Реферат: Христианские мотивы в романе Ф.М. Достоевского "Братья Карамазовы"

ХРИСТИАНСКИЕМОТИВЫ В РОМАНЕ

Ф.М.ДОСТОЕВСКОГО «БРАТЬЯ КАРАМАЗОВЫ»

Курсовая работапо истории литературы

 

 

МОСКВА

1999

ОГЛАВЛЕНИЕ

I.Вступление. Обзор критической литературы.

II.Христианские мотивы в романе Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание».

III.Христианские мотивы в романе Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы».

1)      Анализ влияния христианских источников на структуруромана.

2)      Анализ эпиграфа к роману.

3)      Анализ стиля повествователя.

4)      Проблема ответственности за преступление.

5)      Образ Ивана Карамазова. Разговор Ивана и Алеши.

6)      «Легенда о Великом Инквизиторе».

7)      Черт и Смердяков – «двойники» Ивана Карамазова.

8)      Алексей Карамазов как идеал автора.

IV. Заключение.


Введение

Современное отечественноелитературоведение методологически радикально перестроилось после долгих летзастоя и безраздельного господства вульгарно-социологического схематизма ивсякого рода идеологического диктата. Теперь оно внимательно относится к опытузарубежного литературоведения, широко использует разработки русских ученых,попавших в эмиграцию и живших в изоляции от родины, отделенной от них железнымзанавесом. Смелее и исторически объективнее решаются теперь компаративистскиепроблемы, без наклеивания ярлыков.

Одной из запретных для изучения донедавнего времени была область религии, с которой якобы литература не имеетникакой связи. В литературных произведениях, в том числе и в романах Ф.М.Достоевского, выделялись социальный, психологический, философский планы. Всякоеупоминание религии и связанных с ней понятий называлось «реакционным»,«ошибочным». Достоевского представляли как пропагандиста социалистических идей.Примером служат, например, следующее высказывания. А.А. Белкин: «Необходимоподчеркнуть, что эта [философская и политическая] проблематика определяетодновременно как его прогрессивные гуманистические стороны, так и егореакционные, религиозно-идеалистические идеи»[1]. Г. Фридлендер: «Но и сегодня произведенияДостоевского-гуманиста, его гневная критика крепостничества и собственническогобуржуазного мира, его уверенность в необходимости братства и нравственногоединения людей продолжают служить великому делу социального и нравственногообновления человечества…»[2]. Безусловно, в произведениях писателя звучиткритика капиталистического строя, призыв к единению людей, но с совершенноиных, чем у социалистов, позиций. Нельзя приравнивать «мировую системусоциализма» к «всечеловеческому братству» Достоевского. Вот как формулируетписатель свое понимание социализма: «Главная мысль социализма – это механизм. Там человек делается человекоммеханикой. На все правила. Сам человек устраняется. Душу живую отняли». Крометого, свидетельством непринятия Достоевским социализма является его полемика сН.Г. Чернышевского и его «теорией разумного эгоизма».

В последнее время вышел ряд интересных,на наш взгляд, статей, посвященных изучению христианских мотивов в творчествеФ.М. Достоевского. Перечислим лишь некоторые из них: Д.Д. Григорьев –«Достоевский и религия»; Л.Г. Кришталева – «Нравственная значимость поступка вромане Ф.М. Достоевского “Братья Карамазовы”»; Н.О. Лосский – «Достоевский иего христианское миропонимание»; Р. Лаут – «К вопросу о генезисе «Легенды оВеликом инквизиторе»: заметки о проблеме взаимоотношений Достоевского иСоловьева» [ст. и ФРГ]; И. Миндлин – «Вера или неверие? Заметки о Достоевском»;Г.Б. Курляндская – «Ф.М. Достоевский и Л.Н. Толстой: к проблемерелигиозно-нравственных исканий». Наиболее интересными нам показались следующиестатьи, содержания которых мы бы хотели коснуться более подробно.

Статья А.М. Буланова «Святоотеческаятрадиция понимания «сердца» в творчестве Ф.М. Достоевского»[3]охватывает как религиозную, так и психологическую проблематику произведенийписателя. «Тайна человека», которую писатель разгадывал всю жизнь, заключала всебе тайну соотношения «ума» и «сердца». Об этом роман «Преступление инаказание». Рассудочная логика вступает в борьбу с непосредственным чувством:переступить через кровь по совести означает исключить «сердце» из собственного«я».

В романе «Идиот» предпринята попыткасоздания идеального человека, в котором достигалась бы гармония между «умом» и«сердцем», – это «князь Христа», князь Мышкин. Этот образ анализируется А.М.Булановым именно с таких позиций.

