Реферат: Культурная морфология О.Шпенглера "Закат Европы"

МОСКОВСКИЙ ПЕДОГОГИЧЕСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТим. ЛЕНИНА

ОТДЕЛЕНИЯ СЭП

ФАКУЛЬТЕТ КУЛЬТУРОЛОГИИ И ИНОСТРАННОГО ЯЗЫКА

 

 

КУРСОВАЯ РАБОТА

 

 

ПО ДИСЦЕПЛИНЕ: ИСТОРИЯКУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКОЙ МЫСЛИ

НА ТЕМУ: КУЛЬТУРНАЯ МОРФОЛОГИЯ О. ШПЕНГЛЕРА «ЗАКАТ ЕВРОПЫ»

     

Научный руководитель:

Выполнил:

Студент 1 курса гр.

Очного отделения

Черников А.С.

2002г.

<span Arial",«sans-serif»">Содержание.

<span Arial",«sans-serif»">____

<span Arial",«sans-serif»">Введение………………………………………………….3

<span Arial",«sans-serif»">Глава 1 Создание шедевра…………………………4

<span Arial",«sans-serif»">Глава 2 Идеи Шпнглера……………………………..4

<span Arial",«sans-serif»">Глава 3 Освальд Шпенглер и Закат Европы…..5

<span Arial",«sans-serif»">Глава 4 Кризис Западной культуры…………….18

<span Arial",«sans-serif»">Глава 5 Предсмертные мысли Фауста

<span Arial",«sans-serif»">……….<span Arial",«sans-serif»">27

<span Arial",«sans-serif»">Глава 6 Непреодоленный рационализм……….34

<span Arial",«sans-serif»">Глава 7 ШПЕНГЛЕР И ПОЛИТИКА…………….....46

<span Arial",«sans-serif»">Глава 8 ШПЕНГЛЕР И НОВАЯ ГЕРМАНИЯ……..47

<span Arial",«sans-serif»">

<span Arial",«sans-serif»">Глава 9 В «ТЫСЯЧЕЛЕТНЕМ РЕЙХЕ»……………48

<span Arial",«sans-serif»">Заключение……………………………………………..49

<span Arial",«sans-serif»">Списокиспользованной литературы…………….50

<span Arial",«sans-serif»">

<span Arial",«sans-serif»">

<span Arial",«sans-serif»">

<span Arial",«sans-serif»">

<span Arial",«sans-serif»">

<span Arial",«sans-serif»">

<span Arial",«sans-serif»">

<span Arial",«sans-serif»">

<span Arial",«sans-serif»">

<span Arial",«sans-serif»">

<span Arial",«sans-serif»">

<span Arial",«sans-serif»">

<span Arial",«sans-serif»">

<span Arial",«sans-serif»">

<span Arial",«sans-serif»">

<span Arial",«sans-serif»">

<span Arial",«sans-serif»">

<span Arial",«sans-serif»">

<span Arial",«sans-serif»">

<span Arial",«sans-serif»">

<span Arial",«sans-serif»">

<span Arial",«sans-serif»">Введение

<span Arial",«sans-serif»">__________

<span Arial",«sans-serif»">КнигаШпенглера не просто книга: не та штампованная форма, в которую ученые последнихдесятилетий привыкли сносить свои мертвые знания. Она создание если и невеликого художника, то все же большого артиста. Образ совершенной книги Ницшеиной раз как бы проносится над ее строками. В ней все, как требовал величайшийписатель Германии, “лично пережито и выстрадано”, “все ученое впитаноглубиной”, “все проблемы переведены в чувства”, “философские термины замененысловами”, “вся она устремлена к катастрофе”.

<span Arial",«sans-serif»">КнигаШпенглера творение – следовательно организм – следовательно живое лицо.Выражение ее лица – выражение страдания.

<span Arial",«sans-serif»">Двумянепримиримыми противоречиями жива книга Шпенглера. Двумя горькими, трагическимискладками пересекают эти противоречия ее умный, ее страстный лоб.

<span Arial",«sans-serif»">Шпенглербесконечно у ч е н; он сам говорит, что сделанное им открытие запоздало потому,что со смерти Лейбница ни один философ не владел всеми методами точного знания.Математика и физика, история религий и политическая история, все искусства, вособенности архитектура и музыка, судьбы народов и культур – все это странносплетаясь друг с другом, составляет единый предмет Шпенглеровских размышлений.

