О ПРОЕКТЕ СОДЕРЖАНИЕ ЛЕКТОРЫ ФОТО

Рабжаева М.В.

СЕМЬЯ В РУССКОМ ОБЩЕСТВЕ: ИСТОРИЧЕСКИЙ И СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ АНАЛИЗ

История семьи в России, как впрочем, и во всех других странах мира, связана с социальными, экономическими и политическими процессами модернизации обществ. Модернизационные процессы урбанизации и индустриализации меняли не только социально-экономические аспекты индивидуальной, семейной и общественной жизни, но и влияли на характер и способ ведения домохозяйства, на внутрисемейные отношения и демографическое поведение, а значит, на структуру и размер семей. Индустриальные общества способствовали становлению малых, или нуклеарных форм семьи1, состоящих из родителей и несовершеннолетних детей. Собственно, преобладание тех или иных форм семьи служит одним из показателей уровня модернизации общества. В постиндустриальных обществах семья так же эволюционирует: исследователи говорят о падении нравственно-этических норм и изменении устоявшихся представлений о семье, о нестабильности браков, о превращении в норму и росте числа неполных семей, о снижении роли семьи в социализации детей, и т.д.2

Существует распространенное мнение, что в доиндустриальных обществах семьи были расширенными и/или составными по количеству и структуре. Однако, исследования социальных историков и социологов убедительно доказали, что семья в доиндустриальных обществах не была той автономной структурой, островком частной жизни индивидов, каковой она является в современных обществах. В доиндустриальных обществах семья была включена в более широкие социальные структуры - родовые, общинные, цеховые и т.д. Используя экономические понятия производства (товаров/услуг) и воспроизводства (рабочей силы), можно сказать, что в доиндустриальных обществах семья была более институтом производства, чем воспроизводства. Соответственно, функция социализации детей не только не была основной функцией семьи, но зачастую вообще не являлась семейной функцией3.

Вопросы развития и изменения семьи как социального института чаще всего связывают с вопросами стабильности обществ, видя в семье основной институт трансляции социальных ценностей от поколения к поколению4 и/или единственно легитимную социальную норму организации сексуальных практик и воспроизводства. Однако, как уже было указано, во-первых, семья отнюдь не всегда в истории человеческих обществ была институтом социализации детей, а во-вторых, семья отнюдь не всегда была "естественной и основной ячейкой общества"5. Развитие института семьи под влиянием модернизационных процессов способствовало оформлению частных социальных отношений и частных форм организации жизни (в противовес оформлению публичных форм организации труда), способствовало повышению индивидуализации членов семьи, становлению более демократичных отношений между членами семьи - между супругами, родителями и детьми, другими членами семьи.

В рамках данной статьи будут рассмотрены только некоторые аспекты истории развития института семьи, а именно: 1) становление нуклеарной семьи в России; 2) практики влияния государственной социальной политики в России ХХ в. на институт семьи и внутрисемейные отношения.

Становление и утверждение малой семьи. В России, с первой четверти XVIII в. и вплоть до начала ХХ в., формы семейной жизни во всех сословных группах постепенно менялись. Сначала дворянство, а затем и интеллигенция, прошли путь от составной, сложной семьи к малой (нуклеарной) семье6, так, что к концу XIX в. малая семья в России стала основной и единственной массовой формой организации семейной жизни в городе.

Что же касается крестьянства, то вплоть до XVIII в., понятие семьи для них было тождественным понятию "дом" в значении домохозяйство7, поэтому семьей, в основном, считалась та группа родственников (и неродственников), которая проживала в одном доме и вела совместное домохозяйство. По мнению социальных историков, в России имперского периода среди крестьянства малая (нуклеарная) семья стала преобладать только после эпохи Великих реформ 60-х гг. ХIХ в., а до этого, массовой формой семейной организационной структуры у российских крестьян была составная семья8.

Таким образом, можно отметить, что к началу ХХ века, малая семья в России стала распространенной, а главное, легитимной формой семейной жизни. Однако становление малой семьи очень медленно меняло характер внутрисемейных отношений, которые, в основном, основывались на патриархатно-авторитарной системе9.

Патриархатно-авторитарная семейная система характеризуется во-первых, господством и контролем мужчин над женщинами, старших над младшими, т.е., строгой половозрастной иерархией семейной жизни с контролем главы семьи над всеми домочадцами, и во-вторых, приоритетами семьи как целого, над индивидуальными запросами и интересами ее членов. Поэтому патриархатная семья не являлась, и не могла быть детоцентристской10.

Демократизация внутрисемейных отношений, как и эмансипация женщин и детей, происходили крайне медленно. К началу ХХ века среди дворянства и интеллигенции внутрисемейные отношения также во многом сохраняли традиционные черты. Даже среди образованных людей в России начала ХХ в. индивидуализм, соблюдение частного пространства личности, не были распространенной повседневной практикой.

Кроме того стоит напомнить, что вплоть до середины ХХ века Россия была крестьянской страной, а если учесть, что "в изживании архаических форм семейной организации город обгонял деревню примерно на 50 лет, т.е. на два поколения,... а возможно и на три"11, то можно сказать, что демократизация и эмансипация семейных отношений в России на рубеже XIX - ХХ вв. происходила крайне медленно.

Семья в Советской России представляла собой институт, с одной стороны, унаследовавший прежний авторитарно-патриархатный стиль внутрисемейных отношений, а с другой, представляла собой стремительно модернизирующийся институт под воздействием трансформационных импульсов нового государства. Воздействие целенаправленной государственной политики на семейные структуры и формы внутрисемейных отношений отмечено многими исследователями12. Советская социальная политика в отношении института семьи, как отмечает С.В.Дармодехин, "...всегда была ограниченной, не носила системного характера, отождествлялась с социальной политикой. Институциональные интересы семьи в государственной деятельности специально не выделялись и не учитывались"13. Однако, отсутствие системной, целостной и целенаправленной семейной политики отнюдь не означает существования намеренных и ненамеренных воздействий на семью со стороны государства. Семейная политика советского государства строилась на основе идеологии равенства (классового и полового) и отрицания буржуазных форм брака и семьи. Светская политика в отношении семьи была сосредоточена на вопросах регуляции брачно-семейных отношений работающих женщин и на вопросах охраны и материальной поддержки материнства и детства.