В последнем своем романе, «БратьяхКарамазовых», диалектика взаимоотношений «ума» и «сердца» углубляется напримере «бунта» Ивана Карамазова. 

Автор, подводя итоги своего анализатворчества Ф.М. Достоевского, делает вывод о «движении основополагающих идейвосточной христианской аскетики в творчестве автора «Братьев Карамазовых».Одной из них и была идей о единении «ума» и «сердца», выраженная русским гениемво всей ее принципиальной для православия противоречивости и преобразующейсиле.

В работе С.В. Головой«Историко-мировоззренческие системы: культура, цивилизация и язычество вхудожественном мире Достоевского»[4]затрагивается общечеловеческая проблематика творчества Достоевского.Христианство в мире писателя обладает исключительной способностью созидатьпочву и культурную атмосферу общества. По мнению автора, представителихристианской культуры (Соня Мармеладова, князь Мышкин, старец Зосима) являютсяхранителями чистоты идеала в обществе, пораженном языческой страстью ивседозволенностью и идеей цивилизации о необходимости примата земных ценностейнад духовными в процессе построения секуляризованного рая на Земле, то есть,словами Достоевского, Вавилона.

Через практическую деятельностьпредставители цивилизации познают, что с ними нет Творца. Рациональный, идущийот цивилизации склад ума Ивана сказался в поэме о Великом Инквизиторе, вподборе материала о страданиях детей, в протесте против мира Божьего. Так ипредставители культуры через деяние познают волю Божью. Именно таким «деятелем»в миру становится Алеша Карамазов.

Автор статьи заключает, «чтокультурообразующим в мире Достоевского является только христианство. Культура,цивилизация и язычество – основные составляющие русской соборной души. Личностьотдельного героя так же полиструктурна в мире писателя, как и соборная душа, нов ней всегда преобладает ипостась соборного духа».

ХРИСТИАНСКИЕ МОТИВЫ В РОМАНЕ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО «Преступлениеи наказание»

В творчестве Ф.М. Достоевскогохристианская проблематика получает свое главное развитие в романах«Преступление и наказание» и «Братья Карамазовы». В «Преступлении и наказании»затронуты многие проблемы, получившие затем развитие в «Братьях Карамазовых».

Главная мысль романа «Преступление инаказание» проста и ясна. Она есть воплощение шестой заповеди Божьей – «Неубий». Но Достоевский не просто декларирует эту заповедь. Он доказываетневозможность совершения преступления по совести на примере истории РодионаРаскольникова.

Как нам известно из первого снаРаскольникова, в детстве главный герой верил в Бога и жил по его законам, тоесть жил так, как велела ему его совесть (а совесть, по мнению Достоевского,образно говоря, есть сосуд, в котором находится нравственный закон, и он есть вкаждом человеке, что составляет незыблемую основу бытия). В юности же, приехавв Петербург, Родион увидел страшную картину нищеты, вопиющую социальнуюнесправедливость, и все это поколебало его веру в Бога. В Раскольникове, юношеутонченном, чувствительном, существующая общественная система вызвала протест,бунт, что выразилось в создании своей теории, объясняющей все течение мировой истории.Мысли, подобные мыслям главного героя, в России в тот период витали в воздухе(свидетельство тому – разговор в трактире, услышанный главным героем). Это идеиоб убийстве одного паука ради блага тысяч людей. Правом на уничтожение обладаетособый класс людей – «сверхчеловеки», которые являются создателями нового вмире, они «двигатели» человечества. Примерами таких людей служат Наполеон иНьютон. Остальные же не способны оценить деятельность наполеонов, их открытия.Их Раскольников называет «тварями дрожащими». Следствием этих идей становитсянамерение главного героя убить старуху процентщицу. Конфликт усиливается тем,что она не вызывает симпатий ни у автора, ни у читателей. Так Достоевскийпровоцирует нас на согласие с Раскольниковым.

Целью убийства сам Раскольников в началеромана называет облагодетельствование тысяч несчастных петербургских бедняков.Однако истинная цель преступления формулируется главным героем позже, во времядиалогов с Соней Мармеладовой. Эта цель – определение принадлежности Родиона кпервому или второму разряду людей.

Итак, Раскольников после долгих сомнений(все-таки совесть в нем жива) убивает старуху. Но во время совершения убийствав квартиру неожиданно входит Лизавета, сестра процентщицы, забитое, беззащитноесущество, одна из тех, чьим благом прикрывается Родион. Он убивает и ее.

