Реферат: Советский Союз в послевоенном мире

С завершением кровопролитнейшей в истории человечества войны сложился новый мировой порядок. Он характеризовался не только изменениями границ в Европе, Азии и Африке. Едва ли не главной его особенностью стала перегруппировка сил на мировой арене, связанная с разгромом крупных военных держав — Германии, Японии и Италии.

Контуры послевоенного мирового устройства стали вырисовываться еще до второй мировой войны, когда начались длительные и напряженные переговоры советского руководства с лидерами Германии. В ходе переговоров 1939—1940 гг. определились сферы интересов двух стран. СССР первоначально претендовал на территорию Финляндии, Эстонии, Латвии, Литвы, восточных районов Польши и Бессарабию. Но уже тогда имелось в виду и продвижение сферы интересов СССР в сторону Болгарии и черноморских проливов.

Усиление политической и военной активности СССР на Балканах не прошло незамеченным. Оно вызвало серьезную обеспокоенность в Турции, стремившейся получить гарантии великих держав в отношении своей территориальной целостности. Такие гарантии в сентябре 1939 г. ей предложила Великобритания. Однако турецкий президент И.Иненю стремился добиться таких же гарантий и от СССР, Было предложено заключить советско-турецкий пакт о взаимной помощи. Для этого в Москву прибыл министр иностранных дел Турции Сараджоглу. 1 октября 1939 г. его приняли Сталин и Молотов. Уже тогда выяснилось, что СССР не желает давать никаких гарантий Турции в начавшейся войне. Отказ подписать пакт о взаимной помощи Молотов объяснял просто: «Против кого этот советско-турецкий пахт будет направлен? Заключать пакт против Германии мы не можем, против Италии — она является союзницей Германии. Против Болгарии — но она ведь не угрожает Турции...*'. О гарантиях СССР о ненападении вообще не говорилось. Предвидя свою возможную договоренность с Германией по Болгарии, Сталин откровенно сказал Сараджоглу: «Я думаю, как бы… у нас с турками не вышло недоразумение, особенно из-за Болгарии...*. Стремясь разрушить англо-турецкую договоренность о противодействии возможной агрессии на Балканах, Сталин добился от Турции обещания не вмешиваться в боевые действия, если они возникнут на территории Румынии или Болгарии. «Если Болгария выступит против Турции, — заявил он, — тогда надо ее бить. Но почему надо бить Болгарию в остальных случаях*. Таким образом, эти «остальные случаи», в которых мог быть задействован СССР, вовсе не исключались советским руководством.

В ноябре 1940 г., в ходе переговоров в Берлине В.М.Молотова с лидерами Германии выяснилось, что советское руководство хотело бы распространить свое влияние на новые территории. В директивах Сталина Молотову на ведение этих переговоров отчетливо просматриваются контуры возможных изменений мирового устройства. Теперь уже официально речь шла об особых интересах СССР на Балканах (Румыния и Болгария), в Турции (черноморские проливы), Иране. Было высказано также пожелание «обезопасить* для СССР выходы из Балтики в Северное море и, тем самым, проявлена заинтересованность советского руководства в Скагерраке и Каттегате. На этих условиях СССР был готов присоединиться к тройственному пакту. Интересно, что так и не договорившись об этом, Москва, тем не менее, резко критиковала Германию за ввод ее войск в Болгарию в марте 1941 г., расценив это как «нарушение интересов безопасности СССР».

Нападение Германии на СССР положило начало формированию антигитлеровской коалиции. В ее рамках проблемы послевоенного мирового устройства занимали не менее важное место.

Уже в декабре 1941 г. на встрече в Москве с министром иностранных дел Великобритании А.Иденом советское руководство выступило с новыми предложениями о территориальных изменениях после окончания войны. Главной задачей внешней политики советских лидеров было добиться согласия новых союзников на закрепление за СССР территорий, вошедших в его состав в 1939—1940 гг. Вместе с тем, список пожеланий советского руководства был достаточно большим. 16 декабря 1941 г. Сталин изложил свое видение послевоенных границ. В центре его внимания были границы Советского Союза. Кроме восстановления границ 1941 г. он поставил вопрос о включении Тильзита в состав советской Литвы, «возвращении» финского Петсамо Советскому Союзу, заключении союзного договора с Румынией и Финляндией (по которому там должна была создаваться сеть военных баз СССР по примеру Прибалтики 1939—1940 гг.), отторжении от Болгарии Бургасского района («для Болгарии совершенно достаточно иметь один морской порт в виде Варны*). В отношении других границ Сталин поставил вопрос о расчленении Германии (создании на ее территории независимых государств в Баварии, Рейнской области и др.). Стремясь заинтересовать Великобританию, он предлагал создание сети ее военных баз в Бельгии, Голландии, Норвегии и Дании, не забыв добавить, что это будет сделано лишь «при условии гарантии некоторыми державами (имелся в виду СССР) входов и выходов из Балтийского моря». Был поставлен вопрос о репарациях с Германии. Кроме этого, предлагалось создать «военный союз демократических государств» Европы, имеющий международную военную силу. Предлагалось также создание в Европе «государственных федераций». В их числе назывались Балканская федерация, Польско-чехословацкая федерация и др.

По сути, Сталин предлагал Великобритании тот же вариант сотрудничества, который вплоть до начала Великой Отечественной войны он отрабатывал с Германией. Характерно, что такой же оставалась и тактика действий: закрепить эти договоренности Сталин предложил в секретных протоколах.

Однако Идеи категорически отказался не только подписывать, но и обсуждать в деталях эти проекты. Он лишь поблагодарил Сталина за «столь подробное и откровенное изложение» его точки зрения, сославшись на то, что вопросы послевоенной реконструкции Европы не могут обсуждаться без участия американской стороны. Под этим предлогом он отказался даже признать довоенные границы СССР (их окончательно признали лишь на Ялтинской конференции в 1945 г. под влиянием решающих побед Красной Армии в Европе).

Все это вызвало у Сталина сильное раздражение и разочарование. Он, правда, справедливо полагал, что, возможно, обсуждать эти вопросы «еще не пришло время*.

По мере наращивания военных успехов Красной Армии разработки о будущем мировом устройстве приобретали все более четкие контуры.

В январе 1942 г. решением Политбюро ЦК ВКП(б) была создана «Комиссия по послевоенным Проектам государственного устройства стран Европы, Азии и других частей мира» во главе с Молотовым, В рамкахэтой комиссии былисозданытри рабочие группы: одна готовила предложения по Западной и Северной Европе и Британской империи (А.Я.Вышинский и АА.Соболев), другая — по Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европе, Ближнему и Среднему Востоку (В.ГДеканозов, Я.З.Суриц), третья — по Западному полушарию, Тихоокеанскому бассейну и Восточной Азии (С. А Лозовский, К.А.Уманский),

Осенью 1943 г. были готовы детальные предложения советской стороны о послевоенном устройстве мира. В общих чертах они были доложены на Тегеранской встрече «большой тройки» и показали, что советская сторона более подготовлена к обсуждению этих проблем, чем англо-американские союзники.

В январе 1944 г, заместитель наркома иностранных дел И.М.Майский представил Молотову записку «О желательных основах будущего мира», в которой были окончательно сформулированы пожелания относительно границ и интересов СССР в послевоенном мире. Они сводились к следующему: включение в состав СССР района Петсамо, возвращение СССР Южного Сахалина, передачу Курильских островов, обеспечение обшей границы СССР с Чехословакией (за счет Польши или Румынии), заключение долгосрочны* договоров с Финляндией и Румынией о предоставлении СССР военных баз на их территории, гарантии «свободного и удобного» использования транзитных путей через Иран к Персидскому заливу. Германию предлагалось раздробить на ряд независимых государств (с этим соглашались и лидеры США и Англии в Тегеране). Предлагалось восстановить Францию как «более или менее крупную европейскую державу», не возрождая ее военной мощи. Высказывалось стремление ликвидации диктаторских режимов в Испании и Португалии с заключением пакта о взаимной помощи и военного союза с Испанией. Было признано в интересах СССР способствовать созданию в Европе федераций — Дунайской, Балканской, Центрально-Европейской, Скандинавской и т.п. Подчеркивая необходимость независимой и жизнеспособной Польши, Майский в то же время отмечал, что «мы не заинтересованы в нарождении слишком большой и слишком сильной Польши» с учетом того, что Польша всегда была враждебна России. То же самое было высказано и в отношении Венгрии, Наоборот, предлагалось «стремиться к созданию сильной Чехословакии». Со всеми балканскими странами предлагалось заключить договоры о взаимопомощи, а с Грецией (в силу особой заинтересованности в ней Великобритании) — тройственный пакт о взаимопомощи между Англией, СССР и Грецией по примеру Ирана. Развивая идеи создания английских (и возможно американских) баз в Норвегии, Майский считал необходимым добиваться также размещения там и советских баз. В то же время он предлагал согласиться с возможным протекторатом США над Исландией. Не было возражений и против возможного присоединения к Франции бельгийской Валлонии, а также размещения военных баз Великобритании в Бельгии и Голландии.

В отношении Турции предлагалось препятствовать ее усилению. С помощью советско-болгарского и советско-румынского пактов было признано целесообразным исключить ее влияние на балканские дела. Эту нишу, естественно должен был занять СССР. В Иране предлагалось усилить советское проникновение при помощи «целого ряда экономических, культурных и политических мероприятий» создания советских больниц и школ для иранцев, изучения русского языка, оказания помощи в организации иранских вооруженных сил и др. На Ближнем Востоке планировалось укрепить советское влияние в сфере экономической, культурной и политической. Майский считал, что

СССР не заинтересован вучастии ввойне с Японией, хотя, безусловно должен добиваться ее военного разгрома. Главным итогом такого разгрома он справедливо считал укрепление позиций СССР в Китае.

Для обеспечения контроля за сохранением такого мирового порядка Майский предложил создать международную организацию, в которой решающая роль должна была принадлежать «большой четверке» — СССР, США, Великобритании и Китаю.

Справедливо полагая, что вся эта послевоенная конструкция будет устойчивой лишь в случае взаимопонимания между США, СССР и Великобританией, Майский предлагал следующую направленность советской внешней политики в послевоенный период «Укрепление дружественных отношений с США и Великобританией использование в советских интересах англоамериканского противоречия с перспективой все более тесного контакта с Великобританией всемерное усиление советского влияния в Китае превращение СССР в центр притяжения для всех подлинно демократических средних и малых стран и подлинно демократических эелементов во всех странах, особенно в Европе поддержание международной беспомощности Германии и Японии вплоть до того момента, когда и если эти страны обнаружат искреннее стремление к переходу на рельсы настоящей демократии и социализма».

Майского при этом ничуть не смущало главное противоречие — укрепление дружественных отношений с Великобританией и США при одновременном превращении СССР в «центр притяжения» коммунистических и других левых сил было невозможным.

Недоступные ранее архивные документы дают основание полагать, что имели место если не тайные договоренности, то по крайней мере доверительные беседы между лидерами «большой тройки», выходившие за рамки официальных соглашений о послевоенном устройстве.

Осенью 1946 г. французская газета «Кавалькада» опубликовала текст неизвестного соглашения между Сталиным и Рузвельтом, якобы достигнутого в ходе их личный встреч в Тегеране и Ялте. В этом документе, в частности, говорилось: «Президент Соединенных Штатов Америки признает, что Советскому Союзу необходимо иметь выход в Средиземное море, так же как и необходимость эффективной гарантии его безопасности в районе Черного моря и Проливов». Главной причиной появления такого документа, как означалось в документе, было то, что СССР понес большие потери в войне. Говорилось, что Сталин и Рузвельт договорились в Тегеране о предоставлении после войны долгосрочного американского кредита Советскому Союзу в размере 6 млрд долларов для нужд экономического развития и еще 4 млрд долларов для закупок продовольствия, США не возражали против заключения двусторонних отношений СССР с Австрией, Польшей, Чехословакией, Румынией, Болгарией и Югославией при условии сохранения в этих странах демократического строя и их национальной независимости. Была зафиксирована и позиция по Средиземному морю и Проливам. В Ялте же, как следовало из документа, были оговорены вопросы компенсации со стороны Германии. В частности, предусматривалось изъятие немецкого промышленного оборудования, использование труда немецких военнопленных на восстановлении объектов СССР, мобилизация советским оккупационным командованием гражданских специалистов и рабочей силы (но не более чем на пять лет), демонтаж и перевозка в СССР всей военной промышленности советской зоны оккупации, передача СССР 75% всего оставшегося в Германии после войны промышленного оборудования. Согласие США давалось также на присоединение к СССР Восточной Пруссии и территориальные уступки от Польши, Чехословакии, Венгрии и Румынии.

По мнению публикаторов, эти договоренности явились основой послевоенного мирового устройства.

Обнародование этих материалов вызвало шоковую реакцию на Западе. В начале ноября 1946 г. главный директор европейской конторы «Интернейшнл Ньюс Сервис оф Америка» Кингсбери Смит направил запрос в адрес Молотова и Вышинского с просьбой прокомментировать данную публикацию. В свою очередь Молотов направил информацию Сталину, в которой запрашивал, что именно следует ответить журналисту. Характерно, что в своей телеграмме вождю Молотов никак не оценивал эту публикацию как «фальшивку».

Показательна и осторожная телеграмма Сталина, в которой он не отвергал самой идеи такой договоренности: «Я не помню, чтобы мною и Рузвельтом было подписано какое-либо соглашение по этим вопросам. Но, возможно, что в отдельных речах на конференции Трех что-либо в этом роде было обещано Рузвельтом и, возможно, что это обещание или речь зафиксированы в стенограмме, иди даже в каком-либо протоколе». Сталин поручил Молотову навести справки и, в частности, использовать для этого своего переводчика Павлова. 9 ноября Молотов и Вышинский доложили Сталину, что никаких письменных соглашений и упоминаний в протоколах конференций об этом нет. Можно было вздохнуть спокойно и ответить мировой общественности в соответствующем духе.

Могла ли иметь место подобная договоренность в реальной действительности? Думается, вполне могла. Об этом свидетельствует не только осторожность Сталина в переписке на эту тему с Молотовым. Главное доказательство заключается в том, что все другие (кроме проблемы Проливов) компоненты либо были реализованы, либо переписка о них (в вопросе о кредитах и даже их размерах, например) велась со ссылкой на достигнутые прежде договоренности.

То же самое касается и вопроса о советской опеке над Триполитанией, возникшего сразу после окончания войны с Японией, Давая 16 сентября 1945 г. директиву Молотову на сессию Совета министров иностранных дел в Лондоне, Сталин прямо указывал, что «следует нажать на ту сторону дела, что американцы в Сан-Франциско обещали нам поддержать наши требования на получение подопечных территорий. Я имею в виду письмо Стеттиниуса, Этот аргумент нужно выставить выпукло.». В ответ на такое согласие Сталин был готов ограничить советское военно-морское присутствие в Триполитании. Однако, идя вразрез с достигнутыми прежде договоренностями, США и Великобритания на лондонской встрече министров предложили лишь вариант совместной опеки всех союзников над Ливией, Эритреей и Итальянским Сомали. Непосредственное управление этими территориями должно было осуществлять конкретное лицо, назначаемое союзниками. Представители США и Великобритании потребовали также обосновать права СССР на опеку над Триполитанией. Интересно, что Молотов в этой связи отмечал, что «СССР имеет немалый опыт в практическом разрешении национального вопроса… Этот опыт мог бы быть с пользой применен в Триполитании». Кроме этого он ссылался на необходимость создания благоприятных условий судоходства для советских судов в Средиземноморье.

Все это показывает, что даже при наличии зафиксированных или устных договоренностей по послевоенному мировому устройству США и Великобритания начали отход от этих договоренностей едва умолкли бои в Европе и на Дальнем Востоке.

Чем это можно объяснить? Главным образом тем, что были достигнуты те цели, ради которых создавал антигитлеровскую коалицию — Германия и Япония были повержены. Другой причиной было то, что каждая из сторон старалась интерпретировать прежние соглашения (если они не носили конкретного характера) в свою пользу. Наконец, с лета 1945 г. важнейшим фактором политики США стала ядерная бомба, которая активно использовалась лидером США для давления на советскую сторону.

Причина быстрого расхождения вчерашних союзников, а затем и начала «холодной войны» заключалась не в коварных замыслах Трумэна или Сталина, а, главным образом, в конфликте интересов СССР и Запада. То, что они были у них различны — очевидно. Не менее важно было и взаимное недоверие. Поэтому нельзя говорить и о каком-либо одном «виновнике» развязывания «холодной войны». Ее «повивальными бабками» выступали как Восток, так и Запад.

СССР, внесший основной вклад в разгром фашистской Германии, превратился в одну из ведущих мировых держав, без которой стало невозможно решать проблемы практически ни в одном регионе мира. Противостояние между СССР и США стало носить глобальный характер. С этим не могли и не желали соглашаться американцы, не говоря уже об англичанах, которые воспринимали это исключительно как свидетельство экспансионистских намерений советского руководства.

Неизмеримо вырос международный авторитет СССР, который имел дипломатические отношения уже не с 26, а с 52 странами мира. Победа над фашизмом, усиление влияния СССР в мире привели и к росту левых партий и организаций в странах Европы, активизации их деятельности.