Исследователи социальной истории семьи выделяют несколько, принципиально разных по своей направленности и влиянию на внутрисемейные отношения и структуру семьи, периодов в истории социальной политики советского государства.

Первый период (1917 - середина 20-х - начало 30-х гг.) часто называют временем радикального переустройства института семьи и сексуальной революции в России14. Этот период характеризуется либеральным законодательством и легитимацией ряда запрещенных в имперский период индивидуальных, в том числе сексуальных, прав и свобод.

Советская власть декретом "О гражданском браке, детях и ведении книг актов гражданского состояния" от 18 декабря 1917 г. утвердила единую15 процедуру гражданской, светской регистрации брака, отменив церковную регистрацию брака как единственно легитимную и легальную форму регистрации брака до революции.

Кроме того, было узаконено формальное равенство женщин и мужчин во всех сферах жизни по обеспечению равного доступа к работе, образованию, социальным услугам и благам. Россия была не только одной из первых стран мира, провозгласившей равенство полов16, но и первой страной, в которой начала проводиться направленная социальная политика по созданию условий для реализации равных прав и равных возможностей для женщин. Благодаря такой политике государства, в СССР на практике была создана одна из самых первых в мире эмансипаторских, в отношении женщин и детей систем социального обеспечения17.

Эмансипации женщин во многом способствовали введение облегченной процедуры развода и легализация абортов. Развод в истории российской империи отнюдь не всегда был сложной процедурой. Так, вплоть до 1730 г. желающим развестись было достаточно обратиться к приходскому священнику и получить от него разводное письмо - документ, фиксировавший и подтверждавший развод18. Развод, как и брак, регистрировался и санкционировался церковью. Однако, начиная с 1760-х гг. (когда РПЦ ощутила мощную поддержку государства), и вплоть до 1860-х гг. разводов было мало, ибо их количество жестко контролировалось церковью. После 1860-х гг. количество разводов начало из года в год расти19. Официальный развод был распространен в городской среде, среди крестьянства же практиковались несанкционированные церковью "самовольные разводы"20.

Ситуация радикальным образом изменилась в 1917 г., когда декретом "О расторжении брака" процедура развода стала светской и доступной. Дела о разводах, возбужденных в одностороннем порядке, были переданы из церковного ведения в ведение местных судов21. Принятый в октябре 1920 г. Кодекс законов об актах гражданского состояния, брачном, семейном и опекунском праве упрощал процедуру развода: развод по взаимному согласию происходил в ЗАГСе, а по заявлению одного из супругов - в суде. Однако судебная процедура развода была упрощена: дела слушались без участия заседателей, а в случае неявки в суд обоих супругов, дело о разводе слушалось заочно22.

Постановление Наркомата здравоохранения и Наркомата юстиции от 18 ноября 1920 г., разрешавшее в России искусственное прерывание беременности в медицинских учреждениях, было первым в европейской истории практикой легализации абортов. Легализация абортов в России, как бы это сегодня ни оспаривали сторонники движения "pro life", была бесспорно большим шагом в процессе эмансипации российских женщин, ибо позволяло самим женщинам контролировать собственную сексуальность и фертильность23. В имперский период истории России согласно уголовному уложению 1903 г. существовала уголовная ответственность за аборт и для врача (до 6 лет), и для матери (до 3 лет)24.

Надо отметить, что введение бесплатного аборта в медицинском учреждении с обеспечением "максимальной безвредности" для женского здоровья25, было большим благом для большинства российских женщин, живших в нужде, страдавших от сложностей быта и отсутствия постоянного и надежного партнера в послереволюционной и послевоенной стране. Так, в 1925 г. 60,4% женщин, сделавших аборт в Ленинграде, объясняли свой поступок крайней нуждой26. Как указывает социальный историк Н.Б.Лебина, потребность в бесплатных абортах была столь велика, что в Ленинграде в 1924 г. вышло постановление о формировании абортных комиссий, которые устанавливали очерёдность на производство бесплатной и легальной операции аборта в медицинских учреждениях. Приоритетом пользовались работницы ленинградских заводов 27.

Среди эмансипаторских мер социальной политики советского государства в отношении женщин и детей стоит указать на пропаганду и частичную реализацию политики освобождения женщин от "быта". Речь идет о снятии и разделении (с государством) ответственности женщин за рекреационные функции семьи и социализацию детей. Именно в 20-е гг. появляются теоретические работы Александры Коллонтай, в которых ставится вопрос о необходимости введения специальной государственной политики в отношении семьи и женщин28. А.Коллонтай, впитав феминистские идеи начала ХХ века29 о глубоко неравных, патриархатных отношениях в семье и обществе, предлагала отказаться от традиционных форм семьи и семейной жизни. Она писала о необходимости "революции быта", о необходимости реорганизации частной и семейной жизни (включение женщин в производство, оказание материальной поддержки матерям) путем социализации домашнего труда (организацию общественных столовых, прачечных, ремонтных мастерских, яслей, детских садов)30.

Однако, практические реалии семейной жизни в 20-е гг. были не столь радужны и однозначны, так как существовали значительные расхождения между революционными риториками о равенстве женщин и мужчин и их воплощением. Реалии семейных практик и в городе, и в деревне были связаны с нищенским существованием отставленных (разведенных) матерей с несовершеннолетними детьми. Ибо при упрощении процедуры развода, неразвитости социальных служб и отсутствии обязательной и фиксированной поддержки со стороны государства, женщины, особенно с несовершеннолетними детьми, были экономически зависимы от своих мужей.

