Реферат: Владимиро-Суздальское княжество

Раздробленная Русь… Ослабленная, ограбленная, истекающаякровью в братоубийственных распрях и, казалось, бессильная постоять за себя. И,однако, когда папская курия, решив, что разобщенный народ можно подчинить еевлиянию, обратилась с этой целью (как к ближнему соседу Руси) к краковскомуепископу Матвею, тот опроверг такие надежды: “Русский народ своеймногочисленностью, подобный звездам, не желает сообразоваться ни с латинской,ни с греческой церковью”.

То было благодатное наследие киевского величия. Значит,несмотря на беду, этот народ сохранял единую волю, верил в свои силы. Вот этуверу и воспел автор “Слова о полку Игореве”.

Во всех княжествах, во всех городах работали русскиехудожники. Их творчество уже далеко не всегда анонимно. Из русских зодчих XI в. мы знаем только вышгородских “древоделей” Молонега иЖдана-Николу. История следующего столетия сохранила нам намного больше имен вразных областях искусства. Славный зодчий смоленского князя Рюрика, имевшего“любовь несытну о зданиях”, Петр Милонег, строивший и в Киеве, и в Чернигове.Зодчий Петр, строитель знаменитого Георгиевского собора в Новгороде.Новгородский зодчий Коров Яковлевич. Зодчий Иоанн, построивший в Полоцкешестистолпный собор с башнеобразным верхом. Волынский зодчий Олекса.Новгородские чеканщики-ювелиры Братило и Коста – создатели знаменитыхсеребряных сосудов Софийской ризницы. Литейщик Константин – автор роскошнодекоративных арок (ныне в Историческом музее в Москве) для княжеского замкаВщиж, близ Брянска, с трогательной надписью на обратной стороне (сделанной имеще на восковой модели перед отливкой, может быть, как раз для того, чтобыотливка удалась): “Господи помози рабу своему Константину”. Полоцкий ювелирЛазарь Богша, создавший по княжескому заказу большой напрестольный крест,украшенный перегородчатой эмалью (крест этот был похищен фашистами из Минскогомузея). Литейщик Авраамий, чей рельефный автопортрет  (первый в историирусского искусства) сохранился до наших дней на вратах новгородского собора.Работавшие уже в XIII в. мастер Бакун  (Аввакум), авторГеоргиевского собора в Юрьеве-Польском и его скульптурного убранства, и некий“хитрец” Авдий, мастер каменной резьбы, создавший рельефы для церкви в Холме,раскрашенные и позолоченные.

А сколько имен не дошло до нас! Ведь все строительство нанашей земле в XII в. обязано своим развитием русскиммастерам. Все это были выходцы из народа, вносившие в искусство живительнуюструю народного творчества. Иные  из  них работали в разных княжествах, подчасвраждовавших между собою, но то был труд на единой ниве русского искусства.

“При всем различии местных художественных школ XII в., — пишет наш известный искусствовед Н.Н.Воронин, — всеони сохранили в своем многообразии русское единство, все они обладаливместе со своими особенностями и ярко выраженными общими чертами. Ихосновой в прошлом являлась общность киевской художественной традиции, внастоящем их питало сходство общих условий господствующего на Руси феодальногостроя, наконец, — и самое главное – эти общие черты художественных школотражали нарождавшееся и крепнувшее сознание единства русского народа… Внародном богатырском эпосе воспевалась защита родной земли, воинская доблесть иверность родине. Наконец, складывалось и единство русской культуры, котороевыковывалось в древнерусских городах, в деятельности ремесленников, обогащавшихсвой опыт знакомством с работой их собратьев в смежных княжествах, в развитииторговых связей, которые, утеряв международную широту прошлого, обращались вовнутренние области Руси”.

Как же определить общие черты русского искусства первойполовины XII в., общий его стиль?

Этот стиль сказывается, прежде всего, в зодчестве.

Вспомним киевскую Софию, всей своей ликующей красотой величавораскинувшуюся и в длину и в ширину в живописном нарастании объемов. Как и всамой Киевской державе, которой она служила роскошнейшим украшением, в ней небыло ничего замкнутого обособленного.

Настали другие времена.

