Web Analytics

MediaPost on-line. «Дещо щоденне» о смерти и любви

Книга стихов Марианны Кияновской «Дещо щоденне», едва появившись, вызвала определенный резонанс в окололитературных кругах. Причина – якобы откровенно интимный, исповедальный (в религиозном смысле) характер поэзии львовской поэтессы и то, что стихи написаны рифмованной силлабо-тоникой. На презентации своей книжки в Киево-Могилянской Академии автор проболталась, что бунтует «против верлибра как облегченного способа письма» – и на нее немедленно обиделись современные украинские поэты, которые и с верлибрами-то справляются не очень... Ну, то есть считают традиционную силлабо-тонику вчерашним днем.

Впрочем, пусть проблема со способом версификации остается их личной проблемой. Например меня гораздо больше интересует вопрос «исповедальности» и «откровенности», ведь, скажем, сама поэтесса в интервью сайту «Литакцент» утверждает, что «эти стихи – никакая не исповедь. Это не исповедь и не интимность. Это – микроскопические дозы дозволенного». Подобных стихов у поэтессы было намного больше, чем вошло в сборник, и «промолчать было нелегко. Но высказать их вовне… еще тяжелее...». Именно поэтому, говорит Кияновская, ее удивляет и настораживает внимание, которое вызвала книжка, ведь «если она хорошая, то не должна вызывать никакой шумихи. И когда проходят презентации этой книжки, я каждый раз ощущаю некоторую неловкость».

Тем не менее презентации все-таки проводятся, стихи читаются и, в принципе, физического насилия над автором в этом процессе пока не заметно. Вероятно, влияние эстетики барочной метафизической поэзии, которое обнаруживают в поэзии Кияновской, особенно проявилось в частом употреблении «топоса самоуничижения». Поэтесса время от времени указывает на собственное косноязычие и подчеркивает, что является всего лишь транслятором Божественного Слова: «І кожне слово, начебто моє, Належить не мені. Я тільки бачу…». Скромность очень похвальна, однако кстати об украинском барокко: известно, что топос самоуничижения для религиозных и литературных деятелей того времени оставался рудиментом средневековой анонимности и всего лишь формальным элементом. Уж чего-чего, а авторского самосознания, подкрепленного полемическим азартом при отстаивании ценности собственного творчества, не занимать было ни архиепископу Лазарю Барановичу, ни отцу Кириллу Транквилион-Ставровецкому... Да и остальным тоже.

Не менее уверенной в своем поэтическом призвании выглядит и Марианна Кияновская. Более того – мужественной в отстаивании своего права говорить о Боге вполне в евангельском духе: «Итак, всякого, кто исповедает Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцем Моим Небесным; а кто отречется от Меня пред людьми, отрекусь от того и Я пред Отцем Моим Небесным» (Мт. 10: 32-33).

На фоне книг других современных украинских писательниц, адресатом которых является Бог (я имею в виду, в первую очередь, «М@йли до Бога» Ярославы Ивченко и «Розмови з Богом» Богданы Матияш), поэтика стихов Кияновской воспринимается «нормальней», поскольку религиозные чувства тут не превращаются в литературный прием. Господь не моет лирической героине посуду после вечернего чая и не выслушивает ее жалоб на запутанную личную жизнь. Впрочем, именно эта особенность делает поэзию Кияновской более сложной, и я действительно не понимаю, как она справляется с вопросами на презентациях.

Ведь, несмотря на уверенность современного читателя в том, что он легко может раскодировать любые христианские символы, мало кто всерьез увлекается этим занятием. Экстенсивная поэзия сборника «Дещо щоденне», сосредоточенная на нескольких главных темах и небольшом наборе образов, легко может утомить религиозно не настроенного читателя.

Содержание книги как будто распадается на два смысловых пласта, за которыми угадывается определенная автобиографичность (впрочем, возможно, я ошибаюсь, и это такая же риторическая фигура, как и топос самоуничижения): «я, Господь и смерть» и «я, он, Господь и смерть».

Стихотворения, относящиеся к первой части, показывают лирическую героиню, которая сама прошла испытание смертью:

Бог дав мені смерть, але світ не дозволив мені,
Щоб очі мої випікало, і кості ламало,
Щоб жили кришило, як в залі лункій дзеркала…
І втеча, і тиша – страшні, я ж бо недовтекла.
А Бог мене буде – за тишу і втечу – судити (с. 16)

и те уроки, которые она вынесла из этого индивидуального опыта:

Вже умію могти
Все приймати – іще не смиренно, та вже без гордині.
Вмію втратити все. Вмію жити від завтра до нині… (с. 22).

Эти уроки можно соотнести с общехристианским опытом и отношением к жизни.

Второй тематический блок кажется еще более пронзительным – он интерпретирует смерть как утрату и любовь – через опыт смерти:

…Був такий чоловік – перерізав мені пуповину
І лишив ненароджену там, де нічого нема.
Він ще сниться мені. Ще ввижається – раз на хвилину.
Але він – у пітьмі. Я не знаю, яка це пітьма (с. 42)

Возможно, только через переживание утраты любовь можно воспринять как Армагеддон, который предшествует концу света:

Я люблю тебе. Я тебе відпускатиму тричі,
А потім крізь мене, як вощена нитка, пройдеш.
І вузлик зав’язне у серці. І голос покличе.
І ти все збагнеш, все відчуєш, всім станеш (я – теж…)
І знову безсонним залишиться небо, аж поки
Не встане з потопу Вселенна наступного дня.
І ляжуть птахи, ніби залишки їжі, за щоки.
І води відступлять. І виступить з піни стерня… (с. 55)

Не то чтобы я утверждала, что читатель без схожего жизненного опыта не сможет адекватно воспринять поэзию Кияновской… Но в общем-то любая поэзия требует определенного «созвучия» души автора и читателя, которое необходимо гораздо больше, чем смакование рифм или механическая расшифровка символов. И это общее звучание может возникнуть и у вас – как нечто обыденное, хотя и не совсем привычное.

Маріанна Кіяновська. Дещо щоденне. – К.: Факт, 2008.

Автор: Татьяна Трофименко.