Хранительство как основание консервативной политической культуры интеллигенции. Статья третья

Концепт национальной политики

Русский пореформенный консерватизм XIX века неоднороден, отсюда и полемика среди самих консерваторов. Эта ситуация объясняет, например, критику К.Н. Леонтьевым М.Н. Каткова за уступки либерализму, за недостаточное понимание сложности переживаемого Россией времени. Как верно отмечает А.Ф. Сивак, "консерватизм Леонтьева имел совершенно не тот характер, какой был свойственен катковскому охранительству"(1). Ведь Катков был представителем умеренного течения, тогда как идеи Леонтьева имели ярко выраженный атакующий, реставрационный характер. Доктрина Леонтьева, которую большинство исследователей называет утопией (хотя и пронизанной "обостренным чувством современной ему ситуации"(2)), при определенных условиях вполне могла бы быть использована, да, по всей видимости, в какой-то своей части и использовалась правящими кругами в проведении политики "реакции" на "либерально-эгалитарное разложение" российского государственно-культурного организма, чему безуспешно пытались противостоять "обычные" консерваторы типа Каткова.

 

Еще одно объяснение отличия "творческого консерватизма" Леонтьева от "узкого охранительства" Каткова можно получить, воспользовавшись различением в консерватизме мировоззрения и идеологии. В этой связи вспомним оценки, данные Леонтьеву Вл. С. Соловьевым и Н.А. Бердяевым. Первый, как известно, дал мыслителю титул "принципиального или идейного консерватора"(3), а второй назвал его "первым и единственным философом консерватизма"(4). Переведя эти определения на понятийный язык, можно заключить, что леонтьевский консерватизм представлял собой не просто идеологию, чем являлось охранительство Каткова и многих других представителей "официозно-бюрократического" направления (у Соловьева: "грубо практический или эмпирический консерватизм"(5)), - но именно мировоззрение, целостный комплекс консервативного осмысления мира, в котором эстетизм выполнял важные охранительные функции(6).

 

Уяснить специфику консерватизма Леонтьева и в то же время его неразрывную связь с общим направлением русской консервативной мысли XIX - начала XX века помогает и подход, позволяющий задействовать цивилизационную парадигму для анализа общественной мысли той или иной страны или географического региона.

 

Сущность русского консерватизма выражала известная триада: "православие, самодержавие, народность". Целесообразным представляется, среди прочих существующих классификаций, условно разграничить имевшие в России второй половины XIX века место консервативные течения по акценту на той или иной составляющей этой формулы.

 

1) Направление, для которого самым важным представлялась защита самодержавия, государственно-хранительное (его часто отождествляют с "казенным патриотизмом", "официозно-бюрократическим" консерватизмом, что не совсем верно). Среди его представителей можно назвать, например, М.П. Погодина, М.Н. Каткова, Л.А. Тихомирова, с определенными оговорками К.П. Победоносцева. 2) Акцент на народности, "племенном начале", характеризует позицию почвенников, пореформенных славянофилов и примыкавших к ним представителей панславистских кругов - И.С. Аксакова, А.А. Киреева, Н.Я. Данилевского, Н.П. Гилярова-Платонова и других. 3) Направление, главным объектом охранения которого было православие, - православно-хранительное, представленное, прежде всего клерикальными кругами.

 

Так как Леонтьев именно религию, а не государственную власть, считал главным условием существования самобытной культуры и его подходу к государству присуща была особая "сердечная мистика", которой явно не хватало во взглядах Каткова, то можно говорить, несмотря на леонтьевское одобрение катковского эмпирического консерватизма, о близости мыслителя к третьему из названных направлений в русском консервативно-хранительном лагере.

 

Можно, конечно, провести и более дробное деление внутри каждого выделенного крыла. Отношения между разными направлениями и течениями были сложными и неоднозначными. Нет ничего удивительного в том, что Леонтьев часто расходился во взглядах со своими многими, казалось бы, идейными соратниками. Слишком глубоки были различия между ними по ряду принципиальных вопросов. Налаживанию взаимопонимания не способствовали и некоторые черты личности Леонтьева.

