Реферат: Жизненный и творческий путь Фридерика Шопена

<img src="/cache/referats/663/image001.gif" v:shapes="_x0000_s2050"><span AGRevueCyr",«sans-serif»"> 

Государственная академия

управления им. Серго Орджоникидзе

<span AGRevueCyr",«sans-serif»">

<span AGRevueCyr",«sans-serif»">

<span AGRevueCyr",«sans-serif»">

РЕФЕРАТ

<span AGRevueCyr",«sans-serif»">

Тема: «Жизненный и творческий путьФридерика Шопена»

 

Преподаватель                                                  Квасов Г.Г.

Студент                                                       Приходько Д.Н.

ФИНМЕН, гр.5                                      

МОСКВА

1996г

Детство и юные годы

Фридерик Шопен родился близВаршавы в имении Желязова Воля. Оспариваются три даты его рождения. Официальнаяметрика, обнаруженная в Броховском приходском костеле, говорит о том же, что иписьма и семейные предания. До сих пор мы не знаем, был ли то солнечный день 1марта 1810 года, или пасмурный день 1 марта 1809 года, или, наконец, 22 февраля1810 года.

Отец композитора — НиколайШопен — француз, сын лотарингского крестьянина, еще в молодые годы переселилсяв Польшу. Трудно сказать, что заставило его покинуть Францию, но в Польше оннашел новую родину и принимал горячее участие в ее судьбе. Николай Шопен вместес польскими патриотами принимал участие в борьбе за независимость Польши. Послеразгрома восстания Костюшки и окончательного раздела Польши (1795) НиколайШопен, капитан армии Костюшки, несмотря на шаткость своего положения решилостаться в Польше. Человек широкого умственного кругозора и образования, он занялсяпедагогической деятельностью и вскоре завоевал репутацию одного из лучшихпедагогов Варшавы. В 1802 году Николай Шопен, приглашенный в качествевоспитателя к детям графа Скарбека, поселился в имении Скарбеков Желязова Воля.В 1806 году состоялся брак с дальней родственницей Скарбеков ЮстинойКжижановской. По сохранившимся свидетельствам, мать композитора былачрезвычайно музыкальна, хорошо играла на фортепиано, обладала красивым голосом.Своей матери Фридерик обязан первыми музыкальными впечатлениями, привитой смладенческих лет любовью к народным мелодиям.

Осенью 1810 года, спустянекоторое время после рождения сына, Николай Шопен переселился в Варшаву. ВВаршавском лицее он благодаря счастливому стечению обстоятельств (то естьблагодаря протекции Скарбеков, у которых он был гувернером, и «благодаря» смертипреподавателя Варшавского лицея пана Маэ) получил место преподавателяфранцузского языка и содержал пансион для воспитанников лицея.

Интеллигентность и чуткостьродителей спаяли всех членов семьи любовью и благотворно сказывались наразвитии одаренных детей. Кроме Фридерика в семействе Шопенов было еще трисестры: старшая — Людвика (в замужестве Енджеевич), бывшая его особенно близкими преданным другом, и младшие — Изабелла и Эмилия. Сестры обладалиразносторонними способностями, а рано умершая Эмилия — выдающимся литературнымталантом. Особым вниманием и заботой был окружен маленьким Шопен с егонеобыкновенным музыкальным дарованием. Подобно Моцарту, он поражал окружающихмузыкальной «одержимостью», неиссякаемой фантазией в импровизациях,прирожденным пианизмом. Его восприимчивость и музыкальная впечатлительностьпроявлялись бурно и необычно. Он мог плакать, слушая музыку, вскакивать ночью,чтобы подобрать на фортепиано запомнившуюся мелодию или аккорд.

К шестилетнему илисемилетнему возрасту относят начало систематических занятий Фридерика нафортепиано. Первым и единственным его учителем фортепианной игры был ВойцехЖивный (1756 — 1842), чех по происхождению. Живный едва ли был первокласснымпедагогом, но каким он был музыкантом, можно судить по тому, что именно онвоспитал в Шопене любовь к И.С. Баху и В.А. Моцарту. Будучи уже зрелымхудожником и концертирующим пианистом, Шопен не расставался с партитурамиМоцарта, а однажды на вопрос, как он готовится к выступлениям, ответил: «Яобыкновенно запираюсь на две недели и играю Баха — это моя подготовка».