После совершения убийства главный геройпотрясен, но не раскаивается. Однако «натура», полностью заглушенная разумом вовремя подготовки и совершения убийства, снова начинает восставать. Символ этойвнутренней борьбы в Раскольникове – физическое недомогание. Раскольниковстрадает от страха разоблачения, от ощущения «отрезанности» от людей, и,главное, он мучается от понимания того, что «убить-то он убил, но не переступили на этой стороне остался».

Свою теорию Раскольников все еще считаетверной, потому свои опасения и волнения по поводу совершенного преступленияглавный герой трактует как признак совершенной ошибки: он замахнулся не на своюроль в мировой истории – он не «сверхчеловек». Соня уговаривает Родиона сдатьсяв полицию, где он признается в убийстве. Но это преступление воспринимаетсяРаскольниковым сейчас не как грех против Христа, а именно как нарушениепринадлежности к «тварям дрожащим». Истинное раскаяние приходит только накаторге, после апокалипсического сна, в котором показываются последствияпринятия всеми людьми теории «наполеонизма» как единственно правильной. В миреначинается хаос: каждый человек считает себя истиной в последней инстанции, ипоэтому люди не могут договориться между собой.

Таким образом, в романе «Преступление инаказание» Достоевский опровергает бесчеловечную, антихристианскую теорию и темсамым доказывает, что историей движет не воля «сильных» людей, а духовноесовершенство, что люди должны жить, следуя не «иллюзиям ума», а велению сердца.

Христианские мотивы в романе Ф.М. Достоевского«Братья Карамазовы»

1) Анализ влияния христианских источников наструктуру романа

Именно «Братья Карамазовы»,этот последний и итоговый (хотя, в сущности, написанный лишь наполовину) романДостоевского и вызвал главные споры в вопросе о мировоззрении писателя. Темаверы и неверия, вины и ответственности, свободы и рабства человека решаетсяздесь на многих уровнях и планах.

Влияние Библии и других христианскихисточников ощущается в самом сюжете «Братьев Карамазовых». Достоевскийрассказывает о трех сыновьях Федора Павловича. Дело в том, что фольклорныечисла (три, семь), как и многие другие элементы фольклорной поэтики, были всвое время усвоены христианской литературой и приспособлены к ее целям. Трибрата – это и сказочный, и христианский (житийный) элемент сюжета. Кроме того,писатель изображает трех братьев как духовное единство. Это соборная личность втройственной своей структуре: начало рассудка воплощается в Иване: он логик ирационалист, прирожденный скептик и отрицатель; чувственное начало представленоДмитрием; начало воли, как идеал, намечено в Алеше. Братья связаны между собойи на чисто сюжетном, событийном уровне: они вырастают из одного родового корня:биологическая данность – карамазовская стихия – показана в отце их. У законныхсыновей Федора Павловича есть незаконный брат Смердяков: он их воплощенныйсоблазн и олицетворенный грех.

В одном из дневников Ф.М. Достоевскогосказано, что самой дорогой для писателя частью Библии Является книга Иова (этосвязано с некоторыми моментами биографии Достоевского).

Происхождение книги Иова таинственно.Неизвестны точно ни дата написания, ни автор ее. Иов, праведник, богобоязненныйчеловек, становится жертвой жестокой проверки Бога на верность. Господьнасылает великие несчастия на своего верного раба: его стада погибают, умираютдети Иова. «Тогда Иов встал, и разодрал верхнюю одежду свою, и пал на землю, ипоклонился, и сказал: наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь. Господьдал, Господь и взял; да будет имя Господне благословенно!» (Книга Иова,1:20,21). Тогда пришло второе испытание Иова: насланы на него были страшныетелесные мучения. Древние иудеи считали, что за грехом неизбежно следовалонаказание, отчего грешник страдал, то есть без греха нет наказания и страдания,следовательно, всякий страдающий – грешник. И жена, и друзья Иова убеждают егопризнать за собой прегрешения. Однако Иов не признает за собой никаких грехов,он начинает сомневаться в справедливости Яхве: «Все одно; поэтому я сказал, чтоОн губит и непорочного, и виновного» (Книга Иова, 9:22). Страдания невинных –основной мотив предания об Иове – занимает важное место в философииДостоевского. Иван Карамазов видит только страдания, поэтому не может принятьБожий мир. Бог молчит и не откликается на плач невинно страдающих. Иов говорит:«В городе люди стонут, и душа убиваемых вопиет, и Бог не воспрещает того»(Книга Иова, 24 :12). О том же говорит и Иван: «Понимаешь ли ты это, когдамаленькое существо, еще не умеющее даже осмыслить, что с ней делается, бьетсебя в подлом месте, в темноте и в холоде, крошечным своим кулачком внадорванную грудку и плачет своими кровавыми, незлобивыми, кроткими слезами к«Боженьке», чтобы тот защитил его, – понимаешь ли ты эту ахинею, друг мой ибрат мой, послушник ты мой Божий и смиренный, понимаешь ли ты, для чего этаахинея так нужна и создана! Без нее, говорят, и пробыть бы не мог человек наземле, ибо не познал бы добра и зла. Для чего познавать это чертово добро изло, когда это столького стоит? Да весь мир познания не стоит тогда этих слезребеночка к “Боженьке”» (1, 291-292). Иван восстает против такого устройствамира, при котором люди, и тем более невиновные, должны страдать.