Проблема усугублялась введением в семейный кодекс 1918 г. дореволюционной, распространявшейся ранее на дворян и городское сословие, имперской нормы семейного права о раздельном владении супругами имущества. Речь шла о том, что по семейному кодексу имперского законодательства, ни муж, ни жена, не имели права пользоваться и управлять имуществом супруги(а) без их специального согласия. В имперский период истории России правовые нормы были сословными и регулировалось по закону в дворянской среде и среди городского сословия, и по обычаю - в крестьянской среде. Имущественные и наследственные права дворянок и женщин городского сословия были выделены в отдельную категорию, и поэтому они имели больше имущественных прав, чем представительницы других сословий31. Однако, распространение этих, в целом прогрессивных, норм права, разработанных для защиты экономических интересов женщин привилегированных классов, на все население страны, привело к неожиданным результатам. В случае развода очень сильно ущемлялись интересы неработающих женщин, ибо они, не имея собственного дохода и имущества, также не имели права и на часть семейного имущества, заработанного мужем в браке, ибо согласно кодексу 1918 г. брак не создавал общности имущества супругов. Эта норма права приводила к большой экономической зависимости женщин (особенно женщин с детьми) от мужей, ибо подавляющее большинство женщин в России 20-х гг. - не работало и не имело собственных доходов.

Ситуация изменилась только в 1926 г., когда был принят новый Кодекс о браке, семье и опеке (КЗоБСО). Кодекс 1926 г. изменил режим раздельности супружеского имущества режимом его общности. В результате, супруги, не имевшие самостоятельного дохода, получали права на часть имущества семьи. Кодекс о браке, семье и опеке 1926 г. помимо этого:

  • вводил единый брачный возраст для женщин и мужчин - 18 лет (Декрет о браке 1917 г. устанавливал возрастную норму для женщин в 16 лет, а для мужчин - в 18 лет);
  • придавал правовое значение фактическим брачным отношениям (однако, введение данной нормы привело к правовой неопределенности, так как допускало законность и зарегистрированного брака, и фактического сожительства, при этом вопросы параллельного существования нескольких фактических сожительств или параллельного существования зарегистрированного брака и фактического оставались не отрегулированными);
  • упрощал процедуру развода: развод производился в ЗАГСе, а не в суде, и в заявительном одностороннем порядке (второму супругу(е) лишь сообщалось о факте развода, его присутствие при разводе было необязательным);
  • восстанавливал институт усыновления, отмененный Семейным Кодексом 1918 г.

В целом, по мнению С.Чуйкиной32, семейная идеология тех лет характеризовалась двумя важнейшими принципами: 1) декларированным стремлением к достижениям равенства возможностей и мужчин и женщин в профессиональном плане, и равенством ответственности в семейной жизни и в родительстве; 2) принципиальной открытостью публичных дискуссий о семье, любви, сексе33.

Однако это было лишь декларированное равенство, ибо реалии семейных практик, при облегчении процедуры развода, вели к полному переносу ответственности за детей на женщин. Кроме того, стоит указать, что у строящегося советского государства не было ресурсов для осуществления объявленных эмансипационных программ по освобождению женщин от быта и от ответственности за воспитание детей.

Таким образом, этот период характеризуется многоукладностью и разнообразием форм семейной жизни. Апробировались и легализовывались как самые разные формы семейных союзов (гражданский брак, гомосексуальные союзы, тройственные союзы, семьи-коммуны, и т.д.), так и государственные практики социальной поддержки матерей и несовершеннолетних детей34.

Конец политики сексуальных свобод и социального экспериментаторства в сфере семьи, как указывает И.Н.Тартаковская, "был ознаменован появлением статьи директора института Маркса-Энгельса Дмитрия Рязанова "Маркс и Энгельс против "вульгарного коммунизма" и половой вседозволенности (1927 г.)"35. В этой, и ряде других официальных публицистических статей, осуждались сексуальная свобода, разврат, невоздержанность; поднимались вопросы защиты прав матерей с несовершеннолетними детьми.

Однако стоит указать, что ситуация в области семейных и сексуальных отношений по "свертыванию" либеральных свобод стала меняться несколько ранее, когда в прессе "поднялась волна" по так называемому Чубаровскому делу. Речь идет о получившем широкую огласку случае группового изнасилования рабочими молодой крестьянки, приехавшей учиться в Ленинград. Этот случай, произошедший в Чубаровом переулке (Ленинград, Лиговский проспект) осенью 1926 г., имел широкий общественный резонанс. В прессе появились многочисленные статьи, обзоры, отклики читателей и даже стихи, осуждавшие случившееся и требовавшие сурового наказания для насильников36. Ситуация в Ленинграде 1926 г. была очень сложной, так как город только-только начал оправляться от жесточайшего голода, усугубленного масштабным разгулом преступности и общей криминализацией жизни. Конечно, к 1926 году, криминал в Ленинграде в основном был взят под контроль, а общество вышло из состояния аномии и стало относиться к подобным преступлениям против личности как к нетерпимым девиациям. Тот разгул насилия и сексуальная разнузданность, царившие в обезлюдевшем и обессиленном городе в 20-е годы, стали неприемлемы в ходе "строительства" Ленинграда как индустриального и образовательного центра советского государства.

"Чубаровское дело" получило столь широкий резонанс и активное осуждение-обсуждение в комсомольской и молодежной прессе потому, что подобные преступления сводили на нет эмансипаторские усилия государства. Советскому государству для осуществления проекта эмансипации женщин, вовлечения их в стремительно индустриализировавшуюся экономику, необходимо было обеспечить безопасность молодых женщин на производстве, в общественной сфере. Изнасилование, тем более групповое, в таких условиях становилось не только травмирующим женщину сексуальным опытом, а антисоциальным актом, подрывающим доверие к новому социальному порядку37.

