Реферат: Похороны в Древнем Риме
/>
Так как Мамурра чувствовал себя очень плохо, то об этом известили его сына Марка, не замедлившего явиться. Его голос немного оживил больного, который сделал усилие, чтобы снять с себя кольца и передать их сыну, — этой передачей по римскому обычаю указывался будущий наследник. Такое усилие истощило Мамурру, и он снова впал в беспамятство. Марк едва успел прильнуть к губам старика и получить от него последний вздох. Когда он вполне убедился в его смерти, то закрыл ему глаза.
Тотчас же отправились в храм Libitinae1 заявлением о смерти и просьбой, чтобы либитинарии (заведывавшие устройством похорон) прислали своих рабов приготовить тело покойника для погребения. Эти приготовления состояли в обмывании теплой водой и бальзамировании. Производя все это, громким голосом звали покойника, чтобы убедиться, что он действительно перестал жить. Когда тело было обмыто и надушено, покойнику подправили лицо особым составом, в который входил pollen — крупитчатая мука; этим способом трупу придавали спокойную бледность и />устраняли все обезобразившие лицо следы болезни и предсмертной агонии. Если покойник умер насильственной смертью вследствие какого-нибудь случая, изуродовавшего ему лицо, то на последнее накладывалась маска, представлявшая собой большее или меньшее сходство с покойником. Это необходимо, так как похороны представляют собой зрелище, на котором присутствует масса народа: мертвые доступны глазам всех, и лицо их открыто. Тело покойника завертывалось в саван, но сверх того на него надевали обыкновенное платье.
Мамурра был одет в пурпуровую тогу; на голову ему возложили венок из дубовых листьев, который он получил на войне в награду за спасение одного гражданина; его положили на высокое ложе, украшенное слоновой костью и покрытое роскошной материей. Сын его вместе с несколькими родственниками перенес ложе в атриум и поставил его так, что ноги трупа обращены были к улице. Двери закрыты были занавесами цвета темной морской воды; в вестибюле на маленьком алтаре курились благовония, а у входа большая ветка кипариса предупреждала понтификов, чтобы они обходили это жилище, где взоры их могут быть осквернены видом покойника.
Тело, охраняемое слугой, было выставлено в течение семи дней. На заре восьмого дня глашатаи отправились по улицам возвестить о погребении: “Мамурра скончался, — возглашали они. — Если кто хочет быть на его похоронах, то уже пора. Будут устроены игры, и распорядителя похорон (его сына) будут сопровождать страж и ликторы”.
/>В течение нескольких часов атриум наполнился народом. Мужчины явились одетые в poenula, а не тогу; у женщин на платья был наброшен плащ ricinium (коричневого или голубого цвета). Praefica — наемная плакальщица, доставленная либитинариями, стала произносить под звуки флейт и лиры нении — погребальные песни в честь покойника. После этого все тронулись в путь. Марк Мамурра с тремя родственниками в темной претексте и с открытой головой подняли смертное ложе и понесли его на своих плечах. Кортеж шел при свете факелов, несмотря на то, что похороны происходили среди белого дня. Один из служителей общества похоронных процессий — designator — шел во главе, предшествуемый ликторами в синих туниках. За ним двигались музыканты с прямыми трубами, которые производили самые печальные звуки; затем хоры сатиров, исполнявшие комический танец, который назывался sicinnium за ними — вольноотпущенники Мамурры с колпаками свободы на головах. Далее шел отдельно архимим — начальник мимов, одетый и загримированный под покойного Мамурру, которому он старался подражать в походке, осанке и во всей манере держать себя даже до смешного.
Затем шел в хронологическом порядке ряд предков покойника, представленных портретами из раскрашенного воска, сделанными наподобие театральных масок. Эти маски надеты были на людей, рост которых и осанка соответствовали лицу, изображенному данной маской. Издали можно было подумать, что это действительно сами предки, вставшие из могил. Иллюзия увеличивалась еще тем, что каждый имел атрибуты высшей должности, когда-либо занимаемой им при жизни, например, консульской, преторской или цензорской, и что его также сопровождали ликторы, как когда-то при жизни; если кто-нибудь из предков имел триумф, то лицо, изображавшее его в процессии, ехало на колеснице.
