Реферат: Рабовладение у восточных славян VIII-Х вв.

РАБОВЛАДЕНИЕ У ВОСТОЧНЫХ СЛАВЯН VIII-Х вв.

 

Важнуюинформацию о рабстве в восточнославянском обществе VIII-Х вв.поставляют арабские писатели, из чьих сведений явствует, что рабы у восточныхславян — это недавние пленники, добываемые в воинах. По известиям Гардизи,венгры нападают на славян, рассматривая их как потенциальных рабов. Славянесмотрели на венгров теми же глазами. Следствием взаимных набегов у них,согласно Марвази, было «много рабов». Свидетельство о большом количестве рабову славян содержится и в сочинении Гардизи.

Комментируяэти сообщения арабов, А.П.Новосельцев писал: «У славян в какой-то формесуществовало рабство… Об источнике рабов говорит ал-Марвази. Этим источникомбыли внешние войны, в результате которых не только славяне становились добычейвенгров (и русов) и продавались затем в Византию, Булгар и Хазарию, но и сами,захватывая пленников, обращали их в рабов. Кто и как пользовался трудом рабов,какое место занимал их труд в славянском обществе — на этот вопрос наш источникответа, к сожалению, не дает". Последние слова комментатора обусловлены,по всей видимости, его уверенностью в том, что труд рабов

уславян находил применение и поэтому занимал в славянском обществе определенноеместо. Но это — факт далеко не очевидный.

Сообщенияо рабстве у восточных славян арабские писатели дополняют рассказами о рабах урусов, принадлежащих, несомненно, к славянскому этносу. Ибн Русте говорит орусах: «Они храбры и мужественны, и если нападают на другой народ, то неотстают, пока не уничтожат его полностью. Побежденных истребляют и[ли] обращаютв рабство». Ибн Русте называет, в частности, тех, на кого нападают русы. Это — славяне: «Они нападают на славян, подъезжают к ним на кораблях, высаживаются,забирают их в плен...». О том же повествует и Гардизи, по которому русы«постоянно нападают на кораблях на славян, захватывают славян, обращают врабов...». Осмысливая приведенные свидетельства, А.П.Новосельцев пишет:«Заслуживают внимательного изучения данные о взаимоотношениях русов и славян.Последние служат объектом нападения русов и источником рабов… Очевидно, подэтими славянами следует понимать соседние русам славянские племена, им еще неподчиненные».

Нередкопленения, производимые восточными славянами, преследовали цель захвата в пленженщин и детей, как это бывало и прежде. Так ал-Масуди извещает о том, что вовремя похода русов на Каспий (909-910 гг.), «они проливали кровь, захватывалиженщин и детей, грабили имущество, снаряжали отряды для набегов уничтожали ижгли [дома]». Хазарские мусульмане, охваченные      жаждой мести, говорилипотом о русах, что те «совершили нападение на области наших братьевмусульман, пролили их кровь и увели в плен жен и детей». Точно такжепоступили русы, овладев богатейшим городом Закавказья Бердаа, разорили его и«угнали женщин, юношей и девушек, сколько хотели».

Итак,сведения, извлеченные из восточных источников со всей ясностью показывают, чтов VIII-Х вв. основную массу рабов у восточных славянпо-старому составляли иноземцы, приведенные удачливыми славянскими воинами изближних и дальних стран в качестве пленников. Можно с уверенностью сказать, чтоименно в котле войн вываривалось главным образом восточнославянское рабство.Однако по сравнению с «антской эпохой» в рабовладении указанного периоданаметились и некоторые перемены: если раньше обычное право запрещало обращениев рабство соплеменников, то теперь появились первые и едва заметные росткирабской неволи на местной почве. В рабов стали обращать за преступления инарушение нравственных норм. Некоторый свет здесь проливают все те же арабскиеписатели.

ПоГардизи, славяне, «если схватят вора, забирают его имущество, а его самогозатем отсылают на окраину страны и там наказывают». Примечательно, что этоизвестие идет вслед за сообщением о рабах у славян, в чем улавливается ихтематическая связь. О наказании вора читаем и у Ибн Русте: «Если поймает царь встране своей вора, то либо приказывает его удушить, либо отдает под надзородного из правителей на окраинах своих владений».

Врассказах Ибн Русте и Гардизи проглядывает нечто похожее на «поток иразграбление», когда человек, совершивший «разбой» или «татьбу», обращался врабство. По словам одного из исследователей первобытного права, «виновный вразбое подвергался потоку или разграблению, т. е. лишению всякой правоспособностивременно или вечно, лишению мира, при котором все имущество преступникаотбиралось, сам он изгонялся, мог даже быть отданным князем в холопство». Взаписи Ибн Русте есть одна многозначительная деталь: славянский «царь»приказывает удушить преступника. Воровство, следовательно, влекло утратувиновным права на жизнь. Тем вероятнее потеря им права на свободу и переход врабское состояние.

СообщенияГардизи и Ибн Русте позволяют высказать догадку о начавшемся среди восточныхславян обособлении рабов от массы свободных, т. е. о формировании группы людей,образующих отдельную от других членов общества социальную категорию, живущую попредписанным властями правилам и законам. Но это новообразование еще не вошлоорганически в общественную ткань и потому, вероятно, концентрация туземныхрабских элементов происходит на окраинах восточнославянских земель, а не в гущесвободного населения — знак, лишний раз указывающий на внешнее изначальноепроисхождение рабства в восточнославянском обществе. Именно так, по нашемумнению, надо понимать факт отправки славянским «царем» обращенного в рабствопреступника на периферию своих владений под надзор тамошних правителей.Общество, следовательно, допуская в особых случаях порабощение соплеменников,вместе с тем отторгает подобное порабощение, локализуя его носителей впограничье с внешним миром. К этому надо добавить, что люди, совершившиепреступление и обращенные за то в рабство, переходили в Распоряжение и, еслиможно сказать, под юрисдикцию «Царя» или его доверенных «мужей», занятых всфере Управления обществом.

