Реферат: Механицизм в науке и философии

Оглавление

1. Механицизм, его развитие и основные положения

2

2. Учение о причинности.

9

3. Идеи детерминизма в науке и философии XVI-XIX вв.

13

4. Развитие квантовой механики и деформация идей детерминизма  в науке и философии XX в.

18

Литература

23

<span Times New Roman",«serif»;mso-fareast-font-family:«Times New Roman»; mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:RU;mso-bidi-language:AR-SA">

Разве лишь Вселенский гений

В опытах тысячекратных

Мог добиться результатов…

Нам–то что за утешенье?

Эрвин Шредингер

1.Механицизм, его развитие и основные положения

Был этот мир глубокойтьмой окутан.

“Да будет свет!”… И вотявился Ньютон.

                                                                 С.Маршак.

Естествознание с античных времен определяло наше отношение к природе, иего роль все более возростала с тех пор, как предсказания важнейших научныхтеорий стали многократно подтверждаться опытом. Основные философские течениястроились на физической науке и, казалось бы, неопровержимых фактах,установленных ею.

Однако дальнейшее развитие физики и прежде всего создание теорииэлектромагнетизма, теории относительности и квантовой механики вызвалинеобходимость пересмотра философских учений.

Одно из основных учений – имеющее первостепенное значение само по себе ина которое в той или иной мере опираются все остальные учения, получилоназвание “механицизм”. Суть его можно сформулировать так: физический мирпредставляет собой гигантский механизм, части которого взаимодействуют междусобой. Механизм действует без сбоев и ошибок, о чем свидетельствуют движениепланет, регулярность чередования приливов и отливов, предсказуемость солнечныхи лунных затмений. Части гигантского механизма – это непрерывно движущаясяматерия. Движение обусловлено действием сил.

В основе механицизма лежит понятие материи как некоторой телеснойвещественной субстанции. Убеждение в том, что материя составляет основу всегосущего, восходит к древним грекам. Выдающиеся греческие философы наблюдалиокружающий мир и, несмотря на свои весьма ограниченные возможности, всемидоступными им средствами исследовали природу. При этом они с готовностьюпереходили от немногочисленных наблюдений к широким философским обобщениям.Так, Левкипп и Демокрит выдвинули идею о том, что мир состоит из неразрушимых инеделимых атомов, существующих в пустоте. Аристотель строил материю из ”четырехэлементов” – земли,воды, воздуха и огня, но не из настоящих земли, воды, воздуха и огня, а изчетырех сущностей, наделенных теми качествами, которые мы воспринимаемпосредством наших органов чувств в четырех реальных аналогах этих “элементов”.

Томас Гоббс, развивая более грубый вариант того же учения, утверждал:

Мир, т.е. вся масса всехвещей, телесен; иначе говоря, есть тело, и оно обладает измерениями величины, аименно длиной, шириной и глубиной; но каждая часть тела также есть тело и такжеобладает измерениями. Следовательно, каждая часть нашего мира есть тело, а точто не есть тело, не есть часть мира, а поскольку мир есть все – то, что неесть часть его есть ничто и, следовательно, не существует нигде. (по [1],ñ. 257)

Тело, продолжает Гоббс, есть нечто такое, что занимает пространство; оноделимо, подвижно, подвержено действию сил и ведет себя математически.

Таким образом, механицизм утверждает, что реальность это всего лишьсложная машина, управляющая объектами в пространстве и во времени. Так как мысами составляем часть физической природы, все человеческое должно бытьобъяснимо через понятие материи, движения и математики.

Декарт так же утверждал, что все физические явления можно объяснить спомощью понятия материи и движения. По Декарту, материя действует на материюпри непосредственном соприкосновении. Материя состоит из мельчайших невидимыхчастиц, отличающихся по величине, форме и другим свойствам. Так как частицыслишком малы и их нельзя видеть, для объяснения крупномасштабных и потомудоступных наблюдению явлений, например движение планет вокруг Солнца,требовалось принять определенные гипотезы относительно поведения таких частиц.Понятие пустого пространства Декарт отвергал.

Естествознанию картезианская философия (от имени Декарта Картезий), которую разделяло большинство естествоиспытателейдоньютоновской эпохи, в частности Гюйгенс, отводила по существу ту же функцию,а именно физическое объяснениеявлений природы.

