторой также пребывает и сознание. Но на пороге между обеими комнатами стоитна посту страж, который рассматривает каждое душевное движение в отдельности,подвергает цензуре и не пускает в гостиную, если оно ему не нравится. Небольшаяразница – отгоняет ли страж какое-то движение уже с порога или прогоняет егоопять за порог после того, как оно проникло в гостиную. Дело лишь в его бдительностии своевременном распознавании. Душевные движения в передней бессознательногонедоступны взору сознания, находящегося в другой комнате; они сначала должныоставаться бессознательными. Если они уже добрались до порога, и страж ихотверг, то они не способны проникнуть в сознание; они называются вытесненными.Но и те душевные движения, которые страж пропустил через порог, вследствиеэтого не обязательно становятся сознательными; они могут стать таковыми тольков том случае, если им удастся привлечь к себе взоры сознания. Поэтому этавторая комната называется системой  предсознательного. Страж междубессознательным и предсознательным — не что иное, как цензура, которойподвергается образование явного сновидения. Остатки дневных впечатлений,побудители сновидения, были предсознательным материалом, испытавшим ночью всостоянии сна влияние бессознательных и вытесненных желаний и благодаря ихэнергии сумевшим образовать вместе с ними скрытое сновидение. Под давлениембессознательной системы этот материал подвергся переработке – сгущению исмещению, которые в нормальной душевной жизни, т.е. в пред-сознательном,неизвестны и допустимы лишь в виде исключения. Это различие стало характеристикойобеих систем; отношение к сознанию, которое соединено с предсознательным.Сновидение уже не патологический феномен; оно может появиться у всех здоровых вусловиях состояния сна. Такое предположение о структуре душевного аппарата,которое позволяет понять как возникновение сновидения, так и возникновениеневротических симптомов, имеет неоспоримое право на то, чтобы быть принятым вовнимание и при нормальной душевной жизни.

29.Что такое либидо и его роль в жизни ребенка и взрослого?

Либидоаналогично голоду, это сила, в которой выражается влечение, в данном случаесексуальное, как в голоде выражается влечение к пище. Другие понятия, такие каксексуальное возбуждение и удовлетворение, не нуждаются в объяснении. Вы самилегко поймете, что при сексуальных проявлениях грудного младенца больше всегоприходится заниматься толкованием, и вы, вероятно, будете считать это возражением.

Этитолкования возникают на основе аналитических исследований, если идти обратнымпутем, от симптома. Первые сексуальные побуждения у грудного младенцапроявляются в связи с другими жизненно важными функциями. Его главный интерес,как вы знаете, направлен на прием пищи; когда он, насытившись, засыпает угруди, у него появляется выражение блаженного удовлетворения, которое позднееповторится после переживания полового оргазма. Но этого, пожалуй, слишком мало,чтобы строить на нем заключение.

Однакомы наблюдаем, что младенец желает повторять акт приема пищи, не требуя новой пищи;следовательно, при этом он не находится во власти голода. Мы говорим: он сосет,и то, что при этом действии он опять засыпает с блаженным выражением,показывает нам, что акт сосания сам по себе доставил ему удовлетворение. Какизвестно, скоро он уже не засыпает, не пососав.

Такимобразом, мы узнаем, что грудной младенец выполняет действия, не имеющие другойцели, кроме получения удовольствия. Мы полагаем, что сначала он переживает этоудовольствие при приеме пищи, но скоро научается отделять его от этого условия.Мы можем отнести получение этого удовольствия только к возбуждению зоны рта игуб, называем эти части тела эрогенными зонами, а полученное при сосанииудовольствие сексуальным.

Еслибы младенец мог объясняться, он несомненно признал бы акт сосания материнскойгруди самым важным в жизни. По отношению к себе он не так уж не прав, потомучто этим актом сразу удовлетворяет две важные потребности.

Сосаниематеринской груди становится исходным пунктом всей сексуальной жизни, недостижимымпрообразом любого более позднего сексуального удовлетворения, к которому в тяжелыевремена часто возвращается фантазия. Оно включает материнскую грудь как первыйобъект сексуального влечения. Но сначала младенец отказывается от него в актесосания и заменяет частью собственного тела.

30.Основные половые различия проявления сексуальности?

Нетак-то легко определить, что составляет содержание понятия «сексуальное».Попытки давать определения вызывают затруднения.

«Сексуальное»- это то, что складывается из учета противоположности полов, получениянаслаждения, продолжения рода и характера скрываемого неприличного.

Ноблагодаря исследованиям были выявлены группы индивидов, «сексуальная жизнь»которых очень резко отклоняется от обычного среднего представления. Одни изэтих «извращенных» исключили из своей программы различие полов, т.е. когдатолько люди одного с ними пола могут возбудить их сексуальные желания; другойпол, особенно его половые органы, вообще не является для них половым объектом,в крайних случаях даже вызывает отвращение. Тем самым они отказались от всякогоучастия в продолжении рода. Таких лиц называют гомосексуалистами, илиинвертированными. Эти мужчины и женщины поступают со своим сексуальным объектомкак нормальные со своим. Но имеется большое число таких ненормальных,сексуальная деятельность которых все больше удаляется от того, что кажетсяжеланным разумному человеку.

Итак,есть 1) те, у которых, как у гомосексуалистов, изменился сексуальный объект; и2) те, у которых изменилась сексуальная цель. К первой группе относятся:

1.те, кто отказался от соединения гениталий и при половом акте заменяет гениталиипартнера другой частью или областью тела.

2.те, у которых хоть и сохранился интерес к гениталиям, но не из-за сексуальных,а из-за других функций, в которых они участвуют по анатомическим причинам ивследствие соседства. По ним мы узнаем, что функции выделения, которые привоспитании ребенка отодвигаются на задний план как неприличные, могут всецелопривлечь к себе сексуальный интерес.

3.те, кто вообще отказался от гениталий как объекта и поставили на их место какжеланный объект другую часть тела.

4.те, для которых ничего не значит и часть тела, но все желания выполняеткакой-либо предмет одежды, обувь – фетишисты.

5.те, кто хотя и желают объект, но предъявляют к нему совершенно определенныестранные или отвратительные требования, даже такие, чтобы объект стал трупом.

Ковторой группе относятся:

1.те, кто поставил целью своих сексуальных желаний разглядывание и ощупываниедругого лица или подглядывание за ним при исполнении интимных отправлений илиобнажение своих собственных частей тела, которые должны быть скрыты, в надежде,что они будут вознаграждены таким же ответным действием.

2.садисты, стремящиеся причинить своему объекту боль или мучение.

3.мазохисты, удовольствие которых состоит в получении от любимого объекта болимучений в символической и реальной форме.

4.те, которые довольствуются тем, чтобы только представить себе сексуальноеудовлетворение. Им вообще не нужен никакой реальный объект, т.к. они могутзаменить его себе фантазией.

Всеэти виды сексуального удовлетворения являются заблуждениями и нарушениямисексуального влечения.

Корнивсех извращений можно найти в раннем детстве. Т.е. извращенная сексуальность –это возросшая, расщепленная на свои отдельные побуждения инфантильнаясексуальность.

Различиеполов ребенку ничего не говорит – мальчик приписывает обоим полам те же мужскиегениталии. Если мальчик затем обнаруживает влагалище у маленькой девочки, тосначала он пытается отрицать это свидетельство своих органов чувств, потому чтоне может представить подобное себе человеческое существо без столь ценной длянего части. Позднее он пугается этого открытия (он попадает под властькастрационного комплекса).

Маленькаяже девочка считает себя ущемленной из-за отсутствия пениса. По этой же причинеу нее возникает желание быть мужчиной при неврозе, наступившем вследствие еенеудачи в женской роли.

Каксложится сексуальная жизнь ребенка можно узнать, прежде чем установится приматгениталий.

31. Значение эрогенных зон в развитии сексуальности?

Органытела, кроме их функциональной роли,  имеют также сексуальное – эрогенное –значение. Первые сексуальные побуждения у человека проявляются в грудномвозрасте и связаны с жизненно важными функциями: прием пищи. Младенец желаетповторять акт приема пищи, не требуя новой пищи. Можно утверждать, что актсосания сам по себе доставляет ему удовлетворение. Можно отнести получениеэтого удовольствия только к возбуждению зоны рта и губ. Этим актом младенецсразу удовлетворяет две важные потребности. Сосание материнской грудистановится исходным пунктом всей сексуальной жизни. Потом ребенок заменяетматеринскую грудь частью собственного тела: он сосет большой палец.

Эрогенныезоны не одинаково эффективны; поэтому когда младенец при обследованиисобственного тела открывает особенно возбудимые части своих гениталий ипереходит от сосания к онанизму, это становится важным переживанием.

Детскаясексуальность возникает в связи с удовлетворением важных органическихпотребностей и проявляется аутоэротически, т.е. ищет и находит свои объекты насобственном теле. То, что яснее всего обнаружилось при приеме пищи, отчастиповторяется при выделениях. Младенец испытывает ощущение удовольствия примочеиспускании и испражнении и скоро начинает стараться совершать эти акты так,чтобы они доставляли ему возможно большее удовольствие от возбуждениясоответствующих эрогенных зон слизистой оболочки. Отношение ребенка к своимэкскретам сначала совершенно иное. Он не испытывает отвращения к своему калу,оценивает его как часть своего тела, с которой ему нелегко расстаться. Своиуспехи в мочеиспускании он рассматривает с особой гордостью.

32. Что такое Эдипов комплекс и в чем он проявляется?

НазваниеЭдипова комплекса произошло от имени греческого царя Эдипа, которому судьбойбыло определено убить своего отца и взять в жены мать, который делает все,чтобы избежать исполнения предсказаний оракула, и после того, как узнает, чтопо незнанию все-таки совершил оба этих преступления, в наказание выкалываетсебе глаза.