Тутмы наблюдаем зарождение в восточнославянском обществе государственных форм зависимости, когда в общественное подчинение государству, олицетворяемомуверховным правителем, поступают социальные элементы, выпавшие из сферы действиятрадиционных правовых норм и оказавшиеся вследствие того под покровом нового,так называемого «княжого права». Конечно это были самые первые, чуть заметныеростки отношений, которые в эпоху Киевской Руси разовьются в целую систему.

Арабскиеавторы упоминают еще один внутренний источник рабства у восточных славян,связанный с нарушением нравственных устоев общежития. Гардизи говорит, чтославянин, когда берет себе жену, то «делает ее женой», если она окажетсядевственницей, «если же нет, то продает ее...». К сожалению, Гардизи неуточняет, кому продавалась женщина, потерявшая невинность до замужества: своимили чужим покупателям. Однако сам характер повествования (описание внутреннегоуклада жизни славян) склоняет к мысли, что у него речь идет о женоторговлесреди аборигенов, а значит, — о рабстве. Но в отличие от обращения в рабство заворовство, служившего источником формирования государственных рабов у восточныхславян, наказание невесты, скрывшей от жениха и его родичей свою девичьюнеполноценность, являлось средством развития частного рабовладения. Стало быть,различный характер нарушения завещанных предками обычаев влек за собой ввосточнославянском обществе и возникновение различных форм рабства:государственного и частного.

Есливысказанные нами предположения верны, то мы получаем свидетельства о появленииу восточных славян VIII- X вв. отдельных прослоек рабов, несколько изменившихархаический колорит общественной жизни восточного славянства.

Неследует преувеличивать социальную роль этих новых явлений, а также выискиватьисточники «внутреннего рабства» там, где их нет.   Между тем, А.А.Зиминсчитает, что Ибн Фадлан «упоминал о случаях, когда жена и дети бежавшегопредводителя обращались в рабство». Надо заметить, что А.А.Зимин не учитываетодну существенную деталь: Ибн Фадлан свидетельствовал не о славянских, а охазарских военных «предводителях» и «заместителе» кагана, которых, «если ониобратятся в бегство, приведут их [самих] и приведут их жен и их детей и дарятих другим в их присутствии, в то время как они смотрят [на это], и точно так же[дарят] лошадей, и их [домашние] вещи и их оружие, и их дворы [усадьбы], аиногда он [царь] разрежет каждого из них на два куска и разопнет их, а иногдаповесит их за шеи на деревьях. Иногда же, если окажет им милость, то сделает ихконюхами».

Стараясьнайти следы порабощения восточными славянами своих соплеменников, А. А. Зиминобращается к Гардизи, писавшему о русах следующее: «И там (у них) находитсямного людей из славян, которые служат (как рабы?) им (русам), пока не избавятсяот зависимости (рабства?)...». Гардизи, как видим, не поясняет, в какомкачестве славяне «служат» русам: рабов или нерабов. Недаром переводчиксопровождает интерполированные им в источник слова «рабы», «рабство» знакомвопроса. Положим все же, что славяне служили русам, будучи рабами. Но и тогданельзя воспринимать сообщение Гардизи как свидетельство о порабощении,соплеменников. Хотя русы и славяне Гардизи относились к одному славянскомуэтносу, но то были разные племена, жившие самостоятельной и обособленнойжизнью. Поэтому славяне-рабы у русов — тоже самое, что, скажем, анты-рабы усклавинов, или склавины — рабы у антов. Иначе, это рабы внешнего происхождения,попавшие в полон и обращенные в рабство на стороне, т. е. за пределами своегородного племени.         

Этим,однако, не ограничивается информация, которую исследователь может почерпнуть вцитированном тексте Гардизи. И тут наше внимание привлекает известие о том, чторусам служит «много людей из славян». Отсюда можно, по крайней мере, сделатьдва вывода:

1)войны внутри восточнославянского мира, сопровождаемые полонами с вытекающим изних рабством, стали довольно распространенным явлением и 2) наиболее типичнойфигурой раба-пленника у восточных славян становится свой же собрат пославянскому этносу, тогда как ранее им был чужеземец из неславян.

Немалыйинтерес для историка представляет и указание Гардизи на то, что славяне служатрусам, «пока не избавятся от зависимости». Трудно сказать, посредством чего«избавлялись» славяне «от зависимости». Легче догадаться о срочности их«службы». Из рассказа Гардизи можно заключить, что старый порядок. делающийрабство временным, продолжал в какой-то мере (быть может, в урезанном виде)действовать и в обществе восточных славян VIII-IXвв.

Отмечаяопределенные сдвиги в развитии восточно-славянского рабовладения, произошедшиена протяжении VIII-IX столетий и выразившиеся в усилении славянскогоэлемента среди рабов, появлении едва различимых зачатков внутреннего рабства ималоприметном первоначальном складывании отделенной от свободного людасоциальной категории рабов, мы должны еще уяснить, имели ли место перемены виспользовании невольников.

Ранее,как мы знаем пленники-рабы служили славянам важным средством обогащения,  источникомкоторого  были выкупы,   мощным потоком поступавшие из Византии.   Торговлярабами не играла тогда сколько-нибудь существенной роли.    В VIII-IXвв.    соотношение выкупов за пленных и торговли рабами начинает меняться всторону увеличения последней.    Применительно же к IX в. можноутверждать, что работорговля в восточнославянском обществе превратилась взаурядное дело, потеснив заметно выкупную систему.  Нельзя, конечно, недооценивать значение выкупных платежей. Достаточно сказать, что в русско-византийскомдоговоре 911 года вопросу о взаимном выкупе пленных уделено серьезноевнимание.   И все-таки торговля рабами-пленниками выходит, пожалуй, на первоеместо, что, разумеется, было вызвано соответствующими причинами, главная изкоторых состояла, на наш взгляд, в особенностях военно-политических отношениймежду восточнославянскими племенами рассматриваемого времени и в обусловленномэтими особенностями изменении этнического состава «полоняников», удерживаемых врабстве восточными славянами.

