Реферат: Советско-германские отношения в 1920 – начале 30-х гг.

Советско-германские отношения в 1920 – начале 30-х гг.

Выпускная квалификационная работа

Содержание

Введение ………………………………………………………………….............3

Глава I . Военно-промышленное сотрудничество СССР и Германии ..............................................................................................................12

1.1. Производство самолетов…………………………………………………..17

1.2. Производство отравляющих веществ…………………………………….25

1.3. Производство боеприпасов………………………………………………..29

Глава II . Военно-учебные центры рейхсвера в СССР ……………………………………………………………………………..31

2.1. Авиационная школа в Липецке……………………………………………33

2.2. Танковая школа в Казани. Объект «Кама»……………………………….38

2.3. Школа «химической войны» — объект «Томка»………………………….47

Заключение ……………………………………………………………………...57

Список источников и литературы…………………………................................60

Введение

Советско-германские отношения 20 — начала 30-х гг. занимают особое место в политической истории ХХ столетия. Они явились причиной многих противоречий, доминировавших на политической мировой арене в указанный период. Анализ на основе документальных источников мотивов альянса СССР и Германии, развития «особого» партнерства, причин последующей антагонистической трансформации отношений, принципиально важен в настоящее время, когда изучение общего исторического прошлого во всей его полноте стало одним из доминирующих факторов русско-немецкого диалога, явившегося в начале ХХI века ключевым направлением отечественной внешней политики.

Хронологические рамки исследования имеют начальным рубежом первые контакты СССР и Германии в военно-промышленной сфере в начале 20-х гг., положившие начало сотрудничеству. Конечным рубежом исследования является начало 30-х гг., время прихода к власти в Германии НСДАП во главе с Адольфом Гитлером.

Многие аспекты советско-германского сотрудничества уже достаточно исследованы, а тема взаимодействия двух стран в военно-политической сфере долгое время оставалась вне поля зрения отечественных авторов. Эта проблема и стала темой исследования, что определило новизну работы.

Первая мировая и российская Гражданская войны закончились — расколотый мир «собирал» новую геополитическую карту. Побудительными мотивами советско-германского тайного сближения в начале 20-х годов явилось стремление преодолеть вынужденную геополитическую изоляцию Веймарской Германии и Советской России и признанная в обоих государствах на правительственном уровне легитимной возможность во имя политической целесообразности (укрепление и расширение границ, создание сильного государства) пренебречь международными политико-правовыми установками.

Отношения в военной сфере на протяжении изучаемого периода становились основой внешнеполитических устремлений каждой из стран-участниц. И одновременно — внутриполитических стратегий Германии и России. Для Германии было принципиально важно укрепить военный потенциал во имя восстановления мощного государства и расширить границы до довоенных пределов. Советской России также необходимо было создать армию, отвечавшую современным реалиям для защиты границ молодого государства.

Советская Россия искала опору на Западе, одновременно стремясь к «революционному расширению границ». Для его реализации в условиях послереволюционной разрухи требовались современное оружие, развитая военная промышленность, новая техника. Ничего этого у России не было, – всем этим обладала Германия. Версальскими законами Германии запрещалось иметь танки, тяжелую артиллерию, химическое оружие, военную авиацию и подводные лодки. Кроме того, численность офицеров, объем материальной части, количество военных заводов и т.д. были строго регламентированы. Для послевоенной Германии в этот период первоочередной задачей было освобождение от «Версальских оков» и возможность развивать собственные вооруженные силы. Такую возможность давало сотрудничество с советской Россией. Главнокомандующий рейхсвером генерал Х.фон Сект, сторонник военно-политических контактов Германии и России, считал что разрыв версальского диктата может быть достигнут только тесным контактом с сильной Россией.

Советская политика по отношению к Германии вырабатывалась, руководством страны, коллективным образом и, в основном, отражала точку зрения большинства в руководящем ядре партии. Особая роль в советско-германском военно-политическом сближении отводилась В.И.Ленину и наркомвоенмору и председателю РВС республики Л.Д.Троцкому. Сам принцип использования противоречий в капиталистическом мире для развития военно-политических отношений с Германией полностью соответствовал линии, разработанной ЦК партии во главе с Лениным.

Конкретный политический расчет заключался в том, чтобы, использовав имеющиеся противоречия между Антантой и побежденной Германией, расколоть враждебное СССР капиталистическое окружение, прорвать экономическую и дипломатическую блокаду страны, усилить ее оборонную мощь за счет военно-политического и технического сотрудничества с Германией. При этом вопросы обороны выдвигались на передний план. Оба государства руководствовались принципом «дружбы против общего противника».

Советско-германское сотрудничество в военной сфере, как на первых этапах, так и в дальнейшем воспринималось неоднозначно политической элитой обоих государств. Для Советского Союза данное сотрудничество было возможностью укрепления собственной обороноспособности. Для германского руководства размещение баз на территории советской России давало не только возможности для формирования военного потенциала, но и перспективу освобождения от «версальских пут».

Проблема военно-политических отношений Советской России и Германии долгое время была закрыта для отечественных исследователей. Сам факт сотрудничества двух государств в обход требований Версальского договора в 20-е годы носил гриф секретности вплоть до конца 80-х годов ХХ столетия.

В советской исторической науке профессиональное изучение военно-политического сотрудничества СССР и Германии в рапалльский период, было бесперспективным. Таким образом затруднена была и многоаспектная оценка истоков и причин Второй мировой войны, поскольку замалчивалась сама тема теснейшего многопрофильного и в значительной мере эффективного — военно-политического, а соответственно, и военно-промышленного альянса Германии и СССР в 20- начале 30-х годов.

В СССР в послевоенное время отрицался факт военного сотрудничества с Германией. Многолетние контакты с «заклятым врагом» снизили бы поднявшийся после Второй мировой войны авторитет Советского Союза на Западе.

Исследование данной темы начинается с конца 80-х — начала 90-х гг. XX в., связано это с открытием секретных документов и материалов из зарубежных и отечественных архивов, проливающих новый свет на многие страницы истории Советского государства.

Интерес к советско-германскому сотрудничеству как к важнейшей вехе отечественной и зарубежной новейшей истории закономерно усилился в 90-е годы ХХ века, этому способствовали радикальные социально-политические трансформации – распад СССР и объединение Германии.

Обоим государствам предстояло вновь искать геостратегические ориентиры и устанавливать внутриполитические приоритеты. Логично, что интерес к собственной истории, в частности, к ранее табуированным ее темам, оказался сильным и в постсоветской России, и в ФРГ. Этот период – первая половина 90-х годов — характеризуется обилием публицистики, появление которой имело весьма важное значение: она возбудила интерес у относительно широких слоев общества, освобождавшегося от идеологических стереотипов. Одновременно с этим стали открываться и сугубо документальные материалы — преимущественно посредством публикации их в периодических изданиях и тематических сборниках.

Отечественные исследователи зачастую останавливаются на частностях данной проблемы, как например деятельность отдельных школ рейхсвера или отдельных немецких фирм на территории СССР. Анализ их безусловно важен, однако не дает полного представления об изучаемой теме. Ряд исследователей выделяет контакты рейхсвера и РККА из общего контекста взаимоотношений двух государств, тем самым, сужая возможности рассмотрения данного вопроса. Военное сотрудничество неразрывно связано и с внутриполитической обстановкой в двух странах, и их внешнеполитическим положением.

В последнее время появился ряд публикаций, монографий, диссертационных работ непосредственно посвященных советско-германским военным отношениям. Прежде всего, следует отметить работы В.В.Захарова[1], А.А Ахтамзяна[2], В. Бойцова[3], Ю.З. Кантор[4], С.А. Горлова[5] .

Монография В.В.Захарова, вышедшая в 1992 году — первое отечественное исследование, рассматривающее эту сторону взаимоотношений двух стран. В работе описаны возникновение и деятельность основных совместных предприятий рейхсвера на территории СССР, рассмотрены итоги их функционирования и причины закрытия. Однако из-за заявленного узкопрофильного, сугубо военного подхода к проблеме, за скобками этого исследования остались политическая и военно-промышленная сферы контактов.

Специалист по международным отношениям, сотрудник историко-дипломатического управления МИД РФ С. А. Горлов в 2001 опубликовал монографию, в которой впервые в отечественной исторической литературе детально раскрыта проблема становления взаимоотношений двух государств после заключения Версальского договора. В этой книге, основанной на российских и зарубежных архивных источниках, предлагается непредвзятый подход к данной теме. Однако военные и военно-промышленные, тем более внутриполитические, сюжеты остаются на периферии авторского внимания. Военное же сотрудничество в данной фундаментальной монографии освещено лишь обобщенно. Доминантой монографии является исследование комплекса внешнеполитических проблем и их детальный анализ.

Фрагментарная информация о секретном сотрудничестве СССР и Германии в военной сфере содержится в книге А.А.Здановича[6]. В книге этой теме посвящена глава «Секретные лаборатории рейхсвера в России». Содержание сотрудничества упомянуто лишь номинально, основной же акцент сделан на деятельности органов госбезопасности, осуществлявших учет и контроль контактов представителей рейхсвера и РККА.

Несмотря на то, что многие аспекты военного сотрудничества СССР и Германии затрагивались историками, отечественная историография пока не располагает специальными исследованиями, посвященными комплексному анализу военно-политических отношений Советского Союза с Германией в 20-е – начале 30-х годов. Историографический анализ позволяет сделать вывод, что данная проблема не нашла полного и объективного освещения в отечественной исторической науке.

Работа с источниками позволила более глубоко осмыслить сущность происходящих в изучаемое время событий. Рассматривать военно-политические отношения СССР и Германии, было бы невозможно без обращения к международным договорам, таким как: Версальский мирный договор[7], на основе которого была создана новая система международных отношений, и статьи которого зафиксировали свержение Германии с ее политических и военных позиций передовой державы, Германия лишилась полноценной армии; Рапалльский договор[8], который стал первым юридически закрепленным шагом в сотрудничестве СССР и Германии. Этот договор оказался достаточно долговечным и оказал большое влияние на дальнейший ход международных событий. Также источниковую базу работы составили документы, среди которых необходимо выделить в первую очередь протоколы переговоров высшего командования РККА и рейхсвера[9], которые дают представления о проблемах возникавших в отношениях двух стран в тот или иной период военно-политического сотрудничества; отчёты советских военных атташе в Германии советскому руководству[10], повествующие о состоянии немецкой армии, о ее технической и тактической характеристике; переписка руководителей военно-учебных центров рейхсвера как с советской так и с немецкой стороны с вышестоящим командованием, их отчёты и донесения[11] дают представление о развитии военного сотрудничества двух стран на базе школ рейхсвера в Советском Союзе; постановления политбюро ЦК ВКП(б)[12] определяют стратегию поведения советского руководства в военно-политических контактах с немецкой стороной; информация полученная советской разведкой[13] дает представление о скрытой дипломатии немцев, о скрытых мотивах сотрудничества с Советским Союзом. Принципиально важными для формирования четких представлений о содержании и формах сотрудничества и об оценках советского и германского военного потенциала являются изученные в данной работе дневниковые отрывки[14] и мемуары участников событий[15]. Благодаря изученным источникам, выявляется наличие различных, порой диаметрально противоположных взглядов, на сотрудничество двух государств на разных этапах его существования. Раскрывается и двоякий эффект от этого сотрудничества – укрепление военно-промышленного комплекса СССР, с одной стороны, и активная ремилитаризация Германии, с другой.

Таким образом, изучение документов рассматриваемого периода делают работу насыщенной конкретными историческими фактами, позволяют рассмотреть и объяснить происходящее как с советской, так и с немецкой стороны, сформулировать собственные заключения и выводы.

В основу исследования положены принципы историзма и объективности. Принцип историзма предполагает комплексное взаимодействие объективных и субъективных факторов в конкретно-исторических условиях, формулирование суждений на основе многостороннего осмысления совокупности имеющихся фактов. Принцип объективности требует рассмотрения предмета исследования без политико-идеологических пристрастий.

Для достижения поставленной цели и решения задач исследования использовались различные методы исторического исследования: текстологический анализ, историческая реконструкция, историко-типологический и биографический методы.

Текстологический анализ применялся при сопоставлении опубликованных ранее документов с изученной литературой по данной теме.

Метод исторической реконструкции применялся для воссоздания картины деятельности структур и организаций, вовлеченных в процесс реализации советско-германского сотрудничества.

Историко-типологический метод позволил квалифицировать институты сотрудничества по типам — сугубо дипломатические, внутриполитические, военно-промышленные, военно-учебные, и выявить механизмы их взаимодействия.

Биографический метод позволил, на основе собранной базы данных, включающей сведения об участниках советско-германских политических контактов, выявить, как соотносилась эта сфера их деятельности с дальнейшими событиями их профессиональной карьеры.