<span Arial",«sans-serif»">Эта широкаяученость соединяется в Шпенглере с глубоко осознанной и принципиальнопровозглашенной антинаучностью философского мышления. Его книга дышит полнымпрезрением ко всем вопросам современной научной философии, к вопросамметодологии и теории знания. Некоторым уважением отмечено разве только имяКанта. Системы Фихте, Гегеля, Шеллинга прямо названы нелепицами. Из новейшихмыслителей вскользь и полупрезрительно упоминаются лишь Эйкен и Бергсон. Всегонеокантианства для Шпенглера просто не существует: это мертвый остаток некогдаживой мысли: профессорствующая философия и философствующие профессора.

<span Arial",«sans-serif»">Кто жеподлинные философы XIX-го века? Выбор странен и вызывающе привередлив: –Шопенгауэр, Вагнер и Ницше, Маркс и Дюринг, Геббель, Ибсен, Стриндберг иБернард Шоу.

<span Arial",«sans-serif»">В свететакой ненаучности большая ученость Шпенглера производит на современный научныйвзгляд странное впечатление чего-то тщетного, неиспользованного, неприкаянного,чего-то эмпирически живого, но трансцендентально мертвого, какой-то трагическипраздной красоты пышных и нарядных похорон.

<span Arial",«sans-serif»">К этомупервому противоречию Шпенглеровской книги присоединяется второе: Шпенглервыраженный скептик, понятия абсолютной истины для него не существует.Абсолютная истина – абсолютная ложь, пустой лживый звук. Идеи так же смертны,как души и организмы. Истины математики и логики так же относительны, какбиологии и богословия. Трансцендентальная вечность знания так же химерична, каквечность трансцендентального бытия.

<span Arial",«sans-serif»">Нобезусловный скептик, Шпенглер одновременно мужественный пророк. Содержание егопророчества – смерть европейской культуры. Пройдет немного столетий и на земномшаре не останется ни одного немца, англичанина и француза, как во временаЮстиниана не было больше ни одного римлянина.

<span Arial",«sans-serif»">Пророк-скептик,возможно ли более противоречивое сочетание? Разве пророк не всегда посланниквечности и бытия? Разве без ощущения вечного бытия в груди возможен пророческийголос? Возникает вопрос: быть может Шпенглер вовсе не пророк, а только пациентсовременной Европы в безответственно взятой на себя роли пророка.

<span Arial",«sans-serif»">Состояние, вкотором Шпенглер пишет свою книгу – чувство одержимости своим открытием. Онубежден, что говорит вещи, которые никому не снились, никогда никому неприходили на ум, что он ставит проблему, которую в ее немом величии еще никтоникогда не чувствовал, что он высказывает мысли, которые до него никем еще небыли осознаны, но в будущем неизбежно заполнят сознание всего человечества.Книга Шпенглера безусловно книга подлинного пафоса, временами, однако, досадноопускающегося до некоторой личной заносчивости, почти надменности.

<span Arial",«sans-serif»">Настроение,которое остается от нее, настроение тяжести и мрака. “Умирая, античный мир незнал, что он умирает, и потому наслаждался каждым предсмертным днем, какподарком богов. Но наш дар – дар предвидения своей неизбежной судьбы. Мы будемумирать сознательно, сопровождая каждую стадию своего разложения острым взоромопытного врача”. Вот строки, которые я избрал бы эпиграфом эмоциональногосодержания “Заката Европы”. Помещенные в конце книги, скупой на всякуюоткровенную лирику, они производят сильное впечатление безнадежной горечи, но испокойной гордости.