В сторону ужесточения моральных норм и ограничения сексуальных свобод эволюционирована и услуга бесплатного аборта. Н.М.Лебина указывает, что сначала в 1926 г. в советской России были полностью запрещены аборты: а)забеременевшим впервые, б) женщинам, перенесшим эту операцию менее полугода назад. Попутно, с середины 20-х гг. началась в печати кампания против абортов, в ходе которой осуждался эгоизм нерожающих женщин, вред операции аборта для женского организма. Однако, надо признать, что в печати тех лет прослеживались разные стратегии презентации аборта: от широкого эмансипационного дискурса, через медицинский и демографический, вплоть до морального осуждения аборта как социальной практики репродуктивного поведения38.

Следующим шагом по пути ограничения доступности аборта стало введение платы за эту операцию. Так, Н.Б.Лебина указывает, что "в Ленинграде в 1931 г. искусственное прерывание беременности в больничных условиях стоило 18-20 рублей при средней заработной плате 80-100 рублей. Эта мера обусловила резкий скачок криминальных абортов. Если в 1931 г. они составили 7,1 % к числу всех операций, то в 1934 г. уже превысили 15%"39. А 1935 г. плата за аборт еще раз повысилась и в зависимости от доходов семьи колебалась от 25 до 300 рублей40.

Масштаб востребованности этой достаточно дорогостоящей социально-медицинской услуги был таков, что советское государство стало постепенно отказываться от ранее декларированной и гарантированной им свободы контроля над фертильностью. С одной стороны, это было связано с отказом от достаточно утопичной социальной политики первых лет Советской власти, когда тотально не хватало ресурсов. С другой стороны, можно предположить, что масштаб востребованности абортных операций был большой неожиданностью для настроенных вполне традиционно и патриархатно первых советских правителей и законодателей. Так, если в 1928 г. 41,3% зачатий заканчивались абортами, то в 1934 г. - 72,6% зачатий закончились абортами41. Таким образом, ни ресурсов для поддержания индивидуальных свобод женщин, ни желания и политической воли для предоставления декларированных эмансипационных свобод у советского государства не было.

Следующий шаг советского государства был вполне "закономерен" и соответствовал логике репрессивного законодательства - введение полного запрета на аборт в советских медицинских учреждениях. За криминальный аборт предусматривалась уголовная ответственность и для самой женщины, и для врача, и для лиц, выполнявших посреднические функции.

Так, в середине 20-х - начале 30-х гг. начался второй период в истории советской социальной политики, продолжившийся вплоть до середины 50-х гг., который исследователи характеризуют как период введения репрессивного законодательства в отношении семьи, сексуальности и ответственности женщин и мужчин за сексуальные отношения и родительство42.

В 1936 г. выходит постановление "О запрете абортов, увеличении материальной помощи роженицам, установлении государственной помощи многосемейным, расширении сети родильных домов, детских яслей, детских садов, усилении уголовного наказания за неуплату алиментов и некоторых изменениях в законодательстве о разводе"43. Постановление содержало требование, что все беременности должны заканчиваться родами; а сам аборт объявлялся запрещенной медицинской услугой.

По мнению ряда отечественных и зарубежных исследователей, введение репрессивных мер в семейную политику было связано с необходимостью увеличения рождаемости (ибо ослабление семейных устоев, легализация разводов и абортов, неразвитость социальной инфраструктуры, вместе с насаждавшимся принудительным трудовым укладом индустриально развивающейся страны, способствовало значительному снижению рождаемости)44.

Однако, представляется, что помимо этого собственно "демографического" объяснения социальной политики советского государства, существует и другое - "стратегическое" объяснение. Советское государство стояло перед сложной задачей создания индустриальных рабочих из крестьян, ставших "новыми горожанами". Для этого их надо было убедить в приоритетности интересов государства перед интересами индивидов и их семей. Стратегическая задача изменения социальной политики была связана не только с установлением нового, коммунистического социального порядка, но и с установлением новой трудовой дисциплины в стремительно индустриализировавшемся обществе. Справедливость этого тезиса можно подтвердить высказыванием Г.М.Свердлова: "Советское государство оставляет за собой весьма значительную сферу прямого и активного вмешательства в семейные отношения. Оно отвергает взгляд на отношения между полами, как на отношения индивидуалистические, личные, нейтральные для общества и государства"45.

Необходимо сказать, что именно в 30-е гг. получила широкое распространение малая (нуклеарная) семья. Появление малой семьи - это своего рода "побочный" продукт сталинской индустриализации, связанный с характерной для индустриальных обществ тенденцией к индивидуализации частной жизни и масштабными миграциями. Постепенно менялся не только тип семьи и характер внутрисемейных отношений: в российской семье происходил отход от модели авторитарно-патриархатных отношений к более демократичным и равноправным, как между супругами, так и между родителями и детьми. Изменение отношения к ребенку/детям выражалось в изменениях в репродуктивном поведении супругов (репродуктивный период регулировался и сужался контрацептивными практиками, а количество детей снижалось до одного-двух), а главное, - в становлении семьи детоцентристского типа46.

Семейная политика Советского государства эволюционировала в сторону ужесточения законодательства по пути "принудительной стабилизации семьи". Так, июльский 1944 г. Указ Президиума Верховного Совета СССР "Об увеличении государственной помощи беременным женщинам, многодетным и одиноким матерям, усилении охраны материнства и детства, об установлении почетного звания "Мать-героиня" и учреждении Ордена "Материнская слава" и медали "Материнство"47 вновь менял статус и конфигурацию и семьи, и внутрисемейных отношений:

  • Указ придавал правовое значение только зарегистрированным бракам (при этом всем лицам, вступившим в фактические брачные отношения в период с 1926 г. по 1944 г., предписывалось зарегистрировать брак, в противном случае брак объявлялся не действительным);
  • Указ ужесточал процедуру развода:
    • было введено обязательное судебное разбирательство при разводе, с процедурой примирения в народном суде и решением дела по существу только в вышестоящей судебной инстанции;
    • брак расторгался только в случае признания судом необходимости его прекращения;
    • делам о разводе стала придаваться широкая огласка (публичное судопроизводство, с привлечением свидетелей, обязательная публикация в местной прессе объявлений о слушании дел о разводах);
  • Указ запрещал установление отцовства в отношении детей, рожденных вне брака.