НаVIII-начало X в. падает все возрастающая племенная консолидациявосточного славянства, стимулируемая ростом населения, миграционнымипроцессами, усиливающейся внешней опасностью и другими факторами. Этаконсолидация «овеществлялась» в союзных организациях различных уровней.Первоначальной формой был союз родственных племен. Затем племенные союзысоединялись в союзы союзов, или суперсоюзы. Создание межплеменных объединенийявлялось отнюдь не простым занятием.    Оно протекало во взаимной борьбе исоперничестве племен за лидерство, что нередко выливалось в ожесточенные войныи конфликты, сопровождавшиеся многочисленными полонами. Эти полоны, помимоистребления боеспособного населения и разорения земли врага, производились сцелью ослабления соперника. В результате удачливые племена, господствующие вплеменных союзах, накапливали большое количество пленников-рабов,  использование которых внутри племени-завоевателя наталкивалось на некоторыесерьезные и непреодолимые затруднения. Во-первых, не было условий для более илименее широкого применения рабского труда в производстве. Во-вторых  концентрация на территории победившего племени представителей соперничающих иливраждебных племен была весьма опасна.    Поэтому надо  было убрать ихподальше.    Удобным каналом, по которому уходил на сторону этот «горючийматериал», явилась внешняя торговля.

Итак,конкретно-исторические реалии восточнославянской истории VIII-началаX в., выразившиеся в сложных военно-политическихпроцессах, связанных с образованием межплеменных союзов, вызвали двасущественных изменения в сфере местного рабства: славянизацию рабского составаи расширяющуюся продажу пленных.

Раб-пленникпревращается в привычный предмет торговли. А.А.Зимин придерживается иноговзгляда, полагая, что относительно даже IX в. «источникине дают нам основания для подобного утверждения». Историк считает, что еще в IX в.славяне «принимают участие в работорговле только в качестве«страдательного» элемента, как объект продажи, товар-добыча,захваченная чужеземцами».    Среди прочих восточных писателей он цитирует ИбнРусте, чтобы подкрепить свою мысль. А.А.Зимин пишет:   «В книге«Драгоценные ценности» (30-е годы X в.) Ибн Рустеиспользовал источники второй четверти IX в.   Поэтому он еще отмечалпатриархальное отношение к рабам,  существовавшее у русов. «Когда онинападают на другой народ, то не отстают, пока не уничтожат его всего. Женщинамипобежденных сами пользуются, а мужчин обращают в рабство», причем «с рабами обращаются хорошо».     Здесь  бросается в глаза сходство с византийскимипамятниками (Прокопий,  Маврикий).    Примечательно, что Ибн Русте, перечисляятовары, которыми торгует Русь, как и ал-Масуди и другие авторы, говорит толькоо мехах, но не о рабах».

Надосказать, что А. А. Зимин проявляет здесь досадную торопливость, обходявниманием сообщение Ибн Русте, согласно которому русы, нападая на славян,«забирают их в плен, везут в Хазаран и Булкар и там продают». Далее Ибн Рустеговорит, что «единственное их (русов. — И. Ф.) занятие торговля соболями,белками и прочими мехами, которые они продают покупателям». Означает ли это,что среди товаров, которыми торговали русы, отсутствовали рабы? Нет, неозначает. О торговле русов пленниками-рабами Ибн Русте, как мы только чтоубедились, свидетельствует с полной определенностью, хотя в самом его перечнетоваров, какими торгуют русы, рабы не фигурируют. Вот почему следует относитьсяс осторожностью к известиям других восточных авторов, говорящих о продажерусами лишь мехов. В этом смысле текст из сочинения Ибн Русте является серьезнымпредостережением от поспешных выводов. К тому же мы располагаем прямымиуказаниями письменных памятников на работорговлю,

практикуемуювосточными славянами ранее X в.

Вгруппе восточных источников о трех «центрах" или племенах" Руси,содержащих сведения о русах IX в., привлекает внимание отрывок из сочинения ИбнХаукаля, где говориться, что из Арсы     вывозят «черных соболей, черных лисици олово (свинец?) и некоторое число рабов". Ибн Хаукаль имеет в виду,конечно, русов, поскольку в Арсу путь посторонним, по его словам, заказан ижители этой земли «убивают всех чужеземцев, приходящих к ним. Сами же ониспускаются по воде для торговли и не сообщают ничего о делах своих и товарахсвоих и не позволяют следовать за собой и входить в свою страну».

Раффельштеттинскийтаможенный (мытный) устав, составленный около 903-906 гг., упоминает купцов изругов (русов), которые платили подати «с одной рабыни по тремиссе» («столько жеза жеребца»), а «с каждого раба по сайге» («столько же за кобылу»). Этот уставзапечатлел порядки, существовавшие в IX в.

Давноналаженной выглядит работорговля русов в описаниях путешествовавшего в 921-922гг. по Волге Ибн Фадлана, который сообщает, что «царь славян», т.е. верховныйправитель Волжской Булгарии, берет с каждого десятка рабов, привозимых в его«государство» для продажи русами, «одну голову». Русы-работорговцы «прибываютиз своей страны" и причаливают свои корабли на Атыле, — а это большая река– и строят на ее берегу большие дома из дерева. И  собирается [их] в одном[таком] доме десять и двадцать меньше или больше. У каждого [из них] скамья, накоторой он сидит, а с ними [сидят] девушки-красавицы для купцов».   Наканунеторга русы совершают моления, подойдя «к длинному воткнутому [в землю] бревну,у которого [имеется] лицо, похожее на человека, а вокруг него маленькиеизображения, а позади этих изображений длинные бревна, воткнутые в землю». Онивзывают к своему богу:   «О мой господь, я приехал из отдаленной страны, и сомною девушек столько-то и столько-то голов… Я желаю, чтобы ты пожаловал мнекупца, имеющего многочисленные динары и дирхемы, чтобы он покупал у меня всоответствии с тем, что я пожелаю, и не прекословил бы мне ни в чем, что яговорю». Судя по всему, Ибн Фадлан описывает многолетний опыт торговли русов невольниками,уходящий своими истоками в IX столетие.