Одноглавые, четырехстолпные или шестистолпные храмы, кубомвросшие в землю, возникают один за другим в стольных княжеских городах. Ихобъемы не столь велики, как в предыдущем веке, причем каждый храм образуетплотный массив без лестничных башен, без галерей. Исчезла декоративная“полосатая” кладка. Внушительны, непроницаемы гладь  и толщина стен.Шлемообразный купол виден издали. Храм – как вобравшая в себя все свои силытвердыня, как богатырь, что ни на шаг не отступит на тяжелом своем коне.

Гордится каждое княжество своим собором, как кичится оно своеймощью перед соседом, чтобы тот не посягнул на его добро.

Раздробленная Русь!.. Богатырь идет на богатыря. Но танеподвижная сила, что дышит в храмовой твердыне, превозмогает раздоры князей ибояр.

От храма к храму, от крепости к крепости – таков всюду путьчерез леса и просторы Русской земли. И каждая храмовая твердыня, перекликаясь ссоседней, пусть подчас и далекой, вещает, вопреки крови, пролитой вбратоубийственных войнах, о единстве этой земли.

Тенденция к массивности. Замкнутости церковного зданияпроявилась вне Киева уже в XI в. В XIIв. она ясно обозначилась в самом Киеве, в соборе Печерского монастыря, а затемутвердилась еще полнее в строго величавом соборе Елецкого монастыря вЧернигове.

Княжества Владимиро-Суздальское, Полоцко-Минское,Турово-Пинское, Смоленское, Галицко-Волынское, Киевское, Переяслав-Муромское,Черниговское, Тмутараканское, Рязанское, феодальные республики (хоть и сограниченной княжеской властью) Новгородская и Псковская… Вот во чтопревратилась Киевская держава. Обособленные в своих эгоистических вожделениях,но туго спаянные русским национальным сознанием миры. В искусстве каждый из нихоставил о себе память строительством, всяческим украшением своего быта проявилкакие-то ему присущие черты. Но хоть велико было уже в XIIв. значение Новгорода или Галицко-Волынской земли, первенство политическое икультурное среди обособившихся земель, несомненно, досталось княжествуВладимиро-Суздальскому: там сложилась великорусская народность.

…Русь Днепровская сменяется Русью Верхне-Волжской. Таковоследствие разложения Киевской державы. В совсем иных природных условиях, чем наюге страны, жили там предки наши, приступившие уже в VIII-X вв. к освоению Залесья. Эти условия сказались на характерерусского человека.

В свое время В.О.Ключевский попытался показать это наглядно.Великороссия, писал он, “со своими лесами, топями и болотами на каждом шагупредставляла поселенцу тысячу мелких опасностей, непредвидимых затруднений инеприятностей, среди которых надобно было найтись, с которыми приходилосьпоминутно бороться. Это приучало великоросса зорко  следить за природой, смотретьв оба,  ходить, оглядываясь и ощупывая почву, не соваться в воду, непоискав броду, развивало в нем изворотливость… привычку к терпеливой борьбе сневзгодами и лишениями. В Европе нет народа менее избалованного ипритязательного, приученного меньше ждать от природы и судьбы и болеевыносливого… Великоросс работал не на открытом поле, на глазах у всех, подобнообитателю южной Руси: он боролся с природой в одиночку, в глуши леса с топоромв руке… Ведь лбом стены не прошибаешь, и только вороны прямо летают,говорят великорусские пословицы. Природа и судьба вела великороссов так, чтоприучали его выходить на прямую дорогу окольными путями. Великоросс мыслит идействует как ходит. Кажется, что можно придумать кривей и извилистейвеликорусского проселка? Точно змея проползла. А попробуйте пройти прямее:только проплутаете и выйдите на ту же извилистую тропу…”. “Главная массарусского народа, — указывал  Ключевский в другом месте, — отступив переднепосильными внешними опасностями с днепровского юго-запада к Оке и верхнейВолге, там собрала свои разбитые силы, окрепла в лесах центральной России,спасла свою народность…”

Окрепла и спаслась как нация благодаря замечательнойсметливости, выносливости, целеустремленному усилию и мужеству.

В Залесье была воссоздана основа русской государственности. Итам же, во славу этой государственности, был создан один из самых прекрасных вовсей средневековой Европе художественных ансамблей, в котором все три радующиеглаз великие искусства – зодчество, живопись и ваяние – представленыпрославленными шедеврами.