Становилось очевидно, что незавершенность и неоформленность происшедших после войны радикальных изменений в расстановке сил, неустойчивость их нового баланса подталкивали великие державы к тому, чтобы изменить его в свою пользу.

Одним из первых острых политических вопросов послевоенного мира стал иранский кризис. Отношение к Ирану у советских лидеров оформилось еще на заре Советской власти. Суть этого подхода состояла в том, чтобы опираясь на коммунистическое движение, установить республиканский строй в Иране, сделав его своим союзником. В ноябре 1920 г. Сталин докладывал Ленину из Владикавказа: «Состав Цека иранской компартии пришлось обновить, вместо Султанзаде и некоторых других членов введен старый персидский революционер Гейдар-хан и бакинские рабочие-персы. Дана директива перенести центр работы в Тавриз, как наиболее революционную область. Третье, в Персии возможна лишь буржуазная революция, опирающаяся на средние классы с лозунгами изгнания англичан из Персии, образование единого республиканского персидского государства, ныне разбитого на отдельные ханства..., созыв Меджлиса (учредилка) с общими и равными выборами, образование национальной армии (где прежде всего должны утвердиться советисты), улучшение положения крестьян за счет ханов. Соответствующие указания даны иранским коммунистам».

В годы второй мировой войны советское влияние в Иране усилилось. А после ее окончания у Сталина появился соблазн достичь тех результатов, о которых велись переговоры в Берлине еще в ноябре 1940 года.

Осенью 1945 г., опираясь на поддержку 4-й армии Вооруженных Сил СССР, в Северном Иране началось массовое движение азербайджанцев за воссоединение с Азербайджанской ССР. Для правдоподобности официальной советской версии о «подлинно народном» характере движения в Северном Иране (или, как его стали именовать в советских официальных документах, «Иранском Азербайджане», «Южном Азербайджане») 6 сентября 1945 г. была образована Демократическая партия Азербайджана, основу которой составляли региональные организации партии Ту-де и рабочие союзы. Официально требования участников движения сводились к более широкой национальной и культурной автономии, в том числе и в вопросах представительства в иранском меджлисе. В историографии данной проблемы сложились две крайние точки зрения. Согласно одной, представленной прежде всего в американской литературе, за всеми этими событиями отчетливо прослеживалась «рука Москвы», стремившейся разделу Ирана. Другая точка зрения, в основе которой, по сути, лежала официальная позиция Москвы, сводилась к тому, что все происходившее в Иране осенью 1945 — весной 1946 гг. было исключительно спонтанным движением самих иранцев и Москва здесь совсем (или почти совсем) не при чем. Главным же интересом для СССР в иранском вопросе была, якобы, проблема получения нефтяной концессии в Иране" Документы показывают, что это «нефтяная проблема» была лишь формальным поводом, пробным камнем в политике СССР в Иране. Главной целью было усиление советского экономического и политического влияния в Иране.

Об этом свидетельствует, в частности, тот факт, что Политбюро поручило координацию политических усилий в Северном Иране первому секретарю ЦК КП Азербайджана М.Багирову. Его ежедневные подробные донесения Сталину о развитии ситуации в регионе весьма красноречиво свидетельствуют об этом. Кроме того, попытки иранских властей с помощью жандармерии и войск подавить или хотя бы локализовать выступления азербайджанских сепаратистов встречали молчаливое, но твердое противодействие советского военного командования в Иране. Так, 20 ноября 1945 г. руководство 4-й армии докладывало в Москву: «17 ноября генерал Дорокшани (командир иранской дивизии в Тавризе — авт.) обратился к командиру нашего 15-го кавалерийского корпуса генералу Глинскому с просьбой разрешить пропуск отряда иранских войск силою 100 человек в район города Марага для ликвидации появившихся там банд. Наше командование такого разрешения не дало, ответив, что у нас нет сведений о появлении каких-либо банд в этом районе» Генералу Дорокшани иранский Генштаб дал указание в случае выступления «демократов» ввести войска в действие даже в том случае, если советские военные.власти будут чинить препятствия этому. На деле это могло означать повод к военному столкновению с советскими войсками.

26 ноября НКИД направил МИД Ирана ноту, в которой отмечал, что введение дополнительных иранских войск в Северный Ирал вызовет здесь массовые беспорядки, что вынудит СССР «ввести в Иран свои дополнительные войска в целях охраны порядка и обеспечения безопасности своих гарнизонов». Это была прямая угроза расширения военного присутствия СССР в Иране в случае нарушения сложившегося политического и военного статус-кво. Одновременно Багирову было разрешено принять на советскую территорию азербайджанцев, преследуемых иранскими войсками.

Попытки иранского правительства апеллировать к международной общественности также ничего не дали. Британский МИД 10 декабря 1945 г. предложил советскому руководству включить иранский вопрос в повестку дня московской встречи министров иностранных дел трех великих держав. Однако советская сторона, как организатор и хозяин встречи, предложила не включать этот пункт как «несвоевременный» и вернуться к его обсуждению в феврале 1946 г. Одновременно для нейтрализации Великобритании, Молотов настаивал перед Сталиным на включении в повестку дня московской встречи вопроса о событиях в Индонезии, куда были направлены английские войска для подавления национально-освободительного движения. По его мнению, это должно было «заставить Англию быть более сговорчивой в вопросе об Иране»-.

Тем не менее, обсуждение иранской проблемы в Москве состоялось. Правда, в неофициальном порядке, хотя в ее обсуждении принял участие и Сталин во время встречи с Бирнсом. Возлагая всю вину на иранскую сторону, Сталин отметил: «Малые страны часто стремятся натравить большие страны друг на друга. Малые страны могут, например, жаловаться Советскому Союзу на притеснения со стороны Англии и США и одновременно жаловаться Англии и США на притеснения Советского Союза. Поэтому надо критически относиться к заявлениям малых держав». Однако, несмотря на эту бесхитростную позицию, американская и английская стороны стояли на своем, предлагая вывод из Ирана одновременно советских и английских войск, В результате переговоры зашли в тупик.

В то же время военное командование и Багиров были прекрасно осведомлены о политических планах лидеров Демократической партии Азербайджана. В ноябре Москва получила информацию о выполнении ее установок. В ней, в частности, говорилось: «По всем городам и крупным населенным пунктам Иранского Азербайджана прошли собрания и митинги, на которых население избрало делегатов на Всенародное собрание Азербайджана.

ЦК Демократической партии предполагает объявить Всенародное собрание Учредительным съездом народа. Съезд примет обращение к народу об автономии Азербайджана в пределах Иранского государства»'. Следующим шагом вполне могло стать включение Южного Азербайджана в состав СССР «по просьбе» его правительства и в соответствии с «волеизъявлением народа». Об этом свидетельствуют и воспоминания Н.С.Хрущева, который прямо отмечал, что «Сталин принял меры по дестабилизации иранского Азербайджана..., чтобы Южный Азербайджан, нам не принадлежавший, как-нибудь присоединить к Северному, советскому».

Таким образом, советское руководство по-прежнему исходило также из идеи обеспечения транзитного выхода к Персидскому заливу, расширению своего влияния в политических вопросах (включая и поддержку ряда политических партий и деятелей), и даже не исключало возможности свержения шахского режима.

Весьма показательны с этой точки зрения переговоры в Москве Сталина и Молотова с премьер-министром Ирана Кавам-эс-Салтане в феврале-марте 1946 г., в ходе которых иранская сторона выразила согласие на укрепление двусторонних отношений при условии сохранения территориальной целостности Ирана и вывода советских войск. Вопрос о предоставлении нефтяной концессии был при этом увязан с новыми выборами в меджлис. Сила позиции Кавама заключалась в том, что США вывели свои войска из Ирана еще до 1 января 1946 г., а Великобритания завершала вывод своих частей ко 2 марта. Поинтересовавшись у премьера широтой автономии азербайджанцев, Сталин спросил, есть ли в иранском Азербайджане свой военный министр и МИД. Получив утвердительный ответ, он сказал: «Азербайджанцы хватили через край. Это у них не автономия. У них не должно быть военного министра, министра внешней торговли и министра иностранных дел». Затем Сталин задал ключевой вопрос, спросив, правда ли, что Кавам выступает за установление в Иране республиканского режима. Кавам ответил, что для этого у него есть два пути: под благовидным предлогом созвать Учредительное собрание или посадить на престол взамен шаха его сына Ахмед Шаха. Сталин поддержал такой подход и недвусмысленно подчеркнул, что с уходом советских войск Кавам может быть устранен от власти и потому советские войска будут выведены тогда, когда укрепится положение Кавама. Это было прямое заявление о возможной военной поддержке усилий премьера в установлении новой власти в Иране. Однако Кавам отказался от этого, заявив, что, наоборот, он может быть смещен в том случае, если советские войска останутся в Иране.

Пока Кавам готовился к новой встрече со Сталиным, тот решил ускорить развитие событий в Иране. Азербайджанским отрядам был дан сигнал о крупномасштабном выступлении именно в эти дни. 27 февраля иранский премьер обратился к советскому руководству с письмом, в котором отмечал: «В то время как я в Москве веду переговоры с высшими советскими инстанциями об улучшении и укреплении взаимоотношений между двумя странами, мною получена телеграмма, согласно которой вооруженные азербайджанские отряды выступили по направлению Гиляна, заняли селение Хаштбар н затем на двух грузовиках напали и заняли селение Карганруд...»*. Он сетовал на то, что советские власти на месте препятствуют отправке иранских войск в Гилян и требовал «не препятствовать свободе действий* иранской жандармерии. На полях письма рукой Сталина была сделана надпись «Сволочь!», наглядно показывающая разочарование вождя".

В итоге СССР под давлением международного сообщества был вынужден уступить, В мае 1946 г. советские войска покинули Иран, а СССР гак и не получил желанной концессии и транзита к Персидскому заливу.

Еще один политический кризис возник вокруг «турецкого вопроса». Сразу после окончания войны СССР в достаточно жестком тоне стал настаивать на размещении своих военных баз в Турции, пытаясь заручиться при этом поддержкой США и Англии. Это требование выходило далеко за рамки тех договоренностей, которые были достигнуты в Тегеране и Ялте о свободе прохода советских военных судов через Проливы. 7 августа 1946 г. СССР направил Турции требование о пересмотре конвенции Монтре и создании советских баз. Англия и США восприняли это как угрозу не только Турции, но и своим интересам на Ближнем Востоке и в Юго-Восточной Европе. В результате США и Англия выступили решительно против этих планов и направили в восточное Средиземноморье свой флот.

В итоге СССР был вынужден отказаться от своей идеи.

Особое место в планах послевоенного устройства Европы занимала Греция. Сталин справедливо относил эту страну к сфере интересов Англии и потому не предпринял на заключительном этапе войны никаких действий, которые могли вести к усилению влияния СССР в Греции. Однако постепенный отход вчерашних союзников от достигнутых в годы войны договоренностей привел к тому, что претерпела эволюцию и позиция советского руководства.

Считая невозможным непосредственное советское военное вмешательство в дела Греции, Сталин избрал испытанную тактику поддержки коммунистического подполья, развития партизанского движения и создания «освобожденных районов» с целью последующего свержения центрального правительства.

В решении этих задач он широко использовал возможности Болгарии, Югославии и Албании. Не удивительно, что «освобожденные районы» создавались греками именно в северных районах страны. Основная военная помощь шла со стороны Югославии.

В западных странах обострение ситуации в Греции было воспринято с большой тревогой. Военный министр США информируя Трумэна о возможных последствиях установления советского контроля над Грецией, предупреждал, что это привело бы к доминированию СССР в Восточном Средиземноморье, изоляции Турции, усилению давления на страны Ближнего и Среднего Востока. С учетом этой угрозы США и Англия осенью 1946 г. договорились о совместных действиях против греческих повстанцев и их зарубежных помощников. При этом Великобритания вызвалась оказывать непосредственную военную помощь, а США — экономическую поддержку.

Масштабная помощь англичан и американцев греческому правительству в борьбе с коммунистами-партизанами по-своему освещалась в советских средствах массовой информации и официальных документах. Эта помощь была расценена исключительно как «вмешательство во внутренние дела Греции» и попытка создать здесь плацдарм для агрессии против народно-демократических режимов Югославии, Болгарии и Албании, а также против СССР. При этом советское руководство не только отмежевывалось от обвинений в оказании Советским Союзом помощи греческим коммунистам, но и отвергало возможное участие в конфликте болгар, югославов и албанцев.

В августе 1947 г. Югославия и Болгария заключили договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи. Он мог стать первым шагом на пути создания Балканской Федерации. Великобритания и США, опасаясь этого, подтвердили свою прежнюю позицию. Она была высказана в начале 1945 г. и сводилась к тому, что Болгария не может заключать союзные договоры до вступления в действие мирного договора со странами антигитлеровской коалиции. Кроме того, западные страны выражали беспокойство по поводу того, что такая федерация могла предъявить территориальные требования к Греции (в части Эгейской Македонии).

Не желавший дальнейшего обострения ситуации Сталин также выступил с критикой заключенного договора. Он расценил его как возможный повод для США и Англии, чтобы «усилить военную интервенцию в греческие и турецкие дела против Югославии и Болгарии».

Ситуация еще более осложнилась в сентябре 1947 г., когда на территории Югославии состоялся III пленум ЦК Компартии Греции, на котором была одобрена идея создания Свободной Греции со столицей в Салониках. Для этого предполагалось увеличить Демократическую Армию Греции в три раза. Перед ней ставилась задача штурма Салоник. У исследователей нет сомнений в том, что в случае удачи, последовало бы признание независимой Греции если и не со стороны СССР, то со стороны Югославии, Болгарии и Албании. Не было исключено и включение ее территории в состав Балканской Федерации.

Документы ряда архивов (несмотря на крайнюю ограниченность материалов) показывают, что даже в высшем советском руководстве вопросы помощи Греции относились к разряду совершенно секретных. Обнаружены лишь материалы беседы Жданова с Захариадисом, а также несколько писем Сталина и Молотова, по которым можно проследить роль СССР во внутреннем конфликте в Греции. Так, в критические дни сентября 1947 г. находившийся на отдыхе Сталин потребовал от Молотова «срочно удовлетворить все заявки Захариадиса», изложенные в письме, направленном на имя Жданова. Отвечая 23 сентября на это письмо, Молотов докладывал: «Заявки Захариадиса удовлетворены, кромеследующих двух позиций, полностью:

Вместо просимых им 60 горных пушек, которых у нас нет, посылается то же количество немецких 37-миллиметровых противотанковых пушек и снаряды к ним. По словам Василевского, такие пушки грекам уже посылались и удовлетворили их.

Нет возможности удовлетворить заявку на помощь обувью и одеждой, ввиду отсутствия у нас обмундирования и обуви иностранных образцов… 100 тысяч долларов будут посланы Захариадису через аппарат т.Суслова».

Тогда же Молотов докладывал Сталину о прибытии в Албанию без предварительной договоренности командующего греческой демократической армией Маркоса, который при встрече с заместителем Э.Ходжи министром Спиру высказал ряд просьб по усилению снабжения греческих партизан. Ходжа спрашивал по этому поводу инструкций из Москвы. Сталин в ответной телеграмме рекомендовал Ходже решить этот вопрос совместно с Тито.

Это был период, особенно тяжелый для греческих повстанцев. Их теснили правительственные и британские войска. Для предотвращения быстрого разгрома греческих партизан Молотов просил Сталина дать приказ о проведении масштабных демонстративных военных маневров на границе с Ираном в Закавказье и Средней Азии для отвлечения англо-американских сил.

В декабре 1947 г. СССР вывел свои войска из Болгарии, Это была демонстрация «невмешательства» СССР во внутренние дела балканских стран. 23 декабря греческие коммунисты заявили о сформировании Временного демократического правительства Греции. Они рассчитывали на быстрое признание его странами социализма'. Базой нового правительства стала территория Югославии, откуда, в частности, оно обратилось с приветствием к греческому народу в связи с новым, 1948 годом.

Все это вызвало еще более активную реакцию Запада. США, опасавшиеся прямого военного нападения Югославии на Грецию при поддержке СССР прямо предупредили, что такое развитие событий будет считаться актом агрессии против страны—члена ООН со всеми вытекающими последствиями. США не исключали и собственного военного участия в конфликте в случае его «интернационализации».

Такое развитие событий не входило в планы Сталина. После долгих колебаний он принял решение уступить. В феврале 1948 г. на встрече с лидерами Югославии и Болгарии Сталин поставил эту задачу открыто. Спросив у собеседников верят ли они в успех греческого восстания, Сталин заявил: «Нет у них никаких шансов на успех. Что вы думаете, что Великобритания- и Соединенные Штаты — Соединенные Штаты, самая мощная держава в мире, — допустят разрыв своих транспортных артерий в Средиземном море! Ерунда. А у нас флота нет. Восстание в Греции надо свернуть как можно быстрее». Изменение позиции Сталина было, вероятнее всего, связано с поступавшими по линии разведки данными о возможном прямом участии США во главе коалиции государств-членов ООН в «решении греческого вопроса». Не последнюю роль сыграл и разгоравшийся советско-югославский конфликт.