Оподобной работорговле русов, налаженной длительным временем сообщает КонстантинБагрянородный, рассказывая о закованных в цепи рабах, привозимых русскимикупцами для продажи в Константинополь. Среди этих рабов были не только «крепкиемужчины и юноши, но и дети, и девушки, и женщины». По словам Г. Г. Литаврина.«формы организации торговых экспедиций русов в империю представляли собойсложившуюся и четко отработанную за многие годы во всех своих звеньях систему».

Такимобразом, продажа восточными славянами рабов на внешнем рынке делается обычнойесли не в VIII, то в IX столетии, превращаясь со временем в доходную отрасль«хозяйственной деятельности» социальной верхушки Киевской Руси. Рабы, будучиживым товаром, составляли богатство, сохранение которого требовало бережного сними обращения. Ибн Русте пишет о русах: «С рабами они обращаются хорошо изаботятся об их одежде, потому что торгуют (ими)». А.А.Зимин увидел тут»патриархальное отношение к рабам", сходное с тем, что запечатлеливизантийские памятники (Прокопий, Маврикий).

Аналогичнорассуждает Л.В.Данилова. Указав на сообщение Маврикия о переводе славянами поистечении определенного срока своих рабов на положение «свободных идрузей», она замечает: «О патриархальном отношении к рабам говорится и у болеепоздних авторов. Ибн Русте, использовавший в своей книге источники первойполовины IX в., пишет, что славяне с рабами обращаютсяхорошо»» Мы не можем согласиться с названными исследователями, посколькузаботливость русов о рабах, хорошее обращение с ними объяснялось, на нашвзгляд, не старыми «патриархальными» нравами и традициями, а новым порядкомвещей, явившимся

следствиемразвития массовой работорговли, изменившей прежнее отношение к рабам, которые врезультате наступивших перемен постепенно теряли (чем дальше, тем больше)возможность получить через определенное время статус «свободных и друзей»,оставаясь в бессрочной неволе. Чтобы продать раба, надо было придать емухороший, так сказать, товарный вид. Именно этим были озабочены работорговцы, очем в источнике сказано со всей ясностью: русы заботятся об одежде невольникови хорошо с ними обращаются, «потому что торгуют ими". Приведенные данныепозволяют утверждать, что подавляющая часть рабов, приобретаемых восточнымиславянами посредством полонов, поступала на внешний рынок, но какая-то частьпленников-рабов находилась при господах, образуя их окружение. Онииспользовались в качестве слуг прежде всего знатными людьми.

Интересные,хотя и единичные примеры на сей счет находим в русском эпосе, в частности, вбылине о молодости Чурилы.

Этабылина повествует о нападении на владения полян враждебного славянского племениво главе с Чурилой и об ответном карательном походе из Киева, организованномкнязем Владимиром. В былине цель похода затемнена позднейшими наслоениями, посмыслу которых Владимир снаряжается для судебного разбирательства, чтосовершенно не вяжется с положением Чурилы и его людей как «неведомых», т. е. невходящих в состав Полянского племени. В ряде вариантов былины военный характеракции Владимира выражен со всей определенностью:

Тут солнышко ладился (латился),

Поскорей Владимир кольчужился,

И брал любимого подручника,

Старого казака Илью Муромца,

Брал и княгиню Опраксию,

И поехал к Чурилушке во Киевец.

Былинное«кольчужился» не оставляет сомнений относительно того, что речь идет именно овоенном предприятии киевского князя.

Иногдав роли «подручников» вместо Ильи Муромца выступают другие русские богатыри:

Втапоры Владимер-князь и со княгинею

Скоро он снаряжается,

Скоря тово поездку чинят;

Взял с собою князей и бояр

И магучих богатырей: Добрыню Никитича

И старова Бермята Васильевича,

Тут их собралось пять сот человек

И поехали к Чурилу Пленковичу.

Важнуюинформацию заключают варианты, в которых воины князя Владимира выступаютбезымянно:

            Тутасолнышко Владимер стольне-киевский

            Выбираетлучших товарищей,

            Князейи бояр, захватил он русских богатырей,

            Набралпартию да людей семдесят,

            Смолодой княгинею он прощается,

            Впуть-дороженьку да снаряжается.

Приведенныетексты позволяют высказать предположение о том, что с точки зрения социальнойструктуры войско Владимира не было однородным.   Оно состояло из знатных ипростых воинов, т. е. представителей общественной верхушки и рядового люда.  Перед нами, следовательно, поход воинства полянской общины против враждебногоплемени Чурилы, поход, подобный многим из тех, что запечатлены Повестьювременных лет.

ВоиныЧурилы не могли противостоять киевской рати, чем и объясняется дальнейшая егослужба Владимиру. В большинстве былинных вариантов Чурилу побуждает к службекнязь Владимир. Внешне это выглядит как приглашение, а по существу естьпринуждение. Во всяком случае, нотки приказа здесь звучат явственно: «ВтапорыЧурила князя Владимира не ослушался». Характерно и то, что служба Чурилыотождествляется с бедой:

            Ктоот беды откупается,

            АЧурила на беду накупается.

            Даиной от беды откупается,

            АЧурила на беду и нарывается.

СлужбаЧурилы связана с дворцовым хозяйством Владимира. Сперва он служит«курятником»: «И живет-то Чурила во Киеве у князя Владимира вкурятниках». Затем мы видим его «стольником», который«ходит де ставит дубовые столы», т.е. выполняет обязанности простогослуги. Все, что делает Чурила, в  былине называется «работушкой»: ГоворитВладимир стольнекиевский:

            Тебедам работушку да стольником,

            Стольникомда чашником,

            Расставляй-ко,молодец, столы дубовые,

            Полагай-кочаши золоченый,

            Наливай-кояствушки сахарнии,

            Анапиточки да все медвяные,

            Станови-тковина заморский.