Последняя из указанных норм фактически, после отмены имперских законов в 1917 г., вновь вводила понятие "незаконнорожденный", ибо дети, рожденные вне брака, не могли получить фамилию отца, даже если последний давал на это согласие. Ребенку присваивалась фамилия матери, а в свидетельстве о рождении (метрике) в графе "отец" - ставился прочерк. Как указывает исследователь семейного права М.В.Антокольская, "этот указ отбросил наше законодательство на столетие назад"48.

Таким образом, во время войны, и связанных с ней массовых миграций, вся ответственность за внебрачную близость ложилась на женщину и впоследствии на ее ребенка. Государство снимало ответственность за внебрачного ребенка с мужчин-отцов и перекладывало ее на женщин-матерей и частично на себя, обязавшись выплачивать ежемесячные пособия на каждого рожденного вне брака ребенка. Таким образом, государство решало вопрос воспроизводства населения в военные и послевоенные годы.

Эти изменения в законодательстве о семье выполняли одновременно две чрезвычайно важные и амбивалентные задачи в области семейной политики (стоит отметить, что с управленческой точки зрения, эти задачи были решены оптимально, с минимальными для государства ресурсными затратами):

Первая, практическая задача, была связана со стимулированием рождаемости в условиях войны и ликвидацией демографического перекоса полов (нехватки мужчин);

Вторая задача - идеологическая - была связана с потребностью стабилизации общества и постулированием (введением) семейных норм жизни малой семьи.

Последняя задача была предельно важна, ибо в условиях войны, массовых миграций, эвакуации, плена, оккупации, с одной стороны, происходил распад семей, и государство путем ограничения разводов стремилось ограничить индивидуальные свободы и индивидуальную мобильность своих граждан. С другой стороны, в военных и послевоенных условиях реальной нехватки мужчин нормой повседневной жизни становилась материнская семья, поэтому было необходимо ввести в повседневность понятие "нормальной" семьи - семьи, состоящей из отца, матери и ребенка/детей. Понятие нормы семьи задавалось через конструирование понятия неполная семья, через дискредитацию фактических браков и материнских семей, введение в повседневную практику понятия "незаконнорожденный".

Третий период в истории советской социальной политики в отношении семьи начался после 1953 г. и продлился до распада СССР в 1991 г. Этот период характеризуется постепенным "смягчением" практик государственного нормирования семейных и внутрисемейных отношений. Так, Указами Президиума Верховного Совета СССР в 1954 г. была снята сначала уголовная ответственность за подпольный аборт, а в 1955 г., был разрешен аборт по медицинским и социальным показаниям. Тогда же, в 1955 г. отпуск по уходу за ребенком был увеличен и составил 56 дней до и 56 дней после родов, был введен оплаченный больничный лист по уходу за заболевшим ребенком и т.д.

В таком виде законодательство о семье просуществовало вплоть до 1968 г., когда были приняты Основы законодательства о браке и семье Союза СССР и республик. В 1969 г. с опорой на эти Основы в РСФСР был принят республиканский Кодекс о браке и семье49. Принятое новое законодательство значительно упростило процедуру развода (через ЗАГС, в спорных случаях - через суд), узаконило аборт по личному выбору женщины, признало право установления отцовства, как в добровольном, так и в судебном порядке, подтвердило режим общей собственности для супругов, регулировало алиментные отношения.

В 80-х гг. были реализованы вполне "социал-демократические" меры в области социальной политики в отношении женщин-матерей: введены единовременные пособия на каждого ребенка, частично оплачиваемый отпуск по уходу за ребенком до одного года, ряд производственных льгот работающим матерям. В течение 80-х - начала 90-х гг. были введены следующие меры: увеличен оплачиваемый до- и после- родов отпуск до 70 дней (вместо 56); продлен до 1,5 лет частично оплачиваемый отпуск по уходу за ребенком ; введен отпуск по уходу за ребенком с 1,5 до 3 лет без содержания, но с сохранением рабочего стажа (дающего право на пенсию) и рабочего места, и ряд других протекционистских мер по защите и стимулированию материнства. Эти действия советского государства можно определить как реализацию варианта социал-демократической модели социальной политики50 с высоким уровнем занятости и низким уровнем бедности, универсальным правом всех граждан на государственное социальное обеспечение и протекционистскими мерами по защите интересов выделенных социальных групп (в данном случае - работающих матерей и несовершеннолетних детей).

Подводя итоги, укажем, что, начиная с середины 30-х гг., в нашей стране сложился особый подход к семье, который просуществовал вплоть до начала 90-х гг. Для этого подхода характерны следующие черты:

  1. семья понималась, как важнейший институт советского общества, поэтому она находилась под контролем государства и партии;
  2. материнство понималось как важная социальная и государственная функция женщин, поэтому государство поддерживало материнство и морально, и материально;
  3. государство брало на себя львиную долю ответственности за воспитание, образование, охрану здоровья детей;
  4. женщины-матери несли ответственность за семью и семейный быт;
  5. женщины-матери несли ответственность за детей: за их здоровье, учебу, успешную социализацию.

Е.Здравомыслова и А.Темкина концептуализировали специфику описанных выше семейно-брачных отношений в рамках советской гендерной системы как базовый гендерный контракт "работающей матери"51. В рамках этого гендерного контракта легализовалась "двойная" нагрузка на женщин-матерей, при этом государство предоставляло женщинам дополнительные "охранные" права, льготы и социальную инфраструктуру (оплаченные декретные отпуска, пособия на детей, разветвленная сеть доступных детских дошкольных и внешкольных учреждений и т.д.). Однако, качество услуг в предлагаемых государством социальных службах, так же как и уровень развития производства товаров повседневного спроса к 70-м гг. были низкими, плохо и мало соответствовали требованиям складывавшегося "общества массового потребления". Матери вынужденно прибегали к помощи бабушек, соседок. Как указывает И.Тартаковская, "легитимный гендерный контракт подразумевал и других участников, помимо женщины и государства"52. В советской семье, в силу недостаточности и низкой комфортности учреждений по дошкольному и внешкольному воспитанию детей, сложился очень значимый элемент легитимного гендерного контракта - институт бабушек. Как показывает исследование В.В.Семеновой, бабушки в советской семье выполняли не только роль воспитателей внуков, но и роли ретрансляторов семейной культуры и собственного культурного статуса53.