ВЭдиповом комплексе можно видеть один из самых важных источников сознания вины,которое так часто мучает невротиков.

Эдиповкомплекс проявляется в тяге детей к родителю противоположного ему пола. Так,маленький мужчина один хочет обладать матерью, воспринимает присутствие отцакак помеху, возмущается, когда тот позволяет себе нежности по отношению кматери. Часто он выражает свои чувства словами, обещая матери жениться на ней.Когда малыш проявляет самое неприкрытое сексуальное любопытство по отношению кматери, требуя, чтобы она брала его ночью спать с собой, проситсяприсутствовать при ее туалете или даже предпринимает попытки соблазнить ее, тов этом, вне всякого сомнения, обнаруживается эротическая природа привязанностик матери. Отцу же не удается стать для мальчика таким же значимым, как мать. Умаленькой девочки отношение к отцу проявляется в нежной привязанности,потребность устранить мать как лишнюю и занять ее место, кокетство.

Частосами родители оказывают решающее влияние на пробуждение эдиповой установки уребенка. Мальчик может выбрать объектом любви сестру как замену матери.

Эдиповкомплекс считается ядром неврозов. А именно, каждый ребенок должен в будущемотойти от родителей и стать членом социального целого. Сын должен своилибидозные желания перенести с матери на посторонний реальный объект любви;освободиться от давления отца. Эти задачи стоят перед каждым. Но невротикамэтого не удается; сын всю свою жизнь склоняется перед авторитетом отца и не всостоянии перенести свое либидо на посторонний сексуальный объект. Присоответствующем изменении отношений такой же может быть и участь дочери.

33.Как регрессия и фиксация влияют на развитие невроза?

Функциялибидо проделывает длительное развитие, прежде чем станет служить продолжениюрода способом, называемым нормальным. Если не все подготовительные фазы будутпройдены одинаково успешно и преодолены полностью, то может случиться некотораядоля задержки этого развития. Для каждого отдельного сексуального стремлениявозможно такое развитие, при котором отдельные его компоненты остаются на болееранних ступенях развития, тогда как другим удается достичь конечной цели. Такаяостановка частного влечения на более ранней ступени называется фиксацией.Регрессия – это возможность вернуться обратным путем на одну из более раннихступеней тех компонентов, которые развились дальше. Стремление переживаетрегрессию в том случае, если достижение цели его удовлетворения в более позднейили более высокоразвитой форме наталкивается на серьезные внешние препятствия.Чем прочнее фиксация на пути развития, тем неспособнее к сопротивлению внешним препятствиям для ее выполнения окажется сформированная функция.

Существуетдва вида регрессии: 1) возврат к первым захваченным либидо объектам, которыеимеют инцестуозный характер; 2) возврат общей сексуальной организации на болеераннюю ступень. Оба вида встречаются при неврозах перенесения и играют в ихмеханизме большую роль.

Особенновозврат к первым инцестуозным объектам либидо является чертой, регулярноповторяющейся у невротиков. Гораздо больше можно сказать о регрессиях либидо,если привлечь другую группу неврозов, так называемых нарцисстических. Этизаболевания позволяют судить о других процессах развития функции либидо исоответственно показывают нам новые виды регрессии.

То,что мы до сих пор называли регрессией и приводили в связь с фиксацией, мыпонимали исключительно как возврат либидо на более ранние ступени его развития.При истерии встречается регрессия либидо к первичным инцестуозным объектам, иона закономерна, но регрессии на более раннюю ступень сексуальной организациисовершенно не бывает. При неврозе навязчивых состояний регрессия либидо на предварительнуюступень садистско-анальной организации является самым замечательным и решающимфактом симптоматического выражения. Любовный импульс должен тогда маскироватьсяпод садистский. Навязчивое представление: я хотел бы тебя убить, в сущности,означает, если освободить его от определенных, но не случайных, а необходимых добавлений,не что иное, как: я хотел бы насладиться тобой в любви. Прибавьте к этому ещето, что одновременно произошла регрессия объектов, так что эти импульсыотносятся только к самым близким и самым любимым лицам, и вы сможете себепредставить тот ужас, который вызывают у больного эти навязчивые представления,и одновременно ту странность, с которой они выступают перед его сознательнымвосприятием.

Вэтиологии неврозов фиксация либидо представляет собой предрасполагающий,внутренний фактор, вынужденный же отказ — случайный, внешний. Являются линеврозы заболеваниями, неизбежным следствием определенной конституции илипродуктом определенных вредных (травматических) жизненных впечатлений, вчастности, вызываются ли они фиксацией либидо (и прочей сексуальнойконституцией) или возникают под гнетом вынужденного отказа? Все случаиневротических заболеваний при рассмотрении их причин располагаются в один ряд,в пределах которого оба фактора — сексуальная конституция и переживания или,фиксация либидо и вынужденный отказ — представлены так, что одно возрастает,если другое уменьшается.

Невротическиесимптомы являются результатом конфликта, возникающего из-за нового видаудовлетворения либидо. Мы знаем, что одной из двух сторон конфликта являетсянеудовлетворенное, отвергнутое реальностью либидо, вынужденное теперь искатьдругих путей для своего удовлетворения. Если реальность остается неумолимой,даже когда либидо готово согласиться на другой объект вместо запретного, то оновынуждено в конце концов встать на путь регрессии и стремиться к удовлетворениюв рамках одной из уже преодоленных организаций или благодаря одному из ранееоставленных объектов. На путь регрессии либидо увлекает фиксация, которая оставилаего на этих участках его развития.

Тутпути, ведущие к извращению и к неврозу, резко расходятся. Если эти регрессии невызывают возражений со стороны Я, то дело и не доходит до невроза, а либидодобивается какого-нибудь реального, хотя уже и ненормального удовлетворения.Если же Я, имеющее в своем распоряжении не только сознание, но и доступ кмоторной иннервации и тем самым к реализации душевных стремлений, не согласно сэтими регрессиями, то создается конфликт. Либидо как бы отрезано и должнопопытаться отступить куда-то, где найдет отток для своей энергии по требованиюпринципа удовольствия. Оно должно выйти из-под власти Я. Но такое отступлениеему предоставляют фиксации на его пути развития, проходимом теперь регрессивно,против которых Я защищалось в свое время вытеснениями.

Занимаяв обратном движении эти вытесненные позиции, либидо выходит из-под власти Я иего законов, отказываясь при этом также от всего полученного под влиянием Явоспитания. Оно было послушно, пока надеялось на удовлетворение; под двойнымгнетом внутренне и внешне вынужденного отказа оно становится непокорным ивспоминает прежние лучшие времена. Таков его, по сути неизменный, характер.Представления, которые либидо теперь заполняет своей энергией, принадлежатсистеме бессознательного и подчиняются возможным в нем процессам, в частностисгущению и смещению.

34.Почему переход от принципа удовольствия к принципу реальности положительновлияет на развитие «Я»?

РазделениеЯ и сексуальности позволяет с особой ясностью понять, что и влечения Я проходятзначительный путь развития, которое не совсем независимо от либидо и непроисходит без обратного воздействия на него. Правда, гораздо хуже известно оразвитии Я, чем о развитии либидо, потому что только изучение нарцисстическихневрозов обещает дать понимание структуры Я. Я стремится на каждой ступениоставаться в согласии с соответствующей сексуальной организацией и подчинять еесебе. Смена отдельных фаз в развитии либидо происходит, вероятно, попредписанной программе, но нельзя не согласиться, что на этот процесс можетоказывать влияние Я и одновременно, по-видимому, предусмотрен известныйпараллелизм, определенное соответствие фаз развития Я и либидо; нарушение жеэтого соответствия могло бы стать патогенным фактором.

Сексуальныевлечения и инстинкты самосохранения не одинаковым образом ведут себя поотношению к реальной необходимости. Инстинкты самосохранения и все, что с нимисвязано, легче поддаются воспитанию; они рано научаются подчинятьсянеобходимости и направлять свое развитие по указаниям реальности. Это понятно,потому что они не могут приобрести себе нужные объекты никаким другим способом;без этих объектов индивидуум должен погибнуть. Сексуальные влечения труднеевоспитать, потому что вначале у них нет необходимости в объекте. Так как ониприсоединяются к другим функциям тела, как бы паразитируя, и аутоэротическиудовлетворяются собственным телом, то сначала ускользают из-под воспитательноговлияния реальной необходимости и у большинства людей утверждают этот характерсвоеволия, недоступности влиянию воспитания, то, что мы называем«неразумностью», в каком-то отношении в течение всей жизни. И подверженностивоспитатательным воздействиям молодой личности, как правило, приходит конец,когда ее сексуальные потребности окончательно просыпаются.

