Реферат: Китч: не-искусство не-элиты. Этимология и история понятия

Конрадова Наталья Александронна — аспирантка Российского института культурологии (РИК).

Отечественная наука о культуре стала уделять систематическое внимание массовой культуре сравнительно недавно. Если на Западе подобной тематике посвящались тома научной и публицистической литературы, то у нас терминология еще не устоялась и исследователи часто пользуются понятиями, заимствованными из обыденного языка или из смежных дисциплин.

Таким термином является, в частности, «китч». Наполненное отрицательным пафосом, оно пришло в научный оборот из публицистики. Причем если в публицистике китч с момента появления (с 1970-х годов) стал означать одновременно художественное направление (например, в «буржуазной» литературе) и предмет домашнего обихода, то в такой традиционно оценочной науке, как искусствоведение, он стал тождествен художественному суррогату, искусству низкого качества и не рассматривался как самоценное явление.

Суждения авторов-искусствоведов крайне оценочны («плохой вкус», «дешевка», «фальшь», «слащавость» и т.д.), хотя следует отметить интересную детализацию форм и методов китча (доступность, реалистичность, пародийность и т.д.). Разумеется, эта точка зрения имеет под собой основание, если рассматривать китч как искусство: роскошь и помпезность, к которым он часто тяготеет, выглядят сомнительно.

Однако то, что мы называем китчем, не является искусством и выполняет особые, отличные от художественных функции. Не эстетические ценности произведения, но адекватность его требованиям массового потребителя делает китч привлекательным и выгодным с коммерческой точки зрения, а существует он в рыночном пространстве и, как всякий продукт, функционирует в системе «спрос-предложение».

В настоящее время в социокультурных исследованиях авторы все чаще обращаются к китчу, не давая ему определения. Поэтому одной из актуальных задач исследования массовой культуры становится выявление того, что же такое китч и какую роль он играет в культуре.

Обратимся к этимологическим словарям. Слово появилось в 1860-1870-е годы в Германии (Мюнхене) и означало переделку старой мебели, обновление с оттенком обмана: продавать старое как новое. Вторая вероятная составляющая значения — английское слово sketch («набросок»). Один из словарей подробно объясняет этот источник: «Когда англо-американские покупатели не хотели дорого платить за картину, они требовали набросок, sketch» [1]. Некоторые значения, существующие еще на этапе формирования термина и отраженные в немецких этимологических словарях [1, 2], остаются в нем по сей день: коммерческое бытование (использование при описании китча слов «продажа», «распродажа», «сбывание»); негативная оценка (частое упоминание слов мусор, грязь, а также звукоподражание, в котором «шипящий звук символизирует преувеличенное неприятие» [2]); подделка под что-либо ценное и новомодное. Любопытно, что китч XX века, скорее, наоборот, продается как искусственно состаренный, сделанный «под антиквариат». Вероятно, это связано с общим ощущением эпохой своей истории, порождающим моду на новое или старое.

В современном языке «китч» становится более общим термином, вбирая в себя все новые смысловые оттенки. Выясняется, что китч — это особая область массовой культуры, которая имеет определенные социально-семантические функции, отчасти совпадающие с функциями искусства в «высокой» культуре, если принять во внимание теорию о структурно-функциональном подобии элитарной и массовой культур [З]. При упоминании «высокой», «элитарной» и «низовой», «массовой» культур сразу обозначим свою позицию: автор не считает, что традиционная оценочная вертикаль при разделении культуры перспективна для современной культурологии. Хотя мы считаем китч областью массовой культуры, последняя постоянно изменяется, все более сливаясь с элитарной, черпая из нее образцы и формы и питая ее саму. Если делить культуру на массовую и элитарную по потребительской шкале, то окажется, что спектр потребителей от самых «низких» до самых «высоких» жанров непрерывен. Более того, поскольку китч обладает не только эстетической, но и компенсаторной функцией и ее можно описать во фрейдистских терминах сублимации и замены, среди элитарных «потребителей культуры» многие становятся одновременно потребителями массовой культуры. В такой ситуации ориентиром для отнесения явления к массовой культуре должна стать не его эстетическая оценка, а рыночная позиция и коммерческая стоимость: иными словами, «кассовость».

