Реферат: Культура как виртуальная реальность и три ветви культурологии

Соколов Э.В.

В принципе, возможно рассмотрение культуры под разными углами зрения в форме различных дискурсов. Для каждого дискурса характерно особое видение культурной реальности. Переход к дискурсному пониманию культурологии влечет за собой особое понимание его предмета, то есть культуры, которая оказывается не опредмеченной и завершенной, а виртуальной реальностью, выстраиваемой каждый раз по особым правилам и с особыми целями. Существенно разграничение трех видов дискурса, относящихся к прошлому, настоящему и будущему и соответственно, трех видов культурологии — ретроспективной, презентивной и перспективной.

Культура прошлого — предмет ретроспекции — для нашего наивного взгляда кажется чем-то вполне определенным, состоявшимся. Если уже не ощутимой сегодня, то материализовавшейся в прошлом. Кажется, что лишь о прошлой культуре можно говорить, как о предмете науки: ведь настоящее еще только строиться, а будущего просто нет. Но «твердая реальность» прошлого во многом — мнимая. Во-первых, нам известны лишь документы древности. Но они постоянно вновь и вновь интерпретируются в свете открытий современного жизненного опыта. Во-вторых, экзистенциальные, то есть глубинно-психологические мотивы ретроспективной культурологии основаны на «уважении к минувшему», на культе почивших предков, на идеализации исторических событий, личностей, которые приобретают то героические, то «сатанинские» черты. Многоразовое осмысление в прошлом делает его все более связанным, монолитным. Ретроспективная культурология является по преимуществу синтезирующей, типологизирующей и индивидуализирующей. «Живая жизнь» часто не оставляет ни времени, ни сил для ее осмысления. К тому же, «злоба дня», т.е., мощные, но поверхностные веяния, отвлекают внимание от главного. Ретроспективная культурология, выходящая за рамки науки в мифологию, историографию, романистику — «оформляет» культуру прошлого в виде четко очерченных культурно-исторических типов, эпохальных событий, великих исторических личностей.

Вторая — «презентативная» ветвь культурологии имеет совершенно иные экзистенциальные, интеллектуальные и социальные истоки. По отношению к настоящему мы чувствуем себя победителями или жертвами, питаем к нему любовь, гордость, ненависть, презрение. Если мы хотим понять в какой культуре мы живем, мы не только должны черпать информацию из книг и разговоров, но должны участвовать в общественной жизни своими личными решениями и поступками. Мы имеем, как правило, некоторое схематическое видение настоящего, которое обычно сопоставляем с прошлым или с картинами жизни иных культур. Но мы сознаем его приблизительность. Выстраивание образа современной культуры неотторжимо от процесса жизни и самореализации личности — политика, романиста, философа. Уже вступление в брак, публикация книги, избрание в политический орган меняют представление человека и о себе, и о культуре. Картина культуры рисуется усилиями многих лиц, которые спорят, разоблачают или хвалят друг друга, о многом умалчивают и многое искажают. Выработка образа культуры приобретает черты напряженного диалога и идеологической борьбы.

Современная культура есть, казалось бы, самая «жесткая» реальность, не считаться с которой — невозможно. Но она кажется очень рыхлой, неоформленной по сравнению с прошлым, где все было четко, ясно, все расставлено по местам. Повседневность часто кажется «пустой», неполноценной — много времени «пропадает зря». Но как понять такое самочувствие? Видимо, существует представление о неком «фокусе жизни», полноценном бытие, которого никто не достигает. Все, что делаешь, кажется эфемерным, незавершенным, недодуманным. И чем значительней социальная роль личности, тем сильнее впечатление «неполноты бытия». Есть какое-то странное противоречие между активной и созерцательной жизнью («vita activa» и «vita contomplativa») о котором много спорили средневековые философы. Практическая жизнь — это максимальная вовлеченность, зримые, но малые по вселенским масштабам — результаты. Созерцательная жизнь — это отстраненность, незримые, но, возможно, эпохальные результаты. Активно живущий человек «теряет себя». Созерцающий — себя находит, ибо только он способен глубоко идентифицировать себя с эпохой, культурой, политическим движением. Это ли не парадокс? Конечно, во все времена было гораздо больше людей, поглощенных заботами о «хлебе насущном», то есть, активных. И гораздо меньше — отшельников — созерцателей. Во всех обществах существовал, хотя и немногочисленный, праздный класс, некоторые представители которого не только «охотились на лис», но и размышляли о судьбах мира.

