Реферат: Творчество Ф.Шопена
ШОПЕН Фридерик (1810-1849)
Разностороннее развитие,тонкий ум и благородство характера, непринужденное изящество манер придавалиоблику Шопена редкую привлекательность.
Когда в 1826 году Шопенпоступил в Варшавскую консерваторию, внутренне, духовно он уже был подготовленк восприятию широких явлений культуры, к их трезвой и разумной оценке.Просвещенная личность Николая Шопена, обширные связи с прогрессивными кругамипольского общества привлекали в его дом многочисленных представителей передовойпольской интеллигенции — писателей, ученых, музыкантов, художников.
С окончанием консерваторииШопен вступает в новую полосу артистической и творческой деятельности. О немначинают уже судить не только как о выдающемся пианисте и импровизаторе, но икак об авторе интересных и оригинальных произведений.
В непрерывном творческомтруде крепло мастерство композитора, через глубокое, во многом еще интуитивноеусвоение традиций совершался процесс и постепенного очищения от наслоенийразного рода влияний, происходили поиски своего музыкального стиля. Егопочвенные связи проявлялись преимущественно в области малых форм. К концу же20-х годов Шопен создает ряд крупных концертных произведений: Фантазию напольские темы op.13 и Rondo a la Krakowiak, написанные в 1828 году; в1829 — 1830 годах появляются оба концерта для фортепиано с оркестром — f-moll иe-moll.
В начале 1829 года послеокончания Главной школы музыки Шопен с несколькими друзьями выехал из Варшавы,направляясь в Вену.
Рекомендательные письма отЭльснера к представителям музыкального мира Вены помогли молодому пианистувойти в артистические круги города и возбудить своей игрой живейший интерес. Пособственным словам Шопена, его принимали как виртуоза первого ранга, ставилирядом с Мошелесом, Герцем, Калькбреннером — наиболее популярными пианистамипервых десятилетий XIXвека.
Побуждаемый новыми венскимидрузьями, Шопен решает объявить свой концерт. 11 августа в императорскомоперном театре состоялась музыкальная «академия», на которой он выступил сВариациями op.2, импровизациями на тему из оперы французскогокомпозитора Буальдье «Белая дама» и на польскую тему «Хмель». Об этом концертеШопен сообщает родным в Варшаву: «Когда я появился на сцене, меня встретилиаплодисментами, и после исполнения каждой вариации были такие аплодисменты, чтоя не слышал tuttiоркестра. После окончания так аплодировали, что мнепришлось выйти второй раз и поклониться». На долю импровизаций выпал ещебольший успех. «… Хмель, — пишет Шопен, — … наэлектризовал непривычную ктаким мотивам публику. Мои партерные шпионы уверяют, что на скамейках прямоподпрыгивали».
Второй концерт, которыйШопен дал через неделю, прошел с еще большим успехом. В благожелательнойрецензии после второго концерта говорилось: «Это молодой человек, который идетсвоим путем и достигает успехов на этом пути, несмотря на то, что его приемы иманера игры, так же как и приемы письма, значительно отличаются от общепринятыхформ концертантов. Отличие это заключается в том, что стремление создаватьмузыку заметно преобладает у него над стремлением нравиться...».
На обратом пути из ВеныШопен побывал в Праге и Дрездене. Окрыленный артистическими победами,освеженный впечатлениями интересного путешествия, Шопен в начале сентябрявернулся в Варшаву.
Ничто внешнее, казалось бы, незадерживало Шопена в Варшаве, тем не менее из месяца в месяц он откладывал деньотъезда. Он чувствовал и понимал, что надвигалось нечто серьезное и тревожащее.В накаленной политической атмосфере Польши назревали важные события: оживиласьдеятельность польских патриотов, готовивших восстание против царизма,одновременно усилились репрессии полицейских властей. В этой опасной обстановкеШопену трудно было оставить родину, родных, близких. Угнетенный мрачнымипредчувствиями, он делится ими со своим другом Титусом Войцеховским: «… нет уменя сил назначить день [отъезда]; мнепредставляется, что я уезжаю, чтобы навсегда забыть о доме; мне представляется,что я уезжаю, чтобы умереть, — а как, должно быть, горько умирать на чужбине,не там, где жил. Как ужасно мне будет видеть у смертного ложа вместо родныхравнодушного врача или слугу».
