Реферат: Ненасилие как убеждение и поступок

Уральская ГосударственнаяЮридическая Академия

КурсоваяРабота

Ненасилиекак убеждение и поступок

Выполнил: ХрипушинАлександр

Студент ИПиП гр.№ 122

Проверил: Маслеев А.Г.

Екатеринбург 98.

План:

- Введение -

1. Насилие и ненасилие.

2.Ненасилие в действии

3.Стратегия ненасилия

4.Ненасильственная деятельность

5.Путь сильных людей

-Заключение -

- Введение -

Словосочетание«этика ненасилия» воспринимается как тавтология и часто порождаетнедоуменный вопрос: «А разве возможна этика насилия?» В самом деле,этика, рассмотренная в значении морали, нормативного идеала, по определениюсовпадает с ненасилием. Более того, нет ни одной другой формы культуры, включаямировые религии, специфика которой в такой степени была бы связана сненасильственной установкой; когда говорится об этике удовольствий, то онаможет противопоставляться этике созерцательного блаженства, когда речь идет обэтике доброй воли, то обычно подразумевается ее отличие от этикирезультатов— в этих и других подобныхслучаях определение выделяет какой-то один признак морали, придавая емусущественное значение. Иной логический статус имеет этика ненасилия, посколькуненасилие, являющееся содержательной определенностью добра, можно считатьсинонимом самой этики.

Однакопомимо такого общего и в познавательном плане избыточного смысла понятие этикиненасилия имеет еще особое содержание, связанное с моральным опытом нашеговремени.

В данной курсовой работе определим, что задачамиявляется проведение исследованияутвержденного в сознании некоторых людей убеждения ненасилия в любых ситуацияхи вытекающими из этих убеждений поступками. Целью же данной работы назовемпопытку показать преемущества ненасилия, закрепленное в менталитете людей, а такжеи привлечение людей к ненасильственнойдеятельности.

1. Насилие и ненасилие

Насилие и ненасилие представляют собой разныеперспективы в борьбе за справедливые отношения между людьми в обществе. Возможныелинии поведения человека перед лицом насильственно поддерживаемой социальнойнесправедливости можно свести к трем основным.

Во-первых,это пассивность, малодушие, трусость, капитуляция, словом, непротивлениенасилию. Такая позиция заслуживает безусловной негативной оценки.

Во-вторых,ответное насилие. Эта линия поведения является в практическом плане болееэффективной и в нравственном плане более достойной, чем первая. В ответномнасилии уже, по крайней мере, чувствуется «ответственность за цели» (Жан Госс).Это уже вызов насилию, активное его неприятие, борьба с ним. Широко известныслова Ганди о том, что если бы перед человеком был выбор между трусливымсмирением или насильственным сопротивлением, то предпочтение, конечно,следовало бы отдать насильственному сопротивлению. Ответное насилие лучше, чемпокорность. Но есть еще третья линия поведения—это активное ненасильственное сопротивление, преодоление ситуациинесправедливости, но другими—принципиально ненасильственными — методами. Отождествление ненасилия спассивностью является одним из устойчивых общественных предрассудков. Вобыденном сознании насилие, как правило, оправдывается в качестве альтернативыпокорности. Такая позиция была бы понятна только в том случае, если бы не былотретьей возможности— ненасилия,предполагающего исключительно высокую степень активности и действенности, болеевысокую, чем ответное насилие.

Важноподчеркнуть следующее: эти три линии поведения образуют восходящий ряд и спрагматической и аксиологической точек зрения. И по критерию эффективности, ипо критерию ценности противонасилие выше пассивности, ненасилие вышепротивонасилия. Ненасилие, следовательно, представляет собой постнасильственнуюстадию в борьбе за социальную справедливость. В отличие от пассивности,являющейся позицией человека, который не поднялся, не дорос до ответногонасилия, оно представляет собой способ поведения человека, который перероснасильственный способ решения проблемы. Перерос и духовно, так как в противовеснасилию, всегда предполагающему разделение людей на две неравноправные касты— «своих» и «чужих», «добрых» и «злых» и т.д., оно исходит из метафизической святости каждого человека, и душевно, так кактребует большего мужества, чем то, которое требуется для преодоленияфизического («животного») страха. Для любви нужно больше кругозора и большемужества, чем для кровной мести, дуэли или иной физической расправы с «врагом».