Фридерику было 12 лет, когдаЖивный сам отказался от дальнейших занятий, рассудив, что больше ничего неможет дать своему ученику. Почти одновременно с началом серьезного музыкальногообучения появляются и первые сочинения.Полонез g-mollбыл опубликован, когда его автору едва исполнилось 7 лет, а вскоре в феврале1818 года состоялось публичное выступление маленького Шопена.  Варшавская пресса восторженно отметила этособытие: «Композитор этого польского танца, ребенок восьми лет… это настоящиймузыкальный гений. Он не только совершенно свободно и с большим вкусомисполняет самые трудные пьесы на фортепиано, но он и композитор несколькихтанцев и вариаций, которые изумляют знатоков музыки, учитывающих детскийвозраст автора». Первое открытое выступление положило начало дальнейшимартистическим успехам Шопена в Варшаве.

В лицей Шопен поступил в1823 году сразу в четвертый класс. Учился старательно и серьезно, из всехпредметов отдавал предпочтение истории и польской литературе, удостаивалсянаград при переходе из класса в класс, однако Фридерик оставался совершенно равнодушным к тем наукам, которые вбудущем смогли бы обеспечить ему карьеру и высокое общественное положение.

Каникулы Фридерик частопроводил в имениях близких друзей в коренных районах Польши, в Шафарне иОброве. Там проникал он к источникам народного музыкального творчества, часаминаблюдая деревенские гулянья с танцами и песнями, напряженно вслушиваясь в своеобразноезвучание деревенского оркестра, лихо играющего всевозможные оберки, мазуры,деревенские полонезы. Шопен сам признавался: «Я долго учился чувствоватьпольскую народную музыку». По мнению польского биографа Гезика, собственныевпечатления Шопена дали ему больше, чем все учителя.

В лицейские годы проявляетсямногосторонняя талантливость Шопена. Он пишет стихи, сочиняет театральныепьески для домашних спектаклей; сохранившиеся рисунки красками и меткиеостроумные  карикатуры говорят о незаурядныхспособностях в этой области; а его мимический талант не раз вызывал восхищениезнатоков театра. Острый  глаз художника,чудесный беззлобный юмор помогали быстро подметить характерность черт видимогои тут же облечь его в забавную карикатуру, воспроизвести в музыкальнойимпровизации, в актерском жесте, мимике. В годы, когда ничто не омрачало жизньШопена, жизнерадостность одаренной натуры проявляла себя везде и во всем. Оннеистощим в изобретении забавных проделок, письма его полны веселых шуток иострот.

Разностороннее развитие,тонкий ум и благородство характера, непринужденное изящество манер придавалиоблику Шопена редкую привлекательность.

Когда в 1826 году Шопенпоступил в Варшавскую консерваторию, внутренне, духовно он уже был подготовлен квосприятию широких явлений культуры, к их трезвой и разумной оценке.Просвещенная личность Николая Шопена, обширные связи с прогрессивными кругамипольского общества привлекали в его дом многочисленных представителей передовойпольской интеллигенции — писателей, ученых, музыкантов, художников.

Казимир Бродзиньский (1791 — 1835), поэт и исследователь польской литературы, профессор Варшавскогоуниверситета, чьи лекции посещал Ф. Шопен, говорил: «Поэзия есть зеркало, вкотором отражается каждая эпоха, каждый народ. Не будем эхом чужеземцев, нестанем вытаптывать цветы на родной земле только потому, что на ней легкоразрастаются чужие».

Среди личных друзей Шопенабыло немало истинно талантливых людей. Близким домашнему кругу Шопена былизвестный композитор и педагог Юзеф Эльснер (1789 — 1854). Он посвятил своюжизнь разносторонней музыкально — просветительской деятельности. В течение многихлет Эльснер состоял директором Национальной оперы, затем возглавлял основаннуюв 1821 году Варшавскую консерваторию, несколько позже получившую наименованиеГлавной школы музыки, где преподавались музыкально-теоретические предметы. ВГлавную школу музыки Шопен поступил осенью 1826 года после окончания лицея. Вконсерватории он занимался теоретическими предметами и композицией подруководством Ю. Эльснера, у которого, по-видимому, брал уроки еще допоступления. Эльснер, многоопытный педагог, умный и чуткий руководитель,бережно охранял своеобразный талант юного музыканта. Осторожный ввысказываниях, скупой на похвалы Эльснер, наблюдая в течение трех лет замузыкальным развитием своего ученика со все большим энтузиазмом отмечает егоуспех и необычайный творческий рост. На исходе первого года занятий в 1827 годуон пишет в отчете: «исключительные способности». В 1829 — год окончанияконсерватории — «исключительное дарование, музыкальный гений».