Все же день отъездаприближался. 11 октября состоялся прощальный концерт, на котором Шопен исполнилФантазию на польские темы и новый концерт e-moll. И только спустя три недели,2 ноября Шопен решился покинуть Варшаву. Накануне, на вечере, устроенномдрузьями, Шопену преподнесли серебряный кубок с польской землей; его он должен был хранить в знакверности своей родине.
В конце ноября 1830 годавместе со своим другом Титусом Войцеховским Шопен вторично приехал в Вену.
Шопен правильно оценивалсоздавшуюся обстановку. Прежняя заинтересованность молодым талантом смениласьхолодной учтивостью и равнодушием. Поведение влиятельных музыкантов — безразличие одних, боязнь конкуренции со стороны других — не оставляло местаиллюзиям. Шопену не удалось прийти к соглашению с издателями, как не удалосьдобиться организации своих концертов. Только в апреле 1831 года он в числедругих музыкантов принял участие в публичном концерте, а в июне того же годаисполнил концерт e-mollна одной из музыкальных академий.
О музыкальных вкусах венцевс обидой и нескрываемым раздражением Шопен пишет в Варшаву своему бывшемуучителю: «Они здесь вальсы называют сочинениями! а Штрауса и Линнера, которыеиграют им для танцев, — капельмейстерами». И добавляет: «Из этого все же неследует, что все тут так думают: напротив, почти все над этим смеются, новсе-таки печатают только вальсы».
Шопен решает ехать в Париж.Но не просто было поляку получить визу на въезд во Францию. После долгих хлопотудалось добиться паспорта в Лондон «проездом через Париж».
20 июля со своим приятелемполяком Кумельским он выехал из Вены, направляясь через Мюнхен и Штутгарт вПариж.
О разгроме польскойреволюции и сдаче Варшавы Шопен узнал, находясь в Штутгарте. Страницы егодневника, его письма полны самого бурного и мрачного отчаяния. Боль, тревога,гнев находят выход в его творчестве, рождая произведения, в которых драматизмшопеновского гения впервые раскрылся во всей своей глубине. Тяжелая скорбьпрелюдий a-moll, неистовая патетика прелюдии d-moll,«революционный» этюд c-mollзапечатлели перелом,происшедший в творческом сознании Шопена. Мечтательная юношеская лиричностьотступила перед трагизмом новых образов. Тема Родины отныне становится ведущейтворческой темой Шопена.
Польская революция как быпроложил некую грань между двумя большими периодами творческой биографииШопена. Варшава — безоблачная юность, окрыленность, радужные надежды. Париж — быстро растущие духовная зрелость, мастерство, завоевание вершинкомпозиторского искусства, жизнь со всеми ее драматическими контрастами.
Крушение революции в Польше,последовавшие гонения и реакция навсегда отрезали Шопену путь на родину. Осенью1831 года он приехал в Париж, где оставался до конца своих дней.
Власть банкиров принеслабешеную погоню за наживой, разложение общественной морали и нравов, придаваласпецифический характер всему строю общественной жизни. В наступившем царствелавочников все служило предметом торговли: честь и талант, красота иневинность. Удачная биржевая сделка или торговая спекуляция могли превратитьтемного дельца и авантюриста в «уважаемого» финансиста, а продажная пресса — сделать модным и, следовательно, богатым ловкого виртуоза.
Париж становится местомпаломничества свободомыслящей интеллигенции всех стран. Туда устремляютсяартисты и писатели, художники и музыканты. Многие оседают надолго, некоторыеобретают в Париже вторую родину и содействуют блеску парижской культуры. Не вменьшей мере, чем отечественным, Париж обязан своей славой иноземным художникам- Гейне и Мицкевичу, Листу и Шопену.
Большого размаха достигаетмузыкальное искусство Парижа в 30 — 40-х годах. Наряду с французскими светиламиоперно-театрального искусства — Обером, Галеви, симфонистом-новатором Берлиозомблистают Россини, Мейербер, Беллини, Доницетти. Бесконечна вереницапрославленных оперных певцов, приезжающих на гастроли и ангажированныхпостоянно: Паста и Рубини, Малибран, Нурри, Виардо, Лаблаш и другие. Плеядувыдающихся виртуозов-пианистов возглавляют Калькбреннер, Герц, Тальберг, Лист;ореол сенсации окружает концерты Паганини.
Но было и нечто снижавшеехудожественно-эстетическую ценность музыкального искусства, расцветшего в этупору на парижской почве. Ошеломляющие эффекты и великолепие оперных постановокподчас лишь прикрывали пустоту самой музыки; коммерческие интересы создавалинездоровую шумиху вокруг эстрады, часто превращая ее в место состязанийвиртуозов всех мастей и рангов.