<span Arial",«sans-serif»">Глава 1

<span Arial",«sans-serif»">СОЗДАНИЕ «ШЕДЕВРА

<span Arial»,«sans-serif»">
<span Arial",«sans-serif»">
Мюнхен начала ХХ века соперничал с Парижем за титул культурной столиц Европы, азначит и всего мира. В городе с 600-тысячным населением на реке Изар царилаатмосфера либерализма и творческих дерзаний. Мюнхен был наводненреволюционерами, анархистами, мистиками, эстетами, художниками, поэтами имузыкантами. Осенью 1911 г. в Мюнхен из Гамбурга перебрался скромныйгимназический учитель Освальд Шпенглер. О том, что он напишет Эпохальную книгуон знал уже в 10 лет. В Мюнхене возник замысел его книги. Он писал о себе:«Я трус, робкий беспомощный трус. Если по сей день что-либо защищает меня,так это привычка уверенно держаться»; он все больше замыкался в себе.Презрение к людям Шпенглера производило на них крайне негативное впечатление.Т. Манн писал: «Ну, был бы он циничным, как дьявол! Но он всего лишьфатален. Он не нашел ничего лучшего, как назвать предшественниками своихгиеноподобных пророчеств Гете, Шопенгауэра и Ницше. Это были люди. Он же всеголишь пораженец гуманизма». В таком нервозном состоянии он начал работу надглавным трудом своей жизни «Закатом Европы». Толчком к этому послужилмарокканский кризис 1911 г., когда немецкая канонерка " Пантера"совершила поход в порт Агадир, тем самым показав Франции, что Германия ненамерена более поступаться своими интересами в Африке. Однако кризис обнаружилизоляцию Германии и закончился ее отступлением, несмотря на кажущеесясохранения статус-кво. Шпенглер рассматривал этот кризис как поворотный пунктсвоего духовного развития, когда всемирно-исторические перспективыпредставились ему в неожиданном сочетании: «Я увидел современность, грядущуюмировую войну — в совершенно ином свете.» Он планировал создать книгу охудожнике, которому больше нечего писать, и как Фауст — он умирает, потому чтоон достиг цели, тем самым, завершив необходимый цикл своего развития. Работанад первым томом продолжалась около шести лет и была закончена в апреле 1917 г.Книга, целью которой, по замыслу философа, являлась попытка впервыепредопределить историю, вышла после поражения Германии в первой мировой войне(война для Шпенглера — вечная форма высшего человеческого бытия) и вызваланастоящий фурор, первый тираж был раскуплен моментально, в мгновении ока избезвестного отставного учителя, изредка публиковавшего статьи об искусстве,Шпенглер превратился в философа и пророка, имя которого было у всех на устах.Только в 1921-1925 годах и только в Германии вышло 35 работ о Шпенглере и обего произведении. <span Arial",«sans-serif»">

<span Arial",«sans-serif»">

<span Arial",«sans-serif»">Глава2<span Arial",«sans-serif»">
<span Arial",«sans-serif»">ИДЕИ ШПЕНГЛЕРА<span Arial",«sans-serif»"> <span Arial",«sans-serif»">

Исходным пунктом философии Шпенглера выступала противоположность истории иприроды: " Математика и принцип причинности ведут к естественному упорядочиваниюявлений, хронология и идея судьбы — к историческому". Шпенглер определилпроблему тем, что философы, пытаясь дать характеристику чего-либо, неучитывают, нет общей связи с их понятиями и культурой других народов, времен. Аразве мир идей Шопенгауэра, Канта, Фейербаха, Геббеля, Стриндберга шире иохватывает больше? Их философия является западноевропейской? Стремились найтирешение вопроса вообще, а ответы оказывались узкими и сомнительными. Такимобразом, можно узнать только то, что является истинным для самого себя, длясвоего времени, и то не все. Критики Шпенглера особое внимание уделяли схожестиего концепции со взглядами Данилевского в книге «Россия и Европа»,вышедшей в 1871 г. Действительно, схема русского мыслителя предвосхищала построенияШпенглера. Однако, во-первых, Шпенглер навряд ли был знаком с малоизвестной нетолько в Европе, но и в самой России книгой Данилевского, переведенной вГермании только в 1920 г., во-вторых, Данилевский принципиально отличается отШпенглера тем, что, выделив 10 культур, он положил в их основу присущие толькоим ценности: например, для Древней Греции — идею прекрасного. А Шпенглернастаивал на том, что любая культура — это геометрическое целое с присущимтолько ему собственным миром ценностей. И это весьма важное различие. К тому жеи сам Данилевский обязан своей концепцией немецкому историку Г. Рюккеру, в 1857г. опубликовавшему «Учебник мировой истории в органическомизложении». Поэтому бездоказательным является утверждение С. Фрумкина отом, что учение Шпенглера «о жизненных циклах отдельных, не связанныхмежду собой культурно-исторических миров» якобы заимствовано им«вплоть до многих деталей» у Данилевского. Проблема Шпенглера быласовершенно ясно поставлена К. Леонтьевым. Он также, отрицая прогресс, исповедывалтеорию круговорота, утверждая, что после сложного цветения культуры наступаетее закат. Для западноевропейской культуры он считал эту смерть необратимой.Специфической и новой чертой его теории было приложение циклической модели не кнародам, нациям, государствам и цивилизациям, а к культурно-историческим мирам,понимаемым весьма оригинально. Если в первом издании 1918 г. речь шла озападноевропейской культуре, вступление США в первую мировую войну и тем самымих выход на мировую арену заставили Шпенглера в переработанном издании в 1922г.говорить уже о западноевропейско-американской культуре.

<span Arial",«sans-serif»">Глава3

<span Arial",«sans-serif»">Освальд Шпенглер и ЗакатЕвропы.

<span Arial",«sans-serif»">______

<span Arial",«sans-serif»">В основе“Заката Европы” не лежит аппарата понятий, в основе его лежит организм слов.Понятие – мертвый кристалл мысли, словно ее живой цветок. Понятие всегдаодномысленно, самотождественно и раз навсегда определено в своей логическойемкости. Слово всегда многомысленно, неуловимо, всегда заново нагружено новымсодержанием.