 

Указывая на факт определенного обособления Леонтьева от других идеологических течений в России, что стало основанием для утверждений об "одиноком мыслителе", А.Ф. Сивак обращает внимание на то, что явление это на самом деле не ново для русского консерватизма, и подтверждает свое мнение примером "внепартийного" Каткова. "Одиночество" Леонтьева во многом объясняется открыто заявленной им приверженностью дискредитированным в глазах русского общества старым идеям "официальной народности", правда, "переложенным на новый, весьма необычный и оригинальный лад"(7). В мысли о характерном для русского консерватизма явлении "одиночества" укрепляет и позиция младшего современника Каткова и Леонтьева - публициста и критика Ю.Н. Говорухи-Отрока, подчеркивавшего свою независимость от политических партий(8). В.В. Розанов подобную обособленность и отсутствие тесных уз между литераторами консервативного направления образно назвал "изгнанничеством"(9).

 

Таким образом, подход, основанный на анализе русского консервативного лагеря как чего-то целостного и единого, представляется в лучшем случае схематичным и не отражает всей сложности реального положения вещей. Понимание этой сложности позволяет более детально разобраться во взаимоотношениях представителей и течений консервативной ориентации.

 

Нельзя не учитывать той значительной роли в становлении консервативного образа национальной политики в целом, и у К. Леонтьева в частности, которую сыграли идеи Н.Я. Данилевского. Концепция культурно-исторических типов придала его политическим идеям доктринальное, по сути, единство и влияние(10).

 

Центральной идеей теории "культурно-исторических типов" стала идея множественности и разнокачественности человеческих культур, представляющих самобытные "естественные системы". В основе культурной морфологии мыслителя лежит критическое отношение к европоцентристской, однолинейной схеме общественного прогресса. Ценностный аспект теории "культурно-исторических типов" связан с обоснованием рождения "восточно-славянского" культурного типа, системообразующим ядром которого должна стать Россия.

 

Роль и значение Данилевского в развитии русской националистической идеологии ХIХ века заключается, прежде всего, в ясном, четком и синтетическом выражении центральных идей русского панславизма. Эти положения можно кратко сформулировать так: сущностная вражда, ненависть Европы к России и славянам; неизбежный и естественный характер антагонизма России и Европы; отрицание того, что европейская цивилизация есть синоним общечеловеческой цивилизации, или, по-другому, отрицание европоцентризма; обвинение русских западников в попытке деформировать, извратить "основы русско-славянского организма"; необходимость, неизбежность борьбы России против Европы и понимание этой борьбы как единственного средства решения "восточного вопроса"; историческая закономерность создания Всеславянского союза во главе с Россией и отношение к данному союзу как к единственному средству выживания славянства и обеспечения его богоугодной победы над Западом.

 

И еще одно, на наш взгляд, важное замечание - панславизм всегда выступал идеологическим оформлением имперской экспансии России. И в этом отношении концепция Данилевского отнюдь не была исключением. Однако, Данилевский поставил жесткие границы экспансионизму - задачей внешней политики России он объявлял не мировое господство, а в соответствии с теорией культурно-исторических типов - лишь "собирание славянских земель, в рамках становления славянского культурно-исторического типа, высшего из всех известных в истории" (панславизм, по Данилевскому, не что иное, как "стремление к свержению всякого ига со славянских братий, к соединению их в одно целое, руководимое славянским интересом").

 

В основе трактовки государственности у Данилевского лежит идея национальности: основа и причина существования государства - это народность. Поэтому и главная цель государства понималась как "охранение народности", а определение государства звучало так: "государство есть такая форма или такое состояние общества, которое обеспечивает покровительство не только индивидуальной жизни, чести и свободе, имуществу своих членов, но также жизни, чести, свободе национальной"(11).