До начала XX-говека большинство физиков и философов придерживались убеждения, что материя –первооснова и сущность физической реальности. По этому поводу Ньютон писал:

При размышлении о всехэтих вещах мне кажется вероятным, что Бог вначале дал материи форму твердых,массивных, непроницаемых, подвижных частиц таких размеров и фигур, и с такимисвойствами и пропорциями в отношении к пространству,, которые более всегоподходили бы для той цели, для которой он их создал. Эти первоначальныечастицы, являясь твердыми, несравнимо тверже, чем всякое пористое тело,составленное из них, настолько тверже, что они никогда не изнашиваются и неразбиваются на куски. Никакая обычная сила неспособна разделить то, что создалБог при первом творении.([2], c. 303).

Развитие идей механицизма в XVII–XVIII веках прежде всего связано с развитием революционныхидей в математике, выдвинутых Ньютоном для описания движения небесных тел – аименно с развитием основ дифференциального и интегрального исчисления. На заресвоего развития понятия “предельных отношений” и тесно связанных с ними“флюксий” (производных) были подвержены резким нападкам со сторонысовременников. Дж. Беркли, родившийся как раз в тот год, когда была опубликованаработа Ньютона “Математические начала натурной философии”, впоследствии писал:”Лишь тот, кто способен представить себе начало начал или конец конца… всостоянии постигнуть эти рассуждения. Однако я уверен, что большинство людейсочтет невозможным когда-нибудь понять их смысл” (по [8], с. 90). Производныевторого или высшего порядка он считал особенно нелепым изобретением, сравниваяих с чем то вроде “ призраков от призраков”:

Что такое эти флюксии?Скорости изчезающе малых приращений.А что такое эти изчезающе малые приращения?Они не есть ни конечные величины, нибесконечно малые величины, но они и не нули. Разве мы не имеем право назвать ихпризраками исчезнувших величин?…

Но я полагал бы, чтотому, кто в состоянии переварить вторую или третью флюксии, второй или третийдифференциал, не следовало бы привередничать в отношении какого-либо положенияв вопросах религиозных ([3], c. 401, 425-426).

Однако, невероятная эффективность применения развитого Ньютоном аппаратак описанию механических систем интересовала ученых гораздо больше, чем нападкикритиков. А так как движущаяся материя была ключом к математическому описаниюдвижения планет и свободно падающих тел, ученые попытались распространить такоематериалистическое объяснения на явления, природу которых они совсем непонимали. Так процесс передачи тепла от одного тела к другому описывался какпередача от тела к телу особого газа – теплорода, а электричествопредставлялось как две жидкости, несущие положительный и отрицательный заряды.Для объяснения непрерывного движения планет Ньютон ввел силу тяготения. Дляописания действия электрического заряда на расстоянии Фарадей ввел понятиесиловых линий поля, которые считал реально существующими.

К концу XVIIIвека наиболее полное развитие получила одна область физики – механика. Взнаменитой французской “Энциклопедии” Д’Аламбер и Дидро провозгласили, что механика – наукауниверсальная. Она стала парадигмой для более новых быстроразвивающихсяобластей науки.

Лейбниц, хотя и отстаивал механицизм как самоочевидную истину, не могудовлетвориться одним лишь этим направлением. Бог, энергия и цель былиодинаковы для него. По утверждению великого физика, врача и математика ГерманаГельмгольца миссия физической науки завершится, как только удастся окончательносвести явления природы к простым силам и доказать, что такое сведение –единственное, допускаемое этими явлениями. Аналогичную точку зрения находим улорда Кельвина: “Я никогда не испытываю чувства полного удовлетворения до техпор, пока не построю механическую модель изучаемого объекта. Если мне этоудается, то я сразу все понимаю, в противном случае не понимаю”.

Вплоть до конца XIVвека физики пребывали в уверенности, что все явления природы допускаютмеханическое объяснение. А если какие-то явления пока не удалось объяснить врамках механицизма, то, считалось, со временем это будет сделано. Средиявлений, которые не находили механического объяснения, особенно важными былидействие тяготения и распространение электромагнитных волн, для которых великийНьютон так и не смог построить удовлетворительной модели в рамках механицизма,несмотря на вся свои усилия; по поводу чего изрек свое знаменитое: “Я неизмышляю гипотез”.