Вкняжеском доме Чурила только слуга, почему он за стол не садится, а лишь вокругстолов «похаживает», иначе — прислуживает. Гостей Чурила обслуживает снеобыкновенной легкостью, красотой и изяществом. «Княженецкие жены» имлюбуются, а у «молодой княгинишки Опраксии», супруги Владимира, голова кругомпошла, хлеб в горле застрял и вино «во рту застояла-си». Апраксия обращается кмужу с весьма рискованной и столь же сомнительной просьбой:

            СминиЧурилушки работушку,

            Ане стольником-то быть ему, не чашником,

            Абыть ему до постельником,

            Чтобыв нашей-то да светлой спаленки

            Убиралбы кроваточки тисовые,

            Постилалбы перинушки пуховые,

            Покрывалбы одеяла соболиные.

Князьразгневан, чувствуя себя опозоренным перед гостями. Но Апраксия не отстает отнего:

            Еслине возьмешь Чурилы во постельники

            Оберегатькроваточки тисовые,

            Расстилатьперинушки пуховые,

            Товозьми Чурилу в рукомойники;

            Встанупо утру да ранешенько,

            ЧтобЧурилушко да сын Плёнкович

            Наливалмне воду в рукомойничек,

            Подавалбы полотенышко камчатое.

Опасаясьза свою супружескую честь, князь Владимир решил держать Чурилу подальше отАпраксии и сделал его «зазывальщиком»:

           

            Тыезди-тко по городу по Киеву

            Зазыватьгостей да на почестный пир

            Тыкнязей, бояр да и с жонами,

            Абогатырей да одиноких

            всехкупцов, людей торговыих.

Служба«зазывальщиком» — последняя «работушка — которую выполнял Чурила прикняжеском доме.   Владимир отпускает его со словами:

            Дапремладьй Чурило ты сын Пленкович!

            Дабольше в дом ты мне не надобно.

            Дахоша в Киеви живи, да хот домой поди

            Дапоклон отдал Чурила да и вон пошол.

Такимобразом, былина о молодости Чурилы рисует военное противоборство племенногосоюза полян с каким-то соседним восточнославянским племенным объединением, врезультате которого Полянский князь одержал победу и взял в плен вождя извражеского стана, отправив его в Киев, где он, низведенный до рабскогосостояния, должен был прислуживать киевскому князю. Былина, следовательно,позволяет увидеть, какое применение находили пленники-рабы в повседневной жизнивосточнославянской знати. Вместе с тем она свидетельствует и о том, чтопрактика срочного рабства с присущим ей отпуском невольников на свободу поистечении определенного времени, еще не исчезла полностью из социальной жизнивосточных славян, что нами уже отмечалось на материале показаний другихисточников.

Надосказать, что не только с целью бытовых услуг восточнославянская знатьобзаводилась рабами-пленниками. Не менее существенными были соображенияпрестижа в обществе, укрепление социального статуса, ибо, как верно говорилГ.Нибур, «на низших стадиях культуры человек не может выстроить дворца,или держать автомобиль, или покупать картины и может выказать свое богатствонароду, только окружив себя большим количеством людей или домашнихживотных». В древних обществах «обладание  большим количеством рабовслужит признаком отличия», оно, «подобно всякой другой собственности, указываетна богатство, а где рабы приобретаются посредством захвата на войне — намужество владельца».

Каки прежде, обращаемых в рабство пленников восточные славяне использовали длявоенных целей. Но если раньше рабы-пленники как бы восполняли убыль родовыхотрядов и племенного войска, то теперь они группировались вокруг отдельных лиц,прежде всего вождей и правителей, сбиваясь в боевые дружины, выступавшиенередко в качестве личной гвардии властителей. Яркой иллюстрацией тому являетсярассказ Ибн Фадлана о царе русов: «Один из обычаев царя русов тот, что вместе сним в его очень высоком замке постоянно находятся четыреста мужей из числабогатырей, его сподвижников, причем находящиеся у него надежные люди из ихчисла умирают при его смерти и бывают убиты из-за него». Умерщвление«сподвижников» царя после его смерти — верный признак их рабского состояния.Принадлежность рабов-«сподвижников» к соплеменникам князя, судя по всему,исключается.

Нечтопохожее открывается в отроках, состоявших при княгине Ольге. Летописец,изображая сцену тризны по князю Игорю, устроенной вдовствующей княгиней вДревлянской земле, говорит: «И повеле людем своим съсути могилу велику, и якососпоша, и повеле трызну творити. Посем седоша деревляне пити, и повеле Ольгаотроком своим служити пред ними… И яко упишася деревляне, повеле отрокомсвоим пити на ня, а сама отъ-иде кроме, и повеле дружине своей сечи деревляны;исе-коша их 5000». Отроки, как видим, — слуги. Но они выполняли и военныефункции, входя в княжескую дружину на правах младших ее членов. Служебная рольотроков проглядывает также в сюжете о греческих дарах князю Святославу: «И поведошаСвятославу, яко придоша грьци с поклоном. И рече: «Въведете и семо».Придоша и поклонишася ему, и положиша пред ним злато и паволоки. И речеСвятослав, кроме зря, отроком своим:«Схороните»". Отрокиприслуживают князю, но наряду с этим являются и его ближайшим вооруженнымокружением. Сама по себе служба отроков есть признак рабской зависимости.

Весьмасимптоматично, что в старославянском, чешском и словацком языках слово«отрок» означало раб.