Ответноенасилие и активное ненасилие— разныеступени, стадии зрелости человеческих усилий, направленных на борьбу засоциальную справедливость. Ответное насилие пользуется для этой целинеадекватными средствами и в лучшем случае может рассчитывать на ограниченный ивнешний успех, оно не выводит за пределы насилия. Ведь даже если признать, чтонасилие может вести к справедливости, то это вовсе не значит, будто оно самоявляется справедливым делом. Ненасилие переводит цели и средства борьбы вкачественно однородную нравственную плоскость, направлено на устранение нетолько эмпирических результатов несправедливости, но и их внутренних оснований,оно разрывает цепь насилия, поднимает человеческие отношения на другой уровень.Такая последовательность находит также подтверждение в истории идеи ненасилия:до того и для того, чтобы она могла быть сформулирована в качестве развернутойпрограммы в «Новом завете», она существовала в «Ветхом завете» в неразвитой ещеформе. Основное различие заключалось в том, что в «Ветхом завете» норма «Не убий»была направлена прежде всего на регламентацию поступков и допускала древнийзакон талиона. В «Новом завете» она трансформировалась в последовательную этикулюбви, доходящую до глубочайших ментальных структур и не знающую никакихисключений вплоть до парадоксального «возлюбите врагов ваших». Характеризуя этуисторическую последовательность, И. А. Ильин пишет: «Сама идея о возможностисопротивления посредством непротивления даруется человечеству и оказываетсяприменимой тогда и постольку, когда и поскольку общий, родовой процессобуздания зверя в человеке грозою и карою («Ветхий завет») создает накопленныйи осевший итог обузданности и воспитанности, как бы экзистенц-минимумправосознания и морали, открывающий сердца для царства любви и духа («Новыйзавет»)»[1]

2. Ненасилие в действии

Ненасилиевпервые было проповедовано при раннем христианстве. Идеал ненасилия,сформулированный в Нагорной проповеди Иисуса Христа в качестве средоточиядуховных усилий человека, обозначил резкий поворот в истории европейскойкультуры. Заповеди непротивления злу насилием, любви к врагам были настолько жеясными, насколько и парадоксальными; они до такой степени противоречилиздравому смыслу, природным инстинктам и социальным мотивам человека, чтосохраняли с действительностью лишь отрицательную связь. «Если бы обществов его нынешнем состоянии буквально последовало моральным заветам Евангелий, этопривело бы к его немедленной гибели»,—пишет Уайтхед[2]

.Сказанное, конечно, в еще большей мере можно отнести к самим евангельскимвременам. Нагорная проповедь предназначена для идеального мира и нужно бытьсвятым, не от мира сего, чтобы суметь принять ее перевернутую логику. «Ктоударит тебя в правую щеку, обрати к нему и другую» (Мт.,5, 38). По смыслу заповеди она обращена и ктем, кто ударяет по щеке, и не должно было бы быть тех, кто делает это.«Подставь другую щеку!»—безусловная заповедь не задается вопросом, каким же это образом другомуприличествует бить" Однако самое удивительное состоит в том, что способповедения по заповеди ничуть не меняется (разве что становится еще болеезаповедальным из-за того, что приходится действовать в чужеродной среде, гдепринято бить по щекам. Точно гак же математик ничуть не смущается и неотступает от чарующей гармонии точек, линий и окружностей из-за того, что ненаходит их в эмпирическом мире. В случае первых христиан эта приверженностьморальным абсолютам при полном равнодушии к неустроенности общественной жизни инежелании что-то в ней улучшать имела то разумное и вполне практичноеобъяснение, что они ждали скорого конца света. Непротивление злу, будучисвидетельством нравственного совершенства, индивидуальной победы над грехом, нерассматривалось в качестве пути преодоления самого зла или. если выражатьсямягче, эта очищающая роль ненасилия была слабо акцентирована.

Нашевремя внесло существенные изменения в традиционное понимание ненасилия: онисвязаны с именами и практической деятельностью Г. Торо, Л.Н. Толстого, вособенности ML Ганди и М.-Л. Кинга, их организованных в различные группы идвижения последователей во всем мире. Для современной концепции ненасилия,которая существует не только и не столько как теоретическая конструкция, но преждевсего как сумма практических опытов, характерны, по крайней мере, два важныхмомента.