Тем не менее, многие философыXVIII–XIX-го столетий упорно придерживались механицизма. Физикибыли настолько ослеплены успехами ньютоновского направления в науке, чтоупустили из виду проблему объяснения физической природы дальнодействия. И хотявсе тот же Дж. Беркли подвергал критике понятие физической силы тяготения собщих позиций своей философии (в сочинении “Алсифрон, или мелкий философ”(1732) он писал:“Поскольку ни ты, ни я не можем определить идею силы, ипоскольку… разум и способности людей во многом схожи, мы можем предположить,что … у людей нет ясного представления об идее силы” ([6] с.70),воспользовавшись только льшь математическим выражением Закона всемирноготяготения они ( в особенности Лагранж и Лаплас) настолько преуспели вприменении этого закона для объяснения ряда наблюдаемых аномалий в движенияхнебесных тел и в обнаружении новых явлений, что проблема физической природытяготения оказалась погребенной под грудой математических трудов того времени.

Подводя итог, можно сказать, что не только замечательные достижениясамого Ньютона, но и сотни результатов, полученных его многочисленнымипоследователями, стали возможными, благодаря тому, что их авторы полагались наматематическое описание даже в случаях, когда физическое понимание явленияполностью отсутствовало. По существу все эти естествоиспытатели принеслифизическое понимание в жертву математическому описанию и математическомупредсказанию.

<span Times New Roman",«serif»;mso-fareast-font-family:«Times New Roman»; mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:RU;mso-bidi-language:AR-SA">

2. Учение о причинности.

Отчего мне так светло?

Оттого, что ты идешь по переулку.

                                        К.Матусовский

Еще одно философское учение, неоднократно привлекающееся для объясненияповедения природы, основано н понятии причины и следствия. Мы ищем причины,полагая, что знание причин позволит нам получить желаемые следствия. Учение опричинности в чем-то более смутная доктрина чем механицизм. Причинность лишьконстатирует существование причины и следствия, но ничего не говорит омеханизме связи между ними. На протяжении нескольких столетий (вплоть до началаXX в) причинностьдействительно подразумевала существование некого механизма. Многие явленияпроисходят потому, что причина и следствие связаны физическим механизмом,который порождает следствие. В первоначальном варианте учение о причинностипредполагало непосредственный “контакт” между причиной и следствием т.е. ихпространственную смежность. Но вскоре понятие причинности стали использовать ипри рассмотрении дальнодействия, например в случае тяготения.

Как большинство философских учений, учение о причинности зародилось вДревней Греции. Аристотель различал четыре типа причин, действующих в мире:форму, цель (т.е. “то ради чего”), материю (“то из чего”), и источник движенияили “творящее начало”. Великий Архимед, умевший применять свои знания напрактике, подчеркивал значение принципа причинности, интерпретируя последний вдухе “творящего начала” Аристотеля. Согласно Архимеду, причинность приводит ктому, что материя всюду и всегда ведет себя упорядочено и предсказуемо.

Выявление причинности в науке нового времени берет начало с Галилея. Онговорил о земном тяготении, как о причине движения земных тел, хотя емупришлось отказаться от причинности, ограничившись математическим описаниемдвижения.

Ньютон и его современники разработали концепцию, сохранившуюся посуществу неизменной в следующих двух столетиях. Согласно этой концепции,причинность присуща самой природе физического мира. Следуя такой концепции,Ньютон ввел универсальную силу тяготения, как причину эллиптичности планетныхорбит. Лейбниц говорил, что все, что случается имеет свою причину.

Совершенно иное толкование причины и следствия предложил Иммануил Кант.Находясь под сильным влиянием Ньютоновской науки той эпохи, Кант вступил взащиту системы небесной механики и даже существенно дополнил ее в работе“Всеобщая естественная история и теория неба” (1755 г.). В своем основномфилософском сочинении “Критика чистого разума” (1781) Кант утверждал, чтопричинность является логической предпосылкой всего рационального мышления. ПоКанту, разум не нуждается в подтверждении эмпирическими данными. Во второмиздании “Критики чистого разума” (1787) Кант так определил причинность: ”Всеизменения происходят по закону связи причины и действия”([4], т.3, с. 258).

Шотландский философ Дэвид Юм пытался очистить причинность от какай бы тони было метафизической подоплеки. В действительности он поставил под сомнениесамо понятие причинности. В работе “Исследование о человеческом познании”(1793) Юм утверждал:

Единственноенепосредственная польза всех наук состоит в том, что они обучают нас управлятьбудущими явлениями и регулировать их с помощью причин. Обладающие сходствомобъекты всегда соединяются со сходными же – это мы знаем из опыта; сообразуясьс последним мы можем поэтому определить причину как объект, за которым следуетдругой объект, при чем все объекты, похожие на первый, сопровождаются объектамипохожими на второй. ([5] c. 78).