<span Arial",«sans-serif»">“ЗакатЕвропы” сработан Шпенглером не из понятий, но из слов, которые должны бытьчитателем прочувствованы, пережиты, увидены. Слов этих в “Закате Европы” всущности очень немного.

<span Arial",«sans-serif»">Каждоебодрствующее сознание различает в себе “свое” и “чужое”. Все философскиетермины указывают по Шпенглеру на эту основную противоположность. Кантовское“явление”, Фихтевское “я”, “воля” Шопенгауэра – вот те термины, нащупывающие всознании некое “свое”. “Вещь же в себе”, “не я”, “мир как представление”,указывают, наоборот, на некое “чужое” нашего сознания.

<span Arial",«sans-serif»">Шпенглер нелюбит терминов и потому он “покрывает различие “своего” и “чужого”многомысленной противоположностью многомысленных слов, называя свое – “д у ш ою”, а чужое – “м и р о м”.

<span Arial",«sans-serif»">На слово“души” наслояется затем Шпенглером слово “с т а н о в л е н и е”, а на словомир слово “с т а в ш е е”. Так слагаются два полюса, – полюс становления души иполюс ставшего мира. Мир возможностей и мир осуществленностей.

<span Arial",«sans-serif»">Между нимижизнь, как осуществление возможностей.

<span Arial",«sans-serif»">Вслушиваясьзатем в природу становящегося мира, Шпенглер чувствует его таинственнонаделенным признаком н а п р а в л е н и я, тем несказуемым в сущностипризнаком, который на всех высоко развитых языках был указуем термином “время”.Сращивая, таким образом, время со становящеюся жизнью, Шпенглер в противоположномполюсе сознания, в полюсе “чужого”, сращивает ставший мир с пространством,ощущая пространство, как “мертвое время”, как смерть. Так ветвится в “ЗакатеЕвропы” организм роковых для Шпенглера слов. Слова эти, взятые вместе,составляют не терминологию Шпенглера (

«<span Arial",«sans-serif»"> терминологии[»<span Arial",«sans-serif»"> ] у него нет), но некоторую условную сигнализацию.

<span Arial",«sans-serif»">Что такоевремя? – Шпенглер отвечает: “время не форма познания, все философские ответымнимы. Время – это жизнь, направленность, стремление, тоска, подвижность”.

<span Arial",«sans-serif»">Что такое причинность?– мертвая судьба. Что такое судьба? – органическая логика бытия.

<span Arial",«sans-serif»">Вот такимспособом сигнализирует Шпенглер в душу читателя о том, что он знает о жизни,мире и познании.

<span Arial",«sans-serif»">Вот методШпенглера: он нигде не показан, так сказать, в голом виде. В “Закате Европы”нет главы, специально посвященной его раскрытию: описанию и защите. Он явлен вкниге Шпенглера весьма своеобразно, как живая сила, которой, в виду ееочевидной работоспособности, незачем отчитываться и оправдываться. Этоосиливание скупо развитым и глубоко схороненным методом тяжелых массШпенглеровского знания, придает всей книге впечатление легкости и динамичности.Такова в общих чертах гносеология Шпенглера. Перейдем теперь к его методологии,к установлению различия между природой и историей.

<span Arial",«sans-serif»">К “чужому”моего сознания, т. е. к миру, я могу отнестись двояко. Я могу избратьдетерминантою моего отношения или становление, направленность, время, – илиставшее, протяженность, пространство.

<span Arial",«sans-serif»">В первомслучае я как бы возвращаю мир себе в душу – получаю историю. Во втором –наоборот: я на век закрепляю дистанцию между душою и миром и получаю природу.

<span Arial",«sans-serif»">История естьмир цветущий в образе. Таким знали мир Платон, Рембрандт, Гете.

<span Arial",«sans-serif»">Природа –есть мир, увядший в понятии.

<span Arial",«sans-serif»">Созерцать –значит добывать из мира историю.

<span Arial",«sans-serif»">Познавать –значит добывать из мира природу.

<span Arial",«sans-serif»">Природаживет в понятии, в законе, в числе, в причинности, в пространстве.

<span Arial",«sans-serif»">Историявсецело покоится по ту сторону всех этих понятий, по ту сторону всякой науки.

<span Arial",«sans-serif»">Научныйподход к истории является потому для Шпенглера методологической бессмыслицей. Вистории нельзя искать не только законов, но и никаких причинных рядов. Историюнужно творить. Все остальные точки зрения не чистые решения вопроса.

<span Arial",«sans-serif»">Всякоеприродоведение завершается научной систематикой.