…В краю лесов, естественно, расцвели деревянное зодчество идеревянная скульптура. От них ничего не осталось, но искусство “древоделей”вызывало восхищение современников.

Когда в 1160 г. пожар уничтожил ростовскую деревянную церковь,построенную в конце X в., летописец отмечал сокрушенно,что другой такой дивной церкви не было и не будет.

И это искусство оказалось, в конце концов, сильнее пожаров,ибо оно ожило в белокаменной строительстве и в белокаменной резьбе Владимиро-СуздальскойРуси. Не характерно ли, что еще в 70-х годах XII в.,когда за владимирцами прочно укрепилась слава каменщиков, их по-старомуназывали в то же  время и “древоделями”…

 Мало  что сохранилось от каменных построек Мономаха насеверо-востоке. Самые ранние из дошедших до нас тамошних храмов быливоздвигнуты при сыне его Юрии  Долгоруком, который первым из суздальских князейстал добиваться преобладающего положения на Руси. И сегодня стоят построенные вте годы церковь святых Бориса и Глеба в селе Кидекше, в четырех километрах отСуздаля, и собор Спасо-Преображения в Переяславле-Залесском. Одноглавыечетырехстолпные крестово-купольные храмы с тремя массивными апсидами ифасадами, широко расчлененными плоскими “лопатками”. Храмы-богатыри, стольтипичные для русского зодчества середины XII в., но всамой своей грузности, приземистости выделяющиеся четкостью архитектурногозамысла, могучей в своей простоте красотой. Стены лишены украшений, щелевидныеокна – словно бойницы. Эти храмы выстроены в суровое время, когда тяжелаяборьба за главенство еще не была завершена суздальскими владыками. Строг ипрост храмовый интерьер. При Юрии церковь в Кидекше даже не была расписана, ибогослужение велось в ней среди голых стен. Кидекшская церковь заслуживаетнашего особого внимания. Это первая церковь, сложенная из белого камня(местного известняка), блоки которого идеально подогнаны друг к другу. Отнее-то и пошло ослепительное белокаменное зодчество, что создало нынешнююмировую славу Владимиру на Клязьме.

В город этот, названный так в честь его основателя, ВладимираМономаха, перенес свою резиденцию сын Юрия Долгорукого Андрей Боголюбский.

То был крупный государственный деятель, отважный полководец иизворотливый дипломат. Летописец называет его “самовластцем”. И действительно,он пожелал властвовать безраздельно и над прочими русскими князьями, и всобственной вотчине. Опираясь не посадских людей, Андрей круто расправился состарой знатью, противившимися ему ростовскими и суздальскими боярами, твердошел к намеченной цели. Суздальские войска, к которым присоединились князья,привлеченные Андреем на свою сторону, взяли приступом Киев и  разграбили“матерь городов русских”. По рассказу летописца победители не пощадили ничего –ни храмов, ни жен, ни детей; “…был и тогда в Киеве на всех людях стон и туга,скорбь неутешная и слезы непрестанные”. Но, взяв Киев своими полками, Андрей непоехал туда сесть на отцовский и дедовский престол. Пожелал править изВладимира. Историческая заслуга его заключается в том, что он мечом и хитроумнойполитикой приостановил распад Руси, понял значение Владимиро-Суздальской земликак нового центра ее объединения. И личностью, и своими делами он выражал своевремя, тревожное и жестокое. Сумел воплотить и объединительные стремлениянарода. Кончил трагически, убитый в своем дворце в Боголюбове восставшимипротив него боярами. Но дело его не погибло.

А город Владимир, как и все княжество, стал при нем крупнейшимочагом русской культуры. По словам летописца, Андрей “сильно устроил” Владимир,привлек в него “купцов хитрых, ремесленников и рукодельников всяких”.

То была твердыня, к которой с почтением относились европейскиегосудари. И твердыня эта так чудесно украсилась, что и сейчас мы видим в еепамятниках одно из самых высоких достижений художественного гения нашегонарода.