По убеждению Юма, сам по себе тот факт, что мы знаем о следовании событияА за событием В, даже если это следование многократно повторялось, отнюдь недоказывает, что и в будущем событие А неизменно будет следовать за событием В.Юм приходит к выводу, что наша вера в причинность не более, чем привычка, и сполным основанием утверждает, что привычка не может служить подходящей основойдля веры.

Джон Стюарт Милль, наиболее известный английский философ XIX вподдержав отрицание причинности Юма, добавил несколькособственных идей. В сочинении “Система логики” (1843) Милль так изложил своюконцепцию причинности: ”Закон причинности, главный столп, на который опираетсянаука, есть ничто иное, как знакомая истина об обнаруживаемой путем наблюдениянеизменности следования между каждым природным фактом и каким-то другим фактом,ему предшествующим”.

Но несмотря на критику Юма, Милля и др. к концу XIX в. причинность в глазахестествоиспытателей поднялась до статуса самоочевидной истины, которыйстолетием раньше Кант предал ей, исходя из метафизических оснований. Отношениек причинности, сложившееся в конце XIX в. Достаточно четко выразил Герман Гельмгольц в своей“Физиологической оптике”:

Принцип причинности носитхарактер чисто логического закона даже в том, что выводимые из него следствияотносятся в действительности не к самому опыту, а к пониманию опыта и,следовательно, не могут быть опровергнуты никаким возможным опытом. ([1], 265)

<span Times New Roman",«serif»; mso-fareast-font-family:«Times New Roman»;mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language: RU;mso-bidi-language:AR-SA">

3. Идеи детерминизма в науке и философии XVI-XIX вв.

Грядущие годы таятся во мгле,

Но жребий твой вижу на светлом челе.

                                     А.С.Пушкин

Поскольку причины того или иного явления не всегда удается установить, амеханицизм так же не всегда может объяснить разнообразные явления, в XIX веке господствующееположение приобрело философское учение под названием “детерминизм”. Различиемежду учением о причинности и детерминизмом отмечал еще Декарт: ”Следствиеотстает во времени от причины из-за ограниченности чувственных восприятийчеловека”. Суть детерминизма проще всего объяснить с помощью аналогии. Еслиаксиомы Евклидовой геометрии заданы, то свойства фигур в рамках этой геометрииполностью определены как необходимые логические следствия. Говорят, что Ньютонкак-то спросил, зачем нужно выписывать теоремы Евклидовой геометрии, если ониочевидным образом следуют из аксиом. Все же большинству людей требуется немаловремени, чтобы доказать каждую из теорем. Но хронологический порядок открытияновых геометрических свойств, который связывает аксиомы и теоремы, такой жевременной последовательностью, как причину и следствие, в действительностииллюзорен.

Так же обстоит дело и с физическими явлениями, считал Декарт. Для“божественного разума” все явления “существуют” в одной математическойструктуре. Но наши чувства в силу ограниченности их возможностей распознаютявления не одновременно, а одно за другим, и поэтому мы одни явления принимаемза причины других. Отсюда понятно, считал Декарт, почему математика позволяетпредсказывать будущее. Это становится возможным благодаря ранее полученнымсоотношениям. Именно математическое соотношение дает самое ясное физическоеобъяснение реальности. Кратко можно сказать, что реальный мир – этосовокупность математически представимых движений объектов в пространстве ивремени, а Вселенная в целом – огромная гармоничная машина, построенная на основематематических законов. Кроме того, многие философы, включая самого Декарта,утверждали, что математические законы заданы раз и навсегда, поскольку таксотворил мир Сам Бог, а Божья Воля неизменна. независимо от того, удалось личеловеку проникнуть в сокровенные “замыслы Бога”, мир функционировал по закону,и закономерность процессов, происходящих в природе, не ставилась никем подсомнение, по крайней мере до начала XIX в.