Так или иначе, руководству КПГ было высказано мнение «инстанции» о «свертывании восстания». За-хариадис воспринял это решение внешне спокойно. В конце апреля 1948 г. греческие повстанцы заявили о намерении пойти на переговоры с центральным правительством. Это еще раз проясняет вопрос о том, где именно принимались решения.

Поражение СССР и его союзников в Греции привело к серьезному усилению позиций Англии и США регионе. Onасаясьновогонапорас «вера, греческое правительство обратилось к Англии и США с просьбой о военной помощи и размещении военных баз на ее территории.

В итоге результат оказался прямо противоположным тому, на который рассчитывал Сталин, идя на поддержку греческих коммунистов — позиции СССР в регионе значительно ослабли.

Одной из центральных в отношениях Запад—Восток в первые послевоенные годы была германская проблема. В подходах к ее решению разногласия между СССР и вчерашними союзниками по антигитлеровской коалиции достигли апогея.

В работах отечественных историков достаточно полно раскрыт особый характер оккупационного режима, установленного союзниками для Германии после ее поражения. Его юридической основой стали не Гаагские соглашения, а те, что вырабатывались «большой тройкой» в ходе войны и сразу после ее окончания. Территория одной из крупнейших европейских и влиятельнейших мировых держав была не частично, а полностью оккупирована на неопределенный срок, Германия утрачивала национальное правительство и другие структуры, и символы государственного суверенитета. Властные функции переходили к Контрольному Совету, являвшемуся коллективным органом управления страной державами-победительницами. Государственные, политические и военные деятели Германии, виновные в развязывании второй мировой войны, были осуждены Международным трибуналом. Наконец, в своих зонах оккупации каждая из стран-победительниц устанавливала собственные порядки.

Однако, несмотря на разницу подходов, вплоть до 1948 г. решения по германскому вопросу и перспективам его послевоенного решения обсуждались коллективно и принимались согласованно представителями СССР, США, Великобритании и Франции.

За годы войны советская и англо-американская позиции по германскому вопросу эволюционировали, В декабре 1941 г. на переговорах с Иденом Сталин прямо указывал на необходимость создания на территории поверженной Германии нескольких германских государств (причем, даже название Пруссии должно было уступить место некоему «Берлинскому государству», которого история не знала), а Иден возражал ему, справедливо отмечая, что в таком случае «возникнет ирредентистское движение, которое в недалеком будущем вновь объединит всю страну». Теперь, после окончания войны, Сталин выступал с идеей сохранения единства Германии (не без оснований надеясь на усиление советских позиций в центральной Европе). США и Англия, напротив, опасаясь этого, делали ставку на укрепление своих позиций и «демократизацию» западных районов оккупированной Германии. Твердая позиция вчерашних союзников и результаты выборов в различных оккупационных зонах, прошедших в 1946—1947 тт., заставили Сталина изменить позицию в германском вопросе и сосредоточить усилия на закреплении в Восточной Германии, которая теперь должна была стать оплотом будущих «демократических преобразований» во всей стране.

В отличие от США и Великобритании, советское руководство не стало вести специальной подготовки кадров по управлению Германией. Летом 1945 г. была создана Советская военная администрация по управлению советской зоной оккупации в Германии (СВАГ) во главе с Маршалом Г.К.Жуковым. Никаких специальных структур в Москве для политического решения германской проблемы создано не было. Все политические вопросы по Германии принимались лично Сталиным.

Советская военная администрация первоначально имела в своем составе 136 районных и 272 городских комендатуры, а также 88 комендатур в городских районах и 309 комендатур — в крупных сельских населенных пунктах. По данным М. Семиряги, это означало, что в среднем одна комендатура приходилась на 30—35 тысяч жителей.

Центральное место в осуществлении оккупационной политики СССР в Германии принадлежало советским оккупационным войскам, насчитывавшим первоначально до 700 тысяч чел. Они играли не только ключевую роль в наведении в случае необходимости порядка в самой Германии, но и были важным фактором, определявшим расстановку сил в центральной Европе между Востоком и Западом.

Опасаясь возрождения прусского милитаризма, советское руководство провело земельную реформу, запретившую крупное землевладение. Тем самым удар был нанесен по прусскому юнкерству. Из Восточной Пруссии, отошедшей к Советскому Союзу, а также из восточных районов Польши было интернировано немецкое население (по некоторым данным — до 12 миллионов человек).

С объединением в апреле 1946 г. Коммунистической партии Германии и Социал-Демократической партии Германии в Социалистическую Единую партию Германии был фактически взят курс на строительство социализма в Восточной Германии.

Репарационная политика СССР в Германии носила весьма противоречивый характер. СССР, как наиболее пострадавшая от гитлеровцев страна, получил право на возмещение материального ущерба в размере 10 миллиардов долларов (в ценах 1945 г.). Однако, вскоре из-за политических разногласий западные союзники СССР стали чинить препятствия в этом. В результате советское руководство сделало ставку на максимальное выкачивание материальных ресурсов из Восточной Германии, а также вывоз в СССР немецкой собственности в Польше. Это привело к тому, что в советской зоне оккупации было демонтировано и вывезено в СССР до 45% всех промышленных предприятий (в то время, как в западных зонах оккупации — не более 8%), угнано более 2 миллионов голов скота. По некоторым данным, стоимость поставок в СССР в конечном счете составила до 30 млрд долларов. Это не могло не привести к значительному снижению жизненного уровня в восточной части Германии, повлекшему за собой усиление экономической помощи со стороны СССР с конца 40-х годов.

Уже со вступлением советских войск на территорию Германии в начале 1945 г. Верховным Командованием наших войск был издан приказ, предписывавший: «Мобилизовать на территории фронтов… всех годных к физическому труду и способных носить оружие немцев-мужчин в возрасте от 17 до 50 лет...» Из них были сформированы рабочие батальоны по 750— 1200 человек в каждом для использования на работах по восстановлению разрушенных городов и сел Украины и Белоруссии". Аналогичным образом действовали после войны руководители Польши и Чехословакии. На их территории силами мирного населения Германии велось восстановление разрушенных железных и шоссейных дорог, предприятий, жилых построек. Имели место и случаи, когда немцам-рабочим на коленях, груди и спине крепились изображения свастики. Это должно было напоминать действия фашистов против евреев в годы войны.

Уже во второй половине мая 1945 г. на советских предприятиях трудилось около 300 тысяч арестованных и интернированных немцев из числа мирного населения. Лишь к концу лета победного года советские власти отпустили женщин с грудными детьми, беременных и больных инфекционными заболеваниями.

Т н не продолжалсявывозш Германии в

СССР немецких специалистов на постоянную работу. В течение 1945—1946 гг. их численность составила десятки тысяч человек. Это явление приняло такой широкий размах, что начались протесты не только немецких властей западных секторов Берлина, но и американской и английской оккупационной администрации. С ними не могли не считаться советские официальные лица. Их действия были порой весьма неуклюжими. Так, осенью 1946 г. Сталину докладывал генерал И.Серов из Берлина о том, что в связи с протестами секретаря СДП в английской зоне оккупации Нормана против вывоза немецких специалистов из Германии целесообразно дать специальное сообщение в печати. В итоге в газетах, выходящих в советской зоне оккупации было помешено сообщение: *Как стало нам известно от нашего корреспондента, за последние дни из Советской зоны оккупации Германии выехало несколько групп немецких инженеров и техников для работы в Советском Союзе по своей специальности. Многие из них взяли также и семьи. Для немецких инженеров с семьями были предоставлены пассажирские вагоны, а для их имущества товарные вагоны». Подробности о вагонах были необходимы для того, чтобы немцы поверили, что их соотечественников вывозили не в «теплушках», а в обычных пассажирских вагонах.

Несмотря на разницу политических подходов к решению германской проблемы> бывшие союзники были едины в том, чтобы не допустить возрождения сильной Германии. На встрече со Сталиным 15 апреля 1947 г. в Москве госсекретарь США Маршалл прямо заявил, что «США глубоко встревожены относительно любой процедуры, которая ведет к созданию сильного централизованного правительства в Германии. США считают, что все то, что ведет к созданию сильного централизованного правительства в Германии… таит в себе величайшую опасность»*» Советский вождь, естественно, согласился с ним.

Перелом в решении германского вопроса наступил в 1948 г., когда в феврале-июне в Лондоне состоялась конференция представителей шести западных стран (США, Англии, Франции, Бельгии, Нидерландов и Люксембурга) по Германии. На ней было принято принципиальное решение о создании на базе провозглашенного «плана Маршалла» сильного союзного Западу германского государства, главной миссией которого должно было стать «противодействие советской экспансии» в Европе. Интересно, что последними смирились с идеей возрождения сильного и опасного соседа французы.

Это решение положило начало первому в послевоенной истории серьезному осложнению отношений СССР с бывшими союзниками по германскому вопросу. Создание западногерманского государства в западных оккупационных зонах было воспринято Сталиным как возрождение германского милитаризма и реваншизма, непосредственная угроза позиции СССР в послевоенной Европе. Однако до конкретных решений на этот счет Москва не шла дальше воинственных и сильных заявлений и дипломатических шагов.

Положение изменилось после проведения 18 июня 1948 г. денежной реформы, вводившей в западных районах Германии твердую, укрепленную Западом немецкую марку. Это было воспринято Сталиным как вызов, тем более, что наличие новой валюты подрывало позиции советской военной администрации в Берлине. Ответом СССР стало фактическое объявление блокады западных секторов Берлина. Сталин, вероятно, рассчитывал на то, что теперь будет установлен советский контроль над Западным Берлином. При этом его не испугали комментарии западных газет о возможности применения американцами ядерного оружия против советских войск в Германии. По свидетельству П.А.Судоплатова, «мы знали, что у американцев не было нужного количества атомных бомб, чтобы противостоять нам одновременно в Германии и на Дальнем Востоке, где решалась судьба гражданской войны в Китае». Однако, американцы, не имея возможности доставлять в Берлин военные грузы, продовольствие и людей по суше, установили воздушный мост, по которому осуществляли снабжение Западного Берлина всем необходимым вплоть до мая 1949 г. Одновременно началась и шла полным ходом работа над новой германской Конституцией. Она была принята в четвертую годовщину поражения Германии в войне — 8 мая 1949 г. и вступила в силу через две недели. Сталину не оставалось ничего другого как признать свершившимся фактом образование крупного германского государства прозападной ориентации — Федеративной Республики Германии.

Создание ФРГ означало утрату советским руководством возможности принимать участие в обсуждениях и решениях по общегерманским вопросам.

Стремясь изменить ситуацию, Сталин выступил с новой инициативой — о создании единой нейтральной Германии. Он был готов поступиться своими приоритетными интересами в Восточной Германии ради сохранения (вместе с США, Англией и Францией) совместного контроля над единой Германией. Однако это предложение даже не стали рассматривать ни в Бонне, ни в Вашингтоне, ни в Лондоне, ни в Париже.

Сталин не терял надежды на возможность договориться вплоть до 20 сентября 1949 г., когда было объявлено о создании правительства во главе с К Аденауэром в Бонне. Новый канцлер заявил с самого начала о том, что его правительство выражает интересы и представляет всех немцев, включая и тех, кто жил в восточной зоне оккупации. Теперь надо было поторопиться сохранить за собой не только фактическое, но и юридическое положение в Восточной Германии.

Сталин дал наконец согласие на образование ГДР. Политбюро ЦК ВКП(б) 7 октября 1949 г. постановило «принять представленный МИД СССР проект заявления Главноначальствуюшего Советской Военной Администрацией в Германии генерала армии Чуйкова В.И.*. Ему было поручено довести это решение до сведения «немецких товарищей» и выступить 10 октября с соответствующим заявлением. За основу Конституции ГДР были взяты основные положения Конституции Веймарской республики.

Однако и после этого Сталин не спешил разрешать восточным немцам создавать собственную армию. Не давал он самостоятельности и в политических вопросах. Даже вопрос установления дипломатических отношений между ГДР и Индией был положительно решен после соответствующего решения Политбюро ЦК ВКП(б), да к тому же через советскую администрацию в ГДР.

Интересно, что уже после смерти Сталина Берия попытался вернуться к идее создания единой нейтральной Германии, которая, по его мнению, была более выгодна Советскому Союзу, чем «постоянно нестабильная социалистическая Германия, существование которой целиком зависит от поддержки Советского Союза». Но эти его предложения были позже вменены ему в вину как «отказ от идеи строительства социализма в ГДР». Никто в пылу критики уже не вспоминал о том, что и Молотов в июне 1953 г. выступил против идеи В.Ульбрихта о форсированном строительстве социализма в ГДР.

Раскол Германии был завершен. Завершающим его аккордом стало вступление ФРГ в НАТО, а ГДР — в Организацию Варшавского Договора.

По мере усиливающегося расхождения то вчерашними союзниками в строительстве послевоенного мира менялось отношение советского руководства и к формам контроля над ситуацией в странах «народной демократии». Они постепенно становились элементами мировой социалистической системы.

Позиции СССР в странах Восточной Европы были сильны уже на завершающем этапе второй мировой войны. Левые политические силы, ориентированные на Советский Союз если не возглавили, то во всяком случае вошли в состав правительств Польши, Чехословакии, Венгрии, Румынии, Болгарии. Дружественные отношения были установлены с лидером Югославии Тито. Просоветский режим Ходжи был установлен в Албании. Ким Ир Сен возглавил северокорейское правительство.

Однако поначалу Сталин выполнял договоренности, достигнутые в отношении этих стран в Ялте и Потсдаме. Он предпочитал действовать осторожно, с учетом общественного мнения и позиции западных стран. Он даже советовал Тито снять красные звезды с военной формы Югославской народной армии, чтобы «не пугать англичан». Тем не менее, свои ключевые интересы он и тогда старался не упустить. Ключевым для Сталина был вопрос о составе правительств этих стран. Они были в период 1945—1947 гг. преимущественно коалиционными. Используя силу, Москва прямо указывала, кто должен, а кто не должен входить в состав кабинетов министров стран «народной демократии». В ноябре 1945 г. «четверка» (Молотов, Берия, Маленков и Микоян) с согласия Сталина дала указание Ворошилову, следившему в Будапеште за формированием состава нового правительства Венгрии «не возражать против… распределения мест в новом венгерском правительстве между партиями, но настаивать на получении коммунистами министерства внутренних дел вместо министерства финансов, которое предложить партии мелких сельских хозяев...»-

Более того, в случаях, когда коммунисты стремились быстрее укрепить свои позиции и сформировать однородные коммунистические правительства, Сталин их «поправлял». В Болгарии, например, вернувшийся в 1944 г. Г Димитров предпринял меры к уничтожению политической оппозиции внутри страны сразу после утверждения у власти. Были репрессированы все крупные деятели прежнего режима, которые потенциально могли создать или возглавить альтернативные политические силы. Один из руководителей болгарской разведки генерал И. Винаров так оценивал позже эту акцию в беседе с коллегой из НКВД П.Судоплатовым: «Мы использовали ваш опыт и уничтожили всех диссидентов, до того как они смогли сбежать на Запад».

Не удивительно, что на выборах в октябре 1946 г. победу одержали коммунисты, получив 277 мандатов, в то время как Болгарский Земледельческий Народный Союз — 69, социал-демократы — 9, «Звено» — 8 и радикалы — 1 место. Стремясь развить этот успех, Димитров отказался, по существу, вести диалог с остатками оппозиции. Сталин по этому поводу обеспокоено писал: «Позиция Болгарского цека… по вопросу об оппозиции вызывает сомнение. Димитров и др. видимо хотят отказаться от всяких переговоров с представителями оппозиции по вопросу о формировании правительства. Такую установку нельзя признать гибкой и осмотрительной. Конечно следовало бы составить правительство без оппозиции. Но если оппозиция обратится к Отечественному фронту с предложением начать переговоры о составлении коалиционного правительства, было бы опрометчиво со стороны Отечественного фронта отказаться от таких переговоров. Возможно, что оппозиция не обратится с предложением о коалиционном правительстве. В таком случае можно было бы плюнуть на оппозицию, взвалив вину на последнюю...» Для того, чтобы добиться желаемого и при этом не испортить реноме в глазах международной общественности, Сталин предлагал «переговоры… вести так, чтобы заставить оппозицию сорвать переговоры и взвалить всю вину на нее». Это был поистине ленинский урок 1917 г., когда представителям социалистических партий были предложены заведомо неприемлемые условия вхождения в первое советское правительство, после чего Ленин имел возможность восклицать: «Не наша вина, что эсеры и меньшевики ушли. Им предлагали разделить власть,… К участию в правительстве мы приглашали всех». «Ни Ленин, ни я, — впоминал позже Троцкий, — не возражали вначале против переговоров о коалиции с меньшевиками и эсерами, при условии прочного большинства за большевиками и признания этими партиями власти Советов, декретов о земле и мире и т.д. Мы не сомневались, что из переговоров ничего не выйдет. Но нужен был предметный урок»,

В Северной Корее пошли еще дальше — на ключевые посты в правительстве, армии, полиции были назначены советские корейцы, направленные в «командировку» в КНДР.

Таким образом, вплоть до 1947 г. советское руководство стремилось укрепить свои позиции в восточноевропейских странах через коммунистическое большинство в парламентах и правительствах. Это было необходимо для того, чтобы никто не обвинил СССР в нарушении основополагающих принципов, закрепленных в решениях Ялтинской и Потсдамской конференций — проведении свободных выборов во временно оккупированных европейских странах.