Можноли в работе нашего душевного аппарата найти главную цель, и отвечаем на него впервом приближении, что эта цель состоит в получении удовольствия. Кажется, чтовся наша душевная деятельность направлена на то, чтобы получать удовольствие иизбегать неудовольствия, что она автоматически регулируется принципомудовольствия. Больше всего на свете мы хотели бы знать, каковы условиявозникновения удовольствия и неудовольствия, но именно этого-то нам и не хватает.С уверенностью можно утверждать только то, что удовольствие каким-то образомсвязано с уменьшением, снижением или угасанием имеющегося в душевном аппаратеколичества раздражения, а неудовольствие — с его увеличением. Исследованиесамого интенсивного удовольствия, доступного человеку, — наслаждения присовершении полового акта — не оставляет сомнения в этом пункте. Так как притаких процессах удовольствия речь идет о судьбе количества душевноговозбуждения, или энергии, то рассуждения такого рода мы называемэкономическими. Мы замечаем, что можем описать задачу и функцию душевногоаппарата также иначе и в более общем виде, чем выдвигая на первый планполучение удовольствия. Мы можем сказать, что душевный аппарат служит целиодолеть поступающие в него извне и изнутри раздражения и возбуждения иосвободиться от них. В сексуальных влечениях совершенно ясно проглядывает то,что они как в начале, так и в конце своего развития стремятся к получениюудовольствия; они сохраняют эту первоначальную функцию без изменения. К тому жесамому стремятся сначала и другие влечения Я. Но под влияниемнаставницы-необходимости влечения Я быстро научаются заменять принципудовольствия какой-либо модификацией. Задача предотвращать неудовольствиеставится для них почти наравне с задачей получения удовольствия; Я узнает, чтонеизбежно придется отказаться от непосредственного удовлетворения, отложитьполучение удовольствия, пережить немного неудовольствия, а от определенныхисточников наслаждения вообще отказаться. Воспитанное таким образом Я стало«разумным», оно не позволяет больше принципу удовольствия владеть собой, аследует принципу реальности, который, в сущности, тоже хочет получитьудовольствие, хотя и отсроченное и уменьшенное, но зато надежное благодаряучету реальности.

Переходот принципа удовольствия к принципу реальности является одним из важнейшихуспехов в развитии Я. Мы уже знаем, что сексуальные влечения поздно и лишьнехотя проходят этот этап развития Я, а позже мы услышим, какие последствияимеет для человека то, что его сексуальность довольствуется таким непрочнымотношением к внешней реальности. И в заключение — еще одно относящееся сюдазамечание. Если Я человека имеет историю развития, как либидо, то бывают и«регрессии Я», и этот возврат Я на более ранние фазы развития может играть важнуюроль в невротических заболеваниях.

Подвоздействием внешней необходимости Я человека постепенно приучается оцениватьреальность и следовать принципу реальности, отказываясь при этом временно илинадолго от различных объектов и целей своего стремления к удовольствию — нетолько сексуальному. Но отказ от удовольствия всегда давался человеку с трудом;он совершает его не без своего рода возмещения. Он сохранил себе за этодушевную деятельность, в которой допускается дальнейшее существование всех этихоставленных источников наслаждения и покинутых путей его получения, формасуществования, в которой они освобождаются от притязания на реальность и оттого, что мы называем «испытанием реальностью». Любое стремление сразу достигаетформы представления о его исполнении; несомненно, что направление фантазии наисполнение желаний дает удовлетворение, хотя при этом существует знание того,что речь идет не о реальности. Таким образом, в деятельности фантазии человекнаслаждается свободой от внешнего принуждения, от которой он давно отказался вдействительности. Ему удается быть еще попеременно то наслаждающимся животным,то опять разумным существом. Он не довольствуется жалким удовлетворением,которое может отвоевать у действительности.

35. Какова связь невротического симптома с конфликтом удовлетворения либидо?

Людизаболевают неврозом, если у них отнимается возможность удовлетворения либидо,т.е. от «вынужденного отказа»,  и что их симптомы являются заместителяминесостоявшегося удовлетворения. Вынужденный отказ чрезвычайно редко бываетвсесторонним и абсолютным: чтобы стать патогенно действующим, он должензатронуть тот способ удовлетворения, которого только и требует данное лицо, накоторый оно только и способно. Есть очень много путей, чтобы вынести лишениелибидозного удовлетворения, не заболев из-за него. Прежде всего, известны люди,которые в состоянии перенести такое лишение без вреда, они не чувствуют себятогда счастливыми, страдают от тоски, но не заболевают.

Именносексуальные влечения чрезвычайно пластичны, если можно так выразиться. Онимогут выступать одно вместо другого, одно может приобрести интенсивностьдругих; если удовлетворение одного отвергается реальностью, то удовлетворениедругого может привести к полной компенсации.

Далее,частные сексуальные влечения, так же как составленное из них сексуальноестремление, имеют способность менять свой объект, замещать его другим, в томчисле и более легко достижимым; эта способность смещаться и готовностьдовольствоваться суррогатами должны сильно противодействовать патогенномувлиянию вынужденного отказа. Среди этих процессов, защищающих от заболеванияиз-за лишения, один приобрел особое культурное значение. Он состоит в том, чтосексуальное стремление отказывается от своей цели частного удовольствия илиудовольствия от продолжения рода и направляется к другой. Количествонеудовлетворенного либидо, которое в среднем могут перенести люди, ограниченно.Пластичность, или свободная подвижность, либидо далеко не у всех сохраняетсяполностью, и сублимация может освободить всегда только определенную частьлибидо, не говоря уже о том, что многие люди лишь в незначительной степениобладают способностью к сублимации. Самое важное среди этих ограничений — очевидно, ограничение подвижности либидо, так как оно делает зависимымудовлетворение индивида от очень незначительного числа целей и объектов.

Психоаналитическоеисследование знакомит нас с новым фактором, который лучше всего наблюдать в техслучаях, когда хорошее самочувствие неожиданно нарушается невротическимзаболеванием. У таких лиц всегда находятся признаки столкновения желаний, или,психического конфликта. Часть личности отстаивает определенные желания, другаяпротивится этому и отклоняет их. Без такого конфликта не бывает невроза. Вэтом, казалось бы, нет ничего особенного. Для того чтобы такой конфликт сталпатогенным, должны быть выполнены особые условия. Конфликт вызываетсявынужденным отказом, когда лишенное удовлетворения либидо вынуждено искатьдругие объекты и пути. Условием конфликта является то, что эти другие пути иобъекты вызывают недовольство части личности, так что накладывается вето,делающее сначала невозможным новый способ удовлетворения. Отвергнутыелибидозные стремления оказываются в состоянии добиться цели окольными путями,хотя и уступая протесту в виде определенных искажений и смягчений. Обходныепути и есть пути образования симптомов, симптомы — новое и замещающее удовлетворение,ставшее необходимым благодаря факту вынужденного отказа. Значение психическогоконфликта можно выразить по-другому: к внешне-вынужденному отказу, чтобы онстал патогенным, должен присоединиться еще внутренне-вынужденный отказ.Разумеется, внешне- и внутренне-вынужденный отказы имеют отношение к разнымпутям и объектам. Внешне-вынужденный отказ отнимает одну возможность удовлетворения,внутренне-вынужденный хотел бы исключить другую возможность, вокруг которойзатем и разыгрывается конфликт. Но каковы те силы, от которых исходит протестпротив либидозного стремления, что представляет собой другая сторона впатогенном конфликте? Вообще говоря, это не сексуальные влечения. Мы объединяемих во «влечения Я»; психоанализ неврозов перенесения не дает нам прямогодоступа к их дальнейшему разложению, мы знакомимся с ними в лучшем случае лишьотчасти благодаря сопротивлениям, оказываемым анализу. Патогенным конфликтом,следовательно, является конфликт между влечениями Я и сексуальными влечениями.В целом ряде случаев кажется, будто конфликт происходит между различными чистосексуальными стремлениями; но, в сущности, это то же самое, потому что из двухнаходящихся в конфликте сексуальных стремлений одно всегда, так сказать,правильно с точки зрения Я, в то время как другое вызывает отпор Я.Следовательно, конфликт возникает между Я и сексуальностью.

36.Какую роль играет фантазия в жизни невротика?

Когдабольной приводит материал, который ведет от симптомов к ситуациям желания,построенным по образцу детских переживаний, мы сначала, правда, сомневаемся,идет ли речь о действительности или о фантазии. Если мы с самого начала открываемему, что теперь он собирается показать фантазии, которыми окутал свою историюдетства, то мы замечаем, что у него нежелательным образом вдруг понижаетсяинтерес к продолжению темы. Он тоже хочет знать действительность и презираетвсякие «фантазии». Если же мы до окончания этой части работы предоставим емуверить, что заняты изучением реальных событий его детских лет, то рискуем, чтопозднее он упрекнет нас в ошибке и высмеет за наше кажущееся легковерие. Ондолго не может понять предложение поставить наравне фантазию и действительностьи не заботиться сначала о том, представляют ли собой детские переживания,которые нужно выяснить, то или другое. И все-таки это, очевидно, единственноправильная точка зрения на эти душевные продукты. И они имеют характер реальности;остается факт, что больной создал себе такие фантазии, и этот факт имеет дляего невроза вряд ли меньшее значение, чем, если бы он действительно пережилсодержание этих фантазий. Эти фантазии обладают психической реальностью впротивоположность материальной, и мы постепенно научаемся понимать, что в миреневрозов решающей является психическая реальность.

Средиобстоятельств, всегда повторяющихся в юношеской истории невротиков и,по-видимому, почти всегда имеющих место, некоторые приобретают особую важность.В качестве примеров такого рода приведем следующие факты: наблюдение половогосношения родителей, совращение взрослым лицом и угрозу кастрацией. Было быбольшой ошибкой полагать, что они никогда не имеют материальной реальности;наоборот, ее часто можно с несомненностью доказать при расспросах старшихродственников. Так, например, вовсе не редкость, что маленькому мальчику,который начинает неприлично играть со своим членом и еще не знает, что такоезанятие нужно скрывать, родители или ухаживающие за детьми грозят отрезать членили грешную руку.

Ввысшей степени невероятно, чтобы детям так часто грозили кастрацией, как этообнаруживается в анализах невротиков. Достаточно понимания того, что такуюугрозу ребенок соединяет в фантазии на основании намеков, с помощью знания, чтоаутоэротическое удовлетворение запрещено, и под впечатлением своего открытияженских гениталий. Точно так же никоим образом не исключено, что маленькийребенок, пока у него не допускают понимания и памяти, становится свидетелемполового акта родителей или других взрослых, и нельзя отказаться от мысли, чтовпоследствии ребенок может понять это впечатление и реагировать на него. Еслиже это сношение описывается с самыми подробными деталями, представляющимитрудности для наблюдения, или если оно оказывается сношением сзади, то неостается никакого сомнения в причастности этой фантазия к наблюдению засношением животных (собак) и в мотивировке ее неудовлетворенной страстью кподглядыванию ребенка в годы половой зрелости. Высшим достижением такого родаявляется фантазия о наблюдении полового акта родителей во время пребывания вматеринской утробе еще до рождения. Особый интерес представляет собой фантазияо совращении, потому что слишком часто это не фантазия, а реальноевоспоминание.