Целью работы является определение значения, места и роли советско-германских военно-политических отношений в указанный период в становлении государственности и укреплении военного потенциала СССР и Германии.

Для достижения поставленной цели необходимо решение следующих задач:

1. Проанализировать побудительные мотивы возникновения советско-германских военных контактов в начале 20-х годов.

2. Проследить динамику отношений Германии и России в военно-политической сфере.

3. Проанализировать принципы принятия внутри- и внешнеполитических решений касающихся военно-политических отношений двух стран.

4. Проанализировать причины ухудшения советско-германских отношений в начале 30-х годов.

Работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованных источников и литературы.

Глава I . Военно-промышленное сотрудничество

СССР и Германии

Россия и Германия проиграли изнурительную войну 1914-1918 гг. В результате их народы были ввергнуты в пучину революций, повлекших свержение монархических режимов, что привело к введению в этих государствах республиканских форм правления. Но если победившая в России большевистская партия начала строить свое невиданное доселе в мировой цивилизации общество, то в Германии после провозглашения Веймарской республики шли долгие мучительные поиски путей возврата утраченных на международной арене позиций. Державы Антанты упивались победой над странами Четверного союза, заставив их заключить унизительные мирные договоры и тем самым создав предпосылки для будущих событий в Европе.

Германские политики, ограниченные рамками Версальского договора, практически сразу же стали думать о восстановлении сильной Германии. Но для этого нужна была сильная, хорошо обученная армия и современное вооружение, иметь которые Германии категорически запрещалось. И тогда их взоры обратились на Восток, к бывшему противнику в войне — России. Генералу X. фон Секту суждено было сыграть решающую роль в возрождении военной мощи Германии. Еще в 1919 году он пришел к выводу о необходимости тесного военного сотрудничества Германии с Россией, в ряде меморандумов и писем последовательно развивая свои взгляды.

В январе 1920 года фон Сект писал, что в качестве «незыблемой цели» германской политики в будущем он видит «политическое и экономическое объединение с Великороссией», и поэтому Германии, по его мнению, следовало постараться «по крайней мере не превратить Россию в своего врага». «Я отклоняю поддержку Польши даже в случае опасности ее поглощения [Россией]. Наоборот, я рассчитываю на это, и если мы в настоящее время не можем помочь России в восстановлении ее старых имперских границ, то мы не должны ей во всяком случае мешать… Сказанное относится также к Литве и Латвии ...»[16].

Чуть позже, в меморандуме от 4 февраля того же года, читаем: «Только в сильном союзе с Великороссией у Германии есть перспектива вновь обрести положение великой державы… Англия и Франция боятся союза обеих континентальных держав и пытаются предотвратить его всеми средствами, т[аким] о[бразом], мы должны стремиться к нему всеми силами… Наша политика как по отношению к царской России, так и по отношению к государству во главе с Колчаком и Деникиным была бы неизменной. Теперь придется мириться с Советской Россией — иного выхода у нас нет»[17].

А в дни советско-польской войны в другом меморандуме (июль 1920 г.) этот же дальновидный политик писал: «Если Германия примет сторону России, то она сама станет непобедимой, ибо остальные державы будут вынуждены тогда считаться с Германией, потому что они не смогут не принимать в расчет Россию. Сотрудничество с Россией позволит Германии осуществить «подрыв» основ Версальского мирного договора»[18].

Мнения, что Германии необходимо было сотрудничать с Советским Союзом придерживался не только глава рейхсвера фон Сект, об этом говорят сведения полученные советской разведкой в 1925 году в Берлине: «Германское правительство запросом своих заграничных представителей выяснило, что исключительно ориентирование на Запад не ведет к предполагаемым целям, и что Германия, безусловно, в той или иной форме должна полностью сохранять свои отношения с СССР, и что именно эти отношения служат главным козырем Германии в области западной политики[19] »

Уже после поражения Красной Армии под Варшавой в августе 1920 года, приведшего в итоге к поражению Советской России в этой войне и присоединению к Польше западных территорий Украины и Белоруссии, фон Сект в беседе с советским представителем в Германии В.Л.Коппом предложил, как докладывал в Москву Копп, «установить более тесный контакт между германским генштабом и нашими военными властями». При этом он настаивал на том, чтобы германские военные специалисты приняли участие в создании советской военной промышленности с целью использования ее затем «как источника вооружения для разоруженной Германии при столкновении ее с Антантой»[20].

Концепция двустороннего военного сотрудничества была намечена в результате серии секретных двусторонних переговоров в Москве и Берлине в 1920-1923 гг.

На вопрос, какие же побуждения толкнули Германию на развитие сотрудничества с Советским Союзом, ответил Ворошилов 12 марта 1933 г.:

«… мы никогда не забываем, что рейхсвер с нами «дружит» (в душе ненавидя нас) лишь в силу создавшихся условий, в силу необходимости иметь «отдушину» на Востоке, иметь хоть какой-нибудь козырь, чем пугать Европу...»[21] .

Отвечая на вопрос, почему Советский Союз пошел на сотрудничество с Германией, один из инициаторов сотрудничества — Уборевич — в 1925 г. писал:

«Немцы являются для нас единственной пока отдушиной, через которую мы можем изучать достижения в военном деле за границей, притом из армии, в целом ряде вопросов имеющей весьма интересные достижения… Сейчас центр тяжести нам необходимо перенести на использование технических достижений немцев… научиться строить и применять новейшие средства борьбы: танки, улучшения в авиации, противотанковые мины, средства связи и т. д… Немецкие специалисты, в том числе и военного дела, стоят неизмеримо выше нас...[22] »

Для осуществления связей с Наркоматом обороны и руководством Красной Армии в военном министерстве Германии была создана „Зондергруппа Р“, именовавшаяся советской стороной „Вогру“ (военная группа). В 1923 году военное министерство Германии создало в Москве свой исполнительный орган „Центр Москва“, который возглавил полковник X. Фон дер Лит-Томсен.

В августе того же года военное министерство Германии основало „Общество содействия промышленным предприятиям“ — »ГЕФУ" — с местонахождением в Берлине и Москве, обеспечив его необходимым производственным капиталом. Общество должно было финансировать деятельность смешанных германо-советских военно-промышленных предприятий на территории СССР и координировать их деятельность. Руководство «ГЕФУ» было поручено майору Ф.Чунке.

Главное внимание поначалу было уделено созданию тех видов боевой техники и вооружения, которые зарекомендовали себя уже в годы империалистической войны, — самолетов, подводных лодок, танков и химического оружия. Это объяснялось тем, что руководство рейхсвера (главнокомандующий фон Сект, начальник генштаба О.Хассе) было настроено на ведение в ближайшем будущем (через 3-5 лет) «освободительной войны» с опорой на кадры кайзеровской армии.

Из многих предложений, которые были сделаны советской стороне как на ее самостоятельные обращения к германским фирмам, производившим вооружение и военное снаряжение, так и при посредничестве «Зондергруппы Р» («Вогру»), в конечном итоге осталось лишь несколько проектов. Причин тому было несколько. Во-первых, отсутствие материальной базы и средств у советской стороны. Отчет делегации «Зондергруппы Р» о поездке в Россию летом 1921 г. показал катастрофическое состояние дел на оборонных заводах и верфях Петрограда, доставшихся в наследство новой власти. Так что о моментальном, скором налаживании технологического процесса не могло быть и речи. Во-вторых, отсутствие значительных финансовых средств у советского партнера — военного министерства Германии, для финансирования дорогостоящих проектов. Утверждение госбюджета, а таким образом и военного бюджета, проходило через обсуждение парламента республики, и поэтому щедрое выделение государственных средств на нужды военного министерства, да еще с учетом ограничительных статей Версальского договора, было просто невозможно. Державы Антанты, зорко следившие за строгим соблюдением военных постановлений Версальского договора, просто не позволили бы Германии, да еще и в Советской России, заниматься налаживанием военной промышленности. Но зато те немногие проекты, которые в результате переговоров получили реальные очертания в виде оформленных договоров, являли собой ключевые, наиболее перспективные направления в развитии военной техники — производство самолетов, отравляющих веществ, боеприпасов для артиллерии.

1.1. Производство самолетов

В первой половине 20-х гг. СНК и РВС СССР заключили ряд концессионных договоров с германским акционерным обществом «Юнкерс».

Сделка носила исключительно взаимовыгодный характер: советская сторона не только получала прямой доступ к немецким авиационным технологиям, но и при определенных обстоятельствах рассчитывала пополнить самолетный парк Красного Воздушного флота с помощью известной немецкой фирмы. Германия, в свою очередь, в обход Версальского договора могла наладить серийное производство своих военных самолетов на советской территории.

Еще до подписания Рапалльского договора, 15 марта 1922 г., было заключено советско-германское соглашение о строительстве авиационных заводов в России. Соглашение было секретным, поэтому типы немецких самолетов открытым текстом не упоминались, а город Дессау, где находились заводы германской фирмы, был обозначен как Лейпциг. Специальная комиссия при РВС СССР решила дать «Юнкерсу» заказ на поставку 115 самолетов. Сам концессионный договор с фирмой был подписан только 26 ноября 1922 г. в Москве, т.е. спустя восемь месяцев после заключения секретного соглашения.

29 января 1923 г. концессионный договор N 1 был утвержден Советом народных комиссаров СССР.

Советская сторона предоставляла «Юнкерсу» в арендное пользование следующие предприятия и недвижимое имущество. Во-первых, «Русско-Балтийский» завод в Филях с принадлежавшими ему земельным участком и всеми расположенными на нем готовыми и строящимися сооружениями, технико-производственной инфраструктурой. Во-вторых, «Русско-Балтийский» авиационный завод в Петрограде или любой другой однотипный завод на Волге — для производства гидросамолетов[23].

Для согласования всех текущих вопросов между рейхсвером и фирмой, а также в целях выработки единого курса по отношению к советской стороне германским руководством был создан так называемый контрольный совет, который возглавил профессор Г. Юнкерс.

Сегодня уже известно, что, разрабатывая основной договор с фирмой, советская сторона настаивала на следующих дополнительных условиях: «Юнкерс» должен был организовать в СССР производство алюминия для отечественной авиапромышленности. Партнеры обязывались построить литейную мастерскую; в двухгодичный срок, со дня действия договора, оборудовать конструкторское бюро и лабораторию и к концу 2-го года действия договора наладить на территории СССР изготовление авиамоторов. Предусматривалось, что в течение первых пяти лет все германские рабочие и технические специалисты на концессионных предприятиях будут заменены обученным советским персоналом. Фирме предписывалось ввести бесплатное переучивание советских специалистов и рабочих (не менее 40 человек) каждый раз при строительстве новых типов самолетов. Концессионер был обязан своевременно ремонтировать за свой счет заводские помещения и здания, чтобы по окончании аренды они были переданы советской стороне в исправном техническом состоянии. От фирмы требовалось оборудовать заводы такими станками и вспомогательными устройствами, которые отвечали бы «последнему состоянию техники за границей»[24].

Определенные требования выдвигала и немецкая сторона. Так, представители фирмы добивались от «Правительства» концессий на организацию воздушного сообщения между Швецией и Персией и проведение аэрофотосъемки на территории СССР. Только при выполнении этих требований фирма была готова организовать производство самолетов и авиамоторов.

Следует отметить, что по тем временам авиационное производство в Филях планировалось достаточно масштабным. Немецкая фирма должна была построить современное авиационное предприятие производительностью 300 самолетов в год. Причем половину этих самолетов покупал РВС СССР, а другую половину реализовывала фирма. В первый год действия договора немцы должны были построить не менее 75 полностью укомплектованных самолетов и 37-38 авиационных моторов. Уже 1 октября 1923 г. немцы планировали наладить серийный выпуск самолетов и 30 января 1924 г. — моторов. К 1925 г. «Юнкерс» обязался наладить в СССР авиамоторное производство и давать не менее 350 моторов в год. Договор заключался сроком на 30 лет[25].

На заводе у «Юнкерса» работали и советские специалисты, среди которых были достаточно квалифицированные кадры.

Трудовые права и обязанности двух сторон были законодательно закреплены в специальном коллективном договоре. Тем не менее дирекция фирмы уволила часть советских рабочих в первый же год концессии, что привело к производственно-трудовому конфликту с завкомом профсоюза.

Примечательно, что отдельные положения договора были заведомо невыполнимы концессионером, это давало возможность советскому руководству по-разному истолковывать и в дальнейшем использовать факт несоблюдения фирмой соглашения. Так, согласно ст. 16 «Юнкерс» был обязан в течение 6 месяцев со дня действия договора доставить на завод запас алюминия и дюралюминия в количестве, достаточном для производства 750 самолетов и 1125 авиамоторов. Более того, по мере расходования указанных запасов на производство фирма была обязана не реже одного раза в три месяца восстанавливать сырье до оговоренного количества. Совершенно очевидно, что в тех условиях подобные объемы авиационного сырья были не под силу даже такой известной фирме, как «Юнкерс».