<span Arial",«sans-serif»">Всякое историческоепостижение завершается “ф и з и о н ом и к о й”.

<span Arial",«sans-serif»">Шпенглерубежден, что будущее принадлежит открытой им физиономике, что через сто лет всенауки превратятся в куски единой физиономики.

<span Arial",«sans-serif»">Что же такоеэта Шпенглеровская физиономика?

<span Arial",«sans-serif»">Ответ наэтот вопрос дан Шпенглером двойным образом: очень скупым теоретическимопределением физиономики, и очень обстоятельным применением ее.

<span Arial",«sans-serif»">В концеконцов, Шпенглеровская физиономика – артистическая практика духовногопортретирования. Шпенглер берет науку, искусство, религию, политику, быт,пейзаж определенной эпохи и, освобождая все эти ценности от ярма объективнойсверхъисторической значимости, рассматривает их исключительно как символическиеобразы переживаний портретируемой им исторической души. В результате примененияэтого метода, религия, философия, наука, как таковые, т. е. как некиепреемственно развивающиеся, одним народом завещаемые другому ценностные ряды,решительно уничтожаются Шпенглером. Всякая религиозная догма, всякоефилософское утверждение, всякий эстетический образ, всякая математическаяформула – все эти разнообразнейшие закрепления истины, ощущаются и раскрываютсяШпенглером, как иероглифы народных душ и судеб.

<span Arial",«sans-serif»">Писатьисторию, как философ, говорит Шпенглер, значит писать ее так, как Шекспир писалтрагедии своих героев. Историк-физиономист – биограф отдельных культур, т. е.отдельных духовных организмов. Мыслить потому в качестве историка-физиономистакакие-то сквозные, т. е. сквозь все народы и эпохи, проходящие логические илиэстетические ценности, мыслить какую-то единую философию, единую логику, илихотя бы объективную единую математику, – значит обезличивать индивидуальныеобразы отдельных культур мертвыми схемами вымышленных общезначимостей.

<span Arial",«sans-serif»">Вдумываясь вгносеологические и методологические утверждения Шпенглера, нельзя воздержатьсяот впечатления их крайнего субъективизма, от попытки отнестись к Шпенглеру, какк явному релятивисту.

<span Arial",«sans-serif»">И,действительно: многосмысленные слова вместо односмысленных понятий,сигнализация вместо терминологии, разве это может не вести философа крелятивизму? Но релятивизм Шпенглера коренится еще глубже. В каждом сознанииШпенглер отличает душу и чужое этой душе, т. е. – мир. Душа у каждого своя,потому и чужое этой души у каждого свое. Это значит что у каждого свой мир. Шпенглертак и говорит: “есть столько миров, сколько людей”. Но если у каждого свой мир,то ясно, что и оба производных этого мира, история и природа у каждой духовнойиндивидуальности: у человека, народа, семьи народов, у всякой эпохи, у всякойкультуры свои. И действительно, цитируя Гете, Шпенглер утверждает, что обистории никто не может судить, кто сам в себе не переживет истории.

<span Arial",«sans-serif»">ЗаостряяШпенглера до последнего предела можно правомерно утверждать, что для каждойдуши всемирная история есть в конце концов ни что иное, как история ее жесобственной судьбы.

<span Arial",«sans-serif»">Однако этимиразмышлениями релятивизм Шпенглера еще не исчерпан до конца. Он потенцируется вутверждении, что субъективно не только переживание мира, но и всякое творческоезакрепление этого переживания, что никакие образы искусства и никакие научныезаконы не вчленимы ни в какие сверхдушевные значимости и исчерпывают свойпоследний смысл в качестве символов этой душевности, разделяя участь всегоживого – смерть.

<span Arial",«sans-serif»">Дальше идтинекуда. И все же, если бы Шпенглеру сказали, что его физиономика субъективна,он ни за что не согласился бы с этим положением; он уверен, что впервые пишетнастоящую объективную историю.

<span Arial",«sans-serif»">Ошибка всехисториков, их субъективная аберрация, заключается по Шпенглеру прежде всего втом, что все они писали историю с точки зрения современного человека, деля ее всвязи с этим на совершенно несоизмеримые по удельному весу куски древности,средневековья и нового времени, постигая то великое, что было, через то малое,к чему юно будто бы привело. Задача Шпенглера – покинуть эту Птолемеевскуюточку зрения, стать Коперником от истории, перестать вращать историю вокругмнимого центра западно-европейского мира, обрести по отношению к ней пафосдистанции, взглянуть на все явления истории, как на горную цепь на горизонте,взглянуть на нее взором беспристрастного божества.