Фантазиейсовращения, когда никакого совращения не было, ребенок, как правило, прикрываетаутоэротический период своей сексуальной деятельности. Он избавляет себя отстыда за мастурбацию, перенося в фантазии желанный объект на эти самые ранниевремена.

Откудаберется потребность в этих фантазиях и материал для них? Невозможно сомневатьсяв источниках влечений, но необходимо объяснить факт, что каждый раз создаютсяте же фантазии с тем же содержанием. Эти фантазии являются филогенетическимдостоянием. Индивид выходит в них за пределы собственного переживания впереживание доисторического времени, где его собственное переживание становитсяслишком рудиментарным. Все, что сегодня рассказывается при анализе какфантазия, — совращение детей, вспышка сексуального возбуждения при наблюденииполового сношения родителей, угроза кастрацией — или, вернее, кастрация — былореальностью в первобытной человеческой семье, и фантазирующий ребенок простовосполнил доисторической правдой пробелы в индивидуальной правде.

Значениефантазии для образования симптомов станет ясно из следующего. В случаевынужденного отказа либидо регрессивно занимает оставленные им позиции, накоторых оно застряло в некотором количестве. Как либидо находит путь к этимместам фиксации? Все оставленные объекты и направленности либидо оставлены нево всех смыслах. Они или их производные с определенной интенсивностью ещесохраняются в представлениях фантазии. Либидо нужно только уйти в фантазии,чтобы найти в них открытый путь ко всем вытесненным фиксациям. Эти фантазиидопускались в известной степени, между ними и Я, как ни резки противоречия, небыло конфликта, пока соблюдалось одно определенное условие. Условие это,количественное по природе, нарушается обратным притоком либидо к фантазиям.Вследствие этого прибавления заряженность фантазий энергией так повышается, чтоони становятся очень требовательными, развивая стремление к реализации. Но этоделает неизбежным конфликт между ними и Я. Независимо от того, были ли онираньше предсознательными или сознательными, теперь они подлежат вытеснению состороны Я и предоставляются притяжению со стороны бессознательного. Отбессознательных теперь фантазий либидо перемещаются к их истокам вбессознательном, к местам их собственной фиксации. Возврат либидо к фантазиямявляется переходной ступенью на пути образования симптомов. К. Г. Юнг дал ейочень подходящее название интроверсии. Интроверсия обозначает отход либидо отвозможностей реального удовлетворения и дополнительное заполнение им безобидныхдо того фантазий. Интровертированный человек еще не невротик, но он находится внеустойчивом положении; при ближайшем изменении соотношения сил у него должныразвиться симптомы, если он не найдет других выходов для накопившегося у неголибидо. Нереальный характер невротического удовлетворения и пренебрежениеразличием между фантазией и действительностью уже предопределены пребыванием наступени интроверсии.

Естьобратный путь от фантазии к реальности, это — искусство. В основе своейхудожник тоже интровертированный, которому недалеко до невроза. В нем теснятсясверхсильные влечения, он хотел бы получать почести, власть, богатство, славу илюбовь женщин; но у него нет средств, чтобы добиться их удовлетворения. Апотому, как всякий неудовлетворенный человек, он отворачивается отдействительности и переносит весь свой интерес, а также свое либидо на желанныеобразы своей фантазии, откуда мог бы открыться путь к неврозу. И многое должносовпасть, чтобы это не стало полным исходом его развития; ведь известно, какчасто именно художники страдают из-за неврозов частичной потерей своейтрудоспособности.

37.Место Я личности в возникновении и развитии невроза.

Водних неврозах Я участвует гораздо активнее, чем других; их называют«нарцисстическими неврозами». Одно из отношений Я к своему неврозу настолькоочевидно, что его с самого начала можно принять во внимание. Оно, по-видимому,встречается во всех случаях, но яснее всего обнаруживается при травматическомневрозе. В причине и в механизме всех возможных форм неврозов всегда действуютодни и те же факторы, только в одном случае главное значение в образованиисимптомов приобретает один из этих факторов, в другом — другой. Фантазии, превращающиесяв симптомы, нигде не проявляются более явно, чем при истерии; противоположные,или реактивные, образования Я господствуют в картине невроза навязчивыхсостояний; то, что называется вторичной обработкой в сновидении, выступает напервое место в виде бреда при паранойе и т. д. Таким образом, притравматических неврозах, особенно таких, которые возникают из-за ужасов войны,несомненен эгоистический мотив Я, стремящийся к защите и выгоде, который водиночку еще не создает болезнь, но санкционирует ее и поддерживает, если онауже началась. Этот мотив хочет уберечь Я от опасностей, угроза которых и послужилаповодом для заболевания, и не допустит выздоровления, прежде чем не будетисключена возможность повторения этих опасностей или лишь после того, как будетполучена компенсация за перенесенную опасность.

Нои во всех других случаях Я проявляет аналогичную заинтересованность ввозникновении и последующем существовании невроза. Симптом поддерживается такжеи Я, потому что у него есть такая сторона, благодаря которой он даетудовлетворение вытесняющей тенденции Я. Кроме того, разрешение конфликта посредствомобразования симптома является самым удобным и желательным выходом из положениядля принципа удовольствия; он, несомненно, избавляет Я от большой и мучительнойвнутренней работы.

Благодаряотступлению в невроз Я получает определенную внутреннюю выгоду от болезни. Кней в некоторых случаях жизни присоединяется очевидное внешнее преимущество,более или менее высоко ценимое в реальности. Вот самый частый пример такогорода. Женщина, с которой муж грубо обращается и беспощадно использует ее, почтивсегда находит выход в неврозе, если ее предрасположения дают такуювозможность, если она слишком труслива или слишком нравственна для того, чтобытайно утешаться с другим мужчиной, если она недостаточно сильна, чтобы,несмотря на все внешние препятствия, расстаться с мужем, если у нее нет надеждысодержать себя самой или найти лучшего мужа и если она, кроме того, ещепривязана к этому грубому человеку сексуальным чувством. Тогда ее болезньстановится ее оружием в борьбе против сверхсильного мужа, оружием, которым онаможет воспользоваться для своей защиты и злоупотребить им для своей мести. Насвою болезнь она может пожаловаться, между тем как на брак, вероятно,жаловаться не смела. В лице врача она находит помощника, вынуждает беспощадногомужа щадить ее, тратиться на нее, разрешать ей временно отсутствовать дома иосвобождаться таким образом от супружеского гнета.

Ноу невроза имеются не только преимущества. Как правило, быстро выясняется, что Язаключило невыгодную сделку, соглашаясь на невроз. Оно слишком дорого заплатилоза облегчение конфликта, и ощущения страдания, причиняемые симптомами, пожалуй,эквивалентная замена мучениям конфликта и, возможно, с еще большим количествомнеудовольствия. Я хотело бы освободиться от этого неудовольствия из-засимптомов, не уступая выгод от болезни, но именно этого оно не в состояниисделать.

38.Чем невротический страх отличается от реального?

Различаюттри формы актуальных неврозов: неврастению, невроз страха и ипохондрию.Нервнобольные испытывают страх в гораздо большей степени, чем другие. Реальныйстрах представляет собой реакцию на восприятие внешней опасности. По какомуповоду, т.е. перед какими объектами и в каких ситуациях появляется страх, вбольшой мере, разумеется, зависит от состояния нашего знания и от ощущениясобственной силы перед внешним миром.

Подстрахом по большей части понимают субъективное состояние, в которое попадаютблагодаря ощущению «развития страха», и называют его аффектом. Аффективноесостояние представляет собой осадок воспоминания.

Теперьперейдем к невротическому страху.

1)«страх ожидания». Лица, страдающие этим страхом, всегда предвидят из всехвозможностей самую страшную, считают любую случайность предвестником несчастья,используют любую неуверенность в дурном смысле. Склонность к такому ожиданиюнесчастья как черта характера встречается у многих людей, которых нельзяназвать больными, их считают слишком боязливыми или пессимистичными; нонеобычная степень страха ожидания всегда имеет отношение к нервномузаболеванию, которое называется «неврозом страха» и причисляется к актуальнымневрозам.

2)«фобии». Некоторые из объектов и ситуаций, внушающих страх, и для нормальныхлюдей, являются чем-то жутким, имеют отношение к опасности, и поэтому эти фобиикажутся нам понятными, хотя и преувеличенными по своей силе. Так, большинствоиз нас испытывает чувство отвращения при встрече со змеей. Ко второй группе мыотносим случаи, имеющие отношение к опасности, в которых, однако, мы привыклине придавать ей значения и не выдвигать ее на первый план. Сюда относитсябольшинство ситуативных фобий. Мы знаем, что при поездке по железной дорогевозникает больше возможностей для несчастного случая, чем дома, а именновероятность железнодорожного крушения; мы знаем также, что корабль может пойтико дну, и при этом, как правило, люди тонут, но мы не думаем об этих опасностяхи без страха путешествуем по железной дороге и по морю. Нельзя также отрицатьвозможность падения в реку, если мост рухнет в тот момент, когда егопереходишь, но это случается так редко, что не принимается во внимание какопасность.