Шопен питал глубокоеуважение и благодарность к своему учителю и признавал, что именно Эльснер помогему найти свой путь. Как-то в беседе с одним венским журналистом он сказал:«… у Живного и Эльснера даже величайший осел выучился бы».

С окончанием консерваторииШопен вступает в новую полосу артистической и творческой деятельности. О немначинают уже судить не только как о выдающемся пианисте и импровизаторе, но икак об авторе интересных и оригинальных произведений.

Известно, что Шопен оченьрано начал писать. Ряд ранних пьес был опубликован после его смерти; многие онпеределывал и исправлял будучи уже в Париже, некоторые, более поздние,печатались раньше, чем написанные до них — все это до известной степениотразилось на хронологическом списке. Но для рассматриваемого этапасущественно, что в полудетских сочинениях, еще с робостью нащупывая свой путь,Шопен интуитивно тянется к жанрам, тематике, образам, чьи корни уходят внациональное искусство.

Следуя издавна сложившейсянациональной традиции, представленной Огиньским, Курпиньским, Стефани, Шопенпишет свои полонезы и мазурки. Еще не окончив консерваторию, он достигает тойстепени зрелости, которая позволяет проницательным людям приветствовать в еголице появление нового гения. Среди многого, написанного за время  1826 по 1828 год, выделяются национальнымхарактером музыки, уверенностью письма, свежестью колорита Rondo a la Mazur op. 5,мазурка a-moll op. 68, Вариации на тему Моцарта op. 2.

Именно в рецензии на этивариации Шуман возвестил миру появление нового гения. В свойственнойШуману-критику своеобразной писательской манере он рисует целую сцену, вкоторой собравшиеся друзья ведут оживленную беседу. «Со словами: «Шапки долой,господа, перед вами гений» Эвсебий положил перед нами какую-то пьесу. Названиямы не должны были видеть… «Ну, сыграй», — сказал Флорестан. Эвсебий сел:прислонившись к оконной нише, мы слушали… Конечно, все одобрение Флорестана,если не считать блаженной улыбки на его лице, заключалось лишь в словах, чтовариации могли бы принадлежать Бетховену или Шуберту, будь они фортепианнымикомпозиторами по преимуществу». Каково же было изумление присутствующих, когдаони увидели на титульном листе незнакомое имя и опус 2. «Да, — продолжаетШуман, — вот снова нечто знаменательное — Шопен, я никогда не слыхал этогоимени — кто бы мог он быть — во всяком случае гений...».

В непрерывном творческомтруде крепло мастерство композитора, через глубокое, во многом еще интуитивноеусвоение традиций совершался процесс и постепенного очищения от наслоенийразного рода влияний, происходили поиски своего музыкального стиля. Его почвенныесвязи проявлялись преимущественно в области малых форм. К концу же 20-х годовШопен создает ряд крупных концертных произведений: Фантазию на польские темы op.13 иRondo a la Krakowiak, написанные в 1828 году; в 1829 — 1830 годахпоявляются оба концерта для фортепиано с оркестром — f-mollиe-moll.

 Мазурки op.68 или мазурка a-moll(изданная впоследствии под op.17 № 4) — примерпоразительной тонкости художественного постижения духа польского народа. Вкрупных формах и особенно в концертах в полной мере раскрывается чарующийпианизм и многокрасочность шопеновского лиризма. Задушевность, горячая струялирического чувства выражена с присущими жанру виртуозностью и артистическимблеском.

Обращение композитора кэстрадно-виртуозным жанрам продиктовано было неписанными законами большойэстрады. Концертные программы того времени пестрели вариациями, попурри,фантазиями, парафразами. Избирая своим поприщем артистическую деятельность,Шопен учитывал большую потребность в такого рода сочинениях. В этом убеждалаконцертная практика Варшавы, опыт, вынесенный из заграничных поездок. Однакопроизведения Шопена, написанные на заре творческой жизни, такие, как Фантазия op.13или Краковяк op.14, выделяются из общей массы виртуозных пьесоригинальностью тематического материала, его национальным своеобразием. Именноэто последнее обстоятельство особенно способствовало шумному успеху выступленийШопена в Вене.