Затем следовало тело, предшествуемое стражем; за покойником несли несколько других погребальных носилок с атрибутами всех должностей, которые занимал Мамурра. Далее шли родственники и друзья в темно-синем платье и без колец. Женщины замыкали шествие. Платье их было в беспорядке, волосы распущены: они лили обильные слезы и испускали крики отчаяния. Во главе их находилась мать покойного со своими дочерьми и невесткой. Толпа женщин увеличивалась их служанками, которыми заведовала плакальщица, обучавшая их жестам скорби и отчаяния и задававшая тон их воплям. Процессия спустилась на форум, где остановилась у подножия ростр. Предки выстроились вокруг; для тех из них, кто занимал курульные должности, поставлены были стулья из слоновой кости. Погребальные носилки поставили на самую трибуну и подняли на них труп так, чтоб все могли его видеть; или вернее сам труп оставался лежать на носилках, а для всеобщего лицезрения была выставлена восковая фигура, изображавшая покойника. Перед этой аудиторией Марк произнес похвальное слово своему отцу, а также всем предкам, присутствующим при церемонии. Время от времени он замолкал для отдыха. Тогда флейтисты и певцы исполняли величественные и печальные гимны. Все эти речи, пение, музыка глубоко растрогали зрителей, и одно время волнение стало настолько всеобщим, что казалось, будто весь народ разделяет скорбь семьи покойного.
/>Покинув форум, шествие направилось по Аппиевой дороге, где уже был приготовлен костер. Этот костер представлял собой очень высокую кучу дров, сложенных в виде жертвенника. Он был украшен гирляндами и кипарисовыми ветвями и окружен кипарисовой же оградой. Прежде чем на него были возложены носилки, мать покойного открыла глаза своему сыну, надела на его пальцы кольца, всунула ему между губами и даже в зубы triens2 для уплаты перевозчику на том свете, поцеловала его застывшие уста и затем воскликнула голосом, прерывающимся от рыданий: “Прощай! Прощай! Мы все последуем за тобой в том порядке, который нам назначит судьба”.
Тотчас же затрубили трубы, и тело было положено на костер, около которого были зарезаны любимые покойником лошади, собаки, попугаи, дрозды и соловьи. Кроме того, на землю было вылито два больших сосуда чистого вина, две полные патеры пенящегося молока и два кубка, наполненные кровью жертвенных животных.
Тем временем присутствующие на похоронах разместились вокруг костра. Повернувшись лицом на восток, они направились в левую сторону и торжественной процессией обошли вокруг костра, бросая на него разного рода подарки: одни духи, ладан, нард, мирру, кинамон; другие — масло, вино; некоторые, наконец, а именно те, которые были на войне с Мамуррой — венки и другие военные знаки отличия. На эту священную кучу дров возложены были жертвенные животные и даже пиршественные яства. Женщины вырывали себе клочьями волосы и присоединяли их к погребальным дарам; они били себя в грудь и царапали лицо, чтобы почтить манов, которые любили молоко и кровь. Наконец, чтобы еще более удовлетворить их кровавым вкусам, близ костра был устроен смертный бой, окончившийся тем, что почти все 120 гладиаторов, принимавших в нем участие, перебили друг друга. Два старых воина, которые не могли примириться с мыслью о разлуке со своим бывшим вождем, пронзили себя мечами.
Когда закончилось шествие и жертвы были принесены, участники погребальной процессии выстроились вокруг кипарисовой ограды. Особый зажигатель подал горящие факелы Марку и некоторым из родных, которые поднесли их к костру, отвернув при этом лицо. Вскоре черные клубы дыма поднялись в воздух; со всех сторон раздался плач и вопли, которые смешались со скорбными песнями и звуками труб.