Старец Зосима придерживаетсядиаметрально противоположной точки зрения. Обращаясь к Иову, Зосима приходит квыводу о необходимости быть искренним с самим собой, что приводит к искренностиверы. Иов не скрывал от себя, что у него все отнято, вследствие чего Господь,отобравший все, остался в его честной душе. Он не избегал мыслей об этом, всебыло потеряно, поэтому душа его спокойно отдыхала, до того момента, какобъяснение Господа опять пришло к нему и нашло его сердце, как хорошообработанную почву. Зосима предлагает свой ответ на вопрос о страданиях, прямопротивоположный тоталитарной идее Великого Инквизитора, изображенного ИваномКарамазовым, государству, где нет страданий и лишений, но где люди несвободны.Решение Зосимы основано на приятии и даже необходимости страдания радиискупления и на красоте, морали и эстетике Божьего мира – понятия, уходящегоглубокими корнями в русскую традиционную культуру. Божий мир так же нуженчеловеку для пути к Богу, как и Священное писание.

2) Анализ эпиграфа к роману

В эпиграф романа «Братья Карамазовы»Достоевский выносит слова Христа: «Истинно, истинно говорю вам: если пшеничноезерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесетмного плода». (Евангелие от Иоанна, 12:24.). Введение в эпиграфе можно былоопустить, но почему-то Достоевский его оставляет. И, думается, не случайно.Истинность нравственных ориентиров и ценностей Царства Божия для автора романаабсолютна и несомненна. Все же остальное «именно в наш текущий момент» приводитего в «некоторое недоумение». Для Достоевского важно значение эпиграфа. Конеццитаты в эпиграфе: «Если пшеничное зерно...» – суть романа, вывод порезультатам исследования писателя.

Мы полагаем, что следует особенноотметить источник эпиграфа: Евангелие от Иоанна. Почему Достоевский ссылаетсяна Евангелие от Иоанна, а не от Матфея, или Луки? Контекст в Евангелии отИоанна – эллины пришли к Иисусу. Подчеркнем, что не иудеи, а язычники, то естьвесь остальной мир, все человечество. Иисус говорит: «Пришел час прославитьсяСыну Человеческому...». И далее (Иоанн. 12:26): «Кто Мне служит, Мне дапоследует, и где Я, там и слуга мой будет; и кто мне служит, того почтит ОтецМой». Несколько ранее в этой главе фарисеи говорят между собой: «Видите ли, чтоне успеваете ничего? Весь мир идет за Ним». Ключевые слова у Иоанна: «душа,мир». Слова эпиграфа вводятся в Евангелие словами о часе славы СынаЧеловеческого. Час славы – это и есть Царство. Матфей приводит притчуполностью, и контекст иной. Иисус учит народ, говоря притчами. Притча осеятеле: глава 13, стихи 3 — 8. Христос заключает ее словами: «Кто имеет ушислышать, да слышит!» Ученики спрашивают, почему Он говорит притчами? Потому что«вам дано знать тайны Царствия Небесного, а им не дано,… потому говорю импритчами, что они видя не видят, и слыша не слышат, и не разумеют». Далее Онраскрывает значение притчи о сеятеле, говоря, что семя – это «слово о Царстве».Итак, Евангелие от Матфея 13:3 – семя есть Царство Небесное, там же 13:31 –Царство Небесное подобно зерну. Семя же – вера (Матфей. 17:20 «… если вы будетеиметь веру...»). У Луки семя, принесшее плод, – «это те, которые, услышавшислово, хранят его в добром и чистом сердце и приносят плод в терпении». В одномсемантическом поле оказываются слова эпиграфа и у Луки: «терпение» и «умрет»(«скорбь» в Евангелии от Марка). Слово «умрет» в Евангелии от Иоанна встречаетсяеще дважды в 11 главе, предшествующей цитате из 12 главы. Иоанн 11:25, 26: «Яесмь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрет, оживет; И всякийживущий и верующий в меня не умрет вовек». Интересно то, что в обоих случаях иу Луки, и у Иоанна слова негативной окраски имеют позитивную коннотацию. Вцитате из Иоанна конкретное противопоставление: если не умрет – плохо, но еслиумрет – хорошо. «Земля», или «почва», в которую попадает семя – «сердце человеческое»,душа.

