Реферат: Андрей Белый

А. Воронский

БелыйАндрей (14/X 1880–) (Борис Николаевич Бугаев) — современный писатель. Отец его,Николай Васильевич Бугаев — выдающийся ученый, профессор математики Московскогоуниверситета. В 1891 Б. поступает в частную гимназию Поливанова, где впоследних классах увлекается буддизмом, браманизмом, оккультизмом, одновременноизучая литературу. Особое влияние на Б. оказывают тогда Достоевский, Ибсен,Ницше. К этому же приблизительно времени относится и его увлечение Влад.Соловьевым. Вместе с тем Б. упорно читает Канта, Милля, Спенсера. Таким образомуже с юношеских лет Белый живет как бы двойственной жизнью:художественно-мистические настроения он пытается соединить с позитивизмом, состремлением к точным наукам. Не случайно поэтому Б. в Московском университете (1899)выбирает естественное отделение математического факультета, работает позоологии беспозвоночных, изучает, Дарвина, Ферворна, химию, но не пропускает ниодного номера «Мира искусства», следит за Мережковским. Мистицизм, Влад.Соловьев, Мережковский побеждают в Б. Дарвина и Милля. Б. пишет стихи (1901),прозу, входит в кружок «Скорпиона», в 1903 кончает университет, сближается смосковскими символистами, с Бальмонтом, с Брюсовым, позже (1905) — сМережковским, Вяч. Ивановым, Александром Блоком. В этом же году он поступает нафилологический факультет, но затем оставляет его, сотрудничает в «Весах» (1904–1909).Б. неоднократно переживает разочарования в мистицизме, осмеивает его и в стихахи в прозе, пытается найти из него выход то в неокантианстве, то в особомнародничестве, но в конце концов  вновь возвращается к религиозно-мистическимучениям, которые полностью отражаются и в его произведениях.

В1910–1911 Б. путешествует по Италии, Египту, Палестине, в 1912 сходится сглавой антропософов Рудольфом Штейнером, становится его учеником, фактическиотходит от прежнего кружка писателей, работает над своими прозаическими вещами;в Россию возвращается в 1916. После Октября он в московском Пролеткульте ведетзанятия по теории поэзии и прозы среди молодых пролетарских писателей. В 1921уезжает за границу, в Берлин, где живет около двух лет, сотрудничая междупрочим в Горьковском журнале «Беседа»; затем возвращается вновь в Москву,поселяется в деревне и продолжает усиленно работать.

Б.как поэт написал ряд книг: «Золото в лазури» (1904), «Пепел» (1909), «Урна» (1909),«Христос воскресе» (1918), «Королевна и рыцари» (1919), «Первое свидание» (1921),«Звезда» (1922), «После разлуки» (1922). При всем своем ритмическом своеобразиии богатстве стихи Б. менее значительны, чем его художественная проза. Началохудожественной прозы Б. надо отнести к его «Симфониям» (1902), которые являютсякак бы переходом от стихов к прозе. Далее следуют: «Кубок метелей» (1908), двухтомныйроман «Серебряный голубь» (1910), роман «Петербург» (1913–1916), лучшеепроизведение из всего написанного Б. ныне тщательно вновь переработанное им длянового издания «Никитинских субботников» (1928). После «Петербурга» Б.,напечатаны: «Котик Летаев», «Крещеный китаец» («Преступление Котика Летаева»),«Эпопея», наконец — роман «Москва», еще не законченный. Перу Б. принадлежиттакже ряд теоретических работ по вопросам теории искусства, по ритмике; имнаписано  немало и литературно-публицистических статей. Главнейшей еготеоретической работой является книга «Символизм»; должны быть также отмеченыего статьи «На перевале», «Поэзия слова», «Революция и культура» и т. д.

Б.в нашей литературе является провозвестником особого символизма. Его символизм —символизм мистический. В основе лежит религиозно-нравственное мировоззрение.Символ Б. не обычный реалистический символ, а Символ-Лик, потусторонний, хотяБ. и пытается сделать его имманентным действительности. Символ — это этическаянорма, воплощенная в живом образе — мифе. Этот образ-миф постигается путеммистического опыта. Искусство здесь явным образом соприкасается с религией,даже больше — становится религией религий. «Образ Символа, — утверждает Б., — вявленном Лике некоего начала; этот Лик многообразно является в религиях; задачатеории символизма относительно религий состоит в приведении центральных образоврелигий к единому Лику».