Легитимный гендерный контракт несмотря на официальную политику гендерного равенства порождал и воспроизводил "биологизаторский" подход к женской гендерной роли и никак не способствовал перераспределению гендерных ролей между супругами54. В советской семье, как и в доиндустриальной семье имперского периода, сохранялась гендерная асимметрия, но асимметрия не вполне традиционная, ибо главной и основной фигурой в советской семье стала - мать. Женщина-мать отвечала не только за рождение, воспитание, образование и здоровье детей, но и за быт и психологический климат семьи. Одновременно женщина-мать поддерживала семейное благополучие своей зарплатой, ибо в подавляющем большинстве семей зарплаты мужа не хватало для обеспечения всех семейных нужд55.

Сложился своеобразный треугольник, в центре которого были дети (ребенок)

Как видим, основным партнером женщины-матери становилось государство, а не муж и отец ребенка. Государство, в большинстве случаев, было более надежным партнером для матери, воспитывающей детей, чем отец этих детей. Дело в том, что семья в России на протяжении всего ХХ в., как и во всех модернизированных обществах, становилась детоцентристской и малодетной, что соответствует общемировой тенденции изменения репродуктивного и внутрисемейного поведения в индустриальных и постиндустриальных обществах56.

Модернизационные изменения в брачности и рождаемости происходили и происходят под влиянием развития и становления общества массового потребления, под влиянием развития контрацептивной промышленности, а главное, под влиянием процессов женской эмансипации и изменения представлений о гендерных ролях в семье и обществе, стремлении к эмоционально-интимной общности супругов. Эти модернизационные влияния на семью и внутрисемейные отношения ведут, с одной стороны, к неустойчивости браков, к снижению уровня брачности и уровня рождаемости. Как указывает Т.Журженко, "...современная семья постиндустриального общества - это предприятие с неопределенным исходом, предполагающее имманентный конфликт интересов и гибкое перераспределение гендерных ролей; институт, все еще обеспечивающий функцию биологического воспроизводства и социализации детей, и в то же время все более зависимый от степени удовлетворения эмоциональных и психологических потребностей ее членов"57.

С другой стороны, существует и обратная тенденция, которую У.Бек назвал "ростом привлекательности супружеской общности"58, когда в условиях глобальной и локальной социальной нестабильности, семья (не только гетеросексуальная) становиться желанным местом стабильности и привязанности в море "безбрежного индивидуализма". Такая ситуация способствует росту ценности семейной жизни в постиндустриальных обществах. Россия - не исключение. Семья в современной России эволюционирует в сторону разнообразия типов семьи, форм семейной жизни, форм внутрисемейных отношений.


