Реферат: Мобилизация личностных сил как психотерапевтическая стратегия

А.В.Суворов

Помочь можно только тому, кто и сам себе помогает. Индивид должен быть не только — и не столько — объектом помощи (медицинской, психологической...), сколько её субъектом. Не потребителем помощи, а помощником того, к кому обратился за помощью.

Это верно во многих случаях. На этом стоит и с этим падает совместная педагогика: пока ребёнок-инвалид не осознал своей инвалидности, он не более чем объект реабилитирующих усилий извне. Общение с инвалидами других категорий и относительно здоровыми ребятами вынуждает его осознать свои проблемы, а доброжелательность окружающих, их поддержка, готовность прийти на помощь там, где он в одиночку не справится, — стимулирует желание преодолевать социальные последствия инвалидности с опорой на антиэкстремальную коалицию, то есть, попросту, на поддержку друзей. Осознание же инвалидности без поддержки окружающих приводит к озлоблению, к самоизоляции. Окружение воспринимается как в основном враждебное: «зрячие дураки», — «обобщают» слепые; «говорящие злые», — уверены глухонемые… Так же неуютно чувствуют себя среди людей с нормальной речью и логоневротики, что приводит лишь к усилению логоневроза.

Поэтому Альфа и Омега семейной логопсихотерапии — саногенный коллектив пациентов и их родственников, который формируется благодаря целенаправленным усилиям психотерапевта, организующего, стимулирующего самореабилитацию членов группы семейной логопсихотерапии. Саногенный коллектив возникает в период интенсивной психотерапии, которому предшествует длительный пропедевтический период. В этот пропедевтический период идёт тестирование, анкетирование, широко применяется библиотерапия, пациенты пишут сочинения по включённым в библиотерапевтический список текстам, — короче, идёт подготовка сознания пациентов к радикальному пересмотру своего отношения к логоневрозу.

Этот пересмотр происходит «взрывом» во время сеанса эмоционально-стрессовой психотерапии, когда в присутствии многочисленной аудитории психотерапевт внушает пациентам, что они себя недооценивают, могут куда больше, чем привыкли думать, — и к концу сеанса каждый вполне отчётливо, не заикаясь, что-то произносит.

А затем — три дня молчания. Общаться как угодно, только не вслух.

Ю.Б.Некрасова в конце своей творческой жизни привлекла к участию в логопсихотерапии сенсорных инвалидов, с более/менее глубокими нарушениями зрения и слуха, в том числе и меня. Потом эстафету подхватила Н.Л.Карпова.

С нашим появлением всех пациентов в обязательном порядке стали обучать дактильной (пальцевой) речи. (Именно дактильной, от слова «палец», а не тактильной: сравните с названием науки об отпечатках пальцев — «дактилоскопия».) По разработанным мною методикам ускоренного обучения дактильной речи пациенты овладевали дактильным алфавитом перед сеансами эмоционально-стрессовой психотерапии, а в период трехдневного молчания могли применять для общения и этот беззвучный способ. Когда меня приглашали в группу, в ходе знакомства с пациентами и их родственниками, подходившими ко мне по очереди, я заодно принимал и «зачёт» по дактильной речи.

Экстрасенс И.М.Поволоцкая, слабовидящая глухая, подвергала пациентов и их родственников своеобразной психодиагностике: обходила стоящих кр'угом членов группы, подставляла свои ладони под их ладони или, наоборот, свои ладони держала над их ладонями, — и давала личностные характеристики каждому. Попробовать это предложили и мне. К тому времени, к маю 1995 года, мой опыт общения с экстрасенсами (в том числе Джуной Давиташвили) был более чем десятилетним. Я научился «прислушиваться» к очень слабым, обычно подпороговым, ощущениям, вызываемым энергопотоками («биотоками»?) организма. Подключаться к ладоням научился у И.М.Поволоцкой, и это оказалось весьма информативно.

Уже в июле 1995 года я эту «нетрадиционную психодиагностику» применил на смене общения Свердловского областного Детского ордена милосердия в лагере «Светлячок» (Свердловская область, Полевской район). Ажиотаж вызвал жуткий, ребята, что называется, «встали на уши», пошли разговоры о моей способности «предсказывать судьбу», «определять характер»...

Я испугался — чересчур ответственно, нельзя так безоглядно верить всему, что тебе наговорят, подключившись к твоим ладонным излучениям. Я всегда думал и продолжаю думать, что у человека должно быть о себе прежде всего собственное мнение. Присоединяюсь к иронии Чацкого, который спросил Молчалина: «Зачем же так секретно?» — когда тот изрёк: «В мои лета не должно сметь своё суждение иметь». И когда я узнал, что дети назвали всю эту премудрость «игрой в ладошки», я вздохнул с облегчением. Игра, она и есть игра, я не пророк, не оракул какой-то, мы просто играем, я могу и ошибаться, и любой вправе с моими выводами не согласиться — пусть каждый имеет о себе «своё суждение».