Ситуация изменилась в 1947 г. По признанию современников, «в 1947-м, но никак не в 1943 году,

Сталиным был взят курс на преобразования по советскому образцу в странах Восточной Европы».

И главной причиной тому стали события вокруг плана Маршалла. 5 июня 1947 г. госсекретарь США Маршалл выступил в Гарвардском университете с заявлением, в котором заявил о необходимости срочного предоставления экономической помощи европейским государствам для быстрейшей ликвидации последствий второй мировой войны. Однако альтруистичным это заявление выглядело лишь на первый взгляд. За ним скрывался вполне очевидный политический расчет, С одной стороны, США стремились повысить отдачу от своей экономической помощи (к этому времени ее объемы превысили 9 млрд долларов). С другой, при помощи рыночных механизмов предполагалось показать преимущества западной экономической системы. В случае же, если к плану Маршалла присоединятся и восточноевропейские страны (на что также делался расчет), США предполагали значительно ослабить выросшее влияние СССР в этом регионе. Одной из главнейших задач была экономическая интеграция западных районов Германии в общеевропейскую рыночную экономику. Это означало бы ослабление позиций СССР в Германии. Тесное экономическое сотрудничество с США должно было, конечно, «привязать» западноевропейские страны к заокеанскому партнеру и в политическом плане. Наконец, массовые экономические заказы из Европы должны были уберечь экономику США от надвигавшейся депрессии.

К плану Маршалла могли присоединиться любые страны, включая и СССР. 19 нюня 1947 г. Англия и Франция выступили с обращением к советскому руководству, в котором одобряли план Маршалла и призывали СССР принять участие в специальном заседании совета министров иностранных дел в Париже 27 июня.

В Москве это приглашение, как и саму идею экономического возрождения Европы при участии США, оценили положительно. 21 июня Политбюро одобрило проект ответа правительствам Англии и Франции о созыве СМИД, а 24 июня утвердило делегацию на эту встречу во главе с Молотовым. При отъезде из Москвы помощник Молотова Ветров прямо заявил Судоплатову о том, что «наша политика строится на сотрудничестве с западными союзниками в реализации плана Маршалла, имея в виду прежде всего возрождение разрушенной войной промышленности на Украине, в Белоруссии и в Ленинграде.

Накануне открытия встречи СМИД ряд стран «народной демократии» обратились к советскому руководству с просьбой информировать их о ходе обсуждения этой проблемы.

Тем временем по линии разведки советское руководство получило сообщение от Д.Маклина, в котором он со ссылкой на Э.Бевина сообщил, что главная цель плана Маршалла — установление американского экономического господства в Европе. Предполагалось, что новая экономическая организация по восстановлению европейской промышленности будет находиться под контролем американского капитала. Кроме того, с момента начала реализации этого плана предлагалось прекратить взимание репараций с Германии. После этого позиция СССР на парижской встрече радикально изменилась. Суть ее отразил Молотов в своем официальном заявлении 2 июля: «Совершенно очевидно, что европейские страны окажутся подконтрольными государствами и лишатся прежней экономической самостоятельности и национальной независимости в угоду некоторым сильным державам… Куда это может повести Сегодня могут нажать на Польшу — производи больше угля, хотя бы и за счет ограничения других отраслей польской промышленности, так как в этом заинтересованы такие-то европейские страны; завтра скажут, что надо потребовать, чтобы Чехословакия увеличила производство сельскохозяйственных продуктов и сократила свое машиностроение, и предложат, чтобы Чехословакия получала машины от других европейских стран… Что же тогда останется от экономической самостоятельности и суверенитета таких европейских стран''». Больше всего Москву тревожило то, что кто-то, а не она будет впредь определять экономическое развитие своих восточноевропейских союзников.

Молотов возвратился в Москву, а Бидо заявил об открытии 12 июля в Париже совещания министров иностранных дел европейских стран. СССР также был приглашен на эту встречу, однако хлопнув дверью, было трудно вновь войти в нее. Вслед за СССР о своем отказе участвовать в совещании заявили лидеры ряда восточноевропейских стран. Но Молотов 5 июля направил шифровку Тито, Георгиу-Дежу, Ракоши, Димитрову, Готвальду, Куусинену и Ходже, в которой предлагал участвовать в этой встрече, чтобы «помешать американцам единодушно провести их план, а потом уйти с совещания и увести с собой возможно больше делегатов от других стран». На следующий день руководители этих стран были приглашены в Москву для «инструктажа». 7 июля Молотов шлет им новую директиву, в которой «советует» не давать ответа в Париж до 10 июля, т.к, «друзья высказываются против участия в совещании 12 июля, поскольку СССР в совещании не будет участвовать». Вероятнее всего, Сталин испугался возможного согласия своих союзников на увещевания Маршалла. В тот же день Молотов шлет новую шифровку в союзные столицы и отмечает, что в Париже «под видом выработки плана восстановления Европы инициаторы совещания хотят на деле создать западный блок со включением в него западной Германии»1Поводом к телеграмме послужили новые разведданные, полученные этим днем. В связи с этим Молотов «отменил» свою телеграмму от 5 июля и предлагал ни в коем случае не посылать своих представителей на этой совещание. При этом самостоятельность каждой страны должна была проявиться в том, что «мотивы отказа каждая страна может представить по своему усмотрению».

8 июля последовал «отбой» на встречу лидеров соцстран в Москве. В тот же день ТАСС без согласования дал информацию о решении правительств ряда стран не посылать своих представителей в Париж. Это сообщение вызвало в восточноевропейских столицах переполох. Как сообщал посол СССР в Варшаве Лебедев, президент Польши Б.Берут «обратил внимание Советского правительства на то обстоятельство, что Польское правительство никакого решения по этому вопросу не принимало, вследствие чего было бы желательным, чтобы агентство ТАСС как можно скорее внесло надлежащую поправку в свое сообщение. Делая мне это заявление, Берут был очень взволнован, так как такое сообщение ТАСС, по его мнению, ставит руководство ПНР в очень трудное положение в отношении их партнеров по демократическому блоку».

Еще серьезнее дело обстояло с позицией Чехословакии. В отличие от других стран «народной демократии», она почти сразу после получения телеграммы из Москвы от 5 июля дала согласие на участие в парижской встрече и назначила своим представителем на встрече посла в Париже Носека. Поэтому в новой ситуации, сложившейся 7 июля, правительство Чехословакии не сочло возможным отказаться от участия в парижской встрече и твердо стояло на своем. Даже Готвальд заявил послу СССР в Праге, что ничего поделать нельзя, так как правительство уже приняло решение, которое опубликовано в печати. Однако оказалось, что изменить все можно. Сталин потребовал срочного приезда в Москву руководства Чехословакии. 9 июля, принимая его в Москве, он в ультимативной форме потребовал отказа от участия в парижской встрече. «Своим участием в Париже вы были бы использованы в качестве инструмента против СССР. Этого ни советский Союз, ни его правительство не допустили бы». В зависимость от решения по данному вопросу Сталин поставил и вопрос о дальнейшей экономической помощи Советского Союза Чехословакии. 11 июля правительство Чехословакии приняло новое решение — в парижском совещании не участвовать. Как заявил по возвращении из Москвы министр иностранных дел Я.Масарик, «я ехал в Москву как свободный министр, а вернулся как сталинский лакей!».

Думается, что именно эта особая позиция чехов летой 1947 г. ускорила выработку в Москве «нового курса» в отношении своих восточноевропейских союзников.

Во всяком случае, в отношении Чехословакии Сталин решил действовать решительно. В феврале 1948 г. чехословацкие коммунисты спровоцировали правительственный кризис, ставший поводом для захвата власти. Ключевой фигурой, которая могла этому воспрепятствовать, был президент Э.Бенеш. Для его нейтрализации была избрана тактика шантажа. Эту операцию должен был осуществить П.А.Судоплатов. Он вспоминал: «Молотов… приказал ехать в Прагу и, организовав тайную встречу с Бенешем, предложить ему с достоинством покинуть свой пост, передав власть Готвальду, лидеру компартии Чехословакии». Чтобы напомнить Бенешу о его тесных связях с НКВД он должен был показать ему расписку на десять тысяч долларов, подписанную его секретарем в 1938 г. (деньги были необходимы на срочный выезд из страны в услнвияиП^йсоскойагтгессииГ. В том случае, если Бенеш оказался бы невосприимчив и к этому, Судоплатов должен был предупредить его о готовности «организовать утечку слухов об обстоятельствах его бегства из страны и оказанной ему финансовой помощи для этого, тайном соглашении о сотрудничестве чешской и советской разведки, подписанном в 1935 г. в Москве, секретном договоре о передаче нам Карпатской Украины и об участии самого Бенеша в подготовке политического переворота в 1938 г. и покушения на премьер-министра Югославии». Для возможной поддержки готовящегося переворота в Чехословакию из Москвы была направлена бригада специального назначения в составе 400 человек. Однако она не потребовалась.

Сыграл ли свою роль этот шантаж, или Бенешу больше импонировало высказанное положение о том, что только он может обеспечить плавную и бескровную передачу власти коммунистам (которая произойдет при любых условиях, как его заверили эмиссары Москвы), но через месяц он передал власть Готвальду,

Трагичной и загадочной оказалась судьба министра иностранных дел Я. Масарика. По официальной версии 10 марта 1948 г. он выбросился из окна Чернинского дворца, в котором размещался МИД. Однако сразу после его смерти были высказаны предположения об убийстве этого популярного политика. Лишь недавно в прежде секретных архивах ЦК КПЧ было обнаружено предсмертное письмо Масарика Сталину, написанное им за день до смерти. «В Чехословакии уже нельзя вести речь о свободе, — писал он. — Свобода подменяется подавлением политических противников партии. Готовится почва для установления полицейского, авторитарного режима. Я не могу жить без свободы, но и не в силах ее отстаивать. Потому что Ян Масарик не может бороться с Россией и ее правительством. Я — узник собственной совести. Мне остается только умереть. У вас еще есть время отказаться от политики советизации моей страны. Поторопитесь, очень скоро может быть поздно!»

Принятие плана Маршалла западноевропейскими странами стало одним из важнейших шагов по завершению раскола Европы на два лагеря. Были предприняты первые шаги по строительству военных блоков. В СССР началась открытая кампания борьбы против «преклонения перед Западом». В странах «народной демократии» началась открытая «коммунизация» власти и общества.

Важным шагом на пути к этому стала встреча представителей коммунистических партий в Шклярской Порембе в конце сентября 1947 года.

Первоначально идея созыва такого совещания обсуждалась между лидером польских коммунистов В. Гомул кой и Сталиным весной 1947 г. Тогда речь шла о создании информационного печатного органа коммунистов. Именно на такую встречу в Польшу и приглашал представителей девяти коммунистических партий Гомулка. Однако к моменту ее проведения изменилась ситуация (главным образом, вокруг плана Маршалла), которой не преминул воспользоваться Сталин. Направив на эту встречу Жданова и Маленкова, он поручил им добиваться, по сути, воссоздания международного коммунистического органа.

На встрече представители ВКП(б) не просто «поставили оценки» деятельности братских партий, но и определили перед ними задачи в новой обстановке. Главной в их числе становилась задача завоевания (или монополизации) власти и использования ее для проведения внутренней и внешней политики по образу и подобию советской.

В докладе Жданова впервые была сформулирована «концепция двух лагерей» — империалистического, антидемократического и антиимпериалистического, демократического, а традиционное прежде понятие «СССР» уступило место новому — «демократический лагерь». Нападкам подверглись не только империалисты США, но и французские социалисты, а также коллеги польских и чехословацких коммунистов по правительственной коалиции. Жданов недвусмысленно дал понять, что в новых условиях важнейшим долгом коммунистов во всех странах, особенно там, где они входят в состав правительства, является оказание помощи и поддержка Советского Союза. «Поскольку во главе сопротивления новым попыткам империалистической экспансии стоит Советский Союз, — говорил он, — братские компартии должны исходить из того, что, укрепляя политическое положение в своих странах, они одновременно заинтересованы в укреплении мощи Советского Союза, как главной опоры демократии и социализма». Далее он выразил несогласие с тем, что некоторые деятели братских партий подчеркивают свою независимость от Москвы. «Москва никого не ставила и не желает ставить в зависимое положение, — заявил Жданов, — нарочитое подчеркивание этой «независимости» от Москвы, «отречение» от Москвы по сути дела означает угодничество, приспособленчество, подыгрывание тем, кто считает Москву врагом».

В итоге был создан Коминформ, на который была возложена задача «организации обмена опытом и, в случае необходимости, координации деятельности компартий на основе взаимного согласия. Печатный орган должен был выходить раз в две недели. Местом пребывания Коминформа становился Белград.

Реакция политиков и печати Запада на создание Коминформа была однозначно негативной. Оно воспринималось как воссоздание Коминтерна. Коммунистические деятели ведущих азиатских стран выступили нейтрально, объявив создание Коминформа «делом европейских компартий». Распространявшиеся в целях зондажа (скорее всего со стороны компартии Китая) настроения азиатских коммунистов слухи о созыве в Харбине аналогичного совещания представителей азиатских коммунистических партий с целью создания «азиатского Коминформа» были отвергнуты.

В 1948 г. ЦК ВКП(б) отклонил как «нецелесообразные» предложения о проведении аналогичного форума коммунистов арабских стран

Вскоре сбылись прогнозы тех аналитиков, которые полагали, что Коминформ будет использован в качестве инструмента для проведения советской внешней политики и вмешательства во внутренние дела европейских коммунистических партий Уже на первой встрече «дружеской проработке» подверглись представители французской и итальянской компартий, а в 1948 г. — югославы.

Все чаще зазвучали призывы к «усилению борьбы» в коммунистических партиях против оппортунизма. Вскоре они переросли в прямые обвинения в шпионской и враждебной деятельности.

В сентябре 1949 г. начался судебный процесс над «шпионско-бандитской группой Райка-Бранкова» в Венгрии. Бывший министр внутренних, а затем иностранных дел Венгрии был обвинен в связях с «кликой Тито» и приговорен к повешению. Власти не исключали возможности проведения публичной казни

Это была только «первая ласточка», за которой должны были последовать и последовали показательные процессы в большинстве стран «народной демократии»

В том же году начал готовиться громкий процесс в Болгарии На скамье подсудимых оказался бывший секретарь ЦК и заместитель главы правительства Т Костов Вместе с ним на скамье подсудимых оказались и другие партийно-государственные деятели Прямые указания Сталина сыграли в этом деле далеко не последнюю роль

12 октября 1949 г. Сталин писал Коларову и Чер-венкову в Болгарию: «Мы получили сообщение нашего посла о Вашей беседе с ним по вопросу о начальнике генерального штаба Кинове и о показании арестованных, которые говорят о том, что к заговорщической деятельности причастны Кинов и некоторые другие военные В связи с этим мы считаем необходимым сообщить Вам следующее наше мнение. В отношении лиц, изоблеченных в заговорщической деятельности как гражданских, так и особенно военных, советуем действовать быстро и решительно, не ограничиваясь снятием их с постов, арестовывать их».

Оценивая позже вклад советских товарищей в это дело, Червенков (позже также репрессированный с подачи Сталина) отмечал: «Костова мы разоблачили своевременно Этим мы обязаны ВКП(б) и товарищу Сталину»*.

Самым громким политическим процессом стало «дело Сланского» в Чехословакии.

Еще в 1949 г. лидер венгерских коммунистов Ра-кош и сообщил Готвальду, что в ходе следствия по «делу Райка» были названы имена чехословацких партработников ЭЛебла и В.Нового. Они были сразу арестованы. В ходе следствия из них буквально «выбили» еще целый ряд фамилий деятелей партии и государства, которые «вели шпионскую деятельность в интересах мирового империализма». Со временем стало ясно, что главной фигурой на готовящемся большом процессе может стать сам лидер коммунистов. Однако вплоть до осени 1951 г. Сталин не давал согласия на арест Сланского. Время было выбрано неслучайно — в Москве набирало обороты «дело Еврейского антифашистского комитета». В официальной пропаганде как в Москве, так и в Праге и других столицах «народно-демократических» стран прямо указывалось, что с провозглашением Государства Израиль и подчинением его США «сионистские организации всех разновидностей стали филиалами американской разведки. Это действительно идеальный инструмент для проникновения в рабочее движение, для вербовки агентов внутри коммунистических партий»

Инициатива в раскручивании «дела Сланского» принадлежала, как показывают документы, вовсе не чехословацким коммунистам. В мае 1951 г. советник МГБ СССР при министерстве национальной безопасности Чехословакии Боярский направил в адрес Абакумова записку, в которой информировал его о том, что следственным путем получены данные о подрывной деятельности еврейских националистов, проникших на руководящие посты в партийный и государственный аппарат Чехословакии. Были приведены, в частности, выбитые у Лебла данные о том, что «еврейских националистов поддерживает генеральный секретарь Сланский, который связан с американским журналистом-разведчиком Герингером, а его брат Рихард Сланский связан с английским разведчиком Лиасом» Далее он отмечал, что «Сланский происходит из старой еврейской семьи, обладает большим влиянием в партии» и поэтому «все буржуазные еврейские националисты ориентируются на Сланского». Эти материалы тогда же были доложены и Готвальду.