Этимологияэтого слова приподнимает завесу над происхождением рабства отроков. По мнениюлингвистов, оно, будучи общеславянским, образовано с помощью отрицательногопрефикса от- («не») от рок, «говорящий». Отсюда отрок — неговорящий,бессловесный." Обычно данное значение истолковывают как не говорящий, т.е.«не имеющий права речи, права голоса в жизни рода или племени, не имеющий праваговорить на вече». Однако можно предположить и другое. Вполне возможно, что вдревности отроками славяне называли не только детей, но и тех, кто не умелговорить на славянском наречии — пленников из чужих, неславянских земель. Вэтой догадке мы опираемся на мнение выдающегося знатока славянских древностейЛюбомира Нидерле, который писал: «Слово отрок (otrok)первоначально означало того, кто не умеет говорить, и отсюда легко объяснить, почемуим назывались и дети и иноплеменные пленные". Еще раз возвращаясь к даннойтеме, Л.Нидерле отмечал, что поначалу отроками называли тех, «кто не умелговорить, то есть и детей и чужеземных работников». Отроки, стало быть,составляя разряд военных слуг князя, свою родословную вели от рабов-пленников.Они, конечно, не являлись новообразованием X в. Ихпоявление при восточнославянских князьях надо, вероятно, связывать свозникновением в IX в. постоянных княжеских дружин.

Полагаем,что сказанного вполне достаточно, чтобы заключить о наличии у восточных славянобращенных в рабство пленников, используемых в военном деле.

Ещеодна сфера приложения рабского «труда» у восточных славян VIII-Хвв. — наложничество, доставшееся в наследство от предшествующих времен. То быладоступная всем (от рядовых до знатных) форма использования пленных женщин. Порассказу Ибн Русте, славянский царь ежегодно объезжает подвластных ему людей.«И если у кого из них есть дочь, то царь берет себе по одному из ее платьев вгод, а если сын, то также берет по одному из платьев в год. У кого же нет нисына, ни дочери, то дает по одному из платьев жены или рабыни в год». Заменаплатья жены на платье рабыни не оставляет сомнений в том, что под последнейнадо разуметь наложницу.

Б.А. Рыбаков, осмысливая свидетельство Ибн Русте, замечал, что «рабыни есть дажеу простых людей». С этим замечанием ученого следует согласиться. Известие ИбнРусте, действительно, дает основание говорить о наличии наложниц у самыхшироких кругов восточнославянского люда. Тем более не приходится сомневаться втом, что наложницы из рабынь являлись непременной частью досуга знати. К томуже у знатных лиц, по всему вероятию, наложниц было больше, чем у рядовыхсоплеменников. Особенно отличались в этом отношении властители. Ибн Фадланрассказывает, что ложе царя русов «огромно и инкрустировано драгоценнымисамоцветами. И с ним сидят на этом ложе сорок девушек для его постели. Иногдаон пользуется как наложницей одной из них в присутствии своихсподвижников...»

Вспоминаетсяи князь Владимир Красное Солнышко, который имел 300 наложниц в Вышгороде, 300 вБелгороде и «200 на Берестове в селци». Сам Владимир был«робичичем», т.е. сыном Святослава от рабыни. Нам она известна. Это — Малуша, «ключница» княгини Ольги. Любовные подвиги царя русов и князяВладимира, описанные Ибн Фадланом и древнерусским книжником, связаны,безусловно, с традициями, уходящими в глубь времен и обусловленными не столькополовыми наклонностями правителей, сколько архаическими представлениями о ролии назначении носителей власти.

Древниелюди верили, что жизнь и душа вождя «симпатическими узами связана сблагосостоянием всей страны, что в случае его заболевания или старения заболеети перестанет размножаться скот, урожай сгниет в полях, а эпидемия унесет людскиежизни… Весьма симптоматичен в этой связи тот признак одряхления, которыйрешает участь правителя, а именно его неспособность сексуально удовлетворитьсвоих многочисленных жен, другими словами, продолжать род». Отсюда становитсяпонятной пикантная подробность, сообщаемая Ибн Фадланом: соитие царя русов сналожницами в присутствии своих «сподвижников», чем удостоверялась физическаясила царя и, следовательно, его споспособность дать управляемому им народублагоденствие, Своеобразной проверкой потенций правителя являласьмногочисленность жен (наложниц) царя русов и князя Владимира. О последнемлетописец судит с точки зрения христианской морали, обличая в нем женолюбца,«побежденного похотью женской». Летописатель либо ничего не понимал,либо делал вид, что ничего не понимает. В действительности же общение сомножеством наложниц — это вменяемая в обязанность обычаем тяжелая работа,подтверждающая право царя и князя на власть. По опыту различных древних народовизвестно, что именно наложницы-жены первыми оповещали о наступающей слабостиправителя, подводя роковую черту под его карьерой.

Мыдалеки от того, чтобы в случае с царем русов и особенно с князем Владимиромусматривать проявление древних верований в их первозданном свойстве. Скореевсего время и обстоятельства внесли здесь свои изменения, деформировав старыепредставления. Но они, несомненно, еще сказывались на поведениивосточнославянских властителей, причем не только высших, но и рангом пониже. Врезультате устанавливается еще одна из внутренних потребностейвосточнославянского общества в женских полонах.

Наконец,пленники-рабы удовлетворяли религиозные нужды восточных славян в качествекровавых жертв, приносимых языческим богам. Человеческие жертвоприношения былидовольно распространенным явлением у восточных славян, о чем судим по известиямвосточных писателей. Согласно Ибн Русте, среди русов находились «знахари, изкоторых иные повелевают царем как будто они их (русов) начальники. Случается,что они приказывают принести жертву творцу их тем, чем они пожелают: женщинами,мужчинами, лошадьми. И если знахари приказывают, то не исполнить их приказанияникак невозможно. Взяв человека или животное, знахарь накидывает ему на шеюпетлю, вешает жертву на бревно и ждет, пока она не задохнется, и говорит, что этожертва богу».

Отом же пишет Гардизи: «Есть у них знахари, власть которых распространяется и наих царей. И если знахарь возьмет мужчину или женщину, накинет им на шею веревкуи повесит, пока те не погибнут и говорит «это указ царя», — то никтоне говорит ему ни слова и не выражает недовольства». Ибн Русте и Гардизи неуточняют, кого знахари приносили в жертву: соплеменников иличужеземцев-пленников. Зато Лев Диакон, о свидетельстве которого уже шла речь,сообщает, как русы, совершая обряд похорон, закололи «по обычаю предковмножество пленных, мужчин и женщин". В Повести временных лет под 983г.читаем: «Иде Володимер на ятвягы, и победи ятвягы, и взя землю их. И иде Киевуи творяше требу кумиром с людьми своими".