Во-первых,ненасилие органически увязано с борьбой за справедливость, оно рассматриваетсякак действенное, при том более действенное, чем другие, и адекватное средство вэтой борьбе. Ненасильственная борьба есть единственно возможный и реальный путьк справедливости. Она вносит изменения в мир, является завязью нового- справедливого, отвечающего идеалам любви иправды- типа отношений между людьми.Ненасильственная позиция сегодня, как и две тысячи лет назад, требует героизма,но это не героизм ожидания конца ненавистного мира, а героизм ответственногоповедения.

Всвете такого понимания иначе воспринимается и евангельская заповедьнепротивления злу, она, как пишет Жан Госс означает требования:

а)не подчиняться несправедливости, сопротивляться

;

б)не прибегать к ответному насилию;

в)подставляя левую щеку, обращаться к совести господина, принуждая его кизменению[3]

Во-вторых,ненасилие, способное преобразовать отдельного человека и межличностныеотношения, способно также преобразовать общественные институты, взаимоотношениябольших масс людей, классов, государств. Характеризуя ненасильственнуюфилософию Ганди и свое собственное духовное развитие, М.-Л. Кинг в статье«Паломничество к ненасилию» пишет: «Ганди, наверное, был первымв истории человечества, кто поднял мораль любви Иисуса над межличностнымивзаимодействиями до уровня мощной и эффективной силы большого размаха. ДляГанди любовь была сильнодействующим орудием для социальных коллективныхпреобразований. Именно в том, что Ганди придавал особое значение любви иненасилию, я нашел метод для социальных преобразований, который искал многомесяцев. То интеллектуальное и моральное удовлетворение, которое мне не удалосьполучить от утилитаризма Бентама и Милля, от революционных методов Маркса иЛенина, от теории общественного договора Гоббса, от оптимистического призываРуссо „назад к природе“, от философии сверхчеловека Ницше, я нашел вфилософии ненасильственного сопротивления Ганди. Я начал чувствовать, что этобыл единственный моральный и практически справедливый метод, доступныйугнетенным в их борьбе за свободу». Сторонники ненасилия дерзновенноубеждены, что даже политика— этот отчийдом организованного и легитимного насилия-" может быть кардинально преобразована на принципиальноненасильственных основах и что от этого преобразования она только выиграет,выиграет именно как политика.

Такимобразом, ненасилие в том виде, какой оно приобрело в теории и практикеXX в., является эффективным средством решенияобщественных конфликтов, в первую очередь тех из них, которые обычно решаются сприменением насилия, вполне конкретным способом ответственного существования всовременном мире. Когда мы говорим об этике ненасилия, то имеется в видуненасилие как особая форма общественной практики человека.

Несуществует проблемы этического оправдания ненасилия, обоснования егопредпочтительности перед насилием, ибо это вещи самоочевидные. Мало ктосомневается, что ненасилие лучше, чем насилие. Те общественные движения иинституты, которые практикуют насилие и те теории, которые включают его впозитивный контекст, делают это, как правило, апеллируя к чувству реализма; онипринимают насилие скорее как данность, чем как желанное состояние. Адептынасилия, как правило, стыдливы, что, между прочим, свидетельствует об ихслабости. Даже марксизм, весь сотканный из праведного гнева, доходящего местамидо романтизации насилия, содержит ряд существенных оговорок, которые обозначаютопределенную моральную дистанцию по отношению к нему (этически оправдываетсятолько революционное насилие, увязанное с целями освобождения трудящихся отугнетения, да и оно рассматривается в исторически затухающей перспективе… ибо,по известному выражению В. И. Ленина, в коммунистическом идеале нет местанасилию). Основная критика в адрес концепции ненасилия идет по той линии, чтоона утопична, является красивой мечтой, что ее нельзя использовать в дело.

Естьпарадокс нравственного поведения, который многократно формулировался в историиевропейской культуры, но более всего известен по строкам Овидия: «Благоевижу, хвалю, но дурному влекусь». Он своеобразно воспроизводится также впротиворечивом статусе этики, которая, с одной стороны, является практическойфилософией, выводит философию в практику, а с другой— формулирует абсолютные законы. Поиск выхода из этогопротиворечия привел к осмыслению этики как пути. Начиная, по крайней мере, сПлатона с его учением об Эросе, которое должно было соединить землю и небо,перебросить мост от мнимого мира к подлинному, мораль стала пониматься какдвижение к совершенству, как сила, ведущая человека к конечной цели, высшемублагу, будь то счастье, бог или что-нибудь иное. Поэтому каждая этическаятеория содержала в себе не только систему норм, но и способ их реализации.Более того, именно способ реализации в существенной мере определял качественноесвоеобразие той или иной этической теории в нормативной части, ее отличия отдругих. Если суммировать практические модели морально достойного поведения,предлагавшиеся в истории этики, то их можно свести к двум крайним типам: илиони охватывали всю полноту личностного бытия, образ жизни в такой же мере, вкакой и образ мыслей, ив этом случае их осуществление было делом героическим,необычайно редким и в какой-то степени было связано с уходом из реального мира(в качестве примера можно сослаться на эпикурейского мудреца или христианскогосвятого). Или они претендовали на всеобщность, универсальное применение, но вэтом случае ограничивались областью мотивации, внутреннего настроя (таковаэтика доброй воли). Так или иначе осуществление нормативных идеалов связывалосьс конструированием какого-то другого—идеального— мира, находящегося либорядом с реальным, нравственно дезорганизованным миром, либо внутри него, но несовпадающего с ним, а лишь каким-то образом дополняющего, компенсирующего егоущербность.