В начале сентября 1951 г. пленум ЦК КПЧ обсуждал состояние внутрипартийной работы. Его участники отметили большие недостатки в работе ЦК, в особенности в деле подбора и расстановки кадров. В частности, было прямо сказано о том, что руководство ЦК осуществляет единолично Сланский. После пленума Готвальд обратился к ЦК ВКП(б) с просьбой оказать помощь в наведении порядка в организационно-партийной работе Политбюро ЦК ВКП(б) уже 14 сентября приняло решение направить в помощь КПЧ ответственного работника ЦК. Е.И Громова и члена OfirfjioptJ, змедующ^оплашво-финансово-торговым отделом ЦК Н.Н.Шаталина.

В ноябре 1951 г, сотрудник МГБ СССР Есиков докладывал министру госбезопасности Игнатьеву о встрече с Готвальдом по поводу набиравшего силу «дела Сланского». Обращает на себя внимание реакция Готвальда на «открытия» работников МГБ. Он не только «просил тщательно разобраться с этим делом», но и «выразил удовлетворение работой министерства государственной безопасности, которое в ряде случаев через голову партийных руководителей занимается чисткой рядов партии». Он обращал внимание и на то, что «имеется тенденция уйти из-под руководства партии и стоять над ней», в результате чего органы безопасности «могут попасть в руки какого-нибудь афериста и принести вред делу безопасности страны»'.

Просьба Готвальда была удовлетворена и «разбираться» в Прагу направился специальный эмиссар — работник центрального аппарата МГБ СССР полковник Бесчастнов. Лишь после его вмешательства Слан-ский был арестован. 28 ноября 1951 г. он докладывал Игнатьеву о полученном от Сланского тексте его письма в адрес Президиума ЦК КПЧ. В нем он отмечал, что «никогда в жизни партии не изменял, не вредил, с агентами врагов не договаривался». Он признавал свою близорукость и доверчивость к «плохим людям», потерю бдительности, легкомыслие на идеологическом фронте. Еще надеясь на справедливость, он просил «не выносить заранее» публичных оценок его деятельности. Он прекрасно понимал, что пока нет таких официальных оценок еще можно надеяться на сохранение жизни.

Есть основание полагать, что у следственных органов Чехословакии просто не было к этому времени серьезных документальных оснований для обвинений Сланского. С приездом Бесчастного они вдруг появились. Было обнаружено некое письмо «закордонного агента министерства национальной безопасности Чехословакии», которое, якобы, было получено Слан-ским от сотрудника американской разведки Франка. В нем Сланскому предлагалось уйти на запад и давались пароли. Вслед за этим Сланский был обвинен в том, что в 1946 г. разрешил вернуться в Чехословакию группе бывших участников интернациональных бригад в Испании, которые «оказались троцкистами и которых он впоследствии выдвинул на руководящие посты». Отсюда делался вывод о том, что «Сланский лично руководил расстановкой троцкистов и еврейских националистов на руководящие посты в государственном аппарате Чехословакии».

«Нашлось» и письмо некоей Клойберовой Ирэны в Австрию, которое еще в 1949 г. поступило в МГБ СССР (?!) и только в декабре 1951 г. обнаружилось. При его специальной обработке была обнаружена тайнопись, а на одной из страниц — подпись Сланского. Расшифрованный текст свидетельствал о том, что «секретариат ЦК КПЧ вынес решение ослабить прогресс социализма на всех участках, потому что он является слишком суровым для Чехословакии».

Интересно и то, что в одном из донесений в Москву Бесчастный прямо указывал, что «органы государственной безопасности Чехословакии наиболее активно стали проводить следствие после решения Политбюро ЦК ВКП(б), с которым приезжал в Чехословакию один из членов Политбюро». Обнаружить эти документы в архивах пока не удалось.

Что касается всей переписки по делу Сланского, то ее история также весьма интересна и показательна. Накануне XX съезда КПСС А.Новотный попросил новое советское руководство «разобраться в деле Сланского», так как этому должен быть посвящен специальный пленум ЦК КПЧ. Сразу после получения этой просьбы 18 января 1956 г. все эти документы были сожжены А 27 января 1956 г. Президиум ЦК КПСС утвердил текст ответа Новотному (его составили Суслов и Пономарев), в котором сообщал, что «документы по этому делу не обнаружены в архивах* и предлагал не ставить на обсуждение этот вопрос до обмена мнениями. Тогда же был специально допрошен А.Д. Бесчастнов. Он, в частности, сказал, что при первой встрече с Готвальдом тот заявил, что он сам думал заняться делом Сланского, но «очевидно, в Москве больше знают об этом деле и имеют больше материалов, чем в Чехословакии». Бесчастнов также прямо заявил, что инструктируя его при выезде из Москвы, Игнатьев сослался на прямую директиву Сталина об аресте и предании суду Сланского.

Маниакальную подозрительность Сталина по-своему и в своих интересах использовали и лидеры стран «народной демократии», особенно добиваясь экономической и военной помощи. Так, 2 апреля 1951 г, в разгар советско-югославского разрыва, на прием к Сталину прибыл председатель совета министров Албании Э.Ходжа в сопровождении начальника Генштаба Б.Балуку, Сталин принял его в присутствии Молотова, Маленкова, Берии и Булганина. Когда Сталин поинтересовался, чем именно вызван внезапный визит в Москву албанского лидера, тот заявил изумленным слушателям о готовящемся нападении на Албанию со стороны Италии, Югославии и Греции и предложил рассмотреть карты, планы действий партизан, мобилизационный план развертывания армии. В то же время он посетовал, что албанская армия обладает лишь 25 танками и попросил «в связи с такой напряженной обстановкой» оказать крупную военную и материальную помощь. Заметив, что «югославы хотели попугать, но не следует бояться и поддаваться на провокации», Сталин спросил Ходжу, откуда у него информация о предстоящей тройственной агрессии. Слегка смутившись, тот был вынужден признать, что «албанское правительство точно не знает, нападут эти страны или нет» и спросил у Сталина, на чем следует сосредоточиться в дальнейшей деятельности. Советский лидер ответил: «Главное состоит в том, чтобы очищать партию от врагов и укреплять органы внутренней безопасности»". Помощь, впрочем, он тоже предоставил.

Круг интересов «великого вождя и учителя» был поистине всесторонним, В январе 1951 г. он высказался по поводу проекта платформы Компартии Индонезии, принятой в октябре 1950 г. Этот сталинский документ интересен прежде всего его общим подходом к проблемам освободительной борьбы в Азии, а также тактики действий коммунистических партий. Он отмечал, что главная задача коммунистов Индонезии состоит не в «создании широчайшего единого национального фронта* против империалистов для «завоевания подлинной независимости», а в ликвидации феодальной собственности на землю и в передаче земли в собственность крестьянам. «Главное в Индонезии — расшевелить крестьян и поднять их на ноги», — отмечал он. Завоевание полной независимости от голландцев он считал второй важнейшей задачей с помощью национального фронта. «Этот фронт, — советовал Сталин, — надо построить так. чтобы он был направлен своим острием первоначально не против всех иностранных империалистов, а только против голландских империалистов». В вопросе о методах борьбы он отмечал, что необходимо «дополнить метод партизанской войны методом революционных выступлений рабочего класса в городах и промышленных пунктах...» Интересны и его советы по вопросам внутрипартийной жизни, где он также показал себя учеником Ленина. На заре существования большевистекой партии тот, отвечая А.Шнеерсону на предложение предусмотреть в будущей партии такую форму работы, как дискуссия, писал: «Насчет «дискуссии» я думаю, что такого учреждения вовсе не надо». Сталин, комментируя платформу индонезийских коммунистов через полвека, писал: «В документе имеется указание на необходимость широкой дискуссии в партии «снизу до верху». Советуем товарищам индонезийцам не увлекаться дискуссией. Безудержная дискуссия губит компартию Индии. Она окончательно загубит компартию Индонезии», Вместо этого он предлагал «простой и проверенный метод: ответственные товарищи вырабатывают, скажем платформу партии, ведя соответствующую дискуссию в узком кругу, без опубликования в печати; после принятия документа большинством ответственных товарищей документ утверждается и пускается в ход, как основной закон партии, обязательный для членов партии...»

Особое значение в новой расстановке сил в послевоенном мире Сталин уделял победе революции в Китае. Советская политика в Китае прошла в своем развитии также несколько этапов — от всемерной помощи Чан Кайши до такой же всеобъемлющей поддержки Мао Цзедуна, Еще во время второй мировой войны при поддержке СССР в Китае была отработана новая тактика борьбы с центральным правительством — создан Особый район (Синьцзян), которым управляли лидеры Компартии Китая, выполнявшие прямые указания Москвы, Как вспоминал Н.С.Хрушев, «в этой провинции Китая реально правили наши люди»^. А переводчик Сталина В.Бережков был более откровенен, заявляя о ключевой роли советского консула Апресяна в управлении делами в Синцзяне. Номинальный же правитель провинции Дубань Шэнь Шицай являлся членом ВКП(б) и в полной мере выполнял партийные директивы, полученные из Москвы.

По мере все более частого совпадения политических позиций Чан Кайши и англо-американских союзников в войне Сталин уже на заключительном ее этапе сделал главную ставку на китайских коммунистов во главе с Мао.

Как известно, союзниками было принято специальное решение о нейтралитете в гражданской войне в Китае и запрете оказания помощи (в первую очередь оружием) любой из сторон. Однако советское руководство никогда всерьез не воспринимало этой договоренности. Как вспоминал Хрущев, сразу после окончания второй мировой войны «мы решили оказать прямую помощь Мао Цзедуну и Народно-освободительной армии в борьбе за государственную власть». Для этого, в нарушение действовавших договоренностей с союзниками, СССР передал китайским коммунистам львиную долю трофейного вооружения Квантунской армии. Для того, чтобы избежать обвинений в нарушении обязательств, оружие завозилось на заранее оговоренные территории, где его «похищали» люди Мао.

К лету 1949 г. развитие гражданской войны в Китае вступило в завершающую фазу. 27 июня советское руководство (Сталин, Молотов, Маленков и Микоян) приняло нелегально прибывшую в Москву делегацию ЦК КПК:. В ее состав входили секретарь ЦК Лю Шаоци, член Политбюро и секретарь ЦК КПК, глава правительства Манчжурии Гао Гань и член ЦК Ван Цзаоян. Центральным на встрече был вопрос о скорейшем завершении борьбы с войсками Чан Кайши и установлении полного контроля над территорией Китая. Опасаясь возможного вмешательства англичан в китайские дела, Сталин предложил китайским коммунистам «не затягивать занятие Синцзяна» и предложил не только военную, но и экономическую помощь. Был предложен, в частности, кредит Китаю на десять лета рашереЗООеди^ионовдом^овгюд 1% годовых (в го время как другие страны народной демократии выплачивали 2%). Для подавления кавалерии противника Сталин предложил предоставить в распоряжение коммунистов 40 истребителей, «которые помогут разгромить и рассеять эту кавалерию очень быстро». Предметом особого разговора стала проблема «китаизации» приграничных районов. «Китайского населения в Синцзяне имеется не более 5 процентов, — говорил Сталин, — после занятия Синцзяня следует довести процент китайского населения до 30 процентов путем переселения китайцев для всестороннего освоения этого огромного и богатого района и для усиления зашиты границ Китая. Вообще следует в интересах укрепления обороны Китая заселить все приграничные районы китайцами»".

Помощь СССР была главным условием победы китайских коммунистов в гражданской войне. 1 октября 1949 г. было объявлено о провозглашении Китайской Народной Республики и ее правительство обратилось к СССР с просьбой о дипломатическом признании. В тот же день Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение об установлении дипломатических отношений с КНР и о разрыве отношений с правительством Чан Кайши.

Спустя два месяца после провозглашения КНР в Москве встречали ее лидеров во главе с Мао. На встрече со Сталиным, Молотовым, Маленковым, Булганиным и Вышинским 16 декабря Мао Цзедун заявил, что Китай нуждается сейчас в мирной передышке на 3—5 лет. Этот период он намерен использовать для восстановления экономики и стабилизации внутриполитического положения. Сталин в этой связи отметил, что «в Китае, таким образом, идет война за мир». Тем не менее, центральное место в переговорах занял вопрос о роли намечавшегося союза СССР и

Китая в послевоенном мире. Сталин оценивал международную ситуацию, сложившуюся к этому времени, как достаточно спокойную, не угрожавшую безопасности СССР и Китая. И это было весьма показательно, если учесть, что только что была создана военная организация НАТО и официальная пропаганда каждый день вешала о возможном скором нападении на СССР и страны народной демократии. Говоря о возможной угрозе Китаю, Сталин отмечал, что «непосредственной угрозы для Китая в настоящее время не существует: Япония еще не встала на ноги и поэтому к войне не готова; Америка, хотя и кричит о войне, но больше всего войны боится; в Европе запуганы войной; в сущности с Китаем некому воевать» «Разве что Ким Ир Сен пойдет на Китай», — пошутил гене-ралиссимусм. На основе этого своего анализа Сталин сделал принципиально важный вывод о том, что «мир зависит от наших усилий. Если будем дружны, мир может быть обеспечен не только на пять-десять, но и на двадцать — двадцать пять лет, а, возможно, и на еще более продолжительное время».

Поддержав идею Мао о заключении договора о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи, Сталин предложил сохранить в нем положение о праве СССР на размещение своих войск в Порт-Артуре Но при этом предложил вывести сами войска. Мао возражал, считая вывод советских войск несвоевременным Наоборот, ссылаясь на отсутствие у народного правительства военно-морских сил, он просил Сталина помочь в захвате занятого чанкайшистами Тайваня.

Впервые Сталин заговорил здесь и об использовании «китайской карты» как фактора политического давления на США и Англию. Учитывая обеспокоенность Англии и США в связи с выходом китайских войск на границы с Бирмой и Индокитаем, Сталин порекомендовал Мао «пустить слух, что Вы готовитесь перейти фаницуитакимобразомпопутать империалистов». Развивая эту идею, Сталин сказал, что «если, например, понадобится нажать на Англию, то это можно сделать, прибегнув к конфликту Гуандунской провинции с Гонконгом. А для урегулирования такого конфликта в качестве посредника мог бы выступить Мао Цзедун».

В ходе встречи 22 января 1950 г. Сталин и Мао обсудили общую направленность договора «о дружбе и союзе», поручив подготовку проекта Вышинскому и Чжоу Эньлаю Вновь затрагивался вопрос о статусе Порт-Артура и советских войсках на Ляодунском полуострове:

«СТАЛИН. Мы считаем, что договор о Порт-Артуре является неравноправным.

МАО ЦЗЕДУН. Но ведь изменение этого соглашения задевает решения Ялтинской конференции?!

СТАЛИН. Верно, задевает — ну и черт с ним! Раз мы стали на позицию изменения договоров, значит нужно идти до конца. Правда, это сопряжено с некоторыми неудобствами для нас и нам придется вести борьбу против американцев. Но мы уже с этим примирились».

Было решено оставить в силе соглашение о Порт-Артуре до подписания мирного договора с Японией. При этом Порт-Артур оставался базой для военно-морского сотрудничества между двумя странами (в частности, в деле обучения кадров), а Дальний — для экономического сотрудничества СССР и Китая. Категорически возразил Сталин и против сделанного еще Рузвельтом предложения о предоставлении Дальнему статуса открытого города: «Получается: дом с открытыми воротами».

Есть все основания полагать, что в ходе этого долгого визита в СССР руководства Китая был решен и вопрос о продвижении Ким Ир Сена на юг Корейского полуострова.

После завершения разгрома Японии в 1945 г. было заключено специальное соглашение между союзниками о разделе Кореи на две зоны ответственное™. Условным рубежом между этими зонами становилась 38-я параллель. К северу от нее размещались советские, а к югу — американские войска. В 1948 г. как на Севере, так и на Юге сформировались правительства, во многом зависевшие от своих покровителей в лице СССР и США. Каждое из этих правительств вынашивало планы объединения всей страны под своей властью. В том же 1948 г. свои войска из Кореи вывел СССР, а в 1949 г. — США. Однако вывод иностранных войск способствовал не стабилизации ситуации на полуострове, а активизации военных приготовлений обеих сторон к объединению страны силовым методом.