Остается вопрос о формальном отличии китча от искусства, в частности его жанровая характеристика. Проблема принадлежности какого-либо жанра к «высокому» или «низкому» так и не была решена классической (ни даже модернистской) культурой, а постмодернизмом вообще сведена на нет. В современной массовой культуре уже давно не бывает произведений «чистого жанра»: все они содержат несколько жанровых структур. Так, например, мелодрама всегда приправлена комедийной или детективной компонентой, вестерн растворен в боевике или гангстерском жанре и т.д. Поэтому определение китча должно исходить, вероятно, не из морфологических особенностей произведения, а из его функций.

Текстологическое исследование: современные интеллектуалы на защите культуры

Для определения того, что под термином «китч» понимают носители «высокой» культуры, наиболее эффективным и объективным методом является, вероятно, текстологический анализ. Ниже представлены результаты текстологического анализа двух видов текстов — словарных статей (на европейских и русском языках) и русскоязычной публицистики. Последняя группа была рассмотрена в связи с тем, что термин «китч» в русскоязычных словарях появился недавно 1 и последних недостаточно для количественного анализа, поэтому они были сведены воедино с результатами исследования публицистических текстов.

Конечной целью исследования было сравнение значений термина, бытующих в западной культуре и в русскоязычной среде. Объединяя в одно исследование статьи на английском, французском и немецком языках, мы имеем в виду, что для различных европейских стран возможны нюансы в значениях, особенно в сравнении с представлениями, господствующими в США, но они несоизмеримо меньше разницы между западным и российским восприятием китча. Это связано с сильной просвещенческой традицией в русской культуре, выражающейся, в частности, в принципиально негативном восприятии «низких» моральных и эстетических норм массовой культуры, а также с тем, что русскоязычная критика долгое время была в изоляции, в то время как западные идеи и тексты имели хождение на территории всей Европы и США и сообща создавали тот образ массовой культуры, который имеет место до сих пор.

Кратко опишем методологию проведенного анализа. В результате исследования англо-, франк е- и немецкоязычных словарных статей, посвященных китчу, были выявлены основные группы интерпретации.

Публицистические тексты, найденные в электронном виде (источник — сеть Ин-тернет), — музыкальные, художественные, кинематографические и литературные рецензии, интервью, аналитика, обзоры — были сведены в один текст. С помощью программы TACT2 был выявлен конте кст сл ова «китч» и его производных («китчевый», «китчевик», «китчево-салонный», «китчмэйкер»), а из него выделены значимые для исследования слова. Затем с учетом повторяемости тех или иных слов они были распределены по категориям, составленным по результатам анализа словарных статей, и подсчитаны в процентном соотношении.

Перечислим наиболее популярные среди авторов значения, а также лексикон, с помощью которого они описывали данное явление. Наиболее распространенная категория (63% иностранных словарей — 54% среди общего числа упоминаний о китче) — плохой вкус, дешевка. Мы интерпретируем ее как несоответствие элитарным эстетическим установкам. Здесь очевидна полярная ориентация слов, которые легко можно разделить по пафосу на отрицательные и положительные: безвкусица — вкус, высокий — низкий, элитарный — бульварный и т.д. В начале статьи уже шла речь о проблеме оценочного отношения к массовой культуре. Современную критическую и научную литературу можно разделить на две примерно равные части: написанную с позиций классического традиционализма русской интеллигенции, т.е. негативную оценку всего, связанного с массовыми вкусами, и с позиции нового поколения критиков-постмодернистов, для которых не существует проблемы массовой культуры, поскольку она является питательной средой и общим фоном для существования любой другой субкультуры, включая и классическую элитарную. Несмотря на это, и молодые исследователи, каковых большинство среди авторов публицистических статей, попадающих в Интернет, склонны акцентировать первую категорию с оценочных позиций.