Несмотря на многочисленные взаимные обязательства, обе стороны не выполнили в полной мере условий договора. Так, «Юнкерс» прежде всего был заинтересован в получении коммерческой прибыли в самые короткие сроки. Развертывание авиационного производства в СССР требовало больших технических и материальных усилий, да и не соответствовало стратегическим интересам германского крупного капитала, стремившегося поставить Советский Союз в зависимое положение от германской технологии. В документах, хранящихся в российских архивах, сообщается, что уже в начале 1926 г. германский военный министр в секретном послании руководителю «Московского центра» откровенно признавал, что только из политических соображений необходимо держаться за мысль о предприятиях в Филях и «что технические соображения не играют для нас, однако, более той роли, какую они играли в 1922 году»[26]. Ясно, что в 1926 г. Германия уже не была заинтересована вкладывать новый капитал в предприятие в Филях, и в этом отношении оно было для нее своеобразным финансовым бременем. Немцы не скрывали, что идеальным для фирмы решением была бы поставка в СССР готовых самолетов.

Однако было еще одно обстоятельство, негативным образом влиявшее на взаимоотношения сторон. В начале февраля 1925 г. Председателю РВС М. Фрунзе было доложено содержание перехваченного немецкого агентурного сообщения, из которого стало известно, что немцев не устраивают новые советско-французские контакты в авиационно-промышленной сфере. Германия считала, что под влиянием переговоров между СССР и Францией большевики потеряли интерес к «Юнкерсу» и готовы пожертвовать им, если удастся заручиться кредитными возможностями в области воздухоплавания у французской промышленности[27].

Поэтому, считала немецкая сторона, концессия «Юнкерса» вступила в нисходящую стадию своего развития.

Хронические финансовые затруднения концессии и определенные технологические трудности привели к обострению взаимных претензий и необходимости новых соглашений. 12 ноября 1925 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение: «Предложить Главконцесскому СССР так изменить проект договора, чтобы обеспечить для нас наиболее выгодное прекращение договоров»[28]. Однако на переговорах немцы неожиданно пошли на уступки и согласились даже на ухудшенный для «Юнкерса» вариант соглашения.

Тем не менее в записке по вопросу о концессии «Юнкерса», адресованной в Политбюро ЦК ВКП(б) 1 марта 1926 г., Ф. Дзержинский и К. Ворошилов сделали вывод о необходимости немедленного расторжения договора. Комитет по концессиям направил письмо правлению фирмы в Берлин, в котором предложил прекратить концессию. Однако «Юнкерс» не торопился это делать, и поэтому фирма умышленно задержала ответ, надеясь на урегулирование вопроса.

Для советской стороны стало очевидным, что немцы стремятся любым способом продолжить концессию. Ими было заявлено о готовности «возобновить работы завода в Филях под хозяйничаньем Советского правительства, но с финансовой или технической помощью фирмы»[29].

25 июня 1926 г. в Москве состоялось совещание представителей Главметалла, УВВС и Авиатреста, на котором и было принято решение концессионный договор ликвидировать.

Дальнейшие переговоры с фирмой приняли затяжной характер. Свои многочисленные заверения немцы никак не подкрепляли материально, а сама деятельность завода приобрела откровенно формальный характер. За 4 года завод «Юнкерса» дал всего 100 самолетов типа Ю-20 и Ю-21, худших по качеству, чем аналогичные иностранные образцы.

К тому же не было организовано производство алюминия и дюралюминия, авиамоторов, не создано конструкторское бюро, не выполнен в срок заказ на самолеты, а сами самолеты оказались непригодными для боевого использования. Они не были вооружены приспособлениями, необходимыми для размещения и сбрасывания бомб, отсутствовали специальные установки для стрельбы через винт. Все эти доработки после приемки «Юнкерсов» у концессионера выполнял авиационный завод ГАЗ № 1 в Москве[30].

Серьезность положения дел с «Юнкерсом» вынудила Управление Военно-воздушных сил РККА создать специальную комиссию, которая 20 января 1927 г. осмотрела заводские помещения. По результатам ее работы Ворошилов сделал обстоятельный доклад в Политбюро ЦК ВКП(б) 26 января 1927 г.

Завод в Филях, — говорилось в докладе, — стоящий уже почти 2 года и представляющий по своему оборудованию крупную промышленную единицу, сохраняется очень скверно: в цехах лежит снег сугробами, станки ржавеют. Самолеты с каждым месяцем теряют свою ценность, так как они перевозятся с места на место, разбираются и собираются, перестают быть, в силу этого, новыми самолетами и приобретают все больше физиономию складского имущества..."[31].

Понятно, что после такого доклада наркома обороны реакция Политбюро была однозначной. Необходимость ликвидации концессии была вызвана также необходимостью скорейшего восстановления собственного производства металлических самолетов на бывшем «Русско-Балтийском» заводе.

Между сторонами возник торг по вопросу уплаты за убытки от концессии, который длился около полугода. ГКК выдвинул предложение уплатить фирме 2,5 млн. рублей, однако «Юнкерс» настаивал на сумме 3,5 млн. рублей.

Руководство наркомата обороны СССР заняло довольно жесткую позицию в отношении немцев и готово было поставить ультиматум, несогласие с которым оставляло право ГКК на одностороннее владение заводом, а разрешение спорных денежных претензий перенести в Третейский суд.

Переговоры о ликвидации концессии и переходе завода в собственность СССР были завершены лишь в 1927 г.

Давая общую оценку деятельности «Юнкерса», следует отметить, что даже неудачная работа немецкого концессионера оказалась далеко не бесплодной для развития советского авиастроения. Председатель ГКК в записке от 1 марта 1926 г., направленной в Политбюро, недвусмысленно отмечал: «Нами извлечены все чертежи и данные, как о строящихся в Филях самолетах, так и об организации производства. Этот материал нами положен в основу организации собственного производства металлических самолетов»[32].

Следует признать, что стремление западных авторов к преувеличению роли «Юнкерса» в советском авиастроении, несмотря на некоторую субъективность их оценок, не лишено определенного основания. Во-первых, хорошо известно, что в основу строительства первого советского бомбардировщика ТБ-1 (АНТ-4) в 1925 г. была положена цельнометаллическая конструкция с гофрированной обшивкой, применявшаяся «Юнкерсом» на бомбардировщике ЮГ-1 и других своих самолетах. Не случайно поэтому немецкая фирма пыталась возбудить судебное дело против ЦАГИ и А. Туполева, конструктора ТБ-1, обвиняя их в нарушении фирменных патентов на металлическое крыло.

Во-вторых, серийное строительство советского бомбардировщика было налажено в 1929-1932 гг. на том же заводе (ГАЗ N 22 в Филях), где в 1923-1925 гг. «Юнкерс» строил и продавал советским ВВС свои морские и сухопутные разведчики Ю-20 и Ю-21. Поэтому в той ситуации не использовать опыт немцев было бы по меньшей мере неблагоразумно[33].

Таким образом, использование производственного и конструктивно-технического опыта немецкой концессионной фирмы «Юнкерс» в Филях было типичным явлением для практики советского военно-авиационного строительства 20-х гг. В то же время этот опыт не имел определяющего значения для развития ВВС РККА, а лишь в известной мере способствовал становлению металлического самолетостроения в СССР.

1.2. Производство отравляющих веществ

Еще до начала Первой мировой войны на вооруже­нии практически всех стран — участниц будущего конф­ликта состояли боевые отравляющие вещества (ОВ), сна­ряженные ими боеприпасы и приборы для их вылива­ния и распыления. Официально применение ОВ в ходе боевых действий было запрещено еще Гаагскими конвен­циями 1899 и 1907 гг. Германия нарушила запрет первой, применив боевые газы на Восточном фронте против ар­мии генерала Гурко в январе 1915 года. Су­щественного ущерба русским войскам тогда причинено не было. После того как Германия повторно применила газы, но уже с более серьезными последствиями в битве на Ипре (9 апреля 1915 г.), практически все воюющие державы начали активно использовать ОВ. Оте­чественное военно-химическое производство в то время находилось в зачаточном состоянии — за время войны на российских заводах было произведено всего 3650 т ОВ, в то время как в Германии — 68 100 т[34] .

После окончания Гражданской войны было обна­ружено, что химические войска РККА имеют весьма слабую материальную часть, поскольку накопленные еще с Первой мировой войны запасы ОВ и средств за­щиты были практически израсходованы, а новых не производили. Между тем ни одна из участвовавших в войне стран не намеревалась останавливать гонку хи­мических вооружений. Подписанный в 1925 году все­ми странами, включая и Германию, Женевский прото­кол о неприменении в боевых действиях удушливых газов и бактериологических средств никак не повлиял на продолжение исследований в этой области и на про­цесс создания еще более совершенных ОВ и средств доставки. В 1918 — 1945 годах химическое оружие зани­мало ту же нишу, что и атомная бомба в наши дни. На­личие химических арсеналов у страны, вовлеченной в военный конфликт, служило лучшей гарантией непри­менения «боевой химии» ее противником, чем любые международные протоколы и конвенции. Советское руководство это прекрасно понимало.

Для решения задач снабжения химвойск РККА 15 августа 1925 года при начальнике Управления снабжения РККА было создано ВОХИМУ (Военно-хими­ческое управление), первым начальником которого стал Я.М.Фишман, ра­ботавший до этого помощником советского военно­го атташе в Германии. Начинать ему пришлось бук­вально на пустом месте — в условиях полного отсут­ствия технической базы, технологии производства и необходимых специалистов. В таких условиях впол­не естественным был поиск технической помощи за границей, в данном случае — в Германии, при посред­ничестве ГЕФУ. Немецкая сторона порекомендовала в качестве партнера молодого немецкого химика Хуго Штольценберга, который в то время занимался созда­нием секретных опытных заводов-лабораторий по производству небольших партий ОВ для рейхсвера.

В мае 1923 года, в ходе визита германской военной делегации в Москву, был выработан договор о рекон­струкции химического завода «Бертолетова соль» в Са­маре на базе концессии. В договоре заранее были обо­значены требования к производительности предприя­тия после завершения его реконструкции: бертолетовой соли — 26 тыс. пудов, хлорной извести — 75, каустической соды — 165, олеума — 250, суперфосфата — 400, фосгена — 60 и иприта — 75 тыс. пудов[35] .

Сразу же после заключения этого соглашения «Берсоль» была ликвидирована постановлением Президиума ВСНХ от 17 октября 1923 года, а ее имущество пол­ностью отходило акционерному обществу «Метахим», являвшемуся уже совместным советско-германским предприятием.

22 ноября 1924 года между ГЕФУ, Штольценбергом и обществом «Метахим» был заключен договор о концессионировании самарского химического завода, причем на базе «Метахима» и ГЕФУ вновь учреждалось смешанное акционерное общество «Берсоль».

По договору, заключавшемуся сроком на 20 лет, со­ветская сторона в лице «Метахима» соглашалась пре­доставить в концессию химический завод в Иващенкове под Самарой, немецкая сторона (ГЕФУ и фирма «Штольценберг») была обязана организовать на этом заводе к 15 мая 1924 г. производство серной кислоты, каустической соды, хлорной извести, супер­фосфата и жидкого хлора, а иприта и фосгена (ОВ) не позднее шести месяцев после окончания строительства необходимых для этих производств зданий, и бертолетовой соли — к 1 июля 1924 г. Советский Союз вкладывал в дело 5 880 000 золотых рублей, Германия, через ГЕФУ, — 4 460 000 золотых рублей[36]. Значитель­ную долю в производстве завода должна была состав­лять продукция вполне мирного назначения — сель­скохозяйственные удобрения и средства борьбы с вредителями. Что же каса­ется военной продукции, — «Берсоль» должна была, после выхода завода на пол­ную мощность, снаряжать ежегодно по 500 000 сна­рядов с ипритом и фосгеном.

Параллельно ВОХИМУ пыталось искать в Германии партнеров по организации совместного производства средств химзащиты. Однако переговоры с фирмой «Ауэр» о совместной разработке и производстве про­тивогазов провалились. На заводе в Иващенкове удалось к концу 1924 года наладить производство суперфосфата, а через год была запущена линия по производству серной кислоты, но в итоге комиссия «Метахима» забраковала оба потока ввиду применявшихся там устаревших технологий и недостаточной безопасности производства. Деятельность немецких специалистов не устроила руководство ВОХИ­МУ, и советская сторона потребовала отзыва с производ­ства всех присланных фирмой Штольценберга специали­стов, ввиду их полной некомпетентности.

