Реферат: НАСЛЕДИЕ ГРОЗНОГО


Реформы и террор Грозного на многие годы определили характер по­литического развития Русского госу­дарства. Опричнина расколола вер­хушку феодального дворянства — так называемый государев двор — на две противостоявшие друг другу поло­вины. Подле старого, земского дво­ра появился его двойник — «особый двор», который называли сначала оп­ричным или удельным, а позже про­сто «двором».

Политика «двора» не отличалась последовательностью. В конце прав­ления царя Ивана в ней наметились видимые перемены. Грозный объявил о «прощении» всех некогда казнен­ных по его приказу бояр-«изменни-ков». Посмертную «реабилитацию» опальных современники восприняли как косвенное осуждение массовых опричных избиений. «Дворовая» по­литика утратила преимущественно ре­прессивный характер. Казни в Мос­кве прекратились. В одном из по­следних указов царь предписал стро­го наказывать холопов за ложные доносы на своих господ 1.

Опрично-дворовая политика не раз меняла свой характер, но сам «двор», пережив многократные реор­ганизации, так и не был окончательно распущен при жизни Грозного. Не имея цельной политической програм­мы, опричнина и «двор» тем не менее неизменно направляли свои усилия к укреплению личной власти царя. Со­став «особого двора» не был однород­ным. Рядовые члены в своей массе принадлежали к низшему, худородно­му дворянству. Но уже в конце оп­ричнины во «двор» были зачислены князья Шуйские. При кратковремен­ном правлении служилого «царя» Си­меона Бекбулатовича Шуйские под­визались в роли удельных бояр князя Иванца Московского. В последние



Глава 1. Наследие Грозного


годы жизни царя они состояли на «дворовой» службе. Но какое бы почетное положение при «дворе» ни за­нимали Шуйские, они никогда не ру­ководили опричной политикой. Под­линным правительством, с помощью которого царь самовластно правил страной, была ближняя, «дворовая» дума.

Со времени «княжения» Симеона Бекбулатовича «дворовую» думу не­изменно возглавляли Вельские, На­гие и Годуновы. Племянник Малюты Богдан Бельский давно навлек па се­бя ненависть боярской аристократии. Курбский называл «прегнуснодейны-ми» и «богомерзкими» всех Вельских разом. Скрытая неприязнь между Бельским и «дворовой» знатью выр­валась наружу сразу после смерти царя Ивана. Осведомленные иност­ранцы утверждали, будто Вельский тайно послал людей на Новгородскую дорогу с приказом подстеречь и убить «дворового» боярина И. П. Шуйско­го, спешившего в столицу2.

«Дворовое» руководство раздира­ла взаимная вражда. Давний союз между Нагими, Вельскими и Годуно­выми рухнул. После гибели старшего сына Грозный назначил своим пре­емником царевича Федора. Царь не питал иллюзий насчет способностей Федора к управлению и вверил сла­боумного сына и семью попечению думных людей, имена которых он на­звал в своем завещании. Он поступил так, как поступали московские князья, оставляя трон малолетним наслед­никам. Считают обычно, что в сос­тав опекунского совета вошли два члена ближней, «дворовой» думы — Б. Я. Вельский и Б. Ф. Годунов. Кри­тический разбор источников обнару­живает ошибочность такого мнения.


Через несколько месяцев после кончины Грозного его лейб-медик по­слал в Польшу сообщение о том, что царь назначил четырех правителей (Н. Р. Юрьева, И. Ф. Мстиславского и др.) 3. Некоторые русские источники также упоминают о четырех душепри­казчиках Грозного 4. Осведомленным очевидцем событий был Д. Горсей. Деятельный участник придворных интриг, он нередко фальсифицировал известные ему факты. Так, Горсей в одном случае упомянул о назначении четырех душеприказчиков: Мстислав­ского, Шуйского, Юрьева и Вельско­го, а в другом — пяти: Б. Ф. Годуно­ва, князя И. Ф. Мстиславского, князя И. П. Шуйского, Н. Р. Юрьева и Б. Я. Бельского5. Кто-то из назван­ных лиц в действительности не фигу­рировал в царском завещании.