Следующая категория (47% ) — массовость и популярность. Эти признаки являются важнейшими для отнесения произведения к китчу. Им соответствуют слова, отражающие конкретный материальный контекст существования китча: бестселлер, супермодный, поп-звезды, фольклор, бульварный и т.д. Из общего ряда выбивается лишь слово «фольклор». Здесь авторы, возможно, сами того не подозревая, затронули глубочайшую тему: родство современного китча и фольклора, которое во многом является объяснением его успеха. И дело, вероятно, не в том, что фольклорные формы привычны и потому популярны. Такой подход был продемонстрирован тоталитарной культурной политикой (в фашистском, советском и других вариантах), направленной на искусственную реставрацию популярности фольклора, в результате чего популярности не прибавилось, а «официоз» стал ассоциироваться с нарочитым «народным» китчем3 . Тонкие взаимосвязи массовой, популярной и народной культур и, главное, их различия еще не были изучены и обобщены на должном теоретическом уровне. Но становится очевидно, что и китч, и фольклор ориентируются на один и тот же пласт сознания, эксплуатируют одни и те же методы привлечения и развлечения слушателя-зрителя (и часто — участника). При большом сходстве и то, и другое, как правило, плод коллективной деятельности (если рассматривать авторское произведение китча как результат коллективного творчества тех, чьи идеи, формы и образы были автором заимствованы), имеют схожие эстетические4 , досуговые и компенса-торные функции. Однако они суть совершенно разные явления.

Рыночность и коммерциализированность — пожалуй, наиболее важные для понимания социального функционирования китча категории, хотя в текстах они акцентуированы относительно слабо (16% и 10%). Как и искусство, китч существует в коммерческом контексте. Но для искусства рынок не является жизненно важным условием. Более того, новое художественное направление всегда стоит перед выбором между традиционным искусством и новой неосвоенной территорией, коммерчески невыгодной по определению. Для китча же коммерческая ценность (прямо следующая из его массовости и популярности) — неотъемлемый и определяющий фактор.

Если предыдущие категории выявляют природу китча и описывают среду его бытования, то следующие описывают собственно китчевые формы, среди которых наиболее важная (47% ) — ориентация на образец (имитативность, адаптивность, серийность, тиражированность). Здесь кроме слов «паразитировать» и «претензия», имеющих явную отрицательную оценку, все остальные лишь констатируют отсутствие оригинальной идеи, новшества — того, что делает произведение искусства истинно ценным (по крайней мере по современным эстетическим канонам5 ). Отметим также значение подделки, которое осталось в термине с момента возникновения.

Вероятно, при анализе феномена повторения и ориентации на образец можно провести параллель с природным устройством негенетического канала наследования (повторение как обучение). С той только разницей, что в культуре значимая информация определяется не естественным отбором, как в природе, а «искусственными» культурными образованиями, в которых гораздо чаще и сложнее происходят изменения (смена «верха» и «низа», горизонтальные реструктуризации и т.д.). Однако, не имея достаточных данных по этому поводу, оставим этот тезис гипотезой.

Следующая описательная6 категория (42%-33%) — сентиментальность, сюжетность и занимательность. В случае декоративно-прикладного китча это можно назвать пышностью форм и " слащавостью ". Из массы слов, касающихся внешнего проявления сентиментальности (блеск, виньетки и т.д.), выделяется термин «неоакадемизм». Это отсылает нас к статье основоположника изучения китча (с искусствоведческой и отчасти культурологической точки зрения) К. Гринберга, который полагал, что в эпоху художественного упадка и застоя «творческая деятельность теряет значение за счет виртуозности в мелких деталях формы», приобретая, таким образом, черты академизма (или «александринизма») вопреки «искусству для искусства» и «чистой поэзии», где «содержание или сюжет становятся чем-то, чего сторонятся как чумы» [7]. Все эти цитаты ясно дают понять, что Гринберг отождествляет академизм и китч. Последний отличает любовь к ремесленной виртуозности и сюжетности за счет решения истинно художественных задач и «больших», «дискуссионных» вопросов. Законы «кассовое»™" хорошо известны «китчмэйкерам» и давно И спользуются ими в поп-индустрии: захватывающая фабула, а также лежащие на поверхности идея или мораль, «запуск» эмоциональных механизмов — умиления, жалости, как, например, в мелодрамах, либо страха и агрессии, как, например, в боевиках, триллерах и т.д.