МирБ. есть мир бредов, пламенных стихий, раскаленных сатурновых масс, грозных,непрерывно меняющихся мифологических образов. В таком именно виде воспринимаетокружающую действительность Котик Летаев: его первые сознательные состояниясовпадают с бредовыми видениями, которые ощущаются им как подлинная явь. Отсюда— чувство неустойчивости, непрочности вселенной, бессмыслицы и путаницы. Нашесознание пытается овладеть этой «невнятицей», оно упорядочивает, вноситзакономерность в мир Фалеса и Гераклита; возникает, устанавливаетсяэмпирическая бытийственность, но эта «твердь» не отличается даже иотносительной прочностью: бредовое, огненное, хаотическое начало во всякиймомент грозит прорваться, затопить в сущности жалкий материк, построенный нашимсознанием. Подлинный мир пугает, он страшен и в нем одиноко и жутко человеку.Мы живем посреди постоянных крушений, во власти всепожирающих страстей,допотопных мифов. Они — и есть подлинная реальность; наоборот, нашадействительность есть нечто случайное, субъективное, мимолетное, ненадежное.Таков же и человек в своей сущности и вся им созданная общественная жизнь.Порог сознания шаток, его всегда легко может разрушить любой случай: тогдасознанием овладевает бессознательное, бреды, мифы. Прогресс, культура —прививают людям новые навыки, привычки-инстинкты, чувства, мысли, но и этоскорее видимость. «Доисторический мрачный период, — думает профессор Коробкин,— еще не осилен культурой, царя в подсознании; культура же — примази:поколупаешь — отскочит, дыру обнаружив, откуда, взмахнув топорищами, выскочат,черт подери, допотопною шкурою обвисшие люди...» Человек носит в себе гориллу.Столяр Кудеяров,  глава секты «Серебряный голубь», оказывается изувером,душителем, убийцей. Сенатор Аблеухов, его сын Николай, лишь только по внешностисвоей являются культурными людьми: на самом деле они все еще подлинные потомкидикого монгола, они — варвары, разрушители. Котику Летаеву постоянно угрожаетопасность потерять действительность: ее всегда может поглотить мир бредов.Современная цивилизация представлена в «Москве» Мандро: он прохвост иодновременно зверь, дикарь; такой же зверь сидит и в культурнейшем буддологеДоннере. Дикарским, разрушительным началом проникнута борьба и психология масс.Поэт Дарьяльский в «Серебряном голубе», разочаровавшись в столичных салонах,уходит в деревню к сектантам; там среди полей, в лесах, среди народа он ищетуспокоения и новой правды. «Опыт» приводит Дарьяльского к краху: на Русь преткосная сила Востока, «серебряные голуби»-сектанты источены дикими хлыстовскими,распутинскими радениями. Дарьяльского убивают. Революция 1905 воспринимается Б.в «Петербурге» как нашествие желтых азиатских полчищ, тамерлановых орд, готовыхпотопить в океанах крови Россию, Запад, культуру. Несомненно в этих опасенияхотразились влияния на писателя и Влад. Соловьева с его рассуждениями овосточной опасности, и проповеди Мережковского, упорно писавшего о грядущемхаме. Позже Б. увидел дикарей «с топорищами» в представителях буржуазногоЗапада, в Мандро, в Доннере: это они «проткнули земной шар войной», занеслипреступную руку над наукой, над искусством, над всем культурным в человечестве,это они грозят гибелью миру. Против них направляется удар со стороны большевикаКиерко и его сторонников, но еще неизвестно, спасут ли они мир от гибели, или иКиерко суждено тоже погибнуть от довременного хаоса, господствующего кругом. Вовсяком случае Б. в современных событиях видит пока только разрушение, отворческих силах революции он лишь обещает рассказать, но еще не рассказал.

Мир,как он есть, — катастрофичен. Он открывается в ураганных, в вихревых стихиях, вбредах, в сумятице, в бестолочи. Спасение от этого «не-я» в нашем «я», вразуме. Разум осмысливает невнятицу, строит эмпирический мир причинности, он —единственный оплот против космических бурь. «Помню: — я выращивал комнаты, яналево, направо, откладывал их от себя; в них — откладывал я себя: средьвремен; времена — повторения обойных узоров: миг за мигом — узор за узором; ивот линия их упиралась мне в угол; под линией линия и под днем новый день; якопил времена; отлагал их пространством...» Конечно к показаниям Котика Летаеванадо относиться с известной осторожностью: скорее они показательны для самогоБ. как для писателя: Б. от «не-я» укрывается в «я»,   «я» проецирует из себявремя, пространство, вещи, оно опутывает мир бреда линиями, оно взвешивает,измеряет. Главные герои Б. — тоже солипсисты и крайние индивидуалисты. СенаторАблеухов боится необъятных диких российских пространств, людской уличноймногоножки, он противопоставляет им, себе — циркуляр, карету, строгую линиюпетербургских проспектов, уравновешенную, рассчитанную в мелочах домашнююжизнь. Его сын Николай подавляет в себе монгола Кантом. Профессор Коробкин отбессмысленной вонючей помойки, каковой ему представляется Москва, уходит в миринтегралов, иксов и игреков. Революционер Киерко твердо верит в осмысленностьсущего. Задопятов отгораживается от жизненной невнятицы пошлыми, избитымиистинами.