Одна из ранних русских повестей начала XVII в. называет в качестве правителей, назначенных царем Ива­ном, князя И. П. Шуйского, князя И. Ф. Мстиславского и Н. Р. Юрье­ва 6. Принадлежность их к регентско­му совету не вызывает сомнений. Сле­довательно, из списка регентов надо исключить либо Б. Я. Вельского, либо Б. Ф. Годунова.

Прямой ответ на поставленный вопрос дает записка австрийского пос­ла Н. Варкоча, составленная им в конце 80-х годов. Выполняя специаль­ное поручение австрийского двора, посол потратил много времени на то, чтобы получить в Москве достовер­ные сведения о завещании Грозного Н. Варкоч писал в донесении: «По­койный великий князь Иван Василье­вич перед кончиной составил духов­ное завещание, в котором назначил некоторых господ своими душепри­казчиками и исполнителями своей


Глава 7. Наследие Грозного


воли. Но в означенном завещании он ни словом не упомянул Бориса Федо­ровича Годунова, родного брата ны­нешней великой княгини, и не назна­чил ему никакой должности, что того очень задело в душе». Неофициаль­ная Псковская летопись подтверждает эти сведения. По словам ее автора, Годунов расправился с И. П. Шуй­ским и митрополитом Дионисием, «им же бе приказал царь Иван царь­ство и сына своего Федора хранить» 7.

Пока был жив царевич Иван, от­сутствие детей у второго сына, Федо­ра, не огорчало царя. Бездетность удельного князя отвечала высшим го­сударственным интересам. Когда Фе­дор стал наследником, все перемени­лось. Желая предотвратить пресече­ние династии, Грозный стал требовать от Федора развода с бесплодной Ири­ной Годуновой8. После гибели ца­ревича Ивана государь не решился поступить с младшим сыном столь же круто, и дело ограничилось одними уговорами. Возможно, что в завеща­нии царь выразил свою волю по по­воду брака Федора. Косвенным под­тверждением догадки служит отсут­ствие среди опекунов «дворового» бо­ярина Бориса Годунова. Царь желал лишить Бориса возможности поме­шать разводу Федора с Ириной Го­дуновой.

В «дворовой» иерархии самое вы­сокое место занимал А. Ф. Нагой, дядя последней царицы — Марии На­гой. Знать ненавидела его не меньше Б. Я. Вельского. Нагой сделал карье­ру благодаря доносам на главных земских бояр, которых он обвинил в предательских сношениях с Крымом. Но, безгранично доверяя своему лю­бимцу, царь Иван не включил его в число опекунов Федора. Ввиду яв-


ной недееспособности Федора Нагие лелеяли надежду на передачу трона младенцу царевичу Дмитрию. Дове­рять им опекунство над Федором бы­ло опасно.

Грозный многие годы настойчиво пытался ограничить влияние боярской аристократии и утвердить самодер­жавную форму правления с помощью «двора». По иронии судьбы в регент­ском совете при его сыне знать полу­чила видимый перевес. В полном со­ответствии с традицией главой совета стал удельный князь и первый зем­ский боярин думы И. Ф. Мстислав­ский. Членами совета были «дворо­вый» боярин князь И. П. Шуйский, земский боярин Н. Р. Юрьев и «дво­ровый» оружничий Б. Я. Вельский. Формально «двор» и земщина полу­чили равное представительство в ре­гентском совете, но равновесие сил, которого так добивался Иван IV, оказалось призрачным.

После смерти Грозного в Москве распространился слух, будто царя отравили его ближние «дворовые» советники. Толки об этом вряд ли имели какое-нибудь основание. По­следние два года жизни Иван IV тя­жело болел. Римский посол Антонио Поссевино писал: «… существуют не­которые предположения, что этот государь проживет очень недолго»9. Давний недуг обострился весной 1584 г. Отчаявшись в выздоровлении, царь Иван в начале марта послал в Кирилло-Белозерский монастырь на­каз старцам молиться за него, чтобы бог его «окаянству отпущенье грехом даровал, и от настоящие смертныя болезни освободил, и здравье дал» 10. Со дня на день больному становилось хуже. Все его тело страшно распухло. Он не мог передвигаться сам, и его



Глава 1. Наследие Грозного


носили на носилках. Подверженный суевериям, Иван пытался узнать у во­рожей свою судьбу. 19 марта после полудня он пересмотрел завещание, а к вечеру скоропостижно скончался за шахматной доской.