 

Следуя логике исторической концепции Данилевского, вся история цивилизаций оказывается сменой форм "зависимостей", подчиненного состояния народов. Поэтому и России угрожает опасность такой зависимости, что с точки зрения Данилевского неприемлемо. Политический гарант независимости России - ее внешняя "национальная" политика панславизма. Россия слишком могущественна, чтобы оставаться одной из "великих" европейских держав. Экспансивная сила складывается из особенностей характера русского народа и особенностей русского государственного строя. Православие, самодержавие, крестьянский надел сами по себе еще не обеспечивают великого будущего России - ей грозит большая опасность со стороны Европы. Альтернатива России - стать главою Всеславянского союза(12).

 

Важно подчеркнуть, что, формулируя основы национальной внешней политики, Данилевский вышел за рамки доктринального панславизма и перешел к анализу конкретной политической ситуации. Это важно и потому, что содержательным моментом политической культуры становится эмпирия, реальный политический процесс в его ситуативных и функциональных оценках, а не просто констатация осуществления (или невозможности осуществления) абстрактно выведенного идеала.

 

Либералы проигнорировали эту робкую попытку консерваторов в лице Данилевского возвести благоприятную для Российской империи политическую ситуацию в ранг политического проекта "охранительства".

 

П.Н. Милюков увидел "практический" политический вывод из философии истории Данилевского в обосновании права на национальный эгоизм и исключительность. Полемизируя с Данилевским, Милюков обращает внимание на то, что для Данилевского вопрос о внутренней политике не то что неважен, а принципиально не может быть решен. По Данилевскому, считает Милюков, самобытная славянская культура как тип не сложилась, она "представляется ему или как сохранение старого или в совершенно неопределенных очертаниях. Религиозная жизнь славянства будет отличаться строго охранительным характером... В государственной жизни... вопрос о форме государственности остается нерешенным. В экономической жизни русская община представляет залог общественно-экономического переустройства, справедливо обеспечивающего народные массы... Из настоящего немногое оказалось возможным вывести относительно будущего... "быть самими собой""(13).

 

Задача внутренней политики по Данилевскому - это "защита культурно-исторического прошлого и уцелевшего в настоящем от покушений будущего"(14). Но проблема заключается в том, а можно ли рассматривать формы "прошлого", факты и реалии зависимости от традиций как проявление собственно национального начала? Как квалифицировать новые процессы в экономике, политике, культуре, разрывающие с этим прошлым - разве не вырастают они тоже из "национальных потребностей"? Такая постановка вопроса разграничивает позицию русских либералов в вопросе о национальном содержании модернизационных процессов России и их консервативных оппонентов, свидетельствует о разнообразии видения феномена "национальной" политики.

 

По сравнению с Данилевским еще более серьезные разногласия с западниками-либералами существовали у К.Н. Леонтьева. Это объяснялось его известным пренебрежением к идеям народности, политического национализма и племенной солидарности, превознесением эстетического начала над моральным, критикой славянофилов за их либерализм. Наибольшее взаимопонимание у Леонтьева наблюдалось с консерваторами, стоявшими на позициях православного хранительства или в значительной мере тяготевшими к нему - Т.И. Филипповым, Н.Н. Дурново, Ю.Н. Говорухой-Отроком, Л.А. Тихомировым.

 

Осмысливая своеобразие политической программы Леонтьева, нельзя не упомянуть о доминантных для его политических идей социально-философских построениях. Леонтьев был непримирим в своей критике эталитарно-либерального прогресса, охватившего Запад и реально угрожающего России. Именно поэтому, с его точки зрения, России нуждается в охранении.

 

 


Страница 1 - 1 из 4
Начало | Пред. | 1 2 3 4 | След. | КонецВсе

© Все права защищены http://www.portal-slovo.ru

 
 
 
Rambler's Top100

Веб-студия Православные.Ру