ПоходВладимира на ятвягов был, как видим, успешным. Несомненно, что он сопровождалсязахватом пленников часть которых по возвращении в Киев князь принес в жертву«кумирам». Так позволяет думать применяемый летописцем термин «треба», которыйв другом летописном тексте напрямую связан с человеческими жертвоприношениями:«И жряху им (кумирам — Я. Ф.), наричюще я богы, и привожаху сыны своя и дъщери,и жряху бесом, и оскверняху землю требами своими».

Вернувшийсяиз удачного похода Владимир совершил кровавую благодарственную жертву кумирам,даровавшим ему победу. Значит, рабы-пленники служили русам необходимымматериалом для отправления языческого культа, что также вызывало потребность«ополонений».

Прослеживаяв источниках свидетельства о захвате восточными славянами пленных с цельюудовлетворения военных, религиозных, бытовых и брачных нужд, а также радиобогащения посредством «пленопродавства» и для повышения престижа в обществе,мы не находим в письменных памятниках указаний на использование пленников-рабовв производстве. Если характеризовать их положение с точки зрениясоциально-экономической, то следует сказать, что перед нами рабы, занятые всфере прислуживания своим господам, т. е. в непроизводственной сфере. Такпродолжалось, по крайней мере, до X столетия, когда древнерусскиекнязья стали обзаводиться селами, где велось промысловое хозяйство. Кто жил вкняжеских селах, были ли они населены постоянными жильцами, мы не знаем,поскольку не имеем на сей счет никаких сведений. Правда, некоторые историкиполагают, что там находились представители  покоренных Киевом соседнихвосточнославянских племен.

Данноепредположение вполне вероятно. Во всяком случае, исторический опыт древнихнародов показывает, что пленников нередко «сажали на землю в специальныхпоселках и взимали с них дань продуктами земледелия и ремесла». В этой связиопределенный интерес представляют наблюдения Б.А.Тимощука, касающиеся селения,расположенного  поблизости от  Ревнокского городища на Волыни.   По мнениюученого, в этом селении-спутнике, помимо ремесленников, находились землевладельцы-смерды,эксплуатируемые обитателями соседствующей крепости, которых он относит ксоциальной верхушке.   «Восточнославянское население, — пишет Б. А. Тимощук, — могло попасть в зависимость от княжеско-дружинной знати в процессе«окняжения» той или иной территории, который сопровождалсяликвидацией общинных центров». Окняжение общинной земли с освоением живущего наней земледельческого люда — историографический миф, легший в основу теории,доказывающей существование в Киевской Руси государственного феодализма.   Еслиидея Б. А. Тимощука о смердьем составе населения в Ревно верна, то разгадкупоявления занимаемого им поселка следует искать не на путях мнимого«окняжения», а в другой, более исторически реальной плоскости.

Л.В.Данилова,развивая мысль Б. А. Тимощука, говорит: «Обособленность поселений ремесленникови сельчан, обслуживавших потребности крепости, а также меньшее число остатковна месте их жилищ, по-видимому, предполагает их известное неравноправие. Б. А.Тимощук увидел в сельчанах, обязанных выполнять какие-то повинности в отношенииобщинной верхушки и военно-дружинного слоя предшественников древнерусскихсмердов. Хотя полемика по поводу социального статуса смердов, называемыхРусской Правдой летописью и другими источниками, еще продолжается, и конца ейне видно, совершенно ясно, что это достаточно широкий слой зависимогонеравноправного населения, истоки формирования которого уходят в глубь веков.Гипотеза Б. А. Тимощука о зависимом статусе сельчан, населявшихспутники-городища, приобретает особую убедительность в свете вывода И. Я.Фроянова о том, что смерды Киевской Руси-люди зависимые и не принадлежащие кместной общине, скорее всего пленники. Сходное предположение может бытьвысказано и в отношении ремесленников, приставленных обслуживать нуждыгородища».

Л.В. Данилова, принимая наш взгляд на смердов как иноплеменников, приведенных вкачестве полона и поселенных на земле победителей, вносит соответствующуюпоправку в построения Б. А. Тимощука, перенося центр тяжести с вопроса овнутриплеменном принуждении на проблему господства и подчинения в межплеменномаспекте. И это правильно, ибо, как разъясняет сама исследовательница,«появление социального неравенства внутри родовых общин, родов, племен и другихобъединений, связанных кровнородственными отношениями, было затруднено». Вотпочему «оно возникало прежде всего во взаимоотношениях отдельных общностей».Здесь, как нам кажется, лучше следовало бы сказать, что появление социальногонеравенства внутри родственных союзов было «не затруднено», а исключено, чтооно поэтому возникало не «прежде всего», а только во взаимоотношениях отдельныхобщностей. Возникновение социального неравенства внутри названных общностейпроизойдет с распадом кровнородственных объединений и с устройством общества натерриториальных началах.

Б.А.Тимощукпытается обнаружить соседскую общину у восточных славян X в.и, таким образом, представить появление поселений зависимых землевладельцев какследствие внутренних процессов, переживаемых восточнославянским обществом. Но витоге он дает противоречивую картину, в которой не различить внутреннеепринуждение от внешнего порабощения. Ученый пишет: «Итак, конкретныеархеологические материалы и свидетельства письменных источников позволяютсделать вывод о том, что часть местного (восточнославянского) населенияпопадала в зависимость от княжеско-дружинной знати в процессе ликвидацииобщинных центров. Конечно, в тягшую зависимость население попадало и по другимпричинам. Но в ранний период строительства княжеских крепостей основную массузависимого восточнославянского населения составляли те жители, которыеоказывали сопротивление приходу новых феодальных порядков и попадали взависимость как пленные, но были наделены землей и эксплуатировались каккрестьяне. Зависимое население жило отдельными поселениями (они в летописяхупоминаются как княжеские села), которые чаще всего располагались вблизикняжеских крепостей, и на их территории сохранялись по традиции общинныепорядки». Весьма сомнительно, чтобы пленники, поселенные в специальных поселках,расположенных рядом с «княжескими крепостями» сохраняли «общинные порядки». Этипленники — не общинники, а рабы, находившиеся под жестким контролем княжескихнадсмотрщиков и жившие по установлениям своего владельца. Никоим образом нельзяговорить об их феодальной зависимости. Они состояли в рабской неволе.