«Я»,разум, сознание — как бы обуздывают стихию. Казалось бы оплот найден,устойчивость приобретена. Однако материки действительности, образованные нашим«я» посреди океанических огненных стихий, отнюдь не прельщают писателя. Нашесознание, наш разум холоден, механичен, линеен. Он лишен плоти, жизни,подлинного творческого начала, в нем нет изобилия чувств, стихийности, он —сух, догматичен, он светит, но не греет. Познание дает нам разрозненные знанияо мире, но оно не в состоянии ответить на главный вопрос, какую ценность имеетдля нас космос, земля, люди, наша индивидуальная жизнь. Поэтому само по себеоно бесплодно и творчески бессильно. У Б. разум всегда оказывается жалким пристолкновении с жизнью, которая есть невнятица, чепуха, варварство, дикая,необузданная сила. Разумное начало в Дарьяльском, в Аблеуховых, в Дудкине, вКоробкине, в Задопятове — мертво, ничтожно. Окончания повестей, романов Б.всегда трагичны: «разумное, доброе, вечное» гибнет от злой невнятицы, от хаоса,от дичи, «дебристый» мир торжествует, ужасная и нелепая сардинница-бомбаразрывается самым неожиданным и страшным образом. Коробкина уничтожает горилла— Мандро. Мысль, умственная свобода, интеграл, корень, игрек, линия — иллюзия;«в доисторической бездне, мой батюшка, мы — в ледниковом периоде, где ещеснятся нам сны о культуре...».

Междубытием и сознанием так. обр. — трагический дуализм: бытие бессмысленно,хаотично, сокрушительно, — разум — жалок, бесплоден, механичен, творческибессилен. Противоречие абсолютно: «ножницы» не смыкаются эмпирическим путем.Очевидно примирение может быть достигнуто в мире трансцендентном. Символизм Б.и пытается сомкнуть «ножницы» между бытием и сознанием в потустороннем мире.Символ-Лик, по мысли писателя, есть живое Единство, оно осмысливает довременныйхаос бытия и приобщает к творческому началу разум, познание. Лишь в Символедостигается высший синтез бытия и сознания.

Символоткрывается в мистических опытах. Мистическим опытам учит антропософия, оназнает эти тайны, она передает их с помощью особых упражнений, полностью ониоткрываются только посвященным. Искусство становится теургией.

СимволизмБ. неприемлем для передового класса, переустраивающего мир. Он возвращает нас ксредневековью; характерно, что он насквозь рассудочен у Б. Мистическийсимволизм Б. весь «от головы». Сам Б. настолько интеллектуально высок, что то идело подвергает свой мистицизм критическим пересмотрам и даже иронии, иногдаубийственной. Еще до революции он отправил Мессию в сумасшедший дом, егопровозвестников едко высмеял, объявив, что мистику преподают в кабачках.Деревенский мистик Кудеяров оказывается изувером, прообразом хитренькогоРаспутина; сверхчувственные постижения террориста Дудкина расшифровываютсяавтором совсем реалистически: он — алкоголик. О Котике Летаеве читатель узнает,что он непрерывно болел в детстве то корью, то скарлатиной, то дизентерией и т.д. Б. сам немало постарался над разрушением своего «Иоаннова здания» — символизма,долженствующего увенчать художественный мир писателя. Лучший приговорсимволизму заключается в опыте, который проделан самим писателем. Мистические,символические места в поэзии и в прозе Б. — самые надуманные, неубедительные,художественно сомнительные. Художник в Б. начинается там, где кончаетсямистический символист. Это понятно: нельзя объять необъятного, а тем более вискусстве, которое по своему существу, по своей природе материалистично.