Рискнем предположить, что Евангелие отИоанна – наиболее соответствует духу Православной церкви, поэтому, самое«русское», обращенное к «таинственной русской душе», наиболее отвечающеехристианским взглядам самого Достоевского: «Дабы всякий верующий… не погиб»(Иоанн. 3:16). Книга эта наиболее светло, возвышенно и победоносно возвещает ореальности Царствия Божия уже и сейчас, и о нем, еще только грядущем.«Христианство Достоевского, – по словам Н. А. Бердяева, – не мрачное христианство,это белое, иоанново христианство. Именно Достоевский много дает для христианствабудущего, для торжества вечного Евангелия, религии свободы и любви»[5].Несомненно то, что Достоевский избрал эпиграфом к роману цитату, наиболее отвечающуюсвоему «Я верую».

Таким образом, самим эпиграфомДостоевский определяет общую тему «Братьев Карамазовых», поле своеготворческого исследования. Можно выделить понятия, относящиеся к этому полю:Царство Божие (Царство Небесное) – «не от мира сего». В противоположность ему –мир, не разумеющий, не слышащий, бесплодный. Душа, по мнению Достоевского,«неопределенное, невыяснившееся». Но при этом идеал «почвы» для восприятияслова Божия, для принятия Царства Божия Достоевскому вполне очевиден – чистое,терпеливое сердце, человек, «ненавидящий душу свою в мире сем». Но главное – неэти абстрактные понятия, а сам процесс отречения от плотского «я» дляпринесения высшего плода.

Можно выделить и другой аспект эпиграфа.Идея жертвенности, выраженная в ней иносказательно, детализируется далее вЕвангелии и трактуется в плане альтруистическом: «Любящий душу свою погубит ее;а ненавидящий душу свою в мире сем сохранит ее в жизнь вечную» (Евангелие отИоанна, 12:25). Такова диалектика жертвенности, высказанная в крайней форме.Чтобы сохранить душу свою в «жизнь вечную», надо не только пренебречь личным,преодолеть эгоизм, но и, жертвуя собой, страдать, надо с радостью принять винувсех на себя, надо уметь жертвовать собой в пользу всех. Эти мысли составляютсимвол веры, нравственное кредо Достоевского.

3) Анализ стиля повестовователя

Теперь проанализируем стиль повествования в романе«Братья Карамазовы». Житийная ориентация повествователя Достоевскогоопределенно сказывается во вступлении к «Братьям Карамазовым» («От автора»),где повествователь в тоне интимной беседы с читателем объясняет ему причину,побудившую его взяться за роман, и назидательную цель своего рассказа, а такжесомнения и беспокойства, которые в нем предстоящий труд вызывает: «Начинаяжизнеописание героя моего, Алексея Федоровича Карамазова, нахожусь в некоторомнедоумении. А именно: хотя я и называю Алексея Федоровича моим героем, но,однако, сам знаю, что человек он отнюдь не великий, а посему и предвижунеизбежные вопросы <...> Ну а коль прочтут роман и не увидят, несогласятся с примечательностью моего Алексея Федоровича? Говорю так, потому чтос прискорбием это предвижу. Для меня он примечателен <...> Дело в том,что это, пожалуй, и деятель, но деятель неопределенный, невыяснившийся.Впрочем, странно бы требовать в такое время, как наше, от людей ясности. Одно,пожалуй, довольно несомненно: это человек странный, даже чудак...» (1, 31). Вотличие от житийного вступления вступление «Братьев Карамазовых» лишь меняетхарактер существенных для жития формул и модернизирует их. Так, беспокойствожитийного повествователя относится только к слабости его самого и никогда нераспространяется на житийного героя, тогда как повествователь Достоевскогосчитает нужным настаивать на «примечательности» Алексея Федоровича, волнуется,что читатель ее не заметит или не примет.