Сентиментальность — качество, традиционно приписываемое «нечестному» искусству, акцентирующему зрителя на сочувствии и умилении вопреки собственно эстетическому восприятию. В отличие от российских сторонников слияния эстетического и этического (чьи идеологические корни находятся в мощной отечественной традиции литературной и художественной ангажированности) западная культура со времен X. Ортеги-и-Гассета [8] и Гринберга склоняется к иным позициям: настоящее искусство — только «для искусства», остальное — китч. Авангард, развивавшийся изначально по пути наращивания абстракционизма, преодолев барьер абсолютной бессюжетности, снова стал склоняться к полной политической и социальной ангажированности. Но, как неоднократно замечали исследователи и теоретики искусства [9, 10], настоящие художники движутся по пути расширения границ эстетического, в то время как китч, наоборот, подчиняет уже готовые эстетические продукты жизненным потребностям, формируя при этом собственную эстетику.

Интересным описательным моментом китча является категория отрешенности от реального мира (21% ) — обращение к «далеким мирам» (местам или историческим эпохам), несовременность или даже немодность. Здесь обнаружено всего три слова: история (в значении истории человечества), ретро и сувенир. Все они весьма показательны и «инобытийность» китча объединяет все три слова данной категории. Подвластный распространенному среди своих потребителей желанию отрешиться от ежедневных насущных проблем, китч уводит зрителя-читателя-слушателя в «мир иной» — другую историческую эпоху, географическое место (отдаленное и малоизвестное, экзотическое) или в другую социальную прослойку. Наиболее привлекательными и, как это убедительно объяснил Э. Моран [11], закономерными для потребителей «китча развлечения» являются судьбы актеров, художников, модельеров и писателей — современных «олимпийцев», поп-звезд и массовых идолов. Их жизнь не в пример артистичнее жизни обывателя — она протекает на виду у публики и в то же время неизвестна и волнующа. Популярность «новых олимпийцев» во многом связана с обострением коммуникативных задач экранной культуры и необходимостью возмещать непосредственный контакт со зрителем, поскольку влияние таких традиционно коммуникативных видов искусства, как театр или народное представление, в индустриальную и постиндустриальную эпоху ничтожно мало по сравнению с экранными видами развлечений [12, с. 48; 13]. Боги должны быть рядом, поэтому название, данное поп-звездам Мораном, — «олимпийцы» — как нельзя больше подходит для описания сущности новых культов, сначала возводящих участников представления (будь то кинофильм, телепередача или любая другая публичная деятельность) в ранг отчужденного от зрителя мифологического персонажа, а затем низводя его интимную жизнь до уровня всеобщего обсуждения.

В этой же категории присутствует понятие «ретро». То, что когда-то было наиболее модным, быстро становится немодным и устаревшим, а по прошествии определенного времени умиляет своей прошлой актуальностью. «Лишь въевшаяся пыль, износ, патина смягчают близость фамильных реликвий к китчу и делают безвкусицу «хорошего вкуса» сносной» [14]. В современном мире мода на все виды продукции сменяется каждый сезон, поэтому понятие «ретро» возникает не только при смене поколений, но и в пределах нескольких лет. Происходит это отчасти по искусственно «сфабрикованным» сценариям, и потому анализ реальной основы динамики актуального и неактуального (а затем снова актуального) затруднен. Однако очевидно, что китч существует отчасти благодаря этой ностальгической нотке, вызывая эмоции и «сантименты» по прошлому.

Понятие «сувенир»7 близко понятию «ретро», но часто напоминает не о времени, а о месте. Наиболее распространенный сувенир — туристический. Благодаря невключенности туриста в культуру посещаемой страны, ему непонятны отрицательные черты сувенирной продукции (как, например, тиражированность и зачастую некачественность), но очевидна «инобытийность» относительно его собственной страны и культуры.

«Метаисторичность8 китча (5% ) — категория, в которой присутствует значение уникальности или вечности. Несмотря на относительно недавнее рождение термина, вопрос о „метаисторичности“ китча остается открытым, поскольку помимо промышленного тиражирования, возникшего лишь в индустриальную эпоху, он обладает некоторыми принципиально универсальными характеристиками, актуальными в любой культуре (компенсаторные функции, выражающиеся в сентиментальности и сюжетности; символическое обобщение социально значимой информации; имитативность; коммерческий контекст и т.д.). В индустриальную эпоху компенсаторная функция все более актуализируется, человек все больше отчуждается от собственной природы и китч приобретает новый масштаб и значимость, занимая все больший удельный вес в культуре.