Шопену было немногим болеедвадцати лет, когда он приехал в Париж. Вырванный из патриархальной семейнойобстановки, лишенный привычной дружественной среды, он сразу попал в водоворотпарижской жизни. Но крепость моральных устоев, проницательность и острота умапомогли молодому музыканту разглядеть за обманчивой привлекательностью картинурезких социальных противоречий. Проходит всего два с небольшим месяца со дняприезда, и Шопен делится своими первыми впечатлениями: «Я добрался сюдадовольно благополучно (но дорого) — и доволен тем, что здесь нашел; здесьпервые в мире музыканты и первая в мире опера. Я знаком с Россини — Керубини,Паэром и т.д. и т.д.… Однако я ничего Тебе не написал о впечатлении, котороепроизвел на меня после Штутгарта и Страсбурга этот большой город. Здесьвеличайшая роскошь, величайшее свинство, величайшая добродетель, величайшаяпорочность… крика, гама, грохота и грязи больше, чем можешь себе вообразить.В этом муравейнике теряешься, и это удобно в том смысле, что никто неинтересуется тем, как кто живет». В другом письме, написанном вскоре послеэтого, трезвость суждений и оценок еще определеннее. «Сколько перемен, сколькобедствий… меня ветер загнал сюда… Париж — это все что хочешь: можешьвеселиться, скучать, смеяться, плакать, делать все, что Тебе угодно, и никто наТебя не взглянет, потому что здесь тысячи делающих то же, что и Ты, — и каждыйпо-своему. Я не знаю, есть ли где-нибудь больше пианистов, чем в Париже, незнаю, есть ли где-нибудь больше ослов и больше виртуозов, чем тут». С восторгоми вместе с нескрываемой иронией описывая в этом же письме исполнение«Севильского цирюльника», невообразимую роскошь постановок опер Мейербаха,Шопен замечает: «Однако Ты должен знать, что я не одурел и не намерен бытьодураченным».
Шопен не проходит стороноймимо социально-политических вопросов, подвергая резкой критике существующиепорядки. В письме Войцеховскому он говорит о множестве людей в лохмотьях, обугрожающих разговорах о «дураке Филиппе» — короле Франции, — «который еледержится еще своим министерством. Низший класс уже совершенно разъярен — и всевремя думает, как изменить свое бедственное положение...». Описывая увиденнуюполитическую демонстрацию, он добавляет: «Ты не представляешь себе, какоевпечатление произвели на меня эти грозные голоса недовольного народа… ТолькоГренобль пошел по следам Лиона, и, черт знает, что еще будет на свете».
С помощью влиятельногомузыканта, дирижера и композитора Ф. Паэра, к которому Шопен имелрекомендательное письмо от Мальфатти, завязались знакомства и связи со многимизнаменитостями музыкального мира, в том числе с Россини, Керубини, молодымЛистом, звездой тогдашних пианистов Ф. В. Калькбреннер (1785 — 1849). Шопен былпокорен манерой его игры и безукоризненной техникой. Он даже готов был принятьпредложение Калькбреннера совершенствоваться под его руководством в течениетрех лет, однако предостерегающие письма от родных и Эльснера удержали Шопена.
Калькьбреннер помог Шопену ворганизации первого публичного концерта и специально для этого случая написалполонез для шести фортепиано. Концерт состоялся 26 февраля 1832 года. Кромевышеупомянутого полонеза, который «дуэтом» исполняли Шопен и Калькбреннер всопровождении остальных четырех фортепиано, Шопен играл свой концерт f-mollиВариации на тему Моцарта. Лист пришел в восторг от игры и произведенийпольского музыканта. Впоследствии он вспоминал о шопеновском дебюте:«… аплодисменты, возраставшие с удвоенной силой, казалось, никак не моглидостаточно выразить наш энтузиазм перед лицом этого таланта, который, наряду сосчастливыми новшествами своего искусства, открыл собою новую фазу в развитиипоэтического чувства».
Энтузиазм публики,единодушие высоких оценок прессы привлекли всеобщее внимание к новому молодомуталанту. Дорого оплачиваемые уроки освободили Шопена от материальнойстеснительности, испытываемой на первых порах. Всегда скромный в отношении ксамому себе, он писал: «Я вошел в высшее общество, вращаюсь среди послов,князей, министров и сам не знаю, каким чудом это случилось, потому что сам ятуда не лез… мне посвящают свои сочинения люди с большим именем прежде, чем яим… ученики Консерватории, ученики Мошелеса, Герца, Калькбреннера, словом,законченные артисты, берут у меня уроки, ставят мое имя рядом с именем Фильда,- словом, если бы я был еще глупее, то думал бы, что достиг вершины своейкарьеры».