Б.с необычайной, мы сказали бы, с предельной отчетливостью и талантом отразилкризис жизни и кризис сознания господствующего до сих пор класса, неуклонноидущего к гибели. Одиночество, индивидуализм, чувство катастрофичности,разочарование в разуме, в науке, смутное ощущение, что идут новые, другие,здоровые, крепкие и бодрые люди, — все это очень типично для эпохи упадкабуржуазии. Однако Б. — первоклассный художник. При всей своейнеуравновешенности и неустойчивости, тяготении к оккультизму Б. сумел создатьряд пластично ярких типов и образов. Влияние Гоголя, Достоевского, Толстого тутнесомненно, но это не мешает самобытности Б. Он прекрасно видит полюсы:бредовое, хаотическое, бессмысленное, с одной стороны, и механически, холодно ипусто-рассудочное — с другой. Здесь Б. вполне самостоятелен. Пусть он преувеличивает,порой впадает в шарж, не умеет, не может синтетически восстановить мир по сюсторону и проецирует некий сверхтуманный символ, оказывающийся в лучшем случаезайчиком  на стене — художественные заслуги Б. очевидны. Иногда Б. выбираетсяиз чернодырья, из мрачных своих лабиринтов, забывает о хаотических видениях, итогда он с замечательным, тонким мастерством воспроизводит картины далекого имилого детства, умело рассказывает о простых, о наивных и радостных вещах вприроде и в жизни. У Б. нечему учиться современному советскому писателю, когданужно изображать революционное подполье, заводы, рабочих, митинги, баррикады.Здесь Б. беспомощен. Его революционеры неправдоподобны, его рабочие и крестьяненеопределенны, бледны и схематичны, это действительно какие-то «многоречивыесубъекты», либо тупицы, они говорят на каком-то нелепом, ерническом языке. Но уБ. есть Аблеуховы, Липпанченки, Задопятовы, Мандро, Коробкины. Этот мирпрекрасно известен писателю. Здесь он свеж и оригинален, его характеристикиэтих людей убедительны и метки, их нельзя обойти ни писателю, ни читателю.Здесь у Б. есть свои открытия.

Б.владеет тайной художественной детали и, может быть, даже злоупотребляет иногдаэтой способностью, своим чутьем видеть самое мелкое, с трудом отличаемое иулавливаемое. Его метафоры и эпитеты выразительны, поражают своей новизной, онисловно шутя даются писателю. Несмотря на причуды, на тяжеловесность игромоздкость его произведений, они сюжетно всегда занимательны.

Стилистическаяманера Б. отражает двойственность и противоречивость его мироощущения. У Б. —«ножницы» между бытием, которое есть хаос, катастрофа, и сознанием, котороемеханично, линейно и бессильно. В соответствии с этим двойственен и стиль Б. Б.избегает неопределенных глагольных форм: «был», «есть», «стал», «находился», унего ничего не покоится, не пребывает, все находится в процессе непрерывногостановления, активного изменения. Отсюда его пристрастие к новымсловообразованиям, не всегда уместным и удачным. В этой своей части стиль Б.«взрывчат», динамичен. Но Б. кроме того пишет ритмической прозой. Ритмическаяпроза вносит в его манеру однообразие, монотонность; в его ритмике есть что-тозастывшее, рассудочное, слишком выверенное, манерное. Это часто отталкивает отБ. читателя. За всем тем, несомненна заслуга Б.: что он с особой настойчивостьюподчеркнул, что в художественной прозе слово — искусство, что у него есть своймузыкальный, чисто фонетический смысл, который дополняет «буквальный смысл»;этот смысл постигается в особом внутреннем ритме стихотворения, романа,повести. Теоретические работы Б. по внутренней ритмике произведений искусствазаслуживают особого внимательного разбора.

Какпоэт Б. тоже индивидуален, но прозаик в нем сильней. В стихах Б. с особой  силойотразились чувства одиночества, духовной опустошенности, отчаяния, скептицизма.«Гражданским мотивам» посвящена его книга стихов «Пепел». Критика справедливоусматривала в этой книге попытку возвратиться в известной степени к Некрасову.Некоторые из стихотворений, вошедших в «Пепел», отмечены исключительнойискренностью и пафосом; к сожалению, «некрасовские» настроения в дальнейшем уБ. не получили никакого развития.

ВлияниеБ. на современную литературу до сих пор остается очень сильным. Достаточноотметить Бор. Пильняка, Сергея Клычкова, Артема Веселого, — поэтов «Кузницы»первого периода. Правда, это влияние ограничивается больше формальной стороной.

Список литературы

ВладиславлевИ. В., Русские писатели, М. — Л., 1924 (библ. произв. А. Б.).

КоганП., Об А. Б., «Красная новь», IV, 1921

АскольдовС. А., Творчество А. Б., альманах «Литературная мысль», кн. I, 1923

ВоронскийА., Литературные отклики, «На стыке», М., 1923

Иванов-Разумник,Вершины (А. Блок, А. Б.), П., 1923

ТроцкийЛ., Литература и революция (гл. Внеоктябрьская литература), М., 1923

ГорбачевГ., Капитализм и русская литература, Л., 1925

Егоже, Очерки современной русской литературы, изд. 3-е, Л., 1925.

Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта feb-web.ru/