Ньютоновская концепция Вселенной, состоящей из твердых неразрушимыхчастиц, каждая из которых действует на другие с вполне определенной,вычисляемой силой, была положена в основу последовательного детерминизмафранцузским астрономом и математиком Лапласом. Ему принадлежит ставшееклассическим описание сущности детерминизма:

Состояние Вселенной вданный момент можно рассматривать как результат ее прошлого и причину еебудущего. Разумное существо, которое в любой момент знало бы все движущие силыприроды и взаимное расположение образующих ее существ, могло бы – если бы егоразум был достаточно обширен для того, чтобы проанализировать все эти данные –выразить одним уравнением движение и самых больших тел во Вселенной, имельчайших атомов. Ничто не осталось бы сокрытым от него – оно могло быохватить единым взглядом как будущее, так и прошлое. ([6] c.81)

Детерминизм завоевал столь прочные позиции, что философы стали подходитьс детерминистической точки зрения к оценки деятельности человека как частиприроды. Идеи, волевые акты и действия человека рассматривались как неизбежноепроявление взаимодействия материи с материей. По мнению детерминистовчеловеческая воля определяется внешними физическими и физиологическимипричинами. Гоббс, например, объяснял кажущуюся свободу воли следующим образом.События из вне воздействуют на наши органы чувств, а те в свою очередь на мозг.Движение внутри мозга порождает то, что мы называем аппетитом, восторгом илистрахом, но все эти чувства – не более чем наличие движения внутри мозга. Когдааппетит и отвращение сталкиваются в противоборстве, наступает особое физическоесостояние, именуемое осмотрительностью. Одно движение одерживает верх наддругим, а мы говорим о проявлении свободы воли. Но в действительности выборпреобладающего движения принадлежит не личности. Мы видим результат, но не всостоянии осознать определяющий его процесс. Свободы воли не существует. Этобессмысленный набор слов. Воля жестоко ограничена действиями материи.

Вольтер в сочинении “Невежественный философ” утверждал: “Было бы оченьстранно, если бы вся природа, все планеты должны были бы подчиняться вечнымзаконам, а одно небольшое существо, ростом в пять локтей, презирая эти законы,могло бы действовать, как ему заблагорассудится”. Случай – ни что иное, какслово, придуманное для обозначения известного действия неизвестной причины.

Этот вывод был настолько категоричен, что даже материалисты попыталисьумерить его остроту. Некоторые из них утверждали, что детерминированы толькодействия человека, но не его мысли. Другие пытались найти новую интерпретациюсвободы, пытаясь сохранить хотя бы какое-то подобие ее. Вольтер саркастическизаметил в этой связи: “Быть свободным означает иметь возможность делать чтоугодно, а не хотеть что угодно”.

С научной точки зрения утверждение “событие А определяет событие В”означает, что если задано событие А, то можно вычислить событие В. Такимобразом применение детерминизма в точных науках можно охарактеризоватьследующим образом: если состояние некоторого множества объектов в произвольныймомент времени задано, то состояние объектов того же множества в любой моментвремени в будущем может быть определено путем вычислений.

Естественно научная концепция детерминизма наиболее четко выраженафункциональными соотношениями между переменными, но из функциональногосоотношения не следует существования причинно следственной связи.

Многое из того, чем занимаются точные науки сводится к установлениюфункциональных соотношений между переменными. Если такого рода соотношениеоказывается верным в широких пределах и выражает нечто важное относительнофизического мира, то оно обретает статус закона природы.

Однако еще Дж. Максвелл указывал на существование ситуаций (которые онназывал особыми точками), в которых поведение механической системы становитсянестабильным, как, например, камень на вершине горы может вдруг сорваться, вызываялавину. Максвелл предостерегал своих ученых коллег от недооценки роли такихситуаций и считал, что если изучение особых точек сменит непрерывность истабильность вещей, то успехи естествознания, возможно, позволят устранитьпредрасположение к детерминизму.

Лидер физической науки своего времени, Максвелл стал пророком дляследующего поколения ученых. Некоторые из его работ по кинетической теориигазов способствовали закату детерминизма. Трещины и пробелы, которые Максвеллувидел в детерминистической схеме вскоре расширились. На смену детерминизмапришли статистические законы.

Применение законов статистики  вфизике началось со статистической механики, где еще можно было предполагать,что, детально описав миллионы столкновений молекул, каждая из которыхподчиняется законам классической механики, (доведенной к концу XIX в Гамильтоном  до уровня завершенной науки) и, такимобразом, поведение которой полностью детерминировано, мы могли бы предсказатьповедение газа в целом. Но число столкновений столь велико, что рассматриватьподобные коллективные эффекты можно только статистическими методами. Первымстал использовать статистические законы кинетической теории газов ЛюдвигБольцман, чей подход был радикален в эпоху господства механицизма идетерминизма и вызвал ожесточенные споры. Однако, сокрушительный удар подетерминистическому мировоззрению был нанесен несколько позже.