Этиканенасилия находится в принципиально ином отношении к действительности, онаобладает достаточным мужеством, чтобы признать ее несовершенство(испорченность, греховность) и одновременно взять на себя ответственность запреобразование такой действительности. Она переводит мораль в практическуюпроекцию, притом в такие области практики, как, например, политика, которыеболее всего чужды морали, и делает это без того, чтобы снижать требовательностьморали. Этика ненасилия связывает в один неразрывный узел спасение человека испасение мира, и полагает, что путь такого спасения лежит через ненасилие.

Ненасилие— это и всеобщая, и вполне предметная, дажетехнологичная парадигма поведения. Обоснование реальности, практическойосуществимости ненасильственной альтернативы является основной теоретическойзадачей этики, а реальные опыты ненасильственной деятельности— основными аргументами. Этика ненасилияпредставляет собой теоретизирование в терминах жизни, она есть одновременно итеория, и практическое усилие.

3. Стратегия ненасилия

Одноиз частых возражений против ненасилия как исторической программы состоит в том,что оно исходит из слишком благостного представления о человеке, в то время какон на самом деле является, пользуясь словами Канта, безнадежно кривой тесиной.Это возражение при всем внешнем правдоподобии бьет мимо цели. Теория и практиканенасилия действительно акцентирует внимание на присущем человеку стремлении кдобру. Сторонники ненасилия рассматривают склонность к добру в качествесвоеобразного архимедова рычага, способного перевернуть мир, но они вовсе несчитают, что добро исчерпывает сущность человека в ее нравственном аспекте.Более того, ненасилие как практическая позиция невозможна без допущения, чточеловеческая природа является также обиталищем темных сил, обобщаемых понятиемзла. Ненасильственная стратегия поведения предполагает, что человек берет насебя ответственность за царящее в мире зло; чтобы возлюбить врага, открыть себядля отношений сотрудничества, индивид должен ясно осознать собственнуюпричастность к насилию, честно признаться, что он сам вполне мог бы оказатьсяна месте того, кого он считает насильником и врагом. Вовсе не случайнымявляется то обстоятельство, что организованная практика ненасилия попреимуществу является христиански мотивированной: для христианской антропологииубеждение в радикальной испорченности человека столь же характерно, как ипредставление о его богоподобии. Ненасильственная борьба вписывается в общуюконцепцию, согласно которой душа человека является ареной столкновения добра изла. «Даже в наихудших из нас есть частица добра, и в лучших из нас естьчастица зла»,— пишет М.-Л. Кинг[4]

.Считать человека злым существом— значитклеветать на него. Считать человека добрым существом— значит льстить ему. Признавать моральную амбивалентность природычеловека— значит воздать ему если онхочет по-прежнему благоволить человеческой истории, должен обеспечиватьгармонию целей и результатов не в конечном и суммарном итоге, а в каждомотдельном случае, держать под контролем не только всю картину, но и каждый еефрагмент. Он должен сблизиться с человеческим разумом.

Интересующеенас расхождение целей и результатов может иметь одно доступное рациональномупостижению и практическому урегулированию объяснение— оно является продолжением и в этом смысле следствием расхождениясредств и целей. При такой постановке вопроса выясняется: историческая проблемавторична по отношению к этической, а разумность сопряжена с ответственностью.