В Лаврентьевской летописи читаем, что “приведе ему (АндреюБоголюбскому) Бог из всех земель мастеры”. Скорее всего, заезжие мастераприбыли из Галицкой Руси, игравшей важную роль в культурных связяхВладимиро-Суздальской Руси с Западом. Влияние царившего тогда в Западной Европероманского стиля, несомненно, сказалось на владимирском искусстве. Но этим неограничиваются возможные сопоставления. В частности, истокивладимиро-суздальской храмовой пластики пытались отыскать не только в Киеве иГаличе, но и в Ассирии, Индии, Малой Азии, Иране, на Кавказе, равно как и вСаксонии, Швабии, Северной Италии и Франции. Переплетение культуробнаруживается во всем мировом искусстве. Но точно так же, какконстантинопольская София – шедевр византийского искусства (каковы бы ни былиего истоки), а романские соборы – шедевры западноевропейского средневековогозодчества, такие памятники, как владимирский Успенский собор, церковь Покрована Нерли и владимирский Дмитриевский собор, — величайшие шедевры русскогоискусства. Не найти им подобных в иных странах, ибо могли они возникнуть толькона Русской земле, олицетворяя тот идеал красоты, который сложился и достигстоль замечательного расцвета в тогдашнем главном центре этой земли. Ведьименно в этих памятниках раскрывается душа нашего народа в определенный периодего исторического развития, равно как сознание его национальной самобытности,любовь к своей земле, красоту которой они были призваны увенчать, славя в нейкрасоту вселенной, не только для своего времени, но и для всех последующихпоколений русских людей.

Перед памятниками Владимира и Суздаля русский человек той порыиспытывал, наверное, как и мы, волнение, просветлявшее душу. Какая ясность истройность и какая гармония с окружающим пейзажем!

Искусство как увенчание природы… Так ведь мыслил и древнийгрек. Возносясь духом перед Парфеноном.

Мы вспомнили об Элладе не случайно. Не “мраком средневековья”,а лучезарной, жизнерадостной красотой, преодолевшей архитектурную суровостьпредыдущих десятилетий, дышит искусство Владимиро-Суздальской Руси в порурасцвета.

Шедевры искусства создаются навечно. Владимир и Суздаль поправу занимают почетное место среди городов Европы, наиболее богатыххудожественными сокровищами мирового значения.

Как твердыня, высятся Золотые ворота Владимира (1164 г.),одновременно служащие городу и узлом обороны, и торжественным въездом. Ихмощный белокаменный куб. прорезанный огромной аркой и высоко увенчанныйзлатоглавой церковью, — замечательное сооружение крепостной архитектуры. А напротивоположном конце города высились некогда столь же, вероятно, мощные ипарадные Серебряные ворота.

Успенский собор (1158-1161 гг.) был воздвигнут в центреВладимира на высокой береговой круче, так, чтобы видимый отовсюду он гордоцарил над городом и округой. Величественный, все вокруг превосходящий и себеподчиняющий, как и держава князя Андрея!

В этом соборе, на постройку и украшение которого князь Андрейвыделил десятую долю своих доходов, находилась величайшая русская святыня –икона Владимирской Богоматери, шедевр византийского искусства. Внутреннееубранство храма ослепительно сверкало золотом, серебром и драгоценнымикаменьями, что вызывало сравнение с легендарным библейским храмом царяСоломона. Суровая простота долгоруковских храмов отошла в прошлое. А через двас половиной века после постройки Успенского собора великий Рублев украсил егофресками, которые являют собой сияющую вершину древнерусской монументальнойживописи.

При Всеволоде, брате Андрея, прозванном Большое Гнездо,Владимиро-Суздальская Русь достигла наивысшего могущества.

Зодчие князя Всеволода возвели вокруг одноглавогошестистолпного храма новые стены, увенчали их четырьмя главами и расчленилифасады на пять частей – прясел. Еще более величественным, со своим пирамидальнонарастающим пятиглавием, в своей широко, но слитно и четко разросшейсябелокаменности, стал этот храм, обретя подлинно классическую для русскогозодчества могучую стать.

…Мы говорили о переплетении культур, искусств.

Во всей русской поэзии, давшей миру столько непревзойденныхшедевров, нет, быть может, памятника более лирического, чем церковь Покрова наНерли, ибо этот архитектурный памятник воспринимается как поэма, запечатленнаяв камне. Поэма русской природы, тихой грусти и созерцания.