Доверительный тон вступления, обращенныйк читателю, указание дидактической установки рассказа, так же как и в житийномповествовании, соотносятся с теми отступлениями, где рассказчик переходит кновой теме или посвящает читателя в свои писательские намерения: «Об этом[жизни Мити до «катастрофы»] я теперь распространяться не стану, тем более чтомного еще придется рассказывать об этом первенце Федора Павловича, а теперьлишь ограничиваюсь самыми необходимыми о нем сведениями, без которых мне иромана начать невозможно» (1, 40); «Но, пока перейду к этому роману нужно ещерассказать и об остальных двух сыновьях Федора Павловича, братьях Мити, иобъяснить, откуда те-то взялись» (1,41); «… и вот жаль, что чувствую себя наэтой дороге не довольно компетентным и твердым. Попробую, однако, сообщитьмалыми словами и в поверхностном изложении…» (1, 42). Приведенные примерыпереходов от одной темы к другой или от отступления к основному повествованиюпредставляют модернизацию незатейливых переходов житийного рассказа.

Общий взволнованный тон повествователя Достоевского,чрезвычайно взволнованного в тех обстоятельствах «катастрофы», которые онизлагает, не только не противоречат его житийной ориентации, но, напротив, ее,продолжает. Дело в том, что агиографическое (житийное) повествование, в отличиеот летописного (несмотря на всю их, близость), не может быть бесстрастным. Онопроникнуто: выраженным отношением к предмету – либо благоговейным исочувственным (если речь идет о «положительных героях» жития), либо явноотрицательным. Оно же с большим основанием и широтой, чем летопись, включаетрелигиозно-философские рассуждения, моралистические сентенции и тирады.

Наконец, повествователь «Братьев Карамазовых», как ижитийный повествователь, при всей его близости к главным героям романа, на всемего протяжении от них отделен. Он не допускается до непосредственного общения сними, которое неизбежно снизило бы их, равно как и всю произошедшую с ними«катастрофу», до уровня ординарного уголовного происшествия и потому помешалобы высокой авторской задаче, его стремлению представить в главных своих герояхнекий морально-философский синтез современной ему России.

В то же время в характер житийного повествователя«Братьев Карамазовых» привнесены черты современного автору интеллигентногообывателя и резонера, хорошо осведомленного в вопросах «текущейдействительности». Автор сознательно соединяет эти архаичные и новейшиеэлементы в своем вымышленном рассказчике на основании наивности и простодушиятого и другого характеров, составляющих его образ. В сообщение о скандальнойподробности биографии того или иного героя он вставляет житийное «повествуют»или «по преданию», в спокойную неприхотливую житийную фразу – современноеслово: «… люди специальные и компетентные утверждают, что старцы и старчествопоявились у нас, по нашим русским монастырям, весьма лишь недавно, даже нет иста лет, тогда как на всем православном Востоке, особенно на Синае и на Афоне,существуют далеко уже за тысячу лет» (1, 58, 59). Таким образом, не толькопроблематика, но и стиль романа «Братья Карамазовы» связаны с христианством ихристианскими источниками.

4) Проблема ответственности за преступление

В этом последнем романе писатель, как и прежде,демонстрирует глубокое проникновение в душу каждого из своих героев, вскрываетподлинные, а не мнимые мотивы их поступков. Вновь, как и в «Преступлении инаказании», возникает вопрос о возможности преступления, о разрешениипреступления по совести. Конфликт обостряется тем, что на этот раз в видежертвы выступает Федор Карамазов – человек в высшей степени развращенный,циничный, отвратительный, но – отец. Братья Карамазовы несут на себе тяжкийкрест – карамазовскую натуру. А она, как говорит на суде прокурор, безудержна:ей нужно одновременно и ощущение низости падения, и ощущение высшегоблагородства. «Две бездны, две бездны, господа, в один и тот же момент – без тогомы несчастны и неудовлетворены, существование наше неполно. Мы широки, широкикак вся наша матушка Россия, мы все вместим и со всем уживемся» (2, 414).