3).Если, например, крепкий взрослый мужчина не может от страха перейти улицу илиплощадь хорошо ему знакомого родного города, то какую же мы можем здесьустановить связь с опасностью, которая, очевидно, все-таки существует длястрадающих фобиями? В этом случае фобии не может быть и речи обобщечеловеческих антипатиях. Здесь, мужчина, страдающий страхом улиц илиплощадей, ведет себя, как маленький ребенок. Благодаря воспитанию ребенканепосредственно приучают избегать таких опасных ситуаций, и этот агорафобикдействительно освобождается от страха, если его кто-нибудь сопровождает припереходе через площадь.

Описанныездесь форма страха, свободный страх ожидания и страх, связанный с фобиями,независимы друг от друга.

Страхипервого рода похожи на тяжелые болезни; последние кажутся скорее странностями,капризами. У того, кто обнаруживает эти последние, как правило, можнопредположить и другие, аналогичные. Все эти фобии относят к истерии страха,т.е. рассматривают их как заболевание.

Третьяиз форм невротического страха появляется, например, при истерии, сопровождаяистерические симптомы. Весь припадок может быть представлен отдельным,интенсивно выраженным симптомом — дрожью, головокружением, сердцебиением,одышкой.

Связьмежду невротическим страхом, являющимся ненормально использованным либидо, иреальным страхом, который соответствует реакции на опасность, устанавливается,если мы предположим наличие часто утверждавшейся противоположности между Я илибидо. Развитие страха является реакцией Я на опасность и сигналом дляобращения в бегство; поэтому естественно предположить, что при невротическомстрахе Я предпринимает такую попытку бегства от требований своего либидо,относясь к этой внутренней опасности так, как если бы она была внешней.

Этимоправдывается предположение, что там, где появляется страх, есть также то, чеголюди боятся. Но аналогию можно было бы провести дальше. Подобно тому какпопытка бегства от внешней опасности сменяется стойкостью и целесообразными мерамизащиты, так и развитие невротического страха уступает образованию симптомов,которое сковывает страх.

39.В чем отличие детских страхов?

Инфантильныепереживания имеют свое собственное значение. При детских неврозах фактор временногосдвига назад очень снижается или совсем отпадает, когда заболевание возникаеткак непосредственное следствие травматических переживаний. Неврозы у детейвстречаются очень часто, гораздо чаще, чем думают. Их нередко не замечают,оценивают как признак испорченности или невоспитанности, часто подавляютавторитетом воспитателей «детской», но их легко распознать позже ретроспективно.В большинстве случаев они проявляются в форме истерии страха.

Боязливостьдетей является чем-то весьма обычным, и достаточно трудно, по-видимому,различить, невротический это страх или реальный.

Ребенкуприписывается сильная склонность к реальному страху и считали бы вполнецелесообразным, если бы он наследовал эту боязливость. С другой стороны, нельзяне заметить, что не все дети боязливы в равной мере и что как раз те дети,которые проявляют особую пугливость перед всевозможными объектами и ситуациями,впоследствии оказываются нервными. Невротическая предрасположенностьпроявляется, таким образом, и в явной склонности к реальному страху, боязливостькажется чем-то первичным, и приходишь к заключению, что ребенок, а позднееподросток боится интенсивности своего либидо именно потому, что всего боится.Возникновение страха из либидо тем самым как бы отрицается, а если проследитьусловия возникновения реального страха, то последовательно можно прийти кмнению, что сознание собственной слабости и беспомощности — неполноценности, — является конечной причиной невроза, если это сознание переходит.

Первыефобии ситуаций у детей — это страх перед темнотой и одиночеством; первый частосохраняется на всю жизнь, в обоих случаях отсутствует любимое лицо, которое заним ухаживает, т.е. мать.

Мыдалеки от того, чтобы считать невротический страх лишь вторичным и особымслучаем реального страха, скорее, мы убеждаемся, что у маленького ребенка ввиде реального страха проявляется нечто такое, что имеет с невротическимстрахом существенную общую черту — возникновение из неиспользованного либидо.Настоящий реальный страх ребенок как будто мало испытывает. Он будет бегать покраю воды, влезать на карниз окна, играть с острыми предметами и с огнем,короче, делать все, что может ему повредить и вызвать беспокойство нянек. Иесли, в конце концов, у него просыпается реальный страх, то это, несомненно,дело воспитания, так как нельзя позволить, чтобы он научился всему насобственном опыте. Если встречаются дети, которые идут дальше по пути этоговоспитания страха и сами затем находят опасности, о которых их непредупреждали, то в отношении них вполне достаточно объяснения, что в ихконституции имелось большее количество либидозной потребности или что онипреждевременно были избалованы либидозным удовлетворением.

Любаяистерическая фобия восходит к детскому страху и продолжает его, даже если онаимеет другое содержание и, следовательно, должна быть иначе названа.

40.Какова связь эгоизма, нарциссизма и либидо (их сходство и различие)?

Энергия,направляемая Я на объекты сексуальных стремлений, называется «либидо».Либидо, привязанное к объектам, является выражением стремления получить удовлетворениеот этих объектов. Оно может оставить эти объекты и поставить на их местособственное Я. Название для такого размещения либидо – нарциссизм (извращение,при котором взрослый индивид дарит своему собственному телу все нежности,обычно проявляемые к постороннему сексуальному объекту).  Этот нарциссизм — общее и первоначальное состояние, из которого только позднее развилась любовь кобъекту. (Многие сексуальные влечения сначала удовлетворяются на собственномтеле, аутоэротически, и эта способность к аутоэротизму является причинойотставания развития сексуальности при воспитании по принципу реальности. Такимобразом, аутоэротизм был сексуальным проявлением нарцисстической стадииразмещения либидо). В нормальных условиях Я-либидо беспрепятственно переходит вобъект-либидо, а оно опять может вернуться в Я.

 Далее,сон есть состояние, в котором все привязанности к объектам, как либидозные, таки эгоистические, оставляются и возвращаются в Я.

Нарциссизмявляется либидозным дополнением эгоизма. Когда говорят об эгоизме, имеютв виду только пользу для индивида; говоря о нарциссизме, принимают во вниманиеи его либидозное удовлетворение. Можно быть абсолютно эгоистичным и все-такииметь сильные либидозные привязанности к объектам, поскольку либидозное удовлетворениеот объекта относится к потребностям Я. Эгоизм будет следить тогда за тем, чтобыстремление к объекту не причинило вреда Я. Можно быть эгоистичным и при этомтакже очень нарцисстичным, т.е. иметь очень незначительную потребность вобъекте, и это опять-таки или в прямом сексуальном удовлетворении, или также втех высоких, исходящих из сексуальной потребности стремлениях, которые мы как«любовь» иногда имеем обыкновение противопоставлять «чувственности». Во всехэтих отношениях эгоизм является само собой разумеющимся, постоянным, нарциссизмже — меняющимся элементом. Противоположность эгоизма — альтруизм — как понятиене совпадает с либидозной привязанностью к объектам, он отличается от нееотсутствием стремлений к сексуальному удовлетворению. Но при сильнойвлюбленности альтруизм совпадает с либидозной привязанностью к объектам.Обыкновенно сексуальный объект привлекает к себе часть нарциссизма Я, чтостановится заметным по так называемой «сексуальной переоценке» объекта. Если кэтому прибавляется еще альтруистическое перенесение от эгоизма на сексуальныйобъект, то сексуальный объект становится могущественным; он как бы поглотил Я.

Втеории сновидений остатки дневных впечатлений частью своего противодействияпредписанному желанием спать оттоку либидо обязаны существующей связи с бессознательным.Органическое заболевание, болезненное раздражение, воспаление органов создаютсостояние, имеющее последствием явное отделение либидо от его объектов. Отнятоелибидо снова находится в Я в форме усилившейся привязанности к заболевшей частитела. В этих условиях отход либидо от своих объектов бросается в глаза больше,чем утрата эгоистического интереса к внешнему миру. Отсюда как будтооткрывается путь к пониманию ипохондрии, при которой какой-то орган подобнымобразом занимает Я, не будучи больным.

Либидоостается либидо, независимо от того, направлено ли оно на объекты или насобственное Я, и оно никогда не превращается в эгоистический интерес, как небывает и обратного. Либидо, ставшее нарцисстическим, может не найти обратногопути к объектам.

41.Какой вред порождает нарциссизм?

Припревращении объекта-либидо в Я-либидо может образоваться так называемыйнарцисстический невроз. Тогда ставшее нарцисстическим либидо может не найтиобратного пути к объектам, при этом нарушается подвижность либидо. Кажется, чтоскопление нарцисстического либидо сверх определенной меры нельзя вынести.Именно поэтому дело дошло до привязанности к объектам, что Я должно отдать своелибидо, чтобы не заболеть от его скопления.  При всех нарцисстических неврозахфиксация либидо происходит на гораздо более ранних фразах, чем при истерии илиневрозе навязчивых состояний. Но понятия, выработанные при изучении неврозовперенесения, достаточны для ориентации в отношении нарцисстических неврозов.Черты сходства идут очень далеко; в сущности, это та же область явлений.

Симптомынарцисстических неврозов возникают вследствие оттеснения либидо от объектов иего скопления в виде нарцисстического либидо в Я; стремление либидо вновьвернуться к объектам, т.е. попытка восстановления или выздоровления. Кажется,что либидо при нарцисстическом неврозе, готово снова вернуться к объектам.

Кнарциссизму близок гомосексуальный выбор объекта. Если затем необходимоотвергнуть нежелательно сильное гомосексуальное чувство, то обратный путь кнарциссизму особенно легок. Выбор объекта может осуществиться по двум различнымтипам. Или по нарцисстическому типу, когда на место собственного Я выступаетвозможно более похожий на него объект, или по типу опоры, когда лица, ставшиедорогими благодаря удовлетворению других жизненных потребностей, выбираются иобъектами либидо. Сильную фиксацию либидо на нарцисстическом типе выбораобъектов включают также в предрасположенность к открытой гомосексуальности.