В начале 1829 года послеокончания Главной школы музыки Шопен с несколькими друзьями выехал из Варшавы,направляясь в Вену.

Рекомендательные письма отЭльснера к представителям музыкального мира Вены помогли молодому пианистувойти в артистические круги города и возбудить своей игрой живейший интерес. Пособственным словам Шопена, его принимали как виртуоза первого ранга, ставилирядом с Мошелесом, Герцем, Калькбреннером — наиболее популярными пианистамипервых десятилетий XIXвека.

Побуждаемый новыми венскимидрузьями, Шопен решает объявить свой концерт. 11 августа в императорскомоперном театре состоялась музыкальная «академия», на которой он выступил сВариациями op.2, импровизациями на тему из оперы французскогокомпозитора Буальдье «Белая дама» и на польскую тему «Хмель». Об этом концертеШопен сообщает родным в Варшаву: «Когда я появился на сцене, меня встретилиаплодисментами, и после исполнения каждой вариации были такие аплодисменты, чтоя не слышал tuttiоркестра. После окончания так аплодировали, что мнепришлось выйти второй раз и поклониться». На долю импровизаций выпал ещебольший успех. «… Хмель, — пишет Шопен, — … наэлектризовал непривычную ктаким мотивам публику. Мои партерные шпионы уверяют, что на скамейках прямоподпрыгивали».

Второй концерт, которыйШопен дал через неделю, прошел с еще большим успехом. В благожелательнойрецензии после второго концерта говорилось: «Это молодой человек, который идетсвоим путем и достигает успехов на этом пути, несмотря на то, что его приемы иманера игры, так же как и приемы письма, значительно отличаются от общепринятыхформ концертантов. Отличие это заключается в том, что стремление создаватьмузыку заметно преобладает у него над стремлением нравиться...».

На обратом пути из ВеныШопен побывал в Праге и Дрездене. Окрыленный артистическими победами,освеженный впечатлениями интересного путешествия, Шопен в начале сентябрявернулся в Варшаву.

Посещение различныхмузыкальных собраний, встречи с друзьями, поездки за пределы Варшавы проходилина фоне упорного творческого труда. Примерно за од, который отделяет первоепосещение Вены от второго и окончательного отъезда, появляется немало новых сочинений:кроме фортепианных миниатюр завершена работа над концертом f-moll,начат и закончен концерт e-moll.

Признание выдающегосядарования Шопена не только на родине, но и за ее пределами укрепляло в немсамом, в кругу его родных и близких мысль о необходимости длительногопребывания за границей для дальнейшего совершенствования. Намечается поездкаопять в Вену, оттуда в Италию, затем в Париж. В марте 1830 года, передотъездом, Шопен дал в Варшаве два публичных концерта. В отзывах единодушноотмечался национальный колорит шопеновской музыки, а в одной из рецензий былавысказана пророческая мысль, что подобно тому, как немцы Моцартом, таккогда-нибудь поляки будут гордиться Шопеном. Как бы суммируя мнение передовойобщественности, Мауриций Мохнацкий поместил в газете «Курьер польский» статью,в которой писал: «Земля, которая призвала к жизни этого артиста своими песнями,воздействовала на его музыкальный облик, что сказывается иногда в еготворчестве: многие звуки кажутся живым отражением нашей родимой гармонии.

Для того, чтобы изысканностьигры и гениальность творца слить воедино с чарующей простотой наших народныхпесен, столь искусно воспринятой Шопеном, нужно было обладать особым чутьем,постичь музыку наших полей и лесов, вслушиваться в песни польскогокрестьянина».

Ничто внешнее, казалось бы,не задерживало Шопена в Варшаве, тем не менее из месяца в месяц он откладывалдень отъезда. Он чувствовал и понимал, что надвигалось нечто серьезное итревожащее. В накаленной политической атмосфере Польши назревали важные события:оживилась деятельность польских патриотов, готовивших восстание против царизма,одновременно усилились репрессии полицейских властей. В этой опасной обстановкеШопену трудно было оставить родину, родных, близких. Угнетенный мрачнымипредчувствиями, он делится ими со своим другом Титусом Войцеховским: «… нет уменя сил назначить день [отъезда]; мнепредставляется, что я уезжаю, чтобы навсегда забыть о доме; мне представляется,что я уезжаю, чтобы умереть, — а как, должно быть, горько умирать на чужбине,не там, где жил. Как ужасно мне будет видеть у смертного ложа вместо родныхравнодушного врача или слугу».