Военные приготовления Северной Кореи активизировались в связи с начавшимся выводом американских войск из Южной Кореи и завершением гражданской войны в Китае. Не последнюю роль сыграло и испытание советской ядерной бомбы. Ким Ир Сен воспринял все это как сигнал для силового решения вопроса о «воссоединении» Кореи. Однако в Москве думали иначе. Тактика Сталина состояла в том, чтобы ни в коем случае не допустить неподготовленного выступления. Мао был с ним полностью согласен. 26 октября 1949 г. Сталин, отвечая на телеграмму Мао Цзе-дуна, прямо отмечал: «Мы согласны с Вашим мнением, что в настоящее время Корейской Народной Армии не следует вести наступление, так как это наступление не подготовлено пока ни с военной, ни с политической стороны». Характерно, что Сталин предлагал корейцам активнее использовать тактику, успешно апробированную в ходе гражданской войны в Китае. «Корейским друзьям, — писал он, — следует в борьбе за объединение Кореи сосредоточить свои силы на развертывании партизанского движения, создании освобожденных районов в Южной Корее и на всемерном укреплении Народной Армии Кореи». «Революционное нетерпение» Ким Ир Сена должны были сдерживать советские военные и политические советники при северокорейском лидере. Однако с октября 1949 г. вооруженные отряды Севера стали регулярно нарушать демаркационную линию и совершать нападения на позиции южан Эта преждевременная активность вызывала сильное раздражение в Москве. По поручению Сталина Громыко направил 27 октября 1949 г. грозную шифровку советскому послу в КНДР Т.Ф.Штыкову, в которой говорилось: «Вы не донесли о подготовке крупных наступательных действий 3-й полицейской бригады и фактически допустили участие в этих действиях наших военных советников. Вы также не донесли о начале боев 14 октября». Получив объяснения Штыкова, «Инстанция» сочла их неубедительными. В новой шифровке из Центра говорилось-«Вместо того, чтобы строго и неуклонно проводить в жизнь указания Центра о том, чтобы не допускать осложнений на 38-й параллели, Вы занялись обсуждением этого вопроса и по существу указаний не выполнили». Принятыми мерами удалось остановить Ким Ир Сена от возможных активных действий против Юга уже осенью 1949 г.

Однако летом 1950 г. в Пхеньяне сочли, что сил для удара вполне достаточно. Дело оставалось лишь за формальным поводом к началу активных военных действий. Нельзя согласиться с точкой зрения тех, кто до сих пор считает, будто Сталин выступал против силового решения корейской проблемы и старался не допустить осложнения отношений с США. Документы показывают, что безусловно поддерживая общий замысел и цель военной операции против Юга, Сталин вряд ли был осведомлен лишь о сроках возможных действий. Тем не менее, прав Хрущев, когда он пишет, что «войну начали северокорейцы по инициативе Ким Ир Сена, а Сталин его поддержал, как поддержал и Мао Цзедун, То была согласованная акция».

Еще в марте 1950 г. началась эвакуация населения из приграничной зоны. С апреля начались поставки из СССР танков и другого тяжелого вооружения. 8 июня 1950 г. на железных дорогах КНДР было введено чрезвычайное положение, вызванное необходимостью переброски к демаркационной линии войск и вооружений. 18 июня Генштаб КНДР дал санкцию на проведение массированной разведки с целью обнаружения главных сил армии Южной Кореи. Особое внимание уделялось концентрации южнокорейских войск на сеульском направлении. Наконец, 22 июня 1950 г. был издан оперативный приказ № 1, подписанный командиром 4-й пехотной дивизии, в котором войскам ставилась конкретная задача подготовки к фронтальному наступлению на Сеул. Назван был и срок готовности — 23 июня.

20 июня 1950 г. в 22.00 в Москву позвонил Штыков и сообщил, что власти КНДР перехватили два часа назад приказ южнокорейского командования, из которого следовало, что южнокорейская армия в 23 часа (по московскому времени) должна начать наступление на север. Посол сообщил, что приказ был передан как открытый, в виду чего «все это дело является подозрительным». Штыков не без оснований полагал, что это могло быть провокацией самой северокорейской стороны. Так или иначе война началась не в тот день.

25 июня 1950 г. МВД КНДР выступило с заявлением по радио, в котором говорилось, что рано утром войска Южной Кореи начали наступление на Северную Корею по всей линии 38-й параллели и углубились в пределы КНДР на 1—2 километра. В связи с этим МВД отдало прикм охраннь шотрвдам «отбить атаки противника».

В тот же день западные средства массовой информации со ссылкой на японское агентство «Киото» сообщили, что в 5 часов утра Вооруженные Силы КНДР начали широкомасштабное наступление по всей линии 38-й параллели. Госдепартамент США потребовал созыва Совета Безопасности ООН. Он собрался в тот же день и предложил сторонам, участвующим в конфликте прекратить боевые действия, отвести войска КНДР на исходные позиции, осуществить международный контроль за соблюдением отвода войск. Советский представитель, имевший право наложить вето на это решение, отказался участвовать в обсуждении корейского вопроса, чем «развязал руки» США.

Наступление Севера было настолько стремительно, что уже через два дня после его начала правительство Юга начало эвакуацию правительственных и административных учреждений из Сеула в Сувон. В тот же день Сеул был окружен, а утром 28 июня взят. Наступление северян продолжалось.

В этих условиях США не исключали применения ядерного оружия. Такая угроза сдерживала СССР от прямого участия в конфликте не только на начальном, но и на последующих этапах его развития. 23 августа 1950 г. министр иностранных дел СССР Вышинский, опасаясь применения ядерного оружия со стороны США, направил Сталину проект международной «Декларации об устранении угрозы новой войны и об укреплении мира и безопасности народов», в котором поставил вопрос о запрещении ядерного оружия и объявлении военными преступниками правительств, которые первыми применят его. Сила политической позиции советского руководства была, безусловно, в том, что советские войска в Корее (за исключением военных советников) отсутствовали. В то же время советским спецслужбам было поручено подготовить серию диверсионных акций на восточном побережье США (взрывы в портах и на кораблях).

Однако США в итоге избрали более эффективную, по существу, беспроигрышную тактику. С одной стороны, они объявили о начале всесторонней помощи южнокорейскому режиму. А с другой, — стали сколачивать единую коалицию государств против КНДР. Для этого был использован мандат ООН. Позитивно было воспринято в мире и обращение правительства США к советскому руководству с предложением начать переговоры об урегулировании кризиса.

Действия советских лидеров были неадекватными. 29 июня Политбюро приняло текст ответа на американские предложения. Не отвечая по существу, оно возлагало всю ответственность за развязывание войны на Южную Корею, акцентировало внимание американской стороны на то, что США, в отличие от СССР, так и не завершили вывод своих войск из Кореи, уход советского представителя с заседания Совета Безопасности по корейскому вопросу объяснялся «чувством солидарности» с Китаем, представитель которого не был допущен на это заседание. Аналогичной была реакция и на обращение британского правительства.

В глазах мировой общественности СССР представал в итоге как страна, сочувствующая и помогающая агрессору. Этим во многом объясняется и массовая политическая и военная поддержка южнокорейскому режиму в борьбе с КНДР. Около 40 стран заявили о желании оказать помощь Южной Корее в борьбе с агрессией. Уже в первые дни Тайвань предложил направить в Корею 3 дивизии. Новая Зеландия — два фрегата. Голландия — свой эсминец «Эверстен». Даже Таиланд направил в Корею партию риса.

Чем временем в Пхенья^праздновали победу. 8 июля от (Сим Ир Сена в Москву поступило послание в адрес Сталина, в котором выражались «глубочайшее уважение и признательность» за «неоценимую помощь», оказываемую СССР в борьбе за «независимость корейского народа*.

США тем временем объявили о начале морской блокады Кореи и подготовке к высадке интернационального военного десанта. Это сообщение не было воспринято в Пхеньяне как реальная угроза. Правда, Ким Ир Сен через Штыкова просил Москву предоставить для обороны корейского побережья 2000 заградительных мин, 10 торпедных катеров и три боекомплекта торпед к ним. Он всерьез полагал, что этого будет «вполне достаточно» для предотвращения высадки союзной армии.

В условиях интернационализации конфликта потребовалось доказать вину Южной Кореи и США в развязывании войны. 3 августа 1950 г. в газете «Нодон Синмун» были опубликованы трофейные карты сухопутных войск Южной Кореи, на которых военные прорабатывали планы возможных боевых действий против Севера. Эти учебные карты были объявлены «военно-стратегическими». Таким образом получалось, что именно южнокорейская армия готовилась к агрессии.

В условиях, когда северокорейские войска взяли под контроль основную часть территории страны, Советское руководство объявило о готовности начать переговоры.

Тем временем 16 сентября союзные войска высадились в районе Чемульпо и начали освобождение южнокорейской территории. Это радикально изменило общую ситуацию в Корее. Северокорейские войска оказались не готовы противостоять современной американской армии. В условиях, когда военностратегическая обстановка менялась в пользу США и их союзников (действовавших к тому же под флагом ООН), СССР вновь отказался садиться за стол переговоров. В то же время через представителя СССР в ООН ЯА.Малика была предпринята попытка установить непосредственный контакт с госдепартаментом США. Целью дипломатических усилий СССР было добиться прекращения наступления американских войск на Север Кореи.

Тем временем армия КНДР отступала, утрачивая одну позицию за другой и теряя десятки тысяч солдат убитыми, ранеными и пленными. Непосредственная угроза сложилась для Пхеньяна. Для его обороны Сталин разрешил переброску 34 истребительного авиационного полка на самолетах Як-9 из Приморья через Китай непосредственно в Корею. Главному советскому военному советнику и послу СССР в Корее была направлена новая директива Сталина (теперь он подписывал документы именем Фын Си). Оценивая причины неудач на фронте, он отмечал, что они явились «следствием допущенных крупных ошибок со стороны Командования фронтом, Командования армейских групп и войсковых соединений как в вопросах управления войсками, так и особенно в вопросах тактики их боевого использования». Сталин обращал особое внимание на «стратегическую малограмотность» наших советников, которые «не поняли стратегического значения высадки противника в Чемульпо» и давал директиву как и по каким направлениям отступать, чтобы не потерпеть окончательного поражения

В критические октябрьские дни 1950 г., когда сложилась крайне неблагоприятная ситуация на фронте для Корейской Народной Армии, Ким Ир Сен по примеру своего великого «учителя» обратился к населению Кореи с воззванием, начинавшимся как и известное выступленит СтапитаЗнюш 1от 1 г. со слов. «Братья и сестры!»".

Американцы тем временем добились господства в воздухе, где действовало до тысячи самолетов с их стороны. Это было решающим фактором для успеха развивающегося наступления сухопутных войск.

Ким Ир Сен был вынужден обратиться к Сталину за непосредственной военной помощью, «Дорогой Иосиф Виссарионович! — писал он, — Мы не можем не просить от Вас особой помощи. Иными словами, в момент перехода вражеских войск севернее 38-й параллели нам очень необходима непосредственная военная помощь со стороны Советского Союза. Если по каким-то причинам это невозможно, то окажите нам помощь по созданию международных добровольческих частей в Китае и в других странах народной демократии для оказания военной помощи в нашей борьбе». Сталин, однако, не только не пошел на введение советских войск в Корею, но и не спешил с ответом на письмо. Во втором послании в Москву Ким Ир Сен попытался использовать последний козырь, сделав ставку на шантаж Сталина возможностью создания американского плацдарма в Корее для нападения на СССР. «Теперь, — писал он, — для всех очевиден тот факт, что американский агрессор, добившись значительных успехов в последних военных операциях, не остановится ни перед чем, чтобы полностью захватить всю Корею и превратить ее в свой стратегический плацдарм для дальнейшей агрессии на Дальнем Востоке». Не надеясь уже на введение советских войск в Корею, Ким Ир Сен просил разрешить подготовку из числа советских корейцев 1000 танкистов, 2000 летчиков, 500 связистов, 500 офицеров инженерной службы.

Опасаясь непосредственного втягивания в корейскую войну СССР, Сталин дал согласие на создание «интернациональных» бригад, состоявших в абсолютном большинстве из китайцев и предложил Мао Цзе-дуну немедленно направить в Корею не менее 6 дивизий для стабилизации линии фронта. После некоторых колебаний Мао ответил согласием. Китай становился таким образом реальным участником военных действий в Корее. Во главе китайских «добровольцев» был назначен известный генерал Пын Дэхуэй. О том как китайские солдаты превращались в «добровольцев» свидетельствовал бывший польский военный атташе в Китае и Корее П.Монат. В частях НОАК проводились беседы с военнослужащими, в ходе которых говорили об угрозе нападения США на Китай. Затем строили солдат и предлагали тем, кто добровольно хочет защитить свою Родину от агрессора сделать шаг вперед. Естественно, шаг вперед делала вся рота.

До подготовки национальных корейских кадров было разрешено также использовать советских военных специалистов. С этого времени в боевых действиях в Корее участвовали не только военные советники СССР, но и советские летчики, танкисты, моряки. Советской авиацией за период с 1 декабря 1950 г. по 6 декабря 1951 г. было сбито 569 самолетов противника. Потери СССР составили 53 самолета МиГ-15 и 30 летчиков, Корейские торпедные катера после атаки американцев уходили порой в советские территориальные воды, на военно-морские базы СССР. Было получено согласие Сталина на перебазирование корейского флота во Владивосток в случае, если создастся реальная угроза его захвата или уничтожения американцами.

Вступление в войну частей НОАК изменило соотношение сил в пользу Северной Кореи. Войска ООН начали отсупать. 1 февраля 1951 г. ООН приняла резолюцию, в которой КНР характеризовалась как страна-агрессор. 18 мая против КНДР и КНР ООН ввела экономич^кую блокаау. Мгери^нскм сторона тем временем не переставала подтверждать свое намерение сесть за стол переговоров. Вышинский в декабре 1950 г. запросил Сталина о возможности дать согласие на прекращение военных действий в Корее. Однако директива Политбюро от 7 декабря 1950 г. гласила: «Ваше предложение о прекращении военных действий в Корее считаем неправильным в настоящей обстановке, когда американские войска терпят поражение и когда со стороны американцев все чаще выдвигается предложение о прекращении военных действий в Корее, чтобы выиграть время и помешать полному поражению американских войск (выделено авторами)». Вместо согласия на переговоры, советская сторона предложила два принципиальных пункта, которые должны были лечь в основу соглашения: немедленный вывод всех иностранных войск из Кореи и решение корейской проблемы самим корейским народом. С этими требованиями США согласиться не могли.

Тем временем, Сталин потребовал от Ким Ир Сена проанализировать причины поражений и неудач, Он требовал также поиска и наказания виновных лиц, «врагов корейского народа». Отчитываясь о выполнении этого указания, северокорейский лидер в начале L951 г. докладывал о снятии начальника Главного управления по культурно-просветительной работе в армии, командующего фронтом, командующего 2-й армейской группой, командиров некоторых дивизий и других военных руководителей. Большинство из них были преданы трибуналу и казнены. Вслед за этим началась кампания поиска врагов среди других генералов и офицеров армии. «Ваши указания и замечания, — писал в Москву благодарный корейский лидер, — мы, как коммунисты и верные Ваши последователи приняли как руководящее указание для нашей дальнейшей работы. Очень благодарим Вас, дорогой товарищ Фын Си, за своевременную помощь советом и надеемся, что и в дальнейшем будем получать от Вас указания и замечания»*.

Лишь после того, как в мае боевые действия в Корее стали носить позиционный характер, летом 1951 г. начались переговоры о перемирии в Корее. Согласие Кореи и Китая на участие в них было обусловлено требованием (согласованным с Москвой) не обсуждать политических вопросов и проблем послевоенного устройства. Поэтому ключевым на переговорах стал вопрос о военнопленных. Поставлен он был, конечно, американской стороной. Численность корейских военнопленных составляла к этому времени до 100 тысяч, а китайцев — до 20 тысяч человек. На этом фоне численность американских военнопленных была гораздо меньше и не достигала даже 5 тысяч человек, а южнокорейцев — 7400. По инициативе китайцев и северных корейцев переговоры велись об освобождении всех на всех.

Международный Красный Крест поставил вопрос о проверке условий содержания американских военнопленных в корейском плену. Громыко докладывал в этой связи Сталину 29 июля 1951 г.: «МИД СССР считал бы возможным, если в лагерях американских военнопленных соблюдаются хотя бы важнейшие положения Женевской конвенции, разрешить посещение этих лагерей..., при условии, что члены этой Комиссии одновременно посетят лагери захваченных в плен бойцов КНДР и китайских добровольцев»т .

Однако, как выяснилось, руководство КНДР не имело даже отдаленных представлений о том, чего требуют Женевские конвенции. Поэтому МИД СССР дал разъяснения об этом через своего посла в Пхеньяне.

Переговоры так и не привели к перемирию. Одной из главных причин этого стало совершенно различное понимание и оценка ситуации вокруг Кореи участниками переговоров. Весьма показательной в этхжсвязи является телеграммаСталина Мао Цзедуну от 28 августа 1951 г. «Как и прежде, — отмечал «Филиппов», — мы исходим из того, что американцы больше нуждаются в продолжении переговоров. Мы не видим пользы в приглашении по Вашей инициативе представителей нейтральных государств участвовать в переговорах в качестве контролеров и свидетелей в период теперешних переговоров. Отрицательной же стороной этого предложения является то, что американцы расценят это так, что китайско-корейская сторона будто бы больше нуждается в скорейшем заключении соглашения о перемирии, чем американцы». Не удивительно, что переговоры в итоге зашли в тупик.