Помимо тех же причин, которые способствовали кра­ху предприятия «Юнкерса» в Филях, в данном случае имело место еще и определенное несовпадение взглядов советской и немецкой сторон на перспективы концес­сии в Иващенкове. Штольценберг не имел свободных средств для инвестирования в крупное производство, а рейхсверу был нужен всего лишь еще один небольшой завод-лаборатория, спрятанный от глаз Контрольной комиссии союзников в глубине советской территории. В то же время ВОХИМУ и Фишман требовали от немцев построить им завод-гигант, выдающий по 4 тонны ОВ ежедневно. Заместитель наркома обороны И.С. Уншлихт 21 января 1927 года направил Ворошилову и Фишману служебную записку с требованием отобрать завод у Штольценберга и передать его на баланс ВСНХ СССР. В ней он, в частности, писал: «До настоящего времени у нас не было производ­ства ОВ в заводском масштабе. Небольшая установ­ка эксольхима и строящийся Ольгинский завод ВОХИМ треста носит характер экспериментальный, опытных установок, а не крупного заводского производства, могущего хотя бы в какой-либо степени удов­летворить потребность Красной Армии на случай вой­ны. В заводе «Берсоль» мы получаем первую и пока единственную базу производства ОВ в крупном масш­табе. На нем исключительно придется пока базироваться в ближайшем будущем»[37] .

В итоге завод был передан образованному при ВСНХ «Вохимтресту». История «Берсоли» завершилась так же бесславно, как и «дело Юнкерса» — че­редой разбирательств и арбитражных судов, в результа­те которых концессия была ликвидирована.

1.3. Производство боеприпасов

После заключения в июле 1923 г. договора о реконструкции военных заводов и поставках артиллерийских снарядов рейхсверу, фирма «Крупп» помогла советской стороне наладить производство боеприпасов.

В докладе о работе «Метахима», направленном Розенгольцом 19 июня 1924 г. Дзержинскому (ВСНХ), Рыкову (СНК) и Троцкому (РВС СССР), сообщалось, что «Метахим» заключил с «ГЕФУ» два договора: один — о создании «Берсоли» и второй — о выполнении для «ГЕФУ» «заказа в 400 тыс. снарядов для полевых трехдюймовых орудий, по себестоимости на общую сумму около 18 млн. золотых рублей». Заказ выполнялся Главвоенпромом на заводах: Тульском патронном (гильзы), Златоустовском сталелитейном (стаканы), Казанском пороховом (порох), Ленинградском трубочном имени т. Калинина (трубки), Богородском взрывном заводе (снаряжение стаканов), Охтенском пороховом (сборка трубки и ее снаряжение)[38]. По договору ГЕФУ передало 600 тыс. американских долларов на налаживание производства и 2 млн. долларов — аванс под заказ.

Главным инструктором по заказу являлся бывший полковник артиллерии рейхсвера Арнольд, инструкторами на заводах Вернер и Митман — в Туле, Крюгер и Старк — в Ленинграде, Генрих и Билецкий — в Охте, Кдиппе и Гейдельбергер — в Златоусте.

К декабрю 1925 г. выполнение «снарядного» заказа завершалось. Поскольку речь при этом шла о единичном, хотя и весьма выгодном для СССР с точки зрения цены заказе, то перед Москвой встал вопрос о том, как быть дальше. Начальник немецкого генштаба Хассе в беседе с первым секретарем советского полпредства в Берлине И. С. Якубовичем, 8 декабря 1925 г., говорил, что на повторный заказ денег нет и что формально обязательство дать новый заказ на немецкой стороне не лежит, так как на переговорах в 1923 г. заказ размещался как единичный, без обязательства повторения. Именно поэтому немцы тогда смогли пойти на ту цену, которую они платят и которая связана с чрезвычайными переплатами по сравнению с себестоимостью аналогичного производства в Германии[39].

Глава II . Военно-учебные центры рейхсвера в СССР

Некоторое время спустя после заключения Рапалльского договора, прервавшего внешнеполитическую изоляцию Германии, ее политическое руководство взяло курс на постепенное сближение с Западом, сделав ставку на массированную экономическую помощь США, отказ от конфронтации с Антантой и умелое использование извечного англо-французского соперничества. Осторожный поворот на Запад и внутренняя стабилизация в стране ослабили значение Советской России как военного союзника Германии. Густав Штреземан был тем человеком, который в 1923-1929 гг. руководил внешней политикой Германии и осторожно, но неуклонно проводил курс на возвращение своей страны к решению мировых вопросов. Таким образом, концепция фон Секта, согласно которой Германия за счет усиления своего военного потенциала с опорой на Россию и создания благодаря этому предпосылок для проведения действенной политики союзов могла бы вновь стать мировой державой, была отодвинута германским политическим руководством на второй план. Оно справедливо опасалось, что утечка информации в страны Антанты вызовет ее немедленную и соответствующую реакцию, дискредитирует его в глазах западных демократий. Вместе с тем скудный военный бюджет, неудачное использование руководством «ГЕФУ» имевшихся финансовых средств (в том числе и в личных целях), с одной стороны, изменение инвестиционного климата в СССР, а также провокационная деятельность органов ГПУ по отношению к иностранцам — с другой, неумолимо ставили вопрос об изменении акцентов и характера военного сотрудничества. С обоюдного согласия были внесены соответствующие коррективы, и постепенно основной упор с взаимодействия в военной индустрии был перенесен на совместные испытания новейших образцов танков, самолетов, химических боеприпасов, подготовку квалифицированных кадров и взаимное участие в маневрах армий обеих стран.

Сотрудничество осуществлялось в основном в этих запрещенных для Германии областях, что позволяло развивать военную теорию и совершенствовать военное искусство, разрабатывать на их основе наставления и боевые уставы. В то же время были сохранены и наименее капиталоемкие формы сотрудничества в военной промышленности (передача патентов, опытное производство, создание совместных конструкторских бюро), а также обмен некоторыми разведданными.

Контроль за реализацией соглашений о создании и деятельности военно-учебных центров рейхсвера в СССР, административное и финансовое управление этими центрами осуществлял «Центр Москва», являвшийся исполнительным органом «Зондергруппы Р» военного министерства Германии. Кроме того, он действовал как единый административный центр для всего немецкого персонала, работавшего в СССР по этим программам. Военно-учебные центры рейхсвера — авиашкола под Липецком, танковая школа под Казанью и школа «химической войны» (так называемый «объект Томка») были созданы в 1924-1928 гг. Для координации деятельности этих объектов фон Сект еще в 1924 году назначил майора О. фон Нидермайера, формально подчинив его фон дер Лит-Томсену[40].

Созданием и деятельностью летной школы руководила в Берлине «инспекция №1» (так называемая «авиационная инспекция») оборонного управления военного министерства Германии, школой «химической войны» — «инспекция №4» («артиллерийская инспекция») и танковой школой — «инспекция №6» («автомобильная инспекция»).

Руководство всеми учебными объектами рейхсвера на территории Советской России и координация их действий осуществлялись через разведывательный отдел германского генерального штаба «Т-З», имевшего официальное название «статистический отдел». Составной частью «Т-З» являлась «Зондергруппа Р».

2.1. Авиационная школа в Липецке

С точки зрения подготовки кадров и перспективы ведения войны первым и наиболее важным военно-учебным центром рейхсвера на территории СССР стала авиационная школа. Официальное соглашение об устройстве авиационной школы и складов авиационных материалов в Липецке было подписано в Москве 15 апреля 1925 года начальником ВВС РККА П.И.Барановым и представителем «Зондергруппы Р» в Москве полковником X. фон дер Лит-Томсеном. Согласно договору управление ВВС РККА обязалось передать немецкой стороне свою «Высшую школу красных военных лётчиков»[41], причем аэродром и здания передавались в бесплатное пользование. Согласно протоколу к соглашению постоянный немецкий персонал авиашколы должен был составлять восемь человек, включая руководителя школы. На каждом курсе предполагалось обучать шесть-семь летчиков. С советской стороны выделялся один офицер в качестве постоянного помощника руководителя школы, а также 20 человек для обслуживания аэродрома. Было оговорено, что перевозка необходимого оборудования начнется в июне 1925 года, а продолжительность курса обучения одного потока в Липецке составит четыре недели. В 1925 году в школе намечалось подготовить четыре потока.

Организация и управление школой находились полностью в руках немцев и подчинялись единому плану подготовки летного состава рейхсвера, разработанному «инспекцией №1» в Берлине. Согласно этому плану основу летного состава Германии поначалу составили летчики-ветераны войны 1914-1918 гг., постепенно переходившие на инструкторские должности, а также молодые летчики и гражданский технический персонал.

Первоначальное обучение, включавшее первичную летную подготовку и последующую ежегодную переподготовку летчиков-наблюдателей, проводилось в летных спортивных школах и в школах гражданской авиации в Германии. Однако освоение летного военного искусства в данных школах было невозможно. Для прохождения этого заключительного и основного этапа в подготовке военных летчиков (истребителей и воздушных наблюдателей) и предназначалась авиационная школа в Липецке.

На подготовку летного состава рейхсвера ежегодно выделялось 10 млн. марок. Из них 2 млн. шло на содержание липецкой школы, причем деньги на создание необходимой инфраструктуры (ангары, производственные и ремонтные мастерские, лаборатории для испытания моторов, а также жилые и административные здания, лазарет, радиомастерские, подъездные железнодорожные пути и т.д.) выделялись отдельно.

Материальную базу составляли около 100 истребителей «Фоккер Д-XIII», закупленных рейхсвером на средства так называемого «Рурского фонда» в период франко-бельгийской оккупации Рурской области в 1923-1925 гг. В 1925 году они были переданы авиашколе[42].

Кроме того, почти сразу же Липецкий авиацентр приобрел важное значение как полигон. Там проводились испытания боевых самолетов, созданных авиастроительными фирмами Германии, а также вооружения и оснастки самолетов — бортового оружия (пулеметы и пушки), оптических приборов (прицелы для бомбометания, зеркальные прицелы для истребителей), бомб и т.д.

Уже летом 1925 года школа была открыта для подготовки летного состава и инструкторов, а в 1928-1930 гг. — летчиков-наблюдателей (корректировщиков).

Позднее немецкий персонал насчитывал около 60 человек постоянного состава — летчиков-инструкторов и техников. Кроме того, летом в школу для завершения учебного цикла ежегодно приезжали еще около 50 летчиков и 70-100 технических специалистов для проведения испытаний новой техники. Таким образом, в летние месяцы в авиашколе находилось 180-200 человек, а начиная с 1930 года — около 300 человек. Помимо того, на учебных курсах обучались летный состав и технический персонал советских ВВС.

В ходе занятий инструкторы передавали обучаемым боевой опыт, накопленный в годы империалистической войны. Новые же навыки и знание теоретических основ ведения воздушного боя (тактика и организация) обучаемые приобретали преимущественно зимой. Проверка их осуществлялась на летних занятиях.

Методика обучения летчиков-истребителей строилась по обычному принципу: одиночный полет, полет в составе звена, а затем эскадрильи. При имитации воздушного боя в воздух могли подняться максимум две эскадрильи (по девять самолетов). Несмотря на моральный и физический износ к концу 20-х годов, «фоккеры» были снабжены бомбометательными приспособлениями и опробованы в действии. Таким образом, именно в авиационной школе под Липецком был создан первый истребитель-бомбардировщик.

Подготовка наблюдателей продолжалась 12 месяцев, из них первые шесть месяцев в Берлине отводились на теоретическую подготовку и овладение радиотехникой. Затем следовало полугодовое обучение летной практике наблюдателя и навыкам фотосъемки, стрельбы, навигации и даже бомбометания. Завершалась подготовка наблюдателей на полигоне, около Воронежа летными занятиями по корректированию артиллерийского огня по наземным целям с привлечением советской артиллерии и наземных войск. В результате был разработан и опробован эффективный метод наведения и корректирования огня артиллерии с использованием радиосвязи.

С учетом увеличивающихся нагрузок проводился и соответствующий отбор и последовательное омоложение кадров (ветераны войны — опытные и молодые офицеры, а затем, начиная с 1928 года, и выпускники школ).

На время пребывания в СССР офицеры исключались из списков рейхсвера и восстанавливались на службе только после возвращения. Обучение немецких летчиков проводилось в строгой секретности. Например, гробы с телами разбившихся в результате аварий и иных несчастных случаев немецких летчиков упаковывали в ящики с надписью «Детали машин» и провозили в Германию через Штеттинский порт с помощью нескольких посвященных в тайну таможенников[43].