Все же день отъездаприближался. 11 октября состоялся прощальный концерт, на котором Шопен исполнилФантазию на польские темы и новый концерт e-moll. И только спустя тринедели, 2 ноября Шопен решился покинуть Варшаву. Накануне, на вечере,устроенном друзьями, Шопену преподнесли серебряный кубок с польской  землей; его он должен был хранить в знакверности своей родине.

В конце ноября 1830 годавместе со своим другом Титусом Войцеховским Шопен вторично приехал в Вену.

Но теперь пребывание его вэтом городе омрачает тень драматических событий, разыгравшихся в Польше. Кактолько весть о восстании долетела до приятелей, Войцеховский тут же собрался вобратный путь. С трудом поддался Шопен уговорам друзей и письменным настояниямотца в Вене и служить родине своим искусством. Но мучительные колебания,тревога за участь дорогих людей не оставляли его. Свое душевное состояние онповеряет самым испытанным товарищам детства и юности. Яну Матушиньскому онпишет: «Если бы не то, что отцу и без того тяжко, я бы немедленно вернулся. Япроклинаю час своего отъезда, и Ты, зная мои дела, должен согласиться, что сотъездом Титуса слишком много сразу свалилось на меня. Все эти обеды, вечера,концерты, танцы, которыми я сыт по горло, надоели мне: так мне тут тоскливо,глухо, мрачно. Я люблю все это, но не при таких жестоких обстоятельствах. Я немогу поступать, как мне хочется, а должен наряжаться, завиваться, обуваться; вгостиных притворяюсь спокойным, а вернувшись домой, бушую на фортепиано».

К беспокойству за судьбублизких примешивались обстоятельства, ущемлявшие национальную гордость Шопена.Шопену не раз приходилось быть бессильным свидетелем оскорбительных выпадов,насмешек над своими соотечественниками. Австрийский меттерниховский режим — один из самых реакционных, и неудивительно, что официальные власти,аристократические круги, монархически настроенное зажиточное бюргерство сподозрением и опаской относилось к полякам. Неблагоприятная политическаяситуация косвенно отразилась и на собственном положении Шопена, больно егоуязвила. В письме к Ю. Эльснеру он сообщает: «… мне следовало написать Вамсразу же по моем прибытии в Вену. Но я все медлил… потому, что ждал, когдабуду в состоянии сообщить вам о себе что-либо определенное. Однако с того дня,как я узнал о событиях 29 ноября, и до настоящего времени я не испытывалничего, кроме щемящей тревоги и тоски; и Мальфатти (известный врач, любительмузыки, друг Бетховена) напрасно старается меня убедить, что каждый артист — космополит. Если даже это так, то как артист я еще в колыбели, а как поляк уженачал третий десяток… я до сих пор не думал об устройстве концерта. Потомучто теперь мне во всех отношениях предстоят большие трудности… события вВаршаве, быть может, настолько изменили в неблагоприятную сторону моеположение, насколько в Париже они могли бы ему содействовать».

Шопен правильно оценивалсоздавшуюся обстановку. Прежняя заинтересованность молодым талантом смениласьхолодной учтивостью и равнодушием. Поведение влиятельных музыкантов — безразличие одних, боязнь конкуренции со стороны других — не оставляло местаиллюзиям. Шопену не удалось прийти к соглашению с издателями, как не удалосьдобиться организации своих концертов. Только в апреле 1831 года он в числедругих музыкантов принял участие в публичном концерте, а в июне того же годаисполнил концерт e-mollна одной из музыкальных академий.

О музыкальных вкусах венцевс обидой и нескрываемым раздражением Шопен пишет в Варшаву своему бывшемуучителю: «Они здесь вальсы называют сочинениями! а Штрауса и Линнера, которыеиграют им для танцев, — капельмейстерами». И добавляет: «Из этого все же неследует, что все тут так думают: напротив, почти все над этим смеются, новсе-таки печатают только вальсы».

Шопен решает ехать в Париж.Но не просто было поляку получить визу на въезд во Францию. После долгих хлопотудалось добиться паспорта в Лондон «проездом через Париж».

20 июля со своим приятелемполяком Кумельским он выехал из Вены, направляясь через Мюнхен и Штутгарт вПариж.

Тем временем революционныесобытия в Польше принимали все более катастрофический оборот, и в началесентября 1831 года восставшая Варшава пала под натиском русских войск армииПаскевича.