С самого началаартистической жизни Шопен пленял оригинальностью всего своего музыкальногооблика. Виртуозно-техническая сторона его игры была безупречна, при том вшопеновском исполнительстве, как и в творчестве, не было ничего рассчитанногона внешний эффект. Это не был и «выверенный», академически-холодный стиль,представленный Калькбреннером и его школой. Сильнейшее качество Шопена-пианистатаилось в редкой красоте звука, в тончайшей звуковой палитре; с ее помощью онраскрывал безграничную гамму поэтических нюансов. Шопен-исполнитель былнеотделим от Шопена-композитора. И избалованный Париж, который трудно былоудивить виртуозностью, склонился перед очарованием славянских мелодий инесравненной поэзией, которую источали звуки его музыки. По словам Листа,музыка и игра Шопена вызывали «чувство восхищения, трепета, робости, котороеохватывает сердце вблизи сверхъестественных существ, вблизи тех, кого не можешьразгадать, понять, обнять».
С особым строем еговдохновенных образов сочеталось своеобразие исполнительской манеры,несравненное шопеновское rubato.
На родине друзьякомпозитора, учитель Эльснер, родные смотрели на него как на гения, призванногораскрыть миру красоту души польского народа, через искусство восславить егоисторию, пробудить участие к его трагической судьбе. Исходя из этого, онинаходили, что фортепианная музыка и камерные формы творчества не соответствуютважности поставленной цели. Толькомонументальное искусство, опера способны воплотить великие идеи. Еще в Вене Шопенполучил письмо от известного польского поэта Стефана Витвицкого (1802 — 1847) спризывом направить внимание на создание национальной оперы. «Ты непременнодолжен быть творцом польской оперы; я глубочайше убежден, что Ты можешь имстать и что как польский национальный композитор откроешь для своего талантанеизмеримо богатое поле деятельности, на котором покроешь себя неувядаемойславой… Подражание оставь другим… будь самобытным, национальным. Может,сначала и не все поймут Тебя, но упорство и продвижение на раз избранномпоприще обеспечат Тебе память потомков».
В таком же роде, уже вПариже получает Шопен послание от сестры Людвики. Ссылаясь на Эльснера, Людвикавнушает брату: «… Эльснер не хочет видеть Тебя только концертным виртуозом,фортепианным композитором и знаменитым исполнителем, так как это легче и менеезначительно… Твое место… рядом с Россини, Моцартом… Ты долженобессмертить себя операми». Одновременно Эльснер сам высказывает Шопену своюточку зрения: «Игра на каком-нибудь инструменте, даже самая совершенная, какнапример, Паганини на скрипке или Калькбреннера на фортепиано… можетрассматриваться в качестве средства для выражения чувств в музыке. Слава,которой некогда пользовались Моцарт, а потом Бетховен, как пианисты, давно ужепомеркла, а их фортепианные сочинения… должны были уступить современномувкусу. Зато другие их произведения, не предназначенные лишь для одногоинструмента — их оперы, песни, симфонии, живут еще среди нас...».
Шопен не хуже всех понималзначение миссии польского художника. Но в выборе и определении путей творчестваих позиции резко расходились. Интуиция гения и ясный ум подсказывали Шопенуправильность избранного для себя поля деятельности. Истинный художник редкоошибается. И уже близкое будущее доказывало правоту Шопена. Быстро пришедшаяустойчивая слава убедила сомневающихся. Из письма отца в Париж, из сообщенийдрузей семье Шопена в Варшаву становится известным, что Шопен не только первыйпианист Парижа, но и высоко ценимый композитор. Его ноктюрны и мазурки, ужевторично изданные в Лейпциге, распродаются в течение нескольких дней.
Серьезность, значительностьсодержания шопеновских сочинений получали истинную оценку чутких музыкантов. В1836 году в статье о фортепианных концертах Шопена Р. Шуман, внимательноследивший за его художественной эволюцией, проницательно отметил внутреннееродство Шопена и Бетховена, замечательно раскрыл революционно-патриотическийсмысл шопеновских произведений.
Первые годы в Париже дляШопена — время широкого знакомства и усвоения многосторонних явленийевропейской музыкальной культуры. Здесь итальянская и французские оперы,искусство пения, представленное первоклассными итальянскими и французскимипевцами, высшие достижения современного пианизма, виртуозной скрипичной школы ит. д.