Отдельно необходимо остановиться на последней категории — постмодернистской трактовке китча (21% ). Лексика говорит об иронии и пародийности в формах и о том, что называют слиянием элитарной и массовой культур в кратком, но исчерпывающем понятии „постмодерн“. Последний использует продукты массовой культуры и сами каноны по их производству для построения новых форм, цитируя или имитируя китч. В то время как китч сам по себе — »девственный мир, не тронутый рефлексией" [15], постмодернизм отличается присутствием рефлексии (как правило, ироничной).

Рассмотрим подробнее отношения постмодернизма, китча и высокой культуры, характерные для современной российской культуры. План содержания постмодернизма настолько многослоен, что даже не все представители элитарной культуры, ослепленные ненавистью к «масскульту», способны «расшифровать» его и его методы9 . Примитив, наив, бульвар, лубок, низкий или средний жанр в противовес высокой культуре (и то, и другое — без кавычек), беллетристика и комикс — так «обзывают» постмодернистский китч, не подозревая, что это лишь первый и наиболее очевидный план постмодернистских произведений, и, причисляя, таким образом, себя к лагерю тех, кто не разглядел других уровней, т.е. к масскультовским потребителям. Характерный для русской культуры конфликт массового и элитарного, давно изжитый в западной культуре, «вошел в свою финальную и наиболее острую стадию. Коммерциализация искусства, произошедшая за последнее десятилетие, натиск низкой, бульварной культуры, поддерживаемой мощным потребительским спросом, понудил культуру элитарную отойти на последние рубежи обороны. Но возможность компромисса между высоким и низким искусствами элитарной культурой по-прежнему отрицается...» [17]. Есть и обратные примеры поиска второго смысла или иронии там, где их и вовсе нет. «Интеллигенция сначала решила презрительно не замечать Веронику Кастро, а потом, передумав, принялась анализировать ее, словно Бергмана» [18]. Остается добавить, что последователи постмодернистской традиции (к которым нам по объективным причинам трудно причислить русскую интеллигенцию) могут одинаково продуктивно анализировать высшие образцы кинематографа и мексиканские сериалы, поскольку для них не существует проблемы большей или меньшей значимости этих текстов в культуре. Более того, степень распространенности явлений массовой культуры и является зачастую критерием их значимости (в рамках традиционалистской парадигмы).

Поскольку мы склоняемся к «трехмерной» модели10 современной культуры (в которой массовая культура распространена всюду, а элитарная является, скорее, субкультурой), то и культурных «потребителей» нельзя делить на массовых и элитарных: среди сторонников высокой культуры большинство являются также потребителями китча — в форме телевидения, массовой литературы или домашнего дизайна.

Существует еще несколько определений, выявленных в ходе контент-анализа, выходящих за рамки проанализированных нами категорий, но являющихся значимыми для данного исследования. Мы разбили их на несколько групп. 1. Обозначение актуального культурного поля, в котором находится китч: читатель, зритель, критика, публика, литература, живопись, искусство, картина, музыка, фильм, роман, комикс, телесериал и т.д. 2. Имена собственные: Глазунов, Шилов, Церетели. Представление об их деятельности уже стало штампом в российских масс-медиа, и эти имена часто служат символом российского китча. 3. Частица «не». Она выделена особо, так как встречается гораздо чаще, чем в аналогичных публицистических текстах (76 раз в анализируемом тексте и от 21 до 64 раз в контрольных текстах). Факт популярности частицы явно указывает на общий негативный пафос текста.

Что же такое китч?