О разгроме польскойреволюции и сдаче Варшавы Шопен узнал, находясь в Штутгарте. Страницы егодневника, его письма полны самого бурного и мрачного отчаяния. Боль, тревога,гнев находят выход в его творчестве, рождая произведения, в которых драматизмшопеновского гения впервые раскрылся во всей своей глубине. Тяжелая скорбьпрелюдий a-moll, неистовая патетика прелюдии d-moll,«революционный» этюд c-mollзапечатлели перелом,происшедший в творческом сознании Шопена. Мечтательная юношеская лиричностьотступила перед трагизмом новых образов. Тема Родины отныне становится ведущейтворческой темой Шопена.

Польская революция как быпроложил некую грань между двумя большими периодами творческой биографииШопена. Варшава — безоблачная юность, окрыленность, радужные надежды. Париж — быстро растущие духовная зрелость, мастерство, завоевание вершинкомпозиторского искусства, жизнь со всеми ее драматическими контрастами.

Крушение революции в Польше,последовавшие гонения и реакция навсегда отрезали Шопену путь на родину. Осенью1831 года он приехал в Париж, где оставался до конца своих дней.

Период творческой зрелости

В период между двумяреволюциями 1830 и 1848 годов Париж живет в особом лихорадочном напряжении.Июльская монархия, установившая господство крупной буржуазии, празднует своюпобеду, о непрочности которой то и дело напоминают грозные выступленияпролетариата, брожение в массах мелкой буржуазии, оппозиция со стороныдемократической интеллигенции.

Власть банкиров принеслабешеную погоню за наживой, разложение общественной морали и нравов, придаваласпецифический характер всему строю общественной жизни. В наступившем царствелавочников все служило предметом торговли: честь и талант, красота и невинность.Удачная биржевая сделка или торговая спекуляция могли превратить темного дельцаи авантюриста в «уважаемого» финансиста, а продажная пресса — сделать модным и,следовательно, богатым ловкого виртуоза.

Но одновременно Париж — крупнейший центр западноевропейской цивилизации и культуры. В этом «городереволюции» с его возбужденным пульсом и кипением политических страстей, сотносительной, в сравнении с большинством государств Европы, свободойсоздавалось искусство большой силы и значения. Мир литературы был представленименами выдающихся писателей: Бальзака, Стендаля, Гюго, Мериме, Жорж Санд,Мюссе и многих других. В живописи выдвинулся ряд талантливых художников.Крупнейший из них — Эжен Делакруа — сделался другом Шопена.

Париж становится местомпаломничества свободомыслящей интеллигенции всех стран. Туда устремляютсяартисты и писатели, художники и музыканты. Многие оседают надолго, некоторыеобретают в Париже вторую родину и содействуют блеску парижской культуры. Не в меньшеймере, чем отечественным, Париж обязан своей славой иноземным художникам — Гейнеи Мицкевичу, Листу и Шопену.

Большого размаха достигаетмузыкальное искусство Парижа в 30 — 40-х годах. Наряду с французскими светиламиоперно-театрального искусства — Обером, Галеви, симфонистом-новатором Берлиозомблистают Россини, Мейербер, Беллини, Доницетти. Бесконечна вереницапрославленных оперных певцов, приезжающих на гастроли и ангажированныхпостоянно: Паста и Рубини, Малибран, Нурри, Виардо, Лаблаш и другие. Плеядувыдающихся виртуозов-пианистов возглавляют Калькбреннер, Герц, Тальберг, Лист;ореол сенсации окружает концерты Паганини.

Но было и нечто снижавшеехудожественно-эстетическую ценность музыкального искусства, расцветшего в этупору на парижской почве. Ошеломляющие эффекты и великолепие оперных постановокподчас лишь прикрывали пустоту самой музыки; коммерческие интересы создавалинездоровую шумиху вокруг эстрады, часто превращая ее в место состязанийвиртуозов всех мастей и рангов.