Смерть царя вызвала переполох в Кремлевском дворце. Опасаясь вол­нений, власти пытались скрыть от народа правду и приказали объявить повсюду, что есть еще надежда на выздоровление государя. Тем време­нем Богдан Вельский и другие руко­водители «дворовой» думы приказали запереть на засов все ворота Кремля, расставить стрельцов на стенах и при­готовить пушки к стрельбе11.

Несмотря на старания правитель­ства, весть о кончине царя вскоре распространилась по всему городу и вызвала волнения в народе. Страх перед назревавшим восстанием побу­дил «двор» поспешить с решением вопроса о преемнике Грозного. Глубо­кой ночью начальные бояре, а вслед за ними и вся прочая знать принесли присягу наследнику царевичу Федо­ру. Вся церемония была закончена в течение шести-семи часов 12. Воз­можно, что присяга Федору прошла не совсем гладко. Литовский посол Л. Сапега писал из Москвы, будто сторонники молодого царевича Дмит­рия пытаются силой посадить его на престол, но «старший из двух сыновей Федор хочет удержаться на троне после отца» 13. Информация, получен­ная послом, не отличалась точностью. Сапега считал сторонником Дмитрия Б. Вельского, на самом же деле за него стояли Нагие. По русским лето­писям, в ночь смерти Грозного Вель­ский и Годуновы распорядились взять под стражу Нагих, обвинив их в измене 14. Раскол «дворовой» думы


и падение А. Ф. Нагого, одного из столпов прежнего правительства, ро­ковым образом сказались на судьбах всего «дворового» руководства.

Система централизации, основан­ная на противопоставлении «двора» и земщины, обнаружила свою непроч­ность. Правительству пришлось по­жать плоды политики, в основе ко­торой лежал принцип «разделяй и властвуй». Опекунский совет не мог осуществлять своих функций из-за нежелания «дворовых» чинов отка­заться от власти. В свою очередь земская знать прибегла к местниче­ству, чтобы устранить худородных руководителей «двора». Окончатель­ный разрыв наступил в связи с прие­мом в Кремле литовского посольства. «Дворовые» чины, не поделив мест с земцами, отказались допустить бояр в тронный зал, т. е. пошли на неслы­ханное нарушение традиции. В итоге иноземных послов встретили одни «дворовые» бояре — князь Ф. М. Тру­бецкой и Б. Ф. Годунов 15.

Опрометчивые действия руководст­ва «двора» имели свои причины. Мо­гущественный временщик Б. Я. Вель­ский подвергся местническим напад­кам со стороны казначея П. И. Голо­вина, занимавшего далеко не первое место в земской иерархии 16. Если бы Вельский проиграл тяжбу, его паде­ние было бы неизбежным. Против него выступили самые влиятельные члены опекунского совета и думы: «боярин князь Иван Федорович Мстиславской с сыном со князем Фе­дором да Шуйския, да Голицыны, Романовы да Шереметевы и Голови­ны и иныя советники». На стороне Вельского стояли «Годуновы, Трубец­кие, Щелкаловы и иные их советни­ки». По существу в Кремле произош-



Глава 1. Наследие Грозного


ло решительное столкновение между «двором» и земщиной, хотя некото­рые члены земской думы (впрочем, немногие) примкнули к «двору», а ряд «дворовых» чинов объединились с земскими. За Вельского вступи­лись главные земские дьяки — братья Щелкаловы, которым знать не могла простить их редкого худородства. Вознесенные по милости Грозного, они боялись упустить влияние в слу­чае решительной победы земской ари­стократии. Тяжба между Головиным и Вельским едва не закончилась кро­вопролитием. По русским летописям, во время «преки» в думе Вельского хотели убить до смерти, но он «утек к царе назад» 17. Как писал англий­ский посланник, на Вельского напали с таким остервенением, что он был вынужден спасаться в царских пала­тах 18.