Не меньшей секретностью была окружена транспортировка предназначавшихся для школы грузов. С этой целью по инициативе «Зондергруппы Р» («Вогру») были созданы две смешанные торгово-транспортные фирмы, действовавшие в тесной связи с «Центром Москва». Это «Русско-германское транзитное общество» («Рустранзит», немецкое название «Дерутра»), созданное 10 апреля 1922 года, и основанное 3 октября 1922 года «Русско-германское торговое акционерное общество» («Русгерторг») или же «Русско-германское общество воздушных перевозок» («Дерулюфт»). По железной дороге из Кенигсберга в Россию через Литву и Латвию следовали грузы, не вызывавшие подозрения таможен. Воздушным транспортом переправлялись наиболее ценные грузы. Самолеты, предназначенные для обучения и испытаний, совершали беспосадочные перелеты на большой высоте.

Транспортировка морем (Штеттин — Ленинград) была, однако, основной. Именно этим путем осуществлялась доставка большинства военных грузов в оба конца. Этим же путем в Англию (и обратно) для ремонта направлялись из Липецка английские авиамоторы «фоккеров».

Всего в период с 1925 по 1933 год в Липецке прошли подготовку примерно 120 немецких пилотов и около 100 летчиков-наблюдателей. Кроме того, примерно такое же количество летчиков-истребителей и летчиков-наблюдателей было подготовлено в самой Германии на основе уникального опыта, приобретенного в авиационной школе Липецка. Таким образом всего к 1933 году было подготовлено около 450 летчиков различной квалификации.

Под руководством офицеров управления вооружения рейхсвера и с привлечением технических специалистов соответствующих германских фирм-производителей начиная с 1931 года (в обход запретов Версальского договора) немцы испытали в Липецке несколько типов боевых самолетов и авиационного оборудования, что позволило полностью подготовить их к серийному производству и условно принять на вооружение рейхсвера. Конкретно речь шла о самолетах-разведчиках дальнего и ближнего радиуса действия и истребителях.

По-настоящему интерес к научно-техническому опыту и испытательным работам немцев в Липецке у советской стороны пробудился на рубеже 1927-1928 гг. Были сформированы небольшие рабочие группы из своих летчиков и инженеров-самолетостроителей, которые постоянно находились в Липецкой школе и подробно знакомились с работами германских специалистов. Появились там и ведущие специалисты ЦАГИ (Центральный аэрогидродинамический институт). Они участвовали во всех технических испытаниях немцев вплоть до 1933 года, причем советские летчики в свою очередь испытывали немецкие самолеты в воздухе.

Советская сторона в ответ однажды устроила большую демонстрацию своей авиатехники в Тушино, однако, по мнению специалистов, это были в основном устаревшие модели. И хотя советские авиастроители занимались разработкой новых типов самолетов, немецкой стороне их старались не показывать.

2.2. Танковая школа в Казани. Объект «Кама»

Наряду с другими ограничениями Версальский договор запрещал Германии иметь бронетанковые войска, разрабатывать и производить бронетанковое вооружение. Однако ее военное руководство прекрасно понимало, что в будущих войнах решающую роль сыграют именно бронетанковые войска. Отставание в этой области от армий ведущих мировых держав заведомо ставило Германию в неравное положение. Командование рейхсвера в поисках путей обхода этого запрета обратило взоры к Советскому Союзу, который, так же как и Германия, был заинтересован в создании современных танковых войск, но в отличие от нее не обладал ни промышленной базой, ни технологиями, ни квалифицированными кадрами. Предложение представителей рейхсвера об образовании смешанной танковой школы на территории СССР было принято советским военным и политическим руководством.

Договор об организации совместной танковой школы был заключен 2 октября 1926 года в Москве. С немецкой стороны его подписал руководитель «Центра Москва» и ВИКО полковник X. фон дер Лит-Томсен, а с советской — начальник разведывательного управления Штаба РККА Я.К.Берзин. Школа должна была размещаться в бывших Каргопольских казармах в Казани. В ее распоряжение передавались не только имевшиеся там строения, но и учебное поле, стрельбище, полигон, находившийся в 7 км, и пути сообщения между ними[44].

Договор был заключен на три года со дня подписания и предусматривал, что если ни одна из сторон не подаст заявления о расторжении договора за шесть месяцев до его истечения, то действие договора автоматически будет продлено еще на один год. По истечении действия договора танки, запасы имущества, вооружение, оборудование мастерских и инвентарь подлежали возвращению немецкой стороне, а строения и другие стационарные сооружения — Красной Армии. Кроме того, советская сторона могла выкупить у ВИКО интересующие ее предметы технического оборудования по стоимости, определенной паритетной комиссией.

Немецкая сторона брала на себя вопросы организации танковой школы, ремонт, перестройку и оборудование помещений. Она несла расходы по текущему содержанию школы (оплата коммунальных услуг и электроэнергии, приобретение горючего, сырья, материалов, учебных пособий и др.), а также по содержанию немецкого персонала — как постоянного, так и переменного.

Советская сторона выделяла для танковой школы соответствующий технический состав для мастерских, рабочих и охрану, которая также оплачивалась немцами.

На первом этапе (с апреля 1927 г.) постоянный состав танковой школы должен был состоять с немецкой стороны из 42 человек, в том числе семи человек административной службы, трех преподавателей (по артиллерийскому, пулеметному делу и радиоделу), пяти инструкторов по вождению танков; советская сторона обязалась представить 30 человек административно-технического и вспомогательного состава, не считая охраны[45].

Имущество школы помимо жилых помещений, мастерских, складов, электростанций и прочего включало три танка, два гусеничных трактора, два грузовика, два легковых автомобиля и два мотоцикла[46].

Начальниками танковой школы назначались немецкие представители: в 1929 году — подполковник Мальбранд, в 1930 году — Риттер фон Радльмайер, в 1931-1933 гг. — полковник Харпе. Они подчинялись руководству рейхсвера в лице уже упомянутого руководителя «Центра Москва» и одновременно председателя ВИКО полковника X. фон дер Лит-Томсена. работали по его директивам, руководили административно-хозяйственной и учебно-строевой жизнью школы. В распоряжение начальника школы выделялся штатный помощник — советский офицер, который подчинялся советским инстанциям и предназначался для оказания помощи немецкой стороне при решении текущих задач, взаимодействия с советскими военными и гражданскими органами, наблюдения и урегулирования вопросов, связанных с работой и учебой советского персонала. Являясь официальным представителем Красной Армии, он выражал пожелания советской стороны, которые учитывались руководством школы при составлении учебной программы.

В первый год работы возможно большее число учебных мест предназначалось для советского переменного состава, т.е. для курсантов Красной Армии. Все расходы по содержанию и обучению советского персонала, а также расходы на горючее боеприпасы и ремонт техники оплачивались советской стороной. Начиная со второго года по взаимному согласованию устанавливалось точное соотношение мест для каждой из сторон.

Поскольку организация танковой школы являлась нарушением Германией Версальского договора, то большое значение уделялось мерам конспирации. В немецких источниках школа фигурировала как «объект Кама», в советских — как «КА», «РА» и др. В документах Красной Армии совместный учебный центр именовался «Казанью», «Камой», «школой», «курсами ТЕКО», а немецкая сторона — «друзьями», «арендаторами». Немецкий персонал числился как технический и преподавательский состав «курсов Осоавиахима». И постоянный, и переменный состав на занятиях вне казарм и на официальных приемах носил форму РККА, но без петлиц и знаков различия, в остальное время было разрешено ношение гражданской одежды. Контакты с советскими гражданами были сведены до минимума; корреспонденция на немецком языке доставлялась особым курьером, а телеграммы должны были присылаться только на русском языке[47].

Предполагалось, что танковая школа начнет работать с июля 1927 года, когда закончатся все строительные работы, а из Германии будет доставлено имущество для практических занятий. Однако ее строительство и оборудование растянулось на полтора года, поглотив, по ориентировочным советским подсчетам, 1.5-2 млн. марок. Летом 1928 года была ликвидирована строительная комиссия «Кама», и на ее территории с 1 августа были официально сформированы «Технические курсы Осоавиахима».

Существование школы ставилось в зависимость от оснащения ее новейшими типами танков и создания при ней научно-исследовательского отдела, в состав которого были бы включены советские научно-технические работники.

Обещанные танки (всего десять единиц, в том числе пять легких и два средних танка) немцы хотели доставить через Ленинград с началом навигации. Стремясь обезопасить себя от возможных политических осложнений, они обратились в марте 1929 года к Советскому Союзу с предложением заключить с фирмой «Рейнметалл» фиктивный договор о закупке этих танков. Нарком по военным и морским делам К.Е.Ворошилов поддержал данный проект и направил соответствующее ходатайство в Политбюро ЦК ВКП(б), особо отметив, что «скорое прибытие танков в СССР для РККА крайне желательно». Однако предложение было отвергнуто, И.В. Сталин собственноручно наложил резолюцию: «О танках. Мы не можем пойти на фиктивную сделку»[48].

Тем не менее, несмотря на трудности и неурядицы, в первой половине 1929 года в танковой школе в Казани начались практические занятия. Сначала на четырехмесячных курсах был обучен постоянный состав, а затем и первая группа переменного состава, в которую входили десять советских курсантов.

Учебная программа Казанской школы включала теоретический курс, прикладную часть и технические занятия. В рамках теоретического курса слушатели изучали типы танков и их общее устройство, конструкцию моторов, виды оружия и боеприпасов, тактику боевых действий танковых войск и вопросы взаимодействия, особенности материально-технического обеспечения на поле боя. Прикладная часть включала обучение вождении машин по различной местности (ровной и пересеченной) и в различных условиях (Днем, ночью, с использованием фар и без них, с применением дымов). Слушатели обучались стрельбе, приобретали навыки проведения боевых стрельб, отрабатывали действия в составе подразделений (до роты включительно), способы взаимодействия с другими родами войск, вопросы управления в бою и на марше. На технических занятиях обучаемые получали практику технического обслуживания и ремонта танков.

Первая совместная оценка деятельности танковой школы была дана 5 сентября 1929 года во время беседы наркомвоенмора СССР Ворошилова с начальником генерального штаба рейхсвера генералом Хаммерштайном. Немецкий генерал выразил удовлетворение по поводу состояния дел и высказал пожелание, чтобы «в Казани дальше все шло по-прежнему, как оно есть сейчас: производство опытов с одной стороны и обучение — с другой стороны. Но мы бы хотели увеличить число курсантов с 10 до 20, чтобы лучше использовать затраченный капитал». Касаясь ранее сделанного советским руководством предложения о создании при школе научно-исследовательского отдела, Хаммерштайн заявил: «Мы в Казани не хотим организовывать конструкторское бюро. Там имеются инженеры тех заводов, которые нам танки доставляют и которые ищут ошибки в их конструкции. Последние, в свою очередь, устраняются конструкторскими бюро соответствующих заводов в Германии ...». Он также предложил: «Было бы хорошо, если бы несколько русских инженеров работали с нами. Нам это было бы приятно, так как русские специалисты могли бы помогать и сами знакомиться с нашей работой. Кроме того, мы могли бы тогда обменяться теми чертежами и описаниями танков, которые имеются в [нашем] распоряжении — заграничные материалы — и ознакомиться с русскими танками»[49].

Находившиеся в школе танки являлись опытными конструкциями и нуждались, по мнению генерала, в доработке и модернизации. Поэтому немецкие курсанты проходили не только теоретический курс по тактике, но и техническое обучение на германских заводах, поставлявших танки. «Мы приветствовали бы, — добавил Хаммерштайн, — если бы из числа русских курсантов два или три человека участвовали в прохождении зимнего курса в Германии ...»[50].

Через два с лишним года Ворошилов, беседуя с преемником Хаммерштайна генералом В.Адамом, сказал о технической оснащенности школы: «Я не могу поверить, что у вас нет большего, чем в Казани. Три года в Казани возятся — и никакой новой материальной части. Все те же танки, что привезли сначала. Я говорил: „Шлите конструкторов, и вы и мы будем иметь танки ...“ На возражение Адама о возросших расходах и ограниченности финансовых средств рейхсвера Ворошилов ответил: „Я считаю, что можем многое улучшить в Казани, если ваши средства пойдут на технику и сама техника будет более реальной. Еще когда здесь был Хаммерштайн, я выдвигал перед ним необходимость прислать больше типов и конструкций. У нас есть уже промышленная база, но у нас мало пока людей-конструкторов. У вас же люди есть, мы так и полагали, что ваша сторона будет давать макеты, чертежи, проекты, идеи, конструкции, словом, что мы получим лаборатории и для вас, и для нас“[51].

Однако немецкая сторона осталась верна ранее избранной линии и дальше испытаний, доработки и модернизации имевшихся в Казанской школе тяжелых, средних и легких танков не шла. Правда, как и было оговорено, в этих работах принимали участие советские инженеры и техники. Был реализован и советский проект создания совместных конструкторских бюро, разработки новых образцов танков и их производства на отечественных предприятиях. Но с этим танковая школа непосредственно связана не была.