И кажется нам правдивым предание, что князь Андрей построилэтот храм “на лугу”, недалеко от своих боголюбовских палат после кончинылюбимого сына Изяслава – в память о нем и в умиротворение своей печали…

Водная гладь, заливные луга и, словно башня, словно свеча,сверкающий ослепительной белизной этот легкий одноглавый храм, так чудесновырастающий над их простором во всем своем бесконечном изяществе, во все своейчарующей ясности, лаконической красоте.

Да, это такое же совершенство, как классическая дорическаяколонна, как самые высокие достижения древней Эллады.

Обычного типа небольшой четырехстолпный храм, какие строилисьпри Юрии   Долгоруком.   Но какое коренное различие! Вместо грузного вкопанногов землю куба – устремленность ввысь в общем облике и чуть ли не в каждойдетали. Удивительное преодоление тяжести камня, материи в сказочной летучестиудлиненных форм, подчас создающее впечатление невесомости. Арочный фриз иуглубленные многоарочные порталы – очевидно, романского происхождения, нокакими массивными, даже тяжеловесными кажутся в сравнении с церковью Покрова наНерли  современные западноевропейские храмы!

В конце XVIII столетия из-за малойдоходности для духовенства этой заброшенной тогда церкви игумен Боголюбовамонастыря получил разрешение владимирского епископа разобрать ее, чтобыиспользовать материал для постройки монастырской колокольни. Церковь уцелелалишь потому, что заказчики и подрядчики не сошлись в цене.

При Всеволоде, чья слава и власть так поражали современников иперед которым, по словам летописца, трепетали все страны, “Суздальская областьеще в начале  XII в. захолустный северо-восточный уголРусской земли, в начале  XIII в. является княжеством,решительно господствующим над остальной Русью” (В.О.Ключевский). Построенныйпри Всеволоде Дмитриевский собор во Владимире (1194-1197гг.) должен былолицетворять и эту славу, и эту власть. Летописец с гордостью отмечает, что ктому времени для строительства уже не “искали мастеров от немец”.

Как и церковь Покрова на Нерли, Дмитриевский собор –одноглавый четырехстолпный крестово-купольный храм. “Но как Покровская церковьотличалась от храмов Юрия, так и Дмитриевский собор был столь же глубокоотличен от церкви Покрова. Зодчими собора как бы руководило желание возвратитьего массам тот спокойный, несколько тяжеловесный ритм и мощь, которые былистоль типичны для храмов Юрия Долгорукого… Однако при всем этом храм отнюдь неприземист и не грузен. В отличие от храмов Юрия, Дмитриевский собор подчеркнутовеличественен и по-своему строен; но это не утонченная женственная грацияцеркви Покрова на Нерли, а могучая прекрасная слаженность и мужественнаяпропорциональность… Ни одна часть не нарушает величавого, медленного ритмакняжеского собора” (Н.Н.Воронин).

Таково предельно точное определение архитектурного замысла Дмитриевскогособора. И все, что тут сказано, объясняет то грандиозное впечатление, котороепроизводит на нас этот храм. В той же степени, что и церковь на Нерли,Дмитриевский собор – один из тех шедевров искусства, которые утверждают в нашемсознании веру в великие судьбы человеческого рода, ибо высшее благородство формсвидетельствует в искусстве о  неиссякаемом величии человеческого духа.

Но не только благородство форм, не только идеальные пропорциихрамового здания создают подлинную уникальность Дмитриевского собора. Мыглядим, глядим на его высокие стены и не можем наглядеться. Как чудеснаясказка, широко развертывается перед нами белокаменная резьба. Все, что на Русибыло создано замечательного в скани, гравировке, эмали, басме, рукописноморнаменте и особенно в деревянной резьбе, нашло свое отражение визобразительных и декоративных мотивах этого шедевра владимирских каменосечцев.

“Храмы (Владимиро-Суздальской области) украшались с расчетомна то, что толпы толкущегося возле них в праздник народа найдут и время и охотуразобрать поучительные темы наружных украшений и воспользуются ими какнаглядным наставлением и церковным обучением” (Н.П.Кондаков).

Мы, потомки тех русских людей, что толпились во времена князяВсеволода перед белокаменной роскошью воздвигнутого им собора, любуемся егорезной поэмой с тем же, вероятно, что и они, детски радостным восхищением.