Отвергаянекоторые построения Б. А. Тимощука, мы, однако, считаем достаточноправдоподобным его предположение о наличии на Руси X в. поселений спленниками, работающими в княжеском хозяйстве. Косвенно это подтверждают, какуже отмечалось нами, летописные сообщения о селах, принадлежащих киевскимкнязьям. Надо думать, что эти села не пустовали, а населялись. По условиям жетого времени населить их можно было только инородцами, или пленниками, посколькуформирование зависимого люда на внутренней, местной почве не имело под собоюнеобходимых социально-экономических оснований. Факты, хотя и единичные,укрепляют нас в этой мысли.

ВИстории В. Н. Татищева читаем о князе Святославе, который «ясы и косоги победил»и «много привел в Киев на поселение». Эта запись содержится  во второй редакциитатищевской Истории. В первой редакции она выглядит несколько иначе: «И ясыпобеди, и косоги, и приведе я многи ко Киеву». О поселении пленников здесь, какубеждаемся, ничего не говорится. Но в примечании к данной записи В. Н. Татищевзамечает, что «козары и косоги по завоевании переведены были и поселены околоКиева». Отсюда заключаем: в Киевской Руси середины X в. поселениепленников на землях полянской общины становится более или менее обычным делом.Местом поселений могли быть и княжеские села. По нахоженному предшественникамипути шли князья Ярослав и Мстислав, когда в 1030 г. «собраста вой мног, идостана Ляхы, и заяста грады червеньскыя опять, и повоеваста Лядьскую землю, и многыляхы приведоста, и разделивша я. Ярослав посади своя по Ръси, и суть до сегодне».

Итак,мы считаем вероятным, что часть приводимых с войны пленников-рабов восточныеславяне поселяли на собственной племенной территории. При этом преследовалисьразные цели: военно-оборонительные, если пленников размещали на южномпограничье со степняками (например, по Роси), и производственные, еслиприведенный «полон» сажали на владельческую землю, именуемую селами.

Возвращаяськ восточнославянскому рабовладению, надо сказать, что по сравнению с «антскимпериодом» на протяжении VIII-Х столетий в институте рабства у восточных славянмногое переменилось. Появилось бессрочное рабство, хотя сохранялось и прежнееограничено" определенным временем рабское состояние. Но постепенно необычай, а воля господина определяет судьбу раба, что также переходило в обычаи,давший позднее право рабовладельцу распоряжаться жизнью и смертью тех, ктонаходился у него в рабской зависимости.

Кчислу новых явлений следует отнести зачатки внутреннего рабства, впрочем,весьма слабые и маловыразительные.

Ещеодна перемена состояла в том, что рабы из подвижной и неустойчивой группы,растворявшейся в свободном населении, мало-помалу соединялись в отдельнуюсоциальную категорию, послужившую основой для развития рабовладельческогоуклада.

Новымбыло и то, что рабы приобрели меновую стоимость и мощным потоком хлынули навнешний рынок. Есть достаточно данных, чтобы говорить о значительном подъемеработорговли у восточных славян IX-Х вв. Если в прежнюю эпоху выкуп из рабствапреобладал над торговлей рабами, то с этих пор превалировать начинают торговыесделки живым товаром. Причем, хотя и очень медленно, но шаг за шагомразвивается внутренняя работорговля, достигшая в X в. некоторыхуспехов.

Несколькоразнообразнее стало использование рабов: за них получали выкуп, ими торговали(преимущественно на внешнем рынке), применяли в качестве воинов  и слуг,приносили в жертву языческим богам, их копили ради повышения престижа вобществе, широкое распространение получило наложничество рабынь.

Висточниках вплоть до X в. не прослеживается эксплуатация рабов впроизводстве. Предположительно, конечно, можно думать, что пленники-рабы,приводимые домой простыми восточнославянскими воями, включались в производственнуюдеятельность и трудились вместе и наравне с другими членами семейно-родовыхколлективов в тех краях, куда забросила их судьба. С X в. появляютсяпервые признаки использования труда рабов-пленников в княжеских селах. Но вцелом рабский труд не играл сколько-нибудь заметной роли в экономикевосточнославянского общества, и потому едва ли можно говорить о наличии увосточных славян VIII-X вв. рабовладельческого хозяйственного уклада.

Необходимоеще раз подчеркнуть, что восточнославянские рабы указанного времени — вподавляющей массе бывшие пленники. Внутреннее рабство едва только прорастало,будучи практически неприметным. Войны — единственный, в сущности, источникпополнения рабов в восточнославянском обществе.

Обращениев рабство пленников являлось своеобразной формой эксплуатации одних племенныхобщностей другими. Это означает, что социальное неравенство у восточных славянне имело еще внутренних стимулов и было локализовано в области межплеменныхотношений.

Нельзятакже забывать, что в пленениях находило выражение также превосходствосверхчувственных потенций того или иного этнического образования над своимисоседями. Следовательно, побудительные мотивы полонов возникали не только вматериальной, но и в духовной сфере.

Раб-пленникявлялся наиболее древней фигурой зависимого люда на территории, занятойвосточным славянством. Естественно предположить, что в древнерусских письменныхисточниках он должен быть упомянут прежде, чем какой-нибудь представитель иныхгрупп зависимого населения. Ивот тут наше внимание привлекают термины «челядь», «челядин».

еще рефераты
Еще работы по истории