Военная сила, а следовательно, и реальная власть в Москве находилась в руках «дворовых» чинов, и они по­спешили пустить ее в ход. Б. Я. Вель­ский использовал инспирированное боярами выступление земских дворян как предлог для того, чтобы ввести в Кремль верных ему «дворовых» стрельцов. Он предпринял отчаянную попытку опередить события и силой покончить с назревшей в земщине «смутой» еще до того, как в Москву прибудет регент Иван Шуйский, ко­торого смерть Грозного застала в Пскове. По свидетельству очевидца событий литовского посла Л. Сапеги, правитель уговорил Федора расста­вить в Кремле дворцовую стражу по обычаю, установившемуся при его отце Иване IV, против чего выступа­ли бояре. Еще до прибытия послов Вельский тайно пообещал стрельцам «великое жалованье» и привилегии,


какими они пользовались при Гроз­ном, и убеждал их не бояться бояр и выполнять только его приказы. Едва литовское посольство покинуло Кремль и бояре разъехались по своим дворам на обед, Вельский приказал затворить все ворота и вновь начал уговаривать Федора держать двор и опричнину так, как держал отец его (namawiac go poczal aby dwor i op­riczyne chowal tak jako ociec jego) 19. В случае успеха Вельский рассчиты­вал распустить регентский совет и править от имени Федора единолич­но, опираясь на военную силу. Над Кремлем повеяло новой опричниной. Но Вельский и его приверженцы не учли одного важного момента — пози­ции народных масс.

Столкновение между «дворовыми» и земскими боярами послужило про­логом к давно назревавшему восста­нию в Москве. В литературе оно дати­руется 2 апреля. Эта дата опирается на свидетельство Л. Сапеги о том, что неудачный прием в Кремле состоялся 12 апреля по новому стилю. Докумен­ты Посольского приказа позволяют исправить ошибку посла, написавшего письмо полтора месяца спустя. По русским посольским книгам, прием в Кремле имел место 9 апреля 20. Имен­но в этот день столица и стала ареной народных выступлений.

Как только земские бояре узнали о самочинных действиях Вельского, они бросились в Кремль. Однако стрельцы отказались повиноваться приказам главных земских опекунов и не пропустили их в ворота. После долгих препирательств И. Ф. Мсти­славский и Н. Р. Юрьев прошли за кремлевские стены, но их вооружен­ная свита была задержана стражей. Когда боярские слуги попытались



Глава 1. Наследие Грозного


силой прорваться за своими господа­ми, произошла стычка. На шум ото­всюду стал сбегаться народ. Стрель­цы пустили в ход оружие, но рассеять толпу им не удалось. Столичный по­сад восстал. «Народ,— по словам ле­тописца,— всколебался весь без чис­ла со всяким оружием». Толпа пыта­лась штурмовать Кремль со стороны Красной площади. «По грехом,— пи­сал современник,— чернь московская приступила к городу большому, и во­рота Фроловские выбивали и секли, и пушку большую, которая стояла на Лобном месте, на город поворотили». По словам голландца И. Массы, на­род захватил в Арсенале много ору­жия и пороха, а затем начал громить лавки. Бояре опасались, что их дворы постигнет та же участь21.

Царь Федор и его окружение, на­пуганные размахом народного движе­ния, не надеялись подавить мятеж силой и пошли на переговоры с тол­пой. Из кремлевских ворот на пло­щадь выехали думный дворянин М. А. Безнин и дьяк А. Я. Щелка-лов22. Черный народ «вопил, ругая вельмож изменниками и ворами». В толпе кричали, что Вельский по­бил Мстиславского и других бояр. «Чернь» требовала выдачи ненавист­ного временщика для немедленной с ним расправы24. Положение стало критическим, и после совещания во дворце народу объявили об отставке Вельского.

Земские чины перед лицом страш­ного для них восстания «черни» со­чли за лучшее отложить в сторо­ну распрю с «дворовыми» чинами. «… Бояре,— повествует летописец,— межю собою помирилися в городе («Кремле.— Р. С.) и выехали во Фро­ловские ворота...» 25 Властям удалось



кое-как успокоить толпу, и волнения в столице постепенно улеглись.