Проблемапротиворечивости целей и средств имеет два аспекта. Первый состоит в том, чтодля осуществления нравственных целей приходится применять безнравственныесредства. А второй фиксирует тот факт, что вовлеченные в исторические событиячеловеческие массы разделяются на два класса, один из которых является попреимуществу средством, а второй— целью.Оба этих аспекта с особой остротой обнаруживаются в политической сфере,которая, во-первых, неразрывно связана с насилием, и, во-вторых, имеетиерархическую структуру, построенную на господстве и подчинении. Возникающие врамках соотношения целей и средств противоречия получали различнуюинтерпретацию, полярные варианты которых Макс Вебер охарактеризовал как«этику убеждений» и «этику ответственности». Этикаубеждений абсолютно отвергает как применение безнравственных средств, в томчисле и прежде всего насилия, так и отлучение отдельных индивидов от целей, онавозлагает на человека ответственность только за его собственную чистоту иосвобождает от ответственности за объективные последствия. Этикаответственности, напротив, вменяет человеку в вину также объективныепоследствия (по крайней мере, предвидимые) и потому допускает и применениебезнравственных средств и ограничения возможностей определенных индивидов (ихнизведение до уровня средств) в тех случаях, когда отказ (даже если онмотивирован принципами) от этого может обернуться значительно болееразрушительными бедствиями, чем те, на которые приходится идти. И этикаубеждений и этика ответственности имеют между собой то общее, что они неснимают нравственной напряженности средств и целей: утопизм первой в лучшемслучае обрекает на бездеятельность, а реализм второй воспроизводит этунапряженность (пусть даже в смягченном варианте), примиряет с аморализмомбытия.

4. Ненасильственная деятельность.

Этиканенасилия открывает другую перспективу, обеспечивая взаимоусиливающеесоединение этики и политики, целей и средств. Понятие «ненасилие»двояко. Оно связано с политической эффективностью, но оно же является носителемсмысла. Оно пытается объединить мораль и политику как идеальное сочетаниеморали на службе у действия Единство целей и средств является одной из основныхсознательно формулируемых установок движений ненасилия[5]

Ненасильственнаядеятельность снимает проблему безнравственных средств по определению: онаявляется обязательством достигать целей, не выходя за нравственно дозволенныерамки, не прибегая к такому испытанному оружию зла как насилие. Она имеетсамоценное значение, заключает в себе то начало справедливости, во имя которойведется. В ненасильственной деятельности средства и цели располагаются вкачественно однородной нравственной плоскости и приближаются друг к другунастолько, что оказываются взаимозаменяемыми. Одним из ее девизов является:«нет путей к миру, мир— это и естьпуть».

Ненасильственнаядеятельность содержит в себе также достаточные гарантии против того, чтобы однииндивиды заняли в ней привилегированное положение, а другие— подчиненное. Она демократична, открыта длявсех, представляет собой коллективное усилие, решение принимается сообща, всеучаствуют в выработке стратегии. Она, разумеется, требует дисциплины, нодисциплина эта является добровольной, отказ от насилия предполагает также отказот насилия над самим собой. Ненасильственное движение имеет своих активистов,лидеров, однако один из важнейших признаков, по которому руководителивыделяются среди остальных участников борьбы, состоит в том, что они в первуюочередь и охотно принимают на себя возможные и, как правило, неизбежныерепрессии.

Ненасильственнаядеятельность, рассмотренная как исторически значимое отношение, ценна тем, чтооно преодолевает целесредственную разорванность и ту порождаемую этойразорванностью несправедливость, когда благо одних индивидов, одних поколенийдостигается за счет страданий и жертв других. Она содержит зачатки новойцивилизации и всюду, где разворачивается, созидает новую цивилизацию.

5. Путь сильных людей

Существуетустойчивый общественный стереотип, рассматривающий ненасилие как социальнуюпассивность и психологическую трусость, отсутствие мужества. Это обвинение,если бы оно было верным, следовало бы считать окончательным и справедливымприговором. Мужество фиксирует важную ступень в духовно-нравственном развитиичеловека и человечества. Оно входило в состав четырех кардинальных добродетелейантичности, имело устойчиво высокий статус во все последующие эпохи, а в рядекультур (например, рыцарской) занимало центральное место. Общественномудвижению, подрывающему мужество или даже нейтральному по отношению к нему, былобы невозможно получить моральную санкцию. Поэтому следует тщательнопроанализировать ненасилие под углом зрения его отношения к мужеству каксоциальной позиции и личностной добродетели.