Большое духовное влияниеоказывало общение с выдающимися людьми эпохи — представителями искусства,литературы. Под широким воздействием ярких встреч, сильных впечатлений крепнетинтеллект Шопена, зреет его мастерство, возрастает глубина и разнообразиемузыкальных идей, но в центре по-прежнему стоит тема Родины.
В первое время творческаяработа заключалась преимущественно в отделке сочинений, написанных до Парижа;над завершением начатых или воплощением ранее задуманных произведений. В этотпериод в музыке Шопена преобладали небольшие фортепианные пьесы: лирическиеминиатюры, танцевальные жанры; написана и издана первая серия этюдов op. 10,некоторые прелюдии. Из произведений крупных форм созданы баллада g-moll искерцо h-moll.
Середина 30-х годов знаменательнарядом творчески интересных и радостных встреч, сильных, но горестных, вконечном счете, переживаний. Весной 1834 года Шопен со своим парижским другом,немецким пианистом и композитором Ф. Гиллером (1811 — 1885), ездил намузыкальный фестиваль в Аахен, где встретился с Мендельсоном, а затем онисовершили совместное путешествие по Рейну, посетили Дюссельдорф. В Карлсбаде(Карловы Вары) Шопен увиделся с родителями. Эта первая и единственная встречана чужбине принесла обоюдную, трудно описуемую радость.
Тогда же на обратном пути вПариж Шопен в Лейпциге впервые лично встретился с Робертом Шуманом, а вследующем 1836 году осенью вторично посетил Шумана в Лейпциге, много ему играл,знакомил с новыми сочинениями. Об этомпамятном дне Шуман сообщил в «Новой музыкальной газете»: «Шопен был один день вЛейпциге. Он привез с собой новые божественные этюды, ноктюрны, мазурки, новуюбалладу и др. Он играл много и незабываемо».
С семьей графов ВодзиньскихШопена связывали еще варшавские годы. Летом 1835 года, в Дрездене, куда Шопенпопал, возвращаясь в Париж, он встретил графиню Водзиньскую и ее дочь Марию. Современ варшавского знакомства Мария Водзиньская превратилась в привлекательнуюкокетливую девушку, кружившую головы своим поклонникам. Она не была лишена умаи способностей и в рамках светского любительства занималась живописью, пела ииграла на рояле, сочиняла небольшие фортепианные пьески.
Вспыхнувшее чувство к Марииглубоко захватило Шопена. По-видимому, его любовь не оставалась безответной, иих увлеченность вскоре перестала быть тайной для родных и окружающих. Летом1836 года Шопен специально приехал в Дрезден, чтобы свидеться с Марией исделать ей предложение. Но, когда Шопен вернулся в Париж, тон писем от Водзиньских заметно изменился. Затем письмастали приходить все реже и реже, а к концу 1837 года Шопен сам прекратил этупереписку.
Среди причин, расстроившихжеланный Шопену брак, наиболее вероятной исследователи считают сословныепредрассудки польской знати. В эпистолярном наследии Шопена нет данных, покоторым можно было судить о его отношении к этому событию. Лишь найденный послесмерти композитора сверток с письмами Водзиньских и сделанная на нем рукойШопена надпись «мое горе» говорит о глубине переживаний.
Перенесенный удар,по-видимому, заставил Шопена о многом задуматься, многое пересмотреть и зановопереоценить. Происходящий внутренний кризис или перелом внешне почти никак необнаруживался, но, несомненно, отказ от некоторых иллюзий молодости, отречениеот представлений, внушенных патриархальной средой и воспитанием, создали почву,на которой мог возникнуть свободный союз Шопена с Жорж Санд.
Крупная французскаяписательница Жорж Санд (1804 — 1876) была одной из передовых женщин своеговремени. Демократически и радикально настроенная, она смело подняла борьбу заправо женщин на равенство, на свободу чувства. Не только ее сочинения, но иобраз жизни, поведение, манеры были сознательно и демонстративно брошеннымвызовом буржуазно-аристократическому обществу. На первых порах большая любовьШопена к Жорж Санд вызывала в нем радостное воодушевление, создавала яркиетворческие импульсы, но с годами превратилась в источник глубоких душевныхстраданий, ускоривших смерть композитора.