Непосредственным результатом московских событий явилось падение могущественного регента Б. Я. Вель­ского и кратковременное примирение противоборствовавших политических группировок. Несколько недель спу­стя после народного выступления в Москве открылся собор. Цели и характер собора 1584 г. получи­ли различную оценку в литературе. В. О. Ключевский высказал предпо­ложение, что созванный в Москве собор был «избирательным». Он должен был «избрать» на трон Федо­ра Ивановича. Гипотеза В. О. Клю­чевского получила дополнительную аргументацию в трудах М. Н. Тихо­мирова, по мнению которого мысль об избрании Федора на царство Зем­ским собором родилась в кружке Го­дуновых и Щелкаловых. М. Н. Тихо­миров акцентировал внимание на словах Горсея о том, что в Москве был собран парламент (а не подобие парламента, как писал В. О. Ключев­ский) с выборным составом, который обсудил широкий круг вопросов, свя­занных с преобразованиями. Про­должая мысль М. Н. Тихомирова, Л. В. Черепнин пришел к выводу, что после смерти Грозного произошло за­метное расширение функций земских соборов, которые отныне начали из­бирать и утверждать государей. Иную точку зрения высказал Н. И. Павлен­ко. Он подверг сомнению сам факт созыва избирательного собора и на этом основании заключил, что несу­ществующий Земский собор не мог ни избирать царя, ни обсуждать дру-

гие политические вопросы .

Гипотеза о Земском соборе опира­ется прежде всего на показания Дже-


Глава 7. Наследие Грозного


рома Горсея. Англичанин описал воцарение Федора как очевидец в краткой записке, опубликованной им намного раньше всех прочих своих сочинений. Записка Горсея вышла в Англии в издании Хаклюйта в 1588 г. Составленная по свежим сле­дам, она отличается большой досто­верностью. Согласно Горсею, около 4 мая в Москве был созван парламент (дума), на который собрались глав­нейшие люди из духовенства вместе со всеми боярами. На первый взгляд может показаться, что описанный Горсеем «парламент» не имел черт Земского собора, так как в его работе не участвовало дворянство (gentrice). Более внимательное изучение текста Горсея заставляет усомниться в том, что дело ограничилось созывом думы, включавшей всего полтора десятка бояр. Слова Горсея допускают более широкое толкование: «на московском собрании присутствовала «all the no-bility whatsoever», т. е. вся знать без исключения 27.

Московские летописи XVII в. со­хранили память о том, что при воца­рении Федора в Москву съехалось большое число дворян и духовных лиц. «… По преставлении царя Ивана Васильевича,— читаем в одном лето­писце,— приидоша к Москве изо всех городов Московского государства и

ЛЕТОПИСЕЦ

«… седе на царство на Москве… месяца мая в 31 день в 7 неделю по пасце...» 30

По-видимому, искажение даты в Разрядной книге объясняется неудач­ным сокращением начального текста.

В центре деятельности московско­го собора, без сомнения, стоял вопрос о кандидатуре нового царя. Н. И. Пав-


молили со слезами царевича Федора, чтобы не мешкал, сел на Московское государство». Другой летописец под­черкивает, что инициатива созыва «властей» в Москву принадлежала митрополиту Дионисию, который «изыде в митрополию и нача писати по всем градом, чтоб власти ехали на собор»28. Большой интерес представ­ляет запись о воцарении Федора, включенная в Разрядные книги про­странной редакции: «И того же году (7092.— Р. С.) мая в 7 день сел на Московское государство… государь царь и великий князь Федор Ивано­вич всея Русские земли» 29.

На первый взгляд может пока­заться, что приведенная запись Раз­рядного приказа подкрепляет свиде­тельство Горсея о том, что примерно 4 мая в Москве начал заседать собор. Но такое истолкование источников едва ли верно. Горсей относил цар­скую коронацию не к 31 мая, а к 10 июня, а это значит, что он руко­водствовался введенным в Англии григорианским календарем. Следова­тельно, описанный им собор 4 мая состоялся по русскому календарю в 20-х числах апреля. Что же касается Разрядных книг, то в их записи (по частным спискам), как видно, вкра­лась ошибка, происхождение которой проясняет сличение текстов:

РАЗРЯДНАЯ КНИГА

«… мая в 7 день сел на Московское государ­ство...»31

ленко предположил, что московское собрание свелось лишь к обсуждению дня коронации. Однако такое мнение не учитывает обстановки острого по­литического кризиса, когда произо­шла смена лиц на троне. Первая



еще рефераты
Еще работы по истории