  1. Существует множество классификационных схем семейной организации. В данной работе используются понятия: 1) малая или нуклеарная семья - супружеская пара, или пара с детьми (в основном, несовершеннолетние); 2) расширенная семья - состоит из супружеской пары с детьми и родственников, не находящихся друг с другом в брачных отношениях; 3) составная семья - две и более супружеские пары с детьми и без.
  2. Дармодехин С.В. Семья и государство// Мониторинг социально-экономического потенциала семей. №3. 2000. С. 2.
  3. Р.Зидер указывает, к примеру, что в семья цеховых ремесленников, в отличие от семей крестьян или рабочих, детей воспитывали не для домашнего хозяйства или собственного производства, а для жизни вообще, т.е., "социализация детей происходила не столько в интересах семьи, сколько <в интересах - М.Р.> сословия ремесленников и городского общества в целом". См.: Зидер Р. Социальная история семьи в Западной и Центральной Европе (конец XVIII - XX вв.). М., 1997. С.118.
  4. См., например,: Дармодехин С.В. Семья и государство// Мониторинг социально-экономического потенциала семей. №3. 2000. С. 2; Куприянова Е.И. О семейной политике в Российской Федерации - некоторые итоги реализации//Мониторинг социально-экономического потенциала семей. №1. 2002. С. 2, и др.
  5. Это чрезвычайно распространенное убеждение постоянно воспроизводится и транслируется не только исследователями семьи, но и политиками. Так, например, заместитель руководителя Департамента по делам детей, женщин и семьи Минтруда РФ Е.И.Куприянова утверждает, что "Семья является естественной и основной ячейкой общества, что подтверждено всем процессом развития человеческого сообщества". Цит. по: Куприянова Е.И. О семейной политике в Российской Федерации - некоторые итоги реализации//Мониторинг социально-экономического потенциала семей. №1. 2002. С. 2.
  6. Миронов Б.Н. Социальная история России (XVIII - начало XX вв.). В двух тт. СПб., 1999. Т1. С. 266.
  7. Домохозяйство - единая хозяйственно-экономическая, социальная и психологическая структура, основанная на родственных отношениях, и организованная вокруг одной семьи/семейной структуры.
  8. Миронов Б.Н. Там же. 221.
  9. В отечественной обществоведческой традиции для обозначения семейных и общественных укладов, основанных на легитимности власти старшего мужчины в роду (патриарха) принято называть патриархальными. Одновременно, "патриархальный" обозначает - старинный, верный обычаям, консервативный, и т.д. (См..: Современный словарь иностранных слов. СПб, 1994. С.450).
  10. Для разведения этих двух разных значений одного слова, а так же для усиления, подчеркивания факта существования патрархата как системы социальной организации и социальных отношений, в отечественных gender studies стали употреблять прилагательное "патриархатный". См., к примеру,: С.Жеребкин. Гендерная проблематика в философии// Введение в гендерные исследования. Ч.I: Учебное пособие/Под ред.И.А.Жеребкиной. Харьков, СПб., 2001. С.390; Хасбулатова О.А. Патриархатный тип государственной политики в отношении женщин// Словарь гендерных терминов. М.. 2002. С.171.
  11. Кроме того, употребление патриархатный вместо патриархальный, является категориальным указателем как на иные (феминистские) дискурсивные практики, так и на иные (феминистские) теории, ранее не использовавшиеся в отечественной науке. Поэтому употребление автором "патриархатный", а не "патриархальный", - осознанная авторская позиция.
  12. Детоцентризм современных семей - во многом следствие индустриализации и модернизации, в результате которых функция социализации детей перешла от широких социальных структур (род, община, цех, и т.д.) к семье, которая в свою очередь, становилась малой (нуклеарной). Ф.Арьес наглядно показал, как с конца XVII в. происходила институализация детства и организация семьи вокруг ребенка. См.: Арьес Ф. Ребенок и семейная жизнь при старом порядке. Екатеринбург, 1999.
  13. Миронов Б.Н. Социальная история России (XVIII - начало XX вв.). В двух тт. СПб., 1999. Т1. С.236.
  14. См., например: Дармодехин С.В. Семья и государство// Мониторинг социально-экономического потенциала семей. №3. 2000. С. 2; Смирнова Е.Р. Семья нетипичного ребенка: Социокультурные аспекты. Саратов., 1996. С. 9; Тартаковская И. Социология семьи пола. Самара, 1997. С.43-49, и др. авторы.
  15. Дармодехин С.В. Семья и государство// Мониторинг социально-экономического потенциала семей. №3. 2000. С. 3.
  16. См.: Чуйкина С. "Быт неотделим от политики": Официальные и неофициальные нормы половой морали в советском обществе 1930-1980-х годов// В поисках сексуальности: сборник статей /Под ред. Е.Здравомысловой и А.Темкиной. СПб., 2002. С.112.
  17. В имперский период в России существовали разные формы регистрации браков в зависимости от вероисповедания.
  18. Первой провозгласила юридическое равенство полов Новая Зеландия в1893 г., затем Австралия (1896г.), Дания (1915 г.), Россия (1917 г.), Австрия (1918 г.), Германия и Нидерланды в 1919 г., США и Исландия в 1920 г., и т.д. В 1944 г. - Франция, в 1945 г. - Италия, а в 1948 - Бельгия.
  19. Речь идет о широком спектре социальных гарантий и льгот, существовавших в СССР, как всеобщих (вне зависимости от пола), так и специфически женских. Укажу лишь на самые основные: гарантированный государством доступ к всеобщему среднему образованию, бесплатное высшее образование и гарантированное трудоустройство, помощь в получении квартиры, профессионального образования и роста, существование сети государственных, доступных всем дошкольных и школьных учреждений, дополненных системой внеклассного образования и развития школьников, не говоря уже о гарантированных и оплаченных больничных, отпусках по беременности, родам, и т.д.
  20. Миронов Б.Н. Социальная история России. Т1. С. 174.
  21. Б.Н. Миронов приводит следующие цифры: в 1841-1850 гг. - 770 разводов, а в 1905-1912 гг. - 19 296 разводов. См.: Миронов Б.Н. Социальная история России (XVIII - начало XX вв.). В двух тт. СПб., 1999. Т1. С. 176.
  22. Там же.
  23. См.: Антокольская М.В. Семейное право. М., 1999. С.74.
  24. Там же. С.76.
  25. Уровень развития контрацептивной отрасли фармакологии был таков, что аборт был единственным доступных и надежным, пусть и травматичным, способом контроля над фертильностью.
  26. Б.Н. Миронов указывает, что к началу ХХ в. и врачи, и криминалисты выступали за отмену уголовного наказания за аборт. Российское общество в целом склонялось к легализации абортов: "В 1910-е гг. только в Москве совершалось около 10 тыс. абортов в год. Менее 1% женщин, сделавших аборт, предстали перед судом, причем в 75% случаев они были оправданы. Эти факты говорят о том, что не только общество, но и правоохранительные органы стали снисходительно смотреть на аборты" (Миронов Б.Н. Социальная история России (XVIII - начало XX вв.). В двух тт. СПб., 1999. Т1. С. 181).