Во всем древнерусском искусстве монументальная пластикаполучила развитие только во Владимиро-Суздальском княжестве, при этом развитие,исключительное по своим художественным достижениям. В основе этой пластики –древние традиции деревянной резьбы, восходящие к языческим временам. Народноеначало, питавшее древнерусское искусство, проявилось тут особенно ярко врельефе, сливающемся с архитектурой, дополняющем и украшающем ее. Любовь кприроде, прославление ее красоты – вот что составляет истинное содержание этойзамечательной декоративной скульптуры.

Каменная резьба украшает и церковь Покрова. Там, наверхукаждого из трех фасадов, изображен библейский царь Давид с гусями среди львов,лишенных всякой свирепости, и птиц, внимающих его гласу. Но это изображение,всем своим настроением перекликающееся с архитектурой храма, не играетсущественной роли в общем его облике: это всего лишь прекрасное украшение. Тоже можно сказать и про рельефы боковых прясел.

Совсем иным выглядит резное убранство Дмитриевского собора.Оно занимает более половины стены, вьется по колоннам арочного пояса,поднимется, все заполняя, до закомар – полукруглых  завершений фасадов, а затемвсе так же узорчато восходит к барабану. И так все это стройно, так изящнораспределено, так гармонично согласовано, ажурной вязью покрывая чуть ли не всездание,  что кажется, будто перед нами драгоценный ларец, сработанныйискуснейшим  ювелиром по заказу сказочного великана.

Да, драгоценный ларец. Или – каменный ковер. Каменный узор –излюбленное древнерусское узорочье. Пышно расшитая ткань, отороченная кистямиколончатого пояса…

Но не передать всего, что рождают память и воображение, когдасмотришь издали на эту поэму в камне.

Радость для глаз – чистая, непосредственная, как быторжествующая над всеми мирскими печалями.

“Чудным велми” показался Дмитриевский собор  летописцу. Любосмотреть и вблизи на узорочье. Несложны сюжеты рельефа. Тот же царь Давид –псалмопевец. Или же, как полагал Н.П.Кондаков, а за ним и крупнейшийсовременный знаток  древнерусской каменной скульптуры Г.К.Вагнер, — сын царяДавида, мудрый Соломон. А вот и сам Всеволод Большое Гнездо на троне, сколенопреклоненными сыновьями. Обычное для всей тогдашней Европы возвеличениегосударевой власти, через церковь благословляемой  Богом.

Мономах, дед строителя этого храма, говорил в своем“Поучении”: “Зверье разноличнии, и птица, и рыбы украшено твоим промыслом,Господи!.. Все же то дал Бог на угодье человеком, на снедь, на веселье”.

Именно на веселье. И оно так играет, так искрится в легкойрезьбе, так славит вселенную. И в этом – непреходящая значительность, сияющаякрасота скульптурного убранства Дмитриевского собора.

Что это – “звериный” стиль, в основе своей восходящий кскифам, а от них к Передней Азии, к Ирану? Быть может. Но ведь звери фигурируютв средневековом искусстве самых разных народов – от Китая до Скандинавии. Здесьже звериный мир показан в своем, русском обличии, восходящем к древнеславянскиммифам.

Это – русское народное мироощущение, запечатленное в беломкамне, искусство русских каменосечцев, в древоделии выработавших своихудожественные приемы и изощренную технику. Русская сказка в камне, исполненнаяживого трепетного ритма.

“Владимиро-Суздальская пластика занимает совсем особое место вистории средневековой скульптуры. Хотя в ее сложении сыграли свою рольвосточные, византийские и западные элементы, тем не менее ни на Востоке, ни вВизантии, ни на Западе мы не найдем ни одного памятника, который хотя бы вотдаленной степени повторял то, что было создано руками русских мастеров… Иесли романская скульптура на Западе стихийно развивалась в сторону обособленияфигуры от стены… то  на Руси художественная эволюция протекала в обратномнаправлении. Тяжелый высокий рельеф, таивший в себе возможность перерождения вкруглую скульптуру, был переведен русскими мастерами на язык деревянной резьбы,а затем подчинен тому орнаментально-плоскостному началу, которое всегда такценилось древнерусскими художниками… На Руси место статуй занял плоскотрактованный рельеф… И в руках древнерусских художников он сделался совершеннымсредством для выражения их мыслей и чувств” (В.Н.Лазарев).