Но тема ответственности за преступление решаетсяДостоевским в «Карамазовых» на ином, если можно так сказать, более евангельскомуровне, чем в «Преступлении и наказании». Братья, каждый по-своему, переживаютединую трагедию, у них общая вина и общее искупление. Не только Иван со своейидеей «все позволено», не только Дмитрий в своем безудержьи страстей, но и«тихий мальчик» Алеша ответственны за убийство отца. Все они сознательно илиполусознательно желали его смерти, и их желание толкнуло Смердякова назлодеяние: он был их послушным орудием. Убийственная мысль Ивана превратилась вразрушительную страсть Дмитрия и в преступное действие Смердякова. Они виноватыактивно, Алеша – пассивно. Он знал – и допустил, мог спасти отца – и не спас.Общее преступление братьев влечет за собой и общее наказание. Автором судитсяне только и не столько сам поступок, сколько мысль, желание. Непосредственныйубийца Смердяков, поднявший руку на своего отца, в сущности, даже не предстаетперед судом. Он осужден уже заранее, изначально, потому-то и кончает жизнь, какИуда, – в петле. Дмитрий искупает свою вину ссылкой на каторгу, Иван –распадением личности и явлением черта, Алеша – страшным духовным кризисом. Ибоподлинному суду подлежат не только дела, но и помыслы человеческие. «Выслышали, что сказано древним: не убивай, кто же убьет, подлежит суду. А Яговорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду;кто же скажет брату своему: «рака», подлежит синедриону; а кто скажет:«безумный", подлежит геенне огненной» (Евангелие от Матфея, 5:21, 22).

Но роман, как и всегда у Достоевского, говорит еще иоб очищающей силе страдания. И Митя, приговоренный к каторге юридическибезвинно, осознает, что духовная его вина перед убитым отцом неоспорима и чтоименно за эту невидимую миру вину наказывает его Господь видимым образом. Ихотя роман обрывается как бы на полуслове планами брата Ивана и КатериныИвановны освободить Митю с этапа и вместе с Грушей отправить в Америку, читательявственно ощущает, что этим планам не суждено будет сбыться. Да и слишком ужрусский человек Митя Карамазов, чтобы найти свое счастье в Америке. «Ненавижу яэту Америку уже теперь!.. Россию люблю, Алексей, русского Бога люблю, хоть ясам и подлец!» (2, 487, 488) — говорит он брату на свидании после суда.

И действительно, бежать с каторги Мите Карамазовубыло не суждено. Во второй, ненаписанной, части романа, по воспоминаниям АнныГригорьевны Достоевской, «действие переносилось в восьмидесятые годы. Алеша ужеявлялся не юношей, а зрелым человеком, пережившим сложную душевную драму сЛизой Хохлаковой, Митя же возвращался с каторги» (2, примечания, стр. 501). Посути дела, именно Митя Карамазов является героем, сознательно приносящим себя вжертву. Или, во всяком случае, сознательно соглашающимся на такую жертву,сознательно идущим по пути искупления собственного греха и греха своих братьев.

5) Образ Ивана Карамазова. Разговор Ивана и Алеши

С каждым из братьев ассоциируется тот или иноймотив, связанный с проблематикой религиозности и атеизма. Дмитрий (о которомбыло сказано ранее) олицетворяет собой жертвенную личность, Иван – «бунтарь»,богоборец, Алеша же воплощает образ инока в миру, кроме того, с ним связанажитийная линия романа.

Иван, второй сын Федора Павловича, рос в чужой семьеугрюмым отроком и рано обнаружил блестящие умственные способности. Алешапризнается Ивану в трактире: «Брат Дмитрий говорит про тебя: Иван – могила. Яговорю про тебя: Иван загадка. Ты и теперь для меня загадка» (1, 277). Алешачувствует, что Иван занят чем-то внутренним и важным, стремится к какой-тоцели, может быть, очень трудной. «Он совершенно знал, что брат его атеист». Такзагадочно вводится автором фигура «ученого брата». Поведение его непонятно идвусмысленно: почему, будучи атеистом, он пишет о теократическом устройствеобщества? Почему он «твердо и серьезно» принимает благословение старца и целуетего руку?

Опытный, умеющий понимать людей Зосима сразуотгадывает тайну молодого философа. Ивана «Бог мучает»; в его сознаниипроисходит борьба между верой и неверием. Старец говорит ему: «Идея эта еще нерешена в вашем сердце и мучает его… В этом ваше великое горе, ибо настоятельнотребует разрешения… Но благодарите Творца, что дал вам сердце высшее, способноетакою мукой мучиться, «горняя мудрствовати и в горних искати, наше божительство на небесах есть» (1, 105). Иван не самодовольный безбожник, авысокий ум, «сердце высшее», мученик идеи, переживающий неверие как личнуютрагедию. Зосима заканчивает пожеланием: «Дай вам Бог, чтоб решение сердцавашего постигло еще на земле, и да благословит Бог пути ваши» (1, 105).Праведник благословляет «неустанное стремление» грешника и предсказывает емупадение и восстание. Автор «Легенды о Великом инквизиторе» не погибает. В эпилогеМитя пророчествует «Слушай, брат Иван всех превзойдет. Ему жизнь, а не нам. Онвыздоровеет» (2, 486), в нем есть «такая сила, что все выдержит» (1, 315). Это«карамазовская… сила низости карамазовской» (1, 315).