Преждевсего следует провести различие между понятиями силы и насилия. Насилие естьразрушительная сила, точнее было бы даже сказать: саморазрушительная, ибо всвоем последовательном осуществлении как абсолютное зло оно оборачиваетсяпротив самого себя. Сила является неотъемлемым и фундаментальным свойством каквитального, так и социального бытия человека: в витальном плане можно сослатьсяна агрессивность как средство выживания, инстинктивную реакцию самообороны,естественный ответ на оскорбление достоинства, в социальном плане— на политику, которая, собственно говоря, иесть не что иное, как осуществляемое в определенных общественных целяхэффективное применение силы. Занимая столь важное место в жизненном процессе,сила не может иметь только разрушительную форму своего выражения. Более того,эта форма не может быть преобладающей. Ненасилие как раз и является позитивным,конструктивным выражением силы; оно тоже есть сила, притом более сильная, чемнасилие.

Ненасилиенельзя путать с пассивностью. Пассивность представляет собой вызваннуюотсутствием силы капитуляцию перед несправедливостью. Она заслуживаетбезусловно негативной нравственной оценки. Более того, по сравнению с нейнасилие в качестве ответа на несправедливость является позицией болеепредпочтительной и достойной; насилие, конечно, ложный путь, но это все-такипуть активного неприятия и борьбы со злом. Сторонники ненасильственной борьбыхорошо знают и придают программное значение словам Ганди о том, чтонасильственное сопротивление лучше, чем трусость. Отождествлять ненасилие спассивностью— значит не понимать егоприроды; помимо огромной внутренней работы и духовной активности, направленнойпомимо всего прочего и не в последнюю очередь на преодоление страха, оно впрактическом аспекте предполагает продуманную наступательную тактику, определеннуютехнологию деятельности, противостояние и воздействие на людей и институты сцелью вызвать изменение в их позиции.

Самослово ненасилие из-за негативного этимологического содержания в известной мерепровоцирует его ложное истолкование. Ненасилие в современных европейских языкахполучило терминологический статус в качестве буквального перевода слова ахимса,которым первоначально для обозначения своей ненасильственной философиипользовался М. Ганди. Однако Ганди был недоволен словом ахимса именно из-затого, что оно скрадывало активный, творческий аспект ненасилия и онвпоследствии остановился на термине «сатьяграха», составленном изслов, обозначающих правду и твердость, и интерпретировал ею как силу любви иправды. Этот второй, позитивный и более существенный, аспект философии ипрактики ненасилия не получил, к сожалению, в русском языке, как в другихевропейских языках, терминологического воплощения.

Безобидно-лингвистическийповод к искажению смысла понятия ненасилия дополняется у нас такжеидеологическими причинами. Идеология классовой борьбы культивирует и освящаетнасилие, жестко, почти однозначно связывая его с борьбой за социальнуюсправедливость; революционное насилие считалось даже чистилищем, через котороенадо пройти трудящимся, чтобы сбросить с себя мерзость эксплуататорского строя.Во имя оправдания насилия, освящения социальной ненависти необходимо былоизобразить ненасилие как форму трусливого смирения перед воинствующим злом,дискредитировать его как жалкое непротивленчество.

Вдействительности, пассивность, смирение не составляют оппозицию насилию, ониявляются его условием и дополнением. Единственным и достойным вызовом насилиюявляется ненасилие. Необходимо подчеркнуть, что ненасилие представляет собойпостнасильственную стадию в борьбе за справедливость. В отличие от пассивности,которая является позицией человека, который не дорос до насилия, онопредставляет собой реакцию человека, который перерос насилие. Перерос, помимопрочего, и в том смысле, что выражает более высокую ступень преодоления страха.Можно, говорил Ганди, представить себе вооруженного человека, в душе которогосохраняется страх. Более того, наличие оружия как раз подтверждает это.Ненасилие помимо преодоления физического («животного») страха требуетеще особой духовной стойкости; смелость, мотивированная злобой и мстительностью,трансформируется в этически более высокую и психологически более труднуюсмелость, мотивированную любовью и справедливостью. Достаточно поставитьпростые вопросы: «Как проще бороться с сильным и вооруженным противник

еще рефераты

Еще работы по психологии, общению, человеку

Реферат по психологии, общению, человеку

Сравнительный анализ отечественной и Американской социальной психологии

29 Августа 2013

Реферат по психологии, общению, человеку

Компьютерная психодиагностика

29 Августа 2013

Реферат по психологии, общению, человеку

Медитация как метод изменения сознания

29 Августа 2013

Реферат по психологии, общению, человеку

Этика поведения в конфликте и управление коллективом

29 Августа 2013