В целом занятия в танковой школе проходили планомерно, в соответствии с ранее утвержденной учебной программой. В 1929-1931 гг. на „курсах ТЕКО“ прошли обучение 65 человек начсостава танковых и мотомеханизированных частей РККА. Большую часть из них составили строевые командиры и преподаватели бронетанковых вузов, остальные офицеры были инженерами (танкистами, артиллеристами, радистами).

В отчете о работе „курсов ТЕКО“ в марте 1932 года отмечалось, что „основная целеустановка Управления механизации и моторизации РККА в вопросе использования ТЕКО сводилась к тому, чтобы ознакомить командиров РККА с особенностями конструкции немецких боевых машин, изучить методику стрелковой подготовки танкиста и приборы управления машинами и огнем в бою, изучить вопросы боевого применения танковых частей и попутно овладеть в совершенстве техникой вождения боевых машин“[52].

Изучение чертежей, ознакомление с материальной частью боевых машин и результатами испытаний позволили нашим инженерам практически использовать немецкий, опыт. В советских танках Т-24, Т-26, Т-28 и БТ были применены элементы немецких конструкций: подвеска, сварные корпуса, внутреннее размещение экипажа, стробоскопы и наблюдательные купола, перископические прицелы, спаренные пулеметы, электрооборудование башен средних танков, радиооборудование, а также технические условия проектирования и постройки.

Много интересного было отмечено и в методике проведения занятий по тактике, вождению машин и стрелковой подготовке. В силу этого немецкая методика обучения танкистов стрелковому делу была использована при разработке „Руководства по стрелковой подготовке танковых частей РККА“.

Поэтому в вышеупомянутом отчете делался вывод, что „в целом работа ТЕКО до сих пор еще представляет интерес для РККА как с точки зрения чисто технической, так и с тактической. Новые принципы конструкции машин и в особенности отдельных агрегатов, вооружение и стрелковые приборы, идеально разрешенная проблема наблюдения с танка, практически разрешенная проблема управления в танке и танковых подразделениях представляет еще собой область, которую необходимо изучать и переносить на нашу базу“. Поэтому и в последующие годы военное руководство СССР намеревалось использовать курсы в качестве „исследовательской лаборатории для технического, тактического и методического усовершенствования наших командиров“[53]. В 1932 году на шестимесячные курсы было направлено 32 „отборных командира и инженера“ (17 инженеров и 15 строевых офицеров). Основной упор, как и в прежние годы, делался на изучение конструкции танка, способов управления в бою, техники стрельбы, а также на освоение методики обучения танкистов[54].

Для занятий с советскими курсантами из Германии были приглашены пять преподавателей. С тремя преподавателями (по стрельбе и вооружению, по танковой радиотехнике и по танковым конструкциям) контракт был заключен на два года. Два преподавателя тактики были приглашены на шесть месяцев, т.е. на время их реальной работы на курсах. Для проведения строевых и тактических занятий и одновременного испытания техники в распоряжении „школы Кама“ была выделена рота в составе двух взводов танкеток Т-27 и одного взвода танков MC-1. Немецкой стороне было предложено в порядке компенсации привезти из Германии новый трехтонный танк и восьмиколесную плавающую бронемашину, что и было сделано[55].

Кроме того, в постоянный состав „танковой школы Кама“ в качестве помощников немецких инженеров были включены пять советских аспирантов, которые должны были детально овладеть методикой и опытом работы и в последующем перенести это в РККА. Для бронетанковых вузов предполагалось приобрести у немцев учебные пособия и экспонаты.

Танковая школа в Казани просуществовала относительно недолго. Ее постигла та же судьба, что и остальные немецкие объекты в СССР: по приказу Гитлера она была ликвидирована летом 1933 года. Вместе с тем она внесла существенный вклад в развитие советских танковых войск. Здесь готовились квалифицированные кадры танкистов, изучался передовой зарубежный опыт, испытывались новые образцы бронированных машин, отрабатывалась тактика боевых действий. Эти и многие другие факторы в немалой степени способствовали тому, что уже через десять лет советские танковые войска заняли лидирующее положение в мире и одержали ряд блестящих побед в годы второй мировой войны.

2.3. Школа «химической войны» — объект «Томка».

События на фронтах империалистической войны наглядно показали, что в разряд наиболее действенных средств поражения вошли боевые отравляющие вещества. Поэтому в ходе реорганизации Красной Армии, начавшейся в первой половине 20-х годов, особое внимание было уделено созданию собственных химических войск, испытанию и производству химического оружия, надежных средств защиты, использованию при химических атаках авиации. Однако Советский Союз не мог позволить себе развивать химическую промышленность самостоятельно, в первую очередь из-за отсутствия материальной и технической базы.

Германия обладала высокоразвитой химической промышленностью, которая, по оценкам советского руководства, занимала ведущее положение не только в Европе, но и в мире. Так же Германия стремилась создать скрытно от Антанты базу химических вооружений[56] .

После уточнения перспектив сотрудничества в сфере военной химии, а также возможных конечных результатов стороны без промедления перешли к практической деятельности. Совместные работы в этой области велись по двум генеральным направлениям. Первое — это строительство в СССР предприятия по выпуску химических ОВ, так называемый проект «Берсоль» (об этом рассказывалось выше). Второе — это работы по созданию и испытанию новых боевых химсредств, совершенствованию способов их применения и противохимической защиты на химическом полигоне, получившем условное наименование объект «Томка» или — по аналогии с Липецком и Казанью — химическая школа «Томка».

Местом расположения школы «химической войны» стали, начиная с 1928 г., никому тогда неизвестные Шиханы, расположенные в 130 км севернее Саратова, рядом с Вольском. Выбор места, видимо, был обусловлен не только наличием подъездных железнодорожных путей, подходящих ландшафтно-климатических условий, но также и тем, что полигон находился в непосредственной близости от Автономной Республики Немцев Поволжья, поэтому появление немецких специалистов в Саратовском крае ни у кого бы не вызывало подозрений.

Химическое управление РККА намеревалось испытывать на полигоне новые средства и методы применения 0В артиллерией, авиацией, газометами, а также новые способы и средства дегазации зараженной техники и местности. Аналогичные цели преследовала и немецкая сторона. Все текущие расходы на испытания было решено оплачивать пополам.

Строительство объекта и завезенное туда имущество обошлось немецкой стороне в миллион рейхсмарок. Объект к январю 1929 г. имел в своем составе четыре лаборатории, два вивария, ангары для спецмашин, дегазационную камеру, водопровод, гараж, пять бараков для жилья.

Немецкий персонал был представлен руководителем испытаний, инструктором, тридцатью служащими, в основном, химиками. Техническое руководство испытаниями находилось в немецких руках, административное — в советских. Все распоряжения, касающиеся персонала обеих сторон, проходили через уполномоченного РККА.

До 1933 г. начальником полигона был Н.С. Губанов, который во время первой мировой войны был артиллерийским офицером. В 1933 г. Н.С. Губанов стал начальником факультета Военной химической академии, в последующем он — начальник 8 кафедры ВАХЗ, генерал-майор, доктор технических наук, профессор.

Особое внимание стороны уделяли вопросам обеспечения секретности относительно образованного объекта и обязывались делать для этого все необходимое. Охрану опытного поля, лабораторий, жилых строений, не говоря уже об участниках испытаний, РККА брала на себя.

Немецким сотрудникам объекта не разрешалось заводить знакомств с местным населением и гарнизоном. Разрешались лишь разговоры, вызванные служебной необходимостью. Покидать объект без специального разрешения категорически запрещалось. Только крайняя необходимость, с непременным согласованием через Москву, могла стать основанием для разрешения немецкому сотруднику «Томки» выехать за его пределы в Вольск или Саратов, не дальше. Все остальные поездки в пределах от Самары до Сталинграда осуществлялись по строго установленному маршруту и под соответствующим контролем. На время пребывания в «Томке» немецкому персоналу выдавались специальные удостоверения личности, которые с отъездом в Германию подлежали возврату. Категорически запрещалось внеслужебное фотографирование, вынос или перенос приборов, материалов в другие места, пребывание где-либо внутри городка без ведома руководства, разговоры с охраной. Опыты проводились только в присутствии руководителя советской администрации с безусловным участием работника ОГПУ.

Начало работы объекта вселяло оптимистические надежды на ее плодотворное продолжение, к чему партнеры проявляли нескрываемый интерес. Посетив «Томку» в конце сентября 1928 г., немецкий генерал Бломберг сделал следующую запись в своем докладе: «Оборудование налажено и функционирует удовлетворительно. Руководитель на месте, персонал очень способный… Русские имеют повышенный интерес к испытаниям. С ними оформлен протокол о дальнейшей застройке объекта и расширении испытаний. Этот протокол надо со всей настойчивостью претворять в жизнь. Запланированное продолжение испытательных работ необходимо и многообещающе. Испытания возможны на широкой базе». Упомянутый протокол о дальнейшей застройке в 1929 г. предусматривал выделение средств не только на сооружение аэродрома, ангара на 6 самолетов, газоубежища, склада, бараков для рабочих, а также приобретение двигателя для освещения, подъемного крана, двух автомобилей «Опель», гусеничного трактора с прицепами, двух мотоциклов с корзинами, мотодрезины, дополнительного метеооборудования и т.д.[57]

Об особой заинтересованности ВХУ в продолжении и расширении экспериментов Бломберг узнал из беседы с К.Е. Ворошиловым. Тот добивался проведения дополнительных стрельб химическими снарядами из артиллерийских орудий, в том числе, и в зимнее время. Заметна была уступчивость Наркома, начиная с финансовых вопросов. Подчеркивая исключительную заинтересованность в химических опытах, он давал понять, что ради их продолжения руководство РККА готово пойти навстречу в решении спорных вопросов по другим объектам рейхсвера в СССР.

При организации всей этой работы следует подчеркнуть особую роль начальника ВОХИМУ Я.М. Фишмана, возглавлявшего также в тот период Химкомитет и только что созданный в начале 1928 г. Институт химической обороны. В создании химической службы Красной Армии, а еще больше в сотрудничестве с рейхсвером Я.М. Фишман проявлял повышенную инициативу. Давая характеристику деловым качествам этого человека, Бломберг отметил его одержимость идеями и незаурядную энергию в создании эффективного ХО, способного стать реальным средством поражения в будущей войне. Являясь крупным специалистом в области химии, автором ряда трудов, Я.М. Фишман одним из первых увидел ее перспективы не только в военной, но и в гражданской сфере. К сожалению, не прошло и десяти лет, как в 1937 г. он был репрессирован «за шпионскую деятельность». Злую роль в его судьбе сыграла книга «Химическая война», появившаяся в том же году в Германии. В ней отмечались его заслуги на химическом поприще[58].

Уже в 1929 г. появились первые неудачи в экспериментах из-за ряда технических дефектов в присланных приборах. На этом фоне само существование «Томки» ставилось советской стороной под сомнение.

Все это наводило К.Е. Ворошилова, Я.М. Фишмана и других руководителей с советской стороны на размышления о том, не скрывают ли немцы свои последние достижения. Слишком значительной казалась разница в технической оснащенности «Томки» и лабораторий Германии. Свойственная советской стороне подозрительность становилась все более очевидной. Ее дополняли доклады специалистов, посылаемых в Германию для ознакомления с военно-химическим опытом.

На основе всех наблюдений делался вывод о том, что значительная часть современных работ, наиболее важных и ценных, немецкими химиками, несомненно, скрывалась.

Чувствуя растущее недоверие и подозрительность советских партнеров, представители рейхсвера настойчиво заверяли в искренности своих намерений в сотрудничестве, в отсутствии каких-либо секретов, давая при этом обещания дослать все интересующие их приборы и чертежи. Но время шло, а отдача от работы на «Томке» становилась все менее ощутимой.

Видя явную волокиту и бесперспективность в получении желаемых результатов, основным из которых была разработка новых 0В, одержимый своими идеями Фишман в ходе инспекционной поездки на объекты в Липецк, Казань и «Томку» немецкого генерала Гаммерштейна в сентябре 1929 г. внес предложение создать в Берлине совместный химический институт под эгидой какого-либо акционерного общества с привлечением туда лучших ученых обеих стран. Но, как и следовало ожидать, эта идея под благовидным предлогом была отклонена.