Их знакомство, состоявшеесяв 1836 году, и первое впечатление, произведенное Жорж Санд на Шопена, ничем непредвещало будущей любви. «Я познакомился с большой знаменитостью, — пишетШопен в Варшаву родным, — госпожой Дюдеван, известной под именем Жорж Санд; наее лицо несимпатично и она мне совсем не понравилась. В ней есть даже что-тоотталкивающее».
В литературных и светскихсалонах, собиравших цвет интеллектуально-артистического мира, Шопен и Жорж Санднеоднократно встречались. Большой талант и ум, оригинальность всего обликаизвестной писательницы в процессе более длительного узнавания покорили Шопена.
Осенью 1838 года Шопен иЖорж Санд с ее детьми предприняли большое путешествие на остров Майорку ипоселились в главном его городе Пальме. «Я в Пальме, — пишет Шопен, — средипальм, кедров, кактусов, олив, померанцев, лимонов, алоэ, фиговых деревьев,гранатов, и т. п.… Небо, как бирюза, море, как лазурь, горы, как изумруд,воздух, как на небесах. Днем солнце, все ходит по-летнему, и жарко; ночью — гитары и пение по целым часам». Шопен упоен любовью, жизнью, природой. Но этопродолжалось недолго. Его хрупкий организм, ослабленный непрестанным творческимгорением, с трудом мог переносить неустройство, отсутствие необходимых условий.Именно с такими обстоятельствами пришлось столкнуться на Майорке. К этомуприбавилась сильная простуда, которая осложнилась кровохарканьем. Вынужденныепокинуть Пальму, Шопен и Жорж Санд с детьми переселились в старый и заброшенныйкартезианский монастырь. Его мрачно-таинственная красота болезненно будоражилавоображение. В описании, сделанном самим композитором, почти зримо можнопредставить себе вид монастыря и обстановку тамошней жизни. «… Можешь ли Тыпредставить меня между скалами и морем, в огромном заброшенном монастырекартезианцев, в келье, двери которой больше любых ворот в Париже… Келья имеетформу высокого гроба, высокие своды запылены, — маленькое окно, под окном померанцы, пальмы, кипарисы; противокна под филигранной мавританской розеткой на лямках моя кровать. Возле кроватистарый, квадратный, разваливающийся intouchable [шаткий стол], закоторым я еле могу писать, на нем оловянный подсвечник (здесь это большая luxe [роскошь]) сосвечкой… тишина… можно кричать… и все равно тихо. Словом, пишу Тебе изстранного места».
С переселением в удаленныйот города монастырь возникло много новых трудностей, усугубляющих тяжелоедушевное и физическое самочувствие Шопена. Ранней весной пришлось спешнопокинуть Майорку и направиться в обратный путь, во Францию.
На некоторое время Шопен иЖорж Санд остановились в Марселе, а лето провели в имении писательницы Ноане.Здесь здоровье Шопена восстановилось, и осенью 1839 года они вернулись в Париж.
Невзирая на все неурядицыжизни на Майорке, в том числе и долгое отсутствие фортепиано, творческийпортфель Шопена изрядно пополнился: циклом из двадцати четырех прелюдий, второйбалладой F-dur, полонезом op. 40, третьим скерцо cis-moll.
В Ноане Шопен закончилсонату b-mollи некоторые другие произведения.
Дом на улице Пигаль, гдепоселился Шопен и Жорж Санд, притягивал к себе людей, живущих интересами искусства,литературы. Среди многочисленных посетителей этого блестящего салона — Гейне, Мицкевич, Делакруа, Бальзак, Лист,Берлиоз, Мейербер, представители польской аристократии Чарторыские, Сапега,Дельфина Потоцкая. Но самых преданных и интимных друзей Шопен находил среди своих соотечественников -польскихинтеллигентов. Таков был Ян Матушиньский, связанный со времен лицея узамидружбы с Шопеном. Композитор и пианист Юльян Фонтана, также эмигрировавший изПольши в 1832 году, пользовался особым доверием и любовью Шопена. Общим другомШопена и Жорж Санд был Войцех Гжимала.
Этот недолгий период в жизниШопена приносит радость семейной жизни. Отношения с Жорж Санд кажутсядолговечными, любовь и дружба — крепкими и надежными. Время проходит внепрестанном труде, размеренно, упорядоченно. Зимой в Париже Шопен даетмногочисленные уроки, часы досуга и отдыха посвящает встречам с друзьями,светским визитам, театру, концертам. Летом всем семейством переезжают в Ноан, итам Шопен безраздельно отдается творчеству.