<span Arial",«sans-serif»">ОднакоШпенглер защищает не только объективность такой своей духовной ситуации поотношению к истории, он претендует еще и на объективность применяемого имметода объективного созерцания. Что такое объективное созерцание, Шпенглер посуществу и строго нигде не говорит, но он везде противополагает егосубъективному рассмотрению и отвлеченному размышлению. В конце концовобъективное созерцание сводится им к прозрению идей в явлениях и прозрениюродства среди идей, к своеобразной Гетеански окрашенной практикефеноменологического созерцания. Особенно существенно в “Закате Европы” ихарактерно для Шпенглера провидение внутреннего духовного сродства между душамиили идеями явлений: эпохами, культурами, народами, личностями. На протяжениивсей своей книги Шпенглер непрерывно аналогизирует, тщательно противополагаясвои субъективные, морфологически точные уподобления поверхностномуимпрессионизму так называемых исторических сравнений и параллелей.

<span Arial",«sans-serif»">Для негобессмысленно, например, сближение буддизма и христианства, или Гете и Шиллера,но обязательно утверждение морфологического родства буддизма и социализма впротивовес христианству, Гете и Платона в противовес Шиллеру.

<span Arial",«sans-serif»">Таковыпритязания кажущегося релятивиста Шпенглера на объективность своего –объективного ли? – созерцания.

<span Arial",«sans-serif»">____________

<span Arial",«sans-serif»">Шпенглервсматривается в темнеющие дали истории: бесконечное мелькание бесконечнонарождающихся и умирающих форм, тысячи красок и огней, разгорающихся ипотухающих, свободная игра свободнейших случайностей. Но мало-помалу глазначинает привыкать и выступает второй, более устойчивый исторический план. Вгнездах определенных ландшафтов (Шпенглер любит слово ландшафт и все времяговорит о духовных, душевных и музыкальных ландшафтах) на берегу Средиземногоморя, в долине Нила, в просторах Азии, на средне-европейских равнинах рождаютсядуши великих культур. Родившись, каждая из них восходит к своей весне и своемулету, спускается к своей осени и умирает своею зимой. Этому роковому кругужизни внешней соответствует столь же роковой круг внутренней жизни духа. Душакаждой эпохи неизбежно совершает свой круг от жизни к смерти, от культуры кцивилизации.

<span Arial",«sans-serif»">Противоположностькультуры и цивилизации – главная ось всех Шпенглеровских размышлений. Культура,– это могущественное творчество созревающей души, – рождение мифа, каквыражения нового богочувствования, – расцвет высокого искусства, исполненногоглубокой символической необходимости, – имманентное действие государственнойидеи среди группы народов, объединенных единообразным мирочувствованием иединством жизненного стиля.

<span Arial",«sans-serif»">Цивилизация– это умирание созидающих энергий в душе; проблематизм мирочувствования; заменавопросов религиозного и метафизического характера вопросами этики и жизненнойпрактики. В искусстве – распад монументальных форм, быстрая смена чужихвходящих в моду стилей, роскошь, привычка и спорт. В политике – превращениенародных организмов в практически заинтересованные массы, господство механизмаи космополитизма, победа мировых городов над деревенскими далями, властьчетвертого сословия.

<span Arial",«sans-serif»">Цивилизацияпредставляет собой, таким образом, по Шпенглеру неизбежную форму смерти каждойизжившей себя культуры. Смерть мифа в безверии, живого творчества в мертвойработе, космического разума в практическом рассудке, нации в интернационале,организма в механизме.

<span Arial",«sans-serif»">Судьбыкультур аналогичны, но души культур бесконечно различны. Каждая культура, какСатурн кольцом, опоясана своим роковым одиночеством.

<span Arial",«sans-serif»">“Нетбессмертных творений. Последний орган и последняя скрипка будут когда-нибудьрасщеплены; чарующий мир наших сонат и наших trio<3>, всего тольконесколько лет тому назад нами, но и только для нас рожденный, замолкнет иисчезнет. Высочайшие достижения Бетховенской мелодики и гармонии покажутсябудущим культурам идиотическим карканьем странных инструментов. Скорее, чемуспеют истлеть полотна Рембрандта и Тициана, переведутся те последние души, длякоторых эти полотна будут чем-то большим, чем цветными лоскутами.

<span Arial",«sans-serif»">Кто понимаетсейчас греческую лирику? Кто знает, кто чувствует что она значила для людейантичного мира?”

<span Arial",«sans-serif»">Никто незнает, никто не чувствует. Нет никакого единого человечества, нет единойистории, нет развития, нет и прогресса.

<span Arial",«sans-serif»">Есть толькоскорбная аналогия круговращения от жизни к смерти, от культуры к цивилизации.