Но всё-таки чудеса: «вслушался» в ладонные излучения — раздражитель столь же мало мистический, как и степень гладкости — шероховатости, нежности — грубости, сухости — влажности кожи, — а выводы про личность… Размышляя над этим — и пытаясь объяснить детям, что же всё-таки происходит при «игре в ладошки», — я нашёл наиболее близкую и точную, как мне думается, аналогию: выражение лица. Почему вы уверены, что лицо глупое или умное, доброе или злое, любопытное или равнодушное? Как вы это определяете? Глаза светятся, говорите? Там что, батарейки и лампочки, как в карманном фонарике? Или степень ума и доброты вы определяете по каким-то особенностям носа?

Спрашивая так, я полностью запутывал свою аудиторию, а затем заключал: вот видите, вы не знаете, откуда у вас уверенность, что лицо выражает ум или глупость, доброжелательность или злобность, любопытство или равнодушие; ну, и я вправе не знать, почему то же самое выражают ваши ладони, с чего я это беру. Но в подавляющем большинстве случаев вы сами со мной согласны, что ваши ладони выражают ваше действительное состояние, и не только прямо сейчас, но и долговременное. По лицу такие состояния тоже как-то определяются: например, «интеллигентное лицо» — это уже о постоянной черте личности. Словом, не вдаваясь ни в какую мистику, мы можем констатировать, что о «выражении ладоней» можно говорить так же уверенно, как и о «выражении лица». И этого с нас хватит, почему да как — разрешим друг другу просто не знать! Мало ли чего не знает человечество, не надо бояться необъяснённости, а бывает, наверное, и необъяснимость...

С помощью этих рассуждений я прежде всего старался снять с себя чрезмерную — провидческую, пророческую, оракульскую — ответственность. Никакая не психодиагностика, а просто игра. И давайте относиться к этому соответственно — по-игровому. Я не хочу подавлять вашу волю — наоборот, боюсь этого. И когда вы не подтверждаете моих выводов — я доволен, даже если подозреваю, что вы это делаете «из вредности», в порядке психологической самозащиты. Правильно, молодцы, от таких вещей лучше защищаться. И я со временем научился предлагать аудитории способ самопроверки: соедините свои ладони и сами попробуйте прислушаться, где у вас там теплее — холоднее, ломит вроде — сквозит… Темно — светло… Почувствовали? Что и требовалось доказать. Просто много есть такого, чего мы до поры до времени, а то и никогда, не замечаем, но это не значит, что не можем замечать в принципе.

Как и обучение дактильной речи, «игра в ладошки» стала непременным элементом методики семейной логопсихотерапии.

Постепенно главной формой моего участия в семейной логопсихотерапии стала свободная беседа с группой на этические темы, прежде всего — этика общения между инвалидами и здоровыми. Это то же самое, чем я, в основном, занят и с детьми. Но с детьми это бывает вполне стихийно, часто вне контекста остальной их жизни. Здесь же содержание бесед во многом определяется планом работы психотерапевта, тем, какие проблемы обсуждались и предполагается обсуждать в моё отсутствие. Таким образом, беседа в значительной части выявляет моё отношение к тому, что в психотерапевтических целях анализируется и без меня. Но мои доводы в глазах членов группы особо авторитетны — отчасти потому, что я в гораздо более сложной ситуации, чем любой из них (ситуация слепоглухоты), а отчасти в силу продуманности моей позиции, осознанности её на теоретическом уровне. Публика моя нередко оказывалась в положении того мольеровского героя, который был крайне удивлён и обрадован, узнав, что всю жизнь говорил прозой, а не стихами… Подобные откровения обычно вызывают наиболее бурную реакцию, как обнаружение на собственном носу куда-то подевавшихся очков.

Из общения с членами групп семейной логопсихотерапии я сделал для себя вывод, что успех наибольший тогда, когда человек сам за себя начинает отвечать — и за свои отношения с окружающими, и за своё заикание; когда начинает больше верить себе и полагаться на себя, чем на некого волшебника, мага, кудесника, который все его проблемы решит без его участия: заснул с проблемами, проснулся — без. Чем меньше уровень саморефлексии и самоответственности, тем меньше толку. Ибо психологическая сущность логоневроза — комплекс неполноценности. Наверное, упрощаю, но, думаю, не настолько, чтобы высказанные суждения были совсем неверными...

Обобщая, можно говорить о двух психотерапевтических стратегиях. Одна — релаксационная. Человеку, чрезмерно зациклившемуся на своих невзгодах, предлагается расслабиться и «отпустить ситуацию». Другая стратегия — мобилизующая. Стратегия саморефлексии, самоответственности, самоконтроля. Не ищи виноватых, а подойди к своим проблемам по-деловому; перестань орать, что ничего не можешь, — так не бывает, всегда хоть что-нибудь да можешь, в данный момент, вот это и делай. Решай то, что прямо сейчас решаемо, остальное тем временем «дозреет». Не психуй, а просто работай.

Какая из этих двух стратегий лучше? Думаю, что обе. Их можно и нужно сочетать. Напрягать волю там, где от тебя хоть что-то зависит прямо сейчас. И не устраивать истерику по случаю того, что зависит от тебя не всё. Делай, что можешь — авось и больше сможешь, чем сейчас.

Конечно, легко сказать… Но, как заранее оправдываются подростки: «я мало помог, но я буду стараться». Вот и будем стараться — быть самим себе хозяевами.

еще рефераты
Еще работы по психологии, педагогики