Истинно народное творчество. И разве не показательно, что дажев близкие  нам времена на крестьянских избах (особенно северных областей)встречались украшения, как по своим мотивам, так и по своему стилю напоминающиерельефы Дмитриевского собора?

В этом соборе русскими зодчими и ваятелями была достигнутаудивительная согласованность скульптурного убранства с архитектурой.Декоративность рельефов не только не затемняет архитектурного замысла, но ещеярче, убедительнее выявляет замысел, так что весь собор – шедевр гармонии имеры. И потому его совершенство знаменует высшую ступень в развитиивладимиро-суздальского строительного искусства.

В воздвигнутом несколько десятилетий спустя (1230-1234 гг.)Георгиевском соборе в Юрьеве-Польском, который можно назвать лебединой песнейэтого искусства, гармония уже нарушена.

Тут узорочье, замечательное по своей изощренности имастерству, стушевывает членение стены, приобретает самостоятельное значение,утверждает победу декоративного начала над архитектурным. А это нарушаетхудожественное единство памятника.

Икона, названная на Руси “Владимирской Богоматерью”, засиялаво владимирском Успенском соборе как высочайший образец византийскогоискусства, как совершеннейшее живописное выражение всепокоряющейодухотворенности. И, глядя на эту икону, русские мастера, конечно, дивились искусствуее гениального автора в гордой надежде – не сегодня, так завтра сравняться сним.

В Дмитриевском соборе приглашенные Всеволодом греческиемастера разукрасили стены такими фресками, что у молящихся дух, вероятно,захватывало от восхищения. Так великокняжеская власть укрепляла церковнойроскошью и великолепием искусства свой авторитет. И, конечно, верноподданнымкнязя Всеволода было небезразлично, что в этой величественной росписи грекампомогали русские мастера.

Уже в Киеве древнерусские мастера вступили  в соревнование сосвоими греческими учителями.

Фрески, или, точнее, остатки их, были расчищены в 1918 г.

Уцелевшие фрески изображают “Страшный суд”. Греческийхудожник, работавший над композицией, был выдающимся мастером. Красиворасполагаются по стенам чисто греческие по типу, выразительные фигурыапостолов, своей величавой стройностью живо напоминая эллинистические образы.Но есть в этих фресках некоторые фигуры (как, например, ангелы северного склонабольшого свода), в которых, как правильно было замечено, напряженныйвизантийский психологизм, византийская суровость и аристократическаянедоступность сменяются некоей добродушной интимностью, подкупающейзадушевностью. Их чисто русский облик в сочетании с певучей линейнойдекоративностью выдает руку русского мастера, пробующего свои силы вмонументальной живописи, не отрекаясь от любезного его сердцу народногоузорочья.

Икон XII и XIII вв., связанных с Владимиро-Суздальской Русью, сохранилось немного, но среди нихимеются шедевры.

Оплечный “Деисус” (по-гречески “моление” или “прощение”), гдес двух сторон молодого Христа скорбные ангелы заменяют традиционные фигуры двухглавных святых (Марии и Иоанна), ходатайствующих перед Христом за род людской,трогает нас своей ласковой одухотворенностью. “Можно без преувеличения сказать,что эта замечательная икона служит исходной точкой того длительного процесса,который завершился созданием на русской почве развитой формы иконостаса…Идейный смысл “Деисуса” не подлежит сомнению. Эта композиция символизировалаидею заступничества. Вот почему она приобрела такую широкую популярность всредние века. Когда феодальный гнет ложился настолько тяжелым бременем на плечитрудящихся, что в их глазах “Деисус” как бы воплощал последнюю “надеждуотчаявшихся”… Можно определенно утверждать, что нигде изображение  “Деисуса” непользовалось такой исключительной популярностью, как во  Владимиро-СуздальскойРуси” (В.Н.Лазарев).