Из немецких дипломатических документов сегодня известно, что подозрительность советских партнеров была обоснованной. В руководстве рейхсвера наряду с осознанием необходимости тайного сотрудничества с русскими в области химических разработок продолжали превалировать опасения, что Красная Армия сможет использовать немецкие новшества в той области, где она выглядела наиболее слабо. В 1927 г., когда в Берлине решался вопрос о проведении совместных химических учений на территории СССР, военный министр Гесслер всячески стремился этого не допустить, а сами учения провести тайно где-то в Германии. Гесслер опасался усиления РККА, которая, как он полагал, когда-нибудь может выступить против Германии. В качестве противовеса министру рейхсвера выступило Министерство иностранных дел, которое считало, что лучше проводить такие учения где-нибудь за границей, чем осложнять отношения с победившими державами из-за взаимных разоблачений в нарушении Версальского договора.

Нежелание немецкой стороны делиться своими секретами проявилось именно в той сфере, в которой больше всего было заинтересовано ВОХИМУ: разработка и испытания новых отравляющих веществ и способов защиты от них. По сути дела, этому и были посвящены, особенно после провала кампании «Берсоль», все попытки ознакомить советских химиков с достижениями своих коллег при посещении ими Германии.

Единственной организацией, с которой удалось договориться о поставке оборудования для производства новых 0В, была фирма X. Штольценберга. После трудных переговоров он согласился поставить оборудование для производства фосгена. Но и это было сделано с учетом того обстоятельства, что данное производство являлось отнюдь не новым. Кроме того, тогдашний начальник управления вооружений рейхсвера генерал Людвиг, непосредственный куратор всех военно-химических разработок, полагал, что СССР в то время по характеристике своей военной промышленности по-прежнему находился на стадии 1914 г. С учетом поступательного развития конструкторской мысли поставка в СССР устаревшего военно-химического оборудования не вызывала в рейхсвере существенных опасений.

Последней попыткой побудить немцев к продуктивной отдаче в области разработок и испытания 0В стала беседа К.Е. Ворошилова с начальником генштаба рейхсвера генералом В. Адамом, посетившим Наркома в ноябре 1931 г. Касаясь объекта «Томка», К.Е. Ворошилов поставил вопрос ребром: «Мы предоставили немецкой стороне, как нигде в Европе, возможность заниматься экспериментальными химическими разработками, поэтому дайте нам конкретную материальную компенсацию в виде опытных результатов. Давайте на «Томку» больше оборудования и всяких средств»[59].

В. Адам был очень немногословен. В оправдание пассивности немецких химиков на объекте он заявил, что промышленность Германии этим делом мало интересуется. Отвергая настойчивые предположения о том, что в Германии изобретен какой-то особый газ, генерал заверил Наркома: «Не верьте… Наша задача по химии — сделать иприт технически более устойчивым»[60].

В результате руководство РККА все больше склонялось к мысли о нецелесообразности дальнейшего пребывания немцев в Шиханах. «Ввиду развертывания наших собственных работ в 1932 году «друзей» желательно перевести с территории ЦВХП в другое место»,- докладывал К.Е. Ворошилову начальник разведуправления РККА Я.К. Берзин[61].

Своеобразным показателем состояния военно-химического сотрудничества явилась встреча, состоявшаяся в Москве в середине мая 1933 г. между руководством РККА и делегацией рейхсвера, возглавляемой генерал-лейтенантом А. Боккельбергом, новым начальником управления вооружений рейхсвера. Главным условием продолжения совместных экспериментов ВОХИМУ выдвигало требование: доставить на «Томку» новые, более стойкие, эффективные по своему воздействию отравляющие вещества с обеспечением доступа к ним советских специалистов. Однако немцы не спешили реагировать на это требование. И тогда весной 1933 г. встал вопрос о свертывании объекта «Томка» по инициативе Москвы. Возникшая напряженность в политических отношениях между двумя странами, в связи с приходом Гитлера к власти, делала позицию руководства РККА, в частности, Наркома К.Е. Ворошилова, начальника штаба РККА А.И. Егорова, начальника вооружений РККА М.Н. Тухачевского, в вопросах военного сотрудничества с рейхсвером довольно жесткой.

Тем не менее, после напряженных переговоров с участием А. Боккельберга, Я.М. Фишмана, начальника штаба химических войск РККА Рохинсона стороны все же договорились о проведении последующих экспериментов в Шиханах, на этот раз только в течение двух месяцев (сентябрь-ноябрь 1933 г.), но при выполнении рейхсвером следующих обязательств: испытываться там должны немецкие противогазы и защитные костюмы последнего образца, новейшие газометы. В ответ на требование подключить к предстоящим испытаниям новые компоненты 0В Бломберг еще раз стал уверять, что в рейхсвере их просто нет.

Однако контакты в химической сфере пришлось свернуть еще раньше, чем это предполагалось. Ликвидация объекта «Томка» началась 26 июля и закончилась к 15 августа 1933 г. При этом безвозмездно во владение ЦВХП перешли все строения и практически все материальное имущество центра. По приблизительным подсчетам ВХУ, их стоимость оценивалась в 40-50 тыс. золотых рублей. Часть этого имущества в дальнейшем была передана в Институт химической обороны в Москве. Как следует из письма начальника ЦВХП Н.С. Губанова, немецкая сторона настояла на вывозе личного имущества специалистов, а также арторудий с запасными частями и аппаратуры. Все имущество было погружено в два вагона и на 4 платформы и переправлено через границу в районе г.Себежа (ныне Псковская обл.) 29.08.33 г. и Ленинградский порт — 11.09.33г[62].

Сотрудничество РККА и рейхсвера в области военно-химических разработок не могло не иметь последствий для обеих сторон.

Известно, например, что уже в 1935 г., т. е. в первый же год, когда гитлеровская Германия стала открыто вооружаться, появился 105-мм химический гладкоствольный миномет Стокса «35» с соответствующим комплексом мин к нему. За ним последовал более совершенный миномет «40» (образца 1940 г.), способный стрелять дымовыми, химическими и фугасными минами весом 11 и 15 кг со скорострельностью 8-10 выстрелов в минуту. Достижением всей многолетней работы немцев над средствами доставки 0В стал шестиствольный реактивный миномет образца «о» калибра 158,5 мм. Все три образца до 22 июня 1941 г. были уже на вооружении моторизованных химических минометных полков и дивизионов вермахта.

Более широко были представлены образцы осколочно-химических мин и снарядов. Их было девять типов, включая боеприпасы, снаряженные зарином (0В), которые во вторую мировую войну не имела ни одна из воюющих стран.

Таким образом, немецко-фашистская Германия была хорошо подготовлена к ведению крупномасштабной химической войны. Очевидно, что без обходных путей версальских ограничений нацистской Германии не удалось бы за столь короткий период так называемых «открытых вооружений» (1935-1939 гг.) создать у себя современную структуру химических войск.

Несмотря на непоследовательность и противоречивость почти десятилетнего периода сотрудничества РККА и рейхсвера по разработке 0В и средств защиты от них, советская сторона также получила определенную выгоду. В основном она заключалась в том, что изучение немецкого опыта послужило определенным ориентиром в самостоятельной разработке 0В, средств защиты, в решении организационных вопросов.

В немецком справочнике 1934 г. «Вооружение мира» в разделе, посвященном СССР, прямо указывалось на то, что в Красной Армии особенно хорошо были организованы разведка отравляющих веществ и защита от них. Исчерпывающие данные о состоянии химических войск РККА излагались и в специальных докладах абвера, начиная с 1937 г. Из них следовало, что по основным показателям, организации и структуре эти войска не уступали немецким. В каждой такой сводке, особенно военного времени, делался однозначный вывод о том, что имеющийся потенциал позволяет Красной Армии применить химическое оружие в полном объеме[63].

Заключение

Подведя итоги десятилетнего сотрудничества между Советской Россией и Германией, нужно отметить, что внешнеполитическое сотрудничество двух государств в изучаемый период было основано на взаимных интересах. Преодолевая тяжелые условия и последствия Версальского мира, германская дипломатия нашла в Советской России именно ту точку опоры, которая помогла ей противостоять давлению Запада и корректировать в наиболее выгодном направлении условия Версаля. Советский фактор помог Германии при её бессилии восстановить свой международный авторитет и позиции в мировом сообществе. Рапалльский мирный договор стал первым равноправным соглашением, что являлось крупным дипломатическим успехом и СССР и Германии. Данный договор стал отправной точкой равноправного и взаимовыгодного сотрудничества, фактором наибольшей угрозы и давления на страны Антанты. Наиболее тесные контакты Германии и СССР были налажены в сфере взаимовыгодного военного сотрудничества, которое, несмотря на свою нелегальность, было плодотворным.

Для советского государства данное сотрудничество было способом укрепления собственной обороноспособности. Для Германии размещение баз на территории Советской России давало не только возможностидля формирования военного потенциала, но и перспективу освобождения от «версальских пут».

Контакты с Советской Россией дали возможность германскому Генштабу разрабатывать новейшие виды оружия и военной техники, имея возможности практического их апробирования. Также строительство заводов по производству самолетов и артиллерии, и выпуск соответствующей продукции позволили Германии быть на уровне новейших европейских научно-технических достижений.

С точки зрения наращивания военного потенциала и повышения боевой мощи РККА эффективность сотрудничества очевидна: обучение руководящего комсостава РККА в германской Военной академии и советских военных специалистов в военно-учебных центрах (школах) рейхсвера на территории СССР, помощь в постановке советской военной промышленности и передача передовой по тем временам технологии, посылка военных делегаций и наблюдателей на учения и т. д. Во многом благодаря сотрудничеству с немецкой стороной была в общем успешно проведена начатая в СССР в 1924 — 1925гг. военная реформа. Тухачевский, Уборевич, Якир, Фельдман, Егоров, Левандовский, Тимошенко, Мерецков, Василевский, Тодорский и др. руководители Красной Армии выросли в профессиональном плане благодаря изучению германского военного опыта. И хотя результаты этого сотрудничества едва ли поддаются точному бухгалтерскому учету, тем не менее они весьма значительны.

Практически благодаря советско-германскому «военно-техническому» сотрудничеству были заложены основы ВПК СССР. В качестве примера достаточно упомянуть тот же завод в Филях (Москва), сегодня — завод им. Хруничева, на котором производится ракетное оружие. Химзавод в Чапаевске (Иващенково было переименовано в Чапаевск) берет свое начало от «Берсоли». Полигон в Шиханах (Саратовская область) и по сей день используется в военных целях. Фактически с предоставления концессий «Юнкерсу» началось становление советской авиационной промышленности (завод в Филях в середине 20-х годов считался флагманом советского самолетостроения) и воздушных перевозок внутри страны.

Изучение давно минувших событий имеет большое значение, поскольку через них мы познаем будущие и объясняем современность. Тем более что сейчас для современной России одним из наиболее близких партеров на международной арене является Германия. Следовательно, рассматривая факты прошлого сотрудничества СССР и Германии, не исключено, что удастся найти и увидеть в них возможные пути и решения современных внешнеполитических задач. Пример сотрудничества прошлого может стать важным уроком для сотрудничества будущего.

Список источников и литературы

I . Источники

1. Гудериан Г. Воспоминания солдата.// www.hrono.ru/libris/lib_g/guder00.html

2. Дьяков Ю.Л., Бушуева Т.С. Фашистский меч ковался в СССР: Красная Армия и рейхсвер. Тайное сотрудничество. 1922 – 1933: неизвестные документы. М., 1992.- 384с.

3. Жуков Г.К. Воспоминания и размышления.// militera.lib.ru/memo/russian/zhukov1/

4. Советско-германские отношения 1922-1925: документы и материалы.

2 части. М., 1977.- 383с.

5. Энциклопедия Третьего рейха.// www.fact400.ru/mif/reich/titul.htm

6. Яковлев А.С. Цель жизни.// militera.lib.ru/memo/russian/yakovlev-as/

II . Литература

1. Ахтамзян А.А. Военное сотрудничество СССР и Германии 1920-1933гг. (по новым документам). // Новая и новейшая история. 1990. №5 С.3 – 24.

2. Ахтамзян А.А. Советско-германские экономические отношения в 1922 – 1933 гг. // Новая и новейшая история. 1988. №4 – С.42 – 56.

3. Алиенов С.Г. «Консервативная революция» в Германии 1920-х — начала 1930-х годов. Проблемы интерпритации.// Полис. 2003. №4 – С.94 – 107.

4. Алимов Н.И. Химическая оборона России: К 70-летию Центр, науч.-испытательского ин-та радиац., хим. и биол. защиты. // himvoiska.narod.ru/tomka.html

5. Байков А. Военно-промышленное сотрудничество СССР и Германии – кто ковал советский меч? // Неправда Виктора Суворова — 2. – М.: Яуза, Эксмо, 2008. – С.220-304.

6. Бойцов В. Секретные лаборатории рейхсвера в России// Армия. 1992. №2.- С.59-64; №3/4.- С.67-71; №6.- С.67-71.