42.Что такое перенесение и какую функцию оно выполняет?

Понятие«перенесение» является перенесением чувств больного на личность врача. Всяготовность испытывать чувства назрела в больной и при аналитическом лечениипереносится на личность врача. Перенесение может проявиться в бурном требованиилюбви или в более умеренных формах; вместо желания быть возлюбленной у молодойдевушки может возникнуть желание стать любимой дочерью старого мужчины,либидозное стремление может смягчиться до предложения неразрывной, ноидеальной, нечувственной дружбы. Некоторые женщины умеют сублимироватьперенесение и изменять его, пока оно не приобретет определеннуюжизнеспособность; другие вынуждены проявлять его в грубом, первичном, побольшей части невозможном виде. Но, в сущности, это всегда одно и то же.

Делос пациентами-мужчинами обстоит ненамного иначе, чем у пациентов-женщин. Та жепривязанность к врачу, та же переоценка его качеств, та же поглощенность егоинтересами, та же ревность по отношению ко всем, близким ему в жизни.Сублимированные формы перенесения между мужчиной и мужчиной встречаютсяпостольку чаще, а непосредственное сексуальное требование постольку реже,поскольку открытая гомосексуальность отступает перед другими способамииспользования этих компонентов влечения. У своих пациентов-мужчин врач такжечаще, чем у женщин, наблюдает форму перенесения, которая на первый взгляд,кажется, противоречит всему вышеописанному, — враждебное или негативное перенесение.

Перенесениеимеется у больного с самого начала лечения и некоторое время представляет собойсамую мощную способствующую работе силу. Его совершенно не чувствуешь, и о немнечего и беспокоиться, пока оно благоприятно воздействует на совместно проводимыйанализ. Но когда оно превращается в сопротивление, на него следует обратитьвнимание и признать, что оно изменило отношение к лечению: если оно в виденежной склонности настолько усилилось, настолько ясно выдает признаки своегопроисхождения из сексуальной потребности, что вызвало против себя внутреннеесопротивление, и, если оно состоит из враждебных, а не из нежных побуждений.Враждебные чувства проявляются позже, чем нежные, и после них. Враждебныечувства, так же как и нежные, означают чувственную привязанность.

Врачпреодолевает перенесение, указывая больному, что его чувства исходят не изнастоящей ситуации и относятся не к личности врача, а повторяют то, что с нимуже происходило раньше.

Кактолько лечение завладело больным, то вся деятельность болезни направляется наотношение к врачу. Как только перенесение приобретает это значение, работа надвоспоминаниями больного отступает на задний план. Правильно было бы сказать,что имеешь дело не с прежней болезнью пациента, а с заново созданным и переделаннымневрозом, заменившим первый. Все симптомы больного лишились своего первоначальногозначения и приспособились к новому смыслу, имеющему отношение к перенесению.Человек, ставший нормальным по отношению к врачу и освободившийся от действиявытесненных влечений, остается таким и в частной жизни, когда врач опятьотстранил себя. Такое исключительное, центральное значение перенесение имеетпри истериях, истериях страха и неврозах навязчивых состояний, объединяемых поэтомупо праву под названием неврозов перенесения.

Перенесениебольного носит положительный характер, т.к. оно наделяет врача авторитетом,воплощается в вере его сообщениям и мнениям. Без такого перенесения или еслионо отрицательно, больной бы и слушать не стал врача и его аргументы. Больнойподвергает аргументы проверке, даже если они приводятся его любимым лицом. Аргументыбез такой поддержки ничего не значили и никогда ничего не значат в жизнибольшинства людей. В общем человек и с интеллектуальной стороны доступенвоздействию лишь постольку, поскольку он способен на либидозную привязанность кобъекту.  Способность распространять либидозную привязанность к объектам такжеи на лиц должна быть признана у всех нормальных людей. Склонность к перенесениюу невротиков является лишь чрезмерным преувеличением этого присущего всемкачества.

43.Чем гипнотическая терапия отличается от психоаналитической?

Бернгеймомбыло сформулировано  учение о гипнотических явлениях, что всем людямсвойственна способность к внушению. Но он не обнаружил зависимости«внушаемости» от сексуальности, от проявления либидо. «Внушаемость» при этомявляется склонностью к перенесению.

Заболевшиенарцисстическим неврозом не имеют способности к перенесению или обладают лишьее недостаточными остатками. Они отказываются от врача не из враждебности, а изравнодушия. Поэтому они и не поддаются его влиянию, то, что он говорит, нетрогает их, не производит на них никакого впечатления, поэтому у них не можетвозникнуть тот механизм выздоровления, который создается врачом при другихневрозах, — преодоления сопротивления вытеснения. Они остаются тем, что ониесть. Они уже не раз предпринимали самостоятельные попытки вылечиться, приведшиек патологическим результатам. У больных должна отсутствовать привязанность к объектам,и объект-либидо должно превратиться в Я-либидо. Вследствие этого характерногопризнака Фрейд отделил их от первой группы невротиков (истерия, невроз страха инавязчивых состояний). Их поведение при терапевтических попытках подтверждаетпредположение, что они не проявляют перенесения и поэтому недоступныгипнотическому воздействию, и поэтому не могут быть вылечены с помощью гипноза.

Бернгеймутверждал, что самое существенное в явлениях гипноза — это внушение, а самгипноз является уже результатом внушения, внушенным состоянием, и онпредпочитал проводить внушение в состоянии бодрствования больного, что можетдавать те же результаты, что и внушение при гипнозе.

МетодБернгейма проводился намного быстрее, чем аналитический, и не доставлялбольному ни хлопот, ни затруднений. Со временем для врача это становилосьмонотонным занятием: каждый раз одинаково, при помощи одних и тех же приемовзапрещать проявляться самым различным симптомам, не имея возможности понять ихсмысл и значение. Это была не научная деятельность.

Ноэтот данный метод не был надежным ни в каком отношении. К одному больному егоможно было применять, к другому — нет; в одном случае удавалось достичьмногого, в другом — очень малого. Также  метод не имел длительного успеха.Кроме того, опытные люди предостерегали не лишать больного самостоятельностичастым повторением гипноза и не приучать его к этой терапии, как к наркотику.

Наиболеезаметные различия между гипнотическим и психоаналитическим внушением следующие:Гипнотическая терапия старается что-то закрыть и затушевать в душевной жизни,психоаналитическая — что-то раскрыть и устранить. Первая работает каккосметика, вторая — как хирургия. Первая пользуется внушением, чтобы запрещатьсимптомы, она усиливает вытеснение, оставляя неизмененными все процессы,которые привели к образованию симптомов. Аналитическая терапия проникает дальшев сущность, в те конфликты, которые привели к образованию симптомов, ипользуется внушением, чтобы изменить исход этих конфликтов. Гипнотическаятерапия оставляет пациента бездеятельным и неизмененным, и потому столь женеспособным к сопротивлению при всяком новом поводе к заболеванию.Аналитическое лечение требует от врача и от больного.тяжелого труда,направленного на устранение внутренних сопротивлений. Благодаря преодолениюэтих сопротивлений душевная жизнь больного надолго изменяется, поднимается наболее высокую ступень развития и остается защищенной от новых поводов длязаболевания. Эта работа по преодолению является существенной частьюаналитического лечения, больной должен ее выполнить, а врач помогает ему в этомвнушением, действующим в воспитательном смысле. Поэтому правильно говорилось,что психоаналитическое лечение является чем-то вроде довоспитания. Используягипноз, врач зависит от способности больного к перенесению, не имея возможностисамому влиять на нее.

44.В чем преимущество и недостаток психоанализа (по З.Фрейду) и по Вашему мнению.

Фрейдомбыл введен в научный оборот ряд идей и проблем, показавших, чтоьььььььью.ровеньсознания неотделим от других глубинных уровней психической активности, неизучив взаимодействие которых невозможно понять природу человека. Фрейдразработал ряд гипотез, моделей, понятий, запечатлевших своеобразие психики ипрочно вошедших в арсенал современного научного знания о ней. К ним относятся,в частности, понятия о защитных механизмах (психологической защите), фрустрации,идентификации, рационализации, вытеснении, фиксации, катарсисе, силе Я и др.Изучение Фрейдом роли сексуальных переживаний и сопряженных с ними душевныхтравм дало толчок развитию новых областей знания, в частности сексологии.Фрейдом было показано, сколь важно, прослеживая становление характера человека- его строение и динамику, учитывать детские годы и испытанное ребенком в этомпериоде, в особенности отношения в семье, от которых зависит формирование егохарактера, его мотивационной сферы. Жизненность, практическая значимостьпоставленных Фрейдом проблем вытекает также из того, что в круг научногоанализа им были вовлечены феномены, которые традиционная психология не привыклапринимать в расчет: чувства вины, неполноценности, тревожности, уход от реальнойситуации в область грез, возникновение внутренней тенденции к агрессивности.

Какой смыслимело бы обращение к текстам Фрейда, если бы в любых формах психическойрегуляции поведения и в любых порождениях культуры, при взгляде на них глазамиФрейда, не видели ничего кроме причудливых рудиментов сексуальных влечений?Конечно, трезвое, спокойное изучение этих влечений и сопряженных с нимикомплексов переживаний средствами позитивной науки является важным делом вплане как познания характера и поведения людей, так и их полового воспитания.Науке об этой сфере – сексологии, принадлежит законное место среди другихдисциплин, изучающих биосоциальную природу человека. Нет ничего болееошибочного при оценке исторической роли Фрейда, как видеть в нем главного апологетасекса и первого лидера науки сексологии — с одной стороны, считать эту рольисчерпанной его вкладом в проблематику этой науки — с другой.