Интерес представляет оценка советским и китайским руководством ситуации вокруг Кореи летом 1952 г., когда в Москве встретились Сталин и Чжоу Эньлай,

Китайский премьер отмечал сложившееся «известное равновесие» сил и по поручению Мао Цзеду-на поставил перед Сталиным три вопроса о возможных перспективах развития ситуации: «Первый — сможем ли мы отбросить противника. Мы убедились, что сможем. Второй вопрос — сможем ли мы удержаться на занимаемых позициях. Текущий год показал, что мы сможем удержаться и закрепиться на этих позициях. Третий вопрос — сможем ли мы вести наступательные операции, атаковать противника. Раньше думали, что нам едва ли удастся вести наступательные операции дольше семи дней. Теперь мы достаточно укрепились, чтобы вести операции дольше и чтобы выдержать бомбежку, крепко зарылись в землю». Однако отвечая на вопрос Сталина смогут ли они развернуть наступательные операции, Чжоу Эньлай признал, что они смогли бы осуществить наступление «для захвата отдельных позиций», но общее наступление осуществить трудно. Сталин в свою очередь дал прежнюю оценку, подчеркнув, что «война в Корее показала слабость американцев. Войска двадцати четырех стран не могут долго поддерживать войну в Корее, так как они не добились своих целей и не могут рассчитывать на успех в этом деле». И потому он предложил «помогать корейцам и поддерживать их». Затрагивался и вопрос о перспективах переговорного процесса. Чжоу Эньлай отметил, что в переговорах с американцами нельзя идти на уступки. Сталин же на это ответил: «Если американцы немного уступят, что можно согласиться, имея в виду, что о нерешенных вопросах переговоры будут продолжены». Далее собеседники затронули крайне важный вопрос о возможности новой мировой войны:

«ЧЖОУ ЭНЬЛАЙ. США не готовы к мировой войне. Выполняя авангардную роль в этой войне, Китай способствует тому, что момент наступления войны отдаляется, если удастся сдержать наступление американцев в Корее, на 15—20 лет. Тогда США вообще не смогут развязать третью мировую войну.

СТАЛИН. Это правильно, но с одной оговоркой: американцы вообще не способны вести большую войну, особенно после корейской войны. Вся их сила в налетах, атомной бомбе. Англия из-за Америки воевать не будет. Америка не может победить маленькую Корею. Нужна твердость в отношениях с американцами. Китайские товарищи должны знать, что если Америка не проиграет эту войну, то Тайвана китайцы никогда не получат. Американцы — это купцы. Каждый американский солдат — спекулянт, занимается куплей и продажей… Главное вооружение американцев — это чулки, сигареты и прочие товары для продажи. Они хотят покорить весь мир, а не могут справиться с маленькой Кореей. Нет, американцы не умеют воевать...»

На той же встрече Сталин преподнес китайским партнерам и урок политэкономии социализма (как покажи «ю льшт йскачок» — этот уроктак и не был ими усвоен). Чжоу Эньлай привез в Москву проект пятилетнего плана развития народного хозяйства страны. В нем предполагалось осуществить ежегодный промышленный рост 20%. Сталин был заметно обескуражен такими планами и прямо спросил «не слишком ли это напряженный план». Однако Чжоу Эньлай сослался на военную необходимость, так как «на каждый китайский снаряд американцы в Корее отвечают двадцатью своими». Тогда Сталин дал классическое объяснение функционирования советской экономической системы: «Скажем, в 1953 году мы поставляем вооружения для 10—15 дивизий. Нам нужно знать, сколько стали и других материалов потребуется для выполнения этого заказа. В этом же 1953 году мы должны дать определенное количество оборудования по гражданской части. Это тоже нужно подсчитать. Затем сложить обе цифры по гражданской и военной частям и определить, сможем ли мы обеспечить в таком объеме поставки. Сообразно с этим и строить план на каждый год». Когда Чжоу Эньлай сказал, что военные расходы в бюджете Китая в 1950 г. составляли 44%, а в 1951 г. — 52%, Сталин прямо заявил, что «у нас даже во время войны не было такой высокой цифры военных расходов. У нас во время войны военное производство составляло около 40—45%, но в Китае нет настоящей войны».

Какими же оказались итоги корейской войны'' Ее последствия были далеко не такими благоприятными как для СССР, так и для США.

Прежде всего, ни одной из сторон не удалось достичь своих первоначальных целей ни СССР, ни США не получили контроля над всем Корейским полуостровом. Были ли для СССР итоги войны поражением? Думается, нет. Как не были они таковыми и для США.

СССР в данном конфликте достаточно успешно противостоял (вместе с Китаем) едва ли не всему остальному миру.

Война в Корее показала примерное равенство сил двух крупнейших сверхдержав — СССР и США.

Она положила начало их непосредственному военному противостоянию в самых различных, порой неожиданных уголках мира, продолжавшемуся до конца 80-х гг. Более того, оно стало поистине глобальным.

Война показала возросший авторитет ООН, которая впервые продемонстрировала свой авторитет и реальную возможность военным путем влиять на ситуацию в тех или иных районах мира.

Корейская война свидетельствовала также о том, что ядерное оружие, которое к этому времени имели уже не только США, но и СССР, стало реальным фактором, способствующим ограничению эскалации военных действий. С возможным ядерным возмездием теперь не могли не считаться как в Москве, так и в Вашингтоне.

Открытое противостояние СССР и США в корейском конфликте по-разному было воспринято в советском и американском обществе. Если в первом случае оно привело к усилению мобилизационных настроений, еще более тесному сплочению народа вокруг возможной опасности, стоявшей у самых границ страны, то во втором — к росту антивоенных настроений и в итоге к поражению Трумэна на выборах 1952 г.

Вместе с тем, в США расценивали события в Корее как триумф трумэновской политики «сдерживания коммунизма», Ее опыт лег в основу военного учения об ограниченном военном противостоянии, а позже — доктрины «гибкого реагирования»".

Наконец, корейская война вызвала бурный, невиданный в послевоенных условиях рост милитаризма как в СССР, так и в США.

За годы войны США сумели почти удвоить свои Военно-Воздушные Силы, удвоили общую численность своих вооруженных сил, доведя ее до рекордного уровня 3,5 млн.человек, Военный бюджет страны вырос в 5 раз — с 12 до 60 млрд.долларов в гол. Ежегодная американская военная помощь зарубежным странам увеличилась с 4,5 до 10,6 млрд долларов. Значительно выросли объемы производства ядерного оружия и ускорилась подготовка к созданию термоядерной бомбы.

СССР увеличил свою армию за годы войны с 2874 тысяч до 3100 тысяч. Военные расходы выросли с 8287 млн.рублей до 9638 млн.рублей.

Стремясь противостоять «советской экспансии», США ускорили подготовку мирного договора с Японией. В Юго-Восточной Азии был создан военно-политический блок СЕАТО.

Война явилась тяжелейшим ударом для корейского народа. В ее огне погибли 1 миллион южнокорейцев и не менее 3 миллионов северокорейцев, а также 33 тысячи американцев и до сей поры не известное число погибших китайских и советских воинов.

Корейская война явилась кульминацией в послевоенных советско-американских отношениях.

Советско-американские отношений начади давать трещину сразу после смерти Рузвельта в апреле 1945 года. Впрочем, можно быть уверенным в том, что даже в том случае, если бы Рузвельт продолжал жить и управлять страной, отношения между двумя странами все равно вступили бы в полосу кризиса.

Сразу после переписки Сталина и Трумэна в апреле 1945 г., обнаружившей их принципиальные разногласия в польском вопросе, правительство США приняло решение о пересмотре поставок в СССР по ленд-лизу. 12 мая в ноте заместителя госсекретаря США Грю говорилось, что «отгрузка поставок согласно ныне действующей программе по ленд-лизу для СССР будет немедленно видоизменена с учетом конца организованных военных действий в Европе». Во исполнение этого решения была отдана команда не только на прекращение погрузок товаров по ленд-лизу, но и о возвращении судов, находящихся в пути в порты СССР и даже подошедших к его берегам. Для советского руководства это было полной неожиданностью. Однако просить США о продолжении таких поставок не стало. Более того, в шифровке Молотова послу в Вашингтоне критиковалась позиция председателя Амторга, пытавшегося протестовать перед американскими официальными лицами: «Скажите т.Еремину, чтобы он не клянчил перед американскими властями насчет поставок и не высовывался вперед со своими жалкими протестами. Если США хотят прекратить поставки, тем хуже для них». ' В марте 1946 г. советское руководство предложило заключить советско-американский договор о дружбе, торговле и навигации. Одновременно велись переговоры об условиях предоставления СССР американского кредита в 1 млрд. долларов для нужд восстановления разрушенного хозяйства. Обе инициативы окончились безрезультатно,

20 декабря 1946 г. Сталин принял сына президента Рузвельта Эллиота, который взял у него интервью. Самым важным итогом встречи стало согласие Сталина на новую встречу «большой тройки» для обсуждения международной ситуации.

9 апреля 1947 г. Сталин встретился с видным деятелем республиканской партии США Г. Стассеном. Интересна оценка Сталиным состояния и перспектив развития советско-американских отношений На вопрос Стассена могут ли сосуществовать две разные общественные системы Сталин ответил: «Конечно, могут сотрудничать друг с другом… Экономические системы и Гермашшт США одинаковые, но, тем не менее, между ними возникла война. Экономические системы США и СССР различны, но они не воевали друг с другом, и СССР не намерен воевать». Выделенные в тексте слова были позже вычеркнуты из стенограммы беседы рукой Сталина, хотя именно их Стас-сен чаще всего приводил в отчетах о встрече с советским лидером. Но в то же время Сталин недвусмысленно отметил, что «если одна сторона не желает сотрудничать, то результатом будет конфликт, война». В дальнейшей беседе Сталин высказался в пользу мирного сосуществования двух систем (хотя весь этот раздел был им позже вычеркнут из стенограммы): «В качестве практического начала надо избрать взаимное уважение систем. Советскую систему называют тоталитарной или диктаторской, а советские люди называют американскую систему монополистическим капитализмом. Если обе стороны начнут ругать друг друга монополистами или тоталитаристами, то сотрудничества не получится. Надо исходить из исторического факта существования двух систем».

Одной из самых любопытных интриг в советско-американских отношениях в 1948 г. стали контакты советского руководства с кандидатом на пост президента США на выборах 1948 г. от «третьей» партии Уоллесом.

По мере развертывания предвыборной кампании по выборам президента США, ряд американских политиков попытался использовать «русскую карту». Это было неслучайно, так как и без того непростые советско-американские отношения в этот период еще больше ухудшились после принятия плана Маршалла и смены власти в Чехословакии, осложнений в решении германской проблемы. В начале апреля 1948 г. к Сталину обратились некоторые конгрессмены (в частности, А. Пиккус из Кливленда и Э.Фут из Коннектикуга) с приглашением прибыть в США и выступить на совместном заседании конгресса Характерно, что конгрессмен от штата Коннектикут Фут предлагал Сталину «немедленно приехать в Вашингтон для немедленного совещания с Президентом Трумэном с тем, чтобы спикер Палаты представителей Джозеф Мартин выступил в роли посредника» между двумя лидерами.

13 и 14 апреля с Я.Маликом и А.Громыко встретился кандидат в президенты Уоллес, также предложивший выступить посредником в урегулировании советско-американских отношений. Он обсудил с ними, а частности, возможность своей поездки в СССР, а также предложил через собеседников Сталину выступить с совместным заявлением об улучшении двусторонних отношений. Об этом контакте сразу информировали Москву,

" Каждая из сторон последовавших консультаций имела свой вполне прагматический интерес Уоллес рассчитывал на успех в предвыборной кампании «с помощью» Сталина (вернее, самого факта контактов с ним). Советский лидер рассчитывал на создание некоей «третьей партии» в США, которая могла бы стать если не проводником советского внешнеполитического курса, то, по крайней мере, — его пропагандистом.

На встречах с советскими представителями Уоллес предложил основные идеи совместного заявления, которое следовало бы сделать ему и Сталину В нем предлагалось подчеркнуть, что между двумя странами нет таких различий, которые нельзя было бы мирно решить. Ключевым пунктом должно было стать положение о прекращении «холодной войны».

Сталин отказался от идеи совместного заявления и предложил, чтобы Уоллес сам выступил с заявлением. В случае, если высказанные им положения будут созвучны, Сталин предлагал поддержать их в своем специальном заявлении. Перед тем, как выступить с открытым письмом в адрес Сталина Уоллес направил ему текст своего обращения, где изложил свою оценку по ряду вопросов. Сталин, в свою очередь, откомментировал эти предложения.

Интересна реакция Сталина ' на предложения Уоллеса. Так, на просьбе Уоллеса к советскому лидеру опровергнуть сведения о советском вмешательстве в чехословацкие дела с целью успокоить общественное мнение США Сталин начертал: «Чепуха». На предложении Уоллеса активизировать американскую торговлю в Восточной Европе Сталин пишет: «Можно». Уоллес предлагает «освободить» югославское золото (остававшееся еще в США), оставив в Америке его часть в счет погашения различных задолженностей. Сталин соглашается и с этим. Относительно объединения Кореи и введения принципа «открытых дверей» в Китае Сталин пишет: «Это дело Кореи и Китая». В то же время он соглашается с предложением Уоллеса обеспечить вывод всех войск из Германии через год после заключения с ней мирного договора. Согласием ответил Сталин и на предложение закрепить принцип территориальной целостности СССР и США. В специальном разделе проекта письма, где Уоллес предлагал зафиксировать принципы экономической и политической демократии, как универсальные для всего человечества, Сталин, не вдаваясь в дискуссии, кратко резюмировал: «Это дело каждой страны»".

Уоллес полагал, что эти договоренности должны быть обнародованы после его поездки в СССР. В таком случае они могли выглядеть как ее результат, причем достигнутый путем «убеждения» Сталина. В Кремле это поняли сразу. Ответ Сталина был категоричен: «Поездка может повредить». Кому и чему — оставалось догадываться. Уоллесу рекомендовали напрямую обратиться с открытым письмом к Сталину, а тот также через печать должен был дать ответ.

Кандидату в президенты не оставалось ничего иного, как согласиться. 11 мая 1948 г. «Известия» опубликовали информацию об открытом письме «кандидата в президенты США от третьей партии» Уоллеса. Вслед за этим были опубликованы письма советских граждан, которые в целом одобрительно отзывались о предложениях Уоллеса. В то же время высказывалось несогласие с «вечным господством капитализма» (которое, как увидел один из авторов письма, проходит красной нитью в послании Уоллеса) Другие писали, что в этих предложениях нет ничего нового, так как все они уже звучали раньше от представителей СССР в ООН. Конечно, все эти письма и выступления «советских граждан» были утверждены в советских партийных инстанциях и публиковались лишь после личного согласия Сталина с их тональностью.

Ровно через неделю (18 мая) в «Правде» был опубликован ответ Сталина, в котором он писал: «Я не знаю, одобряет ли правительство США программу г. Уоллеса, как базу для соглашения между СССР и США. Что касается правительства СССР, то оно считает, что программа г. Уоллеса могла бы послужить хорошей и плодотворной базой для такого соглашения...».

Сразу вслед за выступлением в «Правде» Сталина с официальным заявлением выступил госдепартамент США, который, с одной стороны, признал важность и необходимость мирного урегулирования неразрешенных вопросов двусторонних отношений, а с другой выступил против ряда конкретных предложений, содержавшихся в письме Уоллеса (в том числе, о контроле над атомной энергией при помощи механизмов ООН и др.).

Так Сталин, ведя интригу с Уоллесом, была достигнута — он сумел не только высказать свою позицию по всему спектру советско-американских отношений, причем (что было для него всегда важно) не инициируя ее, но к тому же заставить правительство США выразить несогласие по ряду принципиальных вопросов В итоге Сталин выглядел в глазах не только советских людей, но и многих американцев миротворцем, а Трумэн — ретроградом (что в известной степени подрывало его позиции накануне выборов). Наконец, в глубине души он мог лелеять надежду пусть даже на относительный успех некоей «третьей силы» в США на выборах и пытался с учетом этого пусть даже косвенно поддержать ее представителя Однако, следовало понимать и другое — любая поддержка со стороны Сталина (пусть даже и не прямая) того или иного кандидата (тем более на пост президента) не только объективно не помогала тому, но и в какой-то степени дискредитировала его. Об этом свидетельствовали и результаты выборов. Победу на них одержал Трумэн.

Сразу после выборов в США Сталин утратил всякий интерес к фигуре Уоллеса. В конце декабря

1948г. Уоллес в беседе с советским послом вновь предлагает себя в качестве посредника в диалоге советского и американского лидеров. Молотов 14 января

1949г. подписывает директиву послу в США, в которой дает принципиальное согласие на продолжение диалога с Уоллесом. Однако на этом документе Сталин наложил свою резолюцию, ставящую точку на отношениях с Уоллесом: «Т.Молотову. Я не согласен. Как видно из выступления исполкома партии Уоллеса, Уоллес думает использовать свое посредничество только для своей партии, мало заботясь о результатах посредничества для СССР. Нам не нужно открывать все свои карты Уоллесу. Пусть сам Уоллес вертится и маневрирует как хочет. И.Сталин».

Еще больше осложнились отношения между СССР и США в условиях начавшегося формирования западноевропейских экономических и вое н неполитических структур под эгидой США.