7. Бойцов В. Рейхсвер и Красная Армия // Красная Звезда. 1990. – 25 ноября.

8. Гинцберг Л.И. Сталин и КПГ в преддверии гитлеровской диктатуры (1929 – 1933 гг.) // Новая и новейшая история. 1990. №6 – С.21 – 40.

9. Гинцберг Л.И. Друзья новой России. Движение в защиту Советской страны в Веймарской Германии. М.: Наука, 1983. – 229 с.

10. Горлов С.А. Совершенно секретно: Альянс Москва — Берлин, 1920-1933 гг. // militera.lib.ru/research/gorlov1/index.html

11. Горлов С.А.Военно-учебные центры рейхсвера в Советском Союзе.// Военно-исторический журнал. 1993. №6.- С.39 – 44.

12. Зданович А.А. «Ц – Мо» информирует Берлин// Армия. 1992. №1.- С.63 – 68.

13. Зданович А.А. Интриги разведки. М.: «Олма-Пресс», 2005.

14. Захаров В.В. Военные аспекты взаимоотношений СССР и Германии: 1921 – июнь 1941 г. М: ГА ВС., 1992

15. Кантор Ю.З. Военно-политические отношения Советской России и Германии 1921-1939 гг.: Автореф. дисс.… д.и.н. — СПб.: Ин-т истории РАН, 2006.

16. Капистка В.В. Секретный завод в Филях. //http://nvo.ng.ru/history/2001-08-17/5_factory.html

17. Космач Г.А. Кризис германского либерализма в годы Веймарской республики: идеология и политика немецкой демократической партии в 1918 – 1929 гг. Минск: Университетское, 1989. — 190 с.

18. Каширских О.Н. Кризис в советско-германских экономических отношениях 1928 года. // Вопросы истории. 2006. №9 – С.35 – 48.

19. Кульбакин В.Д. Экономические связи с Советским Союзом и позиция общественных сил Германии в 1929 – 1932 годах. // Вопросы истории. 1977. №5 – С.63 – 76.

20. Люкс Л. «Особые пути» — «пути в никуда»? – О крахе особых путей России и Германии в ХХ веке. // Вопросы философии. 2001. №12 – С.40 – 50.

21. Ножкина Н.В. Советско-германские экономические отношения межвоенного периода (1920 – 1941). // Вестник Московского университета. 1999. №3 – С.39 – 51.

22. Полемика с Виктором Суворовым. // www.deol.ru/manclub/war/suv.htm

23. Российско-германские отношения – вчера, сегодня, завтра. К 80-летию рапалльского договора. Международная конференция, проведенная Институтом Европы РАН (Центр германских исследований) совместно с Фондом им. Розы Люксембург (Германия) 26 апреля 2002 года в г. Москве. // Современная Европа. 2002. №3 – С.25 – 64.

24. Суворов В. Ледокол. // lib.ru/WSUWOROW/icebreak.txt

25. Суворов В. День М: Когда началась Вторая мировая война? // militera.lib.ru/research/suvorov2/

26. Суровов. Сколько миллиметров фашистского меча выковали в СССР. // militera.lib.ru/research/surovov/04.html

27. Трухнов Г.М. Поучительные уроки истории: три советско-германских договора (1922 – 1926 гг.) Минск: Издательство БГУ, 1979. – 183 с.

28. Чубарьян А.О., Белоусова З.С., Наринский М.М. Европа между миром и войной 1918 – 1939. М.: 1992. 221 с.

[1] Захаров В.В. Военные аспекты взаимоотношений СССР и Германии: 1921 – июнь 1941 г. М: ГА ВС. 1992

[2] Ахтамзян А.А. Военное сотрудничество СССР и Германии 1920-1933 // Новая и новейшая история. – 1990. — №5

[3] Бойцов В. Рейхсвер и Красная Армия // Красная Звезда. – 1990. – 25 ноября

[4] Кантор Ю.З. Военно-политические отношения Советской России и Германии 1921-1939 гг., дисс…докт ист.наук. СПб ИВИ РАН, 2006.

[5] Горлов С.А. «Совершенно секретно. Альянс «Москва-Берлин» 1920-1933» – М.: «Олма-Пресс», 2001

[6] Зданович А.А. Интриги разведки. М.: «Олма-Пресс», 2005.

[7] Дьяков Ю.Л., Бушуева Т.С. «Фашистский меч ковался в СССР: Красная Армия и рейхсвер. Тайное сотрудничество. 1922 – 1933. Неизвестные документы.- М.: Сов. Россия, 1992.- с.28.

[8] Там же.- с.51.

[9] См. например: Там же.- с.98; 124.

[10] Дьяков Ю.Л., Бушуева Т.С. «Фашистский меч ковался в СССР: Красная Армия и рейхсвер. Тайное сотрудничество. 1922 – 1933. Неизвестные документы.- М.: Сов. Россия, 1992.- с.249.

[11] См. например: там же.- с.186.

[12] См. например: там же.- с.103.

[13] См. например: там же.- с.67; 137.

[14] См. например: там же.- с.105.

[15] Яковлев А.С. Цель жизни.// militera.lib.ru/memo/russian/yakovlev-as/; Гудериан Г. Воспоминания солдата.// www.hrono.ru/libris/lib_g/guder00.html; Жуков Г.К. Воспоминания и размышления.// militera.lib.ru/memo/russian/zhukov1/

[16] Дьяков Ю.Л., Бушуева Т.С. «Фашистский меч ковался в СССР: Красная Армия и рейхсвер. Тайное сотрудничество. 1922 – 1933. Неизвестные документы.- М.: Сов. Россия, 1992.- с.13.

[17].Там же.- с.13.

[18] Байков А. Военно-промышленное сотрудничество СССР и Германии – кто ковал советский меч? // Неправда Виктора Суворова — 2. – М.: Яуза, Эксмо, 2008. – с.234.

[19] Дьяков Ю.Л., Бушуева Т.С. «Фашистский меч ковался в СССР: Красная Армия и рейхсвер. Тайное сотрудничество. 1922 – 1933. Неизвестные документы.- М.: Сов. Россия, 1992.- с.69.

[20] Дьяков Ю.Л., Бушуева Т.С. «Фашистский меч ковался в СССР: Красная Армия и рейхсвер. Тайное сотрудничество. 1922 – 1933. Неизвестные документы.- М.: Сов. Россия, 1992.- с.14.

[21] Сколько миллиметров фашистского меча выковали в СССР. // militera.lib.ru/research/surovov/04.html

[22] Сколько миллиметров фашистского меча выковали в СССР. // militera.lib.ru/research/surovov/04.html

[23] Капистка В.В. Секретный завод в Филях. //http://nvo.ng.ru/history/2001-08-17/5_factory.html

[24] Горлов С.А. Совершенно секретно: Альянс Москва — Берлин, 1920-1933 гг. // militera.lib.ru/research/gorlov1/index.html

[25] Байков А. Военно-промышленное сотрудничество СССР и Германии – кто ковал советский меч? // Неправда Виктора Суворова — 2. – М.: Яуза, Эксмо, 2008. — с.250.

[26] Капистка В.В. Секретный завод в Филях. //http://nvo.ng.ru/history/2001-08-17/5_factory.html

[27] Капистка В.В. Секретный завод в Филях. //http://nvo.ng.ru/history/2001-08-17/5_factory.html

[28] Горлов С.А. Совершенно секретно: Альянс Москва — Берлин, 1920-1933 гг. // militera.lib.ru/research/gorlov1/index.html

[29] Там же.

[30] Байков А. Военно-промышленное сотрудничество СССР и Германии – кто ковал советский меч? // Неправда Виктора Суворова — 2. – М.: Яуза, Эксмо, 2008. — с.254.

[31] Капистка В.В. Секретный завод в Филях. //http://nvo.ng.ru/history/2001-08-17/5_factory.html

[32] Горлов С.А. Совершенно секретно: Альянс Москва — Берлин, 1920-1933 гг. // militera.lib.ru/research/gorlov1/index.html

[33] Капистка В.В. Секретный завод в Филях. //http://nvo.ng.ru/history/2001-08-17/5_factory.html

[34] Байков А. Военно-промышленное сотрудничество СССР и Германии – кто ковал советский меч? // Неправда Виктора Суворова — 2. – М.: Яуза, Эксмо, 2008. — с.269.

[35] Горлов С.А. Совершенно секретно: Альянс Москва — Берлин, 1920-1933 гг. // militera.lib.ru/research/gorlov1/index.html

[36] Байков А. Военно-промышленное сотрудничество СССР и Германии – кто ковал советский меч? // Неправда Виктора Суворова — 2. – М.: Яуза, Эксмо, 2008. – с.271.

[37] Байков А. Военно-промышленное сотрудничество СССР и Германии – кто ковал советский меч? // Неправда Виктора Суворова — 2. – М.: Яуза, Эксмо, 2008. – с.274.

[38] Кантор Ю.З. Военно-политические отношения Советской России и Германии 1921-1939 гг.: Автореф.дисс.… д.и.н. — СПб.: Ин-т истории РАН, 2006.- с.21.

[39] Горлов С.А. Совершенно секретно: Альянс Москва — Берлин, 1920-1933 гг. // militera.lib.ru/research/gorlov1/index.html

[40] Зданович А.А. «Ц – Мо» информирует Берлин// Армия. 1992г. №1.- с.64.

[41] Бойцов В. «Секретные лаборатории рейхсвера в России»// «Армия» 1992г. №2.- с.60.

[42] Горлов С.А.«Военно-учебные центры рейхсвера в Советском Союзе».// Военно-исторический журнал. 1993. №6.- с.41.

[43] Ахтамзян А.А. «Военное сотрудничество СССР и Германии 1920-1933» // Новая и новейшая история. 1990. №5.- с.7.

[44] Бойцов В. «Секретные лаборатории рейхсвера в России»// «Армия» 1992г. №3/4.- с.68.

[45] Горлов С.А.«Военно-учебные центры рейхсвера в Советском Союзе».// Военно-исторический журнал. 1993. №7.- с.43.

[46] Дьяков Ю.Л., Бушуева Т.С. «Фашистский меч ковался в СССР: Красная Армия и рейхсвер. Тайное сотрудничество. 1922 – 1933. Неизвестные документы.- М.: Сов. Россия, 1992.- с.180.

[47] Дьяков Ю.Л., Бушуева Т.С. «Фашистский меч ковался в СССР: Красная Армия и рейхсвер. Тайное сотрудничество. 1922 – 1933. Неизвестные документы.- М.: Сов. Россия, 1992.- с.183.

[48] Там же.- с.186.

[49] Горлов С.А. Совершенно секретно: Альянс Москва — Берлин, 1920-1933 гг. // militera.lib.ru/research/gorlov1/index.html

[50] Там же.

[51] Горлов С.А.«Военно-учебные центры рейхсвера в Советском Союзе».// Военно-исторический журнал. 1993. №8.- с.40.

[52] Дьяков Ю.Л., Бушуева Т.С. «Фашистский меч ковался в СССР: Красная Армия и рейхсвер. Тайное сотрудничество. 1922 – 1933. Неизвестные документы.- М.: Сов. Россия, 1992.- с.181.

[53] Дьяков Ю.Л., Бушуева Т.С. «Фашистский меч ковался в СССР: Красная Армия и рейхсвер. Тайное сотрудничество. 1922 – 1933. Неизвестные документы.- М.: Сов. Россия, 1992.- с.187.

[54] Горлов С.А.«Военно-учебные центры рейхсвера в Советском Союзе».// Военно-исторический журнал. 1993. №8.- с.41.

[55] Горлов С.А.«Военно-учебные центры рейхсвера в Советском Союзе».// Военно-исторический журнал. 1993. №8.- с.42.

[56] Горлов С.А. Совершенно секретно: Альянс Москва — Берлин, 1920-1933 гг. // militera.lib.ru/research/gorlov1/index.html

[57] Алимов Н.И. Химическая оборона России: К 70-летию Центр, науч.-испытательского ин-та радиац., хим. и биол. защиты. // himvoiska.narod.ru/tomka.html

[58] Горлов С.А. Совершенно секретно: Альянс Москва — Берлин, 1920-1933 гг. // militera.lib.ru/research/gorlov1/index.html

[59] Алимов Н.И. Химическая оборона России: К 70-летию Центр, науч.-испытательского ин-та радиац., хим. и биол. защиты. // himvoiska.narod.ru/tomka.html

[60] Там же.

[61] Там же.

[62] Горлов С.А. Совершенно секретно: Альянс Москва — Берлин, 1920-1933 гг. // militera.lib.ru/research/gorlov1/index.html

[63] Байков А. Военно-промышленное сотрудничество СССР и Германии – кто ковал советский меч? // Неправда Виктора Суворова — 2. – М.: Яуза, Эксмо, 2008.– с. 301.