Такой образФрейда культивировали как его противники, так и многие приверженцы психоанализакак панацеи от всех человеческих бед, коренящихся якобы в темном,иррациональном половом инстинкте, спасти от пагубного влияния которого насоциальную жизнь явился новый мессия — Фрейд. В различных гипотезах ипредставлениях Фрейда потаенным силам сексуальности действительно было приданомогущественное влияние на судьбу человека, и для того, чтобы считать Фрейдатрубадуром этих сил, он сам дал достаточно оснований. Однако, подобно тому какприменительно к поведению своих пациентов Фрейд в их реакциях искал скрытый отих сознания реальный смысл, в суждениях самого Фрейда, его теориях заключалосьгораздо больше, чем это им самим осознавалось. И именно эти «зашифрованные»идеи, а не версия о всемогуществе полового влечения, стали животворнымисточником его влияния на науку о человеке.

Чтобы понятьсмысл его влияния, надо иметь в виду, что в научном творчестве, его результатахследует различать субъективное и объективное. Ряд своих постулатов Фрейдоценивал как незыблемые (такие, как Эдипов комплекс, страх кастрации умальчиков и т. п.). С подобными феноменами он встречался в своей клиническойпрактике. Фрейду представилось, что он здесь имеет дело не с симптомами,наблюдаемыми у отдельных лиц, страдающих психоневротическими расстройствами, ас проявлением глубинных начал человеческой природы. И сколько бы возражений нивыдвигалось против этих догм психоанализа, его создатель оставался поразительнослеп к любой критике. Заметив (и здесь он не был одинок, многие врачи до Фрейдаписали об этом) сексуальную этиологию неврозов у своих пациентов, Фрейдотождествил любые скрытые от сознания вожделения человека с сексуальными. Этимон и взбудоражил интеллектуальный мир. Сексуально озабоченный невропат Фрейдастал своего рода моделью поведения человека в любых ситуациях и культурах. Темсамым это поведение получило превратную трактовку. Объективное научное знаниепревратилось в миф, в который оставалось только верить, «став на колени».Однако, окажись учение Фрейда не более чем сугубо мифологической конструкцией,оно не вошло бы в запас научных представлений, а метод психоанализа не оказалсябы одним из самых влиятельных среди множества техник психотерапии. А ведьименно такова историческая реальность. С ней приходится считаться и ее следуетобъяснить.

В ту пору,когда Фрейд обратился к психологии, она считалась наукой о сознании. Под нимпонималось прямое знание субъекта о том, что происходит в его собственной душе.Именно это знание принималось за незыблемый краеугольный камень психологии.Фрейд, опираясь на свой клинический опыт, его подорвал. Ведь его больныестрадали именно от того, что не знали о своих влечениях, о том, что некогдавызвало душевную боль. Лишь подавив контроль сознания (в частности, применивгипноз), удавалось найти следы некогда травмировавших личность событий. Всмелом вторжении в дебри бессознательной психики и заключался пионерский шагФрейда.

Попыткавывести психику из работы «нервной машины» Фрейду не удалась. Но и добытые в туэпоху психологические представления были бессильны пролить свет напатологическое поведение людей, лечением которых был повседневно занят Фрейд,ибо эти представления охватывали лишь то, что подвластно сознанию. Фрейд открылтретью альтернативу. Ключ к тайнам душевной жизни он стал искать не вфизиологии и не в психологии сознания, а в психологии бессознательного. Мыувидим, что, вступив в эту область, он сделал немало ошибочных шагов, предложилнемало решений, не выдержавших испытания научными средствами. Но этизаблуждения не должны дать повод пренебречь его новаторскими исканиями.

Его учение прославилосьпрежде всего тем, что проникло в тайники бессознательного, или, как иногдаговорил Фрейд, «преисподнюю» психики. Однако если ограничиться этой оценкой, томожно упустить из виду другой важный аспект: открытие Фрейдом сложных,конфликтных отношений между сознанием и неосознаваемыми психическимипроцессами, бурлящими за поверхностью сознания, по которой скользит присамонаблюдении взор субъекта. Сам человек, полагал Фрейд, не имеет перед собойпрозрачной, ясной картины сложного устройства собственного внутреннего мира совсеми его подводными течениями, бурями, взрывами. И здесь на помощь призванприйти психоанализ с его методом «свободных ассоциаций». Этот метод позволяетсубъекту при помощи психотерапевта осознать свои влечения, хотя и подавленные,но продолжающие «взрывать» поведение, влиять на его ход. На понятии о влечении(потребности, мотиве, побуждении) как моторе и «горючем» всех действий, мыслей,переживаний человека и сосредоточилась напряженная творческая работа Фрейда напротяжении десятилетий. Напомним еще раз, что он прошел естественнонаучнуюшколу, что он воспитывался на трудах великого Гельмгольца, открывшего законсохранения и превращения энергии, и великого Дарвина, открывшего закон эволюцииживотного царства. Напомним также, что его пионерский шаг заключался в переходеиз области физики и биологии в область психологии. Перейдя к изучениючеловеческой души, он опирался на созданное науками о природе. Он использовал ипонятие об энергии, сложившееся в недрах физики, и понятие об инстинкте,разработанное Дарвином. Однако оба понятия были им радикально преобразованы.Этого требовал тот новый мир явлений, в изучение которого он теперь погрузился.Фрейд придает термину «энергия» значение психологического «заряда», служащегоисточником влечения. Этот «заряд» изначально заложен в организме и в этомсмысле подобен инстинкту. Следуя биологическому стилю мышления, Фрейд выделялдва инстинкта, движущие поведением, инстинкт самосохранения, без которого живаясистема рухнула бы, и сексуальный инстинкт, обеспечивающий сохранение неиндивида, а всего вида. Именно этот второй инстинкт был возведен Фрейдом в еготеперь уже не биологической, а психологической теории на царственное место иокрашен именем либидо, ставшим своего рода паролем всего психоанализа.Бессознательное трактовалось как сфера, насыщенная энергией либидо, слепогоинстинкта, не знающего ничего, кроме принципа удовольствия, которое человекиспытывает, когда эта энергия разряжается. Поскольку же сознание, в силузапретов, налагаемых обществом, готово препятствовать этому, энергия либидоищет обходные пути, прорываясь в умственных и телесных реакциях — поройбезобидных, а порой патологических, приобретающих характер психоневроза, вчастности истерии. Подавленное, вытесненное сексуальное влечение ирасшифровывалось Фрейдом по свободным от контроля сознания ассоциациям егопациентов. Такую расшифровку он и назвал психоанализом. При этом из свободныхассоциаций невротиков Фрейд извлек материал, истолкованный в том смысле, чтоони в детстве были совращены взрослыми. Затем он пришел к выводу, что реальногосовращения не было и речь должна идти о детских фантазиях на сексуальные темы.Тем не менее, по-прежнему осью, вокруг которой вращался изобретенный импсихоанализ, оставался принцип редукции (сведения) всего реального драматизмаотношений между сознанием и бессознательной психикой к сексуальному влечению — его энергии и динамике. Именно этот принцип придал всем построениям Фрейдаспецифическую окраску, породив и ныне не утихающие споры о правоте и степенинаучности этих построений. Эти споры обострились, когда Фрейд присоединил кобщей идее о всемогуществе сексуальности новые, еще более сомнительные темы,где эта идея конкретизировалась в ряде мифов, о которых речь пойдет дальше.

Идея о том,что на наше повседневное поведение влияют неосознаваемые мотивы, была блестящепродемонстрирована Фрейдом в книге «Психопатология обыденной жизни» (1901 г.).Различные ошибочные действия, забывание имен, оговорки, описки обычно принятосчитать случайными, объяснять их слабостью памяти. По Фрейду же в нихпрорываются скрытые мотивы. Если, например, открывая заседание, председательобъявляет его закрытым, то это не простая оговорка, а выражение его нежеланияобсуждать на этом заседании неприятный для него вопрос. Заменяя в беседе слово«организм» на слово «оргазм», субъект выражает потаенную мысль. Подобныепримеры читатель найдет в работе Фрейда, согласно которой ничего случайного впсихических реакциях человека нет. Все причинно обусловлено. Причины и здесь,подобно тому, как об этом говорят свободные ассоциации и сновидения, скрыты отсознания субъекта. Их следует искать в исходящих из глубин его психикинапряженных импульсах, влечениях, позывах, которые получают выражение вявлениях, имеющих при видимой бессмысленности личностный смысл симптома илисимвола.

В другойработе — «Остроумие и его отношение к бессознательному» (1905 г.) шутки иликаламбуры интерпретируются Фрейдом как разрядка напряжения, созданного темиограничениями, которые накладывают на сознание индивида различные социальныенормы. Конечно, среди этих норм имеются обусловленные историческискладывающимися типами семейно-брачных отношений, характером сексуальных связейили запретов. Реальны и конфликтные ситуации, создаваемые столкновением интересовиндивида и общества, своеобразием принятых в этом обществе моральных санкций.Поэтому среди вытесненных влечений могут оказаться также и имеющие сексуальнуюнаправленность. Но это вовсе не означает, что они монопольно царят над всемидвижущими поведением человека потребностями, как это со все большейнастойчивостью утверждал Фрейд.

Именно этотподход он отстаивал в «Трех очерках по теории сексуальности» (1905 г.), гдевесь анализ психоневрозов вращался вокруг подавленного сексуального влечениякак главной причины страхов, неврастении и других болезненных состояний. Здесьже предлагалась схема психосексуального развития личности — от младенческоговозраста до стадии, на которой возникает естественное половое влечение к лицупротивоположного пола. Одной из излюбленных версий Фрейда становится Эдиповкомплекс как извечная формула отношений мальчика к родителям. В греческом мифео царе Эдипе, убившем своего отца и женившемся на матери, скрыт, по мнениюФрейда, ключ к тяготеющему над каждым мужчиной сексуальному комплексу: мальчикиспытывает влечение к матери, воспринимая отца (с коим он себя идентифицирует)как соперника, который вызывает и ненависть, и страх. Под этот древнегреческиймиф Фрейд стремился подвести как можно большее количество клинических случаев ифактов истории культуры.