Философы-созерцатели жили чаще всего одиноко и поэтому не могли испытывать чувства заброшенности или героического миссионерства. Они должны были формировать какой-то компенсаторный психический комплекс, а то и просто «сходить с ума» как Ницше. Герман Гессе задумал соединить активную и созерцательную жизнь. Он населил созерцателями целую провинцию. Они были заняты исключительно «игрой в бисер». Гессе предусмотрел, что это должны быть избранные, лучшие люди: они должны быть свободны от деловых забот; огорожены от треволнений борьбы за существование, не иметь семьи. В Педагогической Провинции личные и социально-ролевые отношения совпадают. Но люди живут, мыслят, говорят по определенным правилам. Игра в бисер — не труд, а образ жизни. Это — полноценная, здоровая активность, в которой нет специализации, нет недостатка в общении и одиночестве. Это сообщество, напоминающее одновременно научный институт, монастырь, аристократический курорт в швейцарских Альпах. Однако по сравнению с жизнью игроков в бисер жизнь ученых, отдыхающих и монахов кажется скудной и односторонней. Игра в бисер активизирует человека целиком, активизирует его личные и родовые свойства. Поэтому она трудно представима. Игра в бисер — нечто среднее между шахматной партией, музыкальной импровизацией, научным диспутом, доказательством теоремы, стихосложением. Зная этот язык, можно проникнуть в любую часть культурного пространства, но овладению этим языком нужно посвятить всю жизнь. Гессе хотел показать, как совмещаются и преодолеваются друг в друге — жизнь, созерцание, наука, спорт, искусство, философия и молитва. Это был смелый замысел и вряд ли Гессе его осуществил. Но все-же его роман задает какое-то новое направление духовным и социальным исканиям.

Презентативная культурология, подобно игре в бисер, сочетает в себе теоретизирование и практический опыт — творчества, любви, власти, хозяйствования и т.п. Опыт важен не только своими результатами, но и тем, что формирует особенный тип ума. Власть формирует «властный ум», любовь — «любящий ум», наука — «познающий ум». На пересечении жизни и созерцания складывается культура, как реальность, которую можно назвать виртуальной потому, что она всегда только становиться, и никогда не бывает такой, какой хочет и могла бы стать. И еще в большей степени является виртуальной культура будущего, служащая предметом перспективной культурологии, которую можно также назвать футурологией или утопией. Утопическая культурология — ценная и нужная область познания. В отличие от ретроспективной она скорее аналитична, панорамна, образна и диалектична. Нужно честно сказать, что будущее не познаваемо методами классической науки. Но представлять себе будущее — чрезвычайно важно.

Экзистенциально мы относимся к будущему с надеждой и пониманием. Интеллектуально мы строим его, экстраполируя в будущее тенденции настоящего, выявляя «вызовы» будущего и возможные ответы на них. Мы не должны обольщаться мыслью, что будущее будет «светлым». Свет и тьма будут чередоваться в нем как всегда. Однако сегодня человек должен взять на себя и практическую заботу о будущем — в большей степени, чем когда-либо раньше. Поэтому утопическая, проектирующая культурология становиться наиважнейшей областью социальной работы, в которой ничто не должно откладываться на потом. Основная цель проективной культурологии — выработка стратегии деятельности, выявление наиболее перспективных целей, достижение такого состояния общества, в котором доминировали бы мир, сотрудничество, следование закону, открытость, свободное развитие личности. Эти и другие цели могут быть реализованы только при условии, если мы сегодня начнем вкладывать в них свои силы и ресурсы. Наши стратегические цели — это воспитание, наука, образование, искусство. Рыночные отношения не могут, и не должны сколько нибудь широко распространяться на область культуры.

Культура вырастает из семени, подобно растению. И если ухаживать за ней, заботясь о ее здоровых ростках и вовремя отбрасывая больные, уродливые, то можно многого достигнуть.