<span Arial",«sans-serif»">_____________

<span Arial",«sans-serif»">Очевидно,что только что воспроизведенные утверждения Шпенглера предельно заостряют всеуже вышеуказанные противоречия его мысли. Творения каждой культуры понятнытолько в ее собственной атмосфере, только среди объединенных ею людей. Длябудущих культур Бетховенская мелодика будет идиотическим карканьем. Греческуюлирику сейчас никто не понимает. Такова теория. Но что делает сам Шпенглер всвоей книге? Он портретирует арабскую, индусскую, египетскую и античнуюкультуры. Портретирует мужественно и страстно, без тени скептицизма, безмалейшего сомнения в сходстве создаваемых портретов.

<span Arial",«sans-serif»">Разрешитьэто противоречие за Шпенглера, очевидно, нельзя, но искать таковое разрешение унего можно, и можно в двух противоположных направлениях: в направлениимистическом и в направлении скептического релятивизма.

<span Arial",«sans-serif»">Скептически-релятивистическоеразрешение заключалось бы в неожиданном для Шпенглера признании, что егопроникновение в души древних культур является в сущности проникновениемиллюзорным, не размыкающим по-настоящему одиночества его западно-европейскойдуши. Оно заключалось бы в утверждении, что познавая Грецию, Египет и Индию,Шпенглер в конце концов своими химерическими гаданиями об этих культурахреально познает только свою собственную душу европейца двадцатого века.

<span Arial",«sans-serif»">Такоерелятивистическое трактование Шпенглера сводилось бы к мысли, что постижение поаналогии не ведет дальше постижения одной аналогии. Утверждая, что фрескиПолигнота относятся к скульптуре Поликлета, так же как портреты Рембрандта кмузыке Баха, мы проникаем в душу античного искусства, в сущности не глубже, чемв природу зеркала, в котором рассматриваем самих себя. Все эти наши Греции,Индии, Египты, все это только наши тени, нами же созданные призраки. Но жизньсреди призраков не есть ли самая одинокая жизнь? Но если так, почему жеШпенглер так страстно отдается изучению умерших культур, отошедших миров!Очевидно потому, что он любит эти миры, эти культуры, и все еще не верит ниллюзионизм своей любви, мнящей владеть предметом, но владеющей только своеюмечтою о нем. Р о м а н т и к и л л ю з и о н и с т, не разгадавший этой своейприроды, вот первый облик Шпенглера, в котором психологически разрешимыпротиворечия его книги, если акцентуировать ее релятивистические мотивы.

<span Arial",«sans-serif»">Но возможнапопытка додумать Шпенглера до конца и в другом направлении, в направлениимистическом. Есть в “Закате Европы” одинокие, глухие места, в которых Шпенглер,оговариваясь, что здесь мистерия, боящаяся слов, говорит о мировой душе(Urseelentum), отпускающей к жизни души вселенских культур и принимающей ихобратно в свое лоно по свершении ими своих путей. В этой мировой душе все вечнопребывает; в ней и поныне живы потерянные трагедии Эсхила, не как созданныеформы, не как телесные вещи, не для дневного сознания человечества, но как-тоиначе, в какой-то несказуемой, неразрушимой первосущности. Этими прозрениямиШпенглер прокладывает в сущности путь к утверждению всего того, что он всяческиотрицает, к утверждению единого человечества, единой истории и прозрачностивсякого ты, для всякого я. Пойди он этим путем и все противоречия его системыразрешились бы в образе мистика-гностика. Однако, Шпенглер только видит этотпуть, но идти им он не идет.

<span Arial",«sans-serif»">Но Шпенглервообще никуда не идет и никуда не ведет; он убежденно стоит на перекресткемногих путей, стягивая в роковой узел своего многосмысленного существа всепротивоборствующие мотивы современности. Он не только романтик иллюзиониствчерашнего дня, и не только мистик-гностик вечного дня человечества, он крометого еще и современный человек, отравленный всеми ядами всеевропейскойцивилизации. Разгадав с пророческою силою образ этой цивилизации, как образуготованной Европе смерти, он в каком-то смысле все же остался ее мечом и еепеснью. Он верит, что в каждом собрании акционеров большого предприятиявращается несоизмеримо больше ума и таланта, чем во всех современныххудожниках, взятых вместе. Он мечтает о том, что его книга совратит не одногоюношу с путей бессмысленного и невозможного ныне служения музам, превратив егов инженера или химика. Он твердо знает, что Европе осталось одно – смерть; чтов Европе возможна только цивилизация и не возможна культура, и потому онкаким-то своим римско-прусским вкусом к доблести воина и мужа требует от современногочеловека навстречу смерти открытых объятий, безропотного служения цивилизации иполного воздержания от разлагающих душу смертника юношеских мечтаний,воздержания от искусства, философии, творчества.