Перед открытой аудиториейШопен выступает мало, сторонится большой эстрады и шумной толпы концертногозала. Ему кажется, что его художественные замыслы не доходят до разноликойаудитории и остаются непонятыми. Эстрадный блеск, аффектация, элементыпозирования, дань которым отдавали даже такие великие артисты, как Лист илиПаганини, были органически чужды утонченной натуре Шопена. Тем не менее егоредкие концерты превращались в подлинное событие музыкальной жизни Парижа.
Если для выступлений сэстрады Шопену приходилось преодолевать внутреннее сопротивление, то внебольшом кругу он играл всегда охотно, много, особенно вдохновенно. Один ихтаких музыкальных вечеров описал критик Э. Легуве: «Сев за рояль, Шопен обычноиграл до изнурения… Он чувствовал и мы чувствовали, что какая-то часть егожизни утекла вместе со звуками; он не хотел остановиться, и у нас не было силего остановить! Волнение, сжигавшее его, охватывало и всех нас»!
Годы с конца 30-х и довторой половины 40-х годов — самые плодотворные в творческой жизни композитора.Это пора наивысшего творческого цветения, время создания самых глубоких изначительных произведений: второй, третьей и четвертой баллад, сонат b-moll иh-moll; фантазииf-moll, лучших полонезов, в том числе полонеза-фантазии;второго, третьего и четвертого скерцо и многих других шедевров. В зрелыхсочинениях Шопен полностью освобождается от некоторого налета салонности,присутствовавшего в отдельных концертных пьесах раннего периода.
Постижение многообразныхчерт других национальных культур способствовало более глубокому выявлениюнациональной сущности шопеновского гения. Его музыкальный стиль предстает вокристализованном, совершенном виде. Оперные речитативно-декламационныеэлементы так же, как и кантиленность итальянского belcanto, преломляясьчерез славянскую песенность, формирует индивидуальный шопеновский мелодизм.Оперная театральность, картинность получила сложное претворение вмонументальных героико-эпических полотнах, вдохновленных польским эпосом.
Воплощая мысли и чувствасвоего народа, высокие идеалы времени, Шопен опирался на многовековой опытнародного искусства, на реалистические традиции классиков. Строгость и логикамысли Баха, красота и завершенность моцартовских форм, драматизм и силасимфонического развития у Бетховена всегда были для него живым примером. Вновой исторической обстановке Шопен был великим продолжателем их дела.
В эту, казалось, бы,наиболее счастливую пору жизнь вторгается тяжелыми для композитора испытаниями.Весной 1842 года умер от туберкулеза ближайший друг Шопена Ян Матушиньский.Весной 1844 года скончался отец композитора. Приезд любимой сестры Людвикинесколько облегчил его горе. Людвика принесла с собой как бы частичку роднойстраны, семьи, дома. С ее отъездом настроение Шопена все чаще омрачается. Тоскупо родине углубляет назревающая драма отношений с Жорж Санд. Пока она остаетсятайной для окружающих. Лишь изредка в письмах к родным, в отдельно брошенныхфразах прорываются скрытая боль и критическое отношение Шопена, не приемлющегомногое в семье Жорж Санд. Болезненность и крайняя душевная ранимость Шопенанаходились в кричащем противоречии с властной натурой Жорж Санд, к этомуприбавлялись глубокие внутренние расхождения, различия в нравственных ижизненных устоях.
Уже с осени 1846 года Шопенне бывает в Ноане, где Жорж Санд проводит большую часть времени, а вскорепроисходит полный и окончательный разрыв. Хрупкий организм Шопена,подтачиваемый душевными страданиями, надломлен, но превозмогая себя, онпо-прежнему дает многочисленные уроки и даже начинает вновь выступать наконцертах.
Последние годы Шопена, пособственным словам, смертельно раненного своей привязанностью, — самыепечальные в его жизни. По-видимому лишь безразличие к самому себе склонило егок поездке в Англию с гибельным для здоровья климатом и образом жизни, ккоторому вынуждало положение прославленного концертирующего артиста.
Весной 1848 года Шопенприехал в Лондон. Сразу его захлестнула сутолока светской жизни с обязательнымиежедневными визитами, присутствием на званых обедах, приемах, раутах. Здесьтакже приходилось давать уроки и выступать в великосветских салонах. Пустотатакой жизни — тяжелое бремя для больного Шопена. «Никак не привыкну, — пишетон, — к лондонской атмосфере, — и вся эта жизнь, с ее визитами, зваными вечерами,очень меня тяготит». «Здесь уже с неделю скверная погода, и мне это совсем нена пользу. При этом что ни день приходится поздно вечером выезжать в свет. Уменя не хватает сил для такой жизни».