  27. Об этом же см.: Мерненко И. Конструирование понятия аборта: дискуссия от разрешения к запрету (СССР, 1920-1936 годы)// Гендерные исследования. № 3. 1999. С.10-154.
  28. Н.Б.Лебина указывает, что к началу ХХ в. "в рабочей среде на искусственный выкидыш уже встали смотреть как на нечто весьма обыденное и притом доступное. В рабочих семьях по рукам ходят адреса врачей и акушерок, делающих аборты без всяких формальностей, по определенной таксе, не очень высокой" (Лебина Н.Б. В отсутствие официальной проституции // Лебина Н. Б., Шкаровский М. В. Проституция в Петербурге (40-е гг. XIXв. - 40-е гг. XXв.). М., Прогресс-Академия, 1994. С. 185).
  29. Цит. по: Беседа с доцентом Российского государственного медицинского университета И.В.Силуяновой: http://www.r-komitet.narod.ru/zdravie/abort-Sil.htm - дата обращения - 20/07/03.
  30. Лебина Н.Б. В отсутствие официальной проституции // Лебина Н. Б., Шкаровский М. В. Проституция в Петербурге (40-е гг. XIXв. - 40-е гг. XXв.). М., Прогресс-Академия, 1994. С.189.
  31. Там же.
  32. См.: Коллонтай А. Положение женщин в эволюции хозяйства. Лекции, читанные в Университете имени Я.М.Свердлова. М., 1922.
  33. Феминистские идеи в российской образованной среде были не просто известны, но и популярны; они были усвоены большинством образованных людей начала ХХ века, наравне с другими демократическими и либеральными идеями.
  34. Коллонтай А.М. Положение женщин в эволюции хозяйства. Там же. С. 170-173.
  35. Имперские правовые нормы, защищавшие имущественные права замужних женщин дворянского и городского сословия в России были прогрессивнее гражданских законов стран Западной Европы, использовавших кодекс Наполеона. Однако, хотя женщина не имела личной свободы, она могла осуществлять свои права до тех пор, пока не вступала в конфликт с мужем. Женщина не имела паспорта, не могла без согласия мужа наниматься на работу, выезжать за пределы своего города, и т.д. Подробнее см.: Рабжаева М. Женская эмансипация как опыт конструирования гендера //Гендерные исследования. 2000. № 5. С. 172-189.
  36. См.: Чуйкина С. "Быт неотделим от политики"... Там же. С. 112.
  37. Принятию КЗоБСО предшествовало всенародное обсуждение проблемных вопросов брака и семьи в массовой периодической печати.
  38. См.: Социальное обеспечение РСФСР к десятой годовщине октября// Антология социальной работы. Т.1. М., 1994. С. 214-216.
  39. Там же.
  40. Изучению этого инцидента, судебного процесса и последующего "вала" публичной рефлексии и осуждения данного случая посвящено исследование Э.Наймана "Чубаровское дело: групповое изнасилование и утопическое желание"//Советское богатство: статьи о культуре, литературе и кино. СПб., 2002. Правда, Э.Найман видит в факте общественного резонанса по поводу данного инцидента ужас общества от зрелища "извращенной реализации пролетарского рая военного коммунизма" (С.76), ибо "изнасилование крестьянской женщины в пространстве города тесно сплоченной группой пролетариев было устрашающим повторением темы военного коммунизма..."(С.74). Представляется, что данные категории уже утратили эвристическую значимость для анализа социальной истории, а столь широкие обобщения и глобальные выводы мало способствуют пониманию ситуации, сложившейся как в советской России середины 20-х гг. в связи с либерализацией сексуального и семейного законодательства, так и в Ленинграде, ставшим в 20-е гг. (и только в те годы!) городом бандитов и насилия, "криминальной столицей Россию. См. об этом: Рабжаева М.В. Рецензия на книгу "Петроград на переломе эпох: город и его жители в годы революции и гражданской войны" // Отечественная история. №5, 2002 (в соавторстве с Семенковым В.Е.).
  41. Э.Найман приводит потрясающие факты о "мягкости" форм наказания за изнасилования в середине 20-х гг., когда "среднее наказание за изнасилование не превышало двух с половиной лет тюремного заключения; и 12 процентов всех изнасилований приводили к условному приговору". Цит. по: Э.Найман Чубаровское дело: групповое изнасилование и утопическое желание//Советское богатство: статьи о культуре, литературе и кино. СПб., 2002. С.77.
  42. См. об этом: Мерненко И. Конструирование понятия аборта: дискуссия от разрешения к запрету (СССР, 1920-1936 годы)// Гендерные исследования. № 3. 1999. С.151-165.
  43. Лебина Н.Б. В отсутствие официальной проституции // Лебина Н. Б., Шкаровский М. В. Проституция в Петербурге (40-е гг. XIXв. - 40-е гг. XXв.). М., Прогресс-Академия, 1994.
  44. Там же.
  45. Там же.
  46. См.: Чуйкина С. Там же. С.113.
  47. СЗ СССР. 1936. № 34. Ст. 309.
  48. Перечень исследователей, придерживающихся "демографической" составляющей данного аспекта социальной политики см. в работе Чуйкиной С. "Быт неотделим от политики"... Там же. С.113.
  49. См.: Свердлов Г.М. О предмете и системе социалистического семейного права// Советское государство и право.1941. № 1. С. 58.
  50. Петербургские социологи С.И. Голод и А.А. Клецин, анализируя становление и развитие типов моногамной семьи в России, указывают на 20-е гг., как время формирования семьи детоцентристского типа. См.: Голод С.И., Клецин А.А. Состояние и перспективы развития семьи. СПб., 1994. С.9.
  51. Ведомости Верховного Совета СССР. 1944. № 37.
  52. Антокольская М.В. Семейное право. М., 1999. С. 77.
  53. В течение 1969-1970-х гг. были разработаны и приняты семейные кодексы союзных республик.
  54. См.: Григорьева И.А. Социальная политика и социальное реформирование в России в 90-х гг. СПб., 1998. С.35-37; Журженко Т. Социальное воспроизводство и гендерная политика в Украине. Харьков, 2001. С. 86-87.
  55. Здравомыслова Е., Темкина А. Социальная конструкция гендера и гендерная система в России// Гендерное измерение социальной и политической активности в переходный период. Сб. ст. СПб., 1996. Вып. 4; Rotrich, Temkina A. The Fractured Working Mather and other New Gender Contracts in Contemporary Russia// Actia Sociologia. 1996.
  56. Тартаковская И. Социология семьи и пола. Самара, 1997. С. 54.
  57. Семенова В. В. Бабушки: семейные и социальные функции прародительского поколения // Судьбы людей: Россия ХХ век. Биографии семей как объект социологического исследования / Институт социологии РАН. М., 1996. С. 326-354.
  58. См. об этом: Журженко Т. Социальное воспроизводство и гендерная политика в Украине. Харьков, 2001. С. 92-93; Римашевская Н., Ванной Д., Малышева М. и др. Окно в русскую частную жизнь. Супружеские пары в 1996 году. М., 1999.
  59. Айвазова С. Гендерное равенство в контексте прав человека. М., 2001. С.49.
  60. Об этом см.: Семья в современном европейском обществе. М., 1996. С. 22-23, 65-72, 124-132, 174-178, 246-251.
  61. Журженко Т. Социальное воспроизводство и гендерная политика в Украине. Харьков, 2001. С. 145.
  62. Бек У. Общество риска. На пути к другому модерну. М., 2000. С. 171.