<span Arial",«sans-serif»">На тризнакомых лица – романтика, мистика и человека современной цивилизациирасслояется, таким образом, своеобразный образ Шпенглера при первой же попыткеуничтожить противоречия его концепции. Это значит, что оригинальностьШпенглера, как мыслителя, жива, прежде всего, противоречиями его мысли.

<span Arial",«sans-serif»">Прекрасночувствуя это инстинктом большого артиста, Шпенглер нигде в своей книге даже ине пытается логически выправить своих построений; разрешить основноепротиворечие того, что он утверждает как скептик-релятивист и того, что онсоздает как интуитивист-мистик.

<span Arial",«sans-serif»">Книга егоубежденно и глубокомысленно смотрит в душу читателя характернейшеюнекоординированностью своих противоречий, как Рафаэлевский портретd'Inghiram<4>i. Смотрит в мир своими раскосыми глазами.

<span Arial",«sans-serif»">В этом еесвоеобразная художественная правда, ее глубина и выразительность.

<span Arial",«sans-serif»">Дав общуюхарактеристику Шпенглера как мыслителя ц артиста, попробуем несколько ближеприсмотреться к его изумительной по глубине интуиции и техническому мастерствуработе историка физиономиста. Выберем с этой целью две наиболее завершенныеработы Шпенглера, портрет аполлинической души Греции и души западно-европейскойкультуры, по Шпенглеру фаустовской души, и постараемся дать с них уменьшенные исхематизированные, но по возможности все же тщательные копии.

<span Arial",«sans-serif»">АнтичнаяГреция – это расчлененное бухтами, реками и горами побережье, это изолированныетела островов Эгейского моря.

<span Arial",«sans-serif»">Этот стильматеринского ландшафта таинственно передался стилю всей античной культуры. Длядревнего грека мир – сумма отдельных тел, изолированных вещей. Того, в чем этитела для нас находятся и чем они для нас объединяются, единого, бесконечногопространства, из которого по Канту можно отмыслить все тела, но которое нельзяперестать себе представлять, для античного человека просто не существует. Дляантичного человека, для аполлинической души бесконечное пространство то, чегонет. Для него реальны только тела. Это так для античной математики и так дляантичного искусства.

<span Arial",«sans-serif»">Пифагорейскоечисло, лежащее в основе всех вещей, ничто иное, как мера и пропорция, какчувственная плоскость античной статуи голого человека. Античное число иантичная скульптура означают страстное обращение аполлинической души ко всякому“здесь” и “сейчас”.

<span Arial",«sans-serif»">Пафос дали,пафос бесконечности абсолютно чужд аполлинической душе, потому античная математиканикогда не могла бы принять концепции иррационального числа. Иррациональноечисло является расторжением связи между числом и телом и созданием связи междучислом и бесконечностью. Поздний миф рассказывает о гибели человека, открывшегоиррациональное начало. Этот миф исполнен величайшего страха аполлинической душиперед далью [и] бесконечностью.

<span Arial",«sans-serif»">Страх далипостоянно мешал грекам расширять свои крохотные государства. Он постояннодержал их паруса недалеко от побережий. Открытого моря они не любили, как любилиего египтяне и финикияне. Они не строили дорог, боялись перспектив убегающихвдаль аллей, как образа непонятной и враждебной им бесконечности.

<span Arial",«sans-serif»">В АфинахПерикла было запрещено распространять астрономические теории. В них никогда невозвышалась обсервационная башня. Ни один из греческих философов не имелсобственных мыслей о звездных мирах. Египетская, Вавилонская, Арабская культурыпостоянно мучились над разрешением астрономических вопросов. Античный жечеловек все время жил без единого взора в бесконечное пространство, всецелососредоточенный на своем Евклидовском бытии. Что земля шар, повисающий вбесконечном пространстве было ни раз доказано грекам. Уже Пифагор знал этуистину. Но мысль эта была чужда и враждебна аполлинической душе, и потому она упорнозабывалась; ее забывали, потому что ее не хотели знать.

<span Arial",«sans-serif»">Даль,бесконечность всюду и всегда враждебны аполлинической душе, потому она строитсвою математику без понятия пространства, свою физику без понятия силы ипсихологию без понятия воли.

<span Arial",«sans-serif»">Античные боги– идеальные человеческие тела; место их пребывания видимый,географически-реальный Олимп; культы связаны с определенными местностями; боги,прежде всего, боги городов, домов, полей.

<span Arial",«sans-serif»">Догмы неважны; они живут в бесконечных просторах мысли. За ис

еще рефераты
Еще работы по культурологии