Иван – традиционная для Достоевского трагическираздвоенная личность. Он, логик и рационалист, делает удивительное признание.«Я знаю заранее, – говорит он, – что паду на землю и буду целовать камни иплакать над ними… Собственным умилениемупьюсь» (1, 279). Атеисту Ивану доступны слезы восторга и умиления! И он,как Алеша, способен пасть на землю и обливать ее слезами. Но карамазовскаялюбовь к жизни сталкивается в его душе с безбожным разумом, который разлагает иубивает ее. Он отрицает умом то, что любит сердцем, считает свою любовьбессмысленной и неприличной. Разве достойно человека любить «нутром и чревом»то, что разумному сознанию его представляется «беспорядочным, проклятым и,может быть, бесовским хаосом»? В Иване завершается многовековое развитиефилософии от Платона до Канта… «Человек есть существо разумное» – это положениедля Ивана важнее всего на свете. Иван горд своим разумом, и ему легчеотказаться от Божьего мира, чем от разума. Рационалист не желает примиренья скакой-то «ахинеей». Здесь-то и начинается трагедия. В мире есть иррациональноеначало, зло и страдание, которое непроницаемо для разума. Иван строит своюаргументацию на самом выигрышном виде несправедливости – страдании детей,которые не успели в своей жизни совершить никаких грехов, за которые их моглабы наказать кара Божья. «Не стоит она [мировая гармония] слезинки, хотя быодного только замученного ребенка, который бил себя кулачками в грудь и молилсяв зловонной конуре своей неискупленными слезками своими к «Боженьке» (1,294), –заявляет Иван и насмешливо заключает: «Слишком дорого оценили гармонию, и не покарману нашему вовсе столько платить за вход. А потому свой билет на вход спешувозвратить обратно… Не Бога я не принимаю, Алеша, я только билет Емупочтительнейше возвращаю» (1, 295). Иван допускает существование Бога: «Я неБога не принимаю, пойми ты это, я мира, Им созданного, мира-то Божьего непринимаю и не могу согласиться принять» (1, 284). Он принимает Бога, но лишьдля того, чтобы возложить на него ответственность за созданный Им «проклятыйхаос» и чтобы с невероятной «почтительностью» возвратить Ему билет. «Бунт»Ивана отличается от наивного атеизма XVIII века: Иван не безбожник, абогоборец. Он обращается к христианину Алеше и вынуждает его принять свойатеистический вывод. «Скажи мне сам прямо, – говорит он, – я зову тебя –отвечай: представь, что это ты сам возводишь здание судьбы человеческой с цельюв финале осчастливить людей, дать им, наконец, мир и покой; но для этогонеобходимо и неминуемо предстояло бы замучить всего лишь только крохотноесозданьице, вот того самого ребеночка, бившего себя кулачком в грудь, и на неотмщенныхслезках его основать это здание, согласился ли бы ты быть архитектором на этихусловиях, скажи и не лги!» (1, 295). И Алеше, истинно верующему человеку, приходитсяответить: «Нет, не согласился бы». Это означает, что принять архитектора, построившегомир на слезах детей, нельзя; в такого Творца верить нельзя. Иван торжествует:своей логической цепочкой он «затягивает» «инока» в сети своих рассуждений изаставляет его согласиться с идеей «бунта». Ведь Алеша не мог ответитьпо-другому, иначе он бы не имел права называться Человеком. Иван отрицает Богаиз любви к человечеству, выступает в роли адвоката всех страждущих противТворца. Однако в этом самозванстве кроется обман, так как в устах атеиставоззвания к благородным человеческим чувствам – это чистая риторика. Иванговорит: «На всей земле нет решительно ничего такого, чтобы заставляло людейлюбить себе подобных… если есть и была до сих пор любовь на земле, то не отзакона естественного, а единственно потому, что люди уверовали в своебессмертие…» (1, 290). Иван не верует в бессмертие, а потому не может любитьлюдей. Он, надевая маску человеколюбия, пытается поставить себя на месточеловеколюбца-Творца. Якобы он бы создал более справедливое устройство мира.Что же означает «бунт» на самом деле? Существование зла в мире доказывает, чтоБога нет. Христианство признает грехопадение и верит в наступление Ст

еще рефераты
Еще работы по литературе, лингвистике