Все чаще одолевает Шопенатоска и одиночество: «… Страдаю от какой-то глупой тоски, и, несмотря на всюмою отрешенность, я не спокоен: не знаю, что с собой делать». «… Такой жизньюя сыт по горло, — а впереди, в конце всего этого я ничего не вижу». Чувствуясебя смертельно больным, угнетаемый неопределенностью материальных дел, Шопеностается все тем же человеком обаятельного ума и сердечности; даже в самыйкритический период своего существования ему по-прежнему не изменяют ни остраянаблюдательность, ни живой мягкий юмор. Высказывания, полные горечи,перемежаются с остроумнейшими описаниями быта, нравов людей из высшегоанглийского общества. Особенно высмеивает Шопен мелочный меркантилизм итщеславие «общества лордов, канцлеров или черт знает кого с орденскими лентамипод жилетами». В большом письме к родным он роняет фразу: «Как Вы знаете, ониздесь живут только именами и знатностью». В другом письме Шопен пишет: « еслибы я был в настроении, то описал бы одну шотландку, 13-ю кузину Марии Стюарт…Тут только и есть, что кузены и кузины знатных имен, о которых на континентеникто и не слыхал. Весь разговор всегда генеалогический, похоже на Евангелие:тот родил этого, а этот того, и тот еще кого-то, и так две страницы вплоть догоспода Иисуса», Описывая, как с ним торговалась «старая Ротшильд», Шопендобавляет: «Так что из этого я заключаю, что здесь не слишком щедры… Длякласса буржуазии нужно нечто поражающее, на что я не способен».
После нескольких выступленийв Лондоне по приглашению своих учениц, «милых шотландок», Шопен направился вШотландию. «Я здесь наслаждаюсь (физически) полнейшим покоем и прекраснымишотландскими песнями», — пишет он.
28 августа состоялся егопервый концерт в Манчестере, через некоторое время в Глазго, затем в началеоктября в Эдинбурге, а 31 октября Шопен возвратился в Лондон. Обессиленныйболезнью, но движимый патриотическим чувством, он выступил на ежегодномпольском балу, устроенном 16 ноября 1848 года. Это было последнее появлениеШопена перед публикой.
В конце ноября Шопенвернулся в Париж. Оставшийся год жизни был медленным угасанием. Последнююрадость Шопену доставил приезд сестры Людвики, которая неотлучно оставаласьподле него до самого конца.
В ночь с 16 на 17 октябряШопена не стало. «Даже самая стоическая античность не знала примера болеепрекрасной смерти...», — писал Гжимала вскоре после его кончины.
В торжественных похоронахприняли участие лучшие артисты Парижа. Был исполнен Реквием Моцарта, в которомпартии соло пели Виардо и Лаблаш. Специально был оркестрован и исполненпохоронный марш Шопена, а один из видных французских органистов проникновенносыграл на органе прелюдии Шопена — h-moll и e-moll. В могилу Шопена высыпалигорсть польской земли из кубка, преподнесенного друзьями при прощании егос родиной.
Сердце Шопена былоперевезено в Варшаву и хранилось в костеле св. Креста. Во время фашистскогонашествия польские патриоты спрятали драгоценный сосуд. После освобожденияПольши Советской Армией в 1945 году в день годовщины смерти Шопена его сердцебыло возвращено родной стране.
Шопен ограничил своетворчество рамками фортепианной музыки. Для других инструментов им написановсего несколько сочинений: трио для фортепиано, скрипки и виолончели; полонез op. 3 идуэт для фортепиано и виолончели; соната для виолончели; соната для виолончели,ряд песен для голоса. Но в пределах одного только фортепианного творчестваШопен достиг высот и художественной многогранности, которых другие композиторыдобивались работой над многими видами инструментальной музыки в разных областяхмузыкального искусства.
Шопеновские баллады исонаты, скерцо и фантазия — подобно крупным органным творениям И. С. Баха — своеобразные симфонии, а какая-либо двухстрочная прелюдия или мазурка поглубине замысла и выраженного чувства перерастает в большую поэму, волнующуюдраму.
Основой выразительности музыки Шопена являетсямелодия. По редкому мелодическому дару Шопена можно сравнить только с Моцартоми Чайковским. Шопен является одним из величайших мелодистов мира, крупнейшимноватором, создателем оригинальных музыкальных жанров и форм.
Творчество Шопена — это огромныймир необ