Икона “Дмитрий Солунский”. На этой большой иконе благочестивыйвоин, умерщвленный при императоре Диоклетиане за приверженность к христианствуи почитаемый как покровитель воинства и покровитель славян. Он восседает натроне с мечом, наполовину вынутым из ножен. На этом троне – знак ВсеволодаБольшое Гнездо. Всем своим обликом Дмитрий Солунский как бы олицетворяет князя-витязя,призванного творить правый суд и оберегать свой народ.

Как не вспомнить торжественное обращение к одному из тогдашнихкнязей автора “Слова о полку Игореве”:

“Высоко сидишь ты на престоле своем златокованом”.

“Ярославская Оранта” из монастыря в Ярославле. (В начале XIII в. в Ярославле, ставшем престольным городом удельногокняжества, шло большое строительство, и возникла местная школа живописи,отмеченная чисто русскими чертами). Прообразом этой монументальной иконыявилась мозаичная Оранта из киевской Софии. Но насколько ярославская Богоматерьчеловечнее прообраза! В ней нет ничего сурового, легка и стройна ее фигура назолотом фоне, и румянец играет на ее щеках. Это – заступница, не толькомогучая, но и умиленная, своим проникновенно-любящим взглядом обещающая людямпомощь и сострадание. И потому ее светлый образ так волнует и радует.

…Суздальский белокаменный Рождественский собор, тожеукрашенный узорчатой резьбой, славится на весь мир своими Златыми вратами. Это– вершина Владимиро-Суздальского декоративно-прикладного искусства. Другиезамечательные образцы его – парадный топорик Андрея Боголюбского, серебряныебраслеты с орнаментом, воспроизводящим мотивы владимиро-суздальскойархитектурной резьбы (все в Историческом музее в Москве), украшенный рельефнойчеканкой, опять-таки очень близкой к резьбе Георгиевского собора, шлем князяЯрослава Всеволодовича, брошенный им на поле  проигранной сечи. Впрочем, Златыеврата могут почитаться памятником не только декоративного, но иизобразительного искусства. Лишний пример того, как переплетаются различныевиды художественного творчества и как прикладное искусство из своей, якобы,низшей, сферы переходит подчас в самую высокую.

Врата Суздальского Рождественского собора, созданные в 20 –30-х гг. XIII в., состоят из массивных досок, обитыхснаружи медными листами, образующими пятьдесят шесть клейм. Изображения ибогатейший орнамент выполнены способом огневого золочения: пластина покрываетсячерным лаком, рисунок процарапывается иглой, его линии травятся кислотой изатем заполняются амальгамой из тонкого листового золота и ртути, котораяиспаряется от жара, расплавляющего золото. И на расстоянии, и вблизи, мягкосияя золотом на темном бархатистом фоне лака, врата производят незабываемоевпечатление своим чудесным узорочьем, в котором так гармонично вырисовываетсякаждый отдельный мотив, каждая изящно написанная фигура. Лучшие достижениянародного творчества, живой народной фантазии в сочетании с законченныммастерством легли в основу этого замечательного памятника русскойхудожественной культуры.

…Монголо-татарское нашествие жестоко поразило Древнюю Русь.“…И во граде многих людей, и жен, и детей мечами посекли… и весь  город пожгли,и всю красоту знаменитую…” Так выражал свою скорбь современник после того страшногодекабрьского дня 1237 г., когда вражеские полчища обрушились на столицу Рязанского княжества.

А вот слова владимирского епископа Серапиона: “…Навел он (Бог)на нас народ немилостивый, народ лютый, народ, не щадящий красоты юношей,немощи старцев, младости детей. Воздвигли мы на себя ярость Бога нашего,разрушены божественные церкви, осквернены священные сосуды, потоптана святыня,святители переданы мечу, тела монашеские брошены птицам, кровь отцов и братьевнаших, словно вода, обильно  наполнила землю. Исчезло мужество князей и воеводнаших; храбрецы наши, исполненные страха, обратились в бегство… Села порослисорною травой; смирилось величие наше, погибла красота наша”.

Как настойчиво звучит в устах русских людей того временинеутешная печаль о погибшей красоте!

Из крупных городов русских только Новгород и Псков избеглиразорения.

Список литературы

1.Алпатов М.В. Всеобщая история искусств: В 2 т. М., 1955.

2.Вагнер Г.К. Мастера древнерусской скульптуры. М., 1966.

3.Любимов Л.Д. Искусство Древней Руси. М., 1996.