<span Times New Roman",«serif»;mso-fareast-font-family:«Times New Roman»; mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:RU;mso-bidi-language:AR-SA">

4. Развитие квантовой механики и деформация идейдетерминизма  науке и философии XX в.

… Ведь даже Эйнштейн – физическийгений

Весьма относительно все понимал...

                     В.Высоцкий.

Середина двадцатых годов нашего столетия – период, ставший “золотымвеком” физики. Начиная с 1926 года Эрвин Шредингер опубликовал серию работ подобщим названием “Квантование как задача о собственных значениях”, которые сталиклассикой науки и поставили на солидную основу казавшуюся до тех портаинственной волновую механику. Эти работы, а также созданная к тому же времениматричная механика Гейзенберга положили конец периода анархии в развитииквантовой теории, которое началось со смелой гипотезы Планка о квантах.

В квантовой физике того времени существовало множество противоречий.Например, в атомной модели Бора для расчета электронных орбит использовалисьзаконы классической механики и электродинамики, а для объяснения устойчивостиэлектронных орбит привлекались условия квантования. В рамках одной и той жемодели применялись положения, которые иногда прямо противоречили друг другу.

Однако, подход развитый в 1926 году Шредингером  изначально был попыткой перехода откорпускулярного описания электрона к чисто волновому, и порождал своитрудности. Сложности возникали как с интерпретацией волновой функции ( вчастности, при переходе к задаче с несколькими электронами волновую функциюнельзя было отождествлять с классическим распределением заряда), так и преждевсего с попыткой построить физическую теорию исключительно на базе волновогопредставления, отказавшись от идей корпускулярно-волнового дуализма. Выход иззатруднения подсказывали исследования процессов атомных столкновений,проведенные Максом Борном в конце лета 1926 года. Анализ рассеяния электронов иальфа-частиц на ядрах довольно неожиданно дал ключ к пониманию смысла волновойфункции Шредингера: квадрат ее амплитуды соответствовал вероятности обнаружениячастицы в данной точке пространства. В то время как для Шредингера волноваяфункция была непосредственно наблюдаемой величиной, Борн отводил ей роль“направляющего поля” для электронов. Такая интерпретация (получившая названиекопенгагенской) поставила волновую механику на прочную физическую основу ивыбила почву из-под многих спекуляций, в том числе из-под наивныхреалистических рассуждений Шрединдерга.

Долгое время одни выдающиеся физики (Бор, Борн, Паули) придерживалиськонцепции, что все явления природы подлежат лишь вероятностной интерпретации, вто время как для многих не менее выдающихся физиков нашего столетия, в томчисле многих создателей квантовой механики (Шредингер, Эйнштейн, Луи де Бройль,Макс Планк) подобное статистическое истолкование квантовой теории оказалоськрайне неприемлемым. Они придерживались концепции причинности и детерминизмавосходящих своими корнями к классической механике. Суть спора сводилась кследующему: является ли статистический характер законов квантовой физикирезультатом неполного знания, и не уступят ли эти законы свое место новым, неменее детерминистским, как законы Ньютона, или вероятность лежит в основезаконов самой природы. Так во время пребывания в Копенгагене Шредингер заявилБору:

 Если мы собираемся сохранить эти проклятыеквантовые скачки, то приходиться пожалеть, что я вообще занялся квантовойтеорией ([7] c.48).

Для него было страшно представить, что электрон “мог прыгать, как блоха”([7], стр. 51). Широко известно выражение Эйнштейна, что “Бог не играет вкости”. Эта же мысль прослеживается в письме Дж. Франку:

Я могу еще, если на топошло, понять, что Господь Бог мог сотворить мир, в котором нет законовприроды. Короче говоря, хаос. Но то, что должны быть статистические законы свполне определенными решениями, например законы, вынуждающие Господа Богабросать кости в каждом отдельном случае, я считаю в высшей степенинеудовлетворительным ([1] c.271).