После подробных комментариев результатов контент-анализа попытаемся сконструировать (на их же основе) собственное определение китча как явления, чрезвычайно актуального в современной культуре. «Классический» китч (в западноевропейском и американском понимании как производное популярной культуры) есть результат коммуникации аутентичного художественного произведения, свежего, высоко оцененного «элитарной» культурой, и потребителя — представителя «массовой» культуры. Эта коммуникация происходит в условиях развитого художественного рынка через посредника: производителя китча или СМИ как тиражирующую инстанцию. До возникновения современного варианта СМИ роль последних мог выполнять, например, художник-копировальщик или ремесленник, производитель «товаров народного потребления».

Вышесказанное касается предметной области китча, но существует также литературный, музыкальный, телевизионный, кинематографический11 и другой китч. Воспользовавшись издревле существующей системой разделения искусств по принципу временнбй или пространственной локализации на «мусические» и «пластические» [12, с. 46], выделим две подгруппы китча: назовем их «китч развлечения» и «дизайн-китч». Первая занимает развлекательно-компенсаторную нишу, что отчасти совпадает с функциями искусства в сфере «высокой» культуры. Это касается краткосрочных произведений, требующих от потребителя внимания и «проживания», сюжетной заинтересованности и досуга. Вторая связана, как это следует из названия подгруппы, со статическими произведениями — картинами, скульптурами, сувенирами, украшениями, предметами одежды и дизайна и т.д. И тому, и другому виду китча присущи одни и те же признаки, разница может быть лишь в их акцентуации: например, китчу развлечения в большей степени присуща сюжетность, а для дизайн-китча характерно долговременное бытование в определенной среде и связанная с этим знаковость.

Рассмотрим подробнее семантический аспект китча. Основное его отличие от искусства — в том, что китч, не являясь эстетически ценным в элитарном понимании, заменяет красоту на ее знак. Попадая в определенный контекст — в дом, если это предмет дизайна, в ансамбль одежды, если это украшение, и т.д., — китч становится обозначающим красоты. Благодаря своей нарочитости12 и яркому плану выражения он легко выполняет функцию знака, если существует необходимость доказательства социальной, интеллектуальной, эстетической или даже гендерной полноценности.

Примечательно, что китч вообще, как правило, существует в контексте: без него репродукцию известной картины можно рассматривать как, например, достижение современной копировальной техники или как вариант дидактического материала для школьников и студентов. Макияж в такой ситуации распадается на бессмысленные краски, а бумажная икона служит реальным сакральным предметом для истинно верующих, но не способных приобрести ценную вещь людей.

Сочетание яркого плана выражения и низкой рыночной стоимости делает китч популярным и массовым. Но в некоторых пограничных социальных ситуациях, наоборот, предпочитается завышенная стоимость произведения и «эксклюзивность», что делает покупку признаком финансового процветания. Например, в ситуации нуворишей, по воспитанию и образованию не имеющих доступа к высокой культуре, но обладающих большими средствами и вынужденных самоутверждаться иными способами. Собственно говоря, роскошь как социальный знак существует столько, сколько существует культура — «любой акт показного, бьющего на эффект потребления есть демонстрация силы. Любое транжирство немыслимо без публики, на которую нужно произвести впечатление» [14]. Но если в традиционных культурах этому придавалось ритуальное значение (индейский ритуал потлач), то в современной ситуации социальных изменений к нему добавляется реальная потребность в обозначении личных и социальных границ.

Еще один пример рождения китча в пограничной зоне — стык субкультур, городской и деревенской. Тогда на традиции и привычки одной группы наслаиваются внешние атрибуты другой и возникает несоответствие плана выражения и плана содержания, а как результат — «полукровка „- китч, созданный в согласии с эстетическими представлениями одних, но формами других, чуждый, по сути, и тем, и другим. Отсюда — все эти модные одно время шестимесячные “химии», источником которых служила западная мода на прически a la afro, яркая и неуместная для городского жителя сельская косметика и т.д. Последний пример хорошо подходит для описания семантической функции китча: неумело, с точки зрения профессионального визажиста, накрашенная посетительница сельского клуба (который среди элитарных критиков стал излюбленной метафорой провинциального китча) обозначает таким способом женскую красоту, как бы говоря присутствующим: сейчас я красавица, поскольку проживаю досуг. Понятно, что в трудовой ситуации подобный антураж не только неуместен, но и опасен. Иллюстрацией может служить сцена из фильма «Здравствуй и прощай», в которой героиня приходит в городской магазин и требует помаду, «которой губы красят». Накрасив губы купленной помадой среди бела дня, она попадает в щекотливое положение и вынуждена судорожно стирать следы преступления. Похожий сюжет можно найти в более раннем фильме «Простая история», где героиня Н. Мордюковой пытается скрыть нанесенный не вовремя макияж.