/>Когда от костра осталась лишь куча пепла и потухших углей, старуха мать Мамурры вместе с его женой, погрузив предварительно руки в чистую воду, вынули из этой печальной кучи остатков побелевшие кости, или вернее остатки костей своего сына и мужа. Они облили их старым вином и молоком, выжали в полотняном покрывале и заключили в бронзовую урну вместе с розами и духами. После этого Марк получил от designator'a3 лавровую ветвь и, обойдя трижды группу собравшихся, очистил их, окропивши чистой водой; затем отпустил их со словами: “Вы можете уйти”. Большинство присутствующих отправилось провожать изображение покойного до дому, где оно было помещено в атриуме между остальными предками.
/>На другой день были устроены игры и представления. Бедным раздавали сырое мясо; кроме того, был устроен парадный обед на форуме. На девятый день родственники принесли на гробницу урну с останками покойного; как только она была там поставлена, величавый трубный звук возвестил о том, что последний акт погребения совершился. В тот же день Марк должен был дать всем родственникам торжественный обед.
После всего этого нужно было приступить к очищению семьи. Марк начал с того, что велел вымести весь дом железняком; затем он зажег огонь в атриуме, бросил на горящие уголья серу и в сопровождении всей семьи несколько раз прошел через это курево.
Расходы на эти похороны достигли до 1 миллиона 100 тысяч сестерций.
На похороны граждан среднего достатка не приглашается народ, потому что не устраивают при этом ни игр, ни обедов; но родные присутствуют непременно. Погребальное ложе скромно украшено папирусом. Самые близкие родные и друзья несут покойника на костер. Если покойный — человек еще молодой, впереди процессии идут флейтисты, если старый — трубачи. По закону полагается десять музыкантов, но закон этот часто нарушают. Шествие не останавливается на форуме, потому что похвальных речей при этом не бывает. Костер мал, низок и заключает в себе ровно столько дров, сколько нужно для сожжения трупа; останки умершего помещают в простую глиняную урну. У костра не приносят жертвоприношений; нет ни благовоний, ни возлияний, ни даров, ни боя гладиаторов.
Нет ничего более скромного, чем похороны бедняка. У дверей дома не стоит кипарис; едва пройдет три дня, как уже торопятся взвалить тело на маленькие узкие носилки, представлявшие собой нечто вроде сундука. На бедняка набрасывают жалкую тогу, истершуюся от частого употребления в подобных случаях. Четыре раба стараются поскорей вывалить свою ношу в поле за Эсквилинскими воротами, где устроено множество маленьких склепов со сводами. Их называют “маленькими колодцами”, без сомнения, из-за круглой отдушины, сделанной в своде и закрывающейся плитой. Каждый вечер одна из этих ям открывается для всех покойников, которых принесут в этот день. Vespillones бросают их туда как попало, большей частью даже без савана. Этих кладбищенских служителей называют “грабителями трупов”, потому что они часто крадут саваны и вырывают у покойника triens, положенный в рот для уплаты за переезд на тот свет. Когда склеп наполнится, закрывающую его плиту припечатывают и снимают ее только через год, когда трупы уже высохнут. Когда смертность очень велика, бедняков сжигают целыми кучами.
/>Похороны умершего в очень юном возрасте лишены всякой торжественности, каково бы ни было общественное положение покойника. Похороны человека молодого, по мнению римлян, оскверняли весь дом; их называли “несчастными” и устраивали ночью, чтобы скрыть от глаз посторонних. Впрочем, отец непременно должен на них присутствовать. Закон запрещает носить траур по детям моложе трех лет; если ребенок старше, траур продолжается столько месяцев, сколько покойнику было лет, до 10 лет включительно. Вообще траур представлял собой исключительно нравственную обязанность; обычай заставляет носить траур только женщин, но не мужчин. Во всяком случае, он не должен продолжаться более года.