В статье ”Можно ли считать квантовомеханическое описание физическойреальности полным?”Эйнштейн утверждал, что волновая механика не полна, и со временем должнапоявиться статистическая квантовая теория, которая явиться аналогомстатистической механики: движение отдельных частиц должны быть детерминированы,но в следствии большого числа частиц их ансамбли должны описываться на основестатистики и теории вероятности ([10], т.3, с. 604-611). То же мнение выразилПоль Дирак (1978), считавший. что возможно в будущем появитсяусовершенствованная квантовая механика, в которой произойдет возврат кдетерминизму и тем самым подтвердиться точка зрения Эйнштейна. Но возврат кдетерминизму, по мнению Дирака, возможен только ценой отказа от каких-тоосновных идей, которые мы сейчас принимаем без малейшего сомнения. Если мывернемся к детерминизму, то нам придется каким-то образом заплатить за это,хотя сейчас трудно предугадать, чем именно.

Ни Дирак, ни Эйнштейн не предложили альтернативной модели атомной теории.И к настоящему моменту квантовая теория достигла такого уровня в своемразвитии, что решение проблемы вряд ли зависит только от получения новыхэкспериментальных данных. Хотя, для описания явлений, в которых участвуютвидимые или осязаемые объекты, физики по прежнему используют детерминистическиезаконы классической механики, их отношение к детерминизму при описании явленийтакого рода существенно изменилось, благодаря развитию идеи квантовой механики.Все происходит так, как происходит, поскольку вероятность этого весьма высока,а вероятность того, что может быть иначе, весьма незначительна.

Впрочем, ученым ли рассуждать о природе вероятности в описании квантовыхявлений? Да и кто согласится быть детерминированным, когда даже пошлый электронпритендует на то, что его поведение таковым не является (вспомним “Быть можетэти электроны миры, где пять материков...”)? Вероятность она присуща и дажебывает различной по своей сути. В процессе эволюции, в процессах генетическойнаследственности и развития можно выделить вероятностные события с устойчивымраспределением частот, и процессы не поддающиеся детерминизации, и в таких случаях“предстоит выяснить, какое понимание случайности в каком разделе эволюцииявляется главным” ([16] c. 80)

В своей статье “О детерминизме” Я. Лукасевич, раскритиковав закондедукции и принцип причинности, как фундамент детерминистского мировоззрения,пришел к выводу, что “аргументы, извечно приводимые в пользу детерминизма, невыстояли под огнем критики”. Далее он пишет: “Несомненно из этого не следует поменьшей мере, что детерминизм является ошибочной точкой зрения, ошибочностьаргументов не служит доказательством ошибочности тезиса. Только одно я хотел бысказать, основываясь на приведенной критике, что детерминизм не является лучшеобоснованной точкой зрения нежели индетерминизм.” ([11], с.72).

Анализируя его статью другой философ приходит к выводу: “Человек действительно свободен, если он имеет властьнад прошлым” ([12], с.77). И, таким образом, встает вопрос: “Что есть прошлое?”и можно ли на него повлиять? В последнем вопросе, считает автор, обнадеживающиерезультаты получал с 1953 г. французский физик Коста де Берга, проводящий идеюо внутренней симметрии между прошлым и будущим, и возможностью воздействияквантового явления не только на прошлое, но и на будущее. (см. [13-14]).

Впрочем и без привлечения квантовомеханических явлений рассуждая “О “механизме“ течения времени” можноприйти к выводу, что “будущее – это возможность, представляющая собой тенденциидальнейшего развития конкретного материального объекта”. В этой связи “нельзяне согласиться с тем, что мы говорим о будущем, имея ввиду не вообще что-либонесуществующее, а то, что мы надеемся видеть когда-либо настоящим” ([15] с.54).

Таким образом прослеженная многовековая история развития идейдетерминизма в философии оказывается тесно сопряженной с развитием аналогичныхидей в науке. Вряд ли современное положение в вопросе о природе вероятности вописании реальных природных процессов, в том числе в жизни человека, можносчитать закрытым, но нельзя не отметить, что и механицизм, и учение опричинности, и детерминизм испытали на себе глубокое воздействие последнихнаучных открытий.

<span Times New Roman",«serif»;mso-fareast-font-family:«Times New Roman»; mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:RU;mso-bidi-language:AR-SA">

ЛИТЕРАТУРА.

1.<span Times New Roman"">   

2.<span Times New Roman"">   

3.

4.

5.

6.Клайн М. Математика. Утрата определенности. –  М.: Мир, 1984.

7.Д. Хоффман. Эрвин Шредингер. – М.: Мир, 1987.

8.

9.

10.

11.

12.

13.

14.

15.

16.

еще рефераты
Еще работы по философии