В марте 1948 г был образован Западный Союз в составе Англии, Франции, Бельгии, Нидерландов и Люксембурга

Летом 1948 г. правительства США и Канады начали переговоры с членами Западного Союза о возможной интеграции экономических и политических усилий. СССР оценивал заключение Западного Союза как «политическое дополнение к тому экономическому объединению европейских стран, которое создано для проведения «плана Маршалла» в Европе*. Уже создание Западного Союза было воспринято в Москве как «полное изменение политики Англии и Франции в германском вопросе», как договоренности, «идущие вразрез с документами периода второй мировой войны о союзе СССР с Англией и Францией».

Еще более серьезные последствия имело создание НАТО В специальном заявлении МИД СССР по этому поводу говорилось: «Не трудно разглядеть, что эти цели теснейшим образом связаны с планами насильственного установления мирового англо-американского господства под эгидой США», Советское руководство расценивало создание НАТО как «подкоп под Организацию Объединенных Наций» и пригрозило объединить вокруг себя все «миролюбивые силы».

Одним из шагов на этом пути стало создание в том же 1949 г. Совета Экономической Взаимопомощи, в который вошли все страны «народной демократии».

Известно, что военно-политический союз этих стран сложился в 195S г. Однако, почти ничего неизвестно о том, что его предтечей был Координационный Комитет, созданный в феврале 1951 г. для рассмотрения шшрос в, ве занныу с обороной стран «народной демократии» (в том числе и военным производством). 1

Можно считать, что именно 1948—1949 гг. стали рубежом в отношениях между Востоком и Западом, за которым последовал окончательный разрыв. В марте 1949 г, Советское правительство выступило с заявлениями в адрес правительств Англии, Франции, Италии, Норвегии, Турции, Дании, Нидерландов, Греции и других стран-членов НАТО, в которых угрожало пересмотром двусторонних отношений. В заявлении, обращенном к правительству Англии отмечалось, что СССР рассматривает «участие Англии в НАТО как акт, находящийся в противоречии с союзным договором 1942 г.».

Последовала и смена руководства внешнеполитическим ведомством СССР. Первый сигнал к этому прозвучал 29 марта 1948 г., когда Политбюро приняло решение «в связи с перегруженностью удовлетворить просьбу т. Молотова об освобождении его от участия в заседаниях Бюро Совета Министров с тем, чтобы т. Молотов мог заняться главным образом делами по внешней политике». Это было своеобразное предупреждение Сталина главе внешнеполитического ведомства в связи с неблагоприятным для СССР развитием международной ситуации Однако при всем своем желании Молотов ничего не мог изменить в развитии международной обстановки. Вторым сигналом стало утверждение 5 июня 1948 г. нового состава Коллегии МИДа, где Молотов оставался председателем, но был введен в качестве заместителя министра по общим вопросам А.Я.Вышинский. Наконец, 3 марта 1949 г. Молотов был снят с поста министра, а его преемником был назначен Вышинский. Показательно, что в числе новых обязанностей Молотова в Совете Министров (он сохранил пост заместителя главы правительства) было курирование министерства металлургической промышленности и министерства строительства предприятий тяжелой индустрии. Лишь спустя несколько дней он был назначен и председателем Внешнеполитической комиссии ЦК. Но реального веса в решении международных дел уже не имел вплоть до смерти Сталина.

Назначение Вышинского министром иностранных дел СССР должно было продемонстрировать вчерашним западным союзникам «смену вех» советской внешней политики, ее ужесточение. Фигура Молотова, при всех ее недостатках, зримо олицетворяла в глазах общественности западных стран сотрудничество периода второй мировой войны. Фигура Вышинского, в какую бы парадную форму ее не облачали, оставался для Запада прежде всего Прокурором, отправившим на смерть крупнейших политических и военных деятелей СССР в 30-е годы.

Таким образом, «холодная война» именно с 1948— 1949 гг. вступила в новый этап своего развития, когда началась проработка оперативных планов ведения боевых действий против друг друга как в США, так и в СССР.

Несмотря на то, что планы ведения войны, включая использование ядерного оружия против СССР существовали уже с осени 1945 г., лишь в 1948 г. были разработаны первый оперативный план стратегической авиации США, а также планы боевых действий и атомных бомбардировок «Бройлер», «Фролик», «Хэрроу» и др. Однако в условиях, когда единственным средством доставки ядерного оружия оставалась бомбардировочная авиация, США нуждались в создании сети военных баз вокруг территории СССР. Их массовое создание началось как раз с конца 40-х гг.

Военные планы США в конце 40-х гг. основывались на трех важнейших положениях: во-первых, что

BOKhm с: CC CP— реальность, earn не удастся иными средствами «отбросить социализм», во-вторых, нельзя допустить сокращения разрыва с военном и экономическом отношении между США и «советским блоком», в-третьих, США должны быть готовы нанести первыми ядерный ударт .

Летом 1948 г. американцами был разработан план «Чариотир», согласно которому война с СССР должна была начаться «концентрированными налетами с баз в западном полушарии и Англии с применением атомных бомб против правительственных, политических и административных центров, промышленных центров и отдельных предприятий нефтяной промышленности» Намечалось сбросить 133 атомных бомбы на 70 советских городов. В декабре того же года был одобрен президентом план «Троуджэн», позднее «Хафмун», «Флитвуд», «Даблстар». Менялись лишь их названия и число возможных бомб (по мере роста их количества).

Реальные контуры ядерной войны впервые проявились в период корейской войны. Теперь американцам приходилось считаться с наличием у СССР не только ядерного оружия, но и мощного военно-политического союзника в лице Китая. 15 августа 1950 г. Комитет начальников штабов США определил в качестве первоочередной задачи в случае возможного конфликта с СССР «уничтожение известных объектов, от которых зависит способность Советского Союза применять атомные бомбы».

Особенно критическим с точки зрения возможности советско-американской ядерной войны стал 1952 г. 27 января президент Трумэн заявил: «Мне кажется, что правильным решением теперь был бы ультиматум с десятидневным сроком, извещающий Москву, что мы намерены блокировать китайское побережье от корейской границы до Индокитая и что мы намерены разрушить все военные базы в Маньчжурии„. Мы уничтожим все порты или города для того, чтобы достичь наших мирных целей… Это означает всеобщую войну. Это означает, что Москва, Санкт-Петербург, и Мукден, Владивосток, Пекин, Шанхай, Порт-Артур, Дайрен, Одесса и Сталинград и все промышленные предприятия в Китае и Советском Союзе будут стерты с лица земли. Это — последний шанс для Советского правительства решить, заслуживает ли оно того, чтобы существовать или нет!»

Подобные заявления и вполне определенные планы американцев, конечно, не оставались без внимания советской стороны. В свою очередь, Сталин также исходил из возможности возникновения войны с США и готовился к ней. Документов, подобных приведенным выше американским, в архивах обнаружить не удалось. Но это вовсе не означает, что соответствующих планов ведения войны против США у СССР не было.

Взгляды Сталина на предстоящую новую войну были высказаны им уже в апреле 1945 г., еще до завершения разгрома Германии и выступления против Японии. Принимая югославскую делегацию во главе с Тито, Сталин прямо заявил: «Война скоро закончится, через 15—20 лет мы оправимся, а затем снова!». Участник этой встречи М.Джилас вспоминал: «Что-то жуткое было в его словах: ужасная война еще шла. Но импонировала его уверенность в выборе направления, по которому надо идти, сознание неизбежного будущего, которое предстоит миру, где он живет, и движения, которое он возглавляет».

Сталин не только не исключал возможность военного конфликта, но был уверен в его неизбежности и даже необходимости. Это подтверждают и его «ученики и соратники», в частности Мао Цзедун, прямо заявлявший о том, что новой мировой войны бояться не стоит, так как че не мир поидат к торжеству коммунизма.

Однако в конце 40-х гг. Сталин полагал, что время для прямого военного противостояния с США еще не пришло. СССР только в 1949 г. испытал ядерное устройство. Не было достаточного количества средств доставки. Слабой представлялась и система противовоздушной обороны страны. В то же время Сталин прилагал невероятные усилия к тому, чтобы ускорить процесс серийного выпуска ядерных бомб, разработки системы ракетной ПВО, развертывания стратегической авиации.

В подготовке новой войны Сталин исходил из неисчерпаемости людских ресурсов СССР и Китая, которые смогут обеспечить в случае необходимости захват не только всей Европы, но и Азии.

Заявления Сталина во второй половине 1952 — начале 1953 гг. о том, что скорее может разразиться война между различными капиталистическими странами, нежели между СССР и США должны были усыпить бдительность вероятного противника. Н.С.Хрущев указывая именно на этот период, отмечал, что Сталин «пытался прощупать капиталистический мир штыком».

«За кадром* оставались другие, военно-политические аспекты подготовки к возможной войне. Наряду с наращиванием своего военного присутствия в Европе, Сталин не забывал и про другие направления.

С начала 50-х гг. идет крайне высокими темпами военное строительство в восточных районах страны. Создается заполярная железная дорога в сторону Чукотки. Базы военного снаряжения создаются на Чукотке, Камчатке, побережье Северного Ледовитого океана На Чукотке была развернута 14-я десантная армия под командованием генерала Оленева, перед которой была поставлена задача в случае войны с

США провести десантные операции не только на Аляске, но и на западном побережье США Была одобрена крупномасштабная программа строительства военно-морского флота. Причина также лежала на поверхности. По свидетельству Хрущева, «пока мы не могли достать США с воздуха, следовало шире использовать моря, И Сталин поставил задачу строительства большого количества крейсеров. Мы мечтали и об авианосцах, но они оставались нам пока технически недоступными. Крейсера должны были дополняться большим количеством эсминцев и подводных лодок»'.

Сталин лично следил за созданием военной техники, которая могла бы действовать в условиях тундры и лесотундры, а также высаживать десанты в труднодоступные районы. В 1952 г. с его подачи Политбюро приняло решение о создании многоместных де-сантН'о-транспортных вертолетов Тогда же Сталин принял решение о срочном формировании 100 дивизий реактивных бомбардировщиков фронтовой авиации. Для решения этой задачи был необходим колоссальный самолетный парк. Перед авиационной промышленностью ставится сверхзадача в кратчайший срок выпустить более 10 тысяч бомбардировщиков. Значительная часть вновь создаваемых авиационных соединений размещалась на северном побережье и северо-востоке страны. Не имея военных баз вблизи США, Сталин приказал разрабатывать стратегические бомбардировщики сверхдальнего действия. Над таким самолетом трудилось, в частности КБ Мясищева. Был разработан проект самолета, способного достичь территории США. Однако возникал вопрос что делать с этими самолетами после ядерной бомбардировки США — топлива на обратный путь не было. В Политбюро обсуждались даже планы их посадки после выполнения заданий в Мексике.

угрозы совершить серию диверсионных акций против американских военных баз в Европе, в том числе и складов с ядерным оружием. Считалось, что это «подорвет американский боевой дух и американцы не смогут пользоваться своими базами в Европе».

Уже в 1950 г. советским военным руководством была принята «директива-70», в соответствии с которой нашим войскам предстояло превратить почти всю Арктику в один большой оборонительный рубеж на случай войны. В феврале 1950 г. прошли первые учения, показавшие степень готовности советских воинов к ведению войны в условиях Заполярья. Один из участников этих учений вспоминал; «Сначала нас переодели на одном военном предприятии… Потом погрузились в самолеты С-47 «Дуглас» и полетели в бухту Тикси...». В Арктике от острова Врангеля на востоке почти до Гренландии на западе в течение трех месяцев воины готовили ледовые аэродромы для советской авиации. Однако тогда они не понадобились.

Что задумывал «великий вождь» так и осталось тайной — вскоре он умер.

В отсутствие «горячей» войны, обе стороны упражнялись в пропагандистских заявлениях и демонстративных акциях, должных вызвать отрицательное общественное мнение к оппоненту в мире.

Так, палата представителей Конгресса США в 1951 г. поставила на обсуждение болезненный для СССР «катынский вопрос». Ответом на результаты этого обсуждения (в ходе которого так ничего и не удалось доказать) стала санкционированная и лично правленная Сталиным статья в «Правде» Л.Ильичева и С.Рассадина, опубликованная в сентябре. «Когда-то, совершив чудовищные убийства в Катыни, — писалось в статье, — гитлеры и Геббельсы разыгрывали следственную комедию и проливали крокодиловы слезы над жертвами своих злодеяний. Теперь американские реакционеры пытаются повторить подобную комедию. Не может быть, однако, сомнения, что их ожидает такой же позорный провал, какой настиг гитлеровских организаторов катынской провокации».

В ходе подготовки новой президентской выборной кампании 1952 г. Сталин возлагал некоторые надежды на победу Д.Эйзенхауэра. Однако после жесткого выступления генерала летом 1952 г., в котором он, по существу, выразил солидарность с позицией Трумэна по корейскому вопросу и также пригрозил СССР и Китаю силовыми методами решения политических вопросов позиция Сталина в отношении Эйзенхауэра изменилась. По его распоряжению была подготовлена редакционная статья в «Правде» под весьма знаменательным названием: «Эйзенхауэр в поход собрался...». Выдержанная в памфлетном стиле, статья содержала крайне резкие оценки и характеристики в адрес популярного американского политика. В концовку статьи Сталин дописал собственной рукой следующий характерный абзац: «Что касается угроз Эйзенхауэра против Советского Союза, то советские люди могут лишь смеяться над ними, как смеялись они в свое время над угрозами Гитлера. Говорят, что политика угроз есть оружие слабых против пугливых. Ну что же, — пусть пугает генерал Эйзенхауэр ворон на огороде, если ему так нравится эта детская забава».

Характерным в пропаганде начала 50-х гг. является все более частое сравнение вчерашних союзников СССР с Гитлером и его подручными. Это не могло не вызывать у американцев особой досады и негативного отношения. Но на это и был расчет. Кроме того, в сознании советских людей образ прежнего врага — гитлеровской Германии постепенно занимал новый — коварный американский империализм, «поджигатели войны из-за океана» и т.п.

Антиамериканская кампания еще более усилилась в связи с нараставшей волной антисемитизма. На заседании Президиума ЦК КПСС 1 декабря 1952 г. Сталин заявил, что «любой еврей — националист, это агент американской разведки. Евреи-националисты считают, что их нацию спасли США (там можно стать богачом, буржуа и т.д). Они считают себя обязанными американцам».

Правда, в самом конце 1952 г. Сталин заявил, что готов к диалогу с новым президентом США и даже соглашался на встречу с ним Однако вскоре Сталина не стало,

Д.Эйзенхауэр, вступив в обязанности президента США, 16 апреля 1953 г. выступил с программной речью, обращенной, по существу, к новым советским лидерам. Сформулированные в ней принципы должны были, по его мнению, стать основополагающими в системе международных отношений. В общих чертах они сводились к следующему 1) ни один народ (как народ) нельзя считать противником, 2) ни одна страна не может добиться собственной безопасности и благосостояния, оставаясь в изоляции, 3) каждая страна обладает неотъемлемым правом самой определять способ правления и экономическую систему, 4) не может быть спрятана попытка дюбой страны навязать силой любую форму правления, 5) прочный мир не может быть основан на гонке вооружений и страхе перед его применением.

Оценивая послевоенную внешнюю политику СССР, Эйзенхауэр отмечал, что «Советское правительство придерживалось совершенно иного взгляда на будущее В мире, каким оно себе представляло его. безопасность следовало найти не во взаимном доверии и взаимной помощи, а в силе… Целью было установление превосходства силы — любой ценой… И случилось так, что сам Советский Союз разделял и испытывал те самые страхи, которые он возбуждал в остальном мире*. Правда, Эйзенхауэр оставил без комментариев тот факт, что внешняя политика самих Соединенных Штатов в эти годы также мало совпадала с указанными им принципами.

В качестве шагов, ведущих к разрядке международной напряженности Эйзенхауэр предлагал новому советскому руководству решить проблему освобождения военнопленных, подписания договора с Австрией, завершения корейской войны, установления мира в Индокитае и Малайе, объединения Германии и формирования в ней правительства на основе свободных выборов, установления международного контроля над атомной энергией и запрещение ядерного оружия, ограничения военного производства и передача высвободившихся средств в фонд развивающихся стран и т.п Эйзенхауэр отмечал, что «новое советское руководство имеет сейчас драгоценную возможность осознать вместе с остальным миром, какая создалась опасность, и помочь повернуть ход истории». Заканчивалось его выступление призывом к советскому руководству: «Мы готовы к этому, готовы ли Вы?#ш

Последовавшие вслед за этим события показали, что советское руководство не смогло отрешиться от старых подходов во внешней политике. По-своему был откомментирован в советской печати и сам текст выступления Эйзенхауэра (который, конечно, опубликован в СССР не был). В редакционном комментарии газеты «Правда» отмечалось: «Вина за создавшееся международное положение возлагается на советскую политику… Совершенно обойден вопрос о Китае и восстановлении его национальных прав, а также обойден такой вопрос как восстановление единства Германии в соответствии с Потсдамскими соглашениями»*.

Однако, как показало последующее развитие событий, советские лидеры согласились и на мир в КореС, инн водписаниеГосудорствснУЧ го договора с Австрией, и на установление мира в Индокитае, и на освобождение военнопленных- Только советская общественность, как и прежде, должна была верить официальной пропаганде о том, что за решение всех этих проблем она должна быть благодарна именно советскому правительству, инициировавшему и добившемуся данных результатов в результате непрекращающейся «борьбы за мир».

еще рефераты
Еще работы по истории