Примеры можно продолжать: в современной провинции мы часто встречаем интересные варианты словоупотребления. Так, например, «зала» (в женском роде, что указывает на его французское происхождение времен светских салонов) означает гостиную комнату, а слово «кушать», употребляемое также в галантном обществе XIX века, используется в обыденной речи вместо слова «есть». Пример из другой области -у потребление словосочетания «от кутюр», которое от прямого перевода с французского haut couture (высокая мода) перешло к обозначению вещи «от кутюра», т.е. «от моды» («от модельера» и т.д.).

Собственно говоря, салонная культура XIX века действительно тиражировалась в современных ей, но отдаленных от столичной светской жизни кругах, и проиллюстрировать это можно не только научными исследованиями13 , но и обильными примерами из классической русской литературы — образами Н. Гоголя, А. Чехова и других писателей. Все попытки воссоздать моду и манеры светского общения в поместных кругах, как правило, превращались в повод для иронии и пародии представителей «высокого».

Авангард, официоз и популярная культура

Наиболее важная для понимания отечественных особенностей китча категория, найденная только в русскоязычных источниках (43%), — «государственный» китч:

«безыдейный», «советский», «идеология», «официоз», «соцреализм». Возникновеиие этих слов в лексиконе русскоязычных авторов неслучайно. На фоне процветания классического китча, понимаемого как массовое искусство и индустрия развлечений, чрезвычайно насыщенное сюжетом и вызывающее сочувствие и сопереживание, в советском и постсоветском культурном пространстве в связи с расколом советской культуры на официальную и андеграундную, раскололось и понятие: эпигоны официоза воспринимали его как безыдейное и буржуазное (в «худшем» значении этого слова) искусство, а подпольная богема, андетраундная субкультура — как признак официоза, воплощения идеологизированности и заштампованности. Разумеется, художники-нонконформисты видели китч и в «классическом» его западном культмассовом варианте. Средством борьбы и с тем, и с другим служила ирония, породившая соцарт и иже с ним. «Конфликт богемы с советской властью был вызван чисто эстетическими причинами. Как всегда, естественный консерватизм общественного вкуса приводит к образованию анархического авангарда — богемы», -п исали П. Вайль и А. Генис [20].

Принимая во внимание, что тоталитарное искусство — часть тоталитарной культуры, а китч — часть массовой, сравним их роли в этих культурах по нескольким пунктам.

• Ангажированность. Искусству (точнее, тому, что играет роль искусства, но таковым уже не является) отводится нехудожественная роль, оно абсолютно ангажировано и впоследствии заштамповано, становится средством для достижения политических (экономических) целей14 . Аналогом политико-идеологических функций тоталитарного искусства является реклама в массовой культуре. И то, и другое -п ропаганда (идей, товаров или образа жизни). Народность, всегда входящая в рецепт тоталитарного произведения, в китче превращается в популярность.

• Художественные средства. Реализма как художественного средства не было ни там, ни там: основные формы — гротеск, фантазия, условность, экспрессия. Но при этом связь изображаемого и изображения неразрывна, похожесть — инстинктивное требование к искусству15 . Условность характерна для тоталитарно-популярного искусства, но тоталитаризм никогда не допустит абсолютной условности абстракционизма, в котором нет места идее. Китч же способен копировать не только «Мону Лизу», но и Мондриана — был бы образец расхож.

• Связь с народным искусством. И то, и другое близко народному искусству по методам и черпает из народного искусства идеи и образы как наиболее удобные для использования семантические штампы [21], как эффективные рычаги манипуляции, берущие начало в коллективном бессознательном. Само народное искусство часто перерождается в китчеподобное слащавое напоминание о мощи национальной культуры, и здесь уже невозможно отделить собственно тоталитарное искусство от китча: так стало с народными промыслами, с одинаковой легкостью воспроизводящими древние сюжеты и, например, революционные мотивы — Палех, Богородицкая роспись, узбекское ковровое дело и т.д.