В последнийпериод творчества Фрейда увидели свет его работы, запечатлевшие изменения,которые претерпели его взгляды на структуру человеческой личности («Психологиямасс и анализ Я» (1921), «Я и Оно» (1923). Организация психической жизнивыступала теперь в виде модели, имеющей своими компонентами различныепсихические инстанции, обозначенные терминами: Оно (ид), Я (эго) и сверх-Я(супер-эго).

Под Оно (ид)понималась наиболее примитивная инстанция, которая охватывает все прирожденное,генетически первичное, подчиненное принципу удовольствия и ничего не знающее нио реальности, ни об обществе. Она изначально иррациональна и аморальна. Еетребованиям должна удовлетворять инстанция Я (эго). Эго следует принципуреальности, вырабатывая ряд механизмов, позволяющих адаптироваться к среде,справляться с ее требованиями. Эго — посредник между стимулами, идущими как изэтой среды, так и из глубин организма, с одной стороны, и ответнымидвигательными реакциями — с другой. К функциям эго относится самосохранениеорганизма, запечатление опыта внешних воздействий в памяти, избеганиеугрожающих влияний, контроль над требованиями инстинктов (исходящих от ид).Особое значение придавалось сверх-Я (супер-эго), которое служит источникомморальных и религиозных чувств, контролирующим и наказующим агентом. Если идпредопределен генетически, а Я — продукт индивидуального опыта, то супер-эго — продукт влияний, исходящих от других людей. Оно возникает в раннем детстве(связано, согласно Фрейду, с комплексом Эдипа) и остается практическинеизменным в последующие годы. Сверх-Я (супер-эго) образуется благодарямеханизму идентификации ребенка с отцом, который служит для него моделью. ЕслиЯ (эго) примет решение или совершит действие в угоду Оно (ид), но в противовессверх-Я (супер-эго), то Оно испытывает наказание в виде укоров совести, чувствавины. Поскольку сверх-Я черпает энергию от ид, постольку сверх-Я частодействует жестоко, даже садистски.

Считая своитеоретические построения строго научными, Фрейд подверг острой критикерелигиозное мировоззрение, а также субъективно-идеалистическую философию.Будучи бескомпромиссным атеистом, считая религию несовместимой с опытом иразумом, Фрейд считал ее формой массового невроза, имеющего в основепсихосексуальные отношения и отражающего желания и потребности детства. Темсамым он оставлял без внимания общественно-исторические истоки и функциирелигии, своеобразную представленность в религиозном сознании ценностныхориентации, порожденных жизнью людей в реальном, земном мире, иррациональноепереживание этими людьми своей зависимости от природных и социальных сил.Вместе с тем психоанализ дал импульс изучению сопряженных с религией личностныхсмыслов и переживаний, разработке проблем психологии религии. Решительноотграничивая религиозное мировоззрение от научного, Фрейд с полным основаниемусматривает своеобразие научного мышления в том, что оно представляет собойособого рода деятельность, которая в неустанном поиске адекватной реальностиистины дает подлинную, а не иллюзорную картину этой реальности. Наконец, нарядус религиозным и научным мировоззрением Фрейд выделяет еще одну его форму — философию. Он подвергает острой критике приобретшую на Западе доминирующеевлияние субъективно-идеалистическую философию, исповедующую интеллектуальныйанархизм. Игнорируя принцип согласованности знания с внешним миром, этонаправление, согласно Фрейду, несмотря на попытки найти поддержку в новейшихдостижениях естественных наук (в частности, теории относительности), обнажаетсвою несостоятельность при первом же соприкосновении с практикой. Затем Фрейдобращается к другому философскому направлению — марксизму, сразу же отмечая,что «живейшим образом сожалеет о своей недостаточной ориентированности в нем».Заслуживает внимания признание Фрейдом того, что исследования Маркса завоевалинеоспоримый авторитет. Фрейд не касается вопроса о влиянии марксистских идей напсихоаналитическое направление, связанное с его именем. Между тем именно в туэпоху ряд приверженцев его концепции (в том числе и некоторые практикующиепсихоаналитики) обратились к марксистскому учению о влиянии социальных условийна формирование личности с целью преодолеть версию классического психоанализа опредопределенности поведения человека древними инстинктами. Возник неофрейдизм,опиравшийся в критике Фрейда на представления, отразившие влияние Маркса. Фрейднеоднократно оговаривается, что его мнение по поводу марксистской философииносит дилетантский характер. И это верно. Именно это обстоятельство побудилоФрейда свести марксизм к доктрине, ставящей все проявления человеческой жизни вфатальную зависимость от экономических форм. Соответственно свое рассмотрениеэтого учения Фрейд по существу ограничивает указанным тезисом. С одной стороны,Фрейду приходится признать, что события в сфере экономики, техники,производства действительно изменяют ход человеческой истории, что силамарксизма в «проницательном доказательстве неизбежного влияния, котороеоказывают экономические отношения людей на их интеллектуальные, этические и эстетическиеустановки». С другой стороны, Фрейд возражает против того, чтобы считать«экономические мотивы» единственными детерминантами поведения. Но марксизм, какизвестно (вопреки тому, каким представлял его Фрейд), объясняя своеобразие имногообразие духовной жизни личности, никогда не относил всю сложностьмотивационной сферы людей за счет диктата экономики. Полагая, будто, согласномарксизму, этим диктатом аннигилируется роль психологических факторов, Фрейднеадекватно оценивал историко-материалистическое воззрение на активностьсознания как фактора, не только отражающего, но и преобразующего в качестверегулятора практических действий социальный мир. Именно принцип историзмапозволяет понять истинную природу человеческих потребностей, влечений, мотивов,которые, вопреки Фрейду, преобразуются в процессе созидания материальных идуховных ценностей, а не изначально предопределены биологической конституциейорганизма. Отрицание социокультурных законов, которым подчинено поведениелюдей, неизбежно привело Фрейда к психологическому редукционизму, к сведениюдвижущих пружин человеческого бытия к «инстинктивной предрасположенности» ввиде психоэнергетики и психодинамики. Видя преимущество марксизма в том, что он«безжалостно покончил со всеми идеалистическими системами и иллюзиями», Фрейд вто же время инкриминирует марксизму создание новых иллюзий, прежде всегостремление вселить веру в то, что за короткий срок удастся изменитьчеловеческую сущность и создать общество всеобщего благоденствия. Между теммарксистская теория общественно-исторического развития, открыв общие законыэтого развития, никогда не предрекала ни сроки перехода от одной стадии кдругой, ни конкретные формы реализации этих законов. Если марксистская теорияобращалась к развитию общества как целостной системы, изменяющейся по присущимей законам, то Фрейд, как это явствует из его критических замечаний, принималза основу самодвижения социальной системы изъятый из этой целостностикомпонент, а именно — влечения человека. Поэтому и изменившая облик мирасоциальная революция в России трактуется Фрейдом не в контекстевсемирно-исторического развития человечества, а как эффект перенесения«агрессивных наклонностей бедных людей на богатых». Неверно и мнение Фрейда,будто смысл большевистской революции в обещании создать такое общество, где «небудет ни одной неудовлетворенной потребности». За этим мнением Фрейда скрытаего трактовка потребностей как нескольких изначально заложенных в биологическомустройстве человека величин, тогда как марксизм исходит из положения, согласнокоторому сами потребности являются продуктом истории, изменяясь и обогащаясь спрогрессом культуры. Признавая критический дух марксизма и то, что для негоопорой послужили принципы строгого научного знания, Фрейд в то же время усматривалв русском большевизме зловещее подобие того, против чего марксизм борется, аименно — «запрет на мышление», поскольку «критические исследования марксистскойтеории запрещены». Известно, с какой настойчивостью с первых жепослереволюционных лет В. И. Ленин учил молодых марксистов мыслитьсамостоятельно, критически и всесторонне оценивать реальные социальныепроцессы, решительно перечеркивать свои прежние представления, когда ониоказываются неадекватными новым запросам времени. Догматизм и «запрет на мышление»стали насаждаться во времена сталинщины, за которую исполненная критическогодуха философия Маркса ответственность не несет. Ленинский подход, реализующийпринципы этой философии, утверждается ныне в советском обществе, гдедоминирующим становится новое мышление, которое не только не запрещает, но,напротив, требует самостоятельного, критического осмысления действительности,творческих инициатив, решительной борьбы с попытками читать произведения Марксаподобно тому, как верующие мусульмане — Коран. Размышляя о будущемчеловечества, Фрейд сопоставлял ситуацию в капиталистических странах(«цивилизованных нациях») с «грандиозным экспериментом в России». Что касаетсяпервых, то они, писал Фрейд, ждут спасения в сохранении христианскойрелигиозности. Но ведь религия, с его точки зрения, лишь иллюзия, невроз,«который каждый культурный человек должен был преодолеть на своем пути отдетства к зрелости».

Что жекасается «русского эксперимента», то он — по Фрейду — «выглядит все жепредвестником лучшего будущего». Отступая от своей веры в неизменностьчеловеческой природы, Фрейд завершал свою последнюю лекцию о психоанализевыражением надежды на то, что с увеличением власти человека над природой «новыйобщественный строй не только покончит с материальной нуждой масс, но и услышиткультурные притязания отдельного человека». Сочетание справедливых социальныхпорядков с прогрессом науки и техники — таково условие расцвета личности,реализации ее притязаний как самого ценного и высшего творения культуры.