Шопену было немногим болеедвадцати лет, когда он приехал в Париж. Вырванный из патриархальной семейнойобстановки, лишенный привычной дружественной среды, он сразу попал в водоворотпарижской жизни. Но крепость моральных устоев, проницательность и острота умапомогли молодому музыканту разглядеть за обманчивой привлекательностью картинурезких социальных противоречий. Проходит всего два с небольшим месяца со дняприезда, и Шопен делится своими первыми впечатлениями: «Я добрался сюдадовольно благополучно (но дорого) — и доволен тем, что здесь нашел; здесьпервые в мире музыканты и первая в мире опера. Я знаком с Россини — Керубини,Паэром и т.д. и т.д.… Однако я ничего Тебе не написал о впечатлении, котороепроизвел на меня после Штутгарта и Страсбурга этот большой город. Здесьвеличайшая роскошь, величайшее свинство, величайшая добродетель, величайшаяпорочность… крика, гама, грохота и грязи больше, чем можешь себе вообразить.В этом муравейнике теряешься, и это удобно в том смысле, что никто неинтересуется тем, как кто живет». В другом письме, написанном вскоре послеэтого, трезвость суждений и оценок еще определеннее. «Сколько перемен, сколькобедствий… меня ветер загнал сюда… Париж — это все что хочешь: можешьвеселиться, скучать, смеяться, плакать, делать все, что Тебе угодно, и никто наТебя не взглянет, потому что здесь тысячи делающих то же, что и Ты, — и каждыйпо-своему. Я не знаю, есть ли где-нибудь больше пианистов, чем в Париже, незнаю, есть ли где-нибудь больше ослов и больше виртуозов, чем тут». С восторгоми вместе с нескрываемой иронией описывая в этом же письме исполнение«Севильского цирюльника», невообразимую роскошь постановок опер Мейербаха,Шопен замечает: «Однако Ты должен знать, что я не одурел и не намерен бытьодураченным».

Шопен не проходит стороноймимо социально-политических вопросов, подвергая резкой критике существующиепорядки. В письме Войцеховскому он говорит о множестве людей в лохмотьях, обугрожающих разговорах о «дураке Филиппе» — короле Франции, — «который еле держитсяеще своим министерством. Низший класс уже совершенно разъярен — и все времядумает, как изменить свое бедственное положение...». Описывая увиденнуюполитическую демонстрацию, он добавляет: «Ты не представляешь себе, какоевпечатление произвели на меня эти грозные голоса недовольного народа… ТолькоГренобль пошел по следам Лиона, и, черт знает, что еще будет на свете».

С помощью влиятельногомузыканта, дирижера и композитора Ф. Паэра, к которому Шопен имелрекомендательное письмо от Мальфатти, завязались знакомства и связи со многимизнаменитостями музыкального мира, в том числе с Россини, Керубини, молодымЛистом, звездой тогдашних пианистов Ф. В. Калькбреннер (1785 — 1849). Шопен былпокорен манерой его игры и безукоризненной техникой. Он даже готов был принятьпредложение Калькбреннера совершенствоваться под его руководством в течениетрех лет, однако предостерегающие письма от родных и Эльснера удержали Шопена.

Калькьбреннер помог Шопену ворганизации первого публичного концерта и специально для этого случая написалполонез для шести фортепиано. Концерт состоялся 26 февраля 1832 года. Кромевышеупомянутого полонеза, который «дуэтом» исполняли Шопен и Калькбреннер всопровождении остальных четырех фортепиано, Шопен играл свой концерт f-mollиВариации на тему Моцарта. Лист пришел в восторг от игры и произведенийпольского музыканта. Впоследствии он вспоминал о шопеновском дебюте:«… аплодисменты, возраставшие с удвоенной силой, казалось, никак не моглидостаточно выразить наш энтузиазм перед лицом этого таланта, который, наряду сосчастливыми новшествами своего искусства, открыл собою новую фазу в развитиипоэтического чувства».

Энтузиазм публики,единодушие высоких оценок прессы привлекли всеобщее внимание к новому молодомуталанту. Дорого оплачиваемые уроки освободили Шопена от материальнойстеснительности, испытываемой на первых порах. Всегда скромный в отношении ксамому себе, он писал: «Я вошел в высшее общество, вращаюсь среди послов,князей, министров и сам не знаю, каким чудом это случилось, потому что сам ятуда не лез… мне посвящают свои сочинения люди с большим именем прежде, чем яим… ученики Консерватории, ученики Мошелеса, Герца, Калькбреннера, словом,законченные артисты, берут у меня уроки, ставят мое имя рядом с именем Фильда,- словом, если бы я был еще глупее, то думал бы, что достиг вершины своейкарьеры».

С самого началаартистической жизни Шопен пленял оригинальностью всего своего музыкальногооблика. Виртуозно-техническая сторона его игры была безупречна, при том вшопеновском исполнительстве, как и в творчестве, не было ничего рассчитанногона внешний эффект. Это не был и «выверенный», академически-холодный стиль,представленный Калькбреннером и его школой. Сильнейшее качество Шопена-пианистатаилось в редкой красоте звука, в тончайшей звуковой палитре; с ее помощью онраскрывал безграничную гамму поэтических нюансов. Шопен-исполнитель былнеотделим от Шопена-композитора. И избалованный Париж, который трудно былоудивить виртуозностью, склонился перед очарованием славянских мелодий инесравненной поэзией, которую источали звуки его музыки. По словам Листа,музыка и игра Шопена вызывали «чувство восхищения, трепета, робости, котороеохватывает сердце вблизи сверхъестественных существ, вблизи тех, кого не можешьразгадать, понять, обнять».

С особым строем еговдохновенных образов сочеталось своеобразие исполнительской манеры,несравненное шопеновское rubato.

Подобно тому, как в XVIIIвеке звуковая динамика — crescendo иdiminuendo — сделалась новым выразительным средством, передавшим в нарастаниях и спадахдвижение эмоций, так шопеновское rubato — эти едва уловимыевнутритактовые замедления и ускорения — сделалось средством передачи сложнойизменчивости настроений, характерной для романтического искусства XIXвека.

На родине друзьякомпозитора, учитель Эльснер, родные смотрели на него как на гения, призванногораскрыть миру красоту души польского народа, через искусство восславить егоисторию, пробудить участие к его трагической судьбе. Исходя из этого, онинаходили, что фортепианная музыка и камерные формы творчества не соответствуютважности поставленной    цели. Толькомонументальное искусство, опера способны воплотить великие идеи. Еще в ВенеШопен получил письмо от известного польского поэта Стефана Витвицкого (1802 — 1847) с призывом направить внимание на создание национальной оперы. «Тынепременно должен быть творцом польской оперы; я глубочайше убежден, что Тыможешь им стать и что как польский национальный композитор откроешь для своеготаланта неизмеримо богатое поле деятельности, на котором покроешь себянеувядаемой славой… Подражание оставь другим… будь самобытным,национальным. Может, сначала и не все поймут Тебя, но упорство и продвижение нараз избранном поприще обеспечат Тебе память потомков».

В таком же роде, уже вПариже получает Шопен послание от сестры Людвики. Ссылаясь на Эльснера, Людвикавнушает брату: «… Эльснер не хочет видеть Тебя только концертным виртуозом,фортепианным композитором и знаменитым исполнителем, так как это легче и менеезначительно… Твое место… рядом с Россини, Моцартом… Ты долженобессмертить себя операми». Одновременно Эльснер сам высказывает Шопену своюточку зрения: «Игра на каком-нибудь инструменте, даже самая совершенная, какнапример, Паганини на скрипке или Калькбреннера на фортепиано… можетрассматриваться в качестве средства для выражения чувств в музыке. Слава,которой некогда пользовались Моцарт, а потом Бетховен, как пианисты, давно ужепомеркла, а их фортепианные сочинения… должны были уступить современномувкусу. Зато другие их произведения, не предназначенные лишь для одногоинструмента — их оперы, песни, симфонии, живут еще среди нас...».

Шопен не хуже всех понималзначение миссии польского художника. Но в выборе и определении путей творчестваих позиции резко расходились. Интуиция гения и ясный ум подсказывали Шопенуправильность избранного для себя поля деятельности. Истинный художник редкоошибается. И уже близкое будущее доказывало правоту Шопена. Быстро пришедшаяустойчивая слава убедила сомневающихся. Из письма отца в Париж, из сообщенийдрузей семье Шопена в Варшаву становится известным, что Шопен не только первыйпианист Парижа, но и высоко ценимый композитор. Его ноктюрны и мазурки, ужевторично изданные в Лейпциге, распродаются в течение нескольких дней.

Серьезность, значительностьсодержания шопеновских сочинений получали истинную оценку чутких музыкантов. В1836 году в статье о фортепианных концертах Шопена Р. Шуман, внимательноследивший за его художественной эволюцией, проницательно отметил внутреннееродство Шопена и Бетховена, замечательно раскрыл революционно-патриотическийсмысл шопеновских произведений.

Первые годы в Париже дляШопена — время широкого знакомства и усвоения многосторонних явленийевропейской музыкальной культуры. Здесь итальянская и французские оперы,искусство пения, представленн

еще рефераты
Еще работы по музыке