Из приведенного сравнения можно сделать выводы: и в тоталитарном искусстве, и в массовом наличие конкретных нехудожественных целей сводит искусство к манипулированию, на смену эстетическим установкам приходят политические (в первом случае) или экономические (во втором) мотивировки. Причем авторы используют давно отработанные и поэтому беспроигрышные методы: фольклорно-мифологи-ческие образы или достижения психоанализа. Китч использует то, что уже доказало свою эффективность для публики и что не рискует быть революционным открытием, пусть даже удачным. Это — одно из отличий искусства от китча, и его причины кроются, вероятно, в самой природе человека.

Российские интеллектуалы во многом сохраняют традиции элитарного сознания русской интеллигенции и относятся к массовой культуре в целом и китчу в частности как к недостойной культурного человека области. При этом советская действительность наложила неизгладимый отпечаток на современные представления о китче, и его прочными коннотатами по сей день являются соцреализм и официоз. С. Фай-бисович, один из художников-авангардистов советского периода, анализируя собственную деятельность и культурный контекст российского авангарда и андеграунда, считает, что в классическом варианте противостояние китча и высокого искусства отслеживалось только «в подвальчике андеграунда», а на поверхности функцию китча (для государства-потребителя) играл официоз [22]. Однако, обращаясь к советской популярной культуре, мы обнаруживаем тот самый классический китч, который и в западной культуре, и, вероятно, в других культурах и исторических эпохах играл не столько политическую или идеологическую, сколько социальную, семантическую, компенсаторную и экономическую роль.

Приложение

%1 — процент встречаемости значения в иностранных словарях.

%2 — процент встречаемости значения в русскоязычных источниках (образовался в результате сложения всех слов в соответствующей ячейке с учетом их повторяемости в тексте и русскоязычных словарных значений).

Список литературы

1. Kluge F. Etymologisches Worterbuch der Deutschen Sprache. Berlin-Leipzig, 1943. P. 302.

2. Deutschen Etymologisches Worterbuch. Berlin, 1993. P. 102.

3. Морфология культуры. М., 1994.

4. Новые слова и значения // Словарь-справочник по материалам прессы и литературы 1970-х годов. Л.-М., 1984.

5. Словарь иностранных слов. М., 1996.

6. Эко У. Инновация и повторение: между эстетикой модерна и постмодерна // Философия эпохи постмодерна. Минск, 1996. С. 52.

7. Greenherg С. Avant-Garde and Kitsch // Art Theory and Criticism: An Anthology of Formalist, Avant-Garde, Contextualist, and Postmodernist Thought. Jefferson (N.C.), 1991.

8. Ортега-и-Гассет X. Дегуманизация искусства и другие работы. М., 1991.

9. Турчин B.C. По лабиринтам авангарда. М., 1993.

10. Эко У. Заметки на полях «Имени Розы» // Эко У. Имя Розы. СПб., 1997. С. 635.

11. Morin E. L«Esprit du temps. Paris, 1968.

12. Массовые виды искусства и современная художественная культура. М., 1986.

13. Кукаркин А.В. Буржуазная массовая культура. М., 1985. С. 181.

14. Энценсбергер Х.М. Роскошь — прежде и теперь // Иностранная литература. 1997. № 9.

15. Стишова E. От какого героя мы отказываемся // Искусство кино. 1996. № 2. С. 12.

16. Искусство кино. 1996. № 2.

17. Комм Д. Закройщик высоких материй: Александр Сокуров как невротический симптом // www.russ.ru8080/culture/99-06-23/komm.htm.

18. Вайль П. Постсоветское искусство в поисках новой идеологии // Искусство кино. 1996. №2. С. 159.

19. Хренов Н.А. Мифология досуга. М„ 1998.

20. Вайль П., Генис А. 60-е: мир советского человека. Л.-М., 1996. С. 128.

21. Барт Р. Мифологии// Барт Р. Избранные работы: семиотика, поэтика. М., 1994.

22. Файбисович С. Актуальные проблемы актуального